Дидактический материал по творчеству А.Н.Толстого

А Л Е К С Е Й   Н И К О Л А Е В И Ч   Т О Л С Т О Й (1883—1945) А. Н. Толстой и тема Петра Великого       «...Толстой   был   индивидуальностью   ярчайшей   и   талантом   ослепительным.   Он   не повторял никого ни в чем и одновременно был тонко ощутимой связью с неумирающим нашим наследием XIX века. Золотая нить, которую он тянул из прошлого, нежнейшими волосками   своими   уводила   к Тургеневу,   Аксакову,   Лермонтову,   Пушкину.   <...>       „Петром   Первым“   он   своими   мастерскими   руками   сложил   себе   великолепный памятник. В плеяде исторических романистов, создавших совершенно новую, советскую полосу в этом искусстве, Толстой останется крупнейшей звездой. Он нашел драгоценный ключ к трудному жанру: он наделил бесчисленные персонажи нам совершенно понятными и нами ощутимыми чертами, поэтому мы переживаем историю, преподанную Толстым, так, как <...>       Как складывался народный характер в годину испытаний, когда Русь Ивана Четвертого отстаивала свое право на независимость от Востока и Запада или когда Русь становилась Россией   Петра   Первого?   Вот   в каком   направлении   шли   поиски   А. Толстого.   В живом образе человека давних времен художник показал нам огни России, никогда не угасавшие». участвовали в ней. сами     будто       К. А. Федин. Воспоминания об А. Н. Толстом, 1945—1958       «Я представляю из себя натуральный тип русского эмигранта, то есть человека,  проделавшего весь скорбный путь хождения по мукам. В эпоху великой борьбы белых и  красных я был на стороне белых.       Красные одолели, междоусобная война кончилась, но мы, русские эмигранты в Париже, все еще продолжали жить инерцией бывшей борьбы. <...>       Все, мы все, скопом, соборно виноваты во всем свершившемся. И совесть меня зовет не  лезть в подвал, а ехать в Россию и хоть гвоздик собственный, но вколотить в истрепанный  бурями русский корабль. По примеру Петра». А. Н. Толстой. Открытое письмо Н. В. Чайковскому, 1922       «Первое десятилетие XVIII века являет собой удивительную картину взрыва  творческих сил, энергии, предприимчивости. Трещит и рушится старый мир. Европа,  ждавшая совсем не того, в изумлении и страхе глядит на возникающую Россию... Несмотря  на различие целей, эпоха Петра и наша эпоха перекликаются именно каким­то буйством  сил, взрывами человеческой энергии и волей, направленной на освобождение от иноземной  зависимости». А. Н. Толстой. Конспект к роману «Петр Первый», 1934       «Петр, как историческая личность, представляет своеобразное явление не только  в истории России, но в истории всего человечества всех веков и народов. Великий Шекспир своим художественным гением создал в „Гамлете“ неподражаемый тип человека,  у которого размышление берет верх над волею и не допускает осуществляться на деле  желаниям и намерениям. В Петре не гений художника, понимающий смысл человеческой  натуры, а сама натура создала обратный тип — человека с неудержимою и неутомимою  волею, у которого всякая мысль тотчас обращалась в дело. „Я так хочу, потому что так считаю хорошим, а чего я хочу, то непременно должно быть“ — таков был девиз всей  деятельности этого человека. Он отличался непостижимою для обыкновенных смертных  переимчивостью. Не получив ни в чем правильного образования, он желал все знать и  принужден был многому учиться не вовремя. Однако русский царь был одарен такими  богатыми способностями, что при своей недолговременной подготовке приводил  в изумление знатоков, проводивших всю свою жизнь за тем, что Петр изучал только  мимоходом. Все, что он ни узнавал, стремился применить к России с тем, чтобы  преобразовать ее в сильное европейское государство. Эту мысль лелеял он искренне и  всецело в продолжение всей своей жизни». Н. И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей, 1998       «Бунин прочел „Петра I“ Алексея Толстого и пришел в восторг. Не долго думая, сел за  стол и послал на имя Алексея Толстого, в редакцию „Известий“, такую открытку:       „Алешка,       Хоть ты и сволочь <...>, но талантливый писатель. Продолжай в том же духе. Ив. Бунин“». А. Седых. Далекие, близкие, 1962 Задание 1       Какое место отводит К.  А. Федин роману о Петре Великом в творчестве Толстого?  Можно ли утверждать, что этот роман наряду с трилогией «Хождение по мукам» явился  одной из вершин не только толстовского творчества, но и русской литературы XX века?  Вспомните из курса истории России роль Петра, которую он сыграл в судьбе страны и  о которой так красочно повествует Н. И. Костомаров. Случайно ли, что А. Толстой в своем открытом письме председателю парижского Комитета помощи русским писателям и  ученым Н. В. Чайковскому, объясняя мотивы возвращения на родину, обращается к имени  Петра Первого? Эмиграция, в том числе и друзья Толстого, не могла простить ему этого  поступка. Тем знаменательнее высокая оценка, которую дает Бунин роману «Петр  Первый» и таланту Толстого. Путь к герою: Петр­реформатор и созвучие эпох       «От   Ломоносова   до   наших   дней   тема   Петра I   не   сходит   со   страниц   русской художественной   литературы.   На   протяжении   почти   двух   веков   она   разрабатывается лириками   (Ломоносов,   Пушкин,   Некрасов,   Блок),   драматургами   (Погодин,   Аверкиев, Писемский) и особенно усердно прозаиками: над нею в художественной прозе работали Пушкин   и   Лев   Толстой,   многие   писатели   второго   ряда —   Загоскин,   Лажечников, Кукольник, Н. Полевой, Масальский, Р. Зотов и позднейшие — Мордовцев, Данилевский и т. д. В двадцатом веке борьбу с пушкинским отношением к Петру начал своим романом Мережковский. <...>       Как и в течениях русской общественной мысли, в русской художественной литературе намечаются   те   же   два   отношения   к Петру.   Одно   выражено   Пушкиным —   в лирике, в поэмах,   в незаконченном   «Арапе   Петра   Великого»,   другое —   Алексеем   Толстым в романе   «Петр I»,   тоже   незавершенном,   и Достоевским —   в отдельных   высказываниях этого писателя».   И. И. Векслер. Алексей Николаевич Толстой, 1948 «Четыре эпохи влекут меня к изображению — эпоха Ивана Грозного, Петра,  гражданской войны 1918—1920 годов и наша сегодняшняя, небывалая по размаху и  значительности... Чтобы понять тайну русского народа, его величие, нужно хорошо и  глубоко узнать его прошлое: нашу историю, коренные узлы ее, трагические и творческие  эпохи, в которых завязывается русский характер». А. Толстой. Автобиография, 1928       «Сначала он пишет маленький очерк­рассказ „Первые террористы“, рассказы  „Наваждение“, „День Петра“, „Повесть Смутного времени“, затем такие все еще небольшие исторические вещи, как „Древний путь“, „Гобелен Марии Антуанетты“, потом  историческую пьесу „На дыбе“ — и лишь как завершение всего этого принимается за  работу над романом „Петр Первый“.       Но даже приступив к писанию романа, закончив несколько его глав, А. Толстой  называет его ещеповестью (главы первой книги „Петра“, печатавшиеся в журнале „Новый  мир“ за 1929 год, получают именно такой подзаголовок: „повесть“). Ему еще не ясен,  видимо, размер будущего создания. Только потом писатель начинает говорить о большом  замысле исторического романа в несколько частей.       Это был, таким образом, путь от этюдов, набросков — к большому историческому  полотну, к большой повествовательной форме». А. В. Алпатов. Алексей Толстой — мастер исторического романа, 1958       «Эпоха Петра I — это одна из величайших страниц истории русского народа. По  существу, вся Петровская эпоха пронизана героической борьбой русского народа за свое  национальное существование, за свою независимость. Темная, некультурная боярская Русь  с ее отсталой, кабальной техникой и патриархальными бородами была бы в скором времени целиком поглощена иноземными захватчиками. Нужно было сделать решительный  переворот во всей жизни страны, нужно было поднять Россию на уровень культурных стран Европы. И Петр это сделал. Русский народ отстоял свою независимость». А. Толстой. Беседа с рабочими фабрики «Скороход», 1937       «От традиционной формы исторического повествования, сложившегося еще в XIX веке, от исторического романа вальтер­скоттовского типа „Петр Первый“ А. Толстого очень  существенно отличается по самому своему общему построению.       Согласно старой традиционной схеме, подлинные и притом решающие события, так  называемая большая история, могут служить лишь фоном, как официальное обрамление  для другой, неофициальной, малой, большею частью вымышленной истории частных  человеческих судеб. <...> Но у А. Толстого в „Петре Первом“ именно ряд крупнейших,  значительнейших исторических событий эпохи, большая история оказывается выдвинутой на первый план изображения. Историю частных человеческих судеб она включает в себя,  как бы растворяя их в показе общего и главного. В центре внимания писателя стоит сам  Петр, и прежде всего той стороной своей жизненной деятельности, которая представляет  собой реализацию его замысла большой государственной перестройки страны. Петр как  концентрат эпохи, его преобразовательная деятельность как отражение определенных  исторических судеб народа, России — вот что занимает писателя в первую голову в его  произведении». А. В. Алпатов. Алексей Толстой — мастер исторического романа, 1958       «В настоящее время я работаю над окончанием второго тома моей трилогии „Петр I“. Этот том охватывает эпоху ломки Петром старого боярского строя и его попытки  выдвинуть Россию в уровень современных ему стран как в военном, так и в промышленном  отношении. Второй том примерно окончится 1718 годом. Третий том будет посвящен  послепетровской эпохе, вплоть до царствования Екатерины II. И главным образом будет  посвящен Ломоносову». А. Толстой. С чем мы идем во вторую пятилетку, 1933 Задание 2       Можно ли утверждать, что для русской литературы XIX — начала XX века, шире —  общественной мысли, Петр I и его преобразования стали одной из центральных тем  в осмыслении исторических путей России (спор западников и славянофилов; оценка роли  Петра Пушкиным и Львом Толстым; резко критическое восприятие царя­реформатора  Д. С. Мережковским в романе «Петр и Алексей»)? Как менялось отношение к Петру  Великому А. Толстого, продолжившего эту эстафету (в пьесе «На дыбе», как сказал сам  писатель, «Петр попахивал Мережковским»; в первой книге романа исследователи  находили влияние вульгарно­марксистской школы историка М. Н. Покровского;  в последней книге, писавшейся в годы Великой Отечественной войны, нарастает  героическая тема и т. д.)? Вправе ли мы сказать, что вместе с изменением масштаба  фигуры царя­преобразователя шло «укрупнение» жанра — от новеллы, исторического  рассказа и пьесы к исторической повести и далее — к роману­эпопее? Связана ли эта  переоценка с отказом от традиционной, вальтер­скоттовской структуры исторического  романа и перенесением центра тяжести на реальную личность — образ Петра Великого?  Можно ли говорить о торжестве пушкинского начала в окончательной оценке царя­ преобразователя в романе А. Толстого? Роман­эпопея: художественная фантазия —  документ — живые образы   чудовищную   жизнь,       «Я прочел, вернее, перечел эту гигантскую эпопею, огромную, дремучую и путаную, как лес с его дорогами, куда углубляешься, с его трясинами, просветами неба и тени, всю эту эпопею.       Я восхищен той мощью, тем неисчерпаемым изобилием творчества, которые кажутся у Вас   простыми   слагаемыми.   Меня   особенно   поражает   в Вашем   искусстве,   твердом   и правдивом, то, как Вы лепите персонажи в окружающей их обстановке. Они составляют необходимую часть воздуха, земли, света, которые их окружают и питают, и Вы умеете одним взмахом кисти выразить тончайшие оттенки среды». которая   наполняет     эту   Ромен Роллан — А. Н. Толстому, октябрь 1937       «Каким образом люди далекой эпохи получились у меня живыми? Я думаю, если бы я  родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей, — эту зимнюю вьюгу  в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гаданья, лучину, овины, которые  особенным образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву. Картины  старой Москвы звучали во мне глубокими детскими воспоминаниями. И отсюда  появлялось ощущение эпохи, ее вещественность.       Этих людей, эти типы я потом проверял по историческим документам. Документы  давали мне развитие романа, но вкусовое зрительное восприятие, идущее от глубоких  детских впечатлений, те тонкие, едва уловимые вещи, о которых трудно рассказать, давали вещественность тому, что я описывал. Национальное искусство — именно в этом, в запахах родной земли, в родном языке, в котором слова как бы имеют двойной художественный  смысл — и сегодняшний, и тот, впитанный с детских лет, эмоциональный, в словах,  которые на вкус, на взгляд и на запах — родные. Они­то и рождают подлинное искусство». А. Н. Толстой. К молодым писателям, 1938       «Писать роман — это значит жить среди людей (ваших персонажей), следить за их  поступками, подталкивать их, когда нужно, на известные деяния, страдать вместе с ними  (у Флобера был припадок рвоты, когда отравилась мадам Бовари), слабыми руководить,  вместе с сильными (часто бывает, что герои перерастают самого писателя) всходить на  самому тебе неведомые высоты или лететь в бездну вместе с тобою созданным призраком.  Такой роман — органический. План для такого романа заключается в том, что у писателя  присутствует руководящая идея — путь, по которому устремляются его герои. Но там, на  пути, их вместе с писателем ожидают тысячи неожиданностей». А. Н. Толстой. Как я работаю, 1929       «В высокой мере Толстой обладал тем, что можно назвать исторической  мечтательностью. Не отсюда ли склонность его к исторической теме, уменье заражаться  далеким прошлым, чувствовать время „позади себя“, реалистически, плотски, до  зрительных галлюцинаций?» Н. Крандиевская­Толстая. Воспоминания, 1977       «В автобусе говорили об „Алешке Толстом“ и о его Петре I. Мне книга, несмотря на  какую­то беглость, дерзость и, как говорит И(ван) А(лексеевич), лубочность, все же  нравится. В первый раз я почувствовала дело Петра, которое прежде воспринимала каким­ то головным образом. Нравится она и И(вану) А(лексеевичу), хотя он и осуждает  лубочность и говорит, что Петра видит мало, зато прекрасен Меншиков и тонка и нежна  прелестная Анна Монс. „Все­таки это остатки какой­то богатырской Руси, — говорил он  об А. Н. Толстом. — Он ведь сам глубоко русский человек, в нем все это сидит. И, кроме  того, большая способность ассимиляции с той средой, в которой он в данное время  находится. Вот писал он свой холопский 1918 год и на время был против этих генералов.  У него такая натура“». Галина Кузнецова. Грасский дневник, 1930       «Масштаб повествования в „Петре Первом“ необычайно велик, круг действующих лиц  очень широк. Мы видим бояр, купцов, стрельцов, дипломатов, представителей  духовенства, раскольников, солдат, беглых мужиков, казаков и т. д. Действие происходит  то в России, то на Украине, то в Турции, то в Голландии или Швеции. Перед нами проходят разнообразнейшие картины: заседание в Боярской думе, богослужение в Успенском  соборе, кабак на Варварке, лагерь под Азовом, раскольничья обитель на севере,  придорожный трактир в Германии, улицы и площади старой Москвы, спальня шведского  короля и т. д. и т. п. И при таком обилии картин, множестве разнообразных эпизодов  действие в романе свободно, естественно переключается из одного повествовательного  плана в другой, давая многостороннее изображение эпохи в ее различных разрезах». А. В. Алпатов. Алексей Толстой — мастер исторического романа, 1958       «План. Никогда подробно не разрабатываю. Персонажи (в романе или пьесе) должны  жить самостоятельной жизнью. Их только подталкиваешь к задуманной цели. Но иногда они взрывают весь план задуманной работы, и уже не я, а они меня начинают волочить  к цели, которая не была предвидена. Такой бунт персонажей дает лучшие страницы». А. Н. Толстой. Мое творчество, 1927 Задание 3       Французский писатель Ромен Роллан обращает внимание на стихийность огромного  таланта А. Толстого, создавшего «гигантскую эпопею» о Петре Великом. Но можно ли  утверждать, что Толстой творил бессознательно, иррационально? Не будет ли более  справедливым сказать, что он органически погружался в биографии своих героев,  сопереживая с ними (так же, как упоминаемый им французский писатель Гюстав Флобер  сопереживал до галлюцинаций с героями своего романа «Мадам Бовари»)? При этом он  добивался своего рода эффекта присутствия, насыщая давнюю отзвучавшую жизнь  красками, звуками, запахами своего живого, идущего из детства опыта. Не отсюда ли и  «самодвижение» персонажей, которые словно уже выходят из­под власти писателя и сами  ведут его за собой? Какова в этом отношении роль образа Петра Первого? Можно ли  сказать, что своей жизнью на страницах книги — мыслями, чувствами, поступками он как  бы центрует и выстраивает роман? Что имел в виду Бунин в разговоре с писательницей  Г. Кузнецовой, сказав о «богатырской Руси» в натуре Толстого? Образ Петра в системе персонажей романа       «Соотношение   личности   с эпохой.   Вопрос   очень   сложный —   взаимоотношения личности и коллектива в исторической эпохе. Полностью ответ на этот вопрос дает сам роман, где я ставлю задачей поставить личность среди всех взаимодействующих сил в гуще революционной эпохи.       Каким   был   Петр?   Прежде   всего   волевой   тип.   Вспыльчивый   до   бешенства.   Добрый, веселый, смешливый, когда касалось житейских отношений. Непреклонен — без жалости, когда касалось дел государственных».   А. Н. Толстой. О личности Петра (А. Н. Толстой. Новые материалы и исследования, 1995)       «1. Почему Петр, а не Голицын смог стать преобразователем России? Что сближает  Голицына и Петра? Что отличает их? <...>       2. Расскажите о становлении личности Петра. Докажите, что учителем Петра была  жизнь.       3. С какой целью Толстой показывает Петра свидетелем кровавой расправы стрельцов  с его ближними? Каким нарисован Петр в этой сцене?       4. Каким нарисован Толстым юноша Петр? Как относится Петр к Софье, к боярам,  к патриархальной старине?       5. Какую роль в становлении Петра как преобразователя России сыграли Азовские  походы?       6. Как показана в романе борьба Петра с варварством „варварскими средствами“?       7. Как раскрывает Толстой патриотизм Петра, дальновидность государственного  деятеля, его полководческий талант?       8. Как изображен Толстым рост противоречий между Петром и народом?» Н. А. Демидова. Роман А. Н. Толстого «Петр Первый» в  школьном изучении, 1971       «1. Какие социальные группы поддерживают Петра? Что привлекает их в его преобразовательской деятельности?       2. Как показано Толстым в романе „возвеличивание“ Петром купечества?       3. В каких сценах романа показано, как Петр „обрастает“ друзьями? Кто они?       4. Как показан в романе Меншиков? Какие сцены, в которых он действует, произвели  наиболее сильное впечатление?       5. Как изображает Толстой процесс формирования новой интеллигенции?» Н. А. Демидова. Роман А. Н. Толстого «Петр Первый» в школьном изучении, 1971       «Петр для него не просто крупный исторический деятель нашего прошлого. В яркой  личности Петра, в характере его начинаний (при всех присущих ему противоречиях) видит  А. Толстой отражение лучших черт русского национального характера. <...> Алексей  Толстой подчеркивает в Петре его жизнелюбие, его ненависть к рутине и косности, его  волю к созиданию, ясный ум и трезвую рассудительность; подчеркивает его упорство и  бесстрашие, трудолюбие и неутомимость — черты, вскормленные в нем русской  национальной стихией. Эти качества в нем от народа, выработавшего их в себе на  протяжении многих веков своей истории». А. В. Алпатов. Алексей Толстой — мастер исторического романа, 1958       «Несмотря на то что Петру посвящено много страниц, что Петр в романе много  действует, говорит, решает, отзывается на события, читатель не видит за портретом этого  оригинального царя совершенно понятного для него человека. Вместе с автором читатель  переходит от эпизода к эпизоду, любуется Петром или возмущается, привыкает к его  образу и даже готов полюбить его, сочувствует ему или протестует. Наконец, он закрывает  книгу, и в памяти его остается все тот же исторический Петр, как стоял в памяти и до  романа А. Н. Толстого, может быть, более доступный зрительному изображению, но, как и  раньше, непонятный и противоречивый». А. Макаренко. О «Петре I» А. Толстого, 1936       «...Роман хочу довести только до Полтавы, может быть, до прусского похода, еще не  знаю. Не хочется, чтобы люди в нем состарились, что мне с ними, старыми, делать?» А. Н. Толстой — В. Б. Шкловскому, 21 ноября 1944       «Целостность характера и богатство черт — этим герой А. Н. Толстого отличается от  предшествующих опытов построения исторического характера Петра эстетическими  средствами; в этом автор следует только одному примеру — примеру Пушкина. <...>       Полного раскрытия характера Петра как характера героического, мы, естественно, не  находим в незаконченном романе. Дана инициативность характера, но она скорее плод  полуосознанных стремлений, чем результат решений зрелого государственного ума;  раскрыта решимость и действенность характера, но она скорее выражение деспотической  власти, чем сознания ответственности перед историей за свои решения и действия». И. И. Векслер. Алексей Николаевич Толстой, 1948 Задание 4       Как эволюционирует Петр в романе, формируется его личность, закаляется характер?  Проследите прием контраста, который используется Толстым в показе Петра и его  сподвижников и представителей «старой», боярской России вроде Буйносова. В чем  проявляются черты народности и в то же время самовластного деспота в характере Петра?  Согласны ли вы с автором «Педагогической поэмы» А. Макаренко, утверждавшим, что  Толстой не привнес ничего нового в изображение Петра? Или более прав И. И. Векслер, сказав, что неполнота раскрытия фигуры Петра — следствие незавершенности романа?  А может быть, Толстому удалось воплотить цельный и новаторский образ царя­ преобразователя? Язык — жест. Художественное богатство романа       «Я работал ощупью. У меня всегда было очень критическое отношение к самому себе, но я начинал приходить в отчаяние: я не могу идти вперед. В конце шестнадцатого года покойный   историк,   В. В. Каллаш,   узнав   о моих   планах   писать   о Петре I,   снабдил   меня книгой: это были собранные профессором Новомбергским пыточные записи XVII века, так называемые дела „Слова и дела“... И вдруг моя утлая лодчонка выплыла из непроницаемого тумана   на   сияющую   гладь...   Я увидел,   почувствовал, —   осязал:   русский   язык.       Дьяки и подьячие московской Руси искусно записывали показания, их задачей было сжато и точно, сохраняя все особенности речи пытаемого, передать его рассказ. Задача в своем роде литературная. И здесь я видел во всей чистоте русский язык, не испорченный ни   мертвой   церковно­славянской   формой,   ни   усилиями   превратить   его   в переводную (с польского, с немецкого, с французского) ложно­литературную речь. Это был язык, на котором говорили русские лет уже тысячу, но никто никогда не писал (за исключением гениального Игореве“).       Язык   книжный,   язык   господский,   стремился   как   можно   дальше   уйти   от   подлого, народного, —   изощриться   в церковном   тяжеловесно   казенном   великолепии.   Наверно, боярам   казалось,   что,   читая   книгу   или   разговаривая   по­книжному,   они   беседуют,   как ангелы <...>       В судебных (пыточных) актах — язык дела, там не гнушались „подлой“ речью, там рассказывала,   стонала,   лгала,   вопила   от   боли   и   страха   народная   Русь.   Язык   чистый, простой, точный, образный, гибкий, будто нарочно созданный для великого искусства. <...>       Этот язык — примитив, основа народной речи, в нем легко вскрываются его законы. Обогащая   его   современным   словарем,   получаешь   удивительное,   гибкое   и   тончайшее орудие двойного действия   (как   у всякого   языка,   очищенного   от   мертвых   и   не свойственных ему форм) — он воплощает художественную мысль и, воплощая, возбуждает ее. Пушкин учился не только у московских просвирен, он изучал историю пугачевского бунта, то есть как раз подобного рода акты, и не они ли способствовали созданию русской прозы?» византийских небесах. о полку   на       „Слова       А. Н. Толстой. Как мы пишем, 1930       «В романе „Петр Первый“ звучит народная, живая русская речь. Короткие фразы, не  свойственные книжному языку, частая инверсия, характерная для обычной народной речи,  лексика романа, далекая от тяжеловесного книжного языка XVII века, изобиловавшего  церковнославянизмами, свидетельствует о том, что в основе романа лежит народная  разговорная речь. Очень часто Толстым употребляются просторечия и в авторской речи,  и в речи героев. Использование их в романе дает возможность автору передать аромат  изображаемой эпохи, дать почувствовать живую народную речь. <...>       Иногда роман по манере повествования приближается к народному сказу. Этому  способствует такое построение фраз, которое характерно для произведений устного  народного творчества». Н. А. Демидова. Роман А. Н. Толстого «Петр Первый» в школьном изучении, 1971       «Применительно к роману „Петр Первый“ можно говорить о разных формах использования и вовлечения фольклорного материала в произведение. Можно, во­ первых, говорить о принципе фольклоризма в широком смысле слова, отразившемся  в романе, — об усвоении писателем близких народной поэзии стилевых принципов, об  усвоении им определенного рода эстетического восприятия, характера образности,  типизации и т. п. Во­вторых, можно говорить о прямом использовании в романе отдельных  фольклорных текстов, образов, мотивов, о введении их даже подчас в „цитатном“ виде.  Можно говорить, наконец, об использовании в романе отдельных фольклорных текстов как своего родаисторических источников». А. В. Алпатов. Алексей Толстой — мастер исторического романа, 1958       «Речь порождается жестом (суммой внутренних и внешних движений). Ритм и словарь  языка есть функция жеста. <...> Но я хочу, чтобы был язык жестов не рассказчика,  а изображаемого. Пример: степь, закат, грязная дорога. Едут — счастливый, несчастный и  пьяный. Три восприятия, значит — три описания, совершенно различные по словарю, по  ритмике, по размеру. Вот задача: объективизировать жест. Пусть предметы говорят сами за себя. Пусть вы, читатель, глядите не моими глазами на дорогу и трех людей, а идете по ней и с пьяным, и со счастливым, и с несчастным. Это можно сделать, только работая над  языком примитивом, но не над языком, уже проведенным через жест автора, не над языком, который двести лет подвергался этим манипуляциям.       <...> В человеке я стараюсь увидеть жест, характеризующий его душевное состояние,  и жест этот подсказывает мне глагол, чтобы дать движение, вскрывающее психологию.  Если одного движения недостаточно для характеристики, — ищу наиболее замечательную  особенность (скажем — руку, прядь волос, нос, глаза и тому подобное) и, выделяя на  первый план эту часть человека определением <...>, даю ее опять­таки в движении, то есть  вторым глаголом детализирую и усиливаю впечатление от первого глагола.       Я всегда ищу движения, чтобы мои персонажи сами говорили о себе языком жестов.  Моя задача — создать мир и впустить туда читателя, а там уже он сам будет общаться  с персонажами не моими словами, а теми не написанными, не слышимыми, который сам  поймет из языка жестов.       Стиль. Я его понимаю так: соответствие между ритмикой фразы и ее внутренним  жестом. Работать над стилем — значит, во­первых, сознательно ощущать это соответствие,  затем уточнять определения и глаголы, затем беспощадно выбрасывать все лишнее: ни  одного звука „для красоты“. Одно прилагательное лучше двух, если можно выбросить  наречие и союз — выбрасывайте. Отсеивайте весь мусор, сдирайте всю тусклость  с кристаллического ядра. Не бойтесь, что фраза холодна, — она сверкает». А. Н. Толстой. Как мы пишем, 1930       «Обычно в произведениях, выдержанных в манере сказа, диалоги, речи персонажей  подчиняются общему ритму повествования, его лексическому складу. У А. Н. Толстого  в романе „Петр Первый“ происходит обратный процесс, процесс подчинения голоса  рассказчика речи действующих лиц.       Переходы от авторского текста к прямой речи бывают настолько незаметными, что  иной раз трудно определить, кому принадлежит высказывание — повествователю или  герою, где кончается один голос и где начинается другой. <...>       Один из художественных принципов А. Н. Толстого — говорить не от автора, а от  действующего лица, смотреть его глазами на мир, на природу, на людей и события,  сказался и на характере образа рассказчика в романе „Петр Первый“. <...>       Движущийся образ рассказчика, как бы меняющий свою личину, одевающий разные  маски в зависимости от окружающей среды, характерен для исторического романа Алексея Толстого. <...> В „Петре Первом“ отсутствуют авторские отступления, прямые авторские оценки,  комментарии и т. д. Этим достигается не только стилевое единство, кажущаяся  объективность повествования, характерная, как мы видели, и для „Хождения по мукам“,  но и включенность автора в изображаемую среду, в описываемую далекую эпоху, которая  освещается как бы изнутри, а не глазами нашего современника». Л. М. Поляк. Алексей Толстой — художник. Проза, 1964       «О петровском времени Толстой пишет так, будто сам чокался с Петром  Алексеевичем, и качался вместе с ним на невской волне, в утлом боте, и вгонял сваи  в мокрую чухонскую землю, и был под стенами Нарвы, и беседовал с горемыкой  Голиковым, потягивая из трубки заморское зелье». Александр Дроздов. Об А. Н. Толстом, 1945 Задание 5       Какое значение для Толстого — мастера исторической прозы — имели «пыточные  записи», собранные профессором Новомбергским? Вместе с тем можно ли утверждать, что  писатель «подслушал» живую речь наших предков не только в этих записях, но и —  пожалуй, в еще большей степени — в пору своего деревенского детства, соприкоснувшись  с крестьянским Космосом? Что имел в виду Толстой, создавая теорию «языка — жеста»?  Проиллюстрируйте на примере изображения героев романа, и прежде всего самого Петра,  как они говорят сами о себе языком жестов. Какую роль играет «движущийся образ  рассказчика», создающий «иллюзию присутствия»? Чем отличается в этом смысле роман  «Петр Первый» от других, прочитанных вами исторических произведений? Первый  поэтический набросок о Петре «Черный всадник» принадлежит юноше Толстому; уже  смертельно больной писатель диктовал страницы последней книги романа. Можно ли  утверждать, что «Петр Первый» — это художественный итог исканий А. Н. Толстого?