Опорный конспект по теме: Окончание и итоги Второй мировой войны.

ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

СРЕДНЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

ЛУГАНСКОЙ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКИ

«ПЕРВОМАЙСКИЙ КОЛЛЕДЖ»

ОПОРНЫЙ КОНСПЕКТ

по организации проведению занятий в рамках изучения предмета «История Великой Отечественной войны»

Тема:

Окончание и итоги Второй мировой войны

2021г

Шел апрель 1945 г. Красная армия добивала врага в его логове – в Восточной Пруссии. В штабе 3‑го Белорусского фронта маршал А. М. Василевский удовлетворенно отслеживал по карте уверенную боевую работу вверенных под его начало частей. Маршал не скупился на похвалы своим подчиненным, но мало кто из командиров и командующих догадывался о том, что мысленно он уже отбирает достойных для новой важной миссии. Впоследствии Василевский вспоминал: «То, что мне придется ехать на Дальний Восток, я впервые узнал летом 1944 г. После окончания Белорусской операции И. В. Сталин в беседе со мной сказал, что мне будет поручено командование войсками Дальнего Востока в войне с милитаристской Японией. А о возможности такой войны я был уже осведомлен в конце 1943 г., когда возвратилась советская делегация во главе с И. В. Сталиным с Тегеранской конференции». Иногда советскую Дальневосточную кампанию против Японии объясняют имперскими амбициями Сталина. В действительности инициаторами участия СССР в войне с Японией стали союзники. Общая договоренность об этом была достигнута на Тегеранской конференции.

Подготовка к операции в Маньчжурии

5 апреля 1945 г., когда на улицах Кенигсберга еще продолжались упорные бои, советское правительство денонсировало пакт о нейтралитете, заключенный с Японией весной 1941 г. Несмотря на его подписание, доверия между двумя государствами не было, и с 1941 по 1945 г. СССР был вынужден держать на Дальнем Востоке группировку, состоявшую примерно из 40 дивизий. Денонсация пакта фактически была предупреждением японцам о возможном вступлении Советского Союза в войну против Страны восходящего солнца. Однако для активных действий войска Красной армии на Дальнем Востоке требовалось существенно усилить. Именно поэтому маршал А. М. Василевский присматривался к соединениям подчиненного ему 3‑го Белорусского фронта. Высвободившиеся после падения Восточной Пруссии 5‑я и 39‑я армии перебрасывались на Дальний Восток и в Забайкалье. Позднее в Забайкалье из освобожденной Чехословакии были отправлены 53‑я армия и 6‑я гвардейская танковая армия. Обе армии имели востребованный в условиях Дальневосточного театра военных действий опыт наступательных операций в гористых районах Румынии, Венгрии и Австрии.

Поражение Третьего рейха во Второй мировой войне было убедительной демонстрацией силы антигитлеровской коалиции. С высоты этого успеха союзники громогласно предложили Японии сложить оружие. 26 июля 1945 г. на Потсдамской конференции от имени США, Великобритании и Китая было опубликовано обращение, в котором японскому правительству недвусмысленно предлагалось капитулировать. В противном случае союзники обещали нанести «окончательные удары». Реакция японского правительства на декларацию была нелогичной, но предсказуемой. Премьер‑министр Страны восходящего солнца Кантаро Судзуки заявил: «Мы игнорируем ее. Мы будем неотступно продолжать движение вперед для успешного завершения войны». Возможно, японский премьер был бы куда сговорчивее, если бы знал, какие именно «окончательные удары» ожидают его страну.

В июле 1945 г. на Потсдамской конференции американский президент Гарри Трумэн, по предварительной договоренности с британским премьер‑министром Уинстоном Черчиллем, как бы невзначай сообщил Сталину о создании союзниками атомной бомбы. Реакция советского лидера его удивила. Черчилль вспоминал: «Я подошел к Трумэну. «Ну, как сошло?» – спросил я. «Он не задал мне ни одного вопроса», – ответил президент». Руководители Великобритании и Соединенных Штатов решили, что Сталин не понял, о чем идет речь. Однако они ошибались, поскольку еще с 1942 г. советская разведка начала планомерный сбор информации по созданию союзниками атомного оружия. По этому направлению работало более десяти агентов по линии военной разведки и госбезопасности. Благодаря их усилиям СССР уже в 1949 г. провел испытание своей атомной бомбы, добившись ядерного паритета с США. Мир был спасен от американского шантажа и диктата.

16 июля 1945 г., за несколько дней до объявления декларации, в Нью‑Мексико в режиме строжайшей секретности американцы испытали первую в мире атомную бомбу. 26 июля крейсер «Индианаполис» доставил на американскую базу на острове Тиниан атомную бомбу «Малыш». 28 июля начальник Объединенного комитета начальников штабов Джордж Маршалл подписал приказ на боевое применение ядерного оружия. Основной целью американской ядерной бомбардировки был японский город Хиросима, запасными – города Кокура и Нагасаки. Однако ядерные удары не вынудили Японию к капитуляции. Кроме жителей Хиросимы и Нагасаки, никто из японского населения не знал о разрушительных последствиях бомбардировок. Тогда еще ничего не было известно и о воздействии проникающей радиации на человека. Японское правительство никак не прореагировало на применение ядерного оружия вплоть до окончания войны. А вот о другом ударе руководство Японии уже догадывалось. Разведка сообщала об интенсивном движении советских эшелонов по Транссибирской магистрали. Советский Союз явно готовился к войне.

За несколько дней до объявления декларации 6 августа 1945 г. в 8.15 по местному времени американский бомбардировщик B‑29, находясь на высоте свыше 9 км, произвел сброс атомной бомбы на центр города Хиросима. Взрыватель был установлен на высоту 600 метров над землей. Взрыв эквивалентом от 13 до 18 тысяч тонн тротила произошел через 45 секунд после сброса. В результате взрыва мгновенно погибло до 80 тысяч человек. К концу 45‑го г. в связи с действием радиоактивного заражения общее количество погибших составило от 90 до 166 тысяч. По истечении пяти лет общее количество погибших от заболеваний, связанных со взрывом, оценивается в 200 тысяч и более. Через три дня, 9 августа, американская атомная бомба мощностью, эквивалентной 21 тысяче тонн тротила, была сброшена на другой японский город – Нагасаки. Согласно отчету префектуры Нагасаки, на расстоянии до одного километра от эпицентра люди и животные погибли почти мгновенно. Почти все дома в радиусе двух километров были разрушены, а возгорающиеся материалы воспламенялись на расстоянии до трех километров от эпицентра. Количество погибших к концу года дошло до 80 тысяч человек. По истечении пяти лет общее количество погибших с учетом умерших от рака и других воздействий взрыва могло превысить 140 тысяч.

В 1945 г. поражение Японии во Второй мировой войне для всех в мире было уже совершенно очевидно. Однако нельзя было сказать, что союзникам оставалось сделать лишь один шаг до Токио, поэтому японцы могли надеяться на сносные условия капитуляции. В апреле 45‑го американцы вели бои на Окинаве, в тысяче километров от Соединенных Штатов. Они показали, что высадка на Японских островах будет трудной и кровавой. Возможность такой высадки войск Красной армии советские стратеги рассматривали, но этот вариант был ими быстро отброшен. Еще одним вариантом являлся удар по оккупированному японцами Китаю, но он не обещал быстрого успеха, поскольку бить нужно было по действительно значимому для врага району. Именно такой точкой была расположенная на северо‑востоке Китая Маньчжурия, наряду с Кореей имевшая для императорской Японии большое военно‑экономическое значение.

В Маньчжурии добывались уголь, железная руда, цветные металлы. Более того, из простого сырьевого придатка Страны восходящего солнца этот район постепенно превращался в промышленный регион, производящий в значительных объемах чугун, сталь, электроэнергию. Японцы даже эвакуировали в Маньчжурию и Корею военные заводы из метрополии для того, чтобы приблизить их к источникам стратегического сырья и электроэнергии. В Маньчжурии было сосредоточено более половины всего японского производства синтетического горючего. Также Маньчжурия и Корея могли стать прибежищем императорской семьи в случае высадки американцев на Японских островах. Отобрав у японцев Маньчжурию, союзники могли вынудить их капитулировать.

Маньчжурская операция

Даже при беглом взгляде на карту театра военных действий его размеры поражают: только Маньчжурия по площади была равна Германии и Италии, вместе взятым. Более того, центральная равнинная часть этого региона была подобна крепости, окруженной естественным «валом» из горных хребтов. Однако задействовать против японцев те же силы, что сокрушали Третий рейх, было невозможно. Дальневосточный регион Советского Союза был связан с остальной страной небольшим количеством дорог ограниченной пропускной способности. Снабжать крупную военную группировку по этим дорогам было невозможно. Также бедной и слабой была дорожная сеть самой Маньчжурии.

Вооруженные силы Японии были представлены в Маньчжурии так называемой Квантунской армией. По своим размерам это формирование соответствовало советскому фронту или даже группе фронтов. К августу 1945 г. Квантунская армия насчитывала около 700 тысяч человек. Помимо этого, у японцев были союзники в лице армии марионеточного государства Маньчжоу‑Го и Внутренней Монголии численностью 200 тысяч человек. В Южной Корее, на Южном Сахалине и Курильских островах находилось еще около 280 тысяч японских войск. Командовал Квантунской армией 64‑летний генерал Отодзо Ямада, в лице которого маршал А. М. Василевский получил энергичного и неглупого противника. Ямада сразу сообщил своему Верховному командованию, что сплошная оборона границы с Советским Союзом и Монголией бессмысленна из‑за ее большой протяженности. Поэтому непосредственно в пограничной зоне японцы оставили только войска прикрытия, которые должны были в укрепленных районах и горной местности изматывать наступающие войска противника и задерживать их продвижение в глубь Маньчжурии. Главные силы Квантунской армии были сосредоточены в районе основных узлов дорог в Центральной Маньчжурии, где они готовились к развертыванию на любом направлении с целью дать генеральное сражение на равнине.

Опираясь на опыт войны с Германией, советское командование спланировало операцию на окружение и наступление по сходящимся направлениям. Этому способствовала конфигурация советско‑маньчжурской границы. Было решено нанести два основных встречных удара: с восточного выступа территории Монголии и со стороны Советского Приморья. С запада удар наносил Забайкальский фронт маршала Р. Я. Малиновского, с востока – 1‑й Дальневосточный фронт маршала К. А. Мерецкова. Расстояние между двумя ударными группировками по линии границы было около 3000 километров, а до встречи друг с другом фронты должны были пройти примерно 1500 километров.

Удобнее всего было бы наступать вдоль КВЖД – Китайско‑Восточной железной дороги, – соединявшей Читу и Приморье. Здесь же горный массив Большой Хинган пересекало единственное щебеночное шоссе, не раскисавшее в плохую погоду. Однако этот маршрут был плотно перегорожен японскими укрепрайонами. Усугублялась ситуация невозможностью полноценной воздушной разведки вражеских позиций – СССР и Япония не находились в состоянии войны. Любой перелет границы был бы серьезным нарушением. Таким образом, укрепрайоны предстояло атаковать почти вслепую, полагаясь лишь на умение войск быстро ориентироваться в обстановке. В Приморье простора для маневра не было, единственным выходом был силовой взлом укреплений на КВЖД. На западе Маньчжурии было решено наносить мощный удар танками через бездорожье, в обход опасных укрепрайонов.

Командующие фронтами были подобраны исходя из задач, которые предстояло решить. Маршал Р. Я. Малиновский наступал в гористых районах Южной Европы, а также обладал опытом маневренной войны. Именно его фронту была передана 6‑я гвардейская танковая армия. Маршал К. А. Мерецков еще со времен советско‑финской войны 1939–1940 гг. был признанным специалистом по взлому укрепленных полос обороны противника. В Забайкалье и Приморье также отправили опытных командармов, ветеранов сражений за Восточную Пруссию и Курляндию – А. П. Белобородова, И. М. Чистякова и А. А. Лучинского. У маршала А. М. Василевского была сильная и опытная команда. Всего на Дальнем Востоке к началу августа 1945 г. была сосредоточена советская группировка с учетом тыловых частей в 1 миллион 600 тысяч человек, 3 тысячи 700 танков, 1 тысячу 900 самоходно‑артиллерийских установок, 3 тысячи 900 самолетов.

Несмотря на общую неблагоприятную для Японии обстановку, командование Квантунской армии с оптимизмом смотрело в будущее. Японцы рассчитывали окружить и разгромить Красную армию под Мукденом. Именно здесь в 1905 г. они заставили отступить войска Русской Императорской армии. Тем более что главнокомандующий Квантунской армии генерал Ямада достаточно точно предсказал направления главных ударов Красной армии. Однако японский военачальник значительно ошибся в оценке противостоящих ему сил маршала А. М. Василевского. На пути наступления 6‑й гвардейской танковой армии А. Г. Кравченко лежал горный хребет Большой Хинган. Он отделял Забайкалье и Монголию от Маньчжурской равнины. Если бы японским войскам удалось занять оборону на этом естественном рубеже, то советский план мог провалиться, не успев начаться. В плане наступления армии Кравченко было записано: «не позднее пятого дня с начала операции преодолеть Большой Хинган». Отставание от этого жестко заданного срока могло привести к срыву всей кампании.

На Ялтинской конференции в феврале 1945 г. Сталин пообещал, что Советский Союз вступит в войну с Японией ровно через три месяца после окончания войны в Европе. Однако Верховный главнокомандующий, вероятно, не мог представить, что его обещание будет выполнено буквально. В ночь на 9 мая была подписана капитуляция Германии, а ровно три месяца спустя советские войска в Приморье вступали в войну против Японии. Однако такая скрупулезная пунктуальность была вызвана простым стечением обстоятельств. Август в Маньчжурии является периодом дождей, и с 8 августа с неба хлынули непрерывные ливни. Уровень воды в реках поднялся на два‑четыре метра, долины многих рек были затоплены. Горные реки и ручьи, легко проходимые в сухое время вброд, в период дождей превратились в бурные потоки. Поэтому от традиционной артиллерийской подготовки наступления советским командованием было решено отказаться, поскольку она бы только предупредила противника о начале боевых действий. Продиравшиеся через размытые дождями сопки красноармейцы были бы встречены огнем из бетонных ДОТов. Верное решение подсказал опыт войны с Германией. В дивизиях были сформированы сильные штурмовые отряды, поддержанные тяжелыми самоходно‑артиллерийскими установками ИСУ‑152. Ошеломляющим ночным ударом они должны были блокировать вражеские ДОТы или даже не допустить занятия противником укреплений. Ночная атака требовала тщательной подготовки и тренировки. Бойцы штурмовых отрядов вооружались автоматами, ножами, брали с собой по 6–8 гранат. Для опознания своих в темноте к пилоткам и гимнастеркам бойцов пришивали куски белой материи. На окрики «Кто?!» все бойцы должны были отвечать одно и то же: «Петров!»

В час ночи 9 августа, под прикрытием темноты и грозового ливня, сильные передовые отряды войск 1‑го Дальневосточного фронта бесшумно перешли в наступление. Впереди двигались хорошо знающие местность разведчики. За собой они тянули телефонный кабель, служивший ориентиром для штурмовых отрядов. Для офицеров на командных пунктах и оставшихся на позициях красноармейцев потянулись долгие два часа ожидания. Именно столько требовалось на выход к первым укреплениям японцев. Если бы ночная атака захлебнулась, то пришлось бы вернуться к первоначальному плану и провести четырехчасовую артподготовку. Однако расчет на внезапность полностью оправдался. В первый час наступления лишь на отдельных участках через шум дождя раздавались пулеметные очереди и взрывы гранат. Изредка глухо ухали тяжелые орудия самоходок ИСУ‑152. Передовым отрядам удалось незаметно обойти с флангов и тыла опорные пункты и военные городки противника. Часть японских гарнизонов были захвачены спящими в казармах и не успели занять свои места на позициях в укрепленных районах. Некоторым японским подразделениям удалось занять свои огневые точки, но они были блокированы и позднее уничтожены подрывом или выжжены огнеметами.

Просачиваясь в стыки между узлами сопротивления, передовые отряды Красной армии за несколько часов продвинулись в глубь территории противника на 15–20 километров. Уже при свете дня в 8.00 начали операцию главные силы 1‑го Дальневосточного фронта. Бывший начальник штаба 3‑й японской армии позднее признавал: «Вступление советских войск было настолько неожиданным, что штаб армии <…> до полудня 9 августа не знал и не мог добиться никаких сведений о том, что творится на границе». Японское командование ожидало наступления Красной армии не ранее осени 1945 г. Командующий Квантунской армией генерал Ямада 9 августа находился в поездке в город Дайрен (бывший русский порт Дальний), а не в своей Ставке в Чаньчуне.

Наступление Забайкальского фронта началось вполне традиционно – на рассвете. Уникальным же это наступление делала масса техники, собранная в одном месте. Танковая армия А. Г. Кравченко насчитывала 75 тысяч человек, 6 тысяч автомашин, почти 800 танков и 200 самоходок. Среди них были как новейшие средние Т‑34–85 и американские М4 А2 «Шерман», так и легкие БТ‑5 и Т‑26 из бригад, всю войну с Германией простоявших на Дальнем Востоке. Эти танки, вынесшие тяжесть первых боев с вермахтом, теперь должны были принять свой последний бой. Ранним утром 9 августа вся эта масса людей и техники пришла в движение. Сбивая слабое сопротивление мелких отрядов, армия Кравченко за день прошла 110–120 километров. Одновременно последовал вспомогательный удар вдоль КВЖД, поскольку упускать шанс пробиться к маньчжурской столице Харбину по хорошей дороге маршал А. М. Василевский не собирался.

Первые известия о начавшемся советском наступлении не вызвали смены курса японского руководства. Император, являвшийся главой Вооруженных сил Страны восходящего солнца, 9 августа отдал Квантунской армии приказ: «Вести упорную оборону в районах, фактически занимаемых японскими войсками, и готовить военные операции большого масштаба, которые будут проведены по плану Ставки». Однако плохие новости следовали одна за другой. Через два дня после американской атомной бомбардировки Хиросимы стертый от взрыва с лица земли город осматривала правительственная комиссия. Обещанные союзниками «окончательные удары» произвели шокирующее на руководителей Японии впечатление. На заседании Высшего военного совета премьер‑министр Судзуки заявил: «Мы получили огромное потрясение от атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму. Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны. Не следует ли нам немедленно принять условия Потсдамской декларации?» Вечером совещание продолжилось в присутствии императора. Оно шло всю ночь и закончилось только в 10 часов утра 10 августа. Японское правительство решило принять условия Потсдамской декларации в том случае, если «союзники согласятся не включать в нее пункта о лишении императора суверенных прав». Через нейтральную Швейцарию это предложение было передано союзникам, но было ими отклонено. От Японии и ее монарха требовали безоговорочной капитуляции. В итоге 12 августа токийское радио передало сообщение: «Императорская армия и флот, выполняя высочайший приказ <…> повсеместно перешли к активным боевым действиям».

Наступавшая вдоль КВЖД 36‑я армия Забайкальского фронта встретила упорное сопротивление японских войск, занявших позиции в сооружениях Хайларского укрепленного района. На блокирование и уничтожение засевшего в этом укрепрайоне противника ушло несколько дней. Для подавления сопротивления опорных пунктов приходилось применять даже Дальнюю авиацию. Летчик Н. Белоусов вспоминал: «Цель представляла собой укрепленный район размером 800 на 800 метров, со всех сторон окруженный нашими войсками. Мне, ведущему, нужно было обозначить центр цели. Для этого мне подвесили 1000‑килограммовую бомбу. За мной шла вся дивизия – 81 самолет! Это 120 тонн бомб! Мы тщательно проработали задачу. Справились. Сбросили точно, а остальные хорошо отбомбились – ни одной бомбы не вышло за границу этого укрепленного района. Через два часа японцы выбросили белые флаги».

К 1945 г. техника штурма ДОТов советскими войсками была уже отработана до мелочей. В направлении амбразуры бросались бутылки с зажигательной смесью и пара противотанковых гранат. Ослепленный дымом и пламенем ДОТ окружался. Небольшим зарядом подрывалась тяжелая бронированная дверь. Гарнизон обычно уходил на нижние этажи, и тогда внутрь ДОТа закладывали несколько тонн взрывчатки, превращавшей бетонную махину в груду развалин и надгробье для самураев. Подрыв ДОТов стал обязательной процедурой после того, как их защитники, словно ниндзя, несколько раз оживали после штурмов. Спрятавшиеся в закоулках подземелий японцы снова занимали места у амбразур и обстреливали советские тыловые колонны. Помимо штурмовых групп пехотинцев сооружения Хайларского укрепрайона расстреливались артиллерией с прямой наводки. Опытные саперы, воевавшие в Германии, отмечали отсутствие у японцев развитых минных полей. Мины разбрасывались перед ДОТами бессистемно и не создавали серьезных препятствий для танков и пехоты Красной армии. Блокировка и штурм ДОТов в разных формах повторялись на основных направлениях наступления советских войск на Дальнем Востоке. 11 августа 16‑я армия начала штурм Котонского укрепленного района, разделявшего северную и южную части острова Сахалин. Некоторые укрепленные узлы передовые части Красной армии просто обходили и окружали. Штурмовать их должны были вторые эшелоны. К 14 августа 1‑й Дальневосточный фронт продвинулся с боями на 120–150 километров. Надежды японского командования задержать наступление и нанести советским войскам большие потери в приграничных укрепрайонах не оправдались.

Танковая армия А. Г. Кравченко, несмотря на потерю из‑за поломок практически всего парка БТ и Т‑26, вышла на подступы к Большому Хингану уже 10 августа. Советские танкисты должны были пробиться через хребет с преобладающей высотой 800–1200 метров по старым караванным путям. Там, где дороги превращались в узкие тропы, проезжую часть красноармейцы расширяли взрывчаткой. Герой Советского Союза Д. Лоза вспоминал: «На перевале стояли два сцепленных друг с другом танковых тягача. Головной с лебедкой – рабочий, второй выполнял роль «якоря», удерживая «связку» из двух танков на месте. Когда танк достигал вершины перевала, к его корме цеплялся конец стального троса лебедки. Танк на первой передаче начинал движение вниз, за ним медленно разматывался натянутый прочный «поводок». При такой надежной подстраховке исключался срыв машины на спуске».

К исходу 12 августа горный хребет Большой Хинган был преодолен. Задача, на которую по плану операции отводилось пять дней, была решена танкистами А. Г. Кравченко на сутки раньше срока. Один из оставшихся танков БТ, по указанию командира 7‑го механизированного корпуса генерала Ф. Г. Каткова, был установлен на перевале Цаган‑Дабо. На его башне бойцы автогеном сделали надпись: «Здесь прошли советские танки в 1945 году». С выходом танковой армии А. Г. Кравченко на равнину в воздухе над ней появились японские самолеты, которые атаковали колонны, а иногда даже пикировали на танки, пытаясь уничтожить их тараном. За двое суток только на 5‑й гвардейский танковый корпус было совершено 12 авианалетов. Девять камикадзе спикировали на советские танки. Все летчики‑смертники разбились, не причинив вреда советским бронемашинам. Однако наступление по размытым дождями плохим дорогам привело к быстрому израсходованию горючего. Танкисты генерала Кравченко упредили противника в выходе к горному хребту, но теперь стояли без топлива. Для доставки им топлива были задействованы две военно‑транспортные дивизии 12‑й воздушной армии, которыми ежедневно совершалось 160–170 самолето‑вылетов. В период с 10 по 22 августа транспортными самолетами доставлено 940 тонн горюче‑смазочных материалов, но потребности армии Кравченко были удовлетворены лишь частично.

14 августа в Японии было принято решение капитулировать. В этот день японское правительство сообщило правительствам Соединенных Штатов, Советского Союза, Великобритании и Китая, что император Хирохито издал рескрипт о принятии Японией условий Потсдамской декларации. По Японии прокатилась волна самоубийств высших военных и гражданских чиновников. 15 августа покончил жизнь самоубийством военный министр Анами, его примеру последовал бывший премьер‑министр Коноэ, министры кабинета Судзуки – Кондзуми и Хасида. Однако никаких указаний о капитуляции Квантунская армия не получила. Вечером 14 августа по телеграфу Ямада получил лишь приказ Генерального штаба: «Знамена, портреты императора, императорские указы и важные секретные документы немедленно сжечь». Бои в Маньчжурии продолжались с прежним ожесточением.

Среди обилия трофейных мин советским саперам Забайкальского фронта в глаза бросались новенькие деревянные ящики кубической формы с двумя ручками по бокам и двумя отверстиями для взрывателей терочного действия. Заряд взрывчатого вещества в них составлял от 6 до 10 килограммов. Назначение необычных зарядов вскоре прояснилось – они должны были стать оружием отрядов смертников. Шнур от взрывателя смертник прикреплял к ремню или пуговице и при приближении танка резко дергал мину от себя, активируя взрыватель. После этого смертнику оставалось только прыгнуть под танк. Однако ни одного случая применения таких мин зафиксировано не было. Некоторое количество мин в снаряженном состоянии саперы нашли в окопах и в кюветах дорог. Японские смертники, вместо того чтобы бросаться под танки, предпочитали бросать мины и сдаваться в плен. Прямо противоположной была ситуация на западе Маньчжурии, где наступал 1‑й Дальневосточный фронт. Здесь смертники стали постоянной опасностью для советских войск. Под Муданьцзяном действовал специальный отряд смертников под командованием прапорщика Кобаяси, состоявший из 1700 человек. Он был брошен в бой в тщетной надежде выиграть время на подтягивание резервов. Генерал П. А. Белобородов вспоминал: «Из замаскированных «лисьих нор» выбирались солдаты в зеленоватых френчах и <…> бежали к танкам. Десантники били по ним в упор из автоматов, бросали гранаты. Смертников косили очереди танковых пулеметов <…> но из нор и узких щелей, из‑за бугров появлялись все новые <…> и кидались под танки». За несколько дней боев от отряда Кобаяси осталось менее 100 человек.

К исходу 15 августа на ближние подступы к Муданьцзяну вышли войска советской 5‑й армии, что сразу изменило соотношение сил в бою за город. Подразделениями армии 16 августа были захвачены неповрежденные переправы в нескольких километрах к югу от Муданьцзяна. Японцы рассчитывали использовать их для подтягивания свежих сил и поэтому оставили мосты невзорванными. Переправа советских войск через реку Муданьцзянь решила судьбу японского гарнизона. 16 августа советский Генеральный штаб опубликовал разъяснение о том, что «сделанное японским императором 14 августа сообщение о капитуляции Японии является только общей декларацией о безоговорочной капитуляции. Приказ вооруженным силам о прекращении боевых действий еще не отдан, и японские вооруженные силы по‑прежнему продолжают сопротивление. Следовательно, действительной капитуляции вооруженных сил Японии еще нет».

19 августа японский самолет на территории, занятой войсками К. А. Мерецкова, сбросил вымпел, в котором было обращение штаба 1‑го фронта Квантунской армии о прекращении военных действий. Известие о сброшенном в войска вымпеле не стало новостью для маршала А. М. Василевского, поскольку несколькими часами ранее генерал Отодзо Ямада обратился по радио к советскому командованию с коротким сообщением. В радиограмме он сообщал, что отдал японским войскам приказ немедленно прекратить военные действия и сдать оружие частям Красной армии. Действительно, 18 августа некоторые японские подразделения и соединения начали сдаваться. Среди прочих капитулировал гарнизон запиравшего КВЖД Хайларского укрепленного района. Однако на ряде направлений бои все еще продолжались. Маршал А. М. Василевский ответил командующему Квантунской армией: «Предлагаю <…> с 12 часов 20 августа прекратить всякие боевые действия против советских войск на всем фронте, сложить оружие и сдаться в плен».

Из‑за размытых дождями дорог единственным маршрутом для наступления 6‑й гвардейской танковой армии стала железная дорога. Двухдневный марш по шпалам превратился в тяжелейшее испытания для техники и людей – любая поломка приводила к остановке всей колонны. В этой ситуации вставшие танки просто сталкивали с насыпи, чтобы не мешали движению. Из девяти танков роты Героя Советского Союза А. М. Фадина было потеряно пять. Не лучше обстояли дела и в других подразделениях. Армия А. Г. Кравченко по‑прежнему испытывала нехватку горючего. Из 200 танков 5‑го гвардейского танкового корпуса было заправлено и двигалось всего около 70. Маршал А. М. Василевский приказал: «В связи с тем, что сопротивление японцев сломлено, а тяжелое состояние дорог сильно препятствует быстрому продвижению главных сил наших войск <…> для немедленного захвата городов Чанчунь, Мукден, Гирин и Харбин перейти к действиям специально сформированных, быстроподвижных и хорошо оснащенных отрядов».

Советским командованием было принято необычное решение – высадить в ключевых пунктах десанты с самолетов с целью захвата важных промышленных и военных объектов и приема капитуляции гарнизонов. Первый такой отряд вылетел в Харбин. В полдень 19 августа семь Ли‑2 со 175 красноармейцами под командованием подполковника Д. А. Крутских вылетели в город Гирин. Десант прикрывали четыре истребителя и три бомбардировщика Пе‑2. Японское командование было официально предупреждено об этой высадке. Тем не менее, когда на посадку шел второй самолет, по находящимся у приземлившегося Ли‑2 десантникам был открыт огонь. Впоследствии Д. А. Крутских вспоминал: «Я стоял у самолета у колеса и осколками разорвавшейся мины был легко ранен в лицо. Было ранено и еще 4 человека. Как потом выяснилось, за сопкой находилась рота японцев. Они нарушили условия и открыли огонь! Я повел десантников в атаку. Захватили 8 пулеметов «Гочкис», 80 пленных солдат и двух офицеров. Ну и нарубили там… Честно говоря, пленных старались не брать. Злые были до предела! Ведь договорились, а они стреляют!»

На Забайкальском фронте импровизированные десантные отряды были набраны из мотострелков бригад танковой армии А. Г. Кравченко. В Мукден и Чаньчунь 19 августа было направлено по 200 человек. Сопровождавшие самолеты истребители блокировали японские аэродромы, а транспортные «Дугласы» садились на него и высаживали десантные партии. На следующий день после высадки в Мукден вошел передовой отряд танков. 19 августа началась обвальная капитуляция Квантунской армии. Основным видом действий советских войск теперь стали десанты и броски передовых отрядов. 20 августа был высажен десант стрелковой бригады и батальона морской пехоты в порту Маока на юге Сахалина. К 25 августа боевые действия на острове закончились, в плен было взято 18 тысяч японских солдат и офицеров. Для ускорения капитуляции Квантунской армии и предотвращения разрушения японцами важных объектов 22 августа части танковой армии Кравченко были погружены на железнодорожные эшелоны и отправились в направлении Порт‑Артура и Дальнего. В тот же день в этих пунктах были высажены воздушные десанты. Некоторые узлы укрепленных районов заставляли капитулировать только специальные делегации из штаба Квантунской армии в сопровождении советских офицеров. Всего в плен войскам трех дальневосточных фронтов сдались 594 тысячи офицеров и солдат, в том числе 148 японских генералов. Только 6‑я гвардейская танковая армия взяла в плен и разоружила 125 тысяч человек, в том числе 27 генералов. При этом армия А. Г. Кравченко потеряла всего 20 человек убитыми.

Согласно договоренностям с союзниками, Советский Союз соглашался вступить в войну с Японией на условиях получения взамен островов Курильской гряды, Южного Сахалина, а также на оккупацию острова Хоккайдо. Однако уже 14 августа, в день объявлением императором Хирохито капитуляции Японии, стало известно, что планы изменились. Командующий американскими войсками на Тихом океане генерал Дуглас Макартур получил приказ о недопущении повторения германского сценария с зонами оккупации. Красной армии нужно было отстоять свое право на острова с оружием в руках. В этих условиях дорог был каждый час, и решение советским командованием было принято незамедлительно. В ночь на 15 августа А. М. Василевский отдал распоряжение провести операцию по овладению Курильскими островами. Ранним утром командующий Камчатским оборонительным районом получил приказ из штаба 2‑го Дальневосточного фронта по подготовке десанта на острова Шумшу, Парамушир и Онекотан. Первоначально корабли с десантом должны были выйти в море уже в шесть вечера того же дня. Однако несколько часов на все подготовительные мероприятия было слишком мало. Выход в море сдвинули на сутки.

Ядром десантных сил стали подразделения 101‑й стрелковой дивизии под командованием генерал‑майора П. И. Дьякова. Начиная с зимы 1945 г. части дивизии, и в особенности 138‑й стрелковый полк, постоянно проводили учения, в ходе которых отрабатывалась высадка на берег и штурм линий обороны, включая захват и уничтожение вражеских ДОТов. Помимо 101‑й дивизии, в состав десанта вошли пограничники и отряд морской пехоты. Общая численность выделенных для операции на островах сил составила почти 10 тысяч человек. Десант был полностью собран и погружен на корабли всего за 32 часа, благодаря такой оперативности японцы вплоть до начала высадки о нем ничего не знали. Основной целью десанта стал Шумшу, ближайший к Камчатке остров Северной Курильской гряды. Из‑за того, что остров большую часть времени был закрыт густыми облаками, полноценных разведданных о противнике у советского командования не имелось. Между тем на острове имелась мощная линия обороны, в которую входили сеть ДОТов и ДЗОТов, несколько десятков километров окопов и множество подземных сооружений. Наиболее мощные береговые сооружения были возведены на южных и северо‑восточных оконечностях Шумшу. Они защищали военно‑морскую базу Катаока (ныне – Байково) с оборудованными пирсами. Северо‑восточную оконечность острова обороняло несколько ДОТов, а также зенитная батарея, расположенная на севшем в 1943 г. на мель советском танкере «Мариуполь». Гарнизон Шумшу, возглавляемый генерал‑майором Цуцуми Фусаки, составлял 8,5 тысячи человек. На острове в ожидании боевого приказа находились немалые, по японским меркам, танковые силы – 64 единицы бронетехники.

В качестве места высадки советским командованием был выбран пляж южнее мыса Кокутан‑Саки (ныне – Курбатово) на северо‑востоке Шумшу. Считалось, что взять штурмом сильно укрепленную военно‑морскую базу Катаока не удастся. К базе предполагалось выйти по суше. Хотя риск был велик, поскольку в случае опасности на Шумшу с соседнего острова Парамушир через Катаоку могли быть переброшены дополнительные армейские и флотские подразделения, а также 16 танков‑амфибий Тип 2 «Ка‑Ми». В этом случае японская группировка возрастала до 23 тысяч человек. Советский десант вдвое меньшей численности мог быть попросту сброшен противником в море или уничтожен.

Корабли Курильского десанта вышли из Петропавловска‑Камчатского в 4 часа утра 17 августа и сразу же погрузились в густой туман. Путь до Шумшу занимал почти сутки. Всего в состав сил десанта входило 42 корабля. Радиопереговоры были строжайше запрещены, суда обменивались приказами и донесениями только узконаправленными прожекторами и флажным семафором. К месту сосредоточения возле мыса Лопатки десант пришел в 2 часа ночи 18 августа. Корабли подошли к берегу во время отлива, что сильно осложнило высадку. Высаживаться пришлось на расстоянии 150–200 метров от берега, глубина в этом месте составляла полтора‑два метра, температура воды была всего плюс 4 градуса и имелось сильное боковое течение. Передовой отряд советского десанта начал высадку в 4 часа 30 минут утра, а уже через полчаса началось его продвижение в глубь острова. Бдительность японцев была снижена регулярными обстрелами острова батареей с мыса Лопатки, и высадку передового отряда они буквально проспали. Десант обнаружили лишь через час после начала высадки, к тому времени передовой отряд прошел в глубь острова на 2,5 километра. Береговые батареи открыли шквальный огонь, но было уже слишком поздно. Командир огневого артиллерийского взвода В. Лакунин вспоминал: «Мы прыгали в воду с противотанковыми ружьями под огнем противника. Не помню, как и когда обсохли: сразу стало жарко. Японцы всеми силами старались сбросить десант в океан, но в результате нашей меткой стрельбы у них не осталось ни одного танка». Советской корабельной артиллерии удалось поджечь маяк, и густой дым стал прекрасным ориентиром для остальных кораблей отряда.

Вторая волна десанта высаживалась прямо в море и добиралась до берега вплавь. В составе флотилии имелись полученные по ленд‑лизу американские десантные баржи ДС‑9, однако десантные средства подошли с опозданием. Несколько сотен человек, одетых в шинели, унесло сильным течением в Охотское море. Тем не менее главным силам советского десанта удалось достичь берега. Этот этап высадки завершился к 9 часам утра. Большая часть Шумшу была затянута облаками, поэтому поддержка авиации имела ограниченный характер и десанту оставалось надеяться только на себя. Столь ценная в таких условиях артиллерия еще оставалась на кораблях. Противотанковые ружья стали самым ценным оружием советского десанта на Шумшу, когда он был атакован японскими танками. Они массово выпускались в СССР и нашли широкое применение на советско‑германском фронте. Однако во второй половине войны их эффективность в борьбе с новой немецкой бронетехникой была уже достаточно низкой. Однако против легких японских танков летом 1945 г. ружья оказались поразительно эффективными. Семь танков удалось уничтожить противотанковыми гранатами, особо отличился старшина 2‑й статьи П. Бабич, уничтоживший две вражеские бронемашины. Во время атаки японские танки развернули боевые порядки, сами подставив свои борта под огонь противотанковых ружей. За считаные минуты метким огнем они были уничтожены, лишь одной машине удалось выйти из боя. После отражения танковой контратаки японцев начался методичный штурм ДОТов.

Чаша весов сражения стала клониться на сторону советского десанта. К 11 часам утра 19 августа в боевые порядки войск была подтянута выгруженная с кораблей артиллерия. К этому времени к переднему краю обороны уже прибыли японские парламентеры, которые начали переговоры о прекращении огня. На следующее утро корабли Курильского десанта, вошедшие во Второй Курильский пролив, были обстреляны береговыми батареями, ответным огнем нападавшие были подавлены. После этого советские самолеты совершили налет на военно‑морскую базу Катаока, а части 101‑й стрелковой дивизии с боями продвинулись в глубь острова на 3 километра и начали подготовку к штурму южной части Шумшу. Это подействовало на японцев отрезвляюще, и на следующий день генерал‑майор Фусаки объявил о прекращении боевых действий. С утра 22 августа гарнизон Шумшу начал складывать оружие. Сражение за этот остров стало единственным боевым столкновением Курильской десантной операции. Окончание боев за Шумшу совпало с принятием Японией акта о безоговорочной капитуляции.

24 августа занявший Шумшу десант направил свои отряды для овладения остальными островами Курильской гряды. 25 августа сдался гарнизон острова Онекотан, на следующий день был занят остров Мацува (ныне – Матуа). На Мацуве находились военно‑морская база и аэродром, остров прикрывала самая мощная на Курилах система укреплений, но все эти объекты к моменту высадки советских войск были законсервированы. Общая численность гарнизона Уруппо (ныне – остров Уруп), занятого 29 августа, составляла 5600 человек. Еще один крупный гарнизон был захвачен 1 сентября на острове Эторофу. Операция по захвату Курильских островов продолжалась и после подписания японцами акта о капитуляции: последние гарнизоны были разоружены 7 сентября. Планировалась советским командованием и, оговоренная Ялтинским соглашением, высадка на второй по величине остров Страны восходящего солнца – Хоккайдо, – однако она была отменена Сталиным. Захват острова перестал быть средством принуждения Японии к капитуляции, но мог привести к тяжелым потерям среди советских военнослужащих.

Благодаря решительным действиям десанта, высаженного на Шумшу, за считаные недели удалось полностью захватить острова Курильской гряды. Противнику вплоть до капитуляции не была известна реальная численность советского десанта. Когда командующий японскими войсками на Северных Курилах генерал‑лейтенант Цуцуми Фусаки на допросе узнал, что 25‑тысячный гарнизон Шумшу и Парамушира был взят менее чем 9 тысячами советских бойцов, у него началась истерика. Однако и потери этой скоротечной, по меркам войны в Европе, кампании были высокими. Погибло 674 человека, пропало без вести – 397. В последнее время нередко можно услышать мнение о том, что эти жертвы были напрасными, а число погибших советских солдат вопреки исторической правде раздувается до 5 тысяч человек. Тем историкам и политикам, которые отстаивают подобную точку зрения, стоило бы задуматься о том, что без десантной операции Курильские острова оказались бы полностью оккупированы американскими войсками.

Хотя между союзниками по антигитлеровской коалиции уже проскользнул первый лед недоверия, мало кто догадывался, что вскоре недавних братьев по оружию разделит на два лагеря «холодная война», а всего через пять лет советские и американские летчики встретятся в небе Кореи уже как противники. 2 сентября 1945 г. на борту американского линкора «Миссури» в Токийском заливе состоялось подписание Акта о безоговорочной капитуляции Японии. С советской стороны по поручению Верховного главнокомандующего И. В. Сталина его подписывал генерал‑лейтенант К. Н. Деревянко. Советский Союз словом и делом доказал свое право на участие в этой церемонии. Поражение миллионной Квантунской группировки в Маньчжурии сделало сопротивление Страны восходящего солнца бессмысленным.

ЦЕНА ПОБЕДЫ

В сентябре 1945 г. завершилась Вторая мировая война – величайшая из войн в истории человечества, в которой приняли участие 62 из 73 существовавших на тот момент суверенных государств. Боевые действия велись на территории трех континентов, в водах четырех океанов и стоили жизней более 70 миллионов человек. Советский Союз вышел из горнила этой войны сверхдержавой. Если в 1920–1930 гг. страна, занимавшая большую часть территории бывшей Российской империи, находилась на периферии мировой политики, то советские танки на улицах поверженного Берлина и стремительный бросок в Маньчжурию летом 1945 г. сделали СССР одним из ведущих государств мира.

Сталин как Верховный главнокомандующий

Иосиф Виссарионович Сталин в российской истории был и остается прежде всего политической личностью, оказавшей огромное влияние на все развитие нашей страны в XX столетии. Одновременно период его правления вызывает ожесточенные споры, поскольку как «черных», так и «белых» страниц в истории Советского Союза 1920–1940 гг. и мира в целом было предостаточно. Традиционной точкой зрения на Сталина‑полководца является мнение, в той или иной форме озвученное в мемуарах советских военачальников. Согласно ему, в начале Великой Отечественной войны вождь слабо разбирался в военных вопросах, но к 1943–1944 гг. постепенно освоился с ролью Верховного главнокомандующего и стал более компетентным. Однако при ближайшем рассмотрении эта «эволюционная» версия представляется недостаточно обоснованной. Во‑первых, во второй половине войны стратегическая обстановка и соотношение сил на советско‑германском фронте изменились в пользу Красной армии, и многие успехи объяснялись именно этим. Перелом же в военном противостоянии с Третьим рейхом состоялся в период гипотетической «некомпетентности» Сталина. Во‑вторых, советский лидер имел отношение к принятию стратегических решений в военной области еще в ходе активной фазы Гражданской войны в России в 1918–1920 гг. В то время будущие маршалы Великой Отечественной воевали в тактическом звене и набирались боевого опыта с шашкой в руках, в лучшем случае воодушевляли бойцов горячим комиссарским словом. Сталин, в свою очередь, был если не автором, то одним из авторов идеи контрнаступления Красной армии в 1919 г., которое привело к крушению похода на Москву А. И. Деникина. То есть со стратегией и управлением крупными массами войск вождь познакомился гораздо раньше своих командующих фронтами.

Во время Великой Отечественной войны сферой деятельности Сталина была стратегия, накопление и использование резервов. На этом поприще он проявил достаточную компетентность и предусмотрительность: именно накопление резервов позволило Красной армии выстоять в 1941–1942 гг., когда раз за разом подготовленные в тылу резервные армии спасали положение и восстанавливали рухнувший советско‑германский фронт. При этом Сталин, вопреки распространенному мнению, отнюдь не находился в плену тактики и стратегии Гражданской войны. Он уделял большое внимание новейшим родам войск, созданию механизированных соединений и авиации.

Также важнейшим качеством Сталина как военного руководителя была способность не впадать в прострацию в случае неудач и упорно искать пути выхода из кризиса. Вопреки легендам, родившимся в период руководства Н. С. Хрущева после «разоблачения культа личности», никакого бегства Сталина на Ближнюю дачу в первые дни после немецкого вторжения в действительности не было. В том же ряду – сталинское упорство в удержании Москвы, которое Верховный главнокомандующий распространял и на самого себя, оставаясь в столице, от которой линия фронта проходила в нескольких десятках километров. В рассекреченных ныне текстах переговоров Сталина с командующими фронтами прослеживается владение как текущей обстановкой, так и понимание общевоенных вопросов. Так, он вполне последовательно отстаивал целесообразность крупного контрудара вместо серии мелких выпадов, грамотно устраивая выволочки командующему фронтом Н. Ф. Ватутину за стремление наступать повсюду и везде. Решительности и полководческого чутья требовало решение после череды неудач и сомнительных успехов на Западном направлении зимой 1943/44 г. начинать наступление летом 1944 г. в Белоруссии.

Вместе с тем Сталина как Верховного главнокомандующего не следует и идеализировать. Зачастую как политик он приносил в жертву политическим интересам военную целесообразность. Здесь можно вспомнить вопрос об удержании Киева в сентябре 1941 г., его стремление использовать танковые армии для выстраивания линии соприкосновения с союзниками в ходе планирования Берлинской операции. Некоторые советы Сталина генералам вообще могут вызвать лишь удивление. К примеру, 23 августа 1942 г. в кризисный момент Сталинградской битвы, когда немцы прорвались к Волге, Верховный главнокомандующий предлагал защитникам города: «Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами в изобилии, чтобы запутать врага». Бронепоезда и дымы были слабым средством против прорывов танковых соединений вермахта. Иногда Сталин не был свободен от «головокружения от успехов», когда после первых побед в контрнаступлении под Москвой новый, 1942 г. был объявлен годом изгнания немецких захватчиков с территории Советского Союза. В числе скоропалительных сталинских решений можно назвать и запрет на использование крупных кораблей на Черном море после потери осенью 1943 г. лидера эскадренных миноносцев «Харьков» и двух эсминцев. Однако в целом следует признать, что Сталин с самого начала Великой Отечественной войны демонстрировал вполне достаточный для лидера государства и Верховного главнокомандующего уровень компетентности в военных вопросах.

Гитлер как полководец

Самоубийство сталинского оппонента – лидера Третьего рейха Адольфа Гитлера в бункере под рейхсканцелярией 30 апреля 1945 г. стало бесценным подарком для германских военачальников. Мертвый фюрер стал идеальной фигурой, на которую можно было возложить ответственность за неудачи на Западном и Восточном фронтах. С другой стороны, в наследство от министра пропаганды доктора Йозефа Геббельса осталась масса легенд об интуиции Гитлера, его «гениальности», принятых им смелых решениях, которые обеспечили победы германского оружия в период «блицкригов» в Европе. Однако иногда приписываемый Гитлеру план наступления на Францию в 1940 г. на деле является плодом труда грамотных штабистов, прежде всего генерал‑фельдмаршала Эриха фон Манштейна. То же можно сказать о приказах фюрера зимой 1941/42 г. держаться любой ценой: угроза повторить судьбу «Великой армии» Наполеона заставляла германских военачальников стремиться к удержанию занятых на Восточном фронте позиций, несмотря на все сложности. В этом они поддерживали и проводили в жизнь безусловно правильный на тот момент приказ фюрера не допускать отхода.

Анализ принятых германским Верховным командованием решений приводит к простому выводу: Гитлер был не единственным в ряду тех, кто их вырабатывал. Чаще всего можно найти ряд представителей высшего генералитета, которые искренне поддерживали выбранную лидером Третьего рейха стратегию. Так, например, заблуждение о направлении главного удара Красной армии летом 1944 г. разделяли с фюрером представители германского Верховного командования. Точно так же «стоп‑приказ» Гитлера во время боев за Дюнкерк в 1940 г., по существу, повторял решение, предложенное штабом фон Рундштедта. В планировании войны с СССР главная ошибка в оценке мобилизационного потенциала была сделана не Гитлером, а разработчиком плана «Барбаросса» Фридрихом Паулюсом. То есть сплошь и рядом имело место закрепление директивами фюрера уже выработанных «снизу» решений. Генерал‑фельдмаршалы и генералы разделяли с фюрером успехи и неудачи.

Традиционный упрек в адрес Гитлера относительно жестких запретов отступать на самом деле являлся не столько плодом его упрямства, сколько трезвой оценки возможностей войск. Во Второй мировой войне основную массу германской армии составляла пехота, которая не могла быстро отходить и «спрямлять» линию фронта. Более того, некоторые решения фюрера, поначалу казавшиеся абсурдом, позднее осознанно принимались к исполнению его военачальниками. Так, например, предложенная Гитлером в 1943–1944 гг. стратегия «крепостей» – удержания важных узлов дорог изолированными гарнизонами – поначалу не была принята германским генералитетом. Однако позднее, уже в 45‑м, «крепости» стали важной частью стратегии вермахта и оказали существенное влияние на ход операций последних месяцев войны.

Одновременно история войны дает нам примеры крайне спорных решений Гитлера, которых он придерживался с маниакальным упорством. К числу таковых, несомненно, относится ситуация с Венгрией осенью 1944‑го и в начале 1945 г., когда на ее защиту были брошены силы, явно непропорциональные экономической и политической значимости этого региона. То же можно сказать и об идее наступления в Арденнах в конце 1944 г. Тогда был выбран амбициозный, но нежизнеспособный план вместо более реалистичных предложений генерал‑фельдмаршала Вальтера Моделя. Еще одним примером надуманного и нежизнеспособного решения является попытка организации многомиллионной армии фольксштурма из стариков и подростков осенью 1944 г. Оно не было обеспечено вооружением, а создание «Фольксштурма» под эгидой нацистской партии затрудняло его взаимодействие с армией. Формирование советских ополченческих соединений в сравнении с «Фольксштурмом» было куда более сбалансированным и продуманным.

В целом напрашивается вывод о том, что полярные мнения – «гениальность» и «вопиющая некомпетентность» Гитлера в военных вопросах – не более чем расхожие заблуждения. Обладая определенным способностями, он вместе с тем опирался на мнение профессионалов в военном деле. Однако нараставшее с годами недоверие фюрера к генеральскому корпусу постепенно лишило его этой опоры и в итоге во многом привело к военному и политическому краху Третьего рейха.

Лучший полководец Великой Отечественной войны

Легендарный Маршал Победы Георгий Константинович Жуков (1896–1974) безусловно, является лучшим советским полководцем периода Великой Отечественной войны. Еще Наполеон сравнивал личностные качества хорошего полководца с квадратом: основание – воля, высота – ум. У Жукова мы видим гармоничный «квадрат» – умение умом оценивать и понимать обстановку, с одной стороны, и решительность в проведении своей линии в этой обстановке – с другой. В сражении на Баин‑Цагане на Халхин‑Голе, в Приграничном сражении на Юго‑Западном фронте, в Смоленском сражении – везде он оценивал опасность и стремился решительными действиями предотвратить реализацию замыслов противника. Ум позволял ему видеть источник опасности и слабые стороны противника, а воля – использовать имеющиеся под рукой силы для изменения ситуации в свою пользу, вне зависимости от сложностей с выдвижением, маршами и нехваткой времени на подготовительные действия.

Именно Г. К. Жукову поручались наиболее сложные и ответственные операции, его ставили на те участки, где соотношение сил сторон оказывалось хуже, нежели на других направлениях. Характерным примером здесь является московское направление, где стабильно находилась многочисленная и хорошо оснащенная группа армий «Центр». Нанести ей не просто поражение, а хотя бы чувствительный удар было непростым делом.

Легенда о «кровавости» Жукова не имеет под собой сколь‑нибудь осмысленных оснований. Если обратиться к статистике, то можно увидеть, что в относительных цифрах Жуков терял меньше людей, чем его коллеги. Безвозвратные потери Западного фронта под его командованием в ходе контрнаступления под Москвой составляют 13,5 % от общей численности войск, а соседнего Калининского фронта под командованием И. С. Конева – 14,2 %. В Ржево‑Вяземской операции у Жукова наблюдается 20,9 % потерь, а у Конева – 35,6 %. Та же картина наблюдается в заключительный период войны: в Висло‑Одерской операции потери 1‑го Белорусского фронта 1,7 %, а 1‑го Украинского – 2,4 %; в Берлинской операции, где наиболее крупная и сильная группировка противника противостояла 1‑му Белорусскому фронту, потери 1‑го Белорусского фронта – 4,1 %, а 1‑го Украинского фронта – 5 %. Потери 2‑го Украинского фронта Р. Я. Малиновского в Будапештской операции в полтора‑два раза больше, чем в Берлинской операции, ставшей вершиной мастерства Красной армии, проведенной Жуковым.

В условиях позиционных сражений на центральном участке советско‑германского фронта и на других направлениях (на Волховском фронте под Ленинградом) Жуков выступал последовательным пропагандистом тактики штурмовых действий пехоты Красной армии. Это позволяло максимально использовать эффект артиллерийской подготовки, просачиваясь в глубину обороны противника и сокрушая его неподавленные огневые точки. Именно навыки штурмовых групп, отработанные в боях 1942–1943 гг., позволили советским войскам взламывать оборону противника в 1944–1945 гг. В ряду других военачальников Красной армии Г. К. Жуков выделялся глубокими познаниями о боевой технике. Он хорошо знал ее технические характеристики, номенклатуру боеприпасов, реальные возможности. Это способствовало трезвой оценке потребностей в вооружении и технике для проведения той или иной операции. Так, для Берлинской операции Жуков вполне осмысленно просил у Сталина лучшие в советских ВВС бомбардировщики Ту‑2 и тяжелые авиабомбы для них.

Еще одной чертой Жукова, которая роднит его с другими великими полководцами, является стремление к непосредственному наблюдению за полем боя. Так же как Модель, Гудериан и Роммель, Жуков выбирал наблюдательный пункт, близкий к передовой, и настаивал, чтобы командиры подчиненных ему объединений и соединений находились возможно ближе к передовой и управляли сражением, своими глазами наблюдая его развитие.

Все это делало Г. К. Жукова великим полководцем, заслужившим лавры победителя в крупнейших и важнейших сражениях Великой Отечественной войны.

Потери в Великой Отечественной войне

Война без потерь невозможна. В 1918 г. британский премьер‑министр Ллойд Джордж поручил одному из своих военачальников узнать у главы правительства Франции Жоржа Клемансо, правда ли, что какой‑то французский генерал открыл способ вести наступление без потерь. Генерал дисциплинированно отправился к Клемансо за справкой. «Скажите, пожалуйста, Ллойд Джорджу, что он дурак!» – в сердцах ответил французский премьер. Помимо неизбежных даже при идеальном планировании и проведении операции потерь малейшие ошибки в организации и неучтенные факторы могут привести к дополнительным жертвам. Все это является основой для спекуляций на тему о кровожадности военачальников и обвинений в напрасной гибели людей. Однако большую часть войны приходится вести упорную борьбу, принимать решения в условиях недостатка времени и информации. Нередко даже самые безупречно спланированные операции превращались в «мясорубки», продвижение войск вперед в которых исчислялось лишь сотнями метров. Через горнило таких кровопролитных битв пришлось пройти многим полководцам Франции, Великобритании, Германии, России во время Первой мировой войны 1914–1918 гг. и СССР в ходе Великой Отечественной войны в 1942–1943 гг.

Война с гитлеровской Германией, самой промышленно развитой державой Европы, стала проверкой дееспособности Советского Союза как государства: промышленного потенциала страны, эффективности системы управления, относительного политического единства населения. В этих условиях, несмотря на тяжелые поражения лета 1941 г., Красная армия не только сохранила боеспособность, но и добилась того, что Восточный фронт стал главным для сухопутных войск Третьего рейха. Более того, он оставался таковым на протяжении всего периода своего существования с 1941 по 1945 г., и три четверти людских потерь немецких вооруженных сил приходятся на войну с СССР. Это вызывало необходимость не просто выставить на фронт нужное количество «штыков» – их еще было нужно вооружить и экипировать на соответствующем уровне, что также требовало адекватного уровня военной мысли, как в отношении способности военных теоретиков разработать соответствующую требованиям времени теорию применения танковых войск, так и в отношении наличия в войсках личностей, способных водить в бой крупные массы танков. Все это в Советском Союзе нашлось, и большинство крупных поражений германская армия потерпела именно на Восточном фронте. Крупные поражения были нанесены также войскам союзников Германии – Венгрии и Румынии. При этом следует подчеркнуть, что различие в людском потенциале Третьего рейха и его союзников, с одной стороны, и СССР – с другой, не давали Советскому Союзу решительного преимущества. Через Красную армию прошло 34 миллиона человек, а через германские вооруженные силы – около 20 миллионов.

Одним из наиболее спорных моментов, касающихся истории Великой Отечественной войны, являются понесенные Советским Союзом потери, как военные, так и гражданские. Принято говорить о «цене Победы», то есть о соразмерности понесенных потерь достигнутому результату. Сама по себе такая постановка вопроса достаточно бессмысленна, так как на другой чаше весов находится не просто объективный результат в лице победы над нацизмом, а поражение страны. В тех условиях, в которых оказалась наша страна в 1941–1945 гг., цена поражения была бы непомерно велика и означала физическое уничтожение как государственности, так и большей части населения, не говоря уж о безмерном усилении нацистов после победы на Восточном фронте и ликвидации Вооруженных сил СССР. Когда альтернативой является гибель страны в целом, прекращение существования нации, даже самые тяжелые военные потери представляются приемлемыми. Однако это, разумеется, не означает, что подсчетом потерь заниматься не нужно – исчисление потерь является важнейшей задачей при изучении истории любой войны.

К сожалению, до недавнего времени тема потерь находилась под запретом, выводилась из обсуждения по идеологическим мотивам. Речь идет, разумеется, о публичном обсуждении данного вопроса, что ни в коей мере не означает, что к потерям и их исследованию относились наплевательски. Просто исследования потерь велись закрытым порядком. Так, еще в июне 1945 г. Генеральный штаб Красной армии обобщил данные о потерях и были получены первые, пока еще приблизительные цифры. Но они не были названы во всеуслышание ни в 1945 г., ни в 1953‑м, ни с выходом в свет первой многотомной официальной истории войны. И в хрущевский, и в брежневский период потери оставались табуированной темой. Несмотря на это, еще в 1968 г. Главным организационно‑мобилизационным управлением Генерального штаба был подготовлен статистический сборник «Боевые потери личного состава Вооруженных сил СССР». Однако доступ к нему был строго ограничен. В последующем этот сборник стал основой для широко известной книги «Гриф секретности снят», подготовленной коллективом под руководством Г. Ф. Кривошеева.

Однако закрытость исследований не лучшим образом сказалась на развитии исследования темы военных потерь СССР в ходе Великой Отечественной войны, поскольку отсутствовала нормальная для науки дискуссия и обсуждение результатов научного поиска. Более того, само изучение этой проблемы сдерживалось закрытостью архивов и недоступностью для исследователей обширных материалов, связанных с учетом потерь Красной армии в 1941–1945 гг. Это привело к многочисленным спекуляциям во времена перестройки, когда озвучивались совершенно фантастические цифры советских военных потерь. Вместе с тем не следует обольщаться в том, что открытие архивов само по себе позволяет легко и непринужденно произвести все необходимые подсчеты. Действительно, отчетные документы соединений и объединений Красной армии помогают составить картину потерь в тех или иных сражениях и операциях. Однако в ряде случаев, прежде всего это относится к событиям особенно тяжелых для армии и страны в целом 1941–1942 гг., документы о потерях и численности войск оказываются утрачены в ходе боевых действий, прежде всего в окружениях. Этот факт серьезно усложняет и без того непростую задачу подсчета потерь. Более того, крупные военные катастрофы могли порождать ошибки в обе стороны, как в сторону преувеличения, так и в сторону приуменьшения реальных потерь тех или иных подразделений. В частности, бойцы и командиры, попавшие в окружение, но прорвавшиеся из него к своим, могли проходить в графе «Пропавшие без вести». Затем, уже влившись в ряды войск восстановленного фронта, они также могли вторично попасть в списки потерь. Следует подчеркнуть, что утрата документов и вызванная этим приблизительность подсчетов является объективной реальностью не только в отношении Красной армии, но и в отношении ее противника – вермахта. Для немецких войск временем массовой утраты документов стал завершающий период войны на Восточном фронте, так называемый Endkampf. Все это приводит к необходимости подсчета потерь по балансу численности вооруженных сил.

Как эти вычисления выглядят в свете новейших данных? Численность Красной армии и флота к 22 июня 1941 г. составляла 4704,41 тысячи человек. В эту цифру входит не только списочная численность армии и флота, но и численность военнослужащих, проходивших службу в формированиях гражданских ведомств, будучи на довольствии Наркомата обороны (таковых было 74,95 тысячи человек). В ходе войны (до 1 мая 1945 г.) в ряды вооруженных сил было призвано 29 574,9 тысячи человек, в том числе 805,26 тысячи человек было призвано еще до начала войны на учебные сборы. В названную цифру призванных в ходе войны не входит 939,7 тысячи человек повторного призыва из числа попавших в окружение и впоследствии вновь влившихся в войска с освобожденной территории. Таким образом, с учетом предвоенной численности через Вооруженные силы СССР прошли в ходе войны 34 279,3 тысячи человек.

Итак, мы получили базовую цифру в 34 миллиона человек, из которой теперь будем вычитать различные категории военнослужащих для получения в итоге цифры потерь. Прежде всего 3 614,6 тысячи человек в ходе войны были направлены для работы в народном хозяйстве. Эта цифра и не должна удивлять. Возвращение людей из армии в промышленность носило регулярный характер. Например, 11 мая 1943 г. в распоряжение Наркомата танковой промышленности было передано Наркоматом обороны 12 тысяч человек ограниченно годных к военной службе. Связано это было с кадровыми проблемами в этой важнейшей отрасли. Помимо народного хозяйства, военнослужащие передавались для укомплектования войск и органов НКВД, это еще 1425 тысяч человек. В ходе войны из армии убыли по ранению или болезни 3798,2 тысячи человек. Еще одну категорию составляли военнослужащие, осужденные за те или иные преступления, и неразысканные дезертиры (212,4 тысячи человек) – всего 855 тысяч человек. В это число, разумеется, не входят те, кто вернулся в ряды вооруженных сил уже в качестве штрафника. По окончании войны в Европе к июню 1945 г. в строю в Красной армии и флоте оставалось 10 549,9 тысячи человек. Еще 1046 тысяч человек находились на излечении в госпиталях и 403,2 тысячи человек были прикомандированы к армии в составе формирований других ведомств.

Вычитая все перечисленные категории из исходной цифры в 34 миллиона человек, мы получаем 12 587,4 тысячи человек, которые и составляли искомую величину убитых и пропавших без вести в ходе военных действий на советско‑германском фронте. К этой величине необходимо прибавить 939,7 тысячи человек, повторно призванных на освобожденных от немецкой оккупации территориях, потери на Дальнем Востоке (12,03 тысячи) и потери, которые понесли пограничники и бойцы внутренних войск (159,1 тысячи). Итоговую цифру составляют 13 698,2 тысячи человек убитыми, пропавшими без вести и попавшими в плен в ходе всей Великой Отечественной войны. Однако это именно боевые потери. Если уже из этой цифры вычесть возвратившихся после войны из плена (1836,6 тысячи человек) и повторно призванных на освобожденной территории (939,7 тысячи человек), то мы получим демографические потери СССР – 10 921,9 тысячи человек. Следует подчеркнуть, что в эту цифру входят не только погибшие и умершие, но и те, чья судьба осталась неизвестной. Так, по данным Министерства иностранных дел СССР, в 1956 г. за рубежом в качестве перемещенных лиц находилось более 500 тысяч советских граждан, примерно половину из которых составляли бывшие военнопленные.

На сегодняшний день в отечественной историографии утвердились следующие статвыкладки, связанные с проблематикой военного плена и репатриации. Общее количество плененных военнослужащих Красной армии в ходе ВОВ – 4 млн 559 тысяч. Из них 940 тысяч было освобождено из плена непосредственно в ходе ВОВ. Подавляющее большинство из этой категории было непосредственно призвано в ряды Красной армии сразу после освобождения. И лишь около 10 % было задержано органами военной контрразведки после прохождения фильтрации. После окончания ВОВ было освобождено из плена и репатриировано на родину 1 млн 836 тысяч бывших военнослужащих Красной армии. Согласно справке органов НКВД, подававшейся высшему политическому руководству страны, по состоянию на 1 марта 1946 г. с момента окончания войны через фильтрацию прошло 1 млн 539 тысяч человек. Лишь 226 тысяч, или около 15 %, были задержаны органами НКВД. Таким образом говорить о том, что на всех бывших военнопленных ставилось клеймо изменников Родины и все они направлялись в лагеря ГУЛАГа, нет никаких документальных оснований. Те категории, которые задерживались органами НКВД, как правило, это были люди, либо запятнавшие себя сотрудничеством с врагом либо в составе власовской армии, либо сотрудничеством с лагерной администрацией. Безусловно, это никоим образом не отрицает наличия отдельных ошибок в отношении вернувшихся из плена лиц.

Как видно из приведенных сведений, итоговая цифра несколько больше названной коллективом под руководством генерал‑полковника Г. Ф. Кривошеева как официальная цифра потерь величины в 8668,4 тысячи человек. Причины этого расхождения, в частности, в уточнении исходных цифр. Так, в 1994–1999 гг. отделом военной статистики Института военной истории Министерства обороны Российской Федерации были уточнены цифры численности советских вооруженных сил к июню 1941 г. и к июню 1945 г. Также коллективом Кривошеева не были учтены 422,7 тысячи человек, осужденных, но направленных на фронт в составе штрафных подразделений. Все эти ошибки могли быть исправлены еще в 1970‑е гг., если бы исследование потерь СССР, наряду со многими другими исследованиями по истории Великой Отечественной войны, не было бы фактически свернуто в эпоху «застоя».

Военные потери в 10 миллионов 900 тысяч человек, безусловно, были тяжелым ударом для Советского Союза. Насколько оправданны были эти потери? Красная армия вела большую войну в индустриальную эпоху, когда на фронте в тысячи километров друг другу противостояли миллионы солдат, вооруженных новейшими по тем временам и весьма совершенными образцами оружия и боевой техники. Кроме того, реалиями Великой Отечественной войны были глубокие прорывы механизированных соединений, приводившие к окружению армий и даже целых фронтов. На первые полтора года войны, по новейшим данным, приходится 60 % всех безвозвратных потерь советских вооруженных сил. Потери 1944–1945 гг. соразмерны достигнутым результатам, когда Красная армия прошла от рубежа Днепра и Ленинграда до Эльбы и Австрии. Кроме того, советские потери соразмерны потерям, нанесенным противнику. По данным немецкого историка Рудигера Оверманса, безвозвратные потери германских вооруженных сил на Восточном фронте в 1944 г. составили 45 % от потерь на Востоке за период 1941–1944 гг. Потери в III квартале 1944 г. вообще являются абсолютным максимумом потерь за всю войну. Эти люди не были безоружной толпой, выстроенной на краю оврага. Они шли в бой с оружием в руках, и уничтожение крупных сил немецких войск неизбежно приводило к потерям в рядах советских частей и соединений. Бои 1945 г. проходили в урбанизированных районах, насыщенных развитой системой укреплений, в условиях ожесточенного сопротивления противника. Одним словом, немецкая армия не была в 1944–1945 гг. разложившимся трупом, и ее сокрушение Красной армией и англо‑американскими войсками неизбежно привело к ощутимым потерям в людях и технике.

Если бы бойцов Красной армии бросали в атаки безоружными, как это зачастую демонстрируют в своих фильмах о войне современные отечественные кинематографисты, то призывной контингент в СССР истощился бы гораздо раньше выхода к Днепру в 1943 г. Если же говорить об ошибках, то таковые присутствовали на всех уровнях армейской иерархии. И списывать потери только на генералов некорректно. Ошибки, приводившие к гибели людей, допускались и сержантами, и лейтенантами, и полковниками. Однако основной причиной гибели людей были все же не ошибки, а действия противника. Великая Отечественная война была долгой, и умеренные каждодневные боевые потери накапливались месяцами на огромном фронте от Балтики до Черного моря и в сумме давали устрашающий итог. Для сокрушения Третьего рейха как сильного и промышленно развитого государства требовались значительное время и усилия, тем более в условиях, когда не было и речи о мирных переговорах с условием сохранения нацистского режима. Ведь германские руководители до самого краха гитлеризма цеплялись за самые призрачные надежды на почетную капитуляцию.

Великая Отечественная война и Победа в ней были и остаются для нашей страны поводом для гордости и символом военного успеха. Если немецкие военно‑воздушные силы были побеждены в основном западными союзниками, то сухопутную армию противника разгромил в первую очередь Советский Союз, и 75 % потерь вермахта приходятся на Восточный фронт. Может меняться власть, можно рушить с пьедесталов былых кумиров, но поднятое над руинами вражеской столицы знамя навсегда останется безусловным и немеркнущим достижением. Потери Красной армии в 1941–1945 гг. являются трагическим отражением того, насколько трудно было нашим дедам и прадедам выстоять под ударами самого сильного в мире противника и одержать в борьбе с ним убедительную, безоговорочную и Великую Победу.

ИСТОЧНИК: «История Великой Отечественной войны 1941-1945гг. в одном томе / Артем Драбкин, Алексей Исаев»: Эксмо: Яуза; Москва; 2018г