Курсовая работа. М. Пришвин «Кладовая солнца»: особенности метафор

Курсовая работа.

М. Пришвин «Кладовая солнца»: особенности метафор

ВВЕДЕНИЕ

Сегодня одной из главных педагогических ценностных ориентаций является межкультурная компетенция, суть которой заключается в позитивном отношении к разнообразию культур в мире.

В мировом сообществе утверждаются новые этнические и духовные ценности, которые имеют свои корни в традиционных общенациональных ценностях.

В обучении в школе сложилась уникальная обстановка, когда практика опережает теорию. Еще не переосмыслены цели и задачи преподавания, в стадии обсуждения находятся новые концепции и подходы, но в практику уже мощно вторгаются новые формы и методы, создается опыт, который настоятельно требует научного обобщения и осмысления.

Наиболее жизнеспособным в настоящий период оказался интенсивный метод. Отличительной чертой его является преимущественная установка на непроизвольное запоминание (которое обеспечивается созданием на занятиях атмосферы эмоционального подъема), сопровождение речевой коммуникации паралингвистическими средствами, максимальным использованием ритмических и музыкальных особенностей реплик и высказываний. В применении вышеуказанных приемов в организации непрерывного неофициального общения на занятиях реализуется принцип двуплановости: доминантной деятельностью учащихся является общение, в то время как для учителя каждое занятие направлено на достижение конкретных учебных целей. Иными словами, учащиеся не осознают, что они учатся, в силу того, что создается сильная иллюзия реальной коммуникации.

Об обучающих возможностях сказки в педагогике известно давно. Многие выдающиеся педагоги справедливо обращали внимание на эффективность использования сказок в процессе обучения. И это понятно. В сказке проявляются особенно полно и порой неожиданно способности человека, ребенка в особенности. Особенно важно использование сказок на начальном этапе обучения.

Михаил Пришвин – один из своеобразных писателей, который подарил нам множество рассказов, повестей, «географических очерков» о природе и людях. В них все объединено человеком – неспокойным, думающим, челове­ком с открытой и смелой душой. Великая любовь писателя к природе родилась из его любви к человеку. Михаил Михайлович Пришвин, русский писатель, являлся натуралистом, наблюдателем жизни природы, великолепным знатоком леса. Рассказы и повести писателя, включая самые маленькие, очень понятны и просты. Способность автора передать все великолепие окружающей природы, ее необъятность и, конечно же, само мастерство автора заслуживают истинного восхищения!

 Писатель, впитавший с детства красоту русской при­роды и русской речи, склад народного языка, развил в своих произведениях традиции устного поэтического творчества, положив в основу сюжета сказоч­ный мотив поисков правды. На протяжении всей своей литературной деятельности Пришвин ориен­тировался на словесное творчество народа. В устной народной поэзии он видел образец искусства –  удивительный по своей красоте, мысли, поэтическому единству формы и содержания. Этнограф, ученый, сказочник, философ, редкий знаток природы, писатель поразительного лирического дарования – все это разные проявления одного и того же феномена, известного под именем М.М. Пришвин. Мир для него тайна.

Объектом нашего исследования является личность автора и его творчество. Принято характеризовать творчество Пришвина как философское или как лирико-философское. Но чаще, опираясь на известное высказывание А.Блока о том, что в произведениях Пришвина присутствует поэзия и «еще что-то» (Пахомова 1993: 90), говорят о слиянии в его творчестве поэзии и науки. Если иметь в виду эстетику как науку о прекрасном, о природе и своеобразии эстетических ценностей, то  у Пришвина ее нет. Если понимать эстетику шире – как философию искусства, то у Пришвина она несомненно есть. Михаил Пришвин не только  уникальный певец русской природы, поэт-философ, но также и  тонкий своеобразный стилист.

Предметом нашего исследования являются следующие тексты писателя:  первое крупное произведение «За волшебным колобком», сказка-быль «Кладовая солнца» и другие сказки-рассказы.

Целью работы – выявить такие особенности сказок Пришвина, как «диалог» метафор, интертекстуальные связи, синтез реальности и волшебства, антропоморфизм.

Метафора (от древнегреч. metaphora – перенос) – «иносказательное слово, основанное на отождествлении явлений жизни по сходству признаков, качеств, свойств. Это могут быть цвет, форма, характер движения, любые индивидуальные свойства предмета» (Стилистический энциклопедический словарь 2003: 62).

Одной из наших задач является доминирующего цвета, качества и свойства признака, отраженных в поэтике Пришвина в виде метафоры. В языке художественной речи выделяются две основные модели, по которым образуются метафоры. В основе первой лежит одушевление или олицетворение, основа второй – овеществление. Метафоры широко используются, если писатель стремится выразить свое личное, субъективное отношение к жизни, творчески преобразить окружающий мир. Метафора всегда лежит в основе художественного образа, который в литературном произведении является объектом самостоятельным и самодостаточным, но вместе с тем не тождественен первичному объекту, который заинтересовал писателя. Таким образом, художественное произведение складывается из целого ряда образов. По смысловой обобщенности делятся на образы: людей (персонажи), природы (пейзаж), предметов (вещи). По характеру обобщенности: индивидуальные и типические. Образ – в художественной литературе – картина челове­ческой жизни, изображенная в художественном произведе­нии. Писатель раскрывает при помощи образов свое отно­шение к поведению людей в различных обстоятельствах, к различным явлениям действительности.

Метафоры художественных образов у Пришвина неразрывно связаны с интертекстами и аллюзиями (греч. намек – риторическая фигура, заключающаяся в ссылке на историческое событие или литературное произведение, которые предполагаются общеизвестными) на классические тексты русской и мировой культуры. Нашей задачей будет выделение этих фигур и интерпретация их относительно стилистической роли в тексте.

В работе использовались следующие методы исследования: теоретический анализ педагогической, психологической, методологической литературы по исследуемой проблеме.

Данная курсовая работа состоит из введения,  двух глав, заключения и списка литературы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ГЛАВА 1. Сказка как отражение самобытности культуры и общечеловеческих ценностей

1.1.          Сказка – коллективная репрезентация

национальной картины мира

Обращение к культурному наследию прошлого обеспечивает незыблемость традиций. «Те элементы культурного наследия, которые передаются из поколения в поколение и сохраняются в течение длительного времени, обеспечивают самобытность культуры» (Жилкина 2000: 25). Позитивное сосуществование людей может быть достигнуто только путем диалога между культурами. Именно таким связующим звеном между культурами может стать для школьника сказка.

Устное народное творчество составляет важную сферу этнической культуры народа. Фольклор является классическим носителем национальных традиций художественной культуры народа. Не случайно слово «фольклор» означает «народная мудрость», «народное знание».

Народным сказкам посвящены многие исследовательские работы. Представители мифологической школы (В.Я. Пропп, В. Бахтин) изучали сказки как осколки древнего мифа: «Замечательно не только широкое распространение сказок, но и то, что сказки народов мира связаны между собой. До некоторой степени сказка – символ единства мира» (Пропп 2000: 271).

Компаративисты интересовались главным образом совпадением сюжетных схем или отдельных мотивов в сказках разных народов и пытались установить инвариантные тексты и пути распространения сказок. Сторонники антропологической школы создали теорию о единой бытовой и психологической основе самозарождения сказочных сюжетов. На сегодняшнем этапе развития языкознания язык рассматривается не только как средство формирования и выражения мысли, но и как средство хранения культурного опыта в человеческом сознании. Исходя из сказанного, сказки можно рассматривать как коллективные репрезентации национальной картины мира. «Межкультурная коммуникация есть совокупность специфических процессов взаимодействия людей, принадлежащих к разным культурам и языкам. Она происходит между партнерами по взаимодействию, которые не только принадлежат к разным культурам, но при этом и осознают тот факт, что каждый из них является другим и каждый воспринимает чужеродность партнера» (Якиманская 1996: 19).

Использование сказок Пришвина обеспечивает значительное повышение мотивации к изучению нашего языка, способствует усилению эмоциональности в овладении языком, развивает умение коммуникации, содействует воспитанию личности обучающихся.

Во всех жанрах устного народного творчества народов заложены общечеловеческие ценности. «Это – неиссякаемый источник понимания и определения современных норм этики, межличностных отношений» (Соловова 2006: 71). Г.Н. Волков в одном из ранних трудов по этнопедагогике писал: «Характер народа, его думы и чаяния, нравственные идеалы особенно ярко проявляются в созданных им сказках, легендах, песнях, поговорках и пословицах» (Цит. по: Луков 2004: 63).

Сказка – эпический жанр довольно сжатой формы, что важно для преподавания иностранного языка в младшем школьном возрасте. Посредством обращения к сказкам Пришвина может быть очерчена более четко и многогранно русская языковая картиной мира посредством параллелей между сюжетами и образами. В сказках народов мира много общего, что объясняется сходными культурно-историческими условиями их жизни. Вместе с тем сказки обладают национальными особенностями, отражают уклад жизни того или иного народа, его труд и быт, природные условия (страноведческий компонент).

Сказка – «один из основных жанров устного народно-поэтического творчества, эпическое, преимущественно прозаическое художественное произведение волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел» (Литературная энциклопедия 2001: Т.2: 75), что особенно близко детям. Сказка – это не только фантазия, но и игра: ребенок может перевоплотится в одушевленный или неодушевленный образ. Это не лишает сказки связи с действительностью.

Сказки, написанные Пришвином, дают нам представления о национальных мифах, легендах, балладах, а также знакомят с отдельными элементами духовной и материальной культуры страны.

Необыкновенной фантазией обладал Пришвин, кладезем любви и доброты являются его рассказы. Для большинства современных писателей уровень рассказов и сказок Пришвина остается не досягаемым, ведь этому писателю практически нет равных в написании рассказов для детей.

Жанровое своеобразие пришвинских сказок внешне очень напоминает разновидности сказок народных. Обычно выделяют сказки: о животных, волшебные, авантюрные, бытовые, докучные (Пропп 1969: 19).

Одна из основных художественных особенностей сказок о животных –  олицетворение, когда то или иное животное наделяется определенными человеческими качествами: лиса – хитрая, медведь – жадный, заяц –трусливый.

Волшебные сказки отличает наличие определенных магических возможностей у предметов (скатерть-самобранка, сапоги-скороходы) или людей (танцы Василисы премудрой, после которых образуются озера и лебеди из остатков вина и еды), а так же самих необычных существ: Бабы Яги, Кощея Бессмертного, Царевны-Лягушки.

Авантюрные сказки – о ловких похождениях героев. Главное событие здесь – препятствие и его преодоление.

Бытовые сказки рассказывают об историях из жизни людей.

Докучные сказки часто бывают полные забавного абсурда и вызывают смех.

В бытовых и волшебных английский народных сказках, в отличие от русских, ослаблены желания героев достичь каких-либо успехов, победить противника, самому стать умнее, сильнее. Герои английских сказок весьма инертны. Главная движущая сила, лежащая в основе поступков сказочных героев – не прославиться и стать сильнее и мудрее, а избежать какой-либо неудачи, провала .

Бытовые сказки Пришвина особенно добр и незатейливы.

Что касается композиции, то в пришвинских сказках практически отсутствуют традиционные зачины и концовки, лишь иногда мы можем встретить подобные предложение.

Внутри пришвинских сказок часто можно обнаружить народные пословицы, поговорки, песни, заклинания, что дает возможность прочувствовать атмосферу сказочной Руси и при этом лучше понять свою национальную культуру.

Сказки характеризуются наличием достаточно прочной схемы построения, наличием большого количества постоянных эпитетов, что дает возможность постоянно употреблять определенную лексику. Помимо характерных оборотов, используются стандартные схемы структуризации рассказа: так, например, используется прием троекратного повторения: большинство событий происходит последовательно в трех вариантах, и эмфаза нарастете градуировано.

Построение сказки, таким образом, получается хорошо организованным и легко запоминающимся. Стандартные речевые обороты помогают ребенку воссоздавать в дальнейшем собственный рассказ.

Содержание текстов сказок Пришвина способствует расширению активного запаса слов обучающихся. Драматизация сказок способствуют созданию психологического комфорта на уроке. «Они помогают разгрузить сознание учащихся, снять негативные эмоции, создать благоприятную атмосферу на уроке» (Пассов 2002: 31). Сказочный фольклор также является одним из важных средств нравственного воспитания личности.

1.2. Особенности сказки как приема обучения

 Термин «прием» имеет несколько значений: 1) единый (инвариантный) подход к решению той или иной конкретной (как правило, узкой) задачи; 2) привычный для конкретного специалиста образ действия, манера, привычка; 3) характерный способ и стиль действия для представителя определенной художественной, архитектурной, технической, педагогической сферы и т.п.; 4) описанная в виде рекомендаций (Коджаспирова 2005: 117). Для нас, как для педагогов, актуально первое значение, ведь основными задачами учителя являются: обучающая, развивающая и воспитательная задачи.

Известно, что младший школьный возраст (6 – 10 лет) является наиболее благоприятным для усвоения иностранного языка. Пластичность природного механизма усвоения языка детьми раннего возраста, имитационные способности, природная любознательность и потребность в познании нового, отсутствие застывшей системы ценностей и установок, а также так называемого языкового барьера способствуют эффективному решению задач, стоящих как перед учебным предметом «Иностранный язык», так и перед начальным образованием в целом.

Изучение сказок на уроках имеет большое общеобразовательное, воспитательное и развивающее значение. Эта работа не только углубляет и расширяет знания иностранного языка, но и способствует также расширению культурологического кругозора школьников, развитию их творческой активности, эстетического вкуса и, как следствие, повышает мотивацию к изучению языка и культуры другой страны.

В создании системы важно учесть преемственность различных возрастных этапов и этапов овладения иноязычной коммуникативной деятельностью. Уровень языковой подготовки учащихся и их психофизиологические особенности определяют выбор содержания, формы сказки.

Работа со сказками эффективна в том случае, если каждая сказка органически вписывается в учебно-воспитательный процесс класса и школы.

Использование сказок как приема обучения заключается в органическом единстве основных направлений: 1) прагматическом (формирование у учащихся коммуникативных умений и навыков, некоторых доступных умений и навыков художественной деятельности); 2) аксиологическом (развитие у учащихся ценностных ориентации и мотивов деятельности). Взаимодействие этих направлений обеспечивает гармоническое развитие личности в системе внеклассной работы.

Сказку рассматривают как «ситуативно-вариативное упражнение» (Соловова 2006: 23), где создается возможность для многократного повторения речевого образца в условиях, максимально приближенных к реальному речевому общению с присущими ему признаками эмоциональностью, спонтанностью, целенаправленностью речевого воздействия.

Сказки способствуют выполнению важных методических задач:

·        созданию психологической готовности детей к речевому общению;

·        обеспечению естественной необходимости многократного повторения ими языкового материала;

·        тренировке учащихся в выборе нужного речевого варианта, что является подготовкой к ситуативной спонтанности речи вообще.

Сказки помогают детям стать творческими личностями, учат творчески относиться к любому делу. Творчески относиться к делу – значит выполнять его качественно, на более высоком уровне. Творчество – это постоянное совершенствование и прогресс в любой деятельности. Сказки приносят детям и взрослым радость творчества. Без радости творчества наша жизнь превращается в скуку и рутину. Творческий человек всегда чем-то увлечен. От творческих возможностей человека зависит его жизненный уровень.

 

 

 

 

 

Глава 2. Особенности сказок Михаила Пришвина

2.1.Роль «диалога»  метафор в сказках Пришвина

Я ведь, друзья  мои, пишу о природе,

сам же только о людях и думаю (Мотяшов 1985: 116).

М. М. Пришвин

Диалогичность является одним из основных феноменов, привлекающие внимание лингвистов, занимающихся проблемами понимания и интерпретации текста. Проблема интертекстуальности получила свою разработку в исследованиях И.В. Арнольд, Н.А. Кузьминой, Н.А. Фатеевой, В.Е. Чернявской, И.И. Чумак-Жунь. К.Ю. Игнатова и др. Предлагаются следующие определения этого культурологиче­ского и лингвистического феномена: «Под интертекстуальностью понимается включение в текст либо целых иных текстов с иным субъектом речи, либо фрагментов в виде маркированных или немаркированных, преобразованных или неизменных цитат, аллюзий и реминисценций» (Кузьмина 2007: 346); «Интертекстуаль­ность – текстовая категория, отражающая соотнесенность одного текста с дру­гими, диалогическое взаимодействие текстов в процессе их функционирования, обеспечивающее приращение смысла произведения» (№25: 104).

Интертекстуальность есть практически в любом художественном тексте. Полноценный лингвистический анализ литературного произведения не­возможен без восстановления всех связей анализируемого текста с предшест­вующими ему текстами. Интертекстуальность выступает как одно из направле­ний носящей универсальный характер «диалогичности культуры и познания» (Фатеева 2008: 120). Взаимовлияние художественных текстов, проявляющееся в прямом и косвен­ном цитировании, аллюзиях и реминисценциях, стилизации, заимствовании и переосмыслении тропов и фигур, приводит к тому, что на первый план в вос­приятии и интерпретации выходит скрытый смысл произведения, его подтек­стовая структура.

Одним из наиболее интересных проявлений «диалога» текстов, «диалога» текста и читателя (по Кузьминой, «Интертекстуальность - это глубина текста, обнаруживающаяся в процессе его взаимодействия с субъектом» (Фатеева 2008: 123) является «диалог» метафор. Родство природы метафоры и интертекста, на наш взгляд, несомненно. Обязательная для образования и функционирования окказиональной метафорики «расщепленность семантики художественного слова» (Фатеева 2008: 122) становится ключевой интертекстуальной фигурой. Причем часто менее актуальные для полного раскрытия смысла текста межтекстовые параллели более эксплицированы (явно выраженные, развернутые), чем те, с которыми данный текст носит глубинные связи, и именно имплицитный (подразумеваемый, скрыто содержащийся) текст становится местом множественного структуриро­вания смысла.

Понимание функционирования метафоры в поле интертекста имеет двоя­кий характер: говорят о постоянно воспроизводящихся метафорических архе­типах, создающих в процессе развития культуры парадигму образов, и об инди­видуальных авторских тропах, разрабатывающихся в последующих текстах ли­тературы. Мы под интертекстовой метафорой понимаем функ­ционирование метафорического образа как в пределах идиостиля отдельного автора, так и в лингвокультурных контекстах большей продолжительности.

В творчестве Пришвина интертекстовая метафора становится одним из средств создании «мифологической глубины авторского образа мира, его куль­турологического объема и философской диалогичности» (Тагильцева 1997: 17). Пришвин переосмыс­ливает знаковые для культуры библеизмы. Например, в рассказе о ремеслен­никах, делающих обувь, писатель для иронической характеристики нового класса нэпманов, мелких торговцев, скупающих товар, использует лексему жених: Идет заезжий гость из Астрахани в шапке с бобровым мехом, во всем новеньком, и все к нему протягивают костлявые, руки, как сучья с висящими башмаками. И какие лица у них при этом, - будто не коммивояжер из Астра­хани... За женихом астраханским идут же­нихи мариупольские, крымские, кавказские, даже сибирские (Пришвин 1983: Т.2: 474). Метафоризация слова предшествует цитата из евангельской притчи о десяти девах, в которой под женихом понимается Христос-Спаситель человечества. Пришвин идет на осознанное снижение данного образа: «спасителем» для человека но­вой эпохи, эпохи потребления, является коммерсант. Ирония усиливается бла­годаря использованию метафоры в форме множественного числа: Жених «библейский» сменяется множеством «маленьких» женихов, ничего не имеющих общего с духовностью и религией, но воспринимающихся массой в качестве носителей современных сакральных ценностей.

Рассказывая в своем первом крупном произведении «За волшебным ко-лобком»  (1908) о путешествии на Крайний Север России, Пришвин метафоризирует прецедентные имена собственные, имплицитно уподобляя себя великому Дан­те (безусловно, мы чувствуем определенную долю самоиронии в этом сравне­нии): Комары теперь не поют, как обыкновенно, предательски жалобно, - воют, как легионы злых духов. Мой маленький Вергилии (проводник) ... не идет, а скачет. У него вся шея в крови. Мы бежим, преследуемые диаволами  Дантова «Ада» (комарами) (Пришвин 1983: Т.1: 280).

В течение всей жизни М. Пришвин, изучая классическую литературу, анализируя собственный опыт, наблюдая за современным литературным про­цессом, «создавал авторскую философию творчества» (Арзамасцева 2001: 305). Основой размышлений о сущности и истоках вдохновения, о роли литератора в жизни общества, о при­роде литературного творчества стала для писателя метафора, в том числе интертекстовая, одним из источников образования которой становятся аллюзии (ссылка на историческое событие или литературное произведение, которые предполагаются общеизвестными) на классические тексты русской литературы XIX века.

В основе интертекстуального образа может лежать сравнение, носящее аллюзивный характер и получающее авторскую метафорическую развертку: Писателям дали самую широкую возможность путешествовать, и многие до того доездились, до того привыкли питаться чужим, что вовсе потеряли себя и сделались «очеркистами». Между тем настоящий писатель - имел возмож­ность ездить так по свету, как скупой рыцарь: и, до­рожа своим подвалом возможностей, писатель сел на место стаи... Есть ли такой писатель? Есть, но еще в утробе матери-жизни. Ему скоро надо будет пуповину отрезать, и он полетит, и его писания будут для всего света, это будет универсальная литература (Пришвин 1983: Т.2: 124)

Метафорическая аллюзия у Пришвина может носить предельно экспериментальный характер. Например, собственную жизнь – и  бытовую, и литературную, и внутреннюю Пришвин идентифицирует как кладовую Плюшкина. Переосмысление традиционных литературных образов базируется на взаиморазвитии различных экспрессивно окрашенных оттенков смысла; через коннотации, связанные с героем гоголевской поэмы, здесь – авторская художническая рефлексия: Если я занимаюсь дома в часы отдыха каким-нибудь любительством: собака там есть у меня, любимая, или птица, или - еще что-нибудь есть... в том числе, конечно, разные мечтанья, желанья, поч­ти беспредметные - так вот, если люблю все это, ценю, невольно придаю ка­кое-то всему этому живому личному особенное значение… и, мало того, стыдно станет за все, когда это личное, бесполезное вдруг предстанет перед глазами общества. И пусть перед этим объективным глазом все мое личное явится, как никому не нужный хлам плюшкинской кладовой, - не в этом дело...

Сколько раз, прочитав злобную заметку о своих книгах, проникался я этим самоуничтажающим чувством к своей плюшкинской литературной кладовой и сколько раз восстанавливался во всем том своем хозяйстве, когда друзья подавали свой голос за мой хлам (Пришвин 1983: Т.3:  115-116).

Пришвин предлагает два взгляда на собственную жизнь: извне – и тогда в метафоре актуализируются семы и коннотации, традиционные для восприятия данной реминисценции; изнутри – при таком ракурсе данный образ характеризует собственное пришвинское творчество, вырастающее из «хлама».

Диалог метафорического образа мира в прозе Пришвина непредставим без учета всех возможных интертекстуальных элементов, имеющих подтекстовую природу. Благодаря интертекстуальности, метафорический образ мира Пришвина, с одной стороны, вводится в широкий культурно-литературный контекст, с другой стороны, открывает читателю экзистенциаль­ные глубины внутреннего мира великого писателя.

 

2.2. Синтез реальности и сказки посредством метафоры в «Кладовой солнца»

На протяжении всей своей литературной деятельности Пришвин ориен­тировался на словесное творчество народа. В устной народной поэзии он видел образец искусства –  удивительный по своей красоте, мысли, поэтическому единству формы и содержания. Произведение на современном материале, по­добное народной сказке, было тем поэтическим идеалом, созданию которого писатель посвятил всю свою жизнь, В 1934 году Пришвин об этом писал: «Я загадываю написать такой рассказ, таким русским простым языком, чтобы он был понятен всему народу, независимо от образования того или другого чита­теля» (Пахомова 1993: 92). Другими словами, писатель хотел создать произведение нового жанра, представляющее собой «сказку, заключенную в категории пространства и вре­мени» (Агеносов 1998: 192) с современными героями, обыкновенными людьми.

Оптимизм, вера в человеческие возможности, в добрые начала. Все это способствовало тому, чтобы начать писать для детей. Часто и те его произведе­ния, которые не предназначались маленьким читателям, становились детским чтением. Пришвин считал, что отделять детскую литературу от взрослой не­преодолимой преградой не следует. «Испытанием таланту писателя для взрос­лых может служить маленькая вещица, годная в детскую хрестоматию, - заме­чал он. - Напротив, это плохой детский писатель, кто может писать только для детей» (№3: 238). Писатель находил особую интонацию, манеру общения с детьми разно­го возраста. «Нигде так не нужна простота языка, - писал он, - как в рассказах для ребенка младшего возраста, но никакой мастер и мудрец от стилистики не напишет такого рассказа, если он в то же время не способен погладить ребенка словом, как погладил бы его просто рукою по голове любящей детей человек» (Аникин 1985: 245).

Для Пришвина сказка – органическая форма искания правды, она важна именно своей обобщенностью, возможностью идеализации действительности, выявлением ее всеобщих свойств. Важным было для писателя и приобщение через нее к поэтическому и историческому опыту народа, в «мифологической форме осмысливающему явления природы, связь ее сюжетов с этнографиче­ским корнями» (Арнольд 2002: 167), а значит, более глубокое художественное постижение реально­сти. В жанре сказки Пришвин увидел неограниченные возможности сближения мечты и действительности, «творчества небывалого», как единственно допус­тимое в условиях того времени средство проведения идеи религиозного преоб­ражения мира. Но это сближение происходило всегда на основе метафоры, которая была ключевым средством особенности поэтики и стиля писателя.

Мерной победой на этом пути была сказка-быль М.М. Пришвина «Кладо­вая солнца». «Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам — урок», — говорит народная мудрость. «Кладовая солнца» М. М. Пришвина — это настоя­щая кладовая ценной и интересной информации. Здесь и человеческие взаимо­отношения, и богатые знания об особенностях родного края, и даже уроки вы­живания в трудных ситуациях. Заглавие построено на метафоре, что отражается на всем сюжетном и идейном построении произведения.

Сюжет этой сказки является не замысловатым, и для восприятия -довольно простым. «В одном селе, возле Блудова болота, в районе города Переяславль-Залесского, осиротели двое детей» (Пришвин 1984: Т.5: 23). Так начинается замечательное произведение. Это начало напоминает сказку, где читатель входит в чудесный мир, где все живое взаимосвязано. На этом фоне появляются два образа — Нас­тя и Митраша, которые на протяжении всего произведения являются главными, вокруг которых происходят различные  необычные события, выявляющие индивидуальные особенности каждого из них.

Как и всякая сказка, сказка-быль М. М, Пришвина имеет счастливый ко­нец. Митраша из-за своего упрямства оказался на Блудовом болоте. И в борьбе зa жизнь ему помогла собака Травка. А что же Настя? Она, увлеченная сбором ягод, на никоторое время забыли о брате, «еле передвигает за собой корзину, вся мокрая и грязная, прежняя золотая курочка на высоких ножках» (Пришвин 1984: Т.5: 24).

Под вечер голодный Митраша и уставшая Настя встретились. Им сужде­но было встретиться вновь в лесу и продолжить свой путь вместе, как уже две­сти лет «живут» на Блудовом болоте ель и сосна. Здесь наблюдаем сравнительную метафору (ели и сосна).

Внешняя канва сюжета не исчерпывает философских идей Пришвина, пе­реданных в предельно обобщенной форме сказки. Каждый герой борется зa свое существование, «за спою звезду, за корень своею существа». Целомудрие у героев есть сознание необходимости всякую мысль свою, всякое чувство, всякий поступок согласовывать «со всей цельностью своего личного существа, отнесенное к общему - «ко всему человечеству» (Выходцев 2006: 17). Идея бессмертия - это личное сознание мировой борьбы за существование, это сознание личности. Сочетание сознательного и бессознательности руководят путниками. Бессознательное не только способно влиять на сознание, но способно даже управлять им.

Существует двоякое понимание мира Пришвина, имеющее в своей основе две его сферы, «вступающие в конфликт между собой в сознании персонажей подлинную и мнимую, высокую и низкую, бытовую и научную, нравственную и безнравственную, обыденную и желаемую, реальную и фантастическую, ко­торые автор решительно хочет примирить» (Выходцев 2006: 17). Противоречивость этих половин в значительной степени определяются желанием автора «свершить недостижи­мое» (Выходцев 2006: 17). Писатель говорит о том, как важно любить и уметь трудиться. Главные герои повести — брат и сестра — остались одни. Их трудолюбие и хозяйствен­ность помоет им справиться со всем крестьянским хозяйством, оставшимся после смерти родителей, а Митраша даже мастерил соседям деревянную посу­ду. В своей сказке-метафоре М. Пришвин говорит также о важности умения договорить­ся, найти взаимопонимание в сложных ситуациях. Так, если бы дети не поспо­рили и не рассорились бы друг с другом на развилке дорог в лесу, Митраша не увяз бы в болоте, они быстрее набрали бы клюквы и вернулись домой. И все же ребята поняли свои ошибки, не растерялись, проявили не только силу характе­ра, но и сообразительность — и благополучно выпутались из беды. А это – еще один урок не только для них, но и для нас, читателей замечательной поучи­тельной сказки-были М. М. Пришвина «Кладовая солнца».

Сказочное в произведении предстает в реальном обличий, а реальное – в сказочном. Изображая реальных действующих лиц, автор делает их фантастическими, метафорическими, наделяет их чертами, которые не присущи детям в их возрасте. Метафорическая основа и реальность соотносятся друг с другом, создавая единую карт ну происходящих действий, основным содержанием которых является вымысел и правда.

Люди, по мысли автора, вкладывали себя в природу и тем самым утверждали человечность. Лирический герой в произведениях Пришвина всегда умнее, наблюдательнее своих читателей. Он делится своим опытом, передавая свою мудрость, которая «проникнута не житейской мелкой моралью, а ощуще­нием сопричастности к большому миру, открывающемуся проницательному взгляду читателей» (Выходцев 2006: 17).

В этом мире царит культ Человека творца и преобразователя жизни. Поэтому, прежде всею, в славных героях произведения «Кладовая солнца» за­ложена человечность, спасающая и выручающая их из трудных ситуаций.

Раскрывая особенности «сказки-были», Пришвин писал: «Сказка тем сказка, что она подчинена ритму, не как рассказ, механическому, а песенному. Я это понял по «Кладовой солнца». Я буду говорить о значении сказки при мо­их попытках творчества, но я должен предупредить, что сказку я понимаю в широком смысле слова как явление ритма, потому что сюжет сказки с этой точ­ки зрения есть не что иное, как трансформация ритма». «Из этого следует сверхзадача анализа моего творчества - она может рассматриваться как ответ на фундаментальный философский вопрос о месте человека в мире, поскольку только творческий субъект ставит и решает данный вопрос в своих произведе­ниях» (Выходцев 2006: 17).

2.3. Голубой цвет как метафора в сказках Пришвина

Эмоциональная функция цвета, его эстетика и метафоричность особенно заметны в таких произведениях Михаила Пришвина, как «Весна света», «Голубая стрекоза», «Повести нашего времени». Цвет у Пришвина – это та предметная конкретность, которая создается посредством метафоры и приобретает значение символа. Магия цвета – в его гармоническом единстве с общим эмоциональным строем произведения, с общей идейной нагрузкой повествования. Ключом к пониманию особой метафоры цвета могут служить слова В.Д. Пришвиной: «Писатель скал способа выбраться из-под груза собственных жизненных впечатлений, он создавал обобщающие мысли-образы, отражающие жизнь, личность, время…» (Николина 2007: 50).

Так, на наш взгляд, в голубом цвете, который наиболее часто встречается у писателя, он философски обобщил свое отношение к жизни, к тем реалиям, которые, как он был убежден, олицетворяют высоту человеческих чувств и победу красоты. Может быть, в силу такого обобщения цветовая динамика Пришвина очень естественно вошла в нашу повседневную речь. Достаточно назвать хотя бы такие характеристики из ритмического  ряда писателей: весна света, голубой сон, голубая стрекоза, голубое поле льна.

На божественном языке голубой означает воздух, «лазурь как цвет неба, Святой дух и вечную истину; Бог-Творец всегда голубого цвета» (№31: 302).

На священном языке он становится «символом бессмертия, а значит, человеческой. Физической смерти, цветом печали и траура. Лазурь представляет духовное возрождение» (Шейнина 2003: 304).

В мирском языке голубой означает верность. Также этот цвет ассоциируется с доблестью и благородством, преданность (голубая кровь - аристократ).

В русской метафоризации голубой является ключевым символом-цветом (многие писатели и поэты обращались к этому цвету, например, Сергей Есенин). Голубой – это цвет весны, цвет надежды,  цвет жизни. Пришвинская цветопись преследует цепь метафор, которые показывают любовь художника к прекрасному на земле. В его прозе невозможно опустить ни одного слова, нельзя поменять местами ни одной фразы. Лаконизм, афористичность, метафоричность и нередко символическая цветовая гамма отличают лучшие художественные образцы писателя. Это, вне всяких сомнений, свойство подлинной поэзии.

«Малейшая неточность в расположении слова как элемента художественной конструкции разрушает образ, общую мелодию рассказа» (Курбатов 2006: 89). Без ущерба для основного замысла нельзя, разумеется, заменить и цвет. В этом отношении нам представляется очень важная следующая мысль писателя: «Мучился всю жизнь над тем, чтобы вместить в поэзию прозу» (Ершов 1996: 54).

Многие дневниковые миниатюры Пришвина воспринимаются нами как стихотворения в прозе. Например, повесть «Жизнь дерева», глава «Сентябрь», лирическая зарисовка «Колокольчики»:

«Вот сейчас сижу на пне, и я вижу: лист потек и ветер понес, навалило чуть ли не по колено, и все-таки не могло засыпать листвой высокого голубого колокольчика, и он остался голубым цвести в конце сентября под желтой листвой» (Пришвин 1983: Т.1: 67).

Исследователь Курбатов предлагает записать эти строки верлибром (Курбатов 2006: 89). Тогда наиболее полно можно почувствовать лиричность текста Пришвина.

В поэтическом шедевре использован прием контраста (голубой – весна, жизнь; желтое – осень, увядание), и эстетическое поле обогащается новой смысловой емкостью, создается оригинальная семантическая сфера, открывается неповторимость символа.

Потенциал цветовых характеристик Пришвина обнаружился уже в его «Охотничьих рассказах» («Белая радуга», «Лиловое небо», «Синий лапоть»). Обращаясь к ассоциативному художественному резерву читателя, автор пишет в одном из них:

«Я люблю белую радугу; она мне, как молодая мать с полной грудью молока. Белая радуга в это утро одним концом своим легла в лесистую пойму, перекинулась через наш холм и другим концом  своим спустилась в ту болотистую долину, где я сегодня буду…» (Пришвин 1984: Т.4: 74).

И реалии. И метафора. И символ. Радуга могла быть и не белой. Но после того, как писатель прикоснулся силой своего таланта, своего миропонимания к определенному жизненному явлению, мы же не можем представить радугу, напоминавшую писателю молодую мать, в другом цвете.

Каждая повесть, каждый рассказ, каждая лирическая миниатюра писателя заключают в себе широчайшие возможности для сопереживания то своими контрастными цветовыми метафорами, то символами-цветами.

Эстетический потенциал таких лексем (эпитетов), как светлый (светлы капли), ослепительный (ослепительные березы), белый (белое утро), золотой (золотые лучи), черный (черные силуэты), красный (красный звон), приобретая нередко фразеологическое звучание, передавал и живописную неповторимость окружающего мира, и то сокровенное, что составляло основу писательского отношения к природе.

Вот каково, например, цветовое описание апрельского дня в лирическом этюде Пришвина «Апрельский свет»: «Апрельский свет – это темно-желтый, из золотых лучей, коры и черной, насыщенной влагой земли. В этом свете мы теперь ходим» (Пришвин 1983: Т.2: 142). Здесь удивительно точно передано ощущение тепла весеннего дня, проснувшейся земли.

В рассказе «Голубая стрекоза» Пришвин

Взволнованно рисует трагедию на берегу лесного ручья, где умирал от ран мальчик. «Я не буду, - говорит он, - описывать, как мы спасли этого раненого, - по-видимому, его спасли доктора. Но я крепко верю: им, докторам, помогли песнь ручья и мои решительные и взволнованные слова о том, что голубая стрекоза и в темноте летала над заводью» (Пришвин 1983: Т.2: 380).

Голубая стрекоза – образ, вне всяких сомнений, заключающий смысловую пришвинскую многоплановость. Это, разумеется, и предметная конкретность, и символ, запечатлевший победу жизни над смертью.

Ни колдовское многоцветье «Золотого луга», ни половодье голубых красок «Повестей нашего времени», ни обилие света и цвета в поэтических дневниковых этюдах не могли оставить читателя равнодушным. А яркая и запоминающаяся метафорическая цветопись, безусловно, сообщает всему повествованию поэтическую живописность и глубину обобщения.

 

 

 

 

 

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Работа со сказками основана на мотивации, инициативе и творчестве детей и их родителей. За эту работу учитель не ставит отрицательных оценок, что создает благоприятный психологический климат и активизирует деятельность учащихся. Есть нечто большее – самосознание ученика, его гордость за себя, уважение к себе. Ведь он понял, научился, запомнил. А с чем сравнить благодарность зрителей, когда они аплодируют маленьким артистам? Это звёздный час всех участников сказки. Они выступают на школьных праздниках, на концертах, когда приезжают ученики и учителя. Но вершиной всего является концерт для родителей начальных классов. Красивый школьный зал заполнен мамами, папами, бабушками, родственниками. Родители радуются, когда видят представление, а юные артисты очень стараются. Р.П. Мильруд  констатирует, что «сказка дает философские ответы на вопросы жизни» (Мильруд 1999: 33). Главная сила сказок – моральная чистота, искренность, простодушие и целостность духа. С помощью сказки строится процесс формирования духовной личности.

Чувство равенства, атмосфера увлеченности и радости, ощущение посильности заданий – все это дает возможность ребятам преодолеть стеснительность, мешающую свободно употреблять в речи слова чужого языка, и благотворно сказывается на результатах обучения. Незаметно усваивается языковой материал, а вместе с этим возникает чувство удовлетворения. «Сказка создает определенные предпосылки для воспитания личности ребенка. Она располагает неограниченными возможностями для расширения кругозора ребенка, для развития его мышления, речи, творческой фантазии, художественного вкуса» (Филиппова 2001: 47).

Таким образом, работа со сказками занимает важное место в преподавании языка. Сказка решает две главные задачи: во-первых, развитие интереса, углубление знаний, совершенствование навыков и знаний по данному предмету; во-вторых, организация свободного времени учащихся с целью их общего развития, трудового, нравственного, эстетического воспитания.

Сказка способствует развитию и углублению интереса учащихся к литературе.

Работа по формированию мотивов учения у младших школьников должна быть ориентирована на положительные эмоции, что и позволяет форма сказки. Формирование конструктивной мотивации с помощью внедрения сказок в обучающий процесс обусловлено тем, что:

- дети ощущают рост языковых умений и навыков, являясь активными участниками сказки;

- чередование творческих заданий разного вида;

- сказка дает возможность ученикам с самыми разными способностями и склонностями найти возможность самореализации;

- творческие задания дают возможность непосредственного участия школьников в деятельности, что стимулирует их к учению;

- выполнение заданий разного уровня сложности приводит к преобразованию познавательных мотивов учения от простых форм (любопытство, любознательность) к более сложным (интерес, интеллектуальные мотивы).

ВЫВОДЫ:

1. Анализ специальной литературы показывает, что одним из непременных условий продуктивного обучения иностранным языкам является учет родного языка и этнической культуры как своего народа, так и народа изучаемого языка.

2. Сказка является средством непосредственного общения, сказка способствует полноценному личностному развитию и активному вовлечению учащихся в диалог культур.

3. Сказка является особой формой выражения социальных особенностей этноса, которая способствует формированию мировоззрения и духовности личности.

Нас не могло не восхищать тот факт, что М.М. Пришвин – это не знающий покоя географ-краевед, и живущий тревогами исследователя этнограф, и неутомимый, отличающийся всесторонней образованностью агроном, и захваченный страстью поиска естествоиспытатель, и глубокий увлеченности филолог, и тот мудрый и многоопытный охотник, для которого целиться в красоту – преступление.

Но прежде всего М.М. Пришвин – неповторимый и самобытный художник слова, лирик и философ, не знающий компромиссов гуманист и открывающий тайну прозы поэт. Все его творчество – это непередаваемая праздничная поэма о человеке и его любви к земле. Видимо, мы вправе вместе с В. Солоухиным, «говорить о стране Михаила Пришвина с ее лесов, охотничьими тропами, ручьями, проталинками и голосами птиц».

Философскому  лиризму писателя свойственно народно-поэтическое осмысление явлений природы, многоплановость и философский подтекст любого повествования.

В ряду средств, используемых Пришвиным для создания необычайно емкой образной структуры, видное место принадлежит цветописи, которая отражает и миропонимание писателя, и его мысль о сути конкретного жизненного явления. Одно из примечательных достоинств пришвинской прозы – единство признака и предмета. Такие эпитеты, как ясный, синий,  желтый и голубой стали своеобразными метафорическими показателями творчества Пришвина. Благодаря интертекстуальности, метафорический образ мира Пришвина, с одной стороны, вводится в широкий культурно-литературный контекст, с другой стороны, открывает читателю экзистенциаль­ные глубины внутреннего мира великого писателя. Иерархически выстроенная метафора всей поэмы «Фацелия» (заглавие поэмы, заглавия миниатюр, лейтмотивные образы внутри глав) раскрывает идейный итог всей борьбы человека за творческую жизнь, за необходимое условие всякого творчества – любовь. И Фацелия выступает как метафора этой борьбы и любви. Ключевой жанр прозы Пришвина – сказка. Синтез сказки и реальности в произведениях писателя осуществляется посредством метафоры. Одно из главных творений всей жизни Пришвина –  «Кладовая солнца». Уже в названии заложена метафора. В этом  мире сказки-метафоры царит культ Человека творца и преобразователя жизни. Поэтому, прежде всего, в славных героях произведения «Кладовая солнца» за­ложена человечность, спасающая и выручающая их из трудных ситуаций. Также поэтике Пришвина свойственен антропоцентризм. Одушевление природы происходит прежде всего с помощью метафоры как средства изображения. Антропоцентризм уходит своими корнями в фольклорное мышление, способствует своеобразной поэтической типизации пейзажей и их героев (пустыня, цветок, стрекоза). С помощью олицетворения и метафоры писатель строит свою систему небо-земля. Заметно, что художника интересуют более «наземные» события, чем небесные сюжеты. Небо, тучи, облака, дождь, гроза, снег отражены в отношениях к тому, что происходит на земле у человека, животных и растений. Вообще в небесных сюжетах М.М. Пришвин подчеркнуто демократичен: среди торжественных слов, славящих радость и полноту бытия он предлагает описания (например, Солнце как персонаж – деталь с земными заботами).

Определенно проза Пришвина самобытна, интересна и народна. Об этом не раз говорил и сам писатель: «В моей борьбе вынесла меня народность моя, язык мой материнский, чувство родины. Я расту из земли, как трава, цвету, как трава, меня косят, меня едят лошади, а я опять с весной зеленею и летом к Петрову дню цвету. Ничего с этим не сделаешь, и меня уничтожат, если русский народ кончится, но он не кончается, а, может быть, только что начинается» (Касимов 2003: 52).

 

 

 

 

 

 

ЛИТЕРАТУРА

1.     Агеносов В.В. Творчество М. Пришвина и философский роман. - М., 1989. – 356 с.

2.     Алефиренко Н.Ф. Современные проблемы науки о языке / Н.Ф. Алефиренко. –  М.: Флинта: Наука, 2005. –  416 с.

3.     Аникин В. П., Агеносов В.В. Детская литература: Учебное по­добие. - М.: Просвещение, 1985. - 399 с.

4.     Арзамасцева И. Н., Николаева С.А. Детская литература. Учебник для студ. высш. и сред. пед. учеб, заведений. - 2-е изд. - М.. Издательский центp «академия»; Высшая школа, 2001. – 472 с.

5.     Арнольд И.О. Стилистика М.М. Пришвина - М.: Флинта, паука, 2002. - 384 с.

6.     Бибко Н.С. Сказка приходит на урок // Начальная школа. – № 9. –1996. – С.29-33.

7.     Борисова А.В. М. Пришвин «За волшебным колобком» / А.В. Борисов // Русский язык в школе. – №1. – 2002. – С. 65-69.

8.     Варламов А.Г.  Жизнь замечательных  людей. М. Пришвин / А.Г. Варламов // Молодая  гвардия. – №2. – 2003. – С. 24-28.

9.     Выходцев П.С. Народно-поэтические основы философской прозы М.М. Пришвина / П.С. Выходцев // Литература в школе. – №1. – 1980. – С. 60-72.

10.Выходцев П.С. Секрет Михаила Пришвина / А.П. Выходцев // Русский язык. – №3. – 2006. – С. 10-18.

11.Дворпова И. Борьба за любовь в дневниках Михаила Пришвина / И. Дворпова // Вопросы литературы. –  №6. – 2001. – С. 60-72.

12.Денисова Л.Г., Мезенин С.М. К проблеме интенсивного курса в условиях средней школы. //  ИЯШ. – 2001. – №3. – С. 28-32.

13.Ершов Г. Михаил Пришвин. Жизнь и творчество. М., 1973. – 412 с.

14.Ершов Г. Поэтика Михаила Пришвина. М., 1996. – 376 с.

15.Жилкина Д.И. Решение коммуникативных задач в процессе обучения иностранному языку. // ИЯШ. – 2000. – №6.  – С.23-28.

16.Зимняя И.А. Психология обучения иностранным языкам в школе. – М.: Просвещение, 1991. – 192 с.

17.Иванова Н.В. Роль сказки в развитие коммуникативности младших школьников в процессе обучения иностранному языку.// Вестник РУДН. Серия: «Русский и иностранные языки и методика их преподавания». – №11. – 2006. – С. 53-59.

18.Касимов П.Л. Цветопись у М.М. Пришвина /  П.Л. Касимов // Русский язык в школе. – №5. – 2003. – С. 50-54.

19.Коджаспирова Г.М., Коджаспиров А.Ю. Словарь по педагогике. – М.: МарТ, 2005 – С. 117.

20.Кожинов В. Книга Михаила Пришвина / В. Кожинов // Литература в школе.  – 1996. – № 3. – С. 34 - 43.

21.Кузьмина Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции мировоззрения. М., 2007. – 272 с.

22.Курбатов В.Л. Михаил Пришвин. - М., 2006. – С.87-90.

23.Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. – М.: Слово, 2001. – 591 с.

24.Мотяшов И. Михаил Пришвин. Критико-биографич. очерк. М., 1985. – С. 115-134.

25.Николина Н.А. Поэтика повестей М.М Пришвина. / Н.А. Николина // Русская речь. – №2. – 2007. – С. 46-50.

26.Пахомова М.Ф. М.М. Пришвин. - СПб, 1993 – С. 89-95.

27.Пименова Г.А. Жанр романа-сказки у М.М. Пришвина. М.: Флинта, 1999. – С. 120-145.

28.Пришвин М.М.  Собрание сочинений в 8 т-х. - М., 1983-1984.

29.Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки / В.Я. Пропп. – М.: Наука, 1976. – 185 с.

30.Пропп, В.Я. Морфология сказки / В.Я. Пропп. – М.: Наука 2000. – 168 с.

31.Рогова Г.В., Верещагина И.Н. Методика обучения английскому языку на начальном этапе в средней школе: Пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1988. – 214 с.

32.Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь лингвистических терминов. М., 2003 – 623с.

33.Роптанова Л. Ф., Семикина В. В., Сегал О. В. Система взаимодействия ДОУ и школы по раннему обучению иностранному языку //Языковое образование в национально-культурном наследии России: исторические традиции, современность, взгляд в будущее. – М.:АПК и ПРО, 2001.  – 108 с.

34.Соловова Е.Н., Апальков В.Г. Развитие и контроль коммуникативных умений: традиции и перспективы. – М.: Пед. Университет «Первое сентября», 2006. – 214 с.

35.Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под ред. М.К Кожиной.- М.: Флинта: Наука, 2003. – С.56-74.

36.Тагильцева Л. М. Пришвин / Л. Тагильцева //Очерки русской литературы XX века. Кн.2, ч.2. Литература 40-90-х годов. - М.: МПУ, 1995. - С.5-22.

37.Трефилова Г. П., М. М. Пришвин в кн.: История русской советской литературы в четырёх томах, Т. 3, М., 1968. – С. 34-54.

38.Фатеев В.А. Пришвин // Русские писатели, XX век. Биобиблиографический словарь: в 2 ч., Ч.2, М - Я. - М.: Просвещение, 1998. - С. 224 - 230.

39.Фатеева, Н.А. Интертекст в мире текстов. М., 2008. - 280 с.

40.Федотова Л.С. Чудо лирического преображения / Л.С. Федотова // Русский язык в школе. – №6. – 2004. – С. 16-21.

41.Хайлов А. Михаил Пришвин. Творческий путь, М. — Л., 1987. –  297 с.

42.Хмельницкая Т., Творчество Михаила Пришвина. М., 1991. – 305 с.

43.Хроленко А.Т. Поэтическая фразеология русской народной поэтической песни. Воронеж, 1981. – с.161.

44.Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. – М., 2003. – 591с.

45.Эльконин Д.Б. Психология игры. – М.: Педагогика, 1988. – 182 с.

46.Этнопоэтика и традиция. К 70-летию чл.-корр. РАН В.М. Гацака / под общ. ред. Вл. А. Лукова. – М.: Наука, 2004. – 432 с.

47.Якиманская И.С. Личностно-ориентированно обучение в современной школе. – М.: Слово, 1996. – 312 с.