Литературный вечер "У войны не женское лицо"

Литературный вечер. « У войны не женское лицо…»  Ведущая: Женщина и война… Оба эти слова женского рода… Но они несовместимы. Женщина  и война…  В мир приходит женщина, (На сцену входят девушки по одной: одна заканчивает говорить и следом появляется  следующая.)  В мир приходит женщина, Чтоб свечу зажечь. Чтоб очаг беречь.                                                            В мир приходит женщина, Чтоб любимой быть. В мир приходит женщина, Чтоб детей родить. В мир приходит женщина, Чтоб цветком цвести. В мир приходит женщина, Чтобы мир спасти. Ведущая: Женщины грозных сороковых годов спасти мир. Они, защищая Родину, шли в бой с  оружием в руках, сражались с врагом в небе, перевязывали раненых, выносили их с поля боя,  уходили в партизаны, стояли у станка, рыли окопы, пахали, сеяли, растили детей… 1­я девушка:Я ушла из детства в грязную теплушку, В эшелон пехоты, в санитарный взвод. Дальние разрывы слушал и не слушал Ко всему привыкший сорок первый год. Я пришла из школы в блиндажи сырые, От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать». Потому что имя ближе, чем «Россия», Не могла сыскать. 2­я девушка:  Шли женщины ­ и на плечах лопаты, Окопы рыть под городом Москвой. Страна смотрела на меня с плаката Седая, с непокрытой головой. Она звала меня глазами строгими, Сжав твёрдо губы, чтоб не закричать. И мне казалось, что похожа Родина На тётю Дашу из квартиры «пять».                                                      На тётю Дашу, рядом снами живущую,                                                      Двух сыновей сражаться проводившую,                                                      Да, на неё, вдову красноармейскую,                                                      Усталую, упрямую, и резкую. Ведущая: В один день мир женщин разделился на прошлое – то, что было вчера: последний  школьный звонок, новое платье к выпускному балу, первая любовь, мечты о будущем… И война. То,  что называлось войной, обрушилось прежде всего необходимостью выбора. И выбор между  жизнью и смертью для многих из них оказался простым как дыхание. 1­й юноша: …Да разве об этом расскажешь – В какие ты годы жила! Какая безмерная тяжесть   На женские плечи легла!.. Один на один со слезами, С несжатыми в поле хлебами Ты встретила эту войну. И все – без конца и без счёта – Печали, труды и заботы Пришлись на тебя на одну. Одной тебе – волей­ неволей, А надо повсюду поспеть; Одна ты и дома и в поле Одной тебе плакать и петь. А тучи свисают всё ниже, А громы грохочут всё ближе, Всё чаще недобрая весть. И ты перед всею страною, И ты перед всею войною Сказалась – какая ты есть. 2­й юноша: Ты шла, затаив своё горе, Суровым путём трудовым. Весь фронт, что от моря до моря, Кормила ты хлебом своим. В холодные зимы, в метели, У той у далёкой черты Солдат согревали шинели,  Что сшила заботливо ты. Бросалися в грохоте, в дыме Советские воины в бой, И рушились вражьи твердыни От бомб, начинённых тобой. За всё ты бралася без страха, И, как в поговорке какой, Была ты и пряхой, и ткахой, Умела – иглой и пилой. Рубила, возила, копала,­ Да разве же всё перечтёшь? А в письмах на фронт уверяла,  Что будто отлично живёшь. Бойцы твои письма читали, И там, на переднем краю, Они хорошо понимали Святую неправду твою. И воин, идущий на битву И встретить готовый её, Как клятву, шептал, как молитву,  Далёкое имя твоё… Ведущая: Как же обыкновенные девчонки становились солдатами? Они были готовы к подвигу,  но не гоовы к армейским будням. Не сразу и нелегко давалась им воинская наука. Девушка: Худенькой нескладной недотрогой                    Я пришла в окопные края,                    И была застенчивой и строгой                    Полковая молодость моя.                    На дорогах родины осенней                    Нас с тобой связали навсегда                    Судорожные петли окружений,                    Отданные с кровью города.                    Если ж я солгу тебе по­женски,                    Грубо и беспомощно солгу,                    Лишь напомни зарево Смоленска,                    Лишь напомни ночи на снегу. 3­я девушка: Стоим мы как­то с подругой на посту, охраняем склад. А в Уставе говориться, что если кто­то идёт, надо его остановить словами: «Стой! Кто идёт? Стрелять буду!» Подруга моя  увидела командира полка и кричит: «Стой! Кто идёт? Вы меня извините, но я стрелять буду». 4­я девушка: Я только раз видала рукопашный.                         Раз – наяву. И тысячу ­ во сне.                         Кто говорит, что на войне не страшно,                          Тот ничего не знает о войне. 5­я девушка: А я навсегда запомнила свой первый бой, хотя действовала автоматически:  перевязала одного раненого, второго, третьего. Но тут услышала крик: «Танк! Танк!», и увидела  бегущих солдат… Я мчалась через лес, спотыкаясь и падая, ушибаясь, но не чувствуя боли. А  потом надо мной смеялся весь батальон, потому что оказалось, что убегала не от фашистского, а от своего танка.  6­я девушка: А когда я увидела впервые раненого, упала в обморок. А когда первый раз  поползла под пули за бойцом, кричала так, что, казалось, перекрывала грохот боя. А потом  ничего, привыкла. Через 10 дней меня саму ранило, так и осколок вытащила сама себе и  перевязала. 3­й юноша: Сто раненых она спасла одна                       И вынесла из огневого шквала,                       Водою напоила их она                       И раны их сама забинтовала.                       Под ливнем раскалённого свинца                       Она ползла, без остановки                       И, раненого подобрав бойца,                       Не забывала о его винтовке.                       Но вот в сто первый раз                       Её сразил осколок мины лютой…                         Склонился шёлк знамён                         В печальный час.                         И кровь её пылала в них как будто… 4­й юноша: Вот на носилках девушка лежит. Играет ветер прядкой золотистой. Как облачко, что солнце скрыть спешит. Ресницы затенили взор лучистый. Спокойная улыбка на её губах, Изогнуты спокойно брови. Она как будто впала в забытьё, Беседу оборвав на полуслове. Сто жизней молодая жизнь зажгла И вдруг сама погасла в час кровавый… Но сто сердец на славные дела Её посмертной вдохновятся славой. Погасла, не успев расцвесть, весна. Но, как заря рождает день, сгорая, Врагу погибель принесла, она Бессмертною осталась, умирая. 5­й юноша: Поэтесса Юлия Друнина посвятила свои стихи памяти однополчанки и подруги  Герою Советского Союза Зине Самсоновой. 7­я девушка: Мы легли у разбитой ели, Ждём, когда же начнёт светлеть. Под шинелью вдвоём теплее На продрогшей, гнилой земле. ­ Знаешь, Юлька, я ­ против грусти. Но сегодня она – не в счёт. Дома, в яблочном захолустье, Мама, мамка моя живёт. У тебя есть друзья, любимый. У меня – лишь она одна. Пахнет в хате квашнёй и дымом… За порогом бурлит весна. Старой кажется: каждый кустик Беспокойную дочку ждёт… Знаешь, Юлька, я – против грусти, Но сегодня она – не в счёт. Отогрелись мы еле­еле. Вдруг – приказ: «Выступать вперёд!» Снова рядом в сырой шинели Светловолосый солдат идёт. С каждым днём становилось горше. Шли без митингов и знамён. В окруженье попал под Оршей Наш потрёпанный батальон. 8­я девушка: Зинка нас повела в атаку, Мы пробились по чёрной ржи,  По воронкам и буеракам, Через смертные рубежи. Мы не ждали посмертной, славы. Мы хотели со славой жить … Почему же в бинтах кровавых Светловолосый солдат лежит? Её тело своей шинелью, Укрывала я, зубы сжав, Белорусские ветры пели. О рязанских глухих садах. ­ Знаешь, Зинка, я ­ против грусти. Но сегодня она – не в счёт. Где­то, в яблочном захолустье, Мама, мамка твоя живёт. У меня есть друзья, любимый. У неё ты была одна одна. Пахнет в хате квашнёй и дымом, За порогом бурлит весна. И старушка в цветастом платье У иконы свечу зажгла. … Я не знаю, как написать ей,  Чтоб тебя она не ждала? Ведущая: Какой бы ужасной ни была действительность, но и на войне женщина остаётся  женщиной. Где бы ни была женщина, она стремилась создать уют. Подснежники в консервной  банке, занавесочки из портянок. Мелочи военного быта вызывали улыбки. 1­я девушка: Однажды в лесу после боя я увидела фиалки и не удержалась, нарвала букетик и  привязала к штыку. Пришли в военный лагерь. Командир построил всех и вызывает меня. Я  выхожу из строя… и забыла, что у меня цветы на винтовке. А он меня начал ругать: «Солдат  должен быть солдатом, а не сборщиком цветов…» Ему было непонятно, как это в такой  обстановке можно о цветах думать. 2­я девушка: У нас был добрый командир полка, берёг нас, заботился. Под Москвой ещё не  остановлено наступление немцев, самое страшное время для всех. А он нам говорит: «Девушки,  Москва рядом. Я привезу к вам парикмахера. Я хочу, чтобы вы красивые были». Представляете,  и правда привёз парикмахера. Мы сделали завивки, покрасились. И такие счастливые были. Ведущая:  Не всем повезло вернуться с войны живыми. Женщины­подпольщицы, женщины­  партизанки. Ели они попадали в руки фашистов, их пытали даже сильнее, чем мужчин. 3­я девушка: «Боря. Нас ночью убьют; поганые чувствуют, что им скоро конец. Я им в лицо  сказала, что наша возьмёт. Боря, ты меня прости, что я тебя огорчила. Знаешь не всегда так  говоришь и делаешь, как хочется, а я тебя так люблю, так люблю, что не умею сказать. Боря, я  сейчас прижалась бы к тебе, и ничего мне не страшно, пусть ведут. Вчера, когда очень били, я  про себя повторяла: «Боренька», а им ничего не сказала – не хочу, чтобы они слышали твоё имя.  Боренька, ты прощай, спасибо тебе за всё!    Приближается чёрная страшная минута! Всё тело изувечено – ни рук, ни ног… Но умираю  молча. Страшно умирать в 22 года. Как хотелось жить! Во имя жизни будущих после нас людей,  во имя тебя, Родина, уходим мы…Расцветай, будь прекрасна, родимая, и прощай.    Твоя Паша.» Ведущая: Письмо из гестаповского застенка подпольщицы Нины Попцовой, найденное среди  брошенных немцами бумаг. Впоследствии было передано матери погибшей девушки. 4­я девушка: « Прощай, мамочка! Я погибаю… Не плачь обо мне. Я погибаю одна Мама  передай, что я погибла за Родину. Пусть отомстят за меня, за наши мучения. А как хочется жить, ведь я ещё молодая, мне всего 20 лет, а смерть глядит мне в глаза…    Как мне хотелось работать… Я сейчас нахожусь в смертной камере, жду с минуты на минуту  когда крикнут нам: «Выходите!», идут к нашей камере. Ой, мама! Прощай! Целую всю семью в  последний раз, прощаюсь с приветом и поцелуем…» Как морозно! Как светла дорога! Утренняя, как твоя судьба. Поскорей бы! Нет, ещё немного! Нет, ещё не скоро… От порога… По тропинке… До того столба… Надо ведь ещё дойти до туда, Этот длинный путь ещё прожить… Может ведь ещё случиться чудо. Где­то я читала… Может быть. Жить… Потом не жить… Что это значит? Видеть день… Потом не видеть дня… Это как? Зачем старуха плачет? Кто её обидел? Жаль меня?! Почему ей жаль меня? Не будет Ни земли,  Ни боли… Слово «жить»… Будет свет, И снег, И эти люди.  Будет всё, как есть. Не может быть! Если мимо виселицы прямо Всё идти к востоку – там Москва. Если очень громко крикнуть: «Мама!» Люди смотрят. Есть ещё слова… ­ Граждане, Не стойте,  Не смотрите! (Я живая, ­ голос мой звучит.) Убивайте их, травите, жгите! Я умру, но правда победит! Родина! – Слова звучат, как будто Это вовсе не в последний раз. ­ Всех не перевешать,  Много нас!  Миллионы нас!.. – Ещё минута – И удар наотмашь между глаз. Лучше бы скорей, Пускай уж сразу,  Чтобы больше не коснулся враг.  И уже без всякого приказа Делает она последний шаг. Смело подымаешься сама ты. Шаг на ящик, К смерти И вперёд. Вкруг тебя немецкие солдаты, Русская деревня, Твой народ. Вот оно! Морозно, снежно, мглисто… Розовые дымы… Блеск дорог… Тупой сапог фашиста Выбивает ящик из­под ног. Ведущая: Прозвучали строки из поэмы «Зоя» Маргариты Алигер. А теперь прослушайте ещё  один отрывок из этой поэмы: 5 –я девушка: Жги меня, страдание чужое,  Стань родною мукою моей. Мне хотелось написать о Зое Так, чтоб задохнуться вместе с ней. Мне хотелось написать про Зою,  Чтобы Зоя начала дышать, Чтобы стала каменной и злою Русская прославленная мать. Чтоб она не просо погрустила,  Уронив слезинку на ладонь. Ненависть – не слово, Это – сила, Бьющий безошибочно огонь. Чтобы эта девочка чужая Стала дочкой тысяч матерей. Помните о Зое, провожая В путь к победе собственных детей. Мне хотелось написать про Зою, Чтобы той, которая прочтёт, Показалось: Тропкой снеговою В тыл врага сама она идёт. Под шинелью спрятаны гранаты.  Ей дано заданье. Всё в серьёз. Может быть немецкие солдаты  Ей готовят пытку и допрос? Чтоб она у совести спросила, Сможет ли, И поняла: «Смогу». Зоя о пощаде не просила. Ненависть – не слово, Это сила,  Гордость и презрение к врагу. 6­я девушка: И у мёртвых, безгласных,  Есть отрада одна: Мы за Родину пали, Но она спасена. Наши очи померкли, Пламень сердца погас. На Земле на поверке  Вызывают не нас. Нам свои боевые Не носить ордена. Вам – всё это. Живые, Нам – отрада одна. Что недаром боролись Мы за Родину­мать. Пусть не слышен наш голос – Вы должны его знать. 7­я девушка: Не знаю, где я нежности училась,­ Об этом не расспрашывай меня. Растут в степи солдатские могилы, Идёт в шинели молодость моя. В моих глазах – обугленные трубы.  Пожары полыхают на Руси. И снова нецелованные губы Израненный мальчишка закусил. 8­я девушка: Нет! Мы с тобою узнали не из сводки Большого отступления страду. Опять в огонь рванулись самоходки,  Я на броню рванулась на ходу. А вечером над братскою могилой С опущенной стояла головой… Не знаю, где я нежности училась, ­ Быть может, на дороге фронтовой. Ведущая: О, сколько подвигов на свете. Они уже в приданья отошли. Из уст в уста их повторяют дети На всех материках большой земли. И будут повторять из уст в уста,  И в каждом это подвиге незрима Своя и глубина, и высота, И красота своя неповторима, Но из всего того, о чём мы слышим, И из того, что мы вершим пока, Солдатский подвиг я считаю высшим И самым бескорыстным на века. Вспомним гордо и прямо погибших в борьбе. Есть великое право: забывать о себе. Есть высокое право: пожелать и посметь! Стала вечною славой мгновенная смерть. Минута молчания.