Лирика русских поэтов

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Любовью дорожить умейте

Лирика русских поэтов

 

 

 

 

 

 

 

 

Городня

2004

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Любовью дорожить умейте

Лирика русских поэтов

 

 

 

 

 

 

 

 

Городня

2004

 

 

Маргарита Алигер

               Живая любовь

Один мой друг женился в тридцать лет

на девушке восемнадцатилетней.

Пошли осуды, пересуды, сплетни:

и что он в ней нашёл, и ничего в ней нет.

На взгляд чужой, придирчивый и строгий,

она, и впрямь, была нехороша:

какой-то длиннорукий, длиннногий

утёнок гадкий, робкая душа.

Что он, мой друг, в ней для себя открыл,

за что её среди других заметил,

никто не знал.

                          Но он её любил.

Нет таинства таинственней на свете.

Зачем? За что? Поди определи!

Людской удел в любви неодинаков.

Тут что-то от цветения земли,

от роста трав, от созреванья злаков.

Иной росток, пожалуй бы, зачах,

когда б не дождик и не солнце в небе,

но вот он крепнет в солнечных лучах —

такой ему счастливый выпал жребий!

 

Той девушке пришлось бы, верно, жить

тусклее, холоднее, неприметней,

когда б её не вздумал полюбить

хороший парень тридцатилетний.

Он что-то в ней такое разглядел,

чего она б сама не разглядела.

Он на неё восторженно глядел,

она ему в награду хорошела.

Он доверял ей все свои дела,

он всем своим достатком с ней делился.

Она ему ребёнка родила,

и он ей в ноги низко поклонился.

 

Но ей порой казалось: это сон!

Не может быть! Она гораздо хуже.

Она его не стоит... Почему же

случилось так?

                           Но вмешивался он.

Ему хватало силы и ума,

любви и сердца и на этот случай.

Он верил ей,

                       и вот она сама

поверила в себя — и стала лучше.

Он был на страже всюду и везде,

его любовь стояла с нею рядом,

в рабочий полдень, в счастье и в беде

он помогал ей восхищённым взглядом.

Она высоко голову несла

под этим взглядом...

                                    Жизнь вперёд бежала.

И девушка, как деревце, росла,

окоренялась, крепла и мужала.

И, словно в благодарность за покой,

за то, что не солгал и не обидел,

она и стала к зрелости такой,

какой её он в юности увидел.

Дремавшая глубоко красота

вдруг развернулась пышно и богато,

и всем на свете вдруг открылась та,

которую он угадал когда-то...

И снова удивились все вокруг:

Что с ней случилось? Почему? Откуда?

Какое чудо!

                      Но молчал мой друг.

Упрямый труд и воля, что за чудо!

Он так хотел.

                        Не веря чудесам,

уверенно, решительно и властно

свою любовь он выпестовал сам,

и оказалось, что она прекрасна.

 

                      * * *

Я хочу быть твоею милой,

Я хочу быть твоею силой,

свежим ветром,

                            насущным хлебом,

над тобою летящим небом.

 

Если ты собьёшься с дороги,

брошусь тропкой тебе под ноги, —

без оглядки иди по ней.

Если ты устанешь от жажды,

я ручьём обернусь однажды, —

подойди, наклонись, испей.

 

Если ты отдохнуть захочешь

посредине кромешной ночи,

всё равно — в горах ли, в лесах ли, —

встану дымом над кровлей сакли,

вспыхну тёплым цветком огня,

чтобы ты увидал меня.

Всем, что любо тебе на свете,

обернуться готова я.

Подойди к окну на рассвете

и во всём угадай меня.

 

Это я, вступив в поединок

с целым войском сухих травинок,

встала лютиком у плетня,

чтобы ты пожалел меня.

 

Это я обернулась птицей,

переливчатою синицей,

и пою у истока дня,

чтобы ты услыхал меня.

 

Это я в оборотном свисте

соловья.

               Распустились листья,

в лепестках — роса.

                                    Это — я.

 

Это — я.

               Облака над садом...

Хорошо тебе?

                         Значит, рядом,

над тобою — любовь моя!

 

Я узнала тебя из многих,

нераздельны наши дороги,

понимаешь, мой человек?

Где б ты ни был, меня ты встретишь,

всё равно ты меня заметишь

и полюбишь меня навек.

 

         Перед зарёй

Ни с того ни с сего

ты сегодня приснился мне снова —

перед самой зарёй,

когда дрогнула мгла, —

и негромко сказал мне

хорошее, доброе слово,

и от звука его

я проснулась

и больше уснуть не могла.

 

Чтоб его не забыть,

я почти без движенья лежала.

Занимался рассвет,

в петушиные трубы трубя...

Вот и минула ночь!

А ведь я за неё возмужала.

До неё мне казалось,

что я разлюбила тебя.

 

                Тишина

В тот вечер жёлуди по крыше

постукивали, — щёлк да щёлк, —

и голос твой звучал всё тише

и наконец совсем умолк.

 

Ты молча сел со мною рядом,

ты молча руку в руку взял

и горьким взглядом, тихим взглядом

всю правду молча рассказал.

 

И я была душевно рада,

что тишине твоей в ответ

произносить слова не надо,

затем, что слов достойных нет.

 

                      * * *

Светлые, прозрачные глаза

твёрдости остывшего металла...

Не о вас ли много лет назад,

смолоду, я думала, мечтала?

Поздно мне пришлось вас повстречать,

да и посветили вы мне скупо...

Что же, мне об этом закричать?

Зарыдать?

                   Не стоит.

                                   Поздно.

                                                  Глупо.

 

                             * * *

Мне раньше казалось, что наша любовь —  это дом,

под маленьким небом поставленный нами с трудом.

Там сброшена ноша, озябшие руки согреты,

там милые вещи, уюта смешные приметы.

Прозрачное дерево тихо дрожит у порога,

и, может быть, тут и кончается наша дорога.

 

Потом я решила, что наша любовь —  это сад,

где ясные дни на коричневых ветках висят,

где каждый росток существует спокойно и мудро,

где круглые сутки — осеннее раннее утро.

А тихое небо, знакомое, наше, такое,

что, кажется, облачко можно поправить рукою.

И дождиком пахнет, и слушают ветер травинки,

из мхов и кустарников в мир вытекают тропинки.

 

Теперь я уверена: наша любовь — это путь,

чуть видная тропка и снова большая дорога,

ночёвки под звёдами, вздох, наполняющий грудь,

усталость и счастье — сладчайшая в мире тревога.

Нам служит пристанищем наша большая земля.

Взлетают рассветы... Сырые брезенты палаток...

В туманных долинах дымок кочевого жилья

и лёгких заплечных мешков дорогой беспорядок.

Пусть камни теснятся, пусть скачем и плачет вода.

Пусть ливни и громы и радуга, словно ворота.

Пусть наша любовь остаётся такой навсегда,

вперёд уводя неразгаданностью поворота.

 

              Весенний снег

Смеяться над тобой и плакать о тебе,

одно, одно на свете понимая,

что ты придёшь, кустарники ломая,

непобедимый ни в какой борьбе.

 

Не замечать тебя, когда ты рядом,

и слушать голос твой, как ветер или дождь.

Лишь изредка взглянуть коротким

                                                        взгядом

и задыхаться, только ты уйдёшь.

 

Как школьница за партой, за уроком,

робеть вопросов и желать до слёз,

чтоб кто-нибудь хотя бы ненароком

твоё родное имя произнёс.

 

Пронёсся август, клёны отгорели.

Уходит счастье — норов кочевой.

Моя любовь, она, как снег в апреле.

Не верь ему. Не будет ничего!

 

Но он, беспечный, всё-таки несётся,

он всё-таки влетает в города,

он всё-таки булыжников коснётся,

хотя бы миг не ведая стыда.

 

                  Девушка

Помни закат благодатного лета,

помни глаза его, доброго света,

ласковый голос...

                                 А вечер был долог,

падали звёзды, и пахли цветы,

в тусклый угластый зеркальный осколок,

в дом забегая, гляделась ты.

Видела только под бровью короткой

глаз разгоревшийся, прядку на лбу,

старую оспинку на подбородке,

верхнюю вздёрнутую губу.

 

И выбегала назад, хорошея

только от взгляда его, и опять

бусы плясали на тоненькой шее,

ты и сама начинала плясать.

И, оборвав неожиданно танец,

взглядом окидывала подруг,

и золотистый счастливый румянец

смуглые щёки окрашивал вдруг.

 

Вот разошлись, отгуляли.

                                               Упала

в тёплые травы ночная роса,

замерли где-то вдали голоса...

Всё ты металась и не засыпала.

То ли холщовые простыни тяжки,

то ли подушка твоя горяча?

Тонкое плечико белой рубашки

мягко соскальзывало с плеча.

 

Ночь шевелилась, кузнечики пели,

падала в комнату длинная тень,

шкаф шебуршил, половицы скрипели,

где-то над речкой затеплился день.

Он разгорался, и небо светлело,

сумрак ночной исчезал без следа.

Только одна, позабытая, тлела

тихая маленькая звезда.

 

Вот ты проснулась, привстала, вскочила,

вспомнила: радость какая-то ждёт,

шёпотом имя его повторила,

всем существом подаваясь вперёд.

 

Вышла из дома, не шла, а летала,

вся озарённая солнечным днём.

Петь или плакать?

                                  Тебе не хватало

песни хорошей о счастье твоём.

Бегала в лес, обнимала берёзку

и возвращалась речным бережком,

гладила юбку, меняла причёску,

чистила туфли зубным порошком.

Только дожить бы, дожить бы до встречи!

Только бы радости не расплескать!

Пламенный день начинал остывать,

приподнимался на цыпочки вечер.

И поднялся.

                      Погоди.

                                     Осторожно.

Где твоё счастье? Дымок голубой!

Разве такая обида возможна?

Разве такое случилось с тобой?

Разве сиянье твоё сберегу я?

Зубы сожми, потерпи, ничего!

Видела, как он глядел на другую

взглядом таким же, как ты на него?

Видела?

               Лампочки тусклы и скупы,

пыль под ногами...

                                   Держись!

                                                   Не гляди!

Сердце тяжёлое глухо и тупо

бьётся в пустой и холодной груди.

Вот оно что!

                       На тебя и ни разу

даже не глянул.

                             Неужто молчать?

Может быть, лучше рвануться и сразу

страшно о боли своей закричать?

Может быть, лучше просить о пощаде

всё, что окликнется, всё, что вокруг,

камни, окурки, траву и подруг,

губы кусая и в лица не глядя.

Нет!

        Оставайся такою, как прежде.

Стой, как берёзка на сильном ветру.

Вся устремляясь навстречу надежде,

новой заре улыбнись поутру.

Стой.

          Узнаю золотое начало...

Тонкие руки свои заломи,

сколько бы ветром тебя ни качало,

прямо держись и листвою шуми.

 

          Да и нет

Если б было мне теперь

восемнадцать лет,

я охотнее всего

отвечала б: нет!

 

Если б было мне теперь

года двадцать два,

я охотнее всего

отвечала б: да!

 

Но для прожитых годов,

пережитых лет

мало этих малых слов,

этих “да” и “нет”.

 

Мою душу рассказать

им не по плечу.

Не распрашивай меня,

если я молчу.

 

Джек Алтаузен

                  Девушке

Ты живёшь во мне, не остывая,

Ты сумела стать моей судьбой.

Гордая, высокая, простая,

Что мне делать? Как мне быть с тобой?

 

По ночам мне лёгкий стан твой снится,

Без тебя вокруг такая мгла.

По ошибке ты, моя синица,

Вместо моря сердце подожгла.

 

Я тебе моё бросаю слово,

Но в ответ не слышу ничего.

И печально прохожу я снова

В трёх шагах от счастья своего.

 

А. Н. Апухтин

                       * * *

Мне не жаль, что тобою я не был любим, —

       Я любви не достоин твоей!

Мне не жаль, что теперь я разлукой томим, —

       Я в разлуке люблю горячей;

 

Мне не жаль, что налил я и выпил я сам

       Унижения чашу до дна,

Что к проклятьям моим и к слезам, и к мольбам

       Оставалася ты холодна;

 

Мне не жаль, что огонь, закипевший в крови,

       Моё сердце сжигал и томил, —

Но мне жаль, что когда-то я жил без любви,

       Но мне жаль, что я мало любил!

 

Николай Николаевич Асеев (1889-1963)

                            ***

Что же — привык я к тебе, что ль?

Но ведь, привыкнув, не замечают.

Всё превращает любовь в боль,

если глаза равнодушно встречают.

 

А на тебя я и рассержусь,

не соглашаешься — разругаюсь,

только сейчас же на сердце грусть,

точно на собственное не полагаюсь;

 

точно мне нужно второе, твоё,

если моё заколотится шибко;

точно одно у них вместе жильё,

вместе и горечь, и вздох, и улыбка.

 

Нет, я к тебе не привык, не привык,

вижу и знаю, а — не привыкаю.

Может, действительно ты — мой двойник,

может, его я в стихи облекаю!

 

                 * * *

Нет,

     ты мне совсем не дорогая!

Милые

            такими не бывают...

Сердце от тоски оберегая,

зубы сжав,

                    их молча забывают.

Ты глядишь —

                      меня не понимая,

слушаешь —

                    не видя и не веря,

даже в этой дикой сини мая

видя жизнь

                   как смену киносерий.

Целый день лукавя и фальшивя,

грустные выдумывая шутки,

вдруг —

         взметнёшь ресницами большими,

вдруг —

         сведёшь в стыде и в страхе руки.

Если я такой тебя забуду,

если зубом прокушу я память —

никогда

             к сиреневому гуду

не идти сырыми мне тропами.

“Я люблю, когда темнеет рано!”—

скажешь ты

                    и станешь как сквозная,

и на мёртвой зелени экрана

только я тебя и распознаю.

И, веселье призраком пугая,

про тебя скажу,

                          смеясь с другими:

“Эта —

              мне совсем не дорогая!

Милые

            бывают не такими”.

 

Ата Атаджанов

                        * * *

Не спеши, моя нежная, погоди,

Дай ещё поглядеть на твоё лицо.

Дай мне розу к твоей приколоть груди.

Покажи мне глаза, пророни словцо,

Наглядеться мне дай на твоё лицо.

 

Подыми глаза — ежевики черней.

О, когда бы я мог не смотреть на них,

Озарённых звездой золотой твоей!

Не ловить этих отблесков золотых

На лице твоём, ярче цветов степных.

 

Только не уходи. Ещё рано. Когда б

Знала ты, как я гнал торопливый чёлн,

Пел про белый твой хлопок и твой Мургаб,

Так тянулся к тебе от каспийских волн!

Вот стою пред тобой, новых песен полн.

 

Дай мне гребнем коснуться косы твоей,

Ослепи меня блеском красы твоей,

Только не уходи. Я — живой ручей —

Пред тобой разольюсь: пить захочешь — пей.

 

Белла Ахатовна Ахмадулина (1937)

                   ***

Не уделяй мне много времени,

вопросов мне не задавай.

Глазами добрыми и верными

руки моей не задевай.

 

Не проходи весной по лужицам,

по следу следа моего.

Я знаю — снова не получится

из этой встречи ничего.

 

Ты думаешь, что я из гордости

хожу, с тобою не дружу?

Я не из гордости — из горести

так прямо голову держу.

 

Анна Ахматова

                      * * *

Сжала руки под тёмной вуалью...

“Отчего ты сегодня бледна?”

— Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

 

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот...

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

 

Задыхаясь, я крикнула: “Шутка

Всё, что было. Уйдёшь, я умру”.

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: “Не стой на ветру”.

 

                         * * *

Настоящую нежность не спутаешь

Ни с чем, и она тиха.

Ты напрасно бережно кутаешь

Мне плечи и грудь в меха.

 

И напрасно слова покорные

Говоришь о первой любви.

Как я знаю эти упорные,

Несытые взгляды твои!

 

Всеволод Багрицкий

                     * * *

Уходило солнце. От простора

У меня кружилась голова.

Это ты та девушка, которой

Я дарил любимые слова.

Облака летели — не достанешь,

Вот они на север отошли...

А кругом, куда пойдёшь иль взглянешь,

Только степь да синий дым вдали.

Средь прохлады воздуха степного

Лёгких ощутима глубина.

Ветер налетел... И снова, снова

Ясная вставала тишина, —

Это ночь. И к нам воспоминанья

Тёмные раздвинули пути...

Есть плохое слово “расставанье” —

От него не скрыться, не уйти.

 

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942)

                    ***

Она отдалась без упрёка,

Она целовала без слов.

— Как тёмное небо глубоко,

Как дышат края облаков!

 

Она не твердила: “Не надо”,

Обетов она не ждала.

— Как сладостно дышит прохлада,

Как тает вечерняя мгла!

 

Она не страшилась возмездья,

Она не боялась утрат.

— Как сказочно светят созвездья,

Как звёзды бессмертно горят!

 

Евгений Абрамович БАРАТЫНСКИЙ

                   РАЗЛУКА

Расстались мы; на миг очарованьем,

На краткий миг была мне жизнь моя;

Словам любви внимать не буду я,

Не буду я дышать любви дыханьем!

Я всё имел, лишился вдруг всего;

Лишь начал сон... Исчезло сновиденье!

Одно теперь унылое смущенье

Осталось мне от счастья моего.

 

А. Безыменский

          Послание

О всём, что чувствую и знаю,

Я рассказать тебе хочу.

Но почему же я вздыхаю?

Но почему же я молчу?

 

Во мне клокочут слов потоки,

А сходят с губ едва-едва

Полустихи, полунамёки,

Полунапев, полуслова.

 

... Когда увижусь я с тобою,

Тебе яснее слов любых

Расскажет всё

                         одно

                                  простое

Прикосновенье рук моих.

 

В. Г. Бенедиктов

                    Письма

Послания милой, блаженства уроки,

Прелестные буквы, волшебные строки,

Заветные письма! Я вами богат;

Всегда вас читаю, и снова читаю,

И млею, и таю, и слёзы глотаю,

И знаю насквозь, наизусть, наугад.

 

Любуюсь я слогом сих нежных посланий;

Не вижу тут жалких крючков препинаний;

В узлах запятых здесь не путаюсь я:

Грамматику сердца лишь вижу святую,

Люблю недомолвки, ошибки целую

И подпись бесценную: “Вечно твоя”...

 

От друга, от брата — бегу, как от пугал,

Куда-нибудь в сумрак, куда-нибудь в угол,

Читаю... те смотрят; я, дух затая,

Боюсь, что и мысль мою кто-нибудь слышит;

А тут мне вопросы: кто это к вам пишет?

“Так — старый знакомый. Пустое, друзья”...

 

Готфрид Бенн

                   * * *

Твоим ресницам шлю дремоту

И поцелуй твоим губам,

А ночь мою, мою заботу,

Мою мечту несу я сам.

 

В твоих чертах мои печали,

Любовь моя в твоих чертах,

И лишь со мною, как вначале,

Ночь, пустота, смертельный страх.

 

Слаба ты для такого гнёта.

Ты пропадёшь в моей судьбе.

Мне ночь для моего полёта,

А поцелуй и сон тебе.

 

Ольга Берггольц

                         * * *

Я сердце своё никогда не щадила:

ни в песне, ни в горе, ни в дружбе,

                                                ни в страсти...

Прости меня, милый. Что было — то было.

Мне горько.

И всё-таки всё это — счастье.

 

И то, что я страстно, горюче тоскую,

и то, что страшась неизбежной напасти,

на призрак, на малую тень негодую.

Мне страшно...

И всё-таки всё это — счастье.

 

О, пусть эти слёзы и это удушье,

пусть хлещут упрёки, как ветки в ненастье.

Страшней — всепрощенье. Страшней —

                                                         равнодушье.

Любовь не прощает. И всё это — счастье.

 

Я знаю теперь, что она убивает,

не ждёт состраданья, не делится властью.

Покуда прекрасна, покуда живая.

Покуда она не утеха, а — счастье.

 

Александр Блок

                  * * *

О доблестях, о подвигах, о славе

Я забывал на горестной земле,

Когда твое лицо в простой оправе

Передо мной сияло на столе.

 

Но час настал, и ты ушла из дому.

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Ты отдала свою судьбу другому,

И я забыл прекрасное лицо.

 

Летели дни, крутясь проклятым роем...

Вино и страсть терзали жизнь мою...

И вспомнил я тебя пред аналоем,

И звал тебя, как молодость свою...

 

Я звал тебя, но ты не оглянулась,

Я слезы лил, но ты не снизошла.

Ты в синий плащ печально завернулась,

В сырую ночь ты из дому ушла.

 

Не знаю, где приют своей гордыне

Ты, милая, ты, нежная, нашла...

Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,

В котором ты в сырую ночь ушла...

 

Уж не мечтать о нежности, о славе,

Всё миновалось, молодость прошла!

Твое лицо в его простой оправе

Своей рукой убрал я со стола.

 

                 * * *

Когда вы стоите на моём пути,

Такая живая, такая красивая,

Но такая измученная,

Говорите всё о печальном,

Думаете о смерти,

Никого не любите

И презираете свою красоту —

Что же? Разве я обижу вас?

 

О, нет! Ведь я не насильник,

Не обманщик и не гордец,

Хотя много знаю,

Слишком много думаю с детства

И слишком занят собой.

Ведь я — сочинитель,

Человек, называющий всё по имени,

Отнимающий аромат у живого цветка.

 

Сколько ни говорите о печальном,

Сколько ни размышляйте о концах и началах,

Всё же, я смею думать,

Что вам только пятнадцать лет.

И потому я хотел бы,

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо

Больше, чем рифмованные и нерифмованные

Речи о земле и о небе.

 

Право, я буду рад за вас,

Так как — только влюблённый

Имеет право на звание человека.

 

                  * * *

В эти желтые дни меж домами

Мы встречаемся только на миг.

Ты меня обжигаешь глазами

И скрываешься в темный тупик...

 

Но очей молчаливым пожаром

Ты недаром меня обдаёшь,

И склоняюсь я тайно недаром

Пред тобой, молчаливая ложь!

 

Ночи зимние бросят, быть может,

Нас в безумный и дьявольский бал,

И меня, наконец, уничтожит

Твой разящий, твой взор, твой кинжал!

 

                    * * *

Ты так светла, как снег невинный.

Ты так бела, как дальний храм.

Не верю этой ночи длинной

И безысходным вечерам.

 

Своей душе, давно усталой,

Я тоже верить не хочу.

Быть может, путник запоздалый,

В твой тихий терем постучу.

 

За те погибельные муки

Неверного сама простишь,

Изменнику протянешь руки,

Весной далёкой наградишь.

 

            * * *

Я не звал тебя — сама ты

    Подошла.

Каждый вечер — запах мяты,

Месяц узкий и щербатый,

    Тишь и мгла.

 

Словно месяц встал из далей,

    Ты пришла

В ткани легкой, без сандалий,

За плечами трепетали

    Два крыла.

 

На траве, едва примятой,

    Легкий след.

Свежий запах дикой мяты,

Неживой, голубоватый

    Ночи свет.

 

И живу с тобою рядом,

    Как во сне.

И живу под бледным взглядом

    Долгой ночи,

Словно месяц там, над садом,

    Смотрит в очи

    Тишине.

 

             * * *

Ты говоришь, что я дремлю,

Ты унизительно хохочешь.

И ты меня заставить хочешь

Сто раз произнести: люблю.

 

Твой южный голос томен. Стан

Напоминает стан газели,

А я пришел к тебе из стран,

Где вечный снег и вой метели.

 

Мне странен вальса легкий звон

И душный облак над тобою.

Ты для меня — прекрасный сон,

Сквозящий пылью снеговою...

 

И я боюсь тебя назвать

По имени. Зачем мне имя?

Дай мне тревожно созерцать

Очами жадными моими

 

Твой южный блеск, забытый мной,

Напоминающий напрасно

День улетевший, день прекрасный,

Убитый ночью снеговой.

 

                  * * *

Петербургские сумерки снежные.

Взгляд на улице, розы в дому...

Мысли — точно у девушки нежные,

А о чём — и сама не пойму.

 

Всё гляжусь в мое зеркало сонное...

(Он, должно быть, глядится в окно...)

Вон лицо моё — злое, влюблённое!

Ах, как мне надоело оно!

 

Запевания низкого голоса,

Снежно-белые руки мои,

Мои тонкие рыжие волосы, —

Как давно они стали ничьи!

 

Муж ушел. Свет такой безобразный...

Всё же кровь розовеет... на свет...

Посмотрю-ка, он там или нет?

Так и есть... ах, какой неотвязный!

 

                    * * *

Была ты всех ярче, верней и прелестней,

    Не кляни же меня, не кляни!

Мой поезд летит, как цыганская песня,

    Как те невозвратные дни...

 

Что было любимо — всё мимо, мимо,

    Впереди — неизвестность пути...

Благословенно, неизгладимо,

    Невозвратимо... прости!

 

                  * * *

Ты — как отзвук забытого гимна

В моей черной и дикой судьбе.

О, Кармен, мне печально и дивно,

Что приснился мне сон о тебе.

 

Вешний трепет, и лепет, и шелест,

Непробудные, дикие сны,

И твоя одичалая прелесть —

Как гитара, как бубен весны!

 

И проходишь ты в думах и грёзах,

Как царица блаженных времён,

С головой, утопающей в розах,

Погруженная в сказочный сон.

 

Спишь, змеею склубясь прихотливой,

Спишь в дурмане и видишь во сне

Даль морскую и берег счастливый,

И мечту, недоступную мне.

 

Видишь день беззакатный и жгучий

И любимый, родимый свой край,

Синий, синий, певучий, певучий,

Неподвижно-блаженный, как рай.

 

В том раю тишина бездыханна,

Только в куще сплетённых ветвей

Дивный голос твой, низкий и странный,

Славит бурю цыганских страстей.

 

                        * * *

Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь.

Так вот что так влекло сквозь бездну грустных лет,

Сквозь бездну дней пустых, чьё бремя не избудешь.

Вот почему я — твой поклонник и поэт!

 

Здесь — страшная печать отверженности женской

За прелесть дивную — постичь её нет сил.

Там — дикий сплав миров, где часть души вселенской

Рыдает, исходя гармонией светил.

 

Вот — мой восторг, мой страх в тот вечер в тёмном зале!

Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя!

Вот чьи глаза меня так странно провожали,

Ещё не угадав, не зная... не любя!

 

Сама себе закон — летишь, летишь ты мимо,

К созвездиям иным, не ведая орбит,

И этот мир тебе — лишь красный облак дыма,

Где что-то жжёт, поёт, тревожит и горит!

 

И в зареве его — твоя безумна младость...

Всё — музыка и свет: нет счастья, нет измен...

Мелодией одной звучат печаль и радость...

Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.

 

                           * * *

Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,

       Молодеет душа.

И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,

       Не дыша.

 

Снится — снова я мальчик, и снова любовник,

       И овраг, и бурьян,

И в бурьяне — колючий шиповник,

       И вечерний туман.

 

Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,

       Старый дом глянет в сердце моё,

Глянет небо опять, розовея от краю до краю,

       И окошко твоё.

 

Этот голос — он твой, и его непонятному звуку

       Жизнь и горе отдам,

Хоть во сне твою прежнюю милую руку

       Прижимая к губам.

 

Александр Александрович Бобров (1944)

                              ***

Я письма слал, под окнами слонялся,

Дарил цветы и в небесах парил.

Я не любил тебя — я преклонялся,

Я не любил тебя — боготворил.

 

Мальчишка глупый, думал: пусть остыну,

Но это чувство не повергну в грязь.

Я целовал тебя, но как святыню —

Не безрассудно — про себя молясь.

 

И страх обидеть, вечный страх подспудный

Лишал надежды и всего лишил.

Ты мне всегда казалась недоступной,

Я сам тебя такую сочинил.

 

И вот пока без устали и муки

Воздушные творил я корабли,

Нас развели с тобой чужие руки,

Уверенные губы развели.

 

Я тосковал, бросал слова на ветер,

Но понял вдруг — зови иль не зови, —

Нет неземной любви на белом свете,

А если нет, то, значит, — нет любви.

 

Виктор Фёдорович Боков (1914)

                  ***

... Твоя краса не с неба пала,

И не с икон сошёл твой лик,

И поцелуй у краснотала

Нанёс не ангел, а мужик.

 

Вот почему ты вся земная,

Вся тёплая, как печь в дому.

Вот почему тебя, родная,

Я над землёю подыму!

 

          * * *

Солнце нашей любви,

Не садись и не ведай заката!

Ты плыви, отражаясь

В озёрах, в колодцах, в ручьях.

Чтобы мы за тобою

Ходили влюблённо и свято

И купались в твоих

Животворных лучах.

 

Солнце нашей любви,

Ты горишь и сияешь,

Ты готово всю землю

Теплом обогреть.

Солнце нашей любви,

Ты и нас заставляешь

В две судьбы трепетать,

В две души пламенеть.

 

Так свети и веди нас

Полями, лесами,

Так не гасни во мгле

И ненастье забот!

Мы нашли тебя сами,

Зажгли тебя сами,

Отвели тебе наш

Голубой небосвод.

 

Валерий Брюсов

                     * * *

Итак, это — сон, моя маленькая,

Итак, это сон, моя милая,

Двоим нам приснившийся сон!

Полоска засветится аленькая,

И грёза вспорхнёт среброкрылая,

Чтоб кануть в дневной небосклон.

 

Но сладостны лики ласкательные,

В предутреннем свете дрожащие,

С улыбкой склонённые к нам,

И звёзды, колдуньи мечтательные,

В окно потаённо глядящие,

Приветствия шепчут мечтам.

 

Так где ж твои губы медлитетельные?

Дай сжать твои плечики детские!

Будь близко, ресницы смежив!

Пусть вспыхнут лучи ослепительные,

Пусть дымно растаю в их блеске я,

Но память о сне сохранив!

 

                  На заре

Бледнеет ночь. Свой труд окончив,

С улыбкой думаю о ней,

О той, чей детский взор уклончив,

Чей голос — дрожь весенних дней.

 

Всё это видел я когда-то,

И этот взор, и эту дрожь...

Но всё земное вечно свято,

И в жизни каждый миг хорош!

 

Я снова с радостным мученьем

Готов, как в годы первых встреч,

Следить покорно за движеньем

Её стыдливо робких плеч.

 

И всё, что мне казалось мёртвым

В моей душе, живёт опять,

И краскам выцветшим и стёртым

Дано гореть, дано блистать!

 

Склонясь к окну, о ней мечтаю —

Мечтами тысячи веков,

И, как врата к земному раю,

Горят завесы облаков.

 

                  * * *

О, когда бы я назвал своею

     хоть тень твою!

Но и тени твоей я не смею

     сказать: люблю.

 

Ты прошла недоступно небесной

     среди зеркал,

И твой образ над призрачной бездной

     на миг дрожал.

 

Он ушёл, как в пустую безбрежность,

    Во глубь стекла...

И опять для меня — безнадежность,

    Тоска и мгла!

 

                       * * *

Дождь! тебя благословлю!

Ты смочил её одежды:

Как под влажной тканью чётко

Рисовалось тело милой!

 

Ты была — как обнажённой,

И твои дрожали груди!

Кто ж согрел их поцелуем,

В час, как радуга сверкнула?

 

Иван Бунин

                        * * *

Снова сон, пленительный и сладкий,

Снится мне и радостью пьянит, —

Милый взор зовёт меня украдкой,

Ласковой улыбкою манит.

 

Знаю я — опять меня обманет

Этот сон при первом блеске дня,

Но пока печальный день настанет,

Улыбнись мне — обмани меня!

 

                    * * *

Мы рядом шли, но на меня

Уже взглянуть ты не решалась,

И в ветре мартовского дня

Пустая наша речь терялась.

 

Белели стужей облака

Сквозь сад, где падали капели,

Бледна была твоя щека,

И, как цветы, глаза синели.

 

Уже полураскрытых уст

Я избегал касаться взглядом,

Но был ещё блаженно пуст

Тот дивный мир, где шли мы рядом.

 

Сергей Васильев

       Пришла любовь

Умолкают вечерние птицы,

а в читальне, что окнами в сад,

как кленовые листья, страницы

на широких столах шелестят.

Опираясь на книжную полку,

вы стоите,

                    и вам невдомёк,

что любуется вами подолгу

молчаливый один паренёк.

Из читальни идёт он, как пьяный,

по аллее к себе на завод.

То вас с Ольгой сравнит,

                                               то с Татьяной,

то Джулеттой своей назовёт.

И проносит он образ ваш милый

в жарком сердце по вешним садам

и в мечтах, как Руслан за Людмилой,

всюду мчится по вашим следам.

То несут его тучи, то кони,

то орлы помогают в пути.

И от пламенной этой погони

вам едва ли удастся уйти.

 

Евгений Винокуров

                   * * *

Вот живу я, не верящий чуду,

и на сердце тревожная муть!..

Мчат года. Я тебя не забуду,

но прошу: ты меня позабудь.

 

И тебя обвинять я не буду,

у тебя же свой собственный путь!..

Мчат года. Я тебя не забуду,

но прошу: ты меня позабудь.

 

Страшно мне, что хотя б на минуту

загрустишь ты о прошлом чуть-чуть!..

Мчат года. Я тебя не забуду,

но прошу: ты меня позабудь.

 

                       * * *

Ты не плачь, не плачь, не плачь. Не надо!

Это только музыка! Не плачь.

Это всего-навсего соната.

Плачут же от бед, от неудач.

 

Сядем на скамейку.

                                  Синевато

Небо у ботинок под ледком.

Это всего-навсего соната —

Чёрный рупор в парке городском!

 

Каплет с крыши дровяного склада.

Развезло. Гуляет чёрный грач...

Это всего-навсего соната!

Я прошу: не плачь, не плачь, не плачь.

 

                        Она

Присядет есть, кусочек половиня,

Прикрикнет: “Ешь!” — Я сдался! Произвол!

Она гремит кастрюлями, богиня.

Читает книжку. Подметает пол.

Бредёт босая, в мой пиджак одета.

Она поёт на кухне поутру.

Любовь? Да нет! Откуда?! Вряд ли это!

А просто так:

                        уйдёт — и я умру.

 

    Комета

Я думал так:

я этого не стою —

но, как комета

через небосвод,

вдруг женщина,

пылая красотою,

когда-нибудь

сквозь жизнь мою

пройдёт...

 

           Беатриче

Говорили на рынке

средь яблок дородных и дичи,

на ночных маскарадах

и за стаканом вина,

что у мрачного Данте,

тоскующего по Беатриче,

есть простая, однако ж,

заботливая

жена,

та, что мясо варила

и пуговицы пришивала,

кружевные рубахи, кряхтя,

опускала в крахмал...

Странно думать, что Данте,

спагетти поев до отвала,

развалившийся в кресле дремал.

И стоял где-то образ

необычной девицы

в изголовье его,

далеко, далеко

в вышине...

Вот она восседает,

поводья держа,

в колеснице

выше нашего мира

и с богом самим наравне!..

Нет, не зря Беатриче

над ним своим нимбом сияла,

с неземною улыбкой своей

на прекрасном лице!

Но жена ему ноги

укутала в одеяло

и пошла потихоньку к себе

со свечой и в чепце...

 

Моя любимая стирала

Моя любимая стирала.

Ходили плечи у неё.

Худые руки простирала,

Сырое вешая бельё.

 

Искала крохотный обмылок,

А он был у неё в руках,

Как жалок был её затылок

В смешных и нежных завитках!

 

Моя любимая стирала.

Чтоб пеной лба не замарать,

Неловко, локтем, убирала

На лоб спустившуюся прядь.

 

То плечи опустив, родная,

Смотрела в забытьи в окно,

То пела тоненько, не зная,

Что я слежу за ней давно.

 

Заката древние красоты

Стояли в глубине окна.

От мыла, щёлока и соды

В досаде щурилась она.

 

Прекрасней нет на целом свете, —

Все города пройди подряд! —

Чем руки худенькие эти,

Чем этот грустный-грустный

                                                    взгляд.

 

Анна Юрьевна Гедымин (1961)

                 ***

Это мощней, чем цунами

Или по склонам — снега:

Ты подойдёшь — и меж нами

Вспыхнет электродуга.

 

Тихо, как свечку, задую

В сердце проросток огня...

... Если полюбишь другую —

Ты ей не мсти за меня...

 

Алексей Михайлович Гмырев

             Русалочка

Её личико бледно-печальное,

Хорошо, хорошо, как мальвб,

Как малиновок пенье хрустальное,

Как родных васильков синева.

Её бровки — два прутика лозные,

Частый гребень — ресниц красота.

Просинь век её — крылья стрекозные,

Две расцветших гвоздики — уста...

Её груди — две хрупкие лилии,

Плечи — мрамор, лесные снега.

Руки — лебедей вольных воскрылия,

Зелень глаз — заливные луга.

 

Глеб Горбовский

                 * * *

Все волосы твои по одному

переберу и все — перецелую...

Где та любовь, у печки, на дому?

Мою любовь, бродячую и злую,

коптят костры, тревожат комары

и согревает ночь своим дыханьем.

... Я возвращаюсь. Подношу дары.

Пусть это будет только колыханье

замёрзших губ и выцветших волос...

Но — на тебе кончается движенье

души моей... И солнечно в груди!

 

                   * * *

Ни утешать, ни бить тревогу

не собираюсь. Ты сильна.

Мне только хочется потрогать

твои хотя бы струны сна...

 

И чтобы ветер нас обоих

обнял и бросил в никуда!

... Взгляни на небо: над тобою

трагична каждая звезда.

 

Ян Грот

Полуоткрытое окно

Полуоткрытое окно

Ты для меня

Не отворяешь,

Не говоришь мне:

“Вот оно,

Всё то,

О чём ты так мечтаешь!”

И облаком волос своих

Меня окутать

Ты не хочешь.

В глазах,

Как солнце золотых,

Лучи не блещут мне

Средь ночи...

 

Жизнь стала бременем давно.

Полуоткрытое окно.

 

Николай Гумилёв

                  Сон

Застонал я от сна дурного

И проснулся, тяжко скорбя:

Снилось мне — ты любишь другого

И что он обидел тебя.

 

Я бежал от моей постели,

Как убийца от плахи своей,

И смотрел, как тускло блестели

Фонари глазами зверей.

 

Ах, наверно, таким бездомным

Не блуждал ни один человек

В эту ночь по улицам тёмным,

Как по руслам высохших рек.

 

Вот стою перед дверью твоею,

Не дано мне иного пути,

Хоть и знаю, что не посмею

Никогда в эту дверь войти.

 

Он обидел тебя, я знаю,

Хоть и было это лишь сном,

Но я всё-таки умираю

Пред твоим закрытым окном.

 

             Я и вы

Да, я знаю, я вам не пара,

Я пришёл из другой страны,

И мне нравится не гитара,

А дикарский напев зурны.

 

Не по залам и по салонам

Тёмным платьям и пиджакам —

Я читаю стихи драконам,

Водопадам и облакам.

 

Я люблю — как араб в пустыне

Припадает к воде и пьёт,

А не рыцарем на картине,

Что на звёзды смотрит и ждёт.

 

И умру я не на постели

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще...

 

                   * * *

Ты не могла иль не хотела

Мою почувствовать истому,

Твоё дурманящее тело

И сердце бережёшь другому...

 

И ты меня забудешь скоро,

И я не стану думать, вольный,

О милой девочке, с которой

Мне было нестерпимо больно.

 

                 Девочка

Временами, не справясь с тоскою

И не в силах смотреть и дышать,

Я, глаза закрывая рукою,

О тебе начинаю мечтать.

 

— Не о девушке тонкой и томной,

Как тебя увидали бы все,

А о девочке милой и скромной,

Наклонённой над книгой Мюссе.

 

День, когда ты узнала впервые,

Что есть Индия, чудо чудес,

Что есть тигры и пальмы святые, —

Для меня этот день не исчез.

 

Иногда ты смотрела на море,

А над морем вставала гроза,

И совсем настоящее горе

Застилало слезами глаза.

 

Почему по прибрежьям безмолвным

Не взноситься дворцам золотым,

Почему по светящимся волнам

Не приходит к тебе серафим?

 

И я знаю, что в детской постели

Не спалось вечерами тебе,

Сердце билось, и взоры блестели,

О большой ты мечтала судьбе.

 

Утонув с головой в одеяле,

Ты хотела быть солнца светлей,

Чтобы люди тебя называли

Счастьем, лучшей надеждой своей.

 

Этот мир не слукавил с тобою,

Ты внезапно прорезала тьму,

Ты явилась священной звездою,

Хоть не всем, только мне одному.

 

Но теперь ты не та, ты забыла

Всё, чем в детстве ты думала стать.

Где надежды? Весь мир — как могила...

Счастье где? Я не в силах дышать...

 

И, таинственный твой собеседник,

Вот, я душу мою отдаю

За твой маленький детский передник,

За разбитую куклу твою.

 

Денис Васильевич Давыдов (1784-1839)

                         ***

Я не ропщу. Я вознесён судьбою

Превыше всех! — Я счастлив! Я любим!

Приветливость даруется тобою

     Соперникам моим...

Но теплота души, но всё, что так люблю я,

     С тобой наедине...

Но девственность живого поцелуя...

     Не им, а мне!

 

ПОЭТИЧЕСКАЯ ЖЕНЩИНА

Чту она? — Порыв, смятенье,

И холодность, и восторг,

И отпор, и увлеченье,

Смех и слёзы, чёрт и бог,

Пыл полуденного лета,

Урагана красота,

Исступлённого поэта

Беспокойная мечта!

С нею дружба — упоенье...

Но спаси, создатель, с ней

От любовного сношенья

И таинственных связей!

Огненна, славолюбива,

Я ручаюсь, что она

Неотвязчива, ревнива,

Как законная жена!

 

                            ***

       Я вас люблю так, как любить вас дулжно:

Наперекор судьбы и сплетней городских,

       Наперекор, быть может, вас самих,

Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.

       Я вас люблю не оттого, что вы

Прекрасней всех, что стан ваш негой дышит,

Уста раскошествуют и взор Востоком пышет,

Что вы — поэзия от ног до головы!

       Я вас люблю без страха, опасенья...

Я мог бы вас любить глухим, лишённым зренья...

       Я вас люблю затем, что это — вы!..

 

Антон Антонович ДЕЛЬВИГ

              РОМАНС

Только узнал я тебя —

       И трепетом сладким впервые

             Сердце забилось во мне.

 

Сжала ты руку мою —

       И жизнь, и все радости жизни

             В жертву тебе я принёс.

 

Ты мне сказала “люблю” —

       И чистая радость слетела

             В мрачную душу мою.

 

Молча гляжу на тебя, —

       Нет слова все муки, всё счастье

             Выразить страсти моей.

 

Каждую светлую мысль,

       Высокое каждое чувство

             Ты зарождаешь в душе.

 

Андрей Дмитриевич Дементьев

             ДАР

Красота —

Неповторимый дар.

Подари мне

Добрый взгляд

На память.

Как идёт твоим глазам

Загар.

И к улыбке так идёт

Румянец.

 

Из метро

Ты поднялась

Наверх, —

Белая берёзка

Среди верб.

 

Подари мне

Свой счастливый смех.

Окажи мне

Княжескую милость:

Если можешь —

Обними при всех,

Убеди,

Что ты мне не приснилась.

 

                  * * *

Любовь во все века неповторима.

Хотя слова мы те же говорим.

Для женщины, что любит и любима,

Весь мир любви её неповторим.

 

Неповторимо ожиданье встречи.

В чужую ночь раскрытое окно.

И в той ночи неповторимы речи,

Что ни забыть, ни вспомнить не дано.

 

Неповторим и тот рассвет осенний,

Когда восходит сердце вместе с ним.

Неповторима боль её сомнений

И мир надежд её неповторим.

 

          ДВЕ ЖИЗНИ

Две жизни вместил

Тот единственный вечер.

Простясь, мы надеялись

Встретиться вновь.

Счастливой случайностью

Может быть встреча.

И лишь не бывает случайной

Любовь.

И не был случаен

Тот маленький повод

Тебе позвонить

В тот заснеженный день.

Замкнул наши души

Невидимый провод,

Невидимый ток

Двух влюблённых людей.

 

Случайной не может быть

Необходимость,

Когда невозможно

Минуты прожить

Без той, кого сердце

Назвало любимой,

Без той, кого надо ещё заслужить.

 

           ПЕРЕД ТОБОЮ

В тебе есть что-то неземное.

Ты не из нашей суеты,

И что случается со мною,

Когда ко мне приходишь ты?

 

В тебе есть что-то неземное.

Ты —

Словно ангел меж людьми.

И я души твоей не стою,

Не стою я твоей любви.

 

В тебе есть что-то неземное.

Возьми меня в свою страну.

Перед тобою и собою

Я искуплю свою вину.

 

ЗАКОЛДОВАННЫЙ КРУГ

Что делать...

Мы столько с тобой расставались!

У встреч и разлук

Заколдованный круг.

 

Как раненый город

Встаёт из развалин,

Так мы возрождались

С тобой из разлук.

 

И если куда-нибудь

Вновь улетаю,

Мне кажется —

Я возвращаюсь к тебе:

В тот город,

Где улицы снег заметает.

В тот город,

Где розы цветут в октябре.

 

Хотя ты навряд ли

Тот город увидишь,

И я в нём, наверно,

Единственный раз, —

 

Всё кажется мне —

Ты навстречу вдруг выйдешь

В условленном месте,

В условленный час.

 

          МИНУВШЕЕ

Томилось время...

Я всё ждал звонка.

Мне не терпелось говорить с тобою.

И вновь казалось — ты меня звала.

Но зов души вдруг отозвался болью.

 

Ты позвонила...

Ты была больна.

Твои слова растерянно звучали.

И в сердце мне ударила волна

Отчаянья, тревоги и печали.

 

Но я ничем помочь тебе не мог:

Ты из другого города звонила.

И я от горьких мыслей изнемог,

Как будто и меня болезнь свалила.

 

Я чувствовал, что нездорова ты

Разлукою...

Когда часы — как годы.

 

... Под самолётом вдруг из темноты,

Как фейерверк, — твой засветился город.

 

              ПРОЩАЙ

Ты моложе моих дочерей...

Потому мне так горько

И грустно,

Что в душе несмышлёной твоей

Просыпается первое чувство.

 

Ты моложе моих дочерей...

На влюблённость твою не отвечу.

Только утро

У жизни твоей,

А в моей

Уже близится вечер.

 

Не казни в себе эту печаль.

Без меня свои праздники празднуй.

Говорю тебе тихо:

“Прощай...”,

Не успев даже вымолвить:

“Здравствуй...”

 

          ТВОЙ ОБРАЗ

Не читай моих писем,

Не трави себе душу.

Ты сожги эти письма

И останься одна.

Одиночества я твоего не нарушу,

Не бросайся к звонкам

И не стой у окна.

 

Не впадай в искушенье —

Призови свою робость.

“Что случилось?” —

Ты спросишь себя вдалеке.

Я придумал тебя.

И поверил в твой образ.

И теперь расстаюсь с ним

В слезах и тоске.

 

           ***

Через столько лет

На той же улице

Мы нежданно

Встретились в толпе.

Ты успела

Чуточку нахмуриться.

Я успел

Подумать о тебе.

 

Ты успела

Быстро оглянуться.

“Боже мой...” —

Я прошептал вдали.

 

Может, надо было

Нам вернуться?

Но друг друга

Мы бы не нашли.

 

                   * * *

Я вижу — в море входишь ты.

В его прохладный ропот.

И столько робкой красоты

В твоих движеньях робких.

 

И я хочу, чтоб в этот миг

Сквозь суету и волны

Тебя волнением настиг

Восторг мой затаённый.

 

Чтоб ты душою унеслась

В моё воображенье.

Где надо всем одна лишь власть

Духовного сближенья.

 

Когда состарят нас года,

Разлуки, расстоянья, —

Ты будешь вечно молода

В моих воспоминаньях.

 

   А В СЕРДЦЕ МОЁМ

Сегодня

Я все твои письма

Порвал.

И сжёг...

И смотрел на них с болью.

И вспомнил,

Как эти листки целовал,

Прощаясь с твоею любовью.

 

Печально и трепетно

Письма твои

Давно отпылали в камине.

А в сердце моём

Уголёчек любви

Ещё освещал твоё имя.

 

     ВЕНЧАЛЬНЫЙ ГОРОД

Здравствуй, наш венчальный город!

Давний свет в твоём окне.

Я целую землю, по которой

Столько лет ты шла ко мне.

 

Как давно всё было это!

То ли жизнь, то ль день назад...

Тем же солнцем даль согрета.

Так же светел листопад.

 

Погрущу в пустынном сквере,

Посижу на той скамье,

На какой-то миг поверив,

Что ты вновь придёшь ко мне.

 

Ты придёшь и скажешь: — Здравствуй!

— Не забыла? — я спрошу

И сиреневые астры

На колени положу.

 

“Боже мой, какая прелесть!”

И на несколько минут,

От твоей улыбки греясь,

Астры ярче зацветут.

 

К сожаленью, день не вечен.

Мы весь день проговорим.

Словно жизнь свою той встречей

Незаметно повторим.

 

     ПЕСНЯ К СПЕКТАКЛЮ

Горьких глаз твоих колдовство,

Как болезнь из меня выходит.

Возле имени твоего

Чуда в сердце не происходит.

 

Я прошёл твою ворожбу

По своей, не по чьей-то воле.

Поменяли мою судьбу,

Как кассету в магнитофоне.

 

Доиграли мы до конца.

Перематывать — смысла нету.

Тихий свет твоего лица

Лёг печалью на ту кассету.

 

  НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

Твом слезам доверья нет во мне.

Твои слова в воспоминания уходят.

И только там они сейчас в цене,

Поскольку в сердце места не находят.

 

Твоим глазам во мне доверья нет.

Как дальше быть двум обречённым душам?

И сколько б нас ни ожидало лет, —

Я остаюсь наедине с минувшим.

 

   ВЫХОДА НЕТ

... Выхода нет,

Есть неизбежность.

Наша любовь —

Это наша вина.

Не находящая выхода

Нежность

На вымирание обречена.

 

Выхода нет.

Есть безнадежность

И бесконечность

Разомкнутых рук.

Мне подарил твою нежность

Художник,

Чтобы спасти меня

В годы разлук.

 

Видимо, ты опоздала родиться.

Или же я в ожиданье устал.

Мы —

Словно две одинокие птицы —

Встретились в небе,

Отбившись от стай.

 

Выхода нет.

Ты страдаешь и любишь.

Выхода нет.

Не могу не любить.

Я и живу-то ещё

Потому лишь,

Чтобы уходом

Тебя не убить.

 

                     * * *

Когда любовь навек уходит,

Будь на прощанье добрым с ней.

Ты от минувшего свободен,

Но не от памяти своей.

 

Прошу тебя,

Будь благороден.

Оставь и хитрость и враньё.

Когда любовь навек уходит,

Достойно проводи её.

 

Достоин будь былого счастья,

Признаний прошлых и обид.

Мы за былое в настоящем

Должны оплачивать кредит.

 

Так будь своей любви достоин,

Пришла или ушла она.

Для счастья

Все мы рувно стоим.

У горя —

Разная цена.

 

                СТРОФЫ

                         *

О, как порой природа опрометчива:

То подлеца талантом наградит,

То красотой поделится доверчиво

С тем,

За кого испытываешь стыд.

 

                        *

Мы порою живём так нелепо,

Будто вечность в запасе у нас.

Оглянитесь —

                          кончается лето,

Чей-то вечер навеки угас.

 

Берегите здоровье друг друга.

У Природы мы —

                                  малая часть.

Вы кому-то ответили грубо —

Чью-то жизнь сократили сейчас

 

                 *

Я тебя разбудил

Слишком поздним звонком.

Ты бежишь к моему голосу

Босиком.

И я чувствую,

Как ты сейчас горяча.

И я вижу —

Рубашка сползает с плеча.

 

             * * *

В нас любящие женщины

Порою

Находят добродетелей запас.

Мы в их глазах

То боги, то герои..

А их сердца —

Как пьедестал для нас.

 

Как будто мы и вправду так красивы

И так мудры.

Скорей, наоборот.

Но никакие доводы не в силах

Столкнуть нас

С незаслуженных высот,

Пока не сгонит разочарованье —

И всё в обычном свете предстаёт.

А бывший “бог”,

Улёгшись на диване,

Других высот

Уже не признаёт.

 

О, как же надо и любить и жить,

Чтоб пьедесталы не давали трещин,

Чтобы высуты в сердце заслужить

И быть достойным

Заблуждений женщин.

 

           НИ О ЧЁМ НЕ ЖАЛЕЙТЕ

Никогда ни о чём не жалейте вдогонку,

Если то, что случилось, нельзя изменить.

Как записку из прошлого, грусть свою скомкав,

С этим прошлым порвите непрочную нить.

 

Никогда не жалейте о том, что случилось.

Иль о том, что случиться не может уже.

Лишь бы озеро нашей души не мутилось

Да надежды, как птицы, парили в душе.

 

Не жалейте своей доброты и участья,

Если даже за всё вам — усмешка в ответ.

Кто-то в гении выбился, кто-то в начальство...

Не жалейте, что вам не досталось их бед.

 

Никогда, никогда ни о чём не жалейте.

Поздно начали вы или рано ушли.

Кто-то пусть гениально играет на флейте.

Но ведь песни берёт он из вашей души.

 

Никогда, никогда ни о чём не жалейте.

Ни потерянных дней, ни сгоревшей любви.

Пусть другой гениально играет на флейте.

Но ещё гениальнее слушали вы.

 

                * * *

Ничего у нас не выйдет.

Мы из разных стай.

Небо твой торопит вылет.

Улетай.

 

Мы простимся на рассвете.

Вот и все дела.

И смахнёт слезинку ветер

С твоего крыла.

 

Провожая взглядом стаю,

Отыщу тебя.

И печаль моя растает

В зорях сентября.

 

Но в холодном поднебесье,

Над землёй паря,

Провожу тебя я песней —

Светлой, как заря.

 

И быть может, песня эта

Облегчит твой путь.

И, вернувшись в чьё-то лето,

Ты взгрустнёшь чуть-чуть.

 

               * * *

Ты была в моей жизни?

А может, приснилась...

Или я всё придумал,

И ты — это миф.

И былое твоё —

Словно стёршийся снимок.

И былое моё —

Как забытый мотив.

 

Если вдруг мы с тобою

Увидимся где-то,

Я тебя не узнаю.

И ты не узнай.

Потому что давно

Отцвело наше лето

И забвенью оставило

Свой урожай.

 

                ОДИНОЧЕСТВО

Особенно тоскливы вечера,

Когда тв в доме у себя как пленница.

Сегодня так же пусто, как вчера.

И завтра вряд ли что-нибудь изменится.

 

И это одиночество твоё

Не временем бы мерить, а бессонницей.

То книги, то вязанье, то шитьё.

А жизнь пройдёт — и ничего не вспомнится.

 

И всё-таки однажды он придёт.

И сбудутся надежды и пророчества.

Твои он губы в темноте найдёт.

И шёпотом прогонит одиночество.

 

ОБИДУ НЕ ВЫЛЕЧИТ ЖАЛОСТЬ

Не смотрите мужчине в лицо,

Когда слёзы глаза застилают,

Видно в это мгновение он

Что-то очень родное теряет.

 

Может, женщина тихо ушла,

И о ней он так горестно плачет.

Только ею душа и жила

И не знает, как жить ей иначе.

 

Может, друг в чём-то предал его —

И на сердце лишь горечь осталась.

Не смотрите тогда на него,

Ведь обиду не вылечит жалость.

 

Или что-то случилось ещё —

Чтоб почувствовать, надо быть ближе.

Я б мужчине подставил плечо,

Если б знал, что его не обижу.

 

Владимир Державин

              Нежность

Я бродил одиноко

       В пустынном осеннем лесу,

Я валялся, как труп,

        У заросших травой придорожий

И последнюю нежность

         Тебе бережливо несу,

Как цветочную пыль

         В волосах, на губах и на коже.

Я осеннюю нежность

         Ревниво хранил для тебя,

Как последнюю влагу

         В забытом людьми водоёме.

И устал одичало бродить,

         Никого не любя,

По хрустальным лесам,

         Спотыкаясь в сухом буреломе.

Пусть с кудрей твоих льётся

         Густой золотой полумрак,

Мои губы горьки,

         А твои — горячи и певучи.

Вот уж небо лиловою медью горит,

         И в горах,

Как чудовище, с шумом ползут

         Допотопные тучи.

 

Евгений Долматовский

              Тебе легко...

Не собираюсь бить на жалость

И выглядеть смешным боюсь.

Тебе легко — ты уезжаешь,

Мне тяжело — я остаюсь.

 

Какая сумрачная сила

У этих онемевших губ.

Тебе легко — ты разлюбила,

Мне тяжело — я однолюб.

 

До нас кому какое дело,

У всех своих довольно дел.

Тебе легко — ты повзрослела,

Мне тяжело — я постарел.

 

Уже никто помочь не властен,

Спустилась ночь, как серый флаг.

Тебе легко — какое счастье!

Мне тяжело — какой пустяк...

 

      В сто раз сильней

Темнеет пепел нашего огня.

Судьба теперь у каждого иная.

Всё реже вспоминаешь ты меня,

А я тебя всё чаще вспоминаю.

 

Встречали раньше вместе мы восход,

А нынче зори наши одиноки:

Когда твоя за горизонт уйдёт,

Тогда моя забрезжит на востоке...

 

Тех, кто дружил с тобою и со мной,

Я ни винить, ни упрекать не буду;

Ты их теперь обходишь стороной,

А я стараюсь их увидеть всюду.

 

Пословица дошла до наших дней,

Она гласит — насильно мил не будешь.

Но я люблю тебя в сто раз сильней,

В сто раз сильней, чем ты меня не любишь.

 

   Осторожно — любовь!

Нету такого дорожного знака,

Путь для двоих не отмечен никак.

На основных направленьях, однако,

Я предлагаю ввести этот знак:

       Осторожно — любовь!

 

Чувство не сразу становится взрослым,

Может быть хрупким и тонким, как нить.

Старшие знают, что очень не просто,

Очень не просто любовь сохранить.

       Осторожно — любовь!

 

От любопытных, от грубого слова,

От равнодушного, от подлеца

И, по старинке, от глаза дурного

Оберегайте людские сердца.

       Осторожно — любовь!

 

                ***

Подозрения откинем,

И сомнения не в счёт.

Только нашим героиням

В личной жизни не везёт.

 

Иль не женская дорога

Привела к судьбе такой,

Или судят слишком строго

Грешный род они мужской.

 

Не один хороший парень,

Простодушен, неуклюж,

Грустной ложью был ошпарен:

— Дома ждёт весёлый муж.

 

А не ждал никто на свете,

Только плюшевый щенок.

Неродившиеся дети

Знают, как он одинок.

 

Нелегко им, героиням:

Мрамор чуть холодноват.

В бронзовой причёске — иней

И при этом — юный взгляд.

 

Пропустив весну свиданий,

Неожиданной зимой

Как с торжественных собраний

Им одним шагать домой?

 

Но не жди унылых жалоб:

Всей судьбою славя жизнь,

За сочувствие, пожалуй,

Так отбреют, что держись!

 

... Может, стал я главной частью

Невезенья твоего —

Трудно быть мечтой о счастье

С поседевшей головой.

 

Но люблю смотреть украдкой

Сквозь ночные мрак и тишь,

Как над Олиной кроваткой

Ты, задумавшись, стоишь.

 

Время грозно. Небо звёздно,

Наступил наш звёздный час.

Есть присловье: лучше поздно...

Это, кажется, про нас.

 

                   * * *

Пусть утверждение моё

Придётся не по вкусу людям,

Но это всё-таки враньё,

Что женщины поэтов любят.

А ледяная Натали,

А та, что позабыла Блока?

А те, что, не взглянув, прошли,

Сияя красотой жестокой?

Начну с вопроса, почему

Убил себя последний гений, —

И сочиненью моему

Грозит тоска перечислений.

О современниках боюсь

Упоминать...

Такие вещи

Смутят писательский союз

И Комитет советских женщин.

Как в юности, на склоне лет

Мне трудно говорить об этом.

Любовь — опаснейший предмет,

Проверка истинных поэтов.

 

Александр Дракохруст

        * * *

Дышать без тебя

Могу.

И жить без тебя

Могу.

И всё-таки

Я дышу,

Как рыба

На берегу.

И всё-таки

Я живу,

Как на баркасе

В шторм —

Сбивает меня

Волна

И барахлит

Мотор...

Я долго

Не продержусь,

Хоть ты говоришь:

— Держись!

В далёких

Твоих руках —

Дыханье моё

И жизнь.

 

        * * *

Не советовался

Ни с кем

И построил дом

На песке.

В этом доме

С тобой вдвоём

Вечность,

Кажется,

Мы живём.

Сколько молний

Из хмурых глаз

Попадало в него

Подчас!

..............................

Но стоит —

Ты смотри —

Стоит!

Видно, дан ему

Долгий срок...

А шептали:

             “Зыбун...

                           Песок...”

 

                      * * *

Ты —

           как дальневосточная погода:

то шторм,

                  то штиль,

                                   то громыханье гроз.

И ничего

                не изменили годы,

И не возможен

                          никакой прогноз.

Но сколько б ты порою

                                            ни грозила,

Согнав улыбку

                            с доброго лица, —

Хочу,

           чтоб у тебя хватило силы

Уже такой остаться.

                                    До конца.

 

Игорь Дружинин

                * * *

Хорошо, что это так бывает,

Когда видим с изумленьем мы,

Как живое чудо возникает

Среди нашей школьной кутерьмы.

 

Коротко подстриженная чёлка,

Брови соболиные вразлёт —

Вроде бы обычная девчонка

Коридором не спеша идёт.

 

Толстые учебники в портфеле,

В сумке для черчения планшет...

Отчего же сразу онемели

Мальчики у входа в кабинет?

 

Отчего так трепетно и жарко

Сердце начинает биться вдруг?

И урок по физике насмарку —

Мысли словно листья на ветру.

 

Но мальчишек упрекать не надо...

Даже поседевший педагог

Встретился с её лучистым

                                           взглядом —

И сердиться на ребят не мог.

 

Вспомнил он, что сам —

                                   такой же шалый —

Видел только профиль у окна:

Там задачки сложные решала

Самая красивая — Она!

 

Потому, душою молодея,

Долго он смотрел ребятам вслед,

В первый раз, наверное, жалея,

Что ему не восемнадцать лет...

 

Юлия Владимировна Друнина (1924-  )

                   * * *

Недостойно сражаться с тобою,

Так любимым когда-то —

Пойми!..

Я сдаюсь,

Отступаю без боя.

Мы должны оставаться людьми.

 

Пусть, доверив тебе свою душу,

Я попала в большую беду.

Кодекс чести

И здесь не нарушу —

Лишь себя упрекая,

Уйду...

 

        * * *

Любовь ушла,

Изранена двумя.

Её в объятья

Приняли другие...

И с той минуты

Мучает меня

По оскорблённой гостье

Ностальгия.

 

Любовью ностальгию

Не зови —

Пора нам стать

Добрее и мудрее.

Сам знаешь,

Что пожарища любви

Не освещают душу

И не греют...

 

                  * * *

Чтоб человек от стужи не застыл,

Не засосал его житейский омут,

Обязан он иметь надёжный тыл,

Где перевяжут, обогреют —

                                                дома.

 

Любовью оградят его от бед,

Что, словно мины, ставит нам эпоха.

 

А если этакого тыла нет,

Ему, как раненному

На нейтралке,

Плохо...

 

         СОЧЕТАНИЕ

Он застенчив и сдержан,

Ты болтлива, резва.

Он — хорошая музыка,

Ты — пустые слова.

Как случилось, что вроде

Мило смотритесь вместе?

Не словами — мелодией

Покоряет нас песня...

 

            * * *

Истосковалась я

По благородству —

Да, мушкетёры

Сделались не те...

И если честно —

Нелегко бороться

Мне на своей

Последней высоте.

 

Но всё же я

Не опускала руки,

Торжествовать

Не позволяя злу.

Враги мне только помогают —

Ругань

Всегда воспринимала

Как хвалу.

 

        Как объяснить?

Как объяснить слепому,

Слепому, как ночь, с рожденья,

Буйство весенних красок,

Радуги наважденье?

 

Как объяснить глухому,

С рожденья, как ночь, глухому,

Нежность виолончели

Или угрозу грома?

 

Как объяснить бедняге,

Рождённому с рыбьей кровью,

Тайну земного чуда,

Названного Любовью?

 

                       * * *

Не встречайтесь с первою любовью,

Пусть она останется такой —

Острым счастьем, или острой болью,

Или песней, смолкшей за рекой.

 

Не тянитесь к прошлому, не стоит —

Всё иным покажется сейчас...

Пусть навеки самое святое

Неизменным остаётся в нас.

 

             ***

Всё говорим:

“Бережём

Тех, кого любим,

Очень”.

И вдруг полоснём,

Как ножом,

По сердцу —

Так, между прочим.

Не в силах и объяснить,

Задумавшись над минувшим,

Зачем обрываем нить,

Которой связаны души.

Скажи, ах, скажи —

Зачем?..

Молчишь,

Опустив ресницы.

А я на твоём плече

Не скоро смогу забыться.

Не скоро растает снег,

И холодно будет долго...

 

Обязан быть человек

К тому, кого любит,

Добрым.

 

              * * *

Пахнет лето

Земляникой спелой —

Снова реки

Повернули вспять...

Снова сердце

К сердцу прикипело —

Только с кровью

Можно оторвать.

 

Пахнет лето

Земляникой спелой.

Скоро осень

Загрустит опять.

 

Может, это времечко

Приспело —

Уходить,

От сердца отрывать?

 

                        * * *

О нет, любовь не измеряют стажем,

Она не терпит директивных мер.

Любовь бывает мимолётной даже —

Ромео и Джульетта, например...

 

                           * * *

Стал холоден мой тёплый старый дом.

Как батарея, доброта остыла.

И губы произносят лишь с трудом

Привычное, простое слово “милый”.

 

Но невозможно жить без теплоты,

И я не очень чётко понимаю,

Как этот холод переносишь ты —

Неужто веришь возвращенью мая?

 

                * * *

Большой ребёнок ты,

Но я не кукла всё же —

Своей судьбой

Распоряжусь сама.

Никто на свете

Никому не должен —

Ведёт лишь компас

Сердца и ума.

 

Благодарю за счастье.

А за горе

Бессмысленно и глупо

Упрекать...

Боль взрослых

Убаюкивают годы,

Как малышей

Баюкает кровать.

 

                          * * *

Неужто для того рождались люди,

Чтоб мир порос забвения травой?..

Уже Четвёртой Мировой не будет —

Лишь не было бы Третьей Мировой!

 

ПИСЬМО ИЗ “ИМПЕРИИ ЗЛА”

Я живу, президент,

В пресловутой “империи зла” —

Так назвать вы изволили

Спасшую землю страну...

Наша юность пожаром,

Наша юность Голгофой была,

Ну, а вы, молодым,

Как прошли мировую войну?

 

Может быть, сквозь огонь

К нам конвои с оружьем вели? —

Мудрый Рузвельт пытался

Союзной державе помочь.

И, казалось, в Мурманске

Ваши храбрые корабли

Выходила встречать

Вся страна,

Погружённая в ночь.

 

Да, кромешная ночь

Нал Россией простерла крыла.

Умирал Ленинград,

И во тьме Шостакович гремел.

Я пишу, президент,

Из той самой “империи зла”,

Где истерзанных школьниц

Фашисты вели на расстрел.

 

Оседала война сединой

У детей на висках,

В материнских застывших глазах

Замерзала кристаллами слёз...

Может, вы, словно Кеннеди,

В американских войсках

Тоже собственной кровью

В победу свой сделали взнос?..

 

Я живу, президент,

В пресловутой “империи зла”...

Там, где чтут Достоевского,

Лорку с Уитменом чтут.

Горько мне, что Саманта

Так странно из жизни ушла,

Больно мне, что в Неваде

Мосты между душами рвут.

 

Ваши авианосцы

Освещает, бледнея, луна.

Между жизнью и смертью

Такая тончайшая нить...

Как прекрасна планета,

И как уязвима она!

Как землян умоляет

Её защитить, заслонить!

Я живу, президент,

В пресловутой “империи зла”...

 

Михаил Дудин

                          * * *

В моей беспокойной и трудной судьбе

Останешься ты навсегда.

Меня поезда привозили к тебе,

И я полюбил поезда.

 

Петляли дороги, и ветер трубил

В разливе сигнальных огней.

Я милую землю навек полюбил

За то, что ты ходишь по ней.

 

Была ты со мной в непроглядном дыму,

Надежда моя и броня.

Я, может, себя полюбил потому,

Что ты полюбила меня.

 

Евгений Евтушенко

                 * * *

Когда взошло твоё лицо

над жизнью скомканной моею,

вначале понял я лишь то,

как скудно всё, что я имею.

 

Но рощи, реки и моря

оно особо осветило

и в краски мира посвятило

непосвящённого меня.

 

Я так боюсь, я так боюсь

конца нежданного восхода,

конца открытий, слёз, восторга,

но с этим страхом я борюсь.

 

Я понимаю — этот страх

и есть любовь. Его лелею,

хотя лелеять не умею,

своей любви небрежный страж.

 

Я страхом этим взят в кольцо.

Мгновенья эти —  знаю — кратки,

и для меня исчезнут краски,

когда зайдёт твоё лицо...

 

Сергей Есенин

                     ***

Я спросил сегодня у менялы,

Что даёт за полтумана по рублю,

Как сказать мне для прекрасной Лалы

По-персидски нежное “люблю”?

 

Я спросил сегодня у менялы,

Легче ветра, тише Ванских струй,

Как назвать мне для прекрасной Лалы

Слово ласковое “поцелуй”?

 

И ещё спросил я у менялы,

В сердце робость глубже притая,

Как сказать мне для прекрасной Лалы,

Как сказать ей, что она “моя”?

 

И ответил мне меняла кратко:

О любви в словах не говорят,

О любви вздыхают лишь украдкой,

Да глаза, как яхонты, горят.

 

Поцелуй названий не имеет,

Поцелуй не надпись на гробах,

Красной розой поцелуи веют,

Лепестками тая на губах.

 

От любви не требуют поруки,

С нею знают радость и беду.

“Ты — моя” сказать лишь могут руки,

Что срывали чёрную чадру.

 

                           * * *

Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснилась ты мне навсегда.

 

С алым соком ягоды на коже,

Нежная, красивая, была

На закат ты розовый похожа

И, как снег, лучиста и светла.

 

Зёрна глаз твоих осыпались, завяли,

Имя тонкое растаяло, как звук.

Но остался в складках смятой шали

Запах мёда от невинных рук.

 

В тихий час, когда заря на крыше,

Как котёнок, моет лапкой рот,

Говор кроткий о тебе я слышу

Водяных поющих с ветром сот.

 

Пусть порой мне шепчет синий вечер,

Что была ты песня и мечта,

Всё ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи —

К светлой тайне приложил уста.

 

Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснилась ты мне навсегда.

 

                       * * *

... Иду я разросшимся садом,

Лицо задевает сирень.

Так мил моим вспыхнувшим взглядам

Состарившийся плетень.

Когда-то у той вон калитки

Мне было шестнадцать лет,

И девушка в белой накидке

Сказала мне ласково: “Нет!”

Далёкие милые были,

Тот образ во мне не угас...

Мы все в эти годы любили,

Но мало любили нас.

 

                    * * *

Руки милой — пара лебедей —

В золоте волос моих ныряют.

Все на этом свете из людей

Песнь любви поют и повторяют.

 

Пел и я когда-то далеко

И теперь пою про то же снова,

Потому и дышит глубоко

Нежностью пропитанное слово.

 

Если душу вылюбить до дна,

Сердце станет глыбой золотою.

Только тегеранская луна

Не согреет песни теплотою.

 

Я не знаю, как мне жизнь прожить:

Догорать ли в ласках милой Шаги

Иль под старость трепетно тужить

О прошедшей песенной отваге?

 

У всего своя походка есть:

Что приятно уху, что — для глаза.

Если перс слагает плохо песнь,

Значит, он вовек не из Шираза.

 

Про меня же и за эти песни

Говорите так среди людей:

Он бы пел нежнее и чудесней,

Да сгубила пара лебедей.

 

Александр Жаров

                     * * *

... Я не труслив. Я чуточку застенчив.

И не совсем легко признаться мне,

Что отвечал я на улыбки женщин

Покамест

Главным образом во сне.

 

А тут — походкой лёгкою встревожен,

Певучим голосом заворожён,

Я говорю, что наяву возможен

Единственный,

Неповторимый сон...

 

И смелости хватило б, и искусства.

Но как откроешь

Умнице такой

Волнующий секрет большого чувства,

Томящего то счастьем, то тоской?..

 

Мне самому-то не вполне понятен,

Рождённый ею, мир моих тревог.

Но хорошо, что, сердца не растратив,

До зрелых лет

Я юность уберёг.

 

А. М. Жемчужников

                         * * *

Странно! мы почти что незнакомы —

Слова два при встречах и поклон...

А ты знаешь ли? К тебе влекомый

Сердцем, полным сладостной истомы, —

Странно думать! — я в тебя влюблён!

 

Чем спасусь от этой я напасти?..

Так своей покорна ты судьбе,

Так в тебе над сердцем много власти...

Я ж, безумный, думать о тебе

Не могу без боли и без страсти...

 

Анатолий Жигулин

                    * * *

И пусть была лишь одурь пьяная,

Пусть вовсе не было любви —

Возникло тонкое и странное,

Что не изучено людьми.

 

Неощутимое, невнятное,

Неразличимое почти,

Как та звезда голубоватая,

Едва мелькнувшая в ночи.

 

Её как будто бы и не было,

Но, догоревшая дотла,

В холодном мраке, в чёрной небыли

Она ведь всё-таки была.

 

        Романс

Прощайте, милая,

Прощайте навсегда!

За вашу грусть

Прошу у Вас прощенья.

Пусть будет Вам

Навеки в утешенье

Над тихим лесом

Хрупкая звезда.

 

Пусть будет всё у Вас

Прекрасно и легко.

Пусть не тревожит

Ни печаль, ни смута.

Но пусть всегда —

Светло и далеко —

Останется прощальная минута.

 

И не жалейте вовсе обо мне.

Я не достоин Вашего участья.

Историей доказано вполне:

Поэты не приносят жёнам счастья.

 

Я тоже Вас забуду навсегда.

Но будет мне

Навеки откровеньем,

Таинственным

И трепетным виденьем

Над тихим лесом

Грустная звезда.

 

Николай Заболоцкий

           Признание

Зацелована, околдована,

С ветром в поле когда-то обвенчана,

Вся ты словно в оковы закована,

Драгоценная моя женщина!

 

Не весёлая, не печальная,

Словно с тёмного неба сошедшая,

Ты и песнь моя обручальная,

И звезда моя сумасшедшая.

 

Я склонюсь над твоими коленями,

Обниму их с неистовой силою,

И слезами и стихотвореньями

Обожгу тебя, горькую, милую.

 

Отвори мне лицо полуночное,

Дай войти в эти очи тяжёлые,

В эти чёрные брови восточные,

В эти руки твои полуголые.

 

Что прибавится — не убавится,

Что не сбудется — позабудется...

Отчего же ты плачешь, красавица?

Или это мне только чудится?

 

Наири Зарьян

                         * * *

Я хотел бы, чтоб имя твоё звёздой

Озарило новую песнь мою,

Чтоб весь мир грохотал, повторяя за мной,

Как тебя я люблю.

 

Но в безмолвье любовь я таить обречён,

Словно мною украденный клад.

Сохраню её зной, пока вечный сон

Не погасит взгляд.

 

И, сгорая, твой образ звёздных высот

Унесу навеки с собой.

Ведь страданья поэтов всегда народ

Мудрой поймёт душой.

 

                         * * *

По жёсткому закону бытия

Кремнистым нашим не сойтись дорогам.

К чему ж твой зов, к чему тоска моя

И столько силы отдано тревогам?

 

Живу я бурно, в звонкий рог трубя,

Мне радость блещет радугой сквозь тучи.

Зачем же, только назовут тебя,

Я хмурю брови облаком над кручей?

 

Люблю в весёлом дружеском кругу

Пересыпать живых острот каменья.

Зачем же при тебе я не могу

Преодолеть невольного смущенья?

 

Смеётся полдень юный, золотой

Вокруг меня, не ведая печали.

Зачем же ненасытною мечтой

Я рвусь к твоей недостижимой дали?

 

Даниил Заславский

                     * * *

Знаю, ты из породы русалок

И глаза твои зелены,

Может быть, потому и неярок

Тёплый свет безмятежной луны.

 

И тревожная дрожь кипарисов

Удивительно как хороша,

И поёт укрощённая бризом

И открытая счастью душа!

 

Борис Заходер

             * * *

Не бывает любви

Несчастной,

Может быть она

Горькой,

Трудной,

Безответной

И безрассудной,

Может быть

Смертельно опасной,

Но несчастной

Любовь

Не бывает,

Даже если она

Убивает.

Тот, кто этого не усвоит, —

И счастливой любви не стоит.

 

Вера Звягинцева

                   ***

Ни твоей, ни своей, ничьей —

Никакой не хочу иронии.

Прятать боль под броней речей?!

Не нуждаюсь в их обороне я.

 

Если боль — так пускай болит,

Если радость — пусть греет, радуя,

Не к лицу нам, боясь обид,

Жар души заменять прохладою.

 

Снег идёт — он и бел, как снег,

Небо синее — значит, синее.

Если смех — так не полусмех,

И никак уж не над святынею.

 

Я хочу прямой красоты,

Не лукавого обольщения,

Я хочу, чтоб заплакал ты

От восторга, от восхищения.

 

Как ни смейся, как ни язви —

Это дело для всех стороннее.

Людям нужен лишь свет любви,

А не злой холодок иронии.

 

Михаил Казаков

          Подарок

Твой день рожденья скоро —

Нет покоя,

И я в раздумье,

Чувства не тая:

Ну что мне подарить

Тебе такое,

Чтоб долго

Память берегла твоя?

Букет фиалок нежных?

Он завянет.

С твоей им не сравниться

Красотой.

Медвяное вино?

Его не станет,

Когда друзья

Усядутся за стол.

Какую-либо модную обнову?

Но время дерзко

Обойдётся с ней.

Из тёплой бронзы

Выковать подкову,

Прибить — на счастье! —

В комнате твоей?

Да только счастье —

Гость непостоянный,

Хотя стучится

В каждое окно...

Недолговечна мода

И обманны

Весенние фиалки

И вино.

Нет лишь над песней

Беспредельной власти

У времени.

И я мечту ношу

Подарок-песню

Написать о счастье,

И верю: песню эту

Напишу!

 

           Ветер

Ветру я завидовал,

Но не ревновал,

Что тебя у вяза

Он поцеловал.

Русые погладил

Волосы рукой,

Чтобы я навеки

Потерял покой.

Отошёл, смутившись,

Замер у плетня:

Видимо, заметил,

Озорник, меня.

 

Римма Казакова

                      * * *

Вот женщина, легко, не горбясь,

идёт и леденец грызёт.

Живот, округлый, словно глобус,

по гулким улицам несёт.

 

Ещё невнятен, не понятен

тот мир, прозрачный как стекло,

где каждое из белых пятен,

как зайчик солнечный, светло.

 

Но очертания всё резче,

покров прозрачный отнят, снят.

Толпятся страны, бьются речки,

и горы горизонт теснят.

 

И женщина ступает мягче,

всё осторожней, всё трудней.

И шар земной звенит, как мячик

и прогибается под ней.

 

                 * * *

В тихом,

спокойном домашнем тепле —

эти досадные

первые слёзы мои о тебе,

первые самые.

 

Не вытираю, покорна судьбе,

глупая, слабая, —

первая в жизни тоска по тебе,

первая самая.

 

Что я могу? —

                      в мирозданье, в толпе...

День дорисовываю

плачем глухим по тебе, по тебе

ночью бессонною.

 

Плачу,

             что чувству-ребёнку не лгу,

как богородица,

плачу,

             что жить без тебя не могу,

а ведь приходится.

 

А ведь придётся...

                                 И к этой тропе,

будто посредники —

первые слёзы мои о тебе,

первые слёзы мои о тебе...

Или — последние?..

 

                              * * *

Могла ли знать, что май в душе замесится

не в лад, наперекор календарю?

Прощай, январь! Ты был весенним месяцем,

и я тебя тебя по-майски отдарю.

И если хватит храбрости и нежности,

пусть зимний ветер колок, крут и груб,

снежинки будут пахнуть, как подснежники,

по-майски согревая мёрзлый грунт.

И я во всё по-юному уверую

и что-то невозвратное верну,

и, может быть, про эту зиму первую

скажу потом: “Ты помнишь? В ту весну...”

 

                  * * *

С того прекрасного мгновенья,

с того касанья губ губами,

воздушного, как дуновенье

ночного ветерка над нами,

твой путь с моим путём скрестился,

душа оттаяла, добрея,

и поцелуй не поместился

в двух жизнях, в тишине апреля,

и, нам свою являя милость,

неведомое откровенье,

божественно остановилось

и стало вечностью мгновенье.

 

                     * * *

В какой-то миг неуловимый,

неумолимый на года,

я поняла, что нелюбимой

уже не буду никогда.

 

Что были плети, были сети

не лучших лет календаря,

но доброта не зря на свете

и сострадание не зря.

 

И жизнь — не выставка, не сцена,

не бесполезность щедрых трат,

и если что и впрямь бесценно —

сердца, которые болят.

 

                          * * *

Ты — как погода в век космический:

подряд метёт, морозит, тает...

И, драматический, в космический

наш диалог перерастает.

От утра чистого до вечера —

единственное, что ценю я! —

не можешь уберечь доверчивого,

беспомощного поцелуя.

Взмолюсь заре, все вспомню полночи,

но, хоть бы криком я кричала,

когда беспомощность без помощи,

спасительные рвутся поручни

любви всесильного начала...

 

                        * * *

В том июне

                    окраинным жилмассивом

мы бродили —

                       как по Елисейским полям.

Был — не знаю каким.

                                       Знаю: очень красивым.

В том июне,

                      на пыльной окраине, там.

 

А сегодня

                  смотрю на тебя безотрадно я.

Шапка. Папка. На пальце кольцо.

О, какое лицо у тебя

                                     заурядное!

Заурядное очень лицо.

 

Юрий Каминский

                Двое

Вот она некрасива,

а уж он-то

                   совсем никудышный,

а глядят друг на друга

и друг другом

                          никак не надышатся.

Не слышны их слова,

но просты и естественны жесты,

некрасивые врозь,

как прекрасны они,

                                    когда вместе.

И казалось, что парк,

неухоженность лип и сирени

оживили, озвучили

ломкие звуки свирели.

Даже воздух

и тот был дыханьем влюблённых пронизан.

Всё казалось иным,

всё красивее было, чем в жизни.

На стареющий парк

знаки осени бегло ложатся,

отзвук снега

как будто в редеющих ветках

                                                    возник.

Они встали,

они начинают прощаться,

и мне страшно при мысли:

а как же мы будем без них!

 

Владимир Карпеко

                   ***

Мне говорят, что я напрасно

Связал судьбу с твоей судьбой,

Что, с беспокойною и страстной,

Не знать покоя мне с тобой.

Но мне не надобно покоя, —

Пути тревожные любя,

Мне лучше мучиться с тобою,

Чем быть спокойным без тебя.

 

Семён Кирсанов

                 * * *

Девочка из сверхуральских редкостей

в десятом классе учит

тригонометрию.

Счастливая тригонометрия

её рукою ежедневно трогается.

Напрасно я прошу:

— Читай меня, решай,

немедленно возьми себе в учебник!

Я буду очень верная тригонометрия.

 

               ***

Упрёк:

— Ты ни разу мне не сказал:

“Люблю тебя!”

— Верно.

Я не сказал.

А разве земля говорит:

“Я верчусь”?

Нет, она просто вертится,

не подкрепляя это словами

и голову нам не кружа.

Вертится так же точно, верно,

ежедневно и неустанно,

как я

люблю тебя.

 

             ***

С любовью не шутят...

Не шути,

ощути хоть чуть-чуть,

перед тем как усесться,

что пустячная шутка,

как ускоренная частица, пущенная в путь,

приблизясь к критической массе сердца,

разражается в хохот, и в грохот, и в кризис,

и в гогочущий атомный ад!

Думай —

жизнь не так велика,

её так легко разбомбить наобум.

Раз — и готово!

(Как и земной шар,

показавшийся таким неогромным

космонавту Титову.)

 

Это всё такое непрочное и небольшое.

Не шути

ни с Землёй, ни с душою.

К этим опасным кнопкам

нельзя прикасаться шутя.

 

             Вдруг

Вдруг

мне столько же лет,

как тебе:

 

ловок я и в езде на велосипеде,

и в игре, и в ходьбе,

и — везде.

 

Оставляя босые следы на песке

археологам и векам,

мы бежим на прилив.

Вплавь бросаемся в Океан.

Переплыть мы решили Пролив.

С нами рядом плывёт вертикально

морской вопросительный знак

или шахматный конь,

на котором ты прибыла в мир.

Ты, в одежде одних пузырьков и волос,

узким телом идёшь в глубину.

Я, надев акваланг,

поражаю акул —

и к тебе, к разноцветному дну.

О, как ново иметь

столько же лет, как тебе.

 

Мы тут наедине,

подводная любовь

среди кораллов и неясных глыб.

Ныряем вновь!

Плывём среди медуз, и рыб,

и игл, и звёд!

И розовые руки в глубине,

как водоросли,

тянутся ко мне.

 

Вдруг

мне столько же лет,

как тебе.

 

                 * * *

Я всю ночь

                    писал письмо,

всё

      сказал

                   в письме.

Не писать его

                          не смог,

а послать —

                       не смел.

Я писал письмо

                             всю ночь,

в строки

                всматривался,

только

             нет на свете

                                   почт

для такого адреса.

 

Дмитрий Михайлович Ковалёв (1916-1977)

               КРАСОТА

Как лебеди, дики твои колени.

Тоскуют весны ранние по ним.

Приснилось,

что ханжи пооколели —

и стало меньше хоть грехом одним.

И стала юность чище и моложе.

И зрелость — добротою ближе ей.

Наедине,

опаслива до дрожи,

ты жмуришься

от наготы своей,

такая зябкая,

как будто ветви сада

росой осыпали,

хоть голову втяни.

Двух земляничин робкая прохлада

краснеет и хоронится в тени...

Но если бы рассвет

твои опаски

и глаз твоих пугливых

высоту

увидеть мог —

он погасил бы краски,

чтоб не спугнуть

такую

красоту.

 

Гийом Кольте

                    * * *

Вы брали прелести во всех углах вселенной,

Природа и Олимп рассщедрились для вас.

У солнца взяли вы свет ваших чудных глаз,

У розы вами взят румянец щёк бесценный.

 

Алексей Кольцов

Последний поцелуй

Обойми, поцелуй,

Приголубь, приласкай

Ещё раз, поскорей,

Поцелуй горячей.

Пусть пылает лицо,

Как поутру заря,

Пусть сият любовь

На устах у тебя;

Как мне мило теперь

Любоваться тобой!

Как весна — хороша

Ты, невеста моя!

Обойми ж, поцелуй,

Приголубь, приласкай,

Ещё раз — поскорей,

Поцелуй горячей!

 

Виктор Вениаминович Коротаев (1939)

                  * * *

Вот и осыпается малина,

А давно ли, кажется, цвела.

Что-то ты, соседка Катерина,

Никуда не ходишь из села?

Или больно оводы лютуют,

Иль не отпускает дальше мать,

Иль себя, такую налитую,

Ты сама боишься расплескать...

Полно, Катерина Вячеславовна,

Там тебе по грудь любой кусток.

Да уж при опасности-то явной

Я уж поддержу за локоток.

Молодою, что ли, не бывала

И понять твоя не хочет мать,

Что малину возле перевала

Надо тоже вовремя сбирать.

Так мелькают,

Так мелькают числа!..

Пахнет лето знойно и остро.

Ой, гляди, чтоб, девка, не прокисло

Налитое медвенью добро.

Тут подать рукою до овина...

Соберись скорее, соберись!

Может, нас

Хоть спелая малина

Натолкнёт на правильную мысль...

 

Владимир Котов

                * * *

Мы с тобою не заметили

в тот момент неловких фраз.

Мы с тобою в жизни встретились

в лучший день и в лучший час.

Слава нам, не только случаю!..

Счастьем вдруг опалены,

самым лучшим,

самой лучшею

друг для друга стали мы.

Жизнь свои имеет скорости,

и зачем теперь хитрить —

в буднях, в горести иль в гордости

по-другому говорить?

Слава нам, не только случаю!

Жизнь — работа, песня, бой!

Сохранить всё наше лучшее

мы обязаны с тобой.

Если что, пусть не заметим мы

и сейчас неловких фраз,

мы с тобою в жизни встретились

в лучший день

и в лучший час.

 

Нина Петровна Краснова (1950)

                          ***

Нас вела тропинка меж коряг и кочек.

Трудно становилось чувства нам скрывать.

Ты сорвал и бросил по пути цветочек.

Ну зачем же было зря его срывать?

 

Я, смеясь, сказала: “Ты беду приносишь”.

Я, смеясь, сказала: “Вот ведь ты какой.

Увидал цветочек — и сорвёшь и бросишь”.

Ты, смеясь, ответил: “Правда, я такой”.

 

Михаил Кузмин

                    * * *

Сегодня праздник:

все кусты в цвету,

поспела смородина,

и лотос плавает в пруду, как улей!

Хочешь,

побежим вперегонку

по дорожке, обсаженной жёлтыми розами,

к озеру, где плавают золотые рыбки?

Хочешь,

пойдём в беседку,

нам дадут сладких напитков,

пирожков и орехов,

мальчик будет махать опахалом,

а мы будем смотреть

на далёкие огороды с кукурузой?

Хочешь,

я спою греческую песню под арфу,

только уговор:

не засыпать

и по окончании похвалить певца и музыканта?

Хочешь,

я станцую “осу”

одна на зелёной лужайке

для тебя одного?

Хочешь,

я угощу тебя смородиной, не беря руками,

и ты возьмёшь губами из губ

красные ягоды

и вместе

поцелуи?

Хочешь, хочешь,

будем считать звёзды,

и кто спутается, будет наказан?

Сегодня праздник,

весь сад в цвету,

приди, мой ненаглядный,

и праздник сделай праздником и для меня!

 

                  * * *

Разве неправда,

что жемчужина в уксусе тает,

что вербена освежает воздух,

что нежно голубей воркованье?

 

Разве неправда,

что я — первая в Александрии

по роскоши дорогих уборов,

по ценности белых коней и серебряной сбруи,

по длине чёрных кос хитросплетённых?

что никто не умеет

подвести глаза меня искусней

и каждый палец напитать

отдельным ароматом?

 

Разве неправда,

что с тех пор, как я тебя увидала,

ничего я больше не вижу,

ничего я больше не слышу,

ничего я больше не желаю,

как видеть твои глаза,

серые под густыми бровями,

и слышать твой голос?

 

Разве неправда,

что я сама дала тебе айву, откусивши,

посылала опытных наперстниц,

платила твои долги до того,

что продала именье

и все уборы

отдала за любовные напитки?

и разве неправда,

что всё это было напрасно?

 

Но пусть правда,

что жемчужина в уксусе тает,

что вербена освежает воздух,

что нежно голубей воркованье —

будет правдой,

будет правдой

и то

что ты меня полюбишь!

 

                       * * *

Когда я тебя в первый раз встретил,

не помнит бедная память:

утром ли было, днём ли,

вечером, или поздней ночью.

Только помню бледноватые щёки,

серые глаза под тёмными бровями

и синий ворот у смуглой шеи,

и кажется мне, что я видел это в раннем детстве,

хотя и старше тебя я многим.

 

Валентин Кузнецов

             * * *

Я с Вами рядом,

Даже и тогда,

Когда почти уже не существую.

И след мой обесцвечен, как вода

Подлёдная, бегущая вслепую.

Я с Вами рядом,

Если Вы с другим,

Не помня обо мне

Возвышенно идёте.

И беззащитно оставаясь с ним,

Вы руку целовать ему даёте.

Я буду рядом, если и умру.

Как в прорубь с головой

Из этой жизни сгину,

Как лист осенний на сыром ветру,

Надломленный наполовину.

Вы мне, как храм, на боли и крови,

Что над землёй вознёсся, лучезарен.

Вы мне дарили

Только тень любви,

Но и за это я Вам

Благодарен.

 

Юрий Поликарпович Кузнецов (1941)

             СПЯЩАЯ

В тени лежала ты нагая,

И там, где грудь раздвоена,

Порхала бабочка, мигая,

И села на верхушку сна.

 

О, как она затрепетала,

Когда, склонившись, снял её!..

— Отдай! — во сне ты прошептала. —

Ты взял чужое, не своё.

 

           Октябрь

Проступают на солнце

Неизбежные пятна,

Просыпаешься ночью

Под рябою луной.

Всё до точки знакомо,

До развязки понятно:

Не нужны обещанья —

Проходи стороной.

Жёлтый диск на закате,

Жёлтый лист на ладони,

Подступают всё ближе

В октябре холода.

Разлетаются искры,

Разбредаются кони,

Разлучаются люди

Навсегда-навсегда.

Вон стога у дороги

Горбят белые спины,

Расплылась в снегопаде

И пропала звезда.

Не любить тебе больше,

Не родить тебе сына,

Не стоять на перроне —

Не встречать поезда.

А быть может, осилим —

Велика ли обида?

Мы-то знаем: не просто

Пережить холода.

Пусть любая погода

И любая планида,

Может, всё-таки вместе

Навсегда-навсегда?

 

                          * * *

Я в жизни только раз сказал люблю,

Сломив гордыню тёмную свою.

Молчи, молчи... я повторяю снова

Тебе одной неведомое слово:

Люблю, люблю!.. Моя душа так рада

На этом свете снова видеть свет,

Ей так легко, ей ничего не надо,

Ей всё равно — ты любишь или нет.

 

Михаил Юрьевич Лермонтов

                        * * *

Нет, не тебя так пылко я люблю.

Не для меня красы твоей блистанье:

Люблю в тебе я прошлое страданье

И молодость погибшую мою.

 

Когда порой я на тебя смотрю,

В твои глаза вникая долгим взором:

Таинственным я занят разговором,

Но не с тобой я сердцем говорю.

 

Я говорю с подругой юных дней;

В твоих чертах ищу черты другие;

В устах живых уста давно немые,

В глазах огонь угаснувших очей.

 

Владимир Луговской

                      * * *

Поманила пальцем.

                                    Убежала.

Сны окончились.

                                 Кругом — темно.

Горечь расставанья, боль и жалость

Хлынули в раскрытое окно.

 

Хлынул шум дождей непобедимый,

Сентября коричневый настой,

Понесло холодным кислым дымом,

Городской дрожащей темнотой.

 

С кем ходила ты,

                               кого жалела,

В сон чужой ты почему вошла,

Ласковое тоненькое тело

Ты кому спокойно отдала?

 

Что о жизни нашей рассказала,

Голову прижав к чужой груди?

Голосами девяти вокзалов

Почему сказала мне —

                                        “Уйди!”

 

Игорь Иванович Ляпин (1941)

                    ***

Нет, эта женщина божественна.

Её походка так легка,

Глаза так трепетны, так женственна

Её несмелая рука.

 

И, этой жизни переменчивой

Знаток, конечно, небольшой,

Она живёт с такой доверчивой,

С такой ранимою душой.

 

Глядит то грустно, то улыбчивей,

То как в предчувствии грозы.

И вряд ли что-то есть отзывчивей

Её улыбки и слезы.

 

Движенье, голос, взгляд, дыхание —

Всё чуткость, всё полутона.

И жизнь была как ожидание,

Пока не встретилась она.

 

Маро Маркарян

                    * * *

От своих тревог и тайной боли

Ты не уделил мне ничего,

Не доверил и малейшей доли

Скрытого страданья своего.

Краткими отделался словами,

Холодно-учтив был в этот день,

И легла навеки между нами

Отчужденья тягостная тень.

Я не домогаюсь, не неволю,

Но грущу, что жизнь моя пройдёт

Непричастна и к малейшей доле

Мук твоих, печалей и забот.

 

Леонид Мартынов

             * * *

Он залатан,

Мой косматый парус,

Но исправно служит кораблю.

Я тебя люблю,

При чём тут старость,

Если я тебя люблю!

 

Может быть,

Обоим и осталось

В самом деле только это нам, —

Я тебя люблю, чтоб волновалось

Море, тихое по временам.

 

И на небе тучи,

И скрипучи

Снасти.

Но хозяйка кораблю —

Только ты.

И ничего нет лучше

Этого, что я тебя люблю.

 

Н. А. Морозов

                         * * *

Уж ночи летние становятся темнее,

      А в сердце у меня всё светлые мечты!

Иду ли я с тобой в запущенной аллее,

      Вокруг меня — весь мир, а в центре мира — ты!

 

Повеет ли на нас от поля тёплым летом,

      И звёздочки мелькнут, как взор твой хороши,

Я чувствую: к тебе пришли они с приветом!

      Как я тебя люблю, душа моей души!

 

И. П. Мятлеев

                           * * *

Как хороши, как свежи были розы

В моём саду! Как взор прельщали мой!

Как я молил весенние морозы

Не трогать их холодною рукой!

 

Как я берёг, как я лелеял младость

Моих цветов заветных, дорогих;

Казалось мне, в них расцветала радость,

Казалось мне, любовь дышала в них.

 

Но в мире мне явилась дева рая,

Прелестная, как ангел красоты,

Венка из роз искала молодая,

И я сорвал заветные цветы.

 

И мне в венке цветы ещё казались

На радостном челе красивее, свежей,

Как хорошо, как мило соплетались

С душистою волной каштановых кудрей!

 

И заодно они цвели с девицей!

Среди подруг, средь плясок и пиров,

В венке из роз она была царицей,

Вокруг её вились и радость и любовь.

 

В её очах веселье, жизни пламень;

Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.

И где ж она?.. В погосте белый камень,

На камне — роз моих завянувший венок.

 

Сергей Сергеевич Наровчатов

          Последнее письмо

Нет, я уже не в силах Вас корить,

Я знаю, Вы рассудку неподсудны,

Но как мне быть, раз не порвалась нить,

Раз до сих пор влюблён я непробудно?

 

Я наконец сумел себя унять,

Поняв, что мне судьба Вас не уступит

И что нельзя возлюбленной пенять

За то лишь, что она тебя не любит,

 

Я не могу ни в чём Вас осудить,

И Вы давным-давно мне не подсудны,

Но как мне быть, раз не порвалась нить,

Раз до сих пор влюблён в Вас непробудно?

 

                      * * *

Когда я добрался до Арсенала

И осталось лишь за угол завернуть,

Ты снова вдруг, не явившись, настала

И снова тобой обозначился путь.

 

И снова тобой переполнился вечер,

И, словно строками из лучших стихов,

Чёрный асфальт засветлел мне навстречу

Следами легчайших твоих шагов.

 

И бедное сердце не удивилось,

Когда сквозь сумерек синюю вязь

Вечерняя тень от стены отделилась,

Шагнула вперёд и тобой назвалась.

 

                      * * *

Когда б за сердечные раны судьбой

Нашивки дарились, — мне бы

В красных и жёлтых, одна к другой,

Ходить полосатей зебры.

 

Но как выздоравливающего бойца

Из госпитальной палаты

Тянет туда, где в разлёт свинца

Золотые идут ребята,

 

Так, уцепившись за новую нить,

Сердце привычно тянется

Снова искать, снова любить,

Снова терять и раниться.

 

              Вдвоём

Ты меня и поздравить забыла

С днём рожденья новым моим...

Сколько лет мне сегодня пробило?

Сколько осеней? Сколько зим?

 

Сколько весен? А были весны!

Помню волжский рассвет на юру...

Ох, как пели весёлые сосны,

Как звенели они на ветру!

 

Как мы молоды были с мамой,

Неудачливой мамой твоей...

Ты растёшь, как она, упрямой.

Тот же взлёт угловатых бровей.

 

Те же губы... Тут спорить излишне.

Поглядишь — и злость разберёт:

Словно съела пригоршню вишен

И забыла вытереть рот.

 

Почему же без общей квартплаты,

Вместе мы не живём, втроём?

В этом мама и я виноваты,

Ну а ты-то совсем ни при чём.

 

Очень скверно жить в одиночку,

А друг друга надо беречь...

Подойди, пожалуйста, дочка

И постой у отцовских плеч!

 

Евгений Саввич Нежинцев (1904-1942)

   ОПЯТЬ НЕТ ПИСЕМ

Висят кувшины на заборе,

Рябина плещет на ветру,

И ягод огненное море

Ведёт весёлую игру.

 

На опустевшие балконы

Ложатся сумерки и тьма,

И ходят мимо почтальоны,

И нет по-прежнему письма.

 

Как будто ты забыла имя,

И номер дома, и число,

Как будто листьями сухими

Дорогу к сердцу занесло...

 

Неизвестный поэт из лагеря Заксенхаузен

   Прощальный поцелуй

Губы мои до сих пор горячи

От твоего поцелуя.

Вечера майского мне не забыть,

И тебя позабыть не могу я.

 

Прощальный и нежный твой поцелуй

Я навсегда сохраню.

Где бы я ни был — ты не тоскуй,

Потому что тебя я люблю.

 

Ксения Александровна Некрасова (1912-1958)

                      ***

Когда стоишь ты рядом,

Я богатею сердцем,

Я делаюсь добрей

Для всех людей на свете,

Я вижу днём —

На небе синем —

                               звёзды,

Мне жаль ногой

Коснуться листьев жёлтых,

Я становлюсь, как воздух,

Светлее и нарядней.

А ты стоишь и смотришь,

И я совсем не знаю:

Ты любишь или нет.

 

Николай Алексеевич Некрасов (1821-1878)

                   * * *

Ты всегда хороша несравненно,

Но когда я уныл и угрюм,

Оживляется так вдохновенно

Твой весёлый, насмешливый ум;

 

Ты хохочешь так бойко и мило,

Так врагов моих глупых бранишь,

То, понурив головку уныло,

Так лукаво меня ты смешишь;

 

Так добра ты, скупая на ласки,

Поцелуй твой так полон огня,

И твои ненаглядные глазки

Так голубят и гладят меня, —

 

Что с тобой настоящее горе

Я разумно и кротко сношу,

И вперёд — в это тёмное море —

Без обычного страха гляжу...

 

             ПРОЩАНЬЕ

Мы разошлись на полпути,

Мы разлучились до разлуки

И думали: не будет муки

В последнем роковом “прости”.

Но даже плакать нету силы.

Пиши — прошу я одного...

Мне эти письма будут милы

И святы, как цветы с могилы, —

С могилы сердца моего!

 

Иван Саввич Никитин

                     * * *

В тёмной чаще замолк соловей,

Прокатилась звезда в синеве;

Месяц смотрит сквозь сетку ветвей,

Зажигает росу на траве.

 

Дремлют розы. Прохлада плывёт.

Кто-то свиснул... вот замер и свист.

Ухо слышит, едва упадёт

Насекомым подточенный лист.

 

Как при месяце кроток и тих

У тебя милый очерк лица!

Эту ночь, полный грёз золотых,

Я б продлил без конца, без конца!

 

                     * * *

День и ночь с тобой жду встречи,

Встречусь — голову теряю;

Речь веду, но эти речи

Всей душой я проклинаю.

 

Рвётся чувство на свободу,

На любовь хочу ответа, —

Говорю я про погоду,

Говорю, как ты одета.

 

Не сердись, не слушай боле:

Этой лжи я сам не верю.

Я не рад свой неволе,

Я не рад, что лицемерю.

 

Такова моя отрада,

Так свой век я коротаю:

Тяжело ль — молчать мне надо,

Полюблю ль — любовь скрываю.

 

                    * * *

В тёмной чаще замолк соловей,

Прокатилась звезда в синеве;

Месяц смотрит сквозь сетку ветвей,

Зажигает росу на траве.

 

Дремлют розы. Прохлада плывёт.

Кто-то свистнул... вот замер и свист.

Ухо слышит, едва упадёт

Насекомым подточенный лист.

 

Как при месяце кроток и тих

У тебя милый очерк лица!

Эту ночь, полный грёз золотых,

Я б продлил без конца, без конца!

 

Н. П. Огарёв

                     * * *

Она никогда его не любила,

А он её втайне любил;

Но он о любви не выронил слова:

В себе её свято хранил.

 

И в церкви с другим она обвенчалась;

По-прежнему вхож он был в дом,

И молча в лицо глядел ей украдкой,

И долго томился потом.

 

Она умерла. И днём он и ночью

Всё к ней на могилу ходил;

Она никогда его не любила,

А он о ней память любил.

 

Булат Окуджава

              * * *

                                          Г. В.

Тьмою здесь все занавешено

и тишина, как на дне...

Ваше величество женщина,

да неужели — ко мне?

 

Тусклое здесь электричество,

с крыши сочится вода.

Женщина, ваше величество,

как вы решились сюда?

 

О, ваш приход — как пожарище.

Дымно, и трудно дышать...

Ну, заходите, пожалуйста.

Что ж на пороге стоять?

 

Кто вы такая? Откуда вы?!

Ах, я смешной человек...

Просто вы дверь перепутали,

улицу, город и век.

 

                 *  *  *

                                                       А. Ш.

Нева Петровна, возле вас — все львы.

Они вас охраняют молчаливо.

Я с женщинами не бывал счастливым,

вы — первая. Я чувствую, что — вы.

 

Послушайте, не ускоряйте бег,

банальным славословьем вас не трону:

ведь я не экскурсант, Нева Петровна,

я просто одинокий человек.

 

Мы снова рядом. Как я к вам привык!

Я всматриваюсь в ваших  глаз глубины.

Я знаю: вас великие любили,

да вы не выбирали, кто велик.

 

Бывало, вы идете на проспект,

не вслушиваясь в титулы и званья,

а мраморные львы — рысцой за вами

и ваших глаз запоминают свет.

 

И я, бывало, к тем глазам нагнусь

и отражусь в их океане синем

таким счастливым, молодым и сильным...

Так отчего, скажите, ваша грусть?

 

Пусть говорят, что прошлое не в счет.

Но волны набегают, берег точат,

и ваше платье цвета белой ночи

мне третий век забыться не дает.

 

                *  *  *

Не бродяги, не пропойцы,

за столом семи морей

вы пропойте, вы пропойте

славу женщине моей!

 

Вы в глаза ее взгляните,

как в спасение свое,

вы сравните, вы сравните

с близким берегом ее.

 

Мы земных земней.

                                  И вовсе

к черту сказки о богах!

Просто мы на крыльях носим

то, что носят на руках.

 

Просто нужно очень верить

этим синим маякам,

и тогда нежданный берег

из тумана выйдет к вам.

 

ПЕСЕНКА О КОМСОМОЛЬСКОЙ БОГИНЕ

Я смотрю на фотокарточку:

две косички, строгий взгляд,

и мальчишеская курточка,

и друзья кругом стоят.

 

За окном все дождик тенькает:

там ненастье во дворе.

Но привычно пальцы тонкие

прикоснулись к кобуре.

 

Вот скоро дом она покинет,

вот скоро вспыхнет гром кругом,

но комсомольская богиня...

Ах, это, братцы, о другом!

 

На углу у старой булочной,

там, где лето пыль метет,

в синей маечке-футболочке

комсомолочка идет.

 

А ее коса острижена,

в парикмахерской лежит.

Лишь одно колечко рыжее

на виске ее дрожит.

 

И никаких богов в помине,

лишь только дела гром кругом,

но комсомольская богиня...

Ах, это, братцы, о другом!

 

                      *  *  *

Опустите, пожалуйста, синие шторы.

Медсестра, всяких снадобий мне не готовь.

Вот стоят у постели моей кредиторы

молчаливые: Вера, Надежда, Любовь.

 

Раскошелиться б сыну недолгого века,

да пусты кошельки упадают с руки...

Не грусти, не печалуйся, о моя Вера, —

остаются еще у тебя должники!

 

И еще я скажу и бессильно и нежно,

две руки виновато губами ловя:

— Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда, —

есть еще на земле у тебя сыновья!

 

Протяну я Любови ладони пустые,

покаянный услышу я голос ее:

— Не грусти, не печалуйся, память не стынет,

я себя раздарила во имя твое.

 

Но какие бы руки тебя ни ласкали,

как бы пламень тебя ни сжигал неземной,

в троекратном размере болтливость людская

за тебя расплатилась... Ты чист предо мной!

 

Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных,

перед самым рождением нового дня...

Три сестры, три жены, три судьи милосердных

открывают последний кредит для меня.

 

            *  *  *

                                               О. Б.

...И когда под вечер над тобою

журавли охрипшие летят,

ситцевые женщины толпою

сходятся — затмить тебя хотят.

 

Молчаливы. Ко всему готовы.

Окружают, красотой соря...

Ситцевые, ситцевые, что вы!

Вы с ума сошли: она ж — своя!

 

Там, за поворотом Малой Бронной,

где окно распахнуто на юг,

за ее испуганные брови

десять пар непуганных дают.

 

Тех, которые ее любили,

навсегда связала с ней судьба.

И за голубями голубыми

больше не уходят ястреба.

 

Вот и мне не вырваться из плена.

Так кружиться мне, и так мне жить...

Я — алхимик.

Ты — моя проблема

вечная...

тебя не разрешить.

 

          * * *

                                                       О. Б.

Мне нужно на кого-нибудь молиться.

Подумайте, простому муравью

вдруг захотелось в ноженьки валиться,

поверить в очарованность свою!

 

И муравья тогда покой покинул,

все показалось будничным ему,

и муравей создал себе богиню

по образу и духу своему.

 

И в день седьмой, в какое-то мгновенье,

она возникла из ночных огней

без всякого небесного знаменья...

Пальтишко было легкое на ней.

 

Все позабыв — и радости и муки,

он двери распахнул в свое жилье

и целовал обветренные руки

и старенькие туфельки ее.

 

И тени их качались на пороге.

Безмолвный разговор они вели,

красивые и мудрые, как боги,

и грустные, как жители земли.

 

          СТИХИ БЕЗ НАЗВАНИЯ

                                                                        Оле

Я люблю эту женщину.

Очень люблю.

Керамический конь увезет нас постранствовать,

будет нас на ухабах трясти и подбрасывать...

Я в Тарусе ей кружев старинных куплю.

 

Между прочим,

Таруса стоит над Окой.

Там торгуют в базарные дни земляникою,

не клубникою,

а земляникою,

дикою...

Вы, конечно, еще не встречали такой.

 

Эту женщину я от тревог излечу

и себя отучу от сомнений и слабости,

и совсем не за радости и не за сладости

я награду потом от нее получу.

 

Между прочим, земля околдует меня

и ее

и окружит людьми и деревьями,

и, наверно, уже за десятой деревнею

с этой женщиной мы потеряем коня.

 

Ах, как гладок и холоден был этот конь!

Позабудь про него.

И, как зернышко — в борозду,

ты подкинь-ка, смеясь, августовского хворосту

своей белой пригоршней в красный огонь.

 

Что ж касается славы, любви и наград...

Где-то ходит, наверное, конь керамический

со своею улыбочкой иронической...

А в костре настоящие сосны горят!

 

Оксана Паламарчук

       С тобой

Средь толпы

ищу тебя глазами,

улыбнусь,

встречая нежный взгляд.

Я не знаю,

как назвать словами

то,

о чём два сердца говорят.

Я не знаю,

что это.

Возможно,

счастья восходящая звезда.

Руки лишь сомкнутся

осторожно —

и отодвигается беда...

 

Борис Пастернак

         Без названия

Недотрога, тихоня в быту,

Ты сейчас вся огонь, вся горенье.

Дай запру я твою красоту

В тёмном тереме стихотворенья.

 

Посмотри, как преображена

Огневой кожурой абажура

Конура, край стены, край окна,

Наши тени и наши фигуры.

 

Ты с ногами сидишь на тахте,

Под себя их поджав по-турецки.

Всё равно, на свету, в темноте,

Ты всегда рассуждаешь по-детски.

 

Замечтавшись, ты нижешь на шнур

Горсть на платье скатившихся бусин.

Слишком грустен твой вид, чересчур

Разговор твой прямой безыскусен.

 

Пушло слово любовь, ты права,

Я придумаю кличку иную.

Для тебя я весь мир, все слова,

Если хочешь, переименую.

 

Разве хмурый твой вид передаст

Чувств твоих рудоносную залежь,

Сердца тайно светящийся пласт?

Ну так что же глаза ты печалишь?

 

Камило Песанья

                           * * *

Моё сердце — окованный медью ларец.

Как мне скинуть проклятую ношу?

Моё сердце — окованный медью ларец.

Отвезу его в море — и сброшу.

 

Я пойду на корабль и матросом наймусь.

Я родимую гавань покину.

Пусть ларец и свинцовую скорбь, его груз,

Похоронит морская пучина.

 

Я на два оборота закрою замок,

Чтоб надёжнее бездна хранила

То письмо твоё, краткое, в несколько строк,

Что о свадьбе твоей возвестило.

 

Только знай, что с собой я платок твой увёз,

Тот заветный, с каймою зелёной.

А когда у меня не останется слёз,

Я швырну его в омут солёный.

 

Мария Петровых

                     * * *

Не взыщи, мои признанья грубы,

Ведь они под стать моей судьбе,

У меня пересыхают губы

От одной лишь мысли о тебе.

 

Воздаю тебе посильной данью —

Жизнью, воплощённою в мольбе,

У меня заходится дыханье

От одной лишь мысли о тебе.

 

Михаил Пляцковский

                  * * *

У моей любимой волосы

Цвета солнечного дня.

Забываю я о возрасте,

Если рядышком она.

 

У неё слова весомые —

Говорить не станет зря.

У неё глаза весёлые,

Словно летняя заря.

 

В них играет куролесинка —

Не спугнуть бы второпях...

У моей любимой песенка

Притаилась на губах!

 

                      * * *

Ухожу в глаза твои, как в тайну,

Не смущайся и не прекословь.

Никогда смотреть в них не устану —

Там живёт и светится любовь.

 

Загляни и ты в мои,

                                    не бойся,

Как учитель школьнику в тетрадь.

Но не знаю:

                     счастья ли в них больше

Или страха —

                     счастье потерять.

 

Юрий Поляков

Воспоминание о первой любви

Закрываю глаза и чувствую

Душный запах её волос,

Вспоминаю улыбку грустную,

Нежно-требовательный вопрос:

— Ты меня не разлюбишь? Правда же!

— Как ты можешь? Конечно, нет!

Я носил на свиданья ландыши —

За полтинник большой букет,

И в кино до конца выдерживал

Производственные боевики,

Все сеансы в руках удерживал

Две её тонкоперстых руки!

У подъезда, уже на прощание,

Мы стояли с ней, обнявшись.

Я такие давал обещания —

Не исполнить за целую жизнь.

Сердце в сладких мучениях корчилось,

А душа была счастьем полна.

Но понятно, чем всё это кончилось —

Разлюбила меня она!

Как глядел я на мир с отчаяньем

И пойти был на всё готов,

Обойду я пока молчанием —

Это тема других стихов.

Почему ж мне с улыбкой вспомнилась

Та мальчишеская беда?

Потому что кончилась молодость.

К сожалению, навсегда.

 

Сергей Постолов

                Молва

Слишком боязно встречаться:

Только “здравствуй” говорим.

На людской молве качаться

Надоело нам двоим.

 

Всяк своё рядит и судит,

А весёлая молва

Наши судьбы крепко рубит,

Словно на зиму дрова.

 

Александр Прокофьев

              О красоте

Ты считаешь — красота не диво.

Но кого же в этом убедишь?

Только потому, что ты красива,

Так ты судишь, так ты говоришь.

 

Я же говорю не от причуды,

И от сердца, а не от ума, —

Красота на свете просто чудо ...

Впрочем, это знаешь ты сама!

 

                    * * *

Я пред тобой за всё в ответе,

Мне ничего тебе не жаль,

Я рад, что ты живёшь на свете,

Моё веселье и печаль.

 

Не разорваться дружбе нашей,

Я рад, что рядом ты живёшь,

Что где-то ходишь, где-то пляшешь,

Что где-то плачешь и поёшь;

 

Что я не праздно, не напрасно

Пришёл к тебе своим путём,

Что весь мой мир, большой и властный, —

В хорошем имени твоём!

 

                         * * *

Где ты? Облака чуть-чуть дымятся,

От цветов долина как в снегу.

Я теперь ни плакать, ни смеяться

Ни с какой другою не могу.

 

Не твоих ли милых рук сверканье

Донеслось ко мне издалека?

Не с твоим ли розовым дыханьем

Розовые ходят облака?

 

Всё равно за облаком за тонким

Солнце выйдет, луч блеснёт,

Всё равно глядеть мне в ту сторонку,

Где моя любимая живёт.

 

Не скажу, как весело мне с нею

Там, где песня меркнет над водой,

Где большие заводи синеют

И над ними месяц молодой.

 

Где ты? Облака чуть-чуть дымятся,

От цветов долина как в снегу.

Я теперь ни плакать, ни смеяться

Ни с какой другою не могу.

 

                   * * *

И мне сейчас не очень весело:

Широкой улицей хожу,

Ты зря оконце занавесила,

Взглянул —

И больше не гляжу.

Но всё же что за занавескою,

Что там?

Светло или темно?

Без интересу интересное

Не отвечает мне окно.

Оно в наличниках подкрашенных,

И мне его не отворить,

А больше некого мне спрашивать

И больше не с кем говорить!

 

                 * * *

Дорогая, синеглазая,

Праздник мой в моей судьбе,

Всё, что в этой песне сказано,

Будет только о тебе.

Здесь, где въявь тайга угрюмая,

Где в снегах стоят леса,

Всё-то думаю, всё думаю

О тебе, моя краса!

Возле сосен запорошенных

Вьётся мой далёкий путь...

Ненаглядная, хорошая,

Не забудь, не позабудь.

Я хочу, чтоб люди поняли,

Что, ликуя и кляня,

Никакой на свете волею

Не покинешь ты меня.

Всё, чем сердце переполнилось,

Всё, что связано с душой,

Не дадут тебе опомниться

От любви моей большой.

 

Александр Сергеевич Пушкин

                 * * *

Я думал, сердце позабыло

Способность лёгкую страдать,

Я говорил: тому, что было,

Уж не бывать! уж не бывать!

Прошли восторги, и печали,

И легковерные мечты...

Но вот опять затрепетали

Пред мощной властью красоты.

 

                    * * *

Я вас любил, любовь ещё, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит,

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим.

 

                      * * *

На холмах Грузии лежит ночная мгла;

       Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

       Печаль моя полна тобою,

Тобой, одной тобой... Унынья моего

       Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит — оттого,

       Что не любить оно не может.

 

Роберт Иванович Рождественский (1932)

           * * *

Будь, пожалуйста,

                       послабее.

Будь,

пожалуйста.

И тогда подарю тебе я

чудо

         запросто.

И тогда я вымахну —

                            вырасту,

стану особенным.

Из горящего дома вынесу

тебя,

сонную.

Я решусь на всё неизвестное,

на всё безрассудное —

в море брошусь,

                             густое,

и спасу тебя!..

Это будет

                сердцем велено мне,

сердцем

              велено...

Но ведь ты же

                       сильнее меня,

                                      сильней

и уверенной!

Ты сама готова спасти других

от уныния тяжкого.

Ты сама не боишься

                         ни свиста пурги,

ни огня хрустящего.

Не заблудишься,

                            не утонешь,

зла

не накопишь.

Не заплачешь

                       и не застонешь,

если захочешь...

Станешь плавной и станешь ветреной,

если захочешь...

Мне с тобою —

такой уверенной —

трудно

             очень.

Хоть нарочно,

                      хоть на мгновенье —

я прошу,

                робея, —

помоги мне

в себя поверить,

стань

           слабее.

 

Пьер де Ронсар

                    * * *

Как заклинали вы вчера глаза свои

Проснуться ранее, чем я приду за вами,

И всё ж покоитесь в беспечном забытьи, —

 

Сон девушек, он не в ладу с часами!

Сто раз глаза и грудь вам буду целовать,

Чтоб вовремя вперёд учились вы вставать.

 

                             * * *

Любовь — волшебница. Я мог бы целый год

С моей возлюбленной болтать все ночи напролёт.

 

Спешу ей рассказать одно, другое, третье

И, просиди мы с ней хоть целое столетье,

Нам право, было б жаль расстаться хоть на миг.

 

Николай Рубцов

             * * *

В твоих глазах

Для пристального взгляда

Какой-то есть

Рассеянный ответ...

Небрежно так

Для летнего наряда

Ты выбираешь нынче

Жёлтый цвет.

Я слышу голос

Как бы утомлённый,

Я мало верю

Яркому кольцу...

Не знаю, как там

Белый и зелёный,

Но жёлтый цвет

Как раз тебе к лицу!

До слёз тебе

Нужны родные стены,

Но как прийти

К желанному концу?

И впрямь, быть может,

Это цвет измены,

А жёлтый цвет

Как раз тебе к лицу.

 

                      * * *

Я уеду из этой деревни...

Будет льдом покрываться река,

Будут ночью поскрипывать двери,

Будет грязь во дворе глубока.

 

Мы с тобою как разные птицы!

Что ж нам жить на одном берегу?

Может быть, я смогу возвратиться,

Может быть, никогда не смогу...

 

Но однажды я вспомню про клюкву,

Про любовь твою в сером краю

И пошлю вам чудесную куклу,

Как последнюю сказку свою.

 

Чтобы девочка, куклу качая,

Никогда не сидела одна.

— Мама, мамочка! Кукла какая!

И мигает, и плачет она...

 

                    * * *

Ветер всхлипывал, словно дитя,

За углом потемневшего дома.

На широком дворе, шелестя,

По земле разлеталась солома...

 

Мы с тобой не играли в любовь,

Мы не знали такого искусства,

Просто мы у поленницы дров

Целовались от странного чувства.

 

Разве можно расстаться шутя,

Если так одиноко у дома,

Где лишь плачущий ветер-дитя

Да поленница дров и солома.

 

Если так потемнели холмы,

И скрипят, не смолкая, ворота,

И дыхание близкой зимы

Всё слышней с ледяного болота...

 

               Букет

Я буду долго

Гнать велосипед.

В глухих лесах его остановлю.

Нарву цветов.

И подарю букет

Той девушке, которую люблю.

Я ей скажу:

— С другим наедине

О наших встречах позабыла ты,

И потому на память обо мне

Возьми вот эти

Скромные цветы! —

Она возьмёт.

Но снова в поздний час,

Когда туман сгущается и грусть,

Она пройдёт,

Не поднимая глаз,

Не улыбнувшись даже...

Ну и пусть.

Я буду долго

Гнать велосипед.

В глухих лугах его остановлю.

Я лишь хочу,

Чтобы взяла букет

Та девушка, которую люблю...

 

Борис Ручьёв

                    * * *

Когда бы мы, старея год от году,

всю жизнь бок о бок прожили вдвоём,

я, верно, мог бы лгать тебе в угоду

о женском обаянии твоём.

Тебя я знал бы в платьицах из ситца,

в домашних туфлях,

                                     будничной,

                                                          такой,

что не тревожит, не зовёт, не снится,

привыкнув жить у сердца,

                                                под рукой.

Я, верно, посчитал бы невозможным,

что здесь,

                  в краю глухих полярных зим,

в распадках горных, в сумраке таёжном,

ты станешь

                    красным солнышком моим.

До боли обмораживая руки,

порой до слёз тоскуя по огню,

в сухих глазах, поблекших от разлуки,

одну тебя годами я храню.

И ты, совсем живая, близко-близко,

всё ласковей, всё ярче, всё живей,

идёшь ко мне

                         с тревогой материнской

в изломе тонких девичьих бровей.

Ещё пурга во мгле заносит крышу

и, как вчера, на небе зорьки нет,

а я уже спросонок будто слышу:

“Хороший мой. Проснись. Уже рассвет...”

Ты шла со мной

                              по горным перевалам,

по льдинам рек, с привала на привал,

вела меня,

                  когда я шёл усталым,

и грела грудь,

                         когда я замерзал.

А по ночам, жалея за усталость,

склонясь над изголовьем, как сестра,

одним дыханьем губ моих касалась

и сторожила сон мой до утра.

Чтоб знала ты:

                            в полярный холод лютый,

в душе сбирая горсть последних сил,

я без тебя —

                        не прожил ни минуты,

я без тебя —

                       ни шагу не ступил.

Пусть старый твой портрет в снегах потерян,

пусть не входить мне в комнатку твою,

пусть ты другого любишь,

                                                 я не верю,

я никому тебя не отдаю.

И пусть их,

                     как назло, бушуют зимы, —

мне кажется, я всё переживу,

покуда ты в глазах неугасима

и так близка мне в снах и наяву.

 

Аркадий Рывлин

  Женщина Рубенса

Мы сейчас,

Мы немедленно влюбимся

В эту стать,

В эти волосы влажные.

Вы, наверное,

Женщина Рубенса,

Что сошла

С полотна эрмитажного.

 

Что однажды легко,

Без усилия

Вдруг рванулась

Из красок, из плоскости,

Этой плоти своей

Изобилием,

Этим бунтом её,

Этой броскостью.

 

... А она мне

У берега пляжного:

“Никакая я

Не эрмитажная.

 

И не знаю я

Вашего Рубенса.

И оставьте, пожалуйста,

Глупости”.

 

                   * * *

В этот день отложив торжественно

Все дела,

Как ждала меня эта женщина,

Как ждала.

 

И для встречи пройдя по городу

С тыщей дел,

Как хотел потерять я голову,

Как хотел.

 

Как шептал я тогда всё яростней,

Пряча крик:

Потеряйся же, потеряйся же

Хоть на миг!

 

Потеряйся хоть среди улицы

И сперва

Ну хоть раз перестань быть умницей,

Голова!..

 

Ведь на свете коль всё измерено

Под луной,

Как мне жить потом с непотерянной

Головой?

 

И что делать с теплом обещанным

Милых рук,

Если лучшая в мире женщина

Плачет вдруг.

 

     Слепой дождь

Слепи меня иль не слепи,

Но кончится великолепье.

Есть время дерева в степи

И время радуги над степью.

 

И в семь цветов есть тишина.

А мне всего

                     в канун маршрута

Минута рук твоих нужна

И взгляда хоть бы полминуты.

 

Кондратий Фёдорович РЫЛЕЕВ

                 К NN

Когда душа изнемогала

В борьбе с болезнью роковой,

Ты посетить, мой друг, желала

Уединённый угол мой.

 

Твой голос нежный, взор волшебный

Хотел страдальца оживить,

Хотела ты покой целебный

В взволнованную душу влить.

 

Сие отрадное участье,

Сие вниманье, милый друг,

Мне снова возвратили счастье

И исцелили мой недуг.

 

С одра недуга рокового

Я встал и бодр и весел вновь,

И в сердце запылала снова

К тебе давнишняя любовь.

 

Так мотылёк, порхая в поле

И крылья опалив огнём,

Опять стремится поневоле

К костру, в безумии слепом.

 

Николай Рыленков

                    Письмо

Писать всю ночь письмо. Писать, ещё не зная,

Сумеешь ли послать. И всё-таки писать.

Для самого себя. Поймёшь ли ты, родная,

Что я хотел сказать?.. Нет, спутался опять!

 

Писать всю ночь письмо. Писать, не ожидая,

Что твой ответ придёт. И всё-таки писать.

Так вызывать тебя в разлуке мог всегда я,

И верю, что теперь ты явишься опять.

 

Незримая, войдёшь в мою палатку мимо

Всех часовых. Войдёшь, как входит запах трав,

Как входит лунный дым. Ты мне необходима, —

И ты пришла ко мне. Так разве я не прав?

 

Я навсегда тебя запомню — вот такую,

Усталую, в росе. Постой, не прекословь.

За тридевять земель, узнав, как я тоскую,

Спешила ты ко мне. И это есть любовь!

 

Арамаис Саакян

                  * * *

Хотел бы я от кочек и колдобин

Твой путь очистить, милая моя,

Чтоб, радуясь, что прям он и удобен,

Не знала ты, что это сделал я.

 

Хотел бы я, ночною мглой объятый,

Класть на окно твоё охапки роз,

Чтоб на рассвете в руки их брала ты,

Не зная, что их я тебе принёс.

 

Борис Александрович Садовской (1881-1952)

      УМНОЙ ЖЕНЩИНЕ

Не говори мне о Шекспире,

Я верю: у тебя талант,

И ты на умственном турнире

Искуснее самой Жорж Санд.

 

Но красотой родной и новой

Передо мной ты расцвела,

Когда остались мы в столовой

Вдвоём у чайного стола.

 

И в первый раз за самоваром

Тебя узнал и понял я.

Как в чайник длительным ударом

Звенела и лилась струя!

 

С какою лаской бестревожной

Ты поворачивала кран,

С какой улыбкой осторожной

Передавала мне стакан!

 

От нежных плеч, от милой шеи

Дышало счастьем и теплом:

Над ними ангел, тихо рея,

Влюблённым трепетал крылом.

 

О, если б, покорившись чарам,

Забыв о книгах невзначай,

Ты здесь, за этим самоваром,

Мне вечно наливала чай!

 

Наталья Сафонова

                      * * *

Безмерность счастья не оплатит

Мне отчуждённости твоей,

И, может, мне уже не хватит

Любви, чтоб стало нам теплей.

 

А может, нам уже не надо

Смотреть в глаза друг другу вновь.

Всё ощутимее преграда,

Всё недоверчивей любовь.

 

Виссарион Саянов

                    Тебе

Нет, я тебя такой оставлю в памяти,

Какою ты была давным-давно,

И вижу вновь: встаёт из белой замети

Неярко освещённое окно.

 

В провинциальном городе метелица,

Перебегает улицы она,

И пышный хвост за нею долго стелется,

Округа снегом вся заметена.

 

Пока метель за лунным светом гонится,

К окошку я украдкой подойду.

Как в доме тихо... В невысокой горнице

Лишь стопка книг сегодня на виду.

 

И ты сидишь, задумчивая, тихая,

С подругою беседуешь... О чём?

Часы стенные ходят, мерно тикая,

И, словно в сказке, дремлет старый дом.

 

Твоей рукой до строчки переписаны

Все первые стихи мои в тетрадь.

Ты в юности была мне другом истинным,

Зову тебя: “Приди, приди опять!”

 

Ведь надобно тебе поведать многое

О том, что было на земных путях...

И ты придёшь, задумчивая, строгая,

С лесным цветком в седеющих кудрях!

 

Игорь Васильевич Северянин (1887-1941)

    МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЕГИЯ

Она на пальчиках привстала

И подарила губы мне,

Я целовал её устало

В сырой осенней тишине.

 

И слёзы капали беззвучно

В сырой осенней тишине.

Гас скучный день — и было скучно,

Как всё, что только не во сне.

 

      ПРИМИТИВНЫЙ РОМАНС

Моя ты или нет? Не знаю... не пойму...

Но ты со мной всегда, сама того не зная.

Я завтра напишу угрюмцу твоему,

Чтоб он тебя пустил ко мне, моя родная!

 

Боюсь, он не поймёт; боюсь, осудит он;

Бось тебя чернить он станет подозреньем...

Приди ж ко мне сама! Ты слышишь ли мой стон?

Ты веришь ли тоске и поздним сожаленьям?

 

Иль нет — не приходи! и не пиши в ответ!

Лишь будь со мной и впредь, сама того не зная.

Так лучше... так больней... Моя ты или нет?

Но я... я твой всегда, всегда, моя родная!

 

Илья Григорьевич Сельвинский (1899-1968)

                            ***

Если умру я, если исчезну,

Ты не заплачешь. Ты б не смогла.

Я в твоей жизни, говоря честно,

Не занимаю большого угла...

 

Дмитрий Николаевич Семеновский (1894-1960)

                        ***

Юных глаз счастливое сиянье

И волненья радостного дрожь,

Как заветное воспоминанье,

Ты всегда в душе моей найдёшь.

 

Помнишь: увидала, подбежала,

Хорошея сердцем и лицом,

И сияла взором и дрожала

Молодым сквозистым деревцом?

 

И недаром в том правдивом взоре

Так душа играла и цвела:

На любовь, на радость и на горе

Нежную ты руку мне дала.

 

В дни сомнений, в дни разуверений

Вспоминал я, милая, не раз

Трепет твой безудержный, весенний,

И сиянье необманных глаз.

 

И когда на ложный путь разлада

Мы сбивались, счастья не храня,

Свет того девического взгляда

Возвращал тебе всего меня.

 

Дни летят. Весна сменилась летом,

В листьях плод таится золотой.

Ты лучишься новым ровным светом —

Материнства тёплой красотой.

 

Филип Сидни

               * * *

Одно лишь имя я твердить готов.

Когда его я вслух произношу,

Оно, как музыка, владеет мной,

И мне не надо музыки иной.

 

Вадим Сикорский

               * * *

Это было было ещё в эру

до нашей встречи с тобой.

Я тогда принимал на веру,

что небосвод — голубой,

что звёзды нужны на свете,

что мир прекрасен земной.

Теперь гипотезы эти

доказаны. Ты со мной.

 

Константин Симонов

                 * * *

Если бог нас своим могуществом

После смерти отправит в рай,

Что мне делать с земным имуществом,

Если скажет он: выбирай?

 

Мне не надо в раю тоскущей,

Чтоб покорно за мною шла,

Я бы взял с собой в рай такую же,

Что на грешной земле жила, —

 

Злую, ветреную, колючую,

Хоть ненадолго, да мою!

Ту, что нас на земле помучила

И не даст нам скучать в раю.

 

В рай, наверно, таких отчаянных

Мало кто приведёт с собой,

Будут праведники нечаянно

Там подглядывать за тобой.

 

Взял бы в рай с собой расстояния,

Чтобы мучиться от разлук,

Чтобы помнить при расставании

Боль сведённых на шее рук.

 

Взял бы в рай с собой все опасности,

Чтоб вернее меня ждала.

Чтобы глаз своих синей ясности

Дома трусу не отдала.

 

Взял бы в рай с собой друга верного,

Чтобы было с кем пировать,

И врага, чтоб в минуту скверную

По-земному с ним враждовать.

 

Ни любви, ни тоски, ни жалости,

Даже курского соловья,

Никакой самой малой малости

На земле бы не бросил я.

 

Даже смерть, если б было мыслимо,

Я б на землю не отпустил,

Всё, что к нам на земле причислено,

В рай с собою бы захватил.

 

И за эти земные корысти,

Удивлённо меня кляня,

Я уверен, что бог бы вскорости

Вновь на землю столкнул меня.

 

Ярослав Васильевич Смеляков (1913-1972)

Хорошая девочка Лида

Вдоль маленьких домиков белых

акация душно цветёт.

Хорошая девочка Лида

на улице Южной живёт.

 

Её золотые косицы

затянуты, будто жгуты.

По платью, по синему ситцу,

как в поле, мелькают цветы.

 

И вовсе, представьте, неплохо,

что рыжий пройдоха апрель

бесшумной пыльцою веснушек

засыпал ей утром постель.

 

В оконном стекле отражаясь,

по миру идёт не спеша

хорошая девочка Лида.

Да чем же

                  она

                         хороша?

 

Спросите об этом мальчишку,

что в доме напротив живёт:

он с именем этим ложится

и с именем этим встаёт.

 

Недаром на каменных плитах,

где милый ботинок ступал,

“Хорошая девочка Лида” —

в отчаянье он написал.

 

Не может людей не растрогать

мальчишки упрямого пыл.

Так Пушкин влюблялся, должно быть,

так Гейне, наверно, любил.

 

Он вырастет, станет известным,

покинет пенаты свои.

Окажется улица тесной

для этой огромной любви.

 

Преграды влюблённому нету:

смущенье и робость — враньё!

На всех перекрёстках планеты

напишет он имя её.

 

Он в небо залезет ночное,

все пальцы себе обожжёт,

но вскоре над тихой землёю

созвездие Лиды взойдёт.

 

Лирическое отступление

Валентиной

Климовичи дочку назвали.

 

Это имя мне дорого —

символ любви.

Валентина Аркадьевна.

Валенька.

Валя.

Как поют,

как сияют

твои соловьи!

 

Три весны

прошумели над нами,

как птицы,

три зимы

намели-накрутили снегов.

Не забыта она

и не может забыться:

всё мне видится,

помнится,

слышится,

снится —

всё зовёт,

всё ведёт,

всё тоскует —

любовь.

 

Если б эту тоску

я отдал океану —

он бы волны катал,

глубиною гудел,

он стонал бы и мучился,

как окаянный,

а к утру,

что усталый старик,

поседел.

 

Если б с лесом,

шумящим в полдневном веселье,

я бы смог поделиться

печалью своей —

корни б сжались, как пальцы,

стволы заскрипели

и осыпались

чёрные листья с ветвей.

 

Если б звонкую силу,

что даже поныне

мне любовь

вдохновенно и щедро даёт,

я занёс бы

в бесплодную сушу пустыни

или вынес

на мертвенный царственный лёд —

расцвели бы деревья,

светясь на просторе,

и во имя моей,

Валентина, любви

рокотало бы

тёплое синее море,

пели в рощах вечерних

одни соловьи.

 

Как ты можешь теперь

оставаться спокойной,

между делом смеяться,

притворно зевать

и в ответ на мучительный выкрик

достойно,

опуская большие ресницы, скучать?

 

Как ты можешь казаться

чужой,

равнодушной?

Неужели

забавою было твоей

всё, что жгло моё сердце,

коверкало душу,

всё, что стало

счастливою мукой моей?

 

Как-никак —

а тебя развенчать не посмею.

Что ни что —

а тебя позабыть не смогу.

Я себя не жалел,

а тебя пожалею.

Я себя не сберёг,

а тебя сберегу.

 

Владимир Николаевич Соколов (1928)

   ПЕРВЫЙ СНЕГ

Хоть глазами памяти

Вновь тебя увижу.

Хоть во сне, непрошено,

Подойду поближе.

 

В переулке узеньком

Повстречаю снова.

Да опять, как некогда,

Не скажу ни слова.

 

Были беды школьные,

Детские печали.

Были танцы бальные

В физкультурном зале.

 

Были сборы, лагери,

И мечты, и шалость.

Много снегом стаяло,

Много и осталось.

 

С первой парты девочка,

Как тебя забуду?!

Что бы ты ни делала,

Становилось чудом.

 

Станешь перед картою —

Не урок, а сказка.

Мне волшебной палочкой

Кажется указка.

 

Ты бежишь. И лестница

Отвечает пеньем,

Будто мчишь по клавишам,

А не по ступеням.

 

Я копил слова свои,

Собирал улыбки

И на русском письменном

Допускал ошибки.

 

Я молчал на чтении

В роковой печали.

И моих родителей

В школу вызывали.

 

Я решил забыть тебя,

Выносил решенье,

Полное великого

Самоотреченья.

 

Я его затверживал,

Взгляд косил на стены.

Только не выдерживал

С третьей перемены.

 

Помнишь детский утренник

Для четвёртых классов?

Как на нём от ревности

Не было мне спасу.

 

Как сидела в сумраке

От меня налево

На последнем действии

“Снежной королевы”.

 

Как потом на улице:

Снег летит, робея,

Смелый от отчаянья,

Подхожу к тебе я.

 

Снег морозный сыплется,

Руки обжигает,

Но коснувшись щёк моих,

Моментально тает.

 

Искорками инея

Вспыхивают косы.

Очи удивляются,

Задают вопросы.

 

Только что отвечу им,

Как всё расскажу я?

Снег сгребаю валенком,

Слов не нахожу я.

 

Ах, не смог бы, чувствую,

Сочинить ответ свой,

Если б и оставили

На второе детство.

 

Если б и заставили,

Объяснить не в силе.

Ничего подобного

Мы не проходили.

 

В переулке кажется

Под пургой наметенной

Шубка горностаевой,

А берет — короной.

 

И бежишь ты в прошлое,

Не простясь со мною,

Королева снежная,

Сердце ледяное...

 

                  УЕХАЛА

Всё телефоны на углу на каждом.

Но что мне делать и кого винить —

Ни по какому номеру пока что

Никто не может нас соединить.

 

А я брожу по переулкам. Помнишь?

Там наше детство до сих пор живёт.

Оно ко мне торопится на помощь,

Свою весёлую подмогу шлёт.

 

И вот во тьму по облачному краю

Луна монетой катится... И я

Тебя у гулких далей вызываю,

У расстояний требую тебя.

 

Но мне в ответ сквозь чёрный мокрый воздух

Со станции да с пристаней реки —

Лишь краткие сигналы паровозов

Да пароходов долгие гудки.

 

                 * * *

На остановке автобусной

В чёрном осеннем пальто...

Не понимаю я — что бы с ней

Связывало? Да ничто.

 

Так почему же по городу

Осенью, а не весной

Еду в обратную сторону

Я у неё за спиной.

 

Так отчего же, встревоженный

Чувствуя косвенно взгляд,

На остановке непрошеной

Я выхожу наугад.

 

И в молодой неизвестности,

В лиственный канув обвал,

Долго шатаюсь по местности,

Где никогда не бывал.

 

            КОСМИЧЕСКОЕ

Ты не слышишь меня и не чуешь,

Но, ночами и днями томясь,

Я ведь знаю,

            что ты существуешь,

Просто плохо налажена связь.

 

Недоступное нашему время —

То ль поток, то ли тонкая нить

Между теми полями и теми —

Не старается соединить.

 

Я не знаю, какие в науке

Достиженья безмерные есть,

Есть простёртые в вечности руки,

Сердце,

              сердцу подавшее весть.

 

Пусть, в минуту свою заключённый,

Я сгорю в ожиданье дотла,

Через лет световых миллионы

Будет встреча: “Я был”,

                                    “Я была”.

 

           * * *

Жду тебя,

Ты городом идёшь,

А ведь должен я к тебе идти.

За окном —

                качающийся дождь

На твоём заведомом пути.

 

Я ведь знаю, что и так тяжёл

Этот скользкий путь по февралю.

Надо сделать так,

                              чтоб дождь не шёл,

Потому что я тебя люблю.

 

Я ведь тоже знал и позабыл,

Но надеюсь, что не навсегда,

Слово, что поэт произносил,

И кончался ливень без следа.

 

А теперь, немотствуя порой,

По прошествии немалых лет,

Не могу над милой головой

Разогнать дождинки —

                                      слова нет.

 

Я ведь знаю, что твои мечты

И мои — на родственном пути,

Что беду чужую можешь ты

Невзначай руками развести.

 

Много слов я знаю наизусть,

Но одно забытое влечёт.

Умоляю, чтобы эту грусть

Ты на свой не принимала счёт.

 

             Одиночество

Тепло в моём домес, свободно и чисто.

И сахар и чай у меня, и вино.

Но что-то никто в мою дверь не стучится,

Лишь падает небо в большое окно.

 

Большой или малый, Христос иль Иуда,

Входите. Вам, снег отряхая с плечей,

Я с ходу в прихожей поддакивать буду,

Смеяться и плакать от умных речей.

 

Я всем буду рад и старинно и ново.

Я всё вам отдам и душой и судьбой...

Одно только грустно — последнее слово.

Я снова оставлю его за собой.

 

                  * * *

Так был этот закат знаменит,

Что все галки — о нём, про него...

Нет, не могут стихи заменить

Ни тебя, ни меня, никого.

 

Ты ушла. Я остался один

С бесконечностью прожитых лет

И с одной из московских картин,

Прочно вбитой в оконный багет.

 

Так был этот закат знаменит,

Что все стёкла, все крыши — к нему...

Нет, не могут стихи заменить

Настоящей любви никому.

 

                  * * *

Дышала беглым холодом вода.

Осенний ветер горек был на вкус.

Неву оставив, мы сошли тогда

У самой Академии искусств.

 

В тени молчали пары, млели мхи.

Ветвистый сумрак сверху нависал.

И я тебе рассказывл стихи,

Которых я потом не написал.

 

          МОЛЧАНИЕ

Ты была миром,

К которому я обращался.

С верным и милым

Навек я вчера попрощался.

 

Ты была манной,

Что с сердца обиды снимала.

Горько и странно

Сама ты обидою стала.

 

Тяжко, с одышкой

Тянулись минуты бесславно...

Был я мальчишкой

На том перекрёстке недавно.

 

Сердце от муки,

Ещё не изведанной, сжалось.

Но твои руки

Отвёл я — в них теплилась жалость.

 

Слабые пальцы

Мои... Безымянный в чернилах.

Сам удивился —

И как это был ещё в силах!

 

Но не с того ли

Я губы минутой ночною

Стиснул до боли

Тяжёлой мужской пятернёю.

 

                     * * *

Теперь, когда уже не повторить,

Что повторялось многократно, —

Лишь те слова осталось говорить,

Которых не возьмёшь обратно.

 

И лишь с самим собой наедине,

Бывает, взмолишься беззвучно:

Остановись. Забудь. Вернись ко мне.

Мы начинали неразлучно.

 

                      * * *

Мне зима залепила в стекло снежком,

Чтобы выглянул я скорей,

И за дерево спряталась. Снег пешком

Шёл до самых твоих дверей.

 

Подошёл я, колеблясь, застыл в окне,

Чтобы глянула хоть чуть-чуть.

Это клочья записки твоей ко мне.

Это я за углом топчусь.

 

Мне зима залепила в стекло снежком,

Чтобы выглянул я скорей,

И за дерево спряталась. Снег пешком

Шёл до самых твоих дверей.

 

Мне зима залепила в стекло снежком,

Чтобы выглянул я скорей,

Это ты позвала. Это я пешком

Шёл до самых твоих дверей.

 

                   * * *

В том переулке, где я ждал тебя,

Смеялись дети у оград зелёных.

Кипели клёны, листьми рябя,

Рябило солнце пятнами на клёнах.

 

Вились пылинки в окнах по лучу...

Но ты о полдне этом не узнаешь.

Я рассказать о нём не захочу,

А ты услышать вряд ли пожелаешь.

 

В том переулке дети подросли,

Из школ пришли, и солнцу так же рады.

И звонкие их голоса вдали,

И свежая трава из-под ограды.

 

                 * * *

И позабыть о мутном небе,

И в жарких травах луговых

Лежать, покусывая стебель

У загорелых ног твоих.

И так нечаянно промокнуть

Под самым каверзным дождём,

Таким, что не успеешь охнуть,

А весь уже до нитки в нём.

И не обидеться ни капли

На эти радужные капли

На волосах, и на бровях,

И на сомкнувшихся ресницах,

И на ромашках, и на птицах,

Качающихся на ветвях...

И эту тишину лесную

Потом минуту или две

Нести сквозь бурю городскую,

Как бабочку на рукаве.

 

Николай Константинович Старшинов (1924)

                ***

Даже в детстве,

В далёком детстве

Я мечтал о такой, как ты...

Я хотел, чтобы шли мы вместе

По дорогам одной мечты.

 

Чтобы, прямо выйдя из школы,

Я с тобой — а не с кем-нибудь —

В Заполярье на ледоколе

Мог отравиться в дальний путь.

 

Чтоб арктическая пустыня

Нас связала одной судьбой,

Я мечтал дрейфовать на льдине —

И, конечно, вдвоём с тобой.

 

Мне хотелось быть там, где бури,

Где под солнцем песок горит.

Я хотел, чтоб нас Ибаррури

Повела защищать Мадрид.

 

Чтобы солнце Гвадалахары

И пожары в мадридских ночах

Навсегда отразились в карих

Широко открытых глазах.

 

Где я только с тобою не был!

…В бесконечно счастливый час

Ты под милым российским небом

В нашем городе родилась.

 

Ты жила и росла в Подмосковье...

В сорок первом, встречая врага,

Ты горячей своею кровью

Обожгла родные снега.

 

Я впервые тебя увидел

Не в арктическом дальнем краю,

Не в сражающемся Мадриде,

А под самой Москвой, в бою.

 

Да и правда, с такой красивой,

Скромной, строгою красотой,

С откровенною и простой

Можно встретиться

Лишь в России!

 

               ***

Ты и неласковой была,

Не только по головке гладила, —

И ледянила ты, и жгла,

И беспощадно лихорадила.

 

Но ты была окном в зарю,

Ты крыльям помогала вырасти.

И я тебя благодарю

За милости и за немилости.

 

Была беспечна и вольна.

А где ж теперь былая вольница?

Стоишь тиха и смущена,

Как провинившаяся школьница.

 

Но эту робость ты откинь,

Пусть радость в душу мне запросится.

Ты распахни такую синь,

Чтоб в небо захотел я броситься.

 

Ты иволгой свищи в лесу

И таволгой опушки выбели...

Я всё равно тебя спасу,

Не допущу твоей погибели.

 

Пусть вновь, ворвавшись в жизнь мою,

Ты на меня обрушишь бедствия,

Я всё равно тебя пою,

Пою тебя, любовь, приветствуя.

 

Кто мы? Друзья или враги?..

Великодушна и безжалостна,

Ты лучше душу мне сожги,

Но не оставь меня, пожалуйста!

 

                  ***

Я глажу волосы-ручьи —

Они бегут чернее смоли.

Я руки детские твои

Сжимаю до несносной боли.

Благодарю. В глаза смотрю.

И ты молчишь, со мной не споря...

А что тебе я подарю,

Что принесу я, кроме горя?

 

Что подарю себе, мой друг,

Мой самый близкий, самый дальний?

Что — кроме длительных разлук

И кратковременных свиданий?

Но с жадностью тупой, взахлеб,

Со всей отчаянностью пылкой

Целую руки, губы, лоб,

Как осуждённый перед ссылкой...

 

               * * *

А я приеду наудачу,

Куда бы мчаться ни пришлось,

Тебя увижу и взлохмачу

Копну ржаных твоих волос.

 

В твои прохладные колени

Уткнусь горячей головой.

И тихий — словно в отдаленье —

Я слушать буду голос твой.

 

Мне больше ничего не надо,

Не надо больше ничего.

Так сладко замирать от взгляда

И от дыханья твоего...

 

Арсентий Александрович Тарковский (1907-

                     ***

С утра я тебя дожидался вчера,

Они догадались, что ты не придёшь.

Ты помнишь, какая погода была?

Как в праздник! И я выходил без пальто.

 

Сегодня пришла, и устроили нам

Какой-то особенно пасмурный день:

И дождь, и особенно поздний час,

И капли бегут по холодным ветвям.

 

Ни словом унять, ни платком утереть...

 

Людмила Ивановна Татьяничева (1915-1980)

                   ***

Твои глаза меня зовут.

Они зовут меня на помощь.

Твои слова упрямо лгут,

Что счастлив ты

И зла не помнишь.

Ты успокоился

И рад,

Что оказался третьим лишним.

Но как глаза твои кричат,

Что голос кажется неслышным...

 

Александр Твардовский

             * * *

Звёзды, звёзды, как мне быть,

Звёзды, что мне делать,

Чтобы так её любить,

Как она велела?

 

Вот прошло уже три дня,

Как она сказала:

— Полюбите так меня,

Чтоб вам трудно стало.

 

Чтобы не было для вас

Всё на свете просто,

Чтоб хотелось вам подчас

Прыгнуть в воду с моста.

 

Чтоб ни дыма, ни огня

Вам не страшно было.

Полюбите так меня,

Чтоб я вас любила.

 

            Невесте

Мы с тобой играли вместе,

Пыль топтали у завалин.

И тебя моей невестой

Все, бывало, называли.

 

Мы росли с тобой, а кто-то

Рос совсем в другом краю

И в полгода заработал

Сразу всю любовь твою.

 

Он летает, он далече,

Я сижу с тобою здесь.

И о нём, о скорой встрече

Говоришь ты вечер весь.

 

И, твои лаская руки,

Вижу я со стороны

Столько нежности подруги,

Столько гордости жены.

 

Вся ты им живёшь и дышишь,

Вся верна, чиста, как мать.

Ничего тут не попишешь,

Да и нечего писать.

 

Я за встречу благодарен,

У меня обиды нет.

Видно, он хороший парень,

Передай ему привет.

 

Пусть он смелый,

Пусть известный,

Пусть ещё побьёт рекорд,

Но и пусть мою невесту

Хорошенько любит,

Чёрт!...

 

Александра Тириченко

                 * * *

В траве высокой плачет птица.

Легко скользит вечерний свет.

Тому, что в нас с тобой творится,

Пока ещё названья нет.

 

И оттого так сердцу милы

Лес безымянный, пруд и луг.

Тянусь к тебе, но дай мне силы,

Чтоб не сказать об этом вслух.

 

Алексей Константинович Толстой

                   * * *

Средь шумного бала, случайно,

В тревоге мирской суеты,

Тебя я увидел, но тайна

Твои покрывала черты;

 

Лишь очи печально глядели,

А голос так дивно звучал,

Как звон отдалённой свирели,

Как моря играющий вал.

 

Мне стан твой понравился тонкий

И весь твой задумчивый вид,

А смех твой, и грустный и звонкий,

С тех пор в моём сердце звучит.

 

В часы одинокие ночи

Люблю я, усталый, прилечь —

Я вижу печальные очи,

Я слышу весёлую речь.

 

И грустно я так засыпаю,

И в грёзах неведомых сплю...

Люблю ли тебя — я не знаю,

Но кажется мне, что люблю!

 

Владимир Туркин

                  * * *

Мне всё больней с тобой встречаться,

Нести в себе запас тепла,

Входить в твой дом, в котором счастье

Ты не со мною обрела.

 

Мне всё больней с тобой встречаться,

Уж не к тебе спешить, а к вам.

И только взглядом прикасаться —

Который год — к твоим губам.

 

С годами мне всё чаще грустно.

Мертвеют чувства и слова.

Но боль — безвозрастное чувство.

Боль и при старости жива.

 

Мне всё больней с тобой встречаться.

Ведь я уже осознаю,

Как ты легко и непричастно

Глядишь на эту боль мою.

 

И всё ж спасибо, что с рожденья —

Ни в трезвый час, ни в час хмельной —

Ты не искала наслажденья

Вот в этой пытке надо мной.

 

Вероника Михайловна Тушнова (1915-1965)

                   ***

Я одна тебя любить умею,

да на это права не имею,

будто на любовь бывает право,

будто может правдой

стать неправда.

Не горит очаг твой, а дымится,

не цветёт душа твоя — пылится,

задыхаясь, по грозе томится,

ливня молит, дождика боится...

 

              ***

Гонит ветер

туч лохматых клочья.

И опять мы

расстаёмся молча,

так, как расстаются

навсегда.

Ты стоишь и не глядишь вдогонку.

Я перехожу через мосток...

Ты жесток

жестокостью ребёнка —

от непонимания жесток.

Может, на день,

может, на год целый

эта боль мне жизнь укоротит.

Если б знал ты подлинную цену

всех твоих молчаний и обид!

Ты бы позабыл про всё другое,

ты схватил бы на руки меня,

поднял бы

и вынес бы из горя,

как людей выносят из огня.

 

                       ***

Быть хорошим другом обещался,

звёзды мне дарил и города.

И уехал,

и не попрощался.

И не возвратится никогда.

Я о нём потосковала в меру,

в меру слёз горючих пролила.

Прижилась обида,

присмирела,

люди обступили

и дела...

Снова поднимаюсь на рассвете,

пью с друзьями, к случаю, вино,

и никто не знает,

что на свете

нет меня уже давным-давно.

 

           * * *

Мне говорят:

нету такой любви.

Мне говорят:

как все,

так и ты живи!

Больно многого хочешь,

нету людей таких.

Зря ты только морочишь

и себя и других!

Говорят: зря грустишь,

зря не ешь и не спишь,

не глупи!

Всё равно ведь уступишь,

так уж лучше сейчас

уступи!

... А она есть.

Есть.

Есть.

А она — здесь,

здесь,

здесь,

в сердце моём

тёплым живёт птенцом,

в жилах моих

жгучим течёт свинцом.

Это она — светом в моих глазах,

это она — солью в моих слезах,

зрение, слух мой,

грозная сила моя,

солнце моё,

горы мои, моря!

От забвенья — защита,

от лжи и неверья — броня...

Если её не будет,

не будет меня!

... А мне говорят:

Нету такой любви.

Мне говорят:

как все,

так и ты живи!

А я никому души

не дам потушить.

А я и живу, как все

когда-нибудь

будут жить!

 

Фёдор ИвановичТютчев

                   * * *

Не раз ты слышала признанье:

“Не стою я любви твоей”.

Пускай моё она созданье —

Но как я беден перед ней...

 

Перед любовию твоею

Мне больно вспомнить о себе —

Стою, молчу, благоговею

И поклоняюся тебе...

 

Когда, порой, так умиленно,

С такою верой и мольбой

Невольно клонишь ты колено

Пред колыбелью дорогой,

 

Где спит она — твоё рожденье —

Твой безыменный херувим, —

Пред сердцем любящим твоим.

 

                   * * *

Ещё томлюсь тоской желаний,

Ещё стремлюсь к тебе душой —

И в сумраке воспоминаний

Ещё ловлю я образ твой...

Твой милый образ, незабвенный,

Он предо мной, везде, всегда,

Недостижимый, неизменный —

Как ночью на небе звезда...

 

               * * *

Я встретил вас — и всё былое

В отжившем сердце ожило;

Я вспомнил время золотое —

И сердцу стало так тепло...

 

Как поздней осени порою

Бывают дни, бывает час,

Когда повеет вдруг весною

И что-то встрепенётся в нас, —

 

Так, весь обвеян дуновеньем

Тех лет душевной полноты,

С давно забытым упоеньем

Смотрю на милые черты...

 

Как после вековой разлуки,

Гляжу на вас, как бы во сне, —

И вот — слышнее стали звуки,

Не умолкавшие во мне...

 

Тут не одно воспоминанье,

Тут жизнь заговорила вновь, —

И то же в вас очарованье,

И та ж в душе моей любовь!..

 

Василий Дмитриевич Фёдоров (1918-1984)

           ***

Угар любви

Мне мил и близок,

Но как смешон

Тот сердцеед,

Что составляет

Длинный список

Своих “любвей”,

Своих побед...

 

Мне радость

Выпала иная,

Мне жребий

Выдался иной:

Меняясь,

Но не изменяя,

Сто женщин

Видел я в одной.

 

             * * *

Как цветы на заре,

Так и люди в любви хорошеют.

Неразгаданный взгляд

Мое вольное сердце потряс.

Руки пьяно, как хмель,

Оплели мою гордую шею,

И глаза почему-то

Нельзя оторвать мне

От глаз.

 

Всё гляжу и гляжу

И никак не могу наглядеться.

Так в причудливом мире

Робеет душа новичка.

Вижу робость и зов,

Вижу юность и детство,

Опрокинутый мир,

Отражённый

В огромных зрачках.

 

Всё гляжу и гляжу,

Оторваться не в силах

От весёлых-весёлых,

Бесовских во плясе кудрей,

От бесстыдно зовущих,

От страстно и сладостно милых:

Милых губ,

Милых глаз

И летящих бровей.

 

Ну, люби!..

Ну, люби!..

От любви

Никуда нам не деться.

Ну, люби же, люби!..

Я давно этой радости ждал.

Мы одни. Никого.

Убежало стыдливое детство.

Страх метался в заре

И за краем земли пропадал.

 

            * * *

На разлуке,

На муке стою...

Вот и всё.

Вот и время проститься.

И целую я руку твою,

Как крыло

Улетающей птицы...

 

            * * *

Я давно

Не испытывал нежность

И мечтаю —

Ты только приди! —

Выпить ласки

Небесную свежесть

И заснуть

На прохладной груди.

 

Весь я в жажде,

Как после пожара,

Что пожёг

Всё родное вокруг.

Дай мне, милая,

Сон без кошмара,

Пробужденье

Без страха и мук.

 

Сколько молний

Меня осветило!

Сколько громов громило,

Не в счёт...

Может быть,

Заземлённая сила

Не погубит меня,

А спасёт.

 

          * * *

В этом

Нет моей вины,

И отчаиваться нечего.

У поэта нет жены,

У поэта только Женщина,

Только Женщина — да, да! —

Пусть простит мне жизнь убогая,

Только-только та одна,

Недоступная,

Далёкая.

Только та,

Что темноту

Отгоняла светом вымысла,

Только та, что красоту

Из моих мечтаний вынесла.

Мой порыв её вознёс

Выше нашей повседневности,

Выше горя,

Выше слёз,

Выше страха,

Выше ревности.

В ней —

Всё чудо,

Всё моё.

Но тебя люблю ведь тоже я,

Потому что на неё

Ты немножечко похожая.

 

              * * *

Была любовь.

Была сомнений смута.

Надежды были.

Молодость была.

Да, молодость была,

Но почему-то

Она большого счастья

Не дала.

 

Она ушла,

Но слёзы не прольются.

Ушла.

Иди.

И не зови, трубя.

Нет, не хочу я

В молодость вернуться,

Вернуться к дням,

Где не было тебя.

 

Афанасий Афанасьевич Фет

                   * * *

Я тебе ничего не скажу,

И тебя не встревожу ничуть,

И о том, что я молча твержу,

Не решусь ни за что намекнуть.

 

Целый день спят ночные цветы,

Но лишь солнце за рощу зайдёт,

Раскрываются тихо листы

И я слышу, как сердце цветёт.

 

И в больную, усталую грудь

Веет влагой ночной ... я дрожу,

Я тебя не встревожу ничуть,

Я тебе ничего не скажу.

 

                  * * *

Я жду... Соловьиное эхо

Несётся с блестящей реки,

Трава при луне в бриллиантах,

На тмине горят светляки.

 

Я жду... Тёмно-синее небо

И в мелких, и в крупных звездах,

Я слышу биение сердца

И трепет в руках и в ногах.

 

Я жду... Вот повеяло с юга;

Тепло мне стоять и идти;

Звезда покатилась на запад...

Прости, золотая, прости!

 

                      * * *

Только станет смеркаться немножко,

Буду ждать, не дрогнёт ли звонок,

Приходи, моя милая крошка,

Приходи посидеть вечерок.

 

Потушу перед зеркалом свечи, —

От камина светло и тепло;

Стану слушать весёлые речи,

Чтобы вновь на душе отлегло.

 

Стану слушать те детские грёзы,

Для которых — всё блеск впереди;

Каждый раз благодатные слёзы

У меня закипают в груди.

 

До зари осторожной рукою

Вновь платок твой узлом завяжу,

И вдоль стен, озарённых луною,

Я тебя до ворот провожу.

 

Константин Михайлович Фофанов (1862-1911)

    ТЫ ПОМНИШЬ ЛИ?

Ты помнишь ли: мягкие тени

Ложились неслышно кругом,

И тихо дрожали сирени

Под нашим открытым окном...

 

Всё тише заветные речи

С тобою тогда мы вели

И скоро блестящие свечи

Рукой торопливой зажгли;

 

Ты села к роялю небрежно,

И всё, чем полна ты была,

Чем долго томилась мятежно, —

Всё в звуки любви облекла;

 

Я слушал безгрешные звуки

И грустно смотрел на огни...

То было пред днями разлуки,

Но было в счастливые дни!..

 

                     * * *

Мы любим, кажется, друг друга,

Но отчего же иногда

От нежных слов, как от недуга,

Бежим, исполнены стыда?

 

Зачем, привыкшие к злословью,

Друг друга любим мы терзать?

Ужель, кипя одной любовью,

Должны два сердца враждовать?

 

Яков Хелемский

              * * *

Я желанием томим

От тебя не отлучаться,

Обаянием твоим

Непрестанно облучаться.

Чтоб не таял и не гас

Тот запас рассветный, ранний,

Чтобы не было у нас

Даже кратких расставаний.

Но тогда не будет встреч.

Без разлук — запомни это —

Трудно надолго сберечь

Свежесть утреннего света.

Этот мягкий добрый свет

Животворности исполнен.

Этот ультрафиолет

Исчезает в блеске полдня.

И ленивые лучи

Вечного благополучья

То не слишком горячи,

То порой не в меру жгучи.

А ещё грустней багрец

Потускневшего заката,

Означающий конец

Зорьки, вспыхнувшей когда-то.

И учусь я в час любой

Не страшиться расставанья.

И твоё беру с собой

Утреннее обаянье.

 

Марина Цветаева

                   * * *

Ты солнце в выси мне збстишь,

Все звёзды в твоей горстъ!

Ах, если бы — двери настежь —

Как ветер к тебе войти!

 

И залепетать, и вспыхнуть,

И круто потупить взгляд,

И, всхлипывая, затихнуть —

Как в детстве, когда простят.

 

                     * * *

Никто ничего не отнял —

Мне сладостно, что мы врозь!

Целую вас через сотни

Разъединяющих вёрст.

 

Я знаю: наш дар — неравен.

Мой голос впервые — тих.

Что вбм, молодой Державин,

Мой невоспитанный стих!

 

На страшный полёт крещу вас:

— Лети, молодой орёл!

Ты солнце стерпел, не щурясь, —

Юный ли взгляд мой тяжёл?

 

Нежней и бесповоротней

Никто не глядел вам вслед...

Целую вас — через сотни

Разъединяющих лет.

 

Владимир Цыбин

            Нежность

Пусть не могу я быть нежнее,

ведь так короток встречи час.

Я даже нежностью своею,

и то боюсь обидеть вас.

А звёзды льются — не сорвутся,

и хоть озябли вы слегка,

но, чтобы ваших плеч коснуться,

не подымается рука.

И медлю я в апрельский вечер,

в озноб бросающий порой,

накрыть озябнувшие плечи

неосторожною полой.

И вы за то, что я робею,

меня простите.

В этот час

я даже нежностью своею,

и то боюсь обидеть вас.

 

               * * *

... Береги меня ты ревностно

письмами,

но не молчи,

береги своею ревностью

и бессонницей в ночи.

Береги ты правдой жёсткой,

верою своей в свой срок,

береги, чтоб не берёгся,

чтобы сам тебя берёг.

 

Анатолий Чепуров

          * * *

Всё было в голубом,

Небесном цвете:

И дом, и сад,

И речка под окном.

И всё померкло

В отошедшем лете,

Лишь ты навек

Осталась в голубом.

 

Варлам Шаламов

            * * *

Модница ты, модница,

Где ты теперь?

Как живётся, ходится,

Гуляется тебе?

 

По волнам бегущая

Через все моря,

Любимая, лучшая,

Милая моя.

 

В море ли, на острове,

В горе ли, в беде —

Платья твои пёстрые

Видятся везде.

 

Вадим Сергеевич Шефнер (1915)

                   ***

Любовь ведёт через пустыни

И через горные хребты,

И на ветру она не стынет,

И не боится высоты.

 

Порою с поворота глянет —

И вдаль с улыбкою зовёт,

И, обнадёживая, ранит,

И жаловаться не даёт.

 

Куда б ни ехал, где б ни шёл ты —

Всегда с тобой она в пути, —

Не та, которую нашёл ты,

А та, которой не найти.

 

Марк Ананьевич Шехтер (1911-1963)

СНОВА МАЛЬЧИКОМ НАЗОВИ!

Свет мой, девочка, королева,

Преступившая рубежи:

Лучше тихое слово гнева,

Чем весёлая буря лжи!

 

Что мне жалкое подаянье!

Синим пламенем жги в ночи,

Обложи мои губы данью,

Новой радости научи!

 

Ослепи меня белым светом,

Доброй молнией осени,

Будь средь ночи глухой рассветом,

На заре зажигай огни!..

 

Позабытое счастье рая

Лёгкой птицей звенит в крови...

Чтобы жить мне не умирая —

Снова мальчиком назови.

 

Игорь Шкляревский

                * * *

Приблизилось небо

и молча стоит за рекою.

Зачем я простился

и снова встречаюсь с тобою?

 

Не знаю, не знаю...

как ветер осенний не знает,

зачем он опавшие листья

с земли подымает.

 

Зачем он их ночью

кладёт на поля и откосы

и снова бросает

на голые ветки берёзы...

 

Вячеслав Шумаков

             * * *

Пишу к тебе,

А солнце не садится.

Пишу к тебе,

А солнце на столе.

К руке моей прильнуло жаркой птицей,

Глядит в глаза и всё ещё боится,

Что напишу плохое о тебе.

 

Николай Фёдорович Щербина (1821-1869)

              ПИСЬМО

Письмо лежит передо мною;

Его коснуться не могу;

Я с сожаленьем и тоскою,

Не прочитав, его сожгу...

 

Зачем читать?.. Ведь я вас знаю,

Ведь сердца мне не пробудить...

Поверьте, временно любить

Я не могу и не желаю!

 

Давно не верю я в блаженство:

На бедном жизненном пути

Не отыскать мне совершенства,

Души родной мне не найти!..

 

Прощайте, более ни слова...

Я с сердцем не привык шутить,

Вам полюбить легко другого,

Но тяжело мне разлюбить!

 

Степан Петрович Щипачёв (1899-1980)

                   * * *

Своей любви перебирая даты,

я не могу представить одного,

что ты чужою мне была когда-то

и о тебе не знал я ничего.

 

Какие бы ни миновали сроки,

и сколько б я ни исходил земли,

мне вновь и вновь благословлять дороги,

что нас с тобою к встрече привели.

 

                      * * *

Любовь пронёс я через все разлуки

и счастлив тем, что от тебя вдали

её не расхватали воровски чужие руки,

чужие губы по ветру не разнесли.

 

                    * * *

Ты не забыла, знаю, не забыла

ту рощу, поле, в стороне село

и ливень, нас застигший. Помнишь, было

бело от молний, от берёз бело.

Не различая залитых дорожек,

мы шли по травам вымокшим тогда.

Текла меж ремешками босоножек

ромашки обступившая вода.

Июль был полон гроз. Забыть ли это —

с любовью нашей и с громами лето!

 

                * * *

Забыть ли

блеск твоих глаз,

рук твоих жарких кольцо,

если сквозь слёзы не раз

я видел твоё лицо.

 

Что б ни было впереди,

приди любая беда,

ты болью в моей груди

останешься навсегда.

 

                      * * *

Ты со мной — и каждый миг мне дорог.

Может, впереди у нас года,

но придёт разлука, за которой

не бывает встречи никогда.

Только звёзды в чей-то час свиданья

будут так же лить свой тихий свет.

Где тогда в холодном мирозданье,

милый друг, я отыщу твой след?

 

                    * * *

Что листья падают, что ночь светла,

запомню и вовек не пожалею

о том, что нас далёко завела

кленовая сентябрьская аллея.

 

Сидим одни, обнявшись, под луной,

но всё длинней косые тени клёнов.

Луна спешит — на целый шар земной

она одна, одна на всех влюблённых.

 

                  * * *

Пускай умру, пускай летят года,

пускай я прахом стану навсегда.

 

Полями девушка пойдёт босая.

Я встрепенусь, превозмогая тлен,

горячей пылью ног её касаясь,

ромашкою пропахших до колен.

 

            Я знаю её

Всё окна и окна. Они как соты:

в них свет вечерами, как в сотах мёд.

Я вижу опять этот дом высотный,

двадцатый этаж, где она живёт.

 

Я вижу: глаза от работы устали.

Расчёты, колонками цифры идут.

До полночи — всё о литье, о стали,

а в девять утра — институт.

 

Ещё и сегодня тонка, большеглаза.

За тридцать, а всё не сложилась семья.

Я знаю её, хоть не встретил ни разу:

она — читательница моя.

 

Поди, и сейчас — хоть склонилась в работе —

он с ней,

возле справочников сухих —

голубенький, с веткой на переплёте

залистанный томик стихов моих.

 

Уж за полночь. Тихо. Она в постели.

Неясные шумы внизу далеки.

Уснула, и комнатой завладели

звёзды да сквозняки.

 

                    * * *

У девушки имя Лидия,

А в паспорте вывели — “Лилия”,

И девушка плачет, глаза утирая платком:

“Я не хочу называться цветком”.

А сама так нежна и тонка,

Словно и впрямь стебелёк цветка.

 

                     * * *

Русый ветер, какой ты счастливый!

Эх ты, ветрена голова!

У тебя для берёзки, для ивы

одинаково нежны слова.

 

Русый ветер, какой ты счастливый!

А вот я, словно кто приковал,

об одной, о далёкой, красивой,

столько лет тосковал!

 

                    * * *

Если девушку полюбишь,

знаю, с нею заодно

ты и дом её полюбишь,

сад, где были с ней в кино.

Как бы ни было высоко,

в полдень, в полночь — всё равно:

с тротуара в сотнях окон

ты найдёшь её окно.

 

                 * * *

Она, все знают, любит

парнишку одного.

Пересыхают губы,

как вспомнит про него.

 

Но ходят пересуды

всё громче меж подруг —

и за столом посуда

валится из рук.

 

Кажись, давно ль сидели,

где над рекой лоза.

Потом... в слезах блестели

не раз её глаза.

 

Но и в глазах нет силы

против беды такой:

у той скамейки милый

встречается с другой.

 

                   У МОРЯ

Знаю я, как волны с камнем спорят.

Меж сырых голубоватых скал

повстречал я девушку у моря.

— Хорошо здесь! — только и сказал.

 

Долго мы на берегу стояли.

Под вечер она опять пришла.

Круглобокий колыхался ялик,

на песке лежали три весла.

 

И легко нам было в разговоре,

слов особенных я не искал.

Смуглые, забрызганные морем

маленькие руки целовал.

 

И сегодня — нет её милее,

так же всё ладонь её тепла.

Пусть твердят, что и моря мелеют,

я не верю, чтоб любовь прошла.

 

                 * * *

Любовью дорожить умейте,

с годами дорожить вдвойне.

Любовь не вздохи на скамейке

и не прогулки при луне.

Всё будет: слякоть и пороша.

Ведь вместе надо жизнь прожить.

Любовь с хорошей песней схожа,

а песню нелегко сложить.

 

                     * * *

Не бери пример с подруг, не надо.

Ты других не хуже, не грубей.

На окурках след губной помады

лишь брезгливость вызовет к тебе.

 

Лучше в рот возьми сирени

ветку, горькую от рос,

чтоб любимый днём весенним

терпкий привкус на губах унёс.

 

                     * * *

Тебе исполнилось сегодня тридцать

                                                         восемь.

И, может быть, хоть с виду весела,

ты с грустью думаешь: подходит осень,

а там — зима белым-бела.

 

А может, и не думаешь про это —

немало всяких у тебя забот.

Дай бог тебе большое бабье лето

и осень ясную, когда она придёт.

 

             * * *

Мне далеко до дому,

и труден мой путь впереди,

а до тебя другому

лишь улицу перейти.

 

Всё так же твой быстрый почерк

ложится в моей судьбе...

Не в строчках, так между строчек

прочесть бы: какая короче

дорога ведёт к тебе?

 

                   * * *

Мы часто ищем сложности вещей,

где истина лежит совсем простая.

Мне не хватает нежности твоей,

тебе моей заботы не хватает.

 

Что к этому прибавить я могу?

Одно, что я любви твоей не стою:

ведь я тебя совсем не берегу —

легко ли нежной быть тебе со мною?

 

                     * * *

Опять тревожно, больно сердцу стало

и я не знаю, чем помочь ему.

Опять старуха ревность нашептала

чёрт знает что рассудку моему:

чтоб я ни поцелуям, ни слезам,

ни гневным оправданиям не верил,

ходил бы по твоим следам —

и на её аршин всё мерил.

 

У ревности душа темна.

Опасная советчица она.

 

                   * * *

Бровей твоих тёмный вечер

и глаз твоих день голубой

нельзя не запомнить, при встрече

невольно любуюсь тобой.

Как счастье само, земная

сияет твоя красота.

Но годы, пощады не зная,

сотрут и её без следа.

В любви не всего ли дороже —

когда ты ещё в цвету —

то счастье, что сделать может

бессмертной твою красоту?

Пусть людям в недальние сроки

она будет в детях видна,

а там и в потомках далёких

не раз повторится она.

 

            ИЗ ПИСЬМА

Вот собраться бы, не заробеть —

да в купе с вещами, как мечтала.

Я устала думать о тебе,

тосковать я о тебе устала.

 

Только в снах бывает. Наяву

нашему желанию не сбыться.

Я твоими письмами живу

да работой, чтобы в ней забыться.

 

Не затмят ни радость, ни беда

край берёз и полевых ромашек,

край, родивший с грозами тогда

это горестное счастье наше...

 

            ПОД ЛИВНЕМ

Уже воды поверх лодыжек было,

уже по улице текла река.

Толкало в грудь и по коленком било,

а у девчонки юбка коротка.

 

Под небом грохотавшим и сиявшим

они сквозь ливень, в молниях косых

бежали, за руки по-детски взявшись,

весёлых глаз не пряча от грозы.

 

В подъезде кто-то, обтирая стены,

ворчал на молодость.

Сухой, степенный.

 

                * * *

Жестковат её бровей излом,

но глаза нисколько не сердиты.

Рыжие — тугим узлом —

словно в бронзу волосы отлиты.

 

Где-то кружит и его тропа.

Он придёт (недалеко до встречи!)

этот узел растрепать,

расплескать на плечи.

 

                  * * *

Ты пришла и уйдёшь.

Мы стоим

на осеннем сыром сквозняке.

К волосам жестковатым твоим

не моей прикасаться руке.

 

Я не жду ничего, не ищу

и не стану скрывать ничего;

всё мне видится твой прищур,

блеск и темень его.

 

Ты не спрашивай, сколько мне лет.

Сколько б ни было — коротки.

Я влюблённым пройду по Земле

до последней моей строки.

 

                  РЫЖАЯ

Есть что-то от лунного света

                                             в блондинке.

А эта не солнечных ли кровей?

В глазах её прыгают золотинки

из-под бровей.

 

А брови —

шершавые два колоска...

Колечки волос

у виска.

 

Обжёг наготу холодок простыней.

Подушка примята, торчит углами.

На белой, ещё не согретой, на ней

волос расплескавшихся пламя.

 

            О ТЕБЕ

Ты не из слабых вовсе,

и всё же в руках немота

от стирок и от авосек...

Уборка. Пышет плита.

С работы придёшь — не причёской

занята будешь ты:

в воде холодной и жёсткой

пальцы — до ломоты.

Есть выходные. Знаешь —

в календаре они.

Ты же как заводная

и в выходные дни.

Твои красивые ноги

в очередях устают.

Тридцать тебе с немногим,

а сорок дают.

Быт. Он бездушен часто,

и ноша его нелегка.

А женское счастье —

как стебелёк цветка.

Думать об этом грустно.

От чада на кухне мгла.

Прядку волос тёмно-русых

рукою от глаз отвела.

На табуретках корыто.

Стирка опять до полдня...

Глядят с иностранных открыток

красавицы на меня.

Сняты то сидя, то стоя.

Причёски — волной.

Они для меня не стоят

улыбки твоей одной.

 

                  * * *

Как хочешь это назови.

Друг другу стали мы дороже,

заботливей, нежней в любви,

но почему я так тревожен?

Стал придавать значенье снам,

порой задумаюсь, мрачнея...

Уж видно — чем любовь сильнее,

тем за неё страшнее нам.

 

   ИЮЛЬ БЫЛ ПОЛОН ГРОЗ...

Ты не забыла, знаю, не забыла

ту рощу, поле, в стороне село

и ливень, нас застигший. Помнишь, было

бело от молний, от берёз бело.

Не различая залитых дорожек,

мы шли по травам вымокшим тогда.

Текла меж ремешками босоножек

ромашки обступившая вода.

Июль был полон гроз. Забыть ли это —

с любовью нашей и с громами лето!

 

             ПОД ЛИВНЕМ

Уже воды поверх лодыжек было,

уже по улице текла река.

Толкало в грудь и по коленком било,

а у девчонки юбка коротка.

 

Под небом грохотавшим и сиявшим

они сквозь ливень, в молниях косых

бежали, за руки по-детски взявшись,

весёлых глаз не пряча от грозы.

 

В подъезде кто-то, обтирая стены,

ворчал на молодость.

Сухой, степенный.

 

Геворт Эмин

          * * *

Тот,

кого ты любишь во мне давно,

вовсе иные имеет черты

и склонности.

Мне, на него похожему,

не дано

его доброты,

его чистоты

и скромности.

 

Как я порой ревную тебя

к нему,

хоть он и носит имя моё

и отчество!

Если ты догадаешься,

почему —

холодом обоймёт тебя

одиночество.

 

Так не гаси же

в окнах своих

огня!

Крылья мои оставь мне

как утешение.

Чем лучше ты думаешь

про меня — тем становлюсь и вправду я

совершеннее.

 

Илья Эренбург

                   * * *

Так ждать, чтоб даже память вымерла,

Чтоб стал непроходимым день,

Чтоб умирать при милом имени

И догонять чужую тень,

Чтоб не довериться и зеркалу,

Чтоб от подушки утаить,

Чтоб свет своей любви и верности

Зарыть, запрятать, затемнить,

Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,

Чтоб вздох и тот зажать в руке,

Так ждать, чтоб, мёртвый, он почувствовал

Горячий ветер на щеке.

 

Александр Яшин

                      * * *

Пусть не пишешь, запираешь двери,

Принимаешь к сердцу чью-то ложь,

Всё равно мы встретимся, я верю,

Первую любовь не изживёшь.

 

С детства, с парты школьной мне знакома,

Радостью взлелеяна одной,

Не оставишь, не уйдёшь к другому:

Где бы ты ни ездила —

Ты дома,

С кем бы ни ходила —

Ты со мной.

 

                 * * *

Строгая твоя поступь,

Чёрные твои глаза...

Что я скажу тебе?

Просто:

Мне без тебя нельзя.

 

                       * * *

День ли, ночь ли — света нет без милой.

Вспоминать, как слёзы лить о том,

Как она доверчиво любила,

Осуждала и боготворила,

Плакала,

Но покидала дом.

 

Как, знобя, выматывая душу,

Ветер выл,

А я пытался спать.

С неба, с моря шла вода на сушу...

День и ночь смотреть в окно и слушать:

Не вернётся ль?

Дверь не закрывать.

 

           Извечное

Да, я не знаю другой такой,

Чтоб навеки — по сердцу.

Так почему же в душевный покой

Входит разноголосица?

 

Так почему же по целым дням

Наш разговор не вяжется,

Всё что-нибудь мерещится нам,

Всё что-нибудь да кажется?

 

“С кем говорил?”

Да “К кому ходил?” —

Это ж обидно, милая!

Если бы вдруг человек остыл,

Разве удержишь силою?

 

Радость не в радость, коль веры нет,

Страхи да подозрения.

И канитель эта много лет

Тянется без изменения.

 

Надо, чтоб на сердце был покой,

Чтоб никогда постылая

Ревность не трогала нас с тобой...

 

А почему ты сама домой

Поздно вернулась, милая?

 

                 * * *

Опять не пришла. Не под силу мне.

Дышать скоро будет нечем.

Уж я ли не ждал, не торчал в окне

Меж двух косяков весь вечер!

 

Да, ветер дул и дождь моросил...

Но если б ты из дому вышла,

Наверное, вечер бы слёз не лил,

Дорога бы не раскисла.

 

И если б сегодня встретились мы,

Такое бы совершилось,

Что, может, и не было б вовсе тьмы

И солнце бы не садилось!

 

Скачано с www.znanio.ru

 

Скачано с www.znanio.ru