Классный час Войной украденное детство

Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение Переснянская средняя школа

Починковский район

Смоленская область

 

 

 

 

 

Классный час

на тему:

«Войной украденное детство»

 

 

 

 

 

 

 

 

Классный руководитель:

Яковлева Анна Александровна

 

 

 

 

 

Пересна

2022г.

Цель: сформировать у современных подростков  правильную жизненную  позицию через воспоминания детей о войне.

Задачи:

Образовательные:

1.                 Расширить представления детей о человеческих ресурсах, привлечённых во время войны;

2.                 Дать представление о значении человеческой жизни в победе нашего народа в Великой Отечественной Войне.

Развивающие:

1.                 Формировать гражданскую позицию, чувство любви к Родине;

2.                 Формировать стремление сохранить историческую память и уважение к подвигам людей в годы Великой Отечественной войны;

3.                 Способствовать формированию потребности в духовном и гражданском служении своему Отечеству на основе знаний о подвигах предыдущих поколений;

4.                 Развивать лучшие качества человека: патриотизм, гражданственность, гордость за свою Родину, стремление к миру.

Воспитательные:

1.                 Воспитывать гордость за свою Родину;

2.                 Воспитывать у подрастающего поколения чувства патриотизма и уважения к памяти защитников Отечества;

3.                 Воспитывать чувство сопричастности к истории своей страны.

Оборудование:

·                     Мультимедийный проектор

·                     Компьютер

·                     Презентация

Ожидаемый результат:

Ученики расширят свои знания о ВОВ; сохранят историческую память; будут уважать старшее поколение, будут чувствовать гордости за свой народ, свою Родину.

Ход классного часа

         «Мы мир храним, пока мы помним о войне»

У каждого человека есть Родина. Каждый в это слово вкладывает что-то свое, личное, только ему понятное. Но, абсолютно, все трепетно и нежно относятся к этому слову… К этому символу… К этому понятию… Родина – земля твоего народа, Родина – это, прежде всего, её люди. И всякий добрый поступок, совершаемый человеком во имя людей, совершается во имя Родины…

С чего начинается Родина? На этот вопрос можно дать бесконечное множество ответов, и все они будут верны. Сколько людей, столько и мнений. Но, мне кажется, что все эти мнения будет объединять одно, общее, что Родина начинается с первых самостоятельных шагов, с первой осознанной мысли.

Как-то так сложилось, что, вспоминая ужасы Великой Отечественной войны, мы говорим об убитых солдатах, военнопленных, истреблении и унижении мирных граждан. А ведь можно выделить еще одну категорию безвинно пострадавших – дети. 

22 июня 1941 года фашистские захватчики вероломно напали на советское государство. Воскресным утром тысячи мальчиков и девочек со своими родителями, вместо воскресного отдыха, в страхе и ужасе бежали из своих домов. Они шли нескончаемым потоком по дорогам войны, растянувшейся на долгие годы. Сколько их было, убитых и раненых, истерзанных за годы Великой Отечественной войны! Из осколков памяти мы увидим другую войну, войну которую видел маленький человек.

«Я родом из детства»,- сказал когда-то Антуан Сент-Экзюпери, автор сказки «Маленький принц». А какое было детство у ребят-свидетелей Великой Отечественной Войны?

Из воспоминаний детей войны.

Андреева Валентина Федоровна, 17 сентября 1934 года рождения, проживала в д. Пересна.

 «Когда началась война, мне было 7 лет. К нам в деревню пришли немцы.  Они собрали всех жителей деревни возле школы, у них были списки жителей нашей деревни. Дядя с автоматом вышел в центр и стал называть фамилии, те люди, чьи фамилии он называл, выходили вперед. Остальных отправили домой. Мы ушли домой. Я захотела узнать, что будет с моими друзьями, и решила пойти к школе, хотя мама не пускала меня, плакала и говорила, что меня убьют. Но я все равно пошла.   Немцы тыкали в людей автоматами и строили их в колонну. Потом их повели в сторону Починка.  Чтобы меня не увидели, я пряталась за деревьями.  В 3 километрах от деревни часть людей повели к лесу, остальных повели в сторону Починка. Через некоторое время я услышала выстрелы и убежала домой, где все рассказала маме. Когда наступила ночь, я и несколько взрослых на лошади с повозкой поехали туда, где стреляли. Мы услышали стон, он доносился из ямы. Так мы спасли Натана, все остальные были мертвы…

Война закончилась 9 мая 1945 года, а для нашей семьи война закончилась, когда папа пришел с войны осенью 1946 года».

Волосенкова Зоя Владимировна, 1930 года рождения, проживала в д. Лазарево.

«Когда началась война, мне было 11 лет. Отец и братья ушли на фронт. Я играла на площадке с другими детьми возле конторы, когда мы услышали гул мотоциклов. Через несколько минут в деревне появились немцы, весёлые и  чувствующие себя «настоящими победителями». Немцы покружили по улицам и уехали.

Нашу жизнь в оккупации трудно пересказать. Мы прятали коров, так как немцы забирали скот. Самим часто приходилось ночевать в кустах. Слухи о том, что немцы расстреливали семьи коммунистов, нагоняли на нас ужас. Но к счастью, в нашей деревне ни один человек не выдал нас. Однажды к нам в хату заявились полицаи, поставили нас в угол, пригрозили оружием и начали выносить из дома все, что только можно, забрали даже детские вещи.

Наступил 1943 год. Немцы отступали, над деревней постоянно пролетали советские самолёты. Немцы нас построили в колонны, и погнали, только не объяснили, зачем и куда. Выручало то, что были лошади  - по одной на две семьи. Маленькие дети ехали, а мы, постарше, шли пешком. Осень была очень дождливая, а мы все грязные, мокрые, голодные. На ночь нас конвоиры заперли в большие сараи в деревне по пути. Люди в страхе перешептывались: "Подожгут…". Никто в ту ночь не уснул. На утро нас погнали дальше. Очень хотелось пить и есть. Пили воду из луж на дороге. Когда мы проходили мимо леса, несколько молодых парней оторвались от колонны и побежали в сторону леса. Но не успели они добежать до леса, как немцы их расстреляли. Мы дошли до Татарска. В Татарске была мельница, мы нашли немного зерна и смололи его, испекли хлеб. В Татарске мы побыли два дня, нашу семью поселили в домике. К нам пришел пожилой немец, он немного говорил по-русски, попросил постирать носовые платки. От него мы узнали, что нас гонят под Оршу, чтобы на линии  фронта создать живой щит. «Спасайтесь, как можете» -  советовал нашей маме немец. Но это было невозможно. Было очень страшно. Утром нас погнали дальше. Названия деревень, по которым проходили, не помню. Кругом разорения. Пожары. Дома горят. А мы идем мимо них. Счет дням потеряли.

Вдруг над нашей колонной пролетели советские самолеты, конвоиров не стало в одну минуту. От радости мы какое-то время не могли сдвинуться с места, плакали и понимали, что уже не пленники, можно возвращаться домой.

Добравшись домой, обрадовались, что немцы не сожгли наши  дома. В нашей деревне  был немецкий лазарет, и видимо, пока раненых увозили, не осталось времени уничтожить деревню. После войны было очень трудно. Есть нечего, часто ходили по полю, искали конуса, где раньше хранилась картошка, собирали гнилые, высохшие картофелины. Потом перемывали, перебирали, и получался «крахмал». В него добавляли семена трав. Из всего этого мать пекла хлеб. И было незабываемо вкусно, хотя на зубах хрустели песок и земля.

Надо было восстанавливать хозяйства, землю разделить на полосы. Мы все копали эти полосы  лопатами.  А большие поля пахали и бороновали на коровах. Об учебе тогда думать не приходилось. Позже пошли в школу, а в ночную смену работали по просьбе бригадира.  Летние каникулы проходили тоже в труде».

Гуленкова  Антонина Павловна, 15 мая 1932 года рождения, проживала в д. Отрадное 1

«До войны я окончила 1 класс. Когда началась война, мне было 9 лет.  Отца забрали на фронт. В нашей деревне было 36 хат, в центре деревни стоял колодец. К этому колодцу приезжали немцы за водой.

Когда в деревню пришли немы, мы прятались в окопах возле железной дороги, окопы мы выкопали сразу, когда узнали, что началась война. Немцы периодически стреляли по окопу, но в нас не попадали, так как у нас был окоп буквой "Г".

Однажды мы увидели в окно хаты (наша хата стояла близко к железной дороге) перестрелку между нашими и немцами. Наших было пятеро, а немцев 15 человек и все с автоматами. После перестрелки немцы ушли, а мы дождались темноты и с братом (Гуленков Николай Павлович 1928 года рождения) пошли узнать, есть ли среди наших выжившие, но все были мертвы. На следующий день мы, жители деревни, похоронили наших солдат. После этой перестрелки немцы долго не появлялись в нашей деревне -  наверное, боялись партизан.

Мой отец попал в окружение, потом в плен, но когда их гнали на Смоленск, он сбежал в Мурыгино и двое суток прятался в  болоте. Отец пришел домой в ужасном состоянии, 4 месяца он проболел воспалением легких.

Немцы делили земли между собой и в каждой деревне ставили старосту. В нашей деревне тоже был староста из местных, старосту выбирали жители деревни. Нашей деревне очень повезло, потому что у нас не было полицая, как в Отрадном 1 и Пересне.  Во время войны в двухэтажном здании Переснянской школы был немецкий штаб. Но мы с братом бегали в старую школу, учиться. Было страшно, мы прятались в окопах, но все равно бегали учиться. Нас учила Софья Аврамовна, она подкармливала нас иногда, когда у нее было что покушать. 

Возле школы в которой мы учились, стоял колодец, в котором немцы топили жителей деревни (около 15-20 человек), потом их трупы складывали возле колодца и оставляли. Мы с братом сидели в окопе и слышали стоны людей из колодца. Было очень страшно.

Питались мы плохо, собирали гнилую картошку, терли ее на терку и пекли из нее блины. До войны у нас был поросенок, когда немцы пришли, они хотели его забрать, но мама плакала и умоляла, чтобы они его оставили, так как у нее дети и они умрут без еды. В тот же день мы зарезали поросенка. Этот поросенок помог пережить нам зиму.

У нас в хате не очень долго жил поляк (он был с немцами). Они куда-то ходили молиться, но этот поляк проспал, в наказание его посадили в холодную баню (была зима), есть ему не давали. Моя мама варила похлебку, а я тайком от немцев носила ее поляку. Но он заболел, немцы отвезли его в больницу в г. Починок, и там он умер.

Возле деревни Пересна немцы сбили наш бомбардировщик, когда самолет упал, немцы с собаками направились туда, искать парашютиста, который выпрыгнул из самолета. Нашли ли они его, я не знаю - может быть,  раньше немцев его нашли наши партизаны. Но точно знаю, что одного пилота немцы точно нашли, вернее его останки (внутренности и руку).

В ночь перед отступлением стреляли в соседней деревне, был страшный шум, мы прятались в окопе. К утру мы уснули. Проснулись от того, что на нас сверху смотрел немец. Он единственный, кто остался, остальные немцы ушли. Немец был ранен, мы отвели его домой и дома лечили.  Когда немец окреп, он ушел, о его дальнейшей судьбе я ничего не знаю».

Цыкунова Надежда Михеевна, 15 июня 1934 года рождения, проживала в д. Отрадное 2.

«Когда началась война, мне было 7 лет. В нашей деревне было 34 хаты, в центре деревни стоял колодец. Рядом с колодцем была хата, в которой жила очень старая бабушка-цыганка. Когда в деревню пришли немцы, первым делом они хотели расстрелять цыганку, так как они ненавидели евреев и цыган. Мы всей деревней уговаривали их, чтобы они не стреляли. Ее поставили на колени около колодца и приставили к затылку автомат, у бабушки не было ни капли страха и она все повторяла: "Если нужно - стреляйте, я не боюсь", а мы все плакали и уговаривали их не стрелять, ведь бабушка никому ничего плохого не сделала. Тогда немцы сжалились и не стали стрелять, хотя один настаивал на том, что ее надо застрелить. Но все-таки  бабушку не расстреляли.

Потом  немцы выгнали нас с хат, а сами стали жить в наших хатах, мы прятались в кустах под Кимберово. Наша соседка тайком от немцев увела корову в лес. Нас в лесу было много человек,  молока на всех не хватало, а пить мы хотели все.  У нас не было воды, и мы пили воду из луж, которые оставались после дождя в следах оставленных  коровой.

Возле колодца  у немцев была кухня, мы с моим братом бегали туда и просили кушать. Повара у них были разные - и добрые, и злые. Иногда давали хлеб, суп брикетами давали, консервы могли дать, бывало такое, что давали очень много, у нас были длинные платья, в подол которых мы клали еду, нести было очень тяжело, но мы несли до леса, где прятались все остальные, потом мы делили все поровну и кушали. В то время, когда немцы нам ничего не давали, мы ходили ночью и собирали на нашем поле картошку. Картошка была не всегда хорошая, очень много было гнилой и подмерзшей, и мы ее варили на костре и ели. Был один немец, который очень хорошо говорил по-русски, он всегда говорил нам так: " У меня тоже есть киндер. Киндер, иди, супа налью, может случится что и папа твой моему киндеру супа нальет". Были такие, которые нас и прогоняли, и автоматами грозили, и палкой били.

Ближе к холодам немцы ушли из наших хат, и мы вернулись домой. Одна женщина из нашей деревни, Дягелева Нюрка, жила с немцем. Однажды ночью к нам в окно постучали солдаты в немецкой военной форме, мы думали, что это немцы, но они показали свои документы - это были наши партизаны (они убили немцев, сняли с них одежду и переоделись в немецкую форму, у одного даже была форма с орденами, еще они забрали коня). В эту ночь немцы, которые  остались в нашей деревне жить, уехали в соседнюю деревню Салово на танцы. Партизаны хотели поехать туда и застрелить их. Но мы с братом (Цыкуновым Николаем Михеевичем 1 января 1932 года рождения) уговорили их  не делать этого, так как очень боялись, что другие немцы спалят нашу деревню. Партизаны ушли от нас в 4 часа утра и сказали нам, где их можно найти в случае чего. Когда в следующий раз немцы уехали на танцы в Салово, брат сбегал к партизанам и договорился с ними о том, чтобы они нас ждали на Казловке. Брат пришел в час ночи, и мы с ним пошли в тот дом, где немцы хранили оружие. В доме мы нашли 2 ящика с оружием, 2 автомата - и мы их украли. Брат привязал к ящикам веревку и потащил их, а я несла автоматы. Автоматы и ящики были очень тяжелые, но мы их тащили от Отрадного до Казловки (почти 8 км). Партизаны  увидели нас с горки и вышли к нам навстречу, забрали оружие. Двое молоденьких партизан, им было лет по 18, проводили нас почти до самого дома.

Спустя какое-то время партизаны подорвали железную дорогу, где был котлован, как раз в это время на Смоленск шел немецкий состав с грузом (каким именно, я не знаю, но могу предположить, что там было оружие), поезд от взрыва ушел под откос, машинист и все, кто были еще в поезде - все погибли. Потом уже в 1943 году, когда отступали немцы, они подорвали железную дорогу, где был котлован.

У нас в деревне был полицай, имени его я не помню, помню только фамилию Ковалев, он был с 1924 года рождения. Так же полицаями потом стали его отец и двоюродный брат.

С Пересны гнали большую колону с пленными в Германию. Дня через два после этого мы увидели возле нашей хаты на огороде, как какой-то мужчина грыз кочерыжки от капусты. Мама вышла и привела в дом этого мужчину, он оказался сбежавшим военнопленным. Дядя Федя был очень слаб, мы дали ему поесть, но не много, потому что боялись, что ему станет плохо, так как он давно ничего не ел. Дядя Федя пробыл у нас в доме неделю, потом он связался через моего брата с партизанами и ушел к ним.

Наступил 1943 год. Летом мама увела мою старшую сестру Шуру, она с 1925 года рождения, в деревню к родственникам (в деревне Камарово жил дедушка, немцев там не было), так как боялась, что ее заберут в Германию в концлагерь. У родственников мама с сестрой пробыли до конца войны.

Немцы очень нервничали и подорвали железную дорогу возле котлована.

Не помню точно число, но в начале августа 1943 года, немцы пришли в деревню, построили всех жителей в колонну и нас гнали до Мурыгино, хотели согнать в концлагерь и расстрелять, но я, мой брат и младшая сестра в Мурыгино сбежали в лес. В лесу мы прятались у партизан, пока немцы не ушли. Когда от немцев освободили нашу деревню, мы вернулись домой, позже вернулась мама с сестрой.

В нашей деревне все равно еще оставалась семья полицаев, но они уже полицаями не были, а стали бандитами. У них из дома был ход под землей в 2 километра. Они убили милиционера нашего. Потом приехали 2 машины с солдатами, которые и поймали их, так же еще забрали их мать и 15 летною сестру. Дальше об их судьбе я знаю только то, что они были арестованы и сосланы очень далеко от сюда.

После войны мы отстраивали котлован, возили песок на тачках.

В октябре 1943 года я пошла в школу. Мы, кто помладше, учились, а те, кто постарше, убирали и ремонтировали школу после немцев, ведь в школе все годы оккупации был немецкий штаб. Училась я на 2-м этаже. Классы у нас были разновозрастные, учеников было много, за партой сидело по три человека. После войны одеть было нечего, всю осень мы отходили в школу босиком. Потом со льна мы сделали высокие чулки, в этих чулках  бегали до школы. Мерзли руки и ноги, мы прибегали в школу и грелись возле печки. Было очень трудно как во время войны, так и после.

Яковлева Инна Георгиевна, 15 июня 1935 года рождения, город Смоленск.

 «Когда началась война, мне было 6 лет. Мы жили в городе Смоленске около Чертова рва. У нас был двухэтажный дом, первый этаж был кирпичный, а второй был деревянный. Помню очень хорошо, как Левитан по громкоговорителю  объявил о том, что началась война, мы с братом Валей были на улице (брату было 10 лет).

Смоленск бомбили каждую ночь, было очень страшно, я пряталась под кроватью. Рядом с нашим домом находился госпиталь, и постоянно были слышны стоны и крики раненых. Госпиталь потом разбомбили. Смоленск был в руинах, уцелели только  Дом Специалистов, тюрьма и еще одно здание. У нас во дворе жили немцы. Возле нашего дома был большой камень, я выбегала на улицу, водила пальцем по камню, представляла, что это патефон, и пела, а немцы потом давали мне конфеты, наверное, им нравилось, как я пою. У нас возле дома был очень большой сад и огород, мы ели то, что там выращивали. Недалеко от нашего дома была немецкая кухня. То, что оставалось у немцев, они наливали нам в котелки, потом мы шли домой и ели. В войну мы ели конину, и суп варили из нее.

Немцы очень боялись холода, даже носили женские платки, забирали одежду у местных жителей.

В 1943 году, когда отступали немцы, мама нас увела из Смоленска, в какую-то деревню, в какую я не помню, а сама ушла в Смоленск за вещами. В это время немцы собрали всех оставшихся жителей в колонну и погнали в Германию. Мама знала, что нас оставлять нельзя, она сбежала из колонны, немцы стреляли по ней, но не попали. А мою тётю и двоюродную сестру угнали в Германию. Мама вернулась к нам. Потом пришла наша разведка, и сказала всем нам прятаться по погребам, потому что сегодня будет бой.

Когда немцев выгнали из Смоленска, мы вернулись домой. Но нашего дома не было, немцы сожгли его. Наша соседка (была уже в почтенном возрасте и уже не выходила из дома) рассказала нам, что немцы вынесли ее из дома и подпалили ее дом. Немцы подпаливали каждый второй дом. Наша улица выгорела вся.  Жить нам было негде, потом нам дали квартиру (квартирой это нельзя было назвать, там были одни стены и крыша), Мы жили в этой квартире, хорошо помню, как мы с братом собирали обгоревшие доски, которыми мы топили квартиру, что бы согреться.

После войны жилось очень тяжело, выживали, как могли, почти все блюда были из картошки: хлеб, оладьи, клёцки, лапша из крахмала, перлюхи, иногда была солянка с грибами, картошкой и капустой. Брат ставил петли на зайцев, и у нас было мясо. Так же брат ловил рыбу, иногда удочками, но чаще всего «глушили» рыбу снарядами, которые остались в окопах.

Из одежды у меня было одно штапельное платье, я в нем ходила в школу. В этом же платье я уехала учиться в Смоленск на фельдшера-акушера. Из обуви у меня были туфли на каблуке, это были мамины красные туфли, чудом уцелевшие после войны, в них я и ходила летом и зимой».

Горохова Евдокия, 1926 года рождения, проживала в д. Егорье.

 «К тому времени, как началась война, я закончила семилетку в Стригинской школе, в 6 и 7 классе учили немецкий язык. Жила я в деревне Егорье. Когда немцы пришли в деревню, мы все ушли в болото. Немцы сожгли почти все наши хаты. С собаками выгоняли нас с болота, но мы все равно прятались, очень боялись немцев.

 Пришел 1943г, и немцы стали собирать девушек с 1925-1926 годов  рождения на работу в немецкие концлагеря в Германию, не спасло нас даже болото. 6 августа 1943 года нас 150 человек посадили в товарный вагон и повезли в Германию.

В Германию мы ехали через Польшу, там мы пробыли две недели. Нас  привезли в  г. Бауцен  д. Зингвиц. Привезли и стали распределять по алфавиту. Лагерь находился чуть-чуть дальше от деревни, там же находилась и фабрика, на которой мы работали, вокруг лагеря был бетонный забор 2 метра в высоту и еще 2 метра колючей проволоки. В бараке нас было 14 человек. Спали мы на двухэтажных нарах, на соломенных матрацах и подушках. Я работала красильщицей. Кормили нас плохо, на неделю давали 700 грамм хлеба, вареной брюквы, редьки, тыквы. Будили в 6 часов утра, поили крепким несладким кофе и гнали на работу, но нас не били, потому что начальник у нас был незлой. Фабрика наша называлась «Зингвиц Роушен дорф». Были выходные в воскресенье, нам в воскресенье даже давали когда суп, когда макароны, когда картошку. За работу нам не платили. За стенкой нашего барака работала немка Эльда бухгалтером, она принесла мне старую юбку и кофточку. В один из выходных я гуляла по территории лагеря, и встретила там немецкого солдата. Он был молодой красивый блондин, по имени Ханс. Он влюбился в меня и хотел увести к своим родителям, но я отказалась, на это было две причины: я очень боялась немцев, и мы знали, что нас освободят. Ханс часто приходил и разговаривал со мной, все уговаривал меня, чтобы я с ним поехала.

Один раз я заболела и пошла в медпункт, там работала медсестра Шнайда, ей было все равно, болею я или нет, она отправила меня на работу. Еще в лагере был один хороший немец, он работал механиком, иногда он приносил нам в барак литровый термос с супом и говорил: «Кушайте девочки, кушайте». Немцы говорили все на своем языке. Нам рассказывали  про лагерь в г. Лейпциг, что там забор был под током и все, кто пытался бежать, умирали, так что нам еще повезло с лагерем. Иногда, когда мы просили, нам давали яблоки с заброшенных садов. Одна беременная женщина работала грузчиком, она умерла после родов, девочку назвали Мартой и отдали в немецкий детдом.

8 мая 1945 года по лагерю прошел слух, что скоро придут наши. Немцы стали нервничать. Мы очень испугались. Я и еще 19 человек спрятались в солому. Под утро я уснула. Проснулась от сильного шума, думала, что немцы нас расстреливают, потом посмотрела в окно, а там стояли наши солдаты, а шум оказался  бегом девчонок по пустому коридору. Мы все плакали от радости, потому что нас освободили. Обнимали наших солдат, кричали, смеялись и плакали. Когда наши пришли, нас было всего 20 человек,  всех остальных немцы куда-то угнали, куда именно я не знаю.

Нам ничего не разрешали трогать, сказали, что все заминировано. Только кто заминировал -  немцы или наши, я не знаю. А потом долгая дорога домой. Двое суток мы шли пешком по Германии, потом 2 месяца мы разбирали какой-то завод, после нас посадили в товарный вагон и повезли домой. В сентябре 1945 года я была дома.  Жизнь  в лагерь запомнилась мне на всю жизнь, иногда я не могу вспомнить, что делала неделю назад, но помню до мелочей каждый день,  проведенный в лагере».

Самонов Дмитрий, 1929 года рождения, проживал в деревне Деркна.

«Я родился в деревне Деркна Конновского сельского совета Ленинградской области. В 1938 году отца отправили в командировку в Польшу. Отец взял меня с собой. Когда мы приехали в Польшу в г. Белосток, нас отправили в концлагерь. Так мы с отцом попали в лагерь в Белосток. Вскоре началась война, мне было 12 лет. В сентябре в Польшу пришли немцы, нас с отцом разлучили. Меня отправили на работы в Германию. В Германии я работал у помещика, выполнял всякую тяжелую работу. Кормили очень плохо, если у помещика было плохое настроение, то он наказывал. У помещика я прожил почти 6 лет. 15 мая 1945 года мой плен закончился, меня освободили русские, посадили в поезд и отправили домой. Но до Ленинграда я не доехал. Так я оказался в городе Починок Смоленской области.  Во время войны мама и сестра находились в оккупации в Конново. Когда мама и сестра узнали, что я жив и нахожусь в Смоленской области в г. Починок, они приехали ко мне. Своего отца с 12 лет я больше не видел. Что с ним произошло, не знаю. Но думаю, что его расстреляли. После войны я работал в колхозе "Бояды".  Потом на стройке. Участвовал в строительстве вокзала в городе Починок. Потом меня забрали в армию. Отслужив 4 года, я приехал в д. Лобково Починковского района. Работал на стройке, строил хозяйственные постройки».

       Сидоренкова Александра, 1925 года рождения, проживала в деревне Буловица.

«К тому времени, как началась война, я жила в деревне Буловица. В нашей деревне полицая не было, но был староста. В деревне была мельница, а староста эту муку отдавал немцам в г. Починок, его убили партизаны, когда пришли в деревню за мукой и узнали, что староста отдал ее немцам. Деревня наша была большой -  около сотни дворов.  Мы пытались прятаться от немцев, но разве от них спрячешься? Их целый отряд с автоматами, собаками. Трое немцев жили в нашей хате, а мы, пятеро сестер, спали на сеновале. Зимой немцы давали нам укрыться свои шубы, чтобы мы не замерзли.

Пришел 1943г, и немцы стали собирать девушек с 1925-1926гг рождения на работу в немецкие концлагеря в Германию.  6 августа 1943 года нас  посадили в товарный вагон и повезли в Германию..

В Германию мы ехали через Польшу, там мы пробыли две недели. Когда приехали в Германию, нас стали распределять по алфавиту по лагерям.  У меня была подруга Саша, и мы хотели с ней попасть в один лагерь, но немцы нам не разрешили.

Я попала в лагерь в городе Лейпциг. В лагере было 5 тысяч человек. В бараке было по 3-4 человека, со мной жило 3 немки. В этом лагере были и немцы, и итальянцы, и поляки, и чехословаки, но к русским немцы относились хуже всех, мы даже питались отдельно. На работу нас водили по трое, с автоматами и собаками. За работу нам платили по 10 марок в месяц, немкам по 1000 марок. Кормили плохо, батон на неделю. На рукаве у каждого была надпись "ОСТ", она всегда была на руке, иначе могли отправить в другой лагерь. Наш лагерь постоянно бомбили, прилетало по трое наших самолетов, но немцы некоторые сбивали.

Мы работали как обычно, и вдруг сильный шум, крики, я поглядела на небо, оно было усеяно американскими самолетами. Это было 18 апреля 1945 года, в этот день нас освободили американцы. Мы думали, что в Россию уже не вернемся, но  11 мая пришли русские и отправили нас домой, наши не дошли до лагеря всего 70 км., поэтому американцы нас освободили первыми. Мой будущий муж не дошел до лагеря всего лишь несколько километров, в бою ему оторвало ногу, и он попал в госпиталь. С госпиталя он вернулся осенью, и мы поженились.

Про жизнь в лагере я не хочу вспоминать, поэтому рассказала так мало. В немецком лагере прожила 2 года, эти 2 года я не забуду никогда».

В послевоенное время советские люди, отдавшие свое детство, свое здоровье, свой покой не смели забывать о цене, заплаченной за победу. Это не просто события минувших дней, это урок нам и следующим поколениям о патриотизме и любви к Родине. Никто не должен забывать ту цену, которую отдали сотни, тысячи, миллионы людей в этой борьбе за мир. Люди говорили: «Если войну забывают, начинается новая». Это и произошло спустя годы. Ранее советские, а сейчас считающие себя совершенно другим государством, люди забыли урок, который преподала Великая Отечественная война, изменили ценностям предков и снова разожгли огонь ненависти. Больше всего от этого страдают дети.

Пришедшая в Донбасс война принесла не только разрушенные дома и убитых мирных жителей, это еще и искалеченные судьбы детей, которые не скоро смогут забыть те ужасы, которые им пришлось прочувствовать, живя в подвалах, ночуя на улицах и видя смерти своих родителей.

Война на Донбассе заставила шестилетних детей вмиг стать взрослее. Оказавшись в спокойной обстановке, родители сообщают о том, что в волосах их детей появляется седина. Такие дети уже говорят не детским языком, а могут общаться на вполне взрослые темы: какое артиллерийское оружие как стреляет, какой радиус взрыва у мины и как различить по звуку, куда летит снаряд. Услышав однажды такую "детскую" беседу становится жутко.

Война в Украине, увиденная глазами детей, перевернула их жизнь, судьбы тысяч маленьких граждан страны остались неизвестными. За месяцы АТО (антитеррористическая операция) дети Донбасса выросли не на один год. И вот что они говорят:

Ксюша Яковлева, 6 лет, Луганск: «Больше всего я боюсь, чтобы не убили маму и папу. А то я не смогу спасти младшего братика, которому 6 месяцев. Пусть лучше убьют меня…»

Сережа, 4 года, Луганская область: «Мой папа ушел на войну. Мама и бабушка каждый день плачут и ничего мне не говорят. От этого мне становится еще страшнее… Может, папы уже нет?»

Саша Горобец, 5 лет, Луганская область: «"Я знаю, как пахнет война. Она пахнет подвалом, где мы ночуем с мамой…»

Саша Беспалов, 3 года, Донецкая область: «Я очень хочу кушать. Всегда…»

Диана Попкова. 12 лет.   Осенью 2014 года семья Попковых из города Харцызска пыталась выехать из зоны боевых действий на машине. Их автомобиль оказался в 500 м от завязавшегося боя между Вооружёнными силами Украины (ВСУ) и силами ополчения ДНР, рядом с украинским танком. Четырёхлетняя Диана потом вспоминала его как «кораблик».

Автомобиль был расстрелян практически в упор из крупнокалиберного пулемёта. Все родные Дианы, находившиеся в автомобиле — папа, бабушка, старшая сестра, и мама, успевшая заслонить девочку, — погибли. Сама Диана была ранена в плечо. В больницу её доставили только на следующее утро. А через некоторое время оттуда её забрала вторая бабушка.

Из-за ранения у девочки перестала расти кость правой руки. Недавно проект RT «Дети войны» собрал средства на операцию для Дианы, чтобы нарастить кость.

Бабушка Дианы в конце 2014 года рассказывала, что первое время после трагедии девочка кричала по ночам: ей снились «плохие дяди», которых, «как в мультике, замораживала мама».

12-летняя Диана говорит, что почти не помнит тот день, когда она потеряла семью.

«Родителей я плохо помню. К тем людям, из-за которых это всё случилось, отношусь нормально, у меня нет к ним злости или ненависти», — рассказывает Диана RT. Сейчас она вместе с бабушкой находится в родном Харцызске.

Девочка за эти годы привыкла к войне и теперь уже не испытывает такого страха, как раньше: «Я нормально себя ощущаю сейчас, при войне. Уже не сильно страшно, как было тогда, — я привыкла. Но хочется, чтобы это уже закончилось поскорее. Я не хочу, чтобы ещё кто-то пострадал при военных действиях».

Лиза Бабаш  14 лет.  14-летняя Лиза Бабаш спустя восемь лет после ранения не может спокойно вспоминать и рассказывать о том, что произошло с ней в августе 2014 года.

Девочка родилась и выросла в селе Стыла, где живут этнические греки. Все восемь лет рядом с селом находится  линия разграничения сил ополчения ДНР и ВСУ. Населённый пункт регулярно попадал под обстрел украинских сил, хотя в самой Стыле никогда не стояли военные ДНР.

 «28 августа 2014 года мы с тётей пошли к школе ловить связь — тогда с ней было плохо. Мы шли, и тут начали очень сильно бомбить. Рядом разорвался снаряд. Рядом была тётя, — девочка замолкает. — Я не могу...»

Тётя Лизы погибла на месте. Девочка получила множественные осколочные ранения желудка, селезёнки, кишечника, таза и позвоночника.

Ребёнок пережил восемь тяжелейших операций. Реабилитация была настолько тяжёлой, что даже сейчас девочка не хочет ложиться в больницу, хотя ей нужно провести обследование.

Из-за перелома тазовой кости у неё перестала расти нога, ей трудно ходить. Лиза признаётся, что нога до сих пор очень сильно болит.

14-летнюю девочку вместе с бабушкой сейчас эвакуировали в Донецк, а в её родной Стыле остался дедушка. Брат Лизы ушёл воевать в армию ДНР.

«У меня нету ненависти к людям, которые так… из-за которых так получилось, — говорит Лиза. — Конечно, мы все хотим мира, чтобы не было войны. Чтобы, как раньше, бегали по улице, не переживали ни о чём, не боялись. Мир — это когда спокойно, когда можно гулять и ни о чём не думать и не прислушиваться постоянно».

Юра из Донецка 13 лет. 13-летний Юра из Донецка никогда не был знаком с Лизой, но он почти один в один повторяет её слова о том, что такое мир.

«Мир — это когда нет обстрелов, всегда спокойно. Гуляй, где хочешь, никакого надзора, всегда весело. Война — это постоянные перебежки, жить нормально невозможно, постоянные обстрелы. Ничего хорошего в этом нет», — рассуждает школьник.

Юра — воспитанник Детского социального центра Донецка, куда попадают дети, которые остались без попечения родителей.

Центр эвакуировали в Таганрог ещё 18 февраля. Сейчас дети живут в спортивно-оздоровительном комплексе «Ромашка» на берегу Азовского моря. Почти сразу после приезда сюда дети с воспитателями побежали играть на море — многие из них увидели его впервые.

Оказавшись в условиях мирной жизни, дети Донбасса зачастую не могут вернуться снова в детство. Они видели то, что не каждый взрослый смог бы пережить.

Для адаптации детям нужна радость и чувство защищенности, такого мнения придерживается известный детский психолог, доктор психологических наук Александр Венгер. Александр Венгер рассказывает о своем опыте работы с детьми после трагедии в Беслане. «Это были игровые комнаты в центрах психологической реабилитации. Отдельная проблема – подростки из зоны АТО. Они оказываются в совершенно ненормальной ситуации, воспринимают себя как жертву. Это очень плохо сказывается на формировании личности, и может наложить негативный отпечаток на всю дальнейшую жизнь», - говорит специалист.

… «Конечно, мы все хотим мира, чтобы не было войны. Чтобы, как раньше, бегали по улице, не переживали ни о чём, не боялись. Мир — это когда спокойно, когда можно гулять и ни о чём не думать и не прислушиваться постоянно».

…«Мир — это когда нет обстрелов, всегда спокойно. Гуляй, где хочешь, никакого надзора, всегда весело. Война — это постоянные перебежки, жить нормально невозможно, постоянные обстрелы. Ничего хорошего в этом нет».

Играют дети всей земли в войну,
Но разве о войне мечтают дети?
Пусть только смех взрывает тишину
На радостной безоблачной планете.

…

Чтоб без войны все в мире жить могли,
Пусть льдинки злобы и вражды растают.
Дружить давайте, дети всей земли,
Пусть наша дружба с нами вырастает.

Над вьюгами и стужами седыми
Вновь торжествует юная весна!
И как огонь с водой несовместимы,
Несовместимы дети и война!
Несовместимы дети и война!

Садовский М. 

 

Скачано с www.znanio.ru