Контрольная работа по истории для студентов ССУЗов

МИРОВОЕ СООБЩЕСТВО ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ.  ХОЛОДНАЯ   ВОЙНА – мировая   конфронтация   между   двумя   военно­ политическими блоками во главе с СССР и США, не дошедшая до открытого военного столкновения между ними. Понятие «холодная война» появилось в журналистике   в   1945–1947   и   постепенно   закрепилось   в   политическом словаре. Общепринятая   интерпретация   холодной   войны   вполне   удовлетворяла интересам   властей   предержащих.   Она   являлась   эффективным   средством "контроля   населения"   —   заимствуя   термин   идеологий   подавления антиправительственных выступлений. Основной целью государства, власть в котором принадлежит определенной группе лиц, а, следовательно, и служит их   интересам,   является   контроль   всего   населения   —   то   есть,   по   сути, является   целью   любого   "реально   существующего   государства".   Две сверхдержавы   времен   холодной   войны   находились   на   противоположных полюсах современного социального спектра в том, что касалось внутренних свобод и демократии, но проблема контроля граждан была для них общей — как для Советского Союза, где военно­бюрократический спрут, порожденный Лениным   и   Троцким,   после   захвата   власти   в   октябре   1917   года   быстро искоренил   социалистические,   равно   как   и   прочие   другие   общественные устремления, так и для Соединенных Штатов, с их промышленно­финансово­ коммерческим сектором, высокой его концентрацией и взаимозависимостью, высоким   уровнем   классового   сознания   и   все   более   транснациональным   в сфере планирования, управления и функционирования. С   окончанием   холодной   войны   зазвучали   призывы   к   установлению   Впервые   они   были   опубликованы Нового   Мирового   Порядка. неправительственной   Комиссией   Юга   под   председательством   Юлиуса Ниерера (Julius Nyerere), включавшей ведущих экономистов третьего мира, правительственных   экспертов   по   планированию,   религиозных   деятелей   и прочих.   В   исследовании   1990   года   приведены   данные   о   результатах отношений между Севером и Югом, приведших к катастрофе капитализма, прокатившейся по традиционным колониальным владениям в 80­ые годы, за исключением   сферы   влияния   Японии   в   Восточной   Азии,   где   государства обладают достаточной мощью для контроля не только труда, — что обычно — но и капитала, так что экономики этих стран были в известном смысле изолированы от рыночной стихии. Отметим только один аспект — экспорт капитала   из   стран   Латинской   Америки   приблизился   к   размерам задолженности этих государств, чего не наблюдалось в Восточной Азии, где эта проблема была решена жестким контролем. Комиссия   Юга   отмечает,   что   в   70­ые   годы   отмечалось   некоторое внимание   к   проблемам   третьего   мира,   "без   сомнения   подстегиваемое" озабоченностью   в   связи   с   "обретением   Югом   уверенности   в   себе   после повышения   цен   на   нефть   в   1973   году".   По   мере   того,   как   острота   этой проблемы   снизилась   и   условия   торговли   возвратились   к   традиционному долговременному   балансу   в   пользу   индустриальных   стран,   главные   из   них утратили   интерес   и   возвратились   к   "   новой   форме   неоколониализма",   с монополизацией   контроля   над   мировой   экономикой   и   подрывом   наиболее демократических элементов в Организации Объединенных Наций, и в целом легитимизируя   "второсортный   статус   Юга"   —   вполне   естественный   ход событий, учитывая расклад сил и цинизм, с каким им пользуются. Оценивая убогое состояние традиционных западных колоний, комиссия призвала к "новому мировому порядку", который бы реагировал "на мольбы Юга о справедливости, праве на справедливость и демократию в глобальном обществе", хотя анализ показывает, что надежд на это очень мало. О перспективах этих призывов можно судить по реакции на них, равно как и по отзывам на представленный Комиссией доклад, тихо канувший в лету.  Запад   руководствуется   другими   воззрениями,  одно   из   которых   было сформулировано с откровенной прямотой Уинстоном Черчиллем, когда после Второй мировой войны формировался прежний Новый Мировой Порядок: Управление миром должно быть доверено сытым нациям, которые не желают большего, нежели они уже имеют. Если бы власть в мире оказалась в руках голодных наций, то всегда бы сохранялась угроза. У нас же нет никаких причин  стремиться к  чему­либо  другому.  Мир будет сохраняться людьми, живущими   как   они   хотят,   и   не   распираемыми   амбициями.   Наша   сила поставила   нас   над   всеми   другими.   Мы   жили   подобно   богачам   в   своих владениях. Править   есть   право   и   обязанность   богатых,   живущих   в   заслуженном покое. Следует только сделать два замечания. Во­первых, богатые совсем не страдают   отсутствием   амбиций   —   всегда   есть   новые   пути   обогатиться   и доминировать   над   другими,   при   этом   экономическая   система   к   тому понуждает, так как ленивый выпадает из игры. Во­вторых, выдумка, что нации являются действующими лицами на международной арене, есть не что иное, как   обычный   доктринерский   камуфляж   факта,   что   внутри   богатых   наций, равно   как   и   бедных,   имеются   радикальные   различия   в   распределении привилегий   и   власти.   Отбросив   остатки   сотканной   Черчиллем   пелены иллюзий, можно определить суть мирового порядка: богачи богатых наций должны править миром, конкурируя друг с другом в борьбе за большую долю богатств   и   власти,   безжалостно   подавляя   всех   на   своем   пути   и   пользуясь услугами   богачей   из   голодных   стран,   исполняющих   их   указания.   Прочим положено служить и страдать. Все это трюизмы. Как было сформулировано уже двести лет тому назад Адамом   Смитом,   этим   часто   непонятым   героем   современных   западных самовосхвалений, богатые следуют "подлой максиме владык человечества": "Все   нам   и   ничего   другим".   В   достижении   своих   целей   они,   естественно, опираются   на   государственную   власть;   в   дни   Адама   Смита   "купцы   и заводчики" были "главными архитекторами" политики, которую они строили так,   чтобы   она   "максимально   удовлетворяла их интересам",   независимо   от "тяжести" последствий для других, включая большую часть населения своих стран.   Если   не   учитывать   смитовский   метод   "классового   анализа",   наше восприятие будет затуманенным и искаженным. Любое рассмотрение мировых событий, предполагающее реальное участие наций в политике, по меньшей мере,   вводит   в   заблуждение,   в   худшем   же   случае   это   чистейшая мистификация, так что смитовские замечания имеют ключевое значение. Как и в любой сложной системе, имеются и другие нюансы и вторичные эффекты,   но   на   практике   все   вышеизложенное   является   сутью   мирового порядка.  И   надо   иметь   достаточную   смелость,  чтобы   определить   мировой порядок, старый и новый, как "узаконенное международное пиратство. По сравнению с Вашингтоном и запевалами внутри страны, заграничный сторонник проекта удержания голодных наций в узде — Великобритания — менее   стеснен   необходимостью   подслащивания   пилюли.   Британия   может обратиться к имперской традиции возрождения идеи обновления духа нации в отличие от Соединенных Штатов, предпочитающих рядиться в тогу святости, круша   при   этом   всех   на   своем   пути.   Такая   политика   получила   название "вильсоновского идеализма" в честь одного из горячих сторонников жесткого военного   вмешательства   и   имперского   подавления   —   посол   Вильсона   в Лондоне жаловался, что Британия не воспользовалась его присутствием для исправления "моральных недостатков других наций". Британия всегда "настаивала на праве бомбить ниггеров", как изложил суть дела выдающийся государственный деятель Ллойд Джордж, после того, как   Великобритания   сделала   все   возможное   для   того,   чтобы   договор   о разоружении 1932 года не препятствовал воздушным бомбардировкам — не желая лишиться своего главного средства контроля над Ближним Востоком. Суть этой философии была сформулирована Уинстоном Черчиллем в 1919 году в его бытность министром военного ведомства. Когда к нему обратилось руководство   Королевских   вооруженных   сил   в   Каире   за   разрешением использовать   химическое   оружие   "против   мятежных   арабов   в   качестве эксперимента",   Черчилль   санкционировал   бомбардировки   и   отверг   все сомнения   в   правоте   этой   акции   как   "несостоятельные":   "мне   непонятна щепетильность в отношении применения газа" — с раздражением заметил он. "Я   всецело   за   использование   отравляющих   газов  против   нецивилизованных племен... Нет необходимости использовать только самые смертельные газы — можно   использовать   газы,   причиняющие   большие   неудобства   и распространяющие животный страх, в то же время без серьезных хронических последствий для большинства пострадавших. " "Химическое оружие" — это всего­навсего   "применение   достижений   современной   западной   науки   в военных целях" — пояснил Черчилль. "Мы не можем молча согласиться с неприменением   любых   имеющихся   в   нашем   распоряжении   вооружений, способных   обеспечить   быстрое   прекращение   беспорядков,   царящих   на границах". Отравляющий газ уже использовался британскими вооруженными силами на севере России против большевиков — и с большим успехом, по утверждениям британского командования. "Нецивилизованными племенами", нуждавшимися во впрыскивании дозы "животного страха", в то время были курды и афганцы, но ВВС также эффективно использовались для сохранения жизней   британских   солдат   в   соответствии   с   моделью,   апробированной морскими пехотинцами Вудро Вильсона (Woodrow Wilson) во время резни ниггеров на Гаити. Британский   стиль   вновь   пышно   расцвел,   когда   волна   расистского безумия захлестнула Запад во время конфликта в Персидском заливе в 1990­ 1991 гг. Джон Киган (John Keegan), выдающийся британский военный историк и журналист, кратко выразил общую точку зрения: "За двести лет британцы привыкли   к   направлению   экспедиционных   сил   за   границу   для   войн   с африканцами, китайцами, индусами и арабами. Англичане принимают это как нечто само собой разумеющееся", так что война в Заливе "звенит очень, очень знакомыми   имперскими   колокольчиками   в   сердцах   британцев".   Таким образом, Великобритания вполне пригодна для выполнения миссии Черчилля, которую   редактор Sunday   Telegraph Перегрин   Версторн   (Peregrine Worsthorne)   назвал   "новым   занятием"   для   "мира   после   холодной   войны": "способствовать строительству и поддержанию мирового порядка, достаточно устойчивого,   чтобы   обеспечить   передовым   странам   мира   возможность развиваться без постоянных препятствий и угроз со стороны третьего мира". Достижение   этой   цели   требует   "постоянного   вмешательства   со   стороны развитых стран" и, возможно, "превентивных действий". "Британия не может конкурировать с Германией и Японией в накоплении богатств — может быть, даже с Францией и Италией, но когда речь заходит о взятии на себя части мировой ответственности, мы более чем конкурентоспособны" — мировую ответственность   следует   понимать   так,   как   ее   понимал   Черчилль.   Хотя Великобритания   и   пребывает   в   состоянии   социального   и   экономического упадка, она "имеет высокую квалификацию, стимулы и боевой дух в качестве наемника   мирового   сообщества"   —   пишет   военный   корреспондент лондонской Independent. По сути, "новое занятие" Версторна освящено веками, что является еще одним   свидетельством   тому,   что   "мир   после   холодной   войны"   очень напоминает прежний. В те же месяцы западная деловая пресса предложила подобную же роль Соединенным   Штатам,   застолбившим   "мировой   рынок   безопасности"   — заняться   глобальным   рэкетом   по   обеспечению   защиты,   в   стиле   мафии продавая "защиту" другим богатым странам, за "военное вознаграждение". С условием оплаты со стороны европейских стран, руководимых Германией, а также Японии, и в расчете на приток капитала от добычи нефти в Персидском заливе,   находящемся   под   контролем   Соединенных   Штатов,   США   могут "контролировать   всю   мировую   экономику"   в   качестве   "добровольных наемников" — каковой подход и был успешно апробирован в Персидском заливе.   Специалист   по   международной   экономике   Фред   Бергстен   (Fred Bergsten)   замечает,   что   "коллективное   руководство"   во   время   войны   в Персидском   заливе   означало   на   самом   деле   руководство   Соединенных Штатов, и что США, завысив свои военные расходы, получили прибыль от конфликта в Заливе", не говоря уже о жирных контрактах на восстановление разрушенного, огромных заказах на продажу вооружений и других формах контрибуции победителю. Вскоре после того, как Комиссия Юга призвала к "новому мировому порядку", основанному на справедливости, равенстве и демократии, Джордж Буш приватизировал эту фразу для риторического прикрытия войны в Заливе. На Багдад, Басру и несчастных мобилизованных в песчаных окопах южного Ирака дождем сыпались бомбы, а президент в это время заявлял, что США установят "новый мировой порядок, при  котором различные страны будут объединены общими целями в достижении заветной мечты человечества: мира и безопасности, свободы и верховенства закона". Мы вступаем в "эру, полную надежд" — гордо объявил Госсекретарь Джордж Бейкер (George Baker) — "один   из   редких   поворотных   моментов   мировой   истории".   Идея   была детализирована   Томасом   Фридманом   (Thomas   Friedman),   ведущим дипломатическим корреспондентом New York Times. Фридман разъяснил, что в   своих   действиях   в   войне   в   Персидском   заливе   президент   Буш руководствовался   принципом,   состоящим   в   том,   что   "международные границы между суверенными государствами должны уважаться, в противном случае воцарится хаос" — вероятно, имея в виду Панаму, Ливан, Никарагуа, Гренаду...   Но   главное,   продолжает   Фридман,   гораздо   глубже:   "Победа Америки в холодной войне была ... победой совокупности политических и экономических принципов: демократии и свободного рынка". Мир, в конце концов, приходит к пониманию, что "свободный рынок — это будущее — будущее, ключником и моделью которого являются США". И в том же роде во всех идеологических учреждениях — СМИ, научных исследованиях,   среди   интеллектуалов   в   целом   —   тот   же   хор самовосхвалений,   в   котором   лишь   изредка,   откуда­то   издалека   прозвучит диссонирующая нота — предложение повнимательнее оценить заслуги США в том,   что   касается   отправления   демократии   и   соблюдения   дисциплины свободного рынка. Так что был услышан и одобрен призыв к "новому мировому порядку" Джорджа Буша, а не жалобные просьбы Юга, замолчанные и отвергнутые. Реакция на два практически одновременно прозвучавших призыва к Новому Мировому   Порядку   отражает,   конечно,   властные   отношения.   Совпадение этих   двух   призывов   по   времени   случайно,   и   имело   место   накануне пятисотлетия   путешествий,   положивших   начало   европейским   завоеваниям мира, закрепившим за богатыми, по Черчиллю, их благоустроенные владения и принесшие "кошмарные несчастья" жертвам "дикого произвола европейцев", как писал Адам Смит на заре глобальных завоеваний. Мы можем оценить природу этих "кошмарных несчастий", проследив судьбу   первых   жертв"   —   гаитян   и   бенгальцев,   о   которых   европейские завоеватели   писали   как   о   процветающих,   щедро   наделенных   природными ресурсами и густонаселенных странах, ставших позднее источником огромных богатств   для   французских   и   английских   грабителей,   а   в   настоящее   время превратившихся   в   символы   нищеты   и   отчаяния.   Реальности   истории становятся   еще   более   понятными,   если   обратиться   к   судьбе   Японии, единственной   из   стран   Юга,   оказавшейся   способной   противостоять колонизации — единственного представителя Юга в клубе мировых богачей, взявшей   на   буксир   некоторые   из   своих   прежних   колоний.  Все   эти   страны наотрез   отказались   от   рецептов   "развития",   навязываемых   западными странами.   Еще   более   поучителен   пример   Ирландии   —   "первой   колонии новейших   времен",   чья   промышленность   была   разрушена   (также   как   и большинства   других   колоний,   в   особенности   Индии),   а   сама   страна радикально   обезлюжена,   частично   в   результате   жесткого   приложения священных   "законов   политической   экономии",   запрещавших   эффективную помощь   и   даже   требовавших   прекращения   экспорта   продовольствия   из Ирландии   во   время   опустошительного   голода  1840­ых   годов.  Последствия этих   действий   ощущаются   и   сегодня   в   стране,   чьи   "экономические достижения   наиболее   скромны   в   Западной   Европе   и,   возможно,   во   всей Европе в двадцатом  столетии". Уроки, которые были уже понятны Адаму Смиту, очевидны с гораздо большей драматичностью тем, кто хочет видеть, и сегодня. Обычно европейские завоевания описываются более нейтрально теми, кто устанавливает правила игры: так, мы используем эвфемизмы, разделяя страны на развитые и развивающиеся — другими словами, Север и Юг. Хотя общая картина более сложна, это деление, по сути, верно. Оно еще более углубилось в последние годы, в особенности в течение 80­х. одинаковом их воздействии на богатые и бедные нации.