Русская история дает множество примеров этого «православного патриотизма». Церковь не раз выдвигала из своих рядов достойных проповедников, которых с полным правом можно назвать Духовными лидерами своей эпохи. Во времена Дмитрия Донского таковым был троицкий игумен Сергий Радонежский, а при Иване III — ростовский архиепископ Вассиан. В тяжелые годы Смуты, охватившей русское государство в начале XVII века, эта нелегкая, но славная роль легла на плечи патриарха Гермогена.
В те времена, когда идея национального
единства еще не достаточно укрепилась в
сердцах россиян, православная вера служила
не просто синонимом всего «русского» и
«национального» — она воплощала в себе
эти понятия со всей полнотой.
Русская история дает множество примеров
этого «православного патриотизма».
Церковь не раз выдвигала из своих рядов
достойных проповедников, которых с
полным правом можно назвать Духовными
лидерами своей эпохи. Во времена Дмитрия
Донского таковым был троицкий игумен
Сергий Радонежский, а при Иване III —
ростовский архиепископ Вассиан. В тяжелые
годы Смуты, охватившей русское
государство в начале XVII века, эта
нелегкая, но славная роль легла на плечи
патриарха Гермогена.
Патриарх Гермоген происходил из
донских казаков и родился в одной
из придонских станиц (а по другим
сведениям, родоначальниками его
были князья Голицыны). По
преданию, при святом Крещении
младенцу дали имя Ермолай.
Подростком он ушёл в Казань и
поступил в СпасоПреображенский
монастырь. Здесь жил на покое
основатель монастыря святитель
Варсонофий, бывший архиепископом
в Твери. Старец взял Ермолая под
своё руководство, обучал его и
укреплял в вере и благочестии.
Ермолай был посвящён в
священнический сан и определён к
церкви святителя Николая.
Находясь в этом сане, Гермоген заявил о себе
исключительной ревностью к православию. В казанской
земле были крещеные инородцы, только по имени
считавшиеся христианами; они чуждались русских,
водились со своими единоплеменниками татарами,
чувашами, черемисами, жили поязычески, не крестили
младенцев и не отпевали мертвецов, а при заключении
браков справляли свадебные обряды по своим обычаям.
Гермоген начал созывать таких лжехристиан к себе, но
поучения его не действовали, и, начиная с 1593 г.,
митрополит прибег к другим средствам: велел собирать
со всего Казанского уезда новокрещенных, населил ими
особую слободу, устроил церковь и крепко наблюдал за
тем, чтобы новокрещенные соблюдали православные
обряды и посты.
Свою репутацию неуступчивого ревнителя
веры Гермоген вполне подтвердил в годы
Смуты. С восшествием в 1605 г. на престол
«царя Дмитрия Ивановича» (Лжедмитрия І)
в столице был устроен сенат, где надлежало
заседать и знатному духовенству. Гермоген
был членом этого сената. Строгий
противник всякого общения с иноверцами,
Гермоген не мог долго оставаться в хороших
отношениях с новым царем, заводившим при
московском дворе не виданные прежде
европейские обычаи. Поводом к разрыву
между ними послужил вопрос о браке
Лжедмитрия с польской дворянкой Мариной
Мнишек, с которой тот связал себя
обещанием еще в Польше.
Чтобы избавиться от несговорчивого
митрополита, Дмитрий велел удалить его в
свою епархию и там заключить в монастырь.
Но эта твердость вскоре была поставлена Гермогену в заслугу: в июне 1606 г., после
убийства Самозванца, на московском престоле утвердился знатный боярин князь
Василий Шуйский. Он вызвал Гермогена в Москву, и вскоре тот был поставлен в
патриархи.
он
прямотой,
честностью
Гермогена,
Шуйский надеялся заслужить этой милостью
поддержку
сильно
просчитался. Гермоген служил не людям, а
убеждениям и вообще не принадлежал к
числу тех, кто покупается на ласку. Он был
чрезвычайно упрям, жесток, груб, неуживчив
и чересчур строг, но при всем этом
отличался
и
непоколебимостью
самого
начала он не скрывал своего неудовольствия
к Шуйскому и обращался с ним подчеркнуто
недружелюбно. Но, находясь в постоянных
столкновениях с царем, он, однако, не
только не подавал руки его многочисленным
врагам, но всегда изобличал их как
крамольников и смутьянов.
взглядов. С
В июле 1610 г. заговорщики во главе
с Захаром Ляпуновым вопреки воле
Гермогена все же свели Шуйского с
престола и насильно постригли в
монахи. Патриарх не признал этого
пострижения и называл монахом
князя Тюфякина, произносившего за
царя монашеские обеты.
Как и ожидал Гермоген, с падением Шуйского дела в Московском государстве пошли еще
хуже. В августе того же года к столице подступило польское войско во главе с гетманом
Жолкевским. Он потребовал, чтобы москвичи признали царем королевича Владислава,
сына польского короля Сигизмунда.
Боярская дума, к которой перешла теперь
верховная власть, не имела ни средств, ни
желания бороться против этих притязаний.
Но сторонники польской партии встретили в
лице патриарха грозного и непримиримого
противника. Гермоген осуждал намерение
призвать на польский престол
иноплеменника и соглашался на это лишь в
крайности, с тем непременным условием,
чтобы Владислав крестился в православную
веру.
Но в конце концов Гермоген должен был уступить перед дружным напором бояр. В
сентябре польский гарнизон занял Кремль.
Однако Смута после этого не только не утихла, а наоборот, разгорелась с новой силой.
Король Сигизмунд вскоре явно показал, что не думает сажать сына на московский
престол, а помышляет сам царствовать в Московском государстве. Он раздавал на Руси
поместья, должности, вводил своих ставленников в Боярскую думу. Он двинул в
русские пределы свою армию, осадил Смоленск и потребовал, чтобы московские послы,
прибывшие в его стан по делу об избрании Владислава, принудили смолян сдаться
королю.
В декабре 1610 г. бояре во главе с князем Милославским принесли патриарху
написанную ими для русских послов грамоту. Составлена она была в том смысле, что
следует во всем положиться на королевскую волю. Патриарх отвечал: «Пусть король
даст своего сына на московское государство и выведет своих людей из Москвы, а
королевич пусть примет греческую веру.» Боярам очень не понравились слова
патриарха.
Твердость патриарха вдохновляла
патриотов и подымала их на
решительные действия против
захватчиков. В одной из грамот,
отправленной из Ярославля в
Казань, говорилось: «Совершилось
нечаемое: святейший патриарх
Гермоген стал за православную
веру неизменно и, не убоясь
смерти, призвавши всех
православных христиан. За
православную веру всем велел
стоять и помереть»
Узнав, что патриарх благословил восстание
на богохульных ляхов, за оружие взялись
даже те города, которые прежде оставались
глухи к бедам отечества. На Москву
двинулись полки из Рязани, из Мурома, с
Низовой земли, из Вологды и поморских
городов, из Галича, из Ярославля, с
Костромы. Откликнулись даже прежние
тушинские бояре князь Трубецкой и атаман
Заруцкий. Во главе всего предприятия стал
рязанский дворянин Прокопий Ляпунов.
Но надежды, возлагавшиеся на Первое ополчение, не оправдались Ляпунов,
Трубецкой и Заруцкий не смогли сплотить вокруг себя всех патриотов. Вскоре
между ними начались распри. Казаки заманили Ляпунова на свой круг и изрубили
саблями. Затем они стали насильничать над дворянами и горожанами, так что те
разбежались изпод Москвы по своим домам. Ополчение распалось, и к осени 1611
г под Москвой остались одни казачьи таборы, в которых сидело до десяти тысяч
казаков. Они продолжали осаду, но не имели сил взять город. Вскоре Заруцкий
вошел в сговор с женой двух первых самозванцев Мариной Мнишек и присягнул со
своими казаками на верность ее сыну Ивану («воренку», как его называли в народе)
Гермоген знал обо всем, что происходило у стен столицы, и скорбел всей душой.
Несмотря на строгости заключения он сумел переслать из Москвы несколько грамот В
одной из них, отправленной в Нижний Новгород, патриарх увещевал горожан, чтоб во
всех городах отнюдь не признавали царем «Маринкина сына» под угрозой «проклятья
от святого собора и от нас» Это письмо, по свидетельству некоторых летописцев,
подвигло старосту Кузьму Минина начать сбор нового, второго, ополчения. Подобные
письма были разосланы и по многим другим городам, подготовляя русских людей к
следующему восстанию.
Едва поляки услышали, что в Нижнем
собирается ополчение во главе с
Мининым и Пожарским, они опять
стали добиваться от патриарха грамот в
пользу королевича Владислава. Но
старец резко и твердо отвечал «Да
будет над нами милость от Бога и
благословение от нашего смирении! А
на изменников да излиется гнев Божий
и да будут они прокляты в сем веке и в
будущем».
17 февраля 1612 г он умер, как говорят современники, голодной смертью. Но семена,
посеянные им, уже дали обильные всходы — по всей русской земле пересылались его
гневные письма, под влиянием которых поднимались города и стекались в ополчение
Минина и Пожарского ратные люди.
Патриарх Гермоген —
Патриарх Гермоген —
герой
Смутного
Смутного
герой
времени
—
времени
—
пламенный борец за
пламенный борец за
Веру и Отечество.
Веру и Отечество.
Для
целого
Для
целого
русских
поколения
русских
поколения
он
людей
стал
стал
он
людей
примером
примером
беззаветной
беззаветной
преданности
преданности
национальным
национальным
идеалам и любви к
идеалам и любви к
Родине. Именно он
Родине. Именно он
стал
зачинателем
стал
зачинателем
мощного
мощного
Материалы на данной страницы взяты из открытых истончиков либо размещены пользователем в соответствии с договором-офертой сайта. Вы можете сообщить о нарушении.