Православная сиволика в традиции древнерусской литературы
Оценка 4.8

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Оценка 4.8
Лекции +1
docx
русская литература
9 кл—11 кл
09.06.2017
Православная сиволика в традиции древнерусской литературы
В предлагаемом материале на основе символического подхода проанализирован процесс зарождения и развития древнерусской литературы. В тексте работы проанализированы произведения разных жанров, показана их специфика, особенности разработки символической традиции. Особое внимание уделяется процессу демократизации древнерусской литературы, который происходит как за счет жанра житий, так и исторических, бытовых повестей
символика в древнерусской литературе.docx
1 АКАДЕМИЯ ГУМАНИТАРНЫХ И ОБЩЕСТВЕННЫХ НАУК (АГИОН) НАЦИОНАЛЬНЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ИНСТИТУТ СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ (НГИСУ) ВОЛОСКОВ ИГОРЬ ВЛАДИМИРОВИЧ ПРАВОСЛАВНАЯ СИМВОЛИКА В РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ Цикл лекций 2 Сергиев посад, 2014 Содержание: Введение Глава 1. Понятие символа Глава 2. Символика в древнерусской словесности 2.1. Влияние церкви на книжную традицию  древней Руси 2.2. Влияние церкви на фольклорную традицию древнерусского государства Глава 3. Христианская символика в традиции  литературы XVIII­начала XIX века 33 3.1. Литературная традиция классицизма Глава 4. Глава 4. Религиозная символика  в русской литературе первой половины XIX века. 4.1. Традиции классицизма 4.2. Традиции русского романтизма  в литературе первой половине XIX века 4.3. Реализм Заключение  3 4 11 11 21 33 44 44 57 79 98 3 Введение                  Актуальность данного исследования определяется необходимостью изучения   и   пропаганды   духовных   традиций   русского   народа   как государственно   образующего   этноса.   Несмотря   на   то,   что   и   в   СССР,   и   в современном   литературоведении   были   предприняты   попытки   системного рассмотрения   литературной   традиции,   они   осуществлялись   в   основном   с атеистических   позиций   и   исключали   религиозную   природу   литературной символики.   Если   и   делались   попытки   религиозного   осмысления   традиций словесности,   то   они   не   затрагивали   древнерусской   литературы,   где закладывались   те   традиции   словесности,   которые   затем   транслируются   в традиции   светской   словесности.   Практически   не   изученными   остаются традиции   народного   православия,   представленные   в   духовных   стихах, пословицах, поговорках, сказках. Потому в данном исследовании на первый план выдвигается системное рассмотрение традиций словесности в единстве письменной и фольклорной словесности, преемственности этапов в развитии традиции, литературных направлений. С этой точки зрения особый интерес представляет традиция древнерусской литературы, где традиции словесности формируются,   закрепляются,   формируя   неповторимую   специфику   русской литературы и литературного процесса.        Данное пособие было апробировано в процессе чтения курсов публичных лекций   в   Академии   гуманитарных   и   общественных   наук,   Национальном гуманитарном   институте   социального   управления,   выступлениях   автора   на всероссийских   конференциях   «Филология   и   школа»   в   Институте   мировой 4 литературы РАН, получило положительные отклики слушателей и научной общественности.        Пособие рекомендуется школьникам, преподавателям словесности и всем, кто интересуются историей русской  литературы  в  контексте  православной символики.    Глава 1. Понятие символа                            Основным средством осмысления мира в литературе выступает художественное слово. По своей природе художественное слово многозначно, полифункционально,  не  всегда   сводимо   к   определенному   смыслу,  оно   при взаимодействии с контекстом порождает многоплановое семантическое поле, эмоционально   воздействует   на   читателя.   Русская   философская   традиция воспринимает художественное слово как логос, процесс творения мира. На философскую   природу   слова   указывает   Н.В.   Гоголь   в  статье   «О   том,  что такое   слово».   Первый   аспект   слова­   его   божественная   природа.   В божественном   слове   «дышит   святыня»   и   это   делает   его   носителем, провозвестником   истины.   Однако   природа   слова   не   только   евангельская, слово   имеет   и   магическую   природу.   В   силу   того,   что   слово   просветляет человека и весь мир, в нем заложена потенция к перестройке человека и мира на божественных началах. Потому свою художественную задачу Гоголь видит в   том,   что   воздействовать   на   мир   эстетическими   средствами.   Он   желает, чтобы   слово   участвовало   в   сотворении   мира   и   человека,   становилась источником духовного развития и совершенствования человека.                     О магической силе и божественном происхождении слова говорит и Н. Гумилев, поэт серебряного века: «В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо Свое, тогда Солнце останавливали словом, 5 Словом разрушали города. Мы ему поставили пределом Скудные пределы естества, И, как пчелы, в улье опустелом, Дурно пахнут мертвые слова».             Слово в художественном тексте многозначно, ситуативно, не сводимо к одному значению, создает дополнительный эффект сосуществования разных смыслов, порождает мощные ассоциативные и лексические поля, состоящие из   текста,   контекста,   подтекста.   В   конкретных   обстоятельствах   и   на конкретного   читателя   эти   составляющие   оказывают   различное   по   силе психоэмоциональное влияние. Слово в художественном тексте беспредельно расширяет свое семантическое поле, порождая контекст (смысл, полученный из   текстового   окружения),   подтекст   (смысл,   спрятанный   в   глубинах произведения   и   не   выводимый   на   формальном   уровне).   Все   эти многоаспектные   связи   слова,   наращивание   смысла,   которое   исходит   и   от взаимодействия с культурологическими и литературными традициями, и от различной эмоциональной окраски, и ассоциаций, образов, которые порождает каждое   слово   в   сознании   автора   и   читателя,   создают   феномен художественного слова. Иначе говоря, на лексическое поле слова влияет ряд   душевные   переживания, факторов:   личность   автора,   его   опыт, мировоззренческие ориентире, «модель» художественного мира, культурные влияния.        Художественный текст, таким образом, становится моделью мира. Более того,   искусство­   это   и   есть   параллельный   мир.   Каким   образом   слово порождает художественный образ? Задействованы здесь только рациональные механизмы конструирования художественного мира, или содержание все же вторично и идея вытекает из уже законченного текста? 6     Творчество синтезирует рациональный и иррациональный способ познания мира.   В   силу   этой   синтетичности   появляются   два   разнонаправленных познавательных   вектора   в   художественном   тексте.   Рациональный   аспект, делающий   ставку   на   значение,   отражен   в   метафоре,   иррациональный, пытающийся   уловить   трансцендентные   смыслы­   в   символе.   Несмотря   на различия в ориентации на рациональное­ иррациональное в основе метафоры и символа лежит образ, структура которого создается из взаимодействия двух разных   планов­   плана   выражения   (означающего)   и   плана   содержания (означаемого). Отсюда два разнонаправленных вектора развития образности, значение образа (метафора) и его форма (символ).        Нельзя   сказать,   что   в   основе   метафоры   лежит   исключительно   разум, рациональное конструирование смысла. По мысли П. Риккера1,   в создание метафорического смысла воображение играет существенную роль. Сущность этого процесса в том, что из руин буквального значения, опирающегося на обыденные значения слов, на основе подобия возникают принципиально новые предикативные   значения.   И   здесь   метафора   и   символ   вновь   пересекаются, поскольку   метафора   базируется   на   неких   архитипических   символах определенной культуры. В западной культуре, например, ценится время. Его ресурсы   связываются   с   понятием   труда   и   стоимости.   Западный   человек относится   к   времени   как   к   ограниченному   ресурсу,   имеющему   стоимость. Отсюда возникают метафоры время­ деньги, время­ цена, время­ товар. Так метафоры, концентрируясь вокруг определенного мифоида, создают систему метафорических понятий.               Каким образом метафора творит художественный образ? Разберем на примере метафоры «ЧЕЛОВЕК­ ЭТО ВОЛК». В основе метафоры заложена сходство   поведения,   характера   человека   с   волком.   Первое   слово   можно назвать   рамкой   метафоры,   второе­   фокусом,   центром   метафорического 1 Рикер Поль Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение// Теория метафоры. - М., 1990 7 смысла.   Для   его   расшифровки   читателю   необходимо   знать   значение   слова «волк»   и   употреблять   его   в   буквальном   смысле.   У   представителей   одной культуры   представление   о   волках   будет   примерно   одинаковым,  поскольку при   расшифровке   значения   мы   опираемся   на   мифоиды.   Когда   человек европейской   культуры   произносит   слово   волк,   то   понимает   «свирепое, вероломное животное». И использование в метафоре слова волк состоит в актуализации   системы   общепринятых   ассоциаций.   Волк   вызывает   страх   и ненависть.   В   сознании   творца   волк   может   вызывать   другие   ассоциации. Например, у Г. Гессе волк ассоциируется с одиночеством ( «Степной волк»). В   культурах,   где   верят,   что   душа   человека   после   смерти   переселяется   в волка,   отношение   к   нему   будет   принципиально   другое.   Так   метафора, аппелируя у системе общепринятых ассоциаций, включает читателя в процесс творчества,   расшифровки   метафоры,   создает   художественный   образ, разрушая старую систему значений и создает за счет сопоставления разных понятий и объектов новое значение. Однако в отличии от символа метафора стремится   к   четкости   значения.   Это   достигается   путем   оперирования системой общепринятых ассоциаций, обращение к общепринятым символам культуры.       В основе символа лежит тоже сходство. Например, у древних кипарис был символом   смерти.   Но   в   отличии   от   метафоры,   символ   не   стремится   к определенности значения, а только «намекает» на него. Символ указывает на некий   предмет,   дает   возможность   сделать   выводы   о   нем.   В   отличии   от метафоры, символ стремится к обобщению, созданию значимых смыслов. В древнерусской литературе, например, таким символом становится Христос и библейские  герои.  Для житий  князей  и святых  важны  параллели  Христос­ человек,   библейский   герой­   человек.   Символ   представляет   собой   такую смысловую   общность,   которая   охватывает   множество   частных   предметов. Так, тройка в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» дает обобщенный образ 8 России.   Тут   Гоголь   мыслит   и   огромную   мощь   страны,   и   ее   быстрый, непредсказуемый   прогресс,   и   превосходство   над   другими   странами, таинственность   цели.   И   все   же   символ   несет   в   себе   загадку.   (Русь,   куда несешься   ты?   Дай   ответ.   Не   дает   ответа.)   Однако,   несмотря   на   свою загадочную природу, символ имеет идею. Так, пир в маленькой трагедии А.С. Пушкина «Пир во время чумы» становится символом жизни, бунта против предопределенности   судьбы.   Этот   бунт   нарушает   общепринятые   нормы   и культурные   традиции.   И   хотя   этой   идеей   не   ограничивается   семантика символа, при интерпретации она будет определяющей. Такая связь символа с идеей превращает его в модель, акцентирующую внимание на определенный аспект   предмета.   Символ   требует   для   себя   не   просто   значения,   а определяющего,   которое   бы   обобщало   идейное   содержание   произведения (символ Христа в житиях). По мысли А.Ф. Лосева, символ создает модель произведения. «Модель художественного произведения должна быть такова, чтобы она разливалась по всему художественному произведению, обнимала и обвивала его в виде некоего идейно­художественного, смыслового потока. И символ   возможен   только   при   условии   его   моделирующего функционирования»,­   замечает   А.Ф.   Лосев.2  Справедливо   отмеченная особенность   символа   превращает   его   в   ядро   произведения,   носителя   подчиняющего   себе   систему основного   философского   смысла, художественных   образов   и   языковые   средства.   В   символе   модель художественного произведения дается с максимальной интенсивностью, в нем происходит не просто формирование идеи произведения, но его пропаганда и агитация.          Символ по неопределенности своего содержания максимально связан с мифом. А.А. Потебня рассматривает миф как начало эволюции духовности языка.   Христос,   его   образ   жизни,   проповеди,   чудесные   деяния,   страдания 2 Лосев А.Ф. Проблемы символа и реалистическое искусство.-М., 1976.-С. 130 9 становятся   мифом.   Вот   почему   в   евангелиях   учеников­   апостолов   образ Христа, содержание его проповедей различно. Но этот миф в друвнерусской литературе определяет восприятия образа жизни, характеров русских князей и   святых.   Появление   сложных   и   многогранных   символов   приводит   к мифологизации  художественного произведения. Например, образ Петра  I  в «Медном всаднике» и «Полтаве» становится не просто символом, а мифом, определяющим   восприятия   царя.   Пушкин   наполняет   этот   образ   столь глубоким   содержанием,   что,   кажется,   готов   поверить   в   существование созданного им образа Петра. Символы­мифы, концентрируя весь смысловой потенциал   художественного   текста,   насыщены   огромной   социально­ исторической   и   социально­политической   силой.   Таким   символом   является образ   грозы   в   «Истории   одного   города»   М.Е.   Салтыкова­Щедрина.   Одни исследователи   считают,   что   гроза   –   наказание   глуповцам   за   их   терпение, социальную   пассивность,   участие   в   реализации   реформ   градоначальников, другие   считают   грозу   воплощением   жизни,   прогресса,   который   стирает   на своем   пути   все   старое,   потерявшее   социальный   смысл.   Православное понимание   грозы   приближает   ее   к   религиозному   пониманию   истории   и символике Божьего суда. Примером такого социального символа может быть и образ города в произведениях Гоголя, Салтыкова­Щедрина, Чехова.        Каким же образом слово превращается в символ? Как происходит процесс символизации? Психологические и культурологические теории возникновения и развития культуры связывают рождение символов со способностью человека к абстрагированию, созданию абстрактных смыслов, образов, значений. Слово как языковой знак вступает во взаимодействие с другими знаками. Каждое слово   влияет   на   целостную   текстовую   структуру,   вносит   в   нее дополнительные элементы значения. Потому прав А.Ф. Лосев, говоря о том, что   «всякий   знак   приобретает   свою   полноценную   значимость   только   в контексте   других   знаков.   Свой   реальный   смысл   каждое   слово   получает   в 10 связи  с  теми  или  другими  контекстами,  которых  может  быть  бесконечное множество»3.   И   бесконечность   смыслов   задает   смысловое   окружение, выраженное в словах­знаках языка.                 Таким образом, если попытаться обобщить систему художественных средств в тексте, то необходимо отметить, что слово  в тексте вступает в тесную связь с определенными контекстами, которых может быть множество. С   помощью   контекста   между   словами   устанавливаются   определенные смысловые связи. Суть метафоры состоит в том, что она не только связывает слова в текст, но и онтологически соединяет в одном мире отдельные части бытия.   Метафора   в   этом   случае   рациональна,   поскольку   отношения возникают на основании сходства формы, предназначения, свойств. Примером рациональности   могут   быть   метафоры   крыло   птицы­   крыло   самолета, человек­волк   (свойства),   человек­медведь,   человек­лиса.     Если   метафора теряет   свою   рациональность,   становится   многозначной   и   до   конца   не раскрывает свой смысл, она превращается в символ.   Важно отметить, что символ возникает в том случае, если значение образа, метафоры полностью не раскрывается,   или   предполагает   многозначность.   В   символе,   как   было   художественно отмечено   ранее,   кристаллизуется   авторская   идея, моделируется   и   пропагандируется   мировоззрение   автора.   Недостаток символа, как художественного средства, в том, что в его семантике много мистического, загадочного, не поддающегося рациональному объяснению. А потому символ открыт для многочисленных трактовок, здесь читатель, автор включается   в   процесс   творчества,   превращаясь   в   сотворца, интерпретирующего   художественное   произведение,   завершающего   процесс художественного   моделирования.   Специфика   православной   традиции   в словесности проявляется в обилии символики, интерпретацию событий через 3 Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство.-М., 1976.-С. 123- 124 11 систему базовых символов, которые выступают как призма для восприятия реальности.  Глава 2. Символика в древнерусской словесности 2.1. Влияние церкви на книжную традицию Киевской Руси Проблема воздействия православия на жизненный уклад и традиции Киевской   Руси   практически   не   исследована   в   современной   литературе. Принятие   христианства   князем   Владимиром   и   усилия   по   его   пропаганде Ярославом   Мудрым,   выразившиеся   в   строительстве   храмов,   основании монастырей, переводе греческих книг на славянский язык, создании школ и первого свода законов не свидетельствует об отказе славянских племен от 12 языческих   обрядов   жертвоприношений,   традиций   многоженства   и   кровной мести   [5].   Книжная   традиция   играет   большую   роль   в   пропаганде христианства,  но   не   свидетельствует   напрямую   о   ее  восприятии   в  народе. Потому   влияние   новой   религии   на   образ   жизни   и   культурные   традиции необходимо   исследовать   в   единстве   словесности   и   фольклора.   Устное народное   творчество   будет   свидетельством,   как   религиозные   нормы   и традиции воспринимаются народом.  Древнерусским   памятником,   с   которого   начинается   формирование древнерусской   словесности,   является   «Повесть   временных   лет».   Данный летописный свод начал создаваться при Ярославе Мудром в Киево­Печерском монастыре   на   основе   народных   легенд   о   происхождении   древнерусского государства   и   первых   киевских   князьях,   а   также   отдельных   летописных записях и наблюдениях погоды. «Повесть временных лет» содержит легенды о призвании  варягов, о крещении Руси апостолом Андреем и популяризация этих  легенд  создает   мифы,  влияющие   на  культурные  традиции.  На   основе легенды о призвании варягов, в второй четверти  XIX  века разгорелся спор между   славянофилами   и   западниками.   Западники   отрицали   способность русского   народа   к   государственному   и   культурному   творчеству,   чем оправдывали   необходимость   заимствования   европейских   культурных традиций.   Легенда   о   крещении   Руси   апостолом   Андреем   доказывала независимость   государства   от   Византии.   Это   было   важно   для   Ярослава Мудрого,   было   частью   его   политики.   Вероятно,   поэтому   данная   легенда появилась в «Повести временных лет».   «Повесть временных лет», свидетельствуя о Владимире, говорит, что его   образ   жизни   изменился   после   крещения   и   женитьбы   на   сестре византийского императора Анне. Летописец говорит о Владимире: «То новый Константин великого Рима; как тот крестился сам и людей своих крестил, так и этот поступил также. Если и пребывал он раньше в скверных похотных желаниях, однако впоследствии усердствовал в покаянии, по слову апостола: 13 «Где   умножится   грех,  там   преизобилует   благодать» [1,  c.33].  Митрополит Илларион в «Слове  о Законе и Благодати» так характеризует воздействие христианства на образ жизни древнерусского государства: «Тогда начал мрак идольский   от   нас   отходить,   и   заря   благоверия   явилась.   Тогда   тьма бесослужения   сгинула,   и   слово   евангельское   землю   нашу   осияло.   Капища разрушались,   а   церкви   поставлялись,   идолы   сокрушались,   а   иконы   святых являлись,   бесы   бежали   ­   Крест   города   освящал.   Пастыри   словесных   овец Христовых,   епископы,   стали   пред   святым   алтарем,   принося   Жертву Бескровную. Пресвитеры, и диаконы, и весь клир украсили и лепотой облекли святые церкви. Труба апостольская и евангельский гром все церкви огласили. Финиам, возносимый к Богу, освятил воздух. Монастыри на горах воздвигли; черноризцы явились; мужи и жены, и малые, великие – все люди заполнили святые церкви, восславили Бога, воспевая: Един свят, един Иисус Христос во имя   Бога   Отца!   Аминь.   Христос   победил!   Христос   одолел!   Христос воцарился! Христос прославился! Велик Ты, Господи, и чудны дела Твои! Боже   наш,   слава   Тебе!»   [1,  c.   71].   Данное   свидетельство   митрополита Иллариона   позволяет   судить   о   том,   что   пропаганда   христианства,   мудрая политика Владимира и Ярослава привели к быстрому изменению образа жизни славянских племен.  Однако   воздействия   православия   на   нравы   древней   Руси   нельзя преувеличивать.   Стремясь   утвердить   статус   молодого   древнерусского государства,   киевские   князья   не   только   совершали   военные   походы   на Византию,   Волжскую   Булгарию,   Польшу,     поддерживали   династические браки,   но   и   гиперболизировали   влияние   православия   на   быт   и   нравы древнерусского   государства.   О   сохранении   языческих   обычаев   вражды, кровной мести свидетельствуют распри между двенадцатью сыновьями князя Владимира. После смерти князя Святополк убил  Бориса и Глеба, и Ярослав долго вел с ним борьбу за власть в Киеве. Образы Бориса и Глеба как первых русских   святых   выдержаны   в   традиции   жития.   Автор   подчеркивает   их 14 благочестие,   почитание   старшего   брата,   верность   Божьей   воле.   В   их поведении раскрывается «Поучение Владимира Мономаха». Напротив, образ Святополка наполнен языческими чертами лжи, предательства, неуважения к отцу. Эти качества автор объясняет грехами Владимира как язычника. Он убил своего брата Ярополка и овладел его беременной женой. Это определяет отношение Святополка к Владимиру, когда он надругался над   его телом, в тайне завернув его в ковер, и отвез на санях в церковь святой Богородицы.  Языческим качествам брата, противопоставлены христианские Бориса и Глеба. Как младшие братья, они появились, когда Владимир уже крестился. Потому   их   образы   выдержаны   в   духе   православной   нравственности   и ценностей, отраженных в «Поучении Владимира Мономаха» [4].   На призыв дружины взять власть в Киеве, Борис отвечает: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старейшего, которого я чту как отца» [1, c.81]. Зная о готовящемся убийстве, князь полностью полагается на волю Бога: «Не отвергай слез моих, Владыка, ибо уповаю я на Тебя! Пусть удостоюсь участи рабов Твоих и разделю жребий со всеми твоими святыми, ты Бог милостивый, и славу тебе возносим Вовеки! Аминь!» [1,c.81]. Своих убийц Борис встречает в молитве и просит их дать ему возможность ее закончить. Такое поведение князя оказывает нравственное воздействие на его убийц: «И все, кто слышал слова его, не могли вымолвить ни слова от страха и печали горькой и слез обильных. С горькими воздыханиями жалобно сетовали и плакали, и каждый в душе своей стенал: «Увы нам, князь наш милостивый и блаженный, поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным! Кто теперь их всех   направит?   Не   восхотел   славы   мира   сего,   не   восхотел   веселиться   с вельможами честными, не восхотел величия в жизни сей. Кто не поразится столь великому смирению, кто не смирится сам, видя и слыша его смирение?» [1, c.82].   Брат его, Глеб, тоже зная о готовящемся убийстве, не только смиренно принимает Божью волю, но и обращается к своим убийцам с наставлением: 15 «Не трогайте меня, братья мои милые и дорогие! Не трогайте меня, никакого зла Вам не причинившего! Какую обиду нанес я брату моему и Вам, братья и повелители   мои?   Умоляю   Вас   и   отдаюсь   на   Вашу   милость.   Побойтесь сказавшего устами апостола: «Не будьте, детьми умом: на дело злое будьте как младенцы, а по уму совершеннолетни будьте». Я же, братья, и делом и возрастом   молод   еще.  Это   не   убийство,   но   живодерство!   Если   же   кровью моею насытиться хотите, то я, братья, в руках ваших и брата моего, а вашего князя» [1, c. 83]. Таким образом, поведение Бориса и Глеба является образцом с   точки   зрения   православной   нравственности.   Не   случайно   Ярослав   стал добиваться   у   Византии   признания   их   святыми.   Их   образы   и   поведение являются ориентиром для всех русских князей. В традиции древнерусской словесности их образы становятся символами небесных заступников Руси. В «Житии Александра Невского» есть свидетельство дозорного, который видит, как   по   Неве   плывет   ладья   с   Борисом   и   Глебом,   желающими   помочь Александру.  Житие   Александра   Невского   продолжает   традицию   княжеского жития.   Произведение   создавалось   во   Владимиро­Суздальской   Руси,   где важным был статус князя. В раскрытии образа князя житие утверждает его благородное   происхождение,   веру.   Использованные   автором   жития библейские   и   исторические     параллели,  выдержаны   в   традиции   славы:   «И красив он был, как никто другой, и голос его­ как труба в народе, лицо его­ как лицо Иосифа, которого египетский царь поставил вторым царем в Египте, сила   же   его   была   частью   от   силы   Самсона,   и   дал   ему   бог   премудрость Соломона,   храбрость   же   его­   как   у   царя   римского   Веспасиана,   который покорил всю землю Иудейскую». [1, c. 118]  Узнав о вызове шведских рыцарей, Александр «вошел в церковь святой Софии, и, упав на колени пред алтарем, начал молиться со слезами: «Боже славный, праведный, боже великий, сильный, боже превечный, сотворивший небо   и   землю   и   установивший   пределы   народам,   ты   повелел   жить,   не 16 преступая чужих границ» [1, c. 118]. Помощь Божия проявляется не только в видении дозорным Бориса и Глеба, но и в присутствии во время Невской битвы божьего воинства: «А это слышал я от очевидца, который поведал мне, что видел воинство Божие в воздухе, пришедшее на помощь Александру. И так победил врагов помощью Божьей, и обратились они в бегство…» [1,  c. 119]. Отмечает автор и нравственные качества князя, его заботу о простых людях, заступничество, участие в строительстве церквей. После того, как хан Батый послал воеводу Неврюя на разорение земли Суздальской, Александр восстановил   церкви,   города,   помог   людям,   оставшимся   без   крова.   Автор жития   говорит   о   характере   Александра:   «Не   прельщаясь   богатством,   не забывая о крови праведников, сирот и вдов по правде судит, милостив, добр для домочадцев своих и радушен к приходящим из других стран. Таким и Бог помогает,   ибо   Бог   не   ангелов   любит,   но   людей,   в   щедрости   своей   щедро одаривает   и   являет   в   мире   милосердие   свое»   [1,  c.120].   О   святости   поведение, Александра   свидетельствует   не   только   его   характер, заступничество,   но   и   чудо,   произошедшее   после   его   смерти.   Когда   после смерти   ему   хотели   вложить   в   руки   грамоту   духовную,   он,   будто   живой, простер грамоту и принял ее из рук митрополита. Это несмотря на то, что «тело его было мертво и везли его из дальних краев в зимнее время».  Традиции   княжеского   жития   продолжены   в   повести   о   Петре   и Февронии.   Несмотря   на   то,   что   по   своему   жанру   это   бытовая   повесть, созданная в середине XVI века Ермолаем Еразмом, после канонизации Петра и Февронии в 1547 году она получила распространение как житие. В отличии от  остальных  рассмотренных  житий,  повесть  создана  не  свидетелем  жизни Петра   и   Февронии,   а   на   основе   муромских   легенд.   Сама   необходимость создания   повести   была   продиктована   почитаем   этих   святых   в   народе.   В нарушении законов жития в повести отсутствует упоминание о благочестивом происхождении героев, подвигах благочестия. Ореолом святости окружена не аскетическая   жизнь,   а   верность   в   супружеской   жизни,   служение,   мудрое 17 управление княжеством. В отличии от героев житий, которыми становятся князья,   святые,   в   повести   Феврония   является   дочерью   древолаза,   но   она побеждает князя Петра в испытании мудростью. В этом проявляется процесс демократизации литературы Московского царства.  Тема   христианского   служения   проявляется   в   повести   на   трех взаимосвязанных уровнях: 1) Служение роду. Князь Петр вступается за своего брата, борется со змеем, который приходил в образе брата к его жене. Как божественную помощь, он получает Агриков меч.  2) Служение супруге, верность, готовность вместе разделить судьбу. Когда муромские бояре обращаются к нему с просьбой изгнать Февронию из города, а самому остаться княжить, он выбирает уехать из Мурома вместе с женой. И когда после смерти муромские бояре хотели похоронить их в разных местах, их тела снова оказывались в одном гробу.  3) Служение народу, мудрое и справедливое правление: «И державствовали в граде своем, ходя во всех заповедях и оправданиях Господних безпорочно, принимая   мольбы   и   творя   милости   всем,   под   их   властью   сущим,   словно чадолюбивые отец и мать. Ибо имели они ко всем любовь равную, не любили ни гордости, ни грабительства, и богатство свое тленное не щадили, но в Бога богатели. Были они по своему граду истинные пастыри, а не наемники градом правили, служа правде, с кротостью, а не с яростью. Странников принимали, голодных кормили, нагих одевали, бедных от напастей избавляли» (1, с. 161). Служение супругу и народу, вера в Бога приводят к Божьей помощи, к способности   творить   чудеса:   «Вот   некто   из   приближенных   пришел   к благоверному князю Петру жаловаться на нее: мол, из­за стола всякий раз не прилично княгине встает­ крошки хлебные в руки сметает, словно голодная. Благоверный князь, желая испытать ее, повелел накрыть общий стол. Когда же кончился обед, она, по своему обычаю, смела крохи в ладонь. Князь Петр поймал ее за руки, разжал ей ладонь, а там ­ ладон благовонный и финиам» (1, 18 с. 160). Другое чудо Февронии связано с эпизодом, когда они, путешествуя на кораблях, остановились ужинать и повар нарубил маленькие деревца, чтобы повесить   котлы.   Наутро   срубленные   накануне   деревья   были   с   ветвями   и листьями.  Таким образом, традиция княжеского жития предполагала упоминание о  благородном  происхождении   князя,  его  делах,  нравственности.  Князь  на Руси   был   не   только   защитником,   главой   политической   власти,   но   и нравственным   идеалом.   Потому   при   описании   характера   князя   авторы стремились показать веру и богобоязненность,  смирение, щедрость, мудрость в правлении.    Для утверждения православия на Руси важна не только пропаганда нравственного   образа   жизни   князей,   но   и   монахов.   С   момента   принятия христианства проходит меньше ста лет, когда в 80­е годы XI века появляется житие   Феодосия   Печерского,   написанное   монахом   Киево­Печерского монастыря Нестером. При раскрытии этого образа для автора важны такие качества, христианское смирение, вера в Бога и Божью помощь, духовное мужество,   как   способность   отстаивать   свой   выбор,   образ   жизни.   В   житии говорится, что уже в детстве Феодосий хотел уйти в монастырь, но мать была против  такого выбора сына. Юноша  сбежал из дома с поломниками, но мать его догнала, жестоко избила, заковала в цепи и посадила на цепь в сарае, чтобы   он   не   убежал:   «Когда   же   после   долгого   преследования,   наконец, настигла его, то настигла и в ярости и в гневе вцепилась ему в волосы, и швырнула его на землю, и пинала его ногами, и, осыпав упреками странников, вернулась домой, ведя Феодосия связанного, точно разбойника. И была она в таком гневе, что и, придя домой, била его, пока не изнемогла. Через два дня, придя к нему, отвязала и накормила, но, еще не остыв от гнева, сковала ноги его и велела ходить в оковах, опасаясь, как бы снова не убежал от нее. Так и ходил он в оковах много дней». [1,c. 87]. Примечательно, что Феодосий не только не озлобляется на мать, но с радостью принимал и благодарил Бога за 19 все перенесенное. Душевное мужество, вера в божественное заступничество, сила молитвы необходимы были Феодосию, чтобы перенести многочисленные искушения:   «Кто   не   подивится   блаженному,   как   оставаясь   один   в   такой темной   пещере,   не   боялся   он   бесчисленных   полчищ   невидимых   бесов,   но выстоял в борьбе с ними, как могучий храбрец, молясь Богу и призывая на помощь себе Иисуса Христа. И одолел он их силой Христовой, что не смели они приближаться к нему и лишь издали являлись к нему в видениях» [1, c. 89].   Сила   веры,   Божественное   заступничество,   христианское   смирение помогали Феодосию и в монастырской жизни: «А еще пакостили бесы в доме, где   братия   хлебы   пекла:   то   муку   рассыпали,   то   разливали   закваску   для печения   хлеба,   и   много   других   разных   пакостей   творили.   Тогда   пришел старший   пекарь   и   рассказал   блаженному   Феодосию   о   проделках   нечистых бесов. Он же, надеясь, что получит об Бога власть над ними, отправился в тот дом и, запершись, остался там до заутрени, молясь. И с того времени, заклятием преподобного и молитвой, не могли появляться на том месте бесы и творить пакости» [1,c. 89]. Такова была сила молитвы Феодосия. Феодосий вел не только нравственный образ жизни, был примером для братии, но и славился как старец, был способен влиять не только на простых людей, бояр, но даже на князей. Он уговорил свою мать не препятствовать ему в его выборе, а уйти в женский монастырь, чтобы они смогли видеться в Киеве.   В   другой   раз,   придя   к   князю   и   увидев   множество   музыкантов, Феодосий спросил у него «Вот так ли будет на том свете?». Князь «умилился словам блаженного и прослезился и велел прекратить музыку. И с тех пор, если,   пригласив   к   себе   музыкантов,   узнавал   о   приходе   блаженного,   то приказывал им прекратить игру. И много раз впоследствии, когда сообщали князю о приходе блаженного, то он выходил и радостно встречал его перед дверями хоромов своих, и так оба входили в дом». [1,  c.94]. Нравственное воздействие   на   окружающих   бояр,   князей   делает   Феодосия   общественным деятелем,   первым   старцем   на   Руси,   образцом   для   подражания   монахов   и 20 других   святых.   Опыт   пустынничества,   старчества   Феодосия   Печерского, создание   им   одного   из   первых   в   русской   земле   монастыря   оказало значительное   воздействие   на   культурные   и   религиозные   традиции государства.  В том же жанре жития святых создано на основе традиции «Жития Феодосия   Печерского»  создано  «Житие   Сергия   Радонежского».  Автор   его отмечает не только благородное происхождение святого, но и его врожденную предрасположенность к монашеской жизни. Еще в утробе матери во время литургии в церкви и чтения Евангелия младенец начал кричать. По милости и помощи   Бога   Сергий   научился   грамоте.   Увиденный   Сергием   в   детстве черноризец на просьбу помолиться в овладении им грамотой, отвечает: «О грамоте, чадо, не скорби: с сего дня дарует тебе Господь знание грамоты».  Для   жанра   жития   святых   важным   моментом   являются   искушения бесами и борьба святого с ними: «Порой его смущали демонские козни и ужасы, а иногда зверей нападение,­ ведь много зверей в этой пустыни тогда жило.   Некоторые   из   них   стаями   выли   и   с   ревом   проходили,   а   другие   не вместе, но по два или по три или один за другим мимо проходили; некоторые из них вдалеке стояли, а другие близко подходили к блаженному и окружали его, и даже обнюхивали его» [1, c. 122]. Сергий же все посылаемые испытания терпел с радостью, за все благодарил Бога.  Повествует автор жития и о строгой, аскетической жизни Сергия, его трудолюбии, отсутствии гордости, заботе о братии: «Суровой постнической жизнью он жил; добродетели его были такие: голод, жажда, бдение, сухая пища, на земле сон, чистота телесная и душевная, молчание уст, плотских желаний тщательное умерщвление, труды телесные, смирение нелицемерное, молитва беспрестанная, рассудок добрый, любовь совершенная, бедность в одежде, память о смерти, кротость с мягкостью, страх Божий постоянный» [1,c.   122].   Утверждает   Сергий   в   созданном   им   монастыре   правила общежительства   (   ничем   особенным   не   владеть   никому,   ничто   своим   не 21 называть, но все общим считать), помощи странникам и нищим: «Странники же и нищие, а из них особенно больные, многие дни жили в полном покое и пищу,   сколько   кому   нужно   было,   в   изобилии   получали   согласно   наказу святого старца; и до сих пор все так сохраняется. А поскольку дороги здесь из многих мест проходили, то князья и воеводы и воины бесчисленные­ все получали   нужную   и   достаточную   искреннюю   помощь,   как   из   источников неисчерпаемых, и в путь отправляясь необходимую пищу и питье достаточное получали» [1, c. 123]. Продолжает   развивать   Сергий   Радонежский   и   традиции   старчества. Именно   к   нему   приходит   Дмитрий   Донской   за   благословением   на Куликовскую битву. Сергий же благословил его молитвой и сказал: «Следует тебе,   господин,   заботиться   о   порученном   тебе   Богом   славном   христовом стаде.   Иди   против   безбожных,   и   если   Бог   поможет   тебе,   ты   победишь   и невредимым в свое отечество с великой честью вернешься». Накануне битвы, смущаемый   многочисленным   татарским   войском,   князь   с   гонцом   получает послание Сергия «Без всякого сомнения, господин, смело вступай в бой со свирепостью их, нисколько не устрашаясь,­ обязательно поможет тебе Бог». Молитва Сергия, вера Дмитрия Донского в небесное заступничество привели к победе, «крестоносная хоругвь долго гнала врагов» [1, c. 124]. Православная традиция влияет не только на нравы, образ жизни людей, но и на восприятие истории, которое представлено в исторических повестях. Основным   символом   здесь   становится   милость   Божия   и  наказание   Божие, распространяющееся не на отдельного человека, а на весь народ. За грехи народа   Бог   наказывает   его,   посылая   болезни,   войны,   нашествия, безнравственных   князей.  В  повести  «Повесть   о  разорении   Батыем   Рязани» поражение   русских   войск,   смерти   князей,   народных   героев   (Евпатий Коловрат) связываются с гневом Божиим. Неоднократно в тексте возникают суждения: «Но против гнева Божия кто постоит!», «Сие все навел Бог грех ради наших», «И было все то за грехи наши», «все то случилось по грехам 22 нашим».  (1,  с.   111­112).   В  «Слове   о   полку   Игореве»   Бог   помогает   князю бежать   из   половецкого   плена.   В   «Задонщине»   победа   русских   войск объясняется помощью Божией: «Как милый младенец у матери своей земля Русская:   его   мать   ласкает,   а  за   баловство   розгой   сечет,  а  за   добрые   дела хвалит.   Так   и   Господь   Бог   помиловал   русских   князей,   великого   князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, и на речке Непрядве». (1, с. 128). Объединение русских князей, воинств из разных русских городов, благословение Сергия Радонежского, который укрепил веру Дмитрия Донского в победу, привели к победе над татарским войском.  Таким образом, традиция древнерусской литературы в житиях создает образцы святости, христианского образа жизни, основанного на вере в Бога, в его   заступничество,   христианском   смирении   и   покорности.   Созданные древнерусской   словесностью   образы   влияли   на   быт,   традиции,   постепенно способствовали   избавлению   от   языческих   культов   и   обрядов,   утверждаю христианские ценности и образ жизни. В силу высокой грамотности, переводу и изданию книг, строительству церквей и монастырей православная культура стала   доступна   древнерусскому   человеку.   Эта   доступность   православия привела   к   тому,   что   оно   постепенно   стало   частью   народной   культуры, фольклорной традиции. 2.2. Влияние   церкви   на   фольклорную   традицию   Древнерусского государства Реконструкция фольклорной традиции: пословиц, поговорок, сказок, духовных   стихов   является   актуальной   задачей   современных   исследований, поскольку показывает, насколько религиозная традиция усвоилась народом, вошла   в   его   быт   и   образ   жизни.   Несмотря   на   то,   что   сбор   фольклорных источников   был   начат   достаточно   поздно,   сравнение   разных   временных редакций одного и того же памятника фольклора свидетельствует, что народ бережно хранит традицию устного народного творчества. 23 С   целью   реконструкции   ценностного   содержания   памятников народной культуры был проведен контент­анализ пословиц и фольклорных духовных     стихов.   Основой   для   исследования   стали   собрания   пословиц русского народа [4] и духовных стихов [3]. В процессе анализа были выбраны те тексты, которые имеют религиозный характер.  Народный опыт тесно связан с религиозной традицией. Для пословиц важна идея Бога и вера («Велико имя господне на земле», «Божья вода по божьей земле бежит», «Что Богу угодно, то и нам пригодно», «Господня воля –   наша   доля»)   [   3   ].  Вера   для   русского   народа   выступает   не   просто   как соблюдение   церковных   традиций,   а   как   следование   нравственным   устоям церкви («Аминь, аминь­ а головой в овин \ т.е. на распутство \; «Иной по две обедни слушает, да по две души кушает»). Ядром народной нравственности являются   добрые   дела   («Добрым   путем   Бог   правит»,   «Доброму   Бог помогает», «Делать добро спеши», «Злой человек не проживет в добре век»), сострадание к другим людям («Милостиву человеку и Бог подает», «Милость и на суде хвалится»), правда («Кто правду хранит, того и Бог наградит», «Кто правды   желает,   тому   и   Бог   помогает»,   «Кто   правдой   живет,   тот   добро наживет»),   аскетизм   («Деньги,   что   каменья   ­   тяжело   на   душу   ложатся», «Лишние   деньги   ­   лишняя     забота»,   «Меньше   денег   ­   меньше   хлопот»), терпение и надежда («Что пождем, то и поживем, век жить, век ждать», «Век живи, век надейся», «Бог терпел, да и нам велел»). Духовная жизнь русской общины строится вокруг понятия мир, религиозная община.  (« В мире жить ­ с миром жить», «Мир вам, и я к вам. Где лад, там и клад», «Сосед не захочет, так и мира не будет», «Худой мир лучше доброй драки»,   «Мир да лад   – божья благодать»). Как формой гармонизации социальных отношений в мире выступает   любовь,   под   которой   понимается   самопожертвование,   отказ   от индивидуальной «самости» во имя другого человека. («любить друга ­ любить 24 себя», «Верная любовь ни в огне не горит, ни в воде не тонет», «Где любовь, там и Бог. Мир да лад­ Божья благодать»).  Таким   образом,   система   ценностей   пословиц,   концентрирующих многовековой духовный опыт народа, основана на милосердии, добре, любви, аскетизме как важнейших принципах организации социальных отношений в миру   как   социальной   группе.   В   основе   ядра   ценностей   пословиц   лежит важность   мира   как   микроколлектива   и   таких   семантических   наполнений концепта­символа, как добрые дела, милосердие, любовь. Эти семантические константы важны как средства максимальной гармонизации микросоциальных   Максимально   гармонизировать   эти отношений   в   микроколлективе.     отношения на основе коллективного опыта народа ­ такова одна из важнейших социально­регулирующих функций пословиц. Другим   важным   источником   осмысления   ценностного   потенциала народной культуры являются духовные стихи.  Система духовных ценностей «Голубиной книги», сборника духовных стихов,  концентрируется вокруг двух символом,   принципиально   важных   для   всех   духовных   стихов:   это   образы Правды   и   Кривды,   которые   носят   не   абстрактный   характер,   а персонифицированы в виде двух зверей, которые дерутся между собой: «Правда Кривду переспорила. Правда пошла на небеса К самому Христу, Царю Небесному; А Кривда пошла у нас по всей земле, По всей земле по свет­русской, По всему народу христианскому. Кто не будет Кривдой жить, Тот причаянный ко Господу, 25 Та душа и наследует Себе Царство Небесное»  [2, c. 42] Символы Кривды и Правды конкретизируются в целом ряде духовных стихов   и   праведный   образ   жизни   сводится   к   соблюдению   нравственно­ этических требований. В стихе «о Преподобном Макарии» , святой идет из пустыни в мир православный и спрашивает ангела Божьего о том, как надобно жить православным людям: «Уж как жить будем, Богу молиться, И молиться надо, не гордиться, И гордиться надо, не возноситься, И суседам и суседкам надо не браниться, И суседов и суседок надо почитати,  И во божью церковь надобно ходити, И детей­то надо в церковь приучати, И родителей­то надо почитати, И голодного­то надо накормити, Жадного­то надо напоити, Убогого надо одевати, Странного­то на дом принимати, И дорожному­то путь показати; Мертвого до гроба надо спровожати, На свой капитал надо свечи покупати, 26 Стоит плакати и рыдати, И за грешника надо Господа Бога просити» [ 2, c. 212] Таким   образом,   праведный   образ   жизни   в   миру   концентрируется вокруг требований уважение нищей братии, церкви, родителям, странникам, нестяжательство   (жертвование   денег   на   нужды   нищей   братии   и   церковь). Перечисленные этические ценности стали основой народного православия, распространяемого перехожими каликами, нищими, богомольцами.   Формируется   в   народной   духовной   традиции   и   система представлений об идеальной личности. В «Голубиной книге» таким образцом выступает  странник, который предпочитает мирской жизни отшельничество или скитание. При этом мирская жизнь, ее блага и заботы выступают как искушение.   В   стихе   «Сорок   калик   со   каликою»   повествуется   о   том,   как калики   пришли   в   Киев   к   княгине   Апраксевне,   жене   князя   Владимира. Погостив немного времени, они хотят продолжить свой паломнический путь в Иерусалим. Однако княгиня просит Алешу Поповича, чтобы он уговорил Касьяна Михайловича, атамана каликов, чтобы они надолго остались с ней. Атаман каликов отказывает Алеше Поповичу, так как нищая, странническая жизнь   рассматривается   как   источник   духовного   спасения.   Точно   также   в стихе «Вознесение» нищая братия отказывается от горы золота, которую ей предлагает   Иисус   Христос.   Образ   странника   перекликается   со   сказочным героем.   Его   мышление   иррационально,   непрагматично.   Странник   ищет «Царства Божьего», высшей религиозной правды,  во имя которой отвергает материальный мир и его соблазны. Тот же идеал странника, ищущего высшей Божественной правды, представлен и в русских сказках. Таким образом, подводя итоги исследования, необходимо отметить, что пропаганда православия не только как системы норм, но и нового образа жизни,   представленного   в   житиях,   быстро   усваивается   фольклорной традицией   и  закрепляется   в  русских   народных   сказках,  духовных   стихах, 27 пословицах   и   поговорках.   Закреплению   православной   традиции   в   быте древней   Руси   способствовала   политика   князей   Владимира,   Ярослава Мудрого,   направленная   на   строительство   церквей,   создание   монастырей, переводу   греческих   книг,   основание   системы   школ   и   пропаганда образования.  Народный религиозный опыт отражен в пословицах и поговорках. Для пословиц важна идея Бога и вера («Велико имя господне на земле», «Божья вода   по   божьей   земле   бежит»,   «Что   Богу   угодно,   то   и   нам   пригодно», «Господня воля – наша доля») [ 4 ]. Вера для русского народа выступает не просто как соблюдение церковных традиций, а как следование нравственным устоям церкви («Аминь, аминь­ а головой в овин \ т.е. на распутство \; «Иной по   две   обедни   слушает,   да   по   две   души   кушает»).   Ядром   народной нравственности   являются   добрые   дела   («Добрым   путем   Бог   правит», «Доброму Бог помогает», «Делать добро спеши», «Злой человек не проживет в  добре   век»),  сострадание   к   другим   людям  («Милостиву   человеку   и  Бог подает», «Милость и на суде хвалится»), правда («Кто правду хранит, того и Бог наградит», «Кто правды желает, тому и Бог помогает», «Кто правдой живет, тот добро наживет»), аскетизм («Деньги, что каменья ­ тяжело на душу ложатся»,   «Лишние   деньги   ­   лишняя     забота»,   «Меньше   денег   ­   меньше хлопот»), терпение и надежда («Что пождем, то и поживем, век жить, век ждать», «Век живи, век надейся», «Бог терпел, да и нам велел»). Духовная жизнь русской общины строится вокруг понятия мир, религиозная община.  (« В мире жить ­ с миром жить», «Мир вам, и я к вам. Где лад, там и клад», «Сосед не захочет, так и мира не будет», «Худой мир лучше доброй драки», «Мир да лад   – божья благодать»). Как формой гармонизации социальных отношений   в   мире   выступает   любовь,   под   которой   понимается самопожертвование,   отказ   от   индивидуальной   «самости»   во   имя   другого 28 человека. («любить друга ­ любить себя», «Верная любовь ни в огне не горит, ни в воде не тонет», «Где любовь, там и Бог. Мир да лад­ Божья благодать»).  Таким   образом,   система   ценностей   пословиц,   концентрирующих многовековой духовный опыт народа, основана на милосердии, добре, любви, аскетизме как важнейших принципах организации социальных отношений в миру   как   социальной   группе.   В   основе   ядра   ценностей   пословиц   лежит важность   мира   как   микроколлектива   и   таких   семантических   наполнений концепта­символа, как добрые дела, милосердие, любовь. Эти семантические константы важны как средства максимальной гармонизации микросоциальных   Максимально   гармонизировать   эти отношений   в   микроколлективе.     отношения на основе коллективного опыта народа ­ такова одна из важнейших социально­регулирующих функций пословиц. Таким   образом,   праведный   образ   жизни   в   миру   концентрируется вокруг требований уважение нищей братии, церкви, родителям, странникам, нестяжательство   (жертвование   денег   на   нужды   нищей   братии   и   церковь). Несоблюдение   этих   моральных   правил   каралось   на   страшном   суде. Перечисленные этические ценности стали основой народного православия, распространяемого   перехожими   каликами,   нищими,   богомольцами.   Во многом  ценностный   мир   народного   аскетического   православия  составляет основу старообрядчества. Под влиянием реформ патриарха Никона народное православие   осталось   нетронутым,   оно   по­прежнему   ориентировалась   на обряды и ценности «святой старины». Понимая крайнюю консервативность народной духовной традиции протопоп Аввакум обращается к верующим: «Стойте твердо в вере и незыблемо, страха же человеческого не убойтися, не ужасайтеся, Господа же Бога нашего святите в сердцах ваших, и Той будет нам во освящение, яко с нами Бог, и уповающе будет нань, и спасемся Его ради, яко с нами Бог.» [ 5, с. 163 ]   Народное православие, во многом как консервативное   явление,   остается   со   старообрядчеством   и   по­прежнему 29 распространяется   с  помощью   странников,  перехожих   калик.  Официальная религиозная традиция так и оставила без внимания «Голубиную книгу» как религиозный опыт. Потому светская духовная культура, формирующаяся в XVIII­XIX  веке, оформилась в отрыве от народной культуры, ее ценностных констант, хотя по мере развития предпринимались неоднократные попытки сближения народной и светской культуры,  разных культурных традиций.   Формируется   в   народной   духовной   традиции   и   система представлений   об   идеальной   личности.   Несмотря   на   то,   что   понятие идеальной   личности   имеет   философский   оттенок,   оно   необходимо   для анализа духовной культуры, поскольку определяет тот стиль жизни, систему ценностных   характеристик   и   установок,   к   развитию   которых   стремятся представители   данной   культурной   традиции.   В   «Голубиной   книге»   таким образом   идеальной   личности   выступает   образ   странника,   который предпочитает   мирской   жизни   отшельничество   или   скитание.   При   этом мирская жизнь, ее блага и заботы выступают как искушение. В стихе «Сорок калик со каликою» повествуется о том, как калики пришли в Киев к княгине Апраксевне, жене князя Владимира. Погостив немного времени, они хотят продолжить свой паломнический путь в Иерусалим. Однако княгиня просит Алешу   Поповича,   чтобы   он   уговорил   Касьяна   Михайловича,   атамана каликов,   чтобы   они   надолго   остались   с   ней.   Атаман   каликов   отказывает Алеше   Поповичу,   так   как   нищая,   странническая   жизнь   рассматривается духовной традицией как источник духовного спасения. Точно также в стихе «Вознесение»   нищая   братия   отказывается   от   горы   золота,   которую   ей предлагает   Иисус   Христос.   Образ   странника   перекликается   со   сказочным героем.   Его   мышление   иррационально,   непрагматично.   Странник   ищет «Царства Божьего», высшей религиозной правды,  во имя которой отвергает материальный мир и его соблазны. 30 Таким   образом,   народная   духовная   традиция   со   сложившийся системой   морально­этических   ценностей,   транслируясь   исключительно устным   путем,     имеет   свою   систему   ценностей   и   особый   тип   идеальной личности,   тесно   связанной   со   странническим   образом   жизни.   Образ странника   как   идеальной   личности,   ищущей   высшей   правды,   отрицающей прагматизм материального мира формируется в сказках и духовных стихах. Кроме   того,   формируя   систему   жестких   этических   требований   к   жизни человека «Голубиная книга»  формирует  представление о праведном образе жизни,   который   подчиняет   мирскую   жизнь   необходимости   соблюдать нравственные   правила.   Эти   же   правила   содержат   в   себе   и   пословицы. Реализуемые   в   тексте   посредством   символов­концептов   эти   правила формируют   устойчивую   систему   ценностей,   взглядов   на   мир,   которые формируют уникальность фольклорной  традиции и народного православия.  Обобщением   духовного   православного   опыта   русского   народа выступает   «Домострой»,   произведение,   написанное   в  XV­XVI  веках   на   отчасти основе   обобщения   поучений   древнерусской   литературы, заимствования   традиции   европейских   поучений.   «Домострой»   определял правила поведения человека в семье и обществе, обязанности в отношении супругов,   родственников,   детей,   слуг,   церкви,   царя.   В   «Поучении   сыну» «Домострой»  утверждает   принципы   нравственной   жизни   в  соответствии   с совестью,   смирением,   страхом   Божиим.   Страх   Божий,   любовь   к   нему становятся причинами не терпения, смирения. Автор обращается к своему читателю:  «Будь  и  праведен  и   справедлив,  и  живи  в  смирении,  очи   долу опуская,   ум   к   небесам   простирай,   в   молитве   к   Богу   и   в   слове   к   людям приветлив будь; опечаленного утешь, в бедах будь терпелив, со всяким будь обходителен,   щедр   и   милостив,   нищелюбив   и   странноприимен,   скорби   о грехах и радуйся в Боге, не будь алчен к пьянству и алчен к обжорству, будь кроток, тих, молчалив, друзей возлюби, а не злато, будь неспесив, боязлив 31 пред царем, готовым исполнить волю его, в ответах вежлив; и чаще молись» (1,   с.   164).     Для   нравственного   исправления,   искупления   грехов   автор «Домостроя»   призывает   к   постоянной   молитве   и   раскаянию,   причастию: «Молю, и снова молю: отриньте пороки и душетленные все дела, искренно очистим себя раскаянием и милостивый Господь да помилует нас в грехах, телу даст здравие, а душам спасение (1, с. 166).  Для   воспитания   детей   автор   «Домостроя»   рекомендует   растить детей в запретах, поучении, наставлении, страхе Божием: «Если воспитаешь детей   в   страхе   Божием   в   поучении   и   наставлении,   и   до   возмужания   их сохранишь   в   целомудрии   и   в   чистоте   телесной,   законным   браком   их сочетаешь, благословив, и обеспечишь всем, и станут наследниками имения твоего, и дома, и всего прибытка, который имеешь, то упокоят они тебя в твоей   старости,   а   после   смерти   вечную   память   отслужат   по   родителям своим»   (1,   с.   175).   Воспитание   жены   мужем   тоже   основывается   на наставлении и послушании, личном примере: «следует мужьям воспитывать жен   своих   с   любовью   примерным   наставлением:   жены   мужей   своих вопрошают о всяком порядке, о том, как душу спасти. Богу и мужу угодить и дом свой подобру устроить, и во всем покоряться мужу; а что муж накажет, с любовью и страхом внимать и исполнять по его исполнению» (1, с. 180). Данный   отрывок   свидетельствует,   что   традиционная   семья   согласно Домострою,   базируется   на   определенных   функциях   и   иерархии.   Функция мужа­   домашняя   экономика,   ведение   хозяйственных   дел,   распределение доходов,   функций   женщины­   домашнее   хозяйство,   обустройство   дома, воспитание детей. Единые нравственные правила, распространяемые на всех –   вера,   страх   Божий,   христианское   смирение,   послушание,   терпение, внимание к людям, забота о нищих. Основные приемы воспитания детей и жен­ убеждение, внушение, послушание. 32 Таким   образом,   традиция   древнерусской   литературы характеризуется единством книжной и народной традиции словесности. Для двух   традиций   характерны   единые   черты   религиозности,   духовности   как доминирования   нравственных   проблем   над   остальными,   историчности   при христианском   взгляде   на   историю.   Благодаря   памятникам   древнерусской литературы   до   настоящего   времени   дошла   информация   о   жизни   первых русских   святых,   князей,   традициях   создания   памятников   разных   жанров древнерусской литературы. Светская литература, формирующаяся в  XVIII веке утверждает другие принципы восприятия мира, человека, выдвигает на первый   план   другую   проблематику.   Но   отмеченные   символы   Бога, библейская символика всегда остальной притягательной для литературного творчества.  Традиция   древнерусской   словесности   сформировала   не   только тесную связь литературы с религией, традицию духовности, но и повлияла на систему образов русской литературы: ­   образ   природы   в   русской   поэзии   неразрывно   связан   как   с фольклорным   образом   природы,   так   и   с   «Словом   о   полку   игореве»,   где природа выступает самостоятельным персонажем, который предупреждает князя о беде, помогает ему, когда он бежит из половецкого плена: «И рано утром на другой день кровавые зори свет повядают; Черные тучи с моря идут, Хотят прикрыть четыре солнца, И в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю со стрелами с Дону великого!» (1, с. 102) Во время бегства Игоря от погони: 33 «Тогда враны не граяли, Галки замолкли, Сороки не стрекотали, Ползком только ползали, Дятлы стуком путь к реке кажут, Соловьи веселыми песнями свет прорекают» (1, с. 109) Данное   восприятие   природы   характерно   для   традиции   русской поэзии.  2. Образы русских женщин в «Слове о полку Игореве», «Задонщине». Фольклорный   жанр   плача,   используемый   в   этих   произведениях,   стал источником развития русской поэзии и драматургии: «Голос Ярославнин слышится, на заре одинокой чечеткой кличет: «Полечу кукушкой по Дунаю, Омочу бобровый рукав в Каяле­реке, Оботру князю кровавые раны на отвердевшем теле его». Ярославна поутру плачет в Путивле на стене, приговаривая: «О ветер, ты ветер! К чему же так сильно веешь? На что наносишь ты стрелы ханские  Своими легковейными крыльями На воинов лады моей?» (1, с. 108) 34 С отмеченных произведений, лирических образов русских женщин,  впервые появившихся в традициях словесности, происходит развитие  русской поэзии.  Список литературы по второй главе: 1 Волосков   И.В.   История   древнерусской   словесности.   Курс лекций.­ Сергиев посад: АГИОН, 2012 1. Голубиная   книга   Русские   народные   и   духовные   стихи  XI­XIX  веков. Московский рабочий, 1991.  2. Даль, В.И. Пословицы русского народа.­ М., 2005 3. Зеньковский,   В.В.   История   русской   философии.   В   двух   томах.­ Ленинград: Эго, 1991 4. Скурат, К.Е. История поместных православных церквей. В двух частях. М., 1994 Глава 3. Христианская символика в традиции литературы XVIII­начала XIX века.                     Традиция   словесности  XVIII  века   характеризуется   не   только формированием  под влиянием петровских реформ светской литературы и культуры,   но   и   первых   литературных   направлений,   каждое   из   которых создает свою систему жанров, правила создания произведений словесности, тематику, систему художественных образов.  3.1. Литературная традиция классицизма ( при создании главы использована статья «Символ Бога в одах Ломоносова» инокини Амвросии) 35 Литературная   традиция   классицизма   сформировалась   благодаря сторонникам   петровских   реформ,   французских   эстетических   трактатов классицизма, работ Н. Буало. Данный стиль утверждал приоритет разума, его роли в познании и преобразовании мира, борьбе с пороками, преобразовании общества.   Классицизм   в   области   системы   персонажей   разделял   героев   на положительных   и   отрицательных,   воплощающих   определенные   пороки.   В системе   художественных   персонажей   обязательно   присутствует   герой, воплощающий идеи автора (резонер авторских идей). В трагедиях и комедиях действует   принцип   единства   места,   времени   и   действия   (действие происходит в течение одного дня в одном месте). В трагедии обязательно наблюдается борьба разума и страсти с обязательной победой рассудка.  Система жанров распределяется на: ­   Высокие   (трагедия,   ода)   для   их   создания   используется   церковно­ славянский язык, библейская символика, в трагедиях­ исторические сюжеты из отечественной и зарубежной истории. ­ Средние (комедии, исторические повести) смесь церковно­славянского и простонародного языка. ­   Низкие   (басни,   эпиграммы)   характеризуется   доминированием простонародного языка и поучительным сюжетом.  Поэтика русского классицизма была разработана М.В. Ломоносовым. Он   разработал   систему   стилей   литературы,   стал   инициатором   создания русского литературного языка за счет приближения церковно­славянского к простонародному. В истории словесности он стал известен как автор од и басен, трагедий.  Духовная поэзия Ломоносова тяготеет к высокому стилю классицизма, но вместе с тем, в переложении псалмов ощущается тяга к простонародному языку.   В   духовной   поэзии   Ломоносова   выделяются   оды­размышления   и стихотворные   переложения   псалмов.   Среди   од­размышлений   выделяется 36 «Вечернее   размышление   о   Божественном   величии   при   случае   северного сияния».   Солнечный   свет   выступает   символом   просвещения   всего мироздания   светом   Божественной   премудрости.   Данный   связь   символов Солнце­ Бог является определяющей цель человеческого существования: «Творец! К покрытому мне тьмою Простри премудрости лучи И что угодно пред тобою Всегда творити научи,  И на твою взирая тварь, Тварить тебя, бессмертный Царь»  В   отличии   от   Европейского   классицизма,   где   разум   человека рассматривался   как   самодостаточная   сила,   не   нуждающаяся   в   Боге, Ломоносов   ставит   человеческий   разум   в   зависимость   от   Божественной   его   красоты   и   совершенства премудрости.   Символ   мироздания, рассматривается в неразрывной связи с Богом. Сам Ломоносов свои научные достижения   проверял   трудами   святых   отцов.   На   рассуждения   Василия Великого опирался Ломоносов, создавая строки: «Открылась бездна, звезд полна Звездам числа нет, бездне дна. … Уста премудрых нам гласят: Там множество светов; Бесчетны солнца там горят. Народы там и круг веков: Для общей славы божества Там равны силы естества» Приведенная параллель с сочинениями Василия Великого показывает, что в научной деятельности Ломоносов видел своим союзником богословие, труды отечественных святых отцов. Данный пример показывает, что светская 37 культура и наука не теряют свою связь с религиозностью, символом Бога и традициями отечественного богословия и религиозной словесности.  Очень важной для понимания мировоззрения Ломоносова и картины мира, созданной им в духовных одах, является переложения отдельных мест из книги  Иова (1743). Как указывает М.М. Дунаев, «сам выбор тех или иных мест для такого переложения всегда характеризует манеру мышления и даже мировоззрения поэта».  Знаменитая «Ода, выбранная из Иова» изображает спор, в котором Бог доказывает сомневающемуся человеку свое величие картинами совершенного Бытия. Пафос этого произведения­ гимн Творцу, совершенству его творения. Как и в оде ««Вечернее размышление о Божественном величии при случае северного   сияния»   познание   мира   развертывается   через   постижение мудрости   Бога.   Ода   Ломоносова   становится   своеобразным   ответом российского   ученого   на   необоснованное   возвеличивание   человеческого разума,   его   независимости   от   Бога.   Человек   ничтожен   перед   Творческой силой создателя Вселенной и ее законов: «Сбери свои все ныне, Мужайся, стой и дай ответ. Где был ты, как Я в стройном чине Прекрасный сей устроил свет; Когда Я твердь земли поставил И сомн небесных сил прославил Величество и власть мою? Яви премудрость ты свою! Где был ты, как передо мною Бесчисленны тьмы новых звезд, Моей зажженных вдруг рукою В бесчисленности безмерных мест, 38 Мое величие вещали; Когда от солнца воссияли Повсюду новые лучи. Когда взошла луна в ночи?» М.М. Дунаев, проникая в самую суть оды Ломоносова, делает вывод: « Поэт как естественную добродетель утверждает смирение человека перед   властью   и   волей   Зиждителя.   Усматривая   в   этом   истинную   земную премудрость».  Если   рассматривать   другие   оды   Ломоносова,  прославляющие   науки, искусства,   Россию,   государственную   власть,   везде   строчки,   посвященные творцу. Божественное происхождение власти диктует человеку подчиняться ей и ее законам. Ломоносов пишет в оде о Елизавете: « Когда на трон она вступила, Как вышний подал ей венец». Говорится в оде и о происхождении власти Петра.  «Известный чудными делами Зиждитель мира искони Своими положил судьбами Тебя прославить в наши дни; Послал в Россию человека, Каков неслыхан был от века. Сквозь все препятствия пронес Главу. Победами венчанну, Россию. Грубостью попранну С собой возвысил до небес».  М.М.   Дунаев   отмечает,   что   Ломоносов   не   избежал   некоторых предрассудков своего времени, изобразив Петра как идеального монарха. Но основными   идеями   духовных   од   Ломоносова   стали:   власть   от   Бога,   Бог­ 39 творец   мира,   истории,   защитник   и   спаситель   человеческой   души.   Оды Ломоносова вписываются в контекст православной символики Бог­ Творение (совершенство,   гармония)   ­Познание­   Власть­   Человек.   Ломоносов   как ученый   не   утверждает   роль   разума   в   научном   познании,   а   опирается   на божественную   премудрость,   находя   ее   проявления   в   совершенстве   и гармонии  мира.  Жанр   оды   развивал   и   Гавриил   Романович   Державин.   Для   его литературной судьбы показательна ода «Фелица», посвященная Екатерине II. Эта   ода   сыграла   большую   роль   в   судьбе   Державина.   На   него   обратила внимание   императрица,   сделала   губернатором.   В   оде   интересен   образ монарха   как   религиозный   символ.   Концепция   русского   самодержавия Иосифа   Волоцкого   считает   монарха   наместником   Бога   на   земле, исполнителем   его   воли.   Монарх   несет   ответственность   перед   Богом   не только за себя, но и за свой народ. Потому поступки монарха не могут быть подвержены   мирскому   суду.   Это   было   одним   из   основных   аргументов   в полемике царя И. Грозного с бояриным А. Курбским.  Ода построена на противопоставлении религиозного образа Екатерины II  и   самого   Державина   как   типичного   дворянина,   представителя   своего времени.  «Мурзам твоим не подражая, Почасту ходишь ты пешком, И пища самая простая Бывает за твоим столом; Не дорожа твоим покоем, Читаешь, пишешь пред налоем И всем из твоего пера Блаженство смертным проливаешь;… Слух идет о твоих поступках, 40 Что ты нимало не горда; Любезна и в делах, и в шутках, Приятна в дружбе и тверда; Что ты в напастях равнодушна, А в славе так великодушна, Что отреклась и мудрой слыть. Еще же говорят неложно, Что будто завсегда возможно Тебе и правду говорить».4 В отмеченном отрывке Державин отмечает простоту императрицы, ее аскетичность, скромность, благочестивость. Образ императрицы выдержан в соответствии   с   религиозными   ценностями.   Христос   остается,   как   и   в древнерусской литературе, той призмой, через которую интерпретируются литературные герои. Такое прославление образов российских императоров объясняется   направленностью   классицизма государственности,   монарха   как   носителя   идеи   государства.   на   прославление   И обожествление   монарха,   рассмотрение   его   деятельности   с   позиции религиозных   ценностей   сыграло   немаловажную   роль   в   утверждении   идеи государственности.  Как и М.В. Ломоносов, Державин интерпретирует символ Бога. Но в отличии от Ломоносова, Бог выступает в контексте символа Троицы, как единство Отца, Сына, Святого Духа. Державин отмечает такие свойства Бога как иррациональность, единство, вездесущность: «О Ты, пространством бесконечный, Живый в движеньи вещества, Теченьем времени превечный, Без лиц, в трех лицах Божества! 4 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 30, 32 41 Дух всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто все собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем Бог.»5 Такое подробное поэтическое описание свойств Троицы как единства трех ипостасей божества позволяет М.И. Дунаеву охарактеризовать данную оду   как   проявление   поэтического   богословия.   «Живое   дыхание   поэзии одухотворяет   здесь   строгие   и   четкие   вероучительные   формы»,­   отмечает М.И. Дунаев6.  Как и у М.В. Ломоносова Бог и его совершенство проявляется через величие и гармонию созданного им мира.  «Светил возженных миллионы В неизмеримости текут, Твои они творят законы,  Лучи животворящи льют. Но огненны сии лампады, Иль рдяных кристалей громады, Иль волн златых кипящий сомн, Или горящие эфиры, Иль вкупе все светящи миры­ Перед Тобой­ как нощь пред днем». 5 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 34 6 Дунаев М.И. Вера в горниле сомнения. Глава II. Литература XVIII века// Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 16 42 Для Державина Бог остается символом, величие сотворенного мира не исчерпывает   его   природу,   она   остается   иррациональной,   не   до   конца раскрытой как через величие мира, так и через познание человека, который для   автора   оды   тоже   является   символом.   Как   Божие   создание,   человек является отсветом Бога, воплощением его свойств. Однако природа человека двойственна   и   эту   антонимичность   отмечает   Державин   в   риторическом восклицании: «Я царь­ я раб­ я червь­ я Бог». Единство человека и Бога проявляется   в   бессмертии   человеческого   духа,   который   приближается   к Богу через веру и служение: «Неизъяснимый, непостижимый! Я знаю, что души моей Воображение бессильны И тени начертать Твоей; Но если славословить должно, То слабым смертным невозможно Тебя ничем иным почтить, Как им к Тебе лишь возвышаться, В безмерной разности теряться И благодарны слезы лить».  К высоким жанрам классицизма относится трагедия. Особенности ее как жанра определяются эстетикой классицизма, которая требует высокой темы   трагедии,   статичности   героев,   выражение   ими   определенных   идей, обязательная борьба долга и чувства, личности и государства, обязательность героя, который бы выражал авторские идеи. Жанр трагедии получил свое развитие   в   русской   словесности  XVIII  века   в   произведениях   Алексея Петровича Сумарокова, который с 1756 года становится директором театра, поставщиком   его   репертуара,   а   потому   для   театра   создает   трагедии   и 43 комедии.   Трагедия   Сумарокова   «Дмитрий   Самозванец»   посвящена «смутному времени» российской истории.  Важнейшими религиозными символами данного произведения является царь и человек. Культурная традиция Руси воспринимает власть с позиции нравственности. Князь и царь в первую очередь образец нравственности. Это прослеживается   в   житиях   князей,   одах   Ломоносова,   Державина, посвященных   Петру  I.   Екатерина  II,   Елизавете   Петровне.   Культурная традиция   покреплена   религиозной   концепцией   самодержавия   Иосифа Волоцкого, рассматривающего царя как воплощение Бога на земле. Царь с данной   точки   зрения   не   подвержен   мирскому   суду.  Данное   противоречие между нравственностью и символом царя присутствует в переписке Ивана Грозного   и   Андрея   Курбского.   Для   Курбского   царь   безнравственен,   но поступки царя. по мысли Ивана Грозного, не могут быть поняты мирским разумом. То же противоречие между нравственностью царя и возможностью его   осуждения   присутствует   в   драме   «Дмитрий   Самозванец».   Дмитрий воспринимает себя как божий образ, гордится этим: «Исчезни, мелкая царю на жертву тварь! Он­ прах земной, а я­ венчанный россов царь.»7 Однако  окружение  царя,  патриарх Пармен,  Ксения, дочь  Шуйского, осуждают его как тирана, приносящего русскому народу одни страдания: «Блажен на свете тот порфироносный муж, Который не теснит свободы наших душ, Кто пользой общества себя превозвышает И снисхождением сан царский украшает, Даруя подданным благополучны дни, Страшатся коего злодеи лишь одни».8 7 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 47 44 Осознание   безнравственности   власти   Дмитрия   приводит   к   бунту москвичей   и   его   свержению.   Данный   исход   трагедии   закономерен   и воспринимается как наказание тирану. Не менее важным символом в трагедии становится человек. Эстетика классицизма   предполагает   борьбу   внутри   человека   страсти   и   долга.   В контексте трагедии это борьба между любовью и смирением. Ксения любит Георгия, но понуждаема отцом и Дмитрием, стать супругой царя. При этом верность любви может привести к смерти Дмитрия, отца и самой Ксении. Как призыв к божьему смирению выступают слова Шуйского: «Мы должны покорять желания и страсти Закону Божьему и государской власти»9 Осознать свою роль как супруги царя призывает Ксению и Димитрий: «Когда ты будеши супругою моей, Прибегнут подданные к милости твоей. Мной должно множество народа помирати, Тщись миловать сирот, вдов слезы отирати И сторогости мои умеривай, как друг. Будь жалостна жена, когда жесток супруг»10 Только события московского бунта и свержение Дмитрия позволяют Ксении   спасти   Георгия,   своего   отца   и   выбрать   любовь,   а   не   смирение   с ненавистным ей тираном.  Таким   образом,   на   уровне   трагедии   реализуется   ориентация классицизма   на   победу   справедливости   и   разума,   наказание   порочным героям.   Проблематика   царя   и   народа   останется   актуальной   в   истории 8 Там же, с. 45 9 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 49 10 Там же, с. 58 45 русской словесности и неоднократно будет привлекать русских писателей и поэтов  XIX­XX  века. Сам вектор рассмотрения царской власти с позиции нравственности,   ее   поддержки   народом   останется   определяющим   в восприятии представителями русской словесности данной тематики. К   низким   жанрам   классицизма   относится   комедия.   Комедии «Бригадир» и «Недоросль», имевшие большой успех на русской сцене, были созданы   Д.И.   Фонвизиным.   Эстетика   классицизма   требует   для   комедии классицизма,   помимо   статичности   героев,   героев,   отражающих   авторские идеи, единства времени, места и действия, каждый герой комедии воплощает определенный порок. События должны происходить в одном месте, в течение непродолжительного   времени.   События   комедии   происходят   в   поместье Простаковой.  Фонвизин использует литературный прием конструирования. Каждый литературный   персонаж   в   гиперболизированном   виде   демонстрирует определенный порок. Для демонстрации этой связи автор использует прием «говорящих   фамилий».   В   госпоже   Простаковой   подчеркивается   ее жестокость,   грубое   отношение   не   только   с   крепостными,   но   и   с   мужем, братом.   Еще   в   начале   комедии   Митрофан   рассказывает   о   своем   сне,   в котором   маменька   била   папеньку   и   сопереживает   ей.   Отношения Простаковой   с   братом   Скотининым   проявляются   во   время   спора   вокруг замужества Софьи между Митрофаном и Скотининым и борьбы за то, кто первым будет представлен Стародуму:  «Г­жа   Простакова.   Пусти!   Пусти,   батюшка!   Дай   мне   до   рожи,   до рожи… Скотинин (в запальчивости, оправляя парик) Отвяжись, сестра! Дойдет  11  О   жестокости   Простаковой дело   до   ломки,   погну,   затрещишь». 11 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 80 46 свидетельствуют  и  другие  персонажи  комедии.  Так,  Милон  в разговоре   с Правдиным отмечает: «Я живу здесь уже три дня. Нашел помещика дурака бессчетного, а жену презлую фурию, которой адский нрав делает несчастье целого дома».12  Милон не только фиксирует жестокость Простаковой, но и рассматривает это явление в отношениях с людьми как порок, с которым нужно   бороться:   «из   собственного   подвига   сердца   моего,   не   оставляю замечать   невежд,   которые,   имея   над   людьми   своими   полную   власть, употребляют ее во зло». В этом высказывании проявляется представленная в традиции   русской   словесности   взаимосвязь   власти   с   нравственностью,   а также установка классицизма не только на осуждение пороков, но и на их искоренение,   исправление.   Не   случайно   в   финале   комедии   поместье Простаковой   в   наказание   за   жестокость   отдано   в   управление   Правдину. Поучительным   звучит   и  высказывание   Стародума   в  финале   произведения: «Вот злонравия достойные плоды!».  Однако в комедии отмечается не только жестокость Простаковой, но и необразованность   провинциального   дворянства.   Не   случайно,   когда выясняется, кто может прочитать письмо Стародума, обнаруживается, что никто, кроме Софьи, не может этого сделать: «Софья:   Прочтите   его   сами,   сударыня.   Вы   увидите,   что   ничего невиннее быть не может. Г­жа Простакова Прочтите его сами! Нет, сударыня, я, благодаря Бога, не так воспитана. Я могу письма получать, а читать их всегда велю другому. (К мужу.) Читай. Простаков (долго смотря) Мудрено. Г­жа   Простакова   И   тебя,   мой   батюшка,   видно   воспитывали,   как красную девицу. Братец, причти, потрудись. 12 Там же, с. 73 47 Скотинин Я от роду ничего не читывал сестрица! Бог меня избавил от этой   скуки».13  Комический   эффект   с   демонстрацией   необразованности дворянства возникает в сцене экзаменовки Митрофанушки.  Провинциальному   дворянству   с   его   необразованностью,   жестокостью противоставлен   образ   Стародума.   Воспитанный   отцом   в   духе   идеалов петровской   эпохи,   он   во   многом   является   резонером   идей   классицизма   и автора. Из его бесед с другими персонажами комедии можно узнать, что он служил в армии, был приближен ко двору российского императора, но нигде долго не смог удержаться, поскольку его правила­ жить по законам совести, служение,   долг,   ответственное   исполнение   должности.   В   его   беседах   с Софьей,   Правдиным,   Милоном   раскрываются   нравственные   ценности классицизма:   «Подумай,   что   такое   должность.   Это   тот   священный   обет, которым обязаны мы всем тем, с кем живем и от  кого зависим. Если б так должность исполняли, как об ей твердят, всякое состояние людей осталось бы при своем любочестии и было бы совершенно счастливо. Дворянин, например, считал бы за первое бесчестие не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть люди, которым помогать; есть отечество, которому служить. Тогда не было б таких дворян, которых благородство, можно сказать, погребено с их предками. Дворянин, не достойный быть дворянином, ­ подлее его ничего на свете   на   знаю».14  Общество   с   позиции   Стародума­   взаимное   исполнение должностей, нравственная ответственность за исполняемую должность. Семья тоже   выступает   как   взаимосвязь   должностей.   Мужчина   является нравственным образцом для женщины. Если муж порочен, то таковы и жены: «Возьмем в пример несчастный дом, каковых множество, где жена не имеет 13 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 72 14 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 79 48 никакой сердечной дружбы к мужу, ни он к жене доверенности; где каждый с своей   стороны   своротили   с   пути   добродетели.   Вместо   искреннего   и снисходительного друга, жена в своем муже видит грубого и развращенного тирана.   С   другой   стороны,   вместо   кротости,   чистосердия,   свойств   жены добродетельной, муж видит в душе своей жены одну своенравную наглость, а наглость в женщине есть вывеска порочного поведения. Оба стали друг другу в несносную тягость. Оба ни во что уже ставят доброе имя, потому что у обоих оно потеряно. Дети, несчастные их дети, при жизни отца и матери уже осиротели. Отец, не имея почтения к жене своей, едва смеет их обнять, едва смеет отдаться нежнейшим чувствованиям человеческого сердца. Невинные младенцы лишены также и горячности матери. Она, не достойная иметь детей, уклоняется их ласки, видя в них или причины беспокойств своих, или упрек своего   развращения.   И   какого   воспитания   ожидать   детям   от   матери, потерявшей добродетель? Как ей учить их благонравию, которого в ней нет?». Основа семейных отношений, по мысли Стародума, дружба, благоразумность мужа,   добродетельность   жены,   повиновение   друг   другу   и   рассудку. Предназначение   же   человека   и   цель   его   жизни­   законы   совести,   служение обществу и государству. Такого служения не увидел Стародум в армии и при дворе.  Размышляя   о   том,  с  чем   он   ушел  с  государственной   службы,  он   в разговоре с Правдиным отмечает: «Я отошел от двора без деревень, без лент, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правила»15. Именно такое предназначение человека видит Стародум смыслом существования.   Этим   принципам   следуют   Правдин   и   Милон.   Потому Стародум и благословляет брак Софьи с Милоном.  Таким образом, комедия Фонвизина является образцом произведения классицизма,   передавая   его   эстетику,   систему   художественных   приемов, 15 Волосков И.В, Лагутов Н.В. История русской литературы XVII-XVIII век.- Часть 1.- Сергиев Посад, 2013.-С. 79 49 идейное своеобразие, идеологию. Традиции классицизма транслируются и в литературную традицию XIX века, где на базе установки на критику пороков, как человеческих, так и социальных, возникает реализм, заимствуя систему художественных приемов классицизма (говорящие фамилии, гиперболизация определенных недостатков в одном художественном образе). Более того, тема борьбы с жестокостью и несправедливостью помещиков, неисполнении ими своего долга, станет благодатной литературной темой реализма. Глава 4. Религиозная символика в русской литературе первой половины XIX века. 4.1. Традиции классицизма (А.С. Грибоедов, И.А. Крылов) Традиция критики человеческих и социальных пороков с сохранением эстетических,   идейных   традиций   классицизма   найдет   свое   отражение   в комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума». Соблюдая традиции классицизма, комедия   рассматривает   социальный   конфликт   старого   и   нового   с   позиции реализма.  Грибоедов   не идеализирует, как   Фонвизин,  обязательную   победу правды и справедливости, героев, отражающих передовые идеи классицизма. Чацкий   как   герой   классицизма,   «рупор»   его   идей,   многие   из   которых отражает   Стародум,   не   только   одинок,   но   и   обвиняется   в   сумасшествии. 50 Торжество   разума   и   справедливости   в   комедии   «Горе   от   ума»   сменяется символизмом   и   неопределенностью.   И   если   в   комедии   Фонвизина   герои, отражающие идеи классицизма, добились освобождения крепостных крестьян от   тиранства   Простаковой,   то   чего   добился   Чацкий?   В   чем   заключен положительный   социальный   и   нравственный   эффект   его   проповедей?   О сомнительности нравственного эффекта проповедей Чацкого говорит и М.М. Дунаев:   «О   «Горе   от   ума»   давно   сложилось   мнение   как   о   своего   рода декларации   дворянской   революционности.   Революционность   в   комедии весьма сомнительна: Чацкий ведь ничего нового радикального не предлагает. Откуда взялось мнение? На том поле сражения, которое избрали Чацкий и Фамусов проблема неразрешима. Каждый останется при своем, и каждый прав по­своему. И каждый будет считать себя умнее другого»16. Чацкий и Фамусов выступают как противоположные полюса. Изначально социальный конфликт комедии   разворачивается   вокруг   реакции   Фамусова   на   перспективу замужества Софьи и Чацкого. Социальный конфликт отягчается любовным треугольником, неопределенными отношениями Софья­ Молчалин­ Скалозуб­ Чацкий.   Неопределенность   отношения   Софьи   раздражает   Чацкого, провоцирует   его   красноречия,   а   «уловка»   Софьи   с   объявлением   Чацкого сумасшедшим   еще   больше   «подливает   масла   в   огонь».   Яркие   монологи Чацкого   укрепляют   веру   общественного   мнения   в   его   действительное сумасшествие.  В   традициях   классицизма   комедия   представляет   мир   московского чиновничества, имеющего свои традиции. Основные цели людей в этом мире­ чины,   награждения,   богатство,   уважение   в   обществе,   сила   общественного мнения.   Все   это   достигается   службой.   Потому   на   вопрос   Фамусову   о перспективах сватовства к Софье он отвечает Чацкому: 16 М.М. Дунаев Вера в горниле сомнения// Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы.  Первая половина XIX века­ Часть 2.­ Сергиев Посад, 2013.­С. 8­9 51 «Сказал бы я, во­первых: не блажи, Именьем, брат, не управляй оплошно, А, главное, поди­тка послужи17» В ответ на призыв к службе Чацкий резко отвечает «Служить бы рад, прислуживаться   тошно».  Для   Чацкого,  как   и  для   Стародума,   служба   есть исполнение   должности,   долг   служения   обществу   и   государству.   Для Фамусова служба­ дорога к чинам, наградам, уважению в обществе, богатству. Не   случайно   Фамусов   приводит   в   пример   Чацкому   Максим   Петровича, который ради монаршей улыбки сознательно   «упал больно, встал здорово». Да и отношение Фамусова к службе свидетельствует, что для него служение не исполнение долга перед государством и общества, а путь к карьере: « А у меня, что дело,  что не дело, Обычай мой такой:  Подписано, так с плеч долой»18 Традиции   жизни   московских   чиновников   основываются   на   помощи знакомым,   заискивании   перед   знатными   людьми.   Потому   Фамусов   так заискивает   перед   Скалозубом,   который   «и   золотой   мешок,   и   метит   в генералы».   Он   рад   отдать   Софью   за   Скалозуба   и   намекает   ему   о необходимости обзавестить генеральшей. Понимая силу и влияние Фамусова, Молчалин дорожит его покровительством, стремится понравиться его дочери. Это приносит ему успех. Он с гордостью сообщает Чацкому «с тех пор, как числюсь  по   архивам,  три  награжденья  получил». На   предложение  Чацкого высказать   свое   мнение   по   некоторым   волнующим   его   вопросам   Молчалин заявляет: « в мои лета не должно сметь свое суждение иметь». Причина такой позиции   в   том,   что   «в   чинах   мы   небольших».   Такие   принципы   жизни 17 Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы. Первая половина XIX века­ Часть 2.­ Сергиев  Посад, 2013.­С. 78­79 18 Там же, с. 68 52 Молчалина не только соответствуют традициям московского чиновничества, обеспечивают продвижение по карьерной лестнице, но и вызывают симпатии Софьи,  что  проявляется   в сцене  падения  Молчалина  с лошади,  а  также  в следующей оценке: «Чудеснейшего свойства Он наконец: уступчив, скромен, тих. В лице ни тени беспокойства, И на душе проступков никаких»19. Нападки   Чацкого   на   Молчалина,   вызванные   ревностью,   приводят   к бешенству Софьи и она распускает слух о его сумасшествии, который удачно распространяется, поддерживается представителями фамусовского общества. Сумасшествием объясняется красноречие Чацкого и его нападки на традиции московского чиновничества. Притворство Молчалина раскрывается только в финале комедии, когда он беседует с Лизой и Софья слышит этот разговор: «Молчалин: И вот любовника я принимаю вид В угодность дочери такого человека… Лиза: Который кормит и поит, А иногда и чином подарит?» В   финале   комедии   становится   понятной   и   жизненная   идеология   развитие   Это   не   служение   обществу, Молчалина.   государству, профессиональных качеств, а угождение: «Мне завещал отец: Во­первых, угождать всем людям без изъятья Хозяину, где доведется жить, Начальнику, с кем буду я служить, Слуге его, который чистит платье, 19 Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы. Первая половина XIX века­ Часть 2.­ Сергиев  Посад, 2013.­С. 98 53 Швейцару, дворнику, для избежанья зла, Собаке дворника, чтоб ласкова была»20. Такое   понимание   службы   и   служения   как   Фамусовым,   так   и Молчалиным   не   соответствует   пониманию   службы   как   исполнению   долга, закрепленного   в   традиции   классицизма  XVIII  века.   В   традиции   русской словесности,   как   неоднократно   отмечалось   ранее,   власть   и   уважение базируется на нравственности, в мире московского чиновничества­ на чине, мундире, награждениях, силе общественного мнения.  Фамусов   как   идеолог   мира   московского   чиновничества   является консерватором. Он критикует современную молодежь за увлечение чтением, заискивание перед иностранным: «А все Кузнецкий мост, и вечные французы, Оттуда моды к нам, и авторы, и музы: Губители карманов и сердец! Когда избавит нас творец От шляпок их! Чепцов! И шпилек! И булавок! И книжных и бисквитных лавок!...»21 Та   же   критика   почитания   иностранного   и   у   Чацкого.   На   вечере   у Фамусова он встретил французика из Бордо, который чувствовал себя как на Родине, как у себя дома. Критикует Чацкий и веру фамусовского общества в силу   общественного   мнения.  Социальный   эксперимент   Софьи   по   созданию слуха о сумасшествии Чацкого удался и сформировал общественное мнение: «Поверили глупцы, другим передают, Старухи вмиг тревогу бьют­ И вот общественное мненье! 20 Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы. Первая половина XIX века­ Часть  2.­ Сергиев Посад, 2013.­С. 135 21 Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы. Первая половина XIX века­ Часть  2.­ Сергиев Посад, 2013.­С. 65 54 И вот та родина…» Но основная критика Чацкого направлена против символических основ фамусовского общества: служения ради чина, наград, богатства, мундира. Это те   символы,   к   которым   стремятся   представители   мира   московского чиновничества,   с   позиции   которого   оценивают   людей.   Потому   Чацкий   и задается   вопросом:   где   образцы   для   современной   молодежи?   К   чему стремиться молодежи? «Где, укажите нам, отечества отцы, Которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты? Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве, Великолепные соорудя палаты, Где разливаются в пирах и мотостве»22. Однако возникает вопрос, что же утверждает Чацкий? Или он только критикует мир московского чиновничества со сложившимися традициями. В этом и секрет комедии, что разум Чацкого только разрушает, он ничего не утверждает и не создает. Чацкий не предлагает ничего нового, программы действий. С этом позицией в понимании трагизма Чацкого согласен и М.М. Дунаев: « Горе от бессилия ума что­либо изменить в этом мире. Опровергая фамусовскую систему, Чацкий апеллирует к доводам нравственным. Тут уже не ум, а совесть вступает в свои права. Однако нигде у Чацкого не встретим апелляцию к высшему духовному началу, к Богу. Чацкий­ типичный гуманист. А чтобы выработать абсолютно значимый критерий истины, нужно выйти за рамки   противоборствующих   ценностных   систем,   как   они   представлены персонажами комедии. Сделать это очень просто: отвергнуть абсолютизацию сокровищ на земле. Но то уровень духовный. На том поле сражения, какое 22 Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы. Первая половина XIX века­ Часть  2.­ Сергиев Посад, 2013.­С. 86 55 избрали для себя Чацкий и Фамусов, проблема неразрешима»23. М.М. Дунаев в своих оценках комедии и деятельности Чацкого связывает нравственность, с позиции которой Чацкий осуждает фамусовское общество с религией, идеей Бога.   Однако   светская   дворянская   мораль,   во   многом   взятая   из   Европы, рациональна, основывается на традициях XVIII века. И беда Чацкого в том, в мире   фамусовского   общества,   как   искусственно   сконструированном художественном мире, отсутствуют персонажи, подобные Милону, Правдину, которые «служат делу, а не лицам». Насколько типичен сконструированный автором   мир,   вопрос   скорее   исторический,   выходящий   за   рамки литературного   произведения.   Видимо,   авторский   замысел   не   допустил существование   в   мире   фамусовского   общества   персонажей,   схожих   с Правдиным   и   Милоном.   В   этой   ситуации   социальный   конфликт   имеет причину несовпадение ценностей, образов жизни. Конечно, он обостряется и любовным треугольником. Чацкий появился в доме Фамусова ради Софьи и потому   ее   неопределенная   позиция,   странные   отношения   с   Молчалиным, Скалозубом вызывают приступы ревности и нервические монологи Чацкого. Однако он не одинок. Фамусов упоминает о своем племяннике князе Федоре, который бросил службу и поселился в деревне, пишет там книги. Однако этот герой только упоминается в комедии, он не присутствует в художественном пространстве. В мире фамусовского общества Чацкий поистине одинок.  Жанр   басни   классицизма   стал   развивать   в   начале  XIX  века. Эстетические   требования   жанра   предполагают   иносказательное   обличение социальных   и   человеческих   пороков.   образность, нравоучительность басен И.А. Крылова привела не только в высокой оценке   Краткость, его творчества современниками и литературными критиками XIX века, но и к популярности   в   повседневном   языке.   Высказывания   из   басен   Крылова 23 М.М. Дунаев Вера в горниле сомнения// Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы.  Первая половина XIX века­ Часть 2.­ Сергиев Посад, 2013.­С. 9 56 использовали   и   оптинские   старцы.   По   воспоминаниям   очевидцев,   в   келье преподобного   Амвросия   Оптинского   была   книжка   басен   Крылова.   К   ним великий   старец   часто   прибегал,   когда   наставлял   посетителей   пустыни.  Их часто цитировал и преподобный Анатолий Оптинский. Обращение старцев к басням Крылова свидетельствует об их религиозной природе.  Для верующего  человека поучительна басня «Крестьянин  и лошадь». Молодой конь, наблюдая, как крестьянин засевает поле овсом, осуждает его за то, что попусту тратит корм, которым мог бы накормить животных. Но когда овес поспел, конь им же питался. Эту аналогию с конем автор возводит в   предельно   высокий   уровень   отношений   человека­Бога.   Человек   подобен коню, который не понимает цель Божьего промысла: «Читатель! Верно, нет сомненья, Что не одобришь ты конева рассужденья; Но с самой древности, в наш даже век,  Не так ли дерзко человек О воле судит Провиденья, В безумной слепоте своей, Не ведая его ни цели, ни путей?» «О   промысле   божьем   можно   много   мудрствовать   и   рассуждать,   но   эта краткая история зримее многих рассуждений»,­ отмечает М.М. Дунаев.24  О необходимости труда для обеспечения благоденствия говорит Крылов в басне «Стрекоза и муравей». На нее любил ссылаться в своих поучениях оптинский старец Анатолий. Божий промысел ждет от человека труда, а не пассивного ожидания благодати. «Если же человек пренебрегает необходимости усилий, 24 М.М. Дунаев Вера в горниле сомнения// Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской литературы.  Первая половина XIX века­ Часть 2.­ Сергиев Посад, 2013.­С. 10 57 то   лишается   способностей,  талантов,  дара»25,­   отмечает   М.М.  Дунаев.   Так происходит   в   басне   «Пруд   и   Река»,   где   пребывающий   в   покое   пруд постепенно зарастает, покрывается тиной, постепенно иссыхает и исчезает. Так происходит в результате пассивности, отсутствия развития и движения.  Бог   одинаково   наделяет   людей   своей   благодатью,   только   как используют   ее   люди?   Об   этом   говорит   Крылов   в   басне   «Василек».   Жук убеждает василек, чтобы он не докучал солнцу своими просьбами, что оно и так занято и обращает свои лучи только на красивые цветы. А предназначение василька­ смириться и вянуть.  «Уж как ты прост, мой друг!­ Ему сказал, вблизи копаясь, жук.­ Неужли солнышку лишь только и заботы, Чтобы смотреть, как ты растешь, И вянешь ты, или цветешь? Поверь, что у него ни время, ни охоты На это нет. Когда бы ты летал, как я, да знал бы свет, То видел бы, что здесь луга, поля и нивы Им только и живут, им только и счастливы. Оно своею теплотой Огромные дубы и кедры согревает И удивительною красотой Цветы душистые богато убирает; Да только те цветы Совсем не то, что ты: Они такой цены и красоты, Что само время их, жалея, косит, 25 М.М. Дунаев Вера в горниле сомнения// Волосков И.В, Лагутов Н.В.  История русской  литературы. Первая половина XIX века­ Часть 2.­ Сергиев Посад, 2013.­С. 10

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы

Православная сиволика в традиции древнерусской литературы
Материалы на данной страницы взяты из открытых истончиков либо размещены пользователем в соответствии с договором-офертой сайта. Вы можете сообщить о нарушении.
09.06.2017