Рассказ "Морщина". Автор: Белова Екатерина Андреевна

Автор: Белова Екатерина Андреевна, педагог дополнительного образования.

МОРЩИНА

- Спасибо, Петька, ты у меня – морщина! Как себе, брат, тебе доверяю! – дед похлопал сухощавой, но тяжёлой солдатской рукой Петьку по плечу, когда тот помог притащить две большие жерди из сарая.

- Деда, почему это я морщина? Мне-то шесть годов всего! – Петька хлюпнул носом и сконфужено глянул из-за спины на своё отражение в потемневшее от времени трюмо, стоящее в коридоре,  пытаясь разглядеть в нём что-то,  указывающее на сказанное дедом о возрасте.

- Да не дрейфь ты, Пётька! Это ж, вроде как, звание такое, важное, скажу я тебе. Хочешь, поведаю настоящую  солдатскую историю?

- Настоящую? Конечно, хочу!– Петька забрался на высокую скамью рядом с дедом и приготовился слушать.

Дед Виталий редко рассказывал о своей солдатской жизни, по этой причине ценным было каждое его слово о Великой Отечественной войне, а тут, бац – и целая история. Чудно же!

- Уселся? Лады.  Только вот что, рядовой Пётр Кошкин, срочно отставить все попытки ныть и елозить, раз вызвался! История не из лёгких будет.

- Деда, я же большой уже, всё понимаю. Справлюсь, стало быть!

- Ну, добро! Слушай! Было это в августе сорок второго. На фронте тогда обстановка была сложная, враг активно шёл в наступление, потому нашим командованием привлекались все силы в борьбе с противником. Женщины часто шли на фронт наравне с мужчинами, дети работали на производстве в тылу, даже животные, и те, чем могли, помогали в борьбе с врагом. Так вот, привезли к нам в роту двенадцать псов из центра. Псы крупные, боевые такие, жилистые, породой – разномастные,  стало быть больше беспородные. Была среди них и одна породистая немецкая овчарка. На утро старшина нам и говорит: «Разбирайте собак, бойцы!  Они звери умные, смелые.  Подготавливать будем. Когда враги в крупное  наступление пойдут – тогда и задействуем ваших подопечных  в обороне».

Вот так,  всю живность солдаты и разобрали. Особое это чувство – когда друг лохматый на войне с тобой  рядом шагает, словом и не передать. Только вот немецкую овчарку никто не стал брать. Вроде бы по понятным соображениям – немецкая же порода, оттуда, с их вражеских краёв. Но на деле, этот пёс такой характерный оказался, что никто с ним справиться не смог, ни к кому он не шёл из клетки, злость свою показывал. И ведь причина тому была нешуточная, как выяснилось  – хозяин бывший погиб при бомбёжке, а пёс, неделю после случившегося рядом был, не ел и не пил, ни на шаг от погибшего не отходил и никого не подпускал. С трудом его в приёмник забрали…

Однажды, старшина вызвал меня к себе на разговор: «Нет сладу с этим Буяном! Ты, – говорит, – Виталий Кошкин, такой же характерный, горячий парень как пёс наш! Даром, что фамилия кошачья! Попробуй-ка к  нему подход найти, может и примет тебя. Авось, не будете жить как кошка с собакой. Почитай, что это приказ! Да вот ещё,  возьми зверю на полевой кухне кость вываренную, для верного сладу…»

Приказ, так приказ. А приказы, как известно, не обсуждаются. Вот я так и сделал, косточку ту прихватил и пошёл прямиком за псом. Смотрю, сидит в клетке вроде смирно, молчит. Я чуть ближе – он сразу в лай и скалиться. Ну, мне деваться некуда – замок клетки открыл, на свой страх и риск, и кость в неё бросил. Чудеса это, конечно, но пёс присмирел, как будто меня только и ждал, кость погрыз, глянул в глаза, вышел, ткнулся мордой в ладонь и молча  сел рядом. Так и началась наша фронтовая дружба с Буяном. Утром – он со мной  на службу идёт в дозор, вечером – я уж с ним на собачью подготовку бегу. Попривыкли друг к другу, пообтёрлись, сладились. Один паёк на двоих делить научились. Вроде дружно жить стали. Где я – там и он, Буян мой.

Только вот какая на войне жизнь? Вскоре нас перебросили  ближе к линии фронта. Начались яростные сражения с врагом, бомбёжки, ночные вылазки. Несколько собак  погибло в боях, остальных командованием решено было поберечь до важных сражений. А ещё немного погодя, оказалась рота наша на передовой, где бои не прекращались ни ночью и ни днём, так важен был каждый метр родной земли  – вырванный из грязных вражеских лап.

В одном таком бою нам был отдан приказ: «Во что бы то ни стало удержать линию фронта!»  Мы всеми силами пытались сдержать нацистов. Но и враг не сдавался. Тёмной тучей захватчики стягивались нам навстречу. Много тогда моих смелых товарищей полегло на поле боя, но отступать было нельзя. Всё  ради победы, которую мы ковали ценой своей жизни. 

Через неделю-другую, в бою местного значения, оказались мы  с моим солдатским другом Борисом Яковлевым, в степи – в самом пылу сражения. Как на ладони – на открытой местности: рядом ни холмика, ни ямки, ни деревца, только ковыль да кустарник колючий повсюду. Немец за двести метров засел впереди, в  единственном размытом дождями буераке– отстреливается, а мы – оружие на прицел и ползком вперёд ползём-продвигаемся по половине метра.

Глядь, а с северо-востока, на горизонте, из-за дальнего холма  ещё и танки немецкие показались. Точнее, Борис-то танки первыми увидел и сразу просигналил мне:  

- Танки идут! Занять позицию надо! Укрытие земляное ищи!

- Степь кругом!, – кричу ему, – Какое укрытие, Борис? Трава с метр!

- Кошкин, родной, ну глянь повыше! Прикрою тебя! Только Бога Ради, ищи! 

Выглянул я повыше, а мимо каски пули свистят. Яковлев отстреливается  в ответ, за меня. Смотрю, вокруг, вроде как холмик по левую руку небольшой есть, с локоть. Пригляделся, а перед ним, словно бы овражек от ручья в земле, зарос малость. Но вот надежды, конечно, мало добраться.

- Борис, – кричу, – вижу морщину двадцать метров влево! Давай туда!

Бросились мы ползком. Да только где ж нам двадцать метров преодолеть по колючей степи, когда каждый метр под открытым огнём, тяжко даётся? Ещё и отстреливаться  надо успевать. А тут танки немецкие дула наизготовку  и вперёд на нашем направлении пошли. Мгновенье, хлопок, и совсем рядом разорвался танковый снаряд,  затем ещё  и ещё один   – прямо за спиной. Борису осколки вонзились в ноги и в поясницу, он ближе оказался, мне осколок пробил запястье и предплечье правой руки, да так, что ни выстрелить, не оружие удержать не могу. А минуты дороги, враг всё ближе и ближе. Я в левую руку только оружие наше схватить успел, по  локоть зацепил,  как тут фашистский танк совсем на нас попёр прямиком. А до морщины метров десять осталось, не успеть нам позицию занять. Гляжу, вдруг, откуда-то сзади выскочил  мой Буян, а в зубах – противотанковая граната, бросился вперёд, сделал несколько ловких прыжков и юркнул под первый танк фашистский. Тот пару метров всего проехал, как раздался взрыв, земля кусками во все стороны полетела, фашистская машина загорелась, задымила рядом с нами. Я глаза от земли протёр, оружие за плечо посильнее закинул, в Бориса вцепился и  всё же до морщины его доволок, дотянул. Прикрыл его собой, а у самого от потери крови уже всё поплыло перед глазами. И тут слышу далеко сзади  крики: «Ура!», значит, идёт подкрепление, братцы наши наступают и танки советские рычат. Вот тут-то я выдохнул и сознание от боли потерял, а спустя час нас с Борисом медсестрички  волоком вытащили с линии фронта и очнулись мы уже в госпитале. Выжили оба. Хирургам и медсестричкам тем благодарен и по сей день! А оборону на линии фронта наши войска не только удержали, но ещё и в наступление смогли перейти, погнали проклятых фрицев. Так мы начали своё движение к Священной Победе, до которой было ещё много-много дней проклятой войны... И ведь все свою лепту внесли  – и люди, и звери, и земля Матушка Родная укрыла, подсобила нам. Вот оно, брат, как, всё произошло.

- Деда, а Буян как-же, спас тебя, получается, а сам-то что? – Петька поперхнулся, он сидел с широко раскрытыми глазами, стараясь сдержать нахлынувшие слёзы и не захныкать.

- Спас...  Конечно, спас, Петька! Буяна с той поры никто уж никогда не видел. Спасибо ему, верному товарищу – жизнь за нас свою отдал! Если бы не он, и не морщинка в землице родной, не было бы давно ни меня, ни даже тебя на этом свете. Вот такая история, Петя. Теперь понял, внук, что для меня значит слово «морщина»?

- Понял, деда! Это значит – укрытие. И ещё, это когда верно и надёжно!

- Молодец Петька! Ты только не подводи меня, внучок,  и Буяна не подводи! Тем и честь всем погибшим товарищам моим окажешь, за Подвиг их посмертный.

Петька, быстро юркнув на колени к деду, крепко-накрепко обнял его, прижавшись к колючей щеке своей щекой. 

- Спасибо тебе, деда, за эту историю! Я всех вас  не подведу! Я теперь всегда «морщиной» должен быть! И буду!