Материал для дополнительного чтения на тему "Пушкин и Физика? "

Наука и искусство также тесно связаны между собой,                    Как легкие и сердце.          Л.Н.Толстой      О, сколько нам открытий чудных Готовят просвещения дух И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель. А. С. Пушкин.  О многом из перечисленного будет сказано подробно, однако  подчеркнем: Пушкин не только изучал те проблемы и тех авторов, которых называет В.Брюсов, но и принимал активное участие в популяризации естественнонаучных знаний. Именно в пушкинском «Современнике» были опубликованы три статьи русского дипломата, князя П.Б.Козловского,  названия и тематика которых говорят о многом.    «Разбор парижского ежегодника» – статья, где автор не только отдал дань уважения  «Письмам к немецкой принцессе» Леонардо Эйлера, первой научно­популярной книге по  физике, изданной в России, но и подробно проанализировал статью Ф.Араго о комете  Галлея, прошедшей перигелий в середине ноября 1835 г.  «О надежде» – первое в России научно­популярное изложение основ математической  теории вероятностей, основанное на работах в этой области Лапласа и д’Аламбера.  «Краткое начертание теории паровых машин», опубликованное уже после гибели поэта.  Заказал статью Пушкин Козловскому за несколько дней до дуэли, и оснований для этого  было достаточно. В январе 1837 г. начались технические испытания первой в России  железной дороги, соединявшей Петербург с Царским Селом (официальное открытие  состоялось 30 октября 1837 г.); об этих испытаниях сообщала в те дни петербургская  газета «Северная пчела». Более того, уже в конце 20­х гг. прошлого века для жителей  Петербурга повседневностью стали пароходы, на одном из них в мае 1828 г. Пушкин в  обществе П.А.Вяземского и знаменитого изобретателя П.Л.Шиллинга ездил из столицы в  Кронштадт. Правда, названия паровых средств передвижения отличались от нынешних:  пароходами назывались паровозы, а то, что мы сейчас называем пароходом, имело два  наименования: стимбоут (лодка на паровой тяге) либо пироскаф (именно такое название  мы встречаем в прозаическом отрывке Пушкина «Участь моя решена» 1830 г.). Об  отношениях Пушкина и Шиллинга будет не раз упомянуто, а пока отметим: именно тогда, в  1828 г., писалась оконченная в ноябре седьмая глава «Евгения Онегина», строфа XXXIII  которой читается как прославление отечественного научно­технического прогресса, даже несмотря на ироничность концовки:  Когда благому просвещенью Отдвинем более границ, (Со временем по расчисленью философических таблиц, Лет чрез пятьсот) дороги,                              верно, У нас изменятся безмерно: Шоссе Россию здесь и тут, Соединив, пересекут, Мосты чугунные чрез воды Шагнут широкою дугой, Раздвинем горы, под водой Пророем дерзостные своды, И заведет крещеный мир На каждой станции трактир. б интересе Пушкина к естественнонаучной тематике говорит и подбор книг в его личной  библиотеке, хотя некоторые так и остались неразрезанными. В их числе (на русском и  иностранных языках) есть работы Лапласа по теории вероятностей, «Разговоры о  множественности миров» Фонтенеля, изданные в Петербурге в 1740 г., и даже научные труды  современника Пушкина, академика В.В.Петрова – крупнейшего русского физика­ экспериментатора в области исследования электрических явлений. Имеются труды Д.Гершеля,  сына великого астронома В.Гершеля, который первым сумел оценить мощность теплового  излучения Солнца... Вспоминаются слова младшего современника Пушкина, русского писателя  В.Ф.Одоевского: «...ни одно из таинств науки им не было забыто». Это относится не только к  издательско­просветительской, но и к собственно литературной деятельности Пушкина, и потому характеристика ее представляется объективно необходимой именно в естественнонаучном  аспекте.  В литературном наследии Пушкина­лицеиста сохранилась относящаяся к 1813 г. неоконченная  шуточная поэма «Монах». Сюжет ее таков. Старого монаха по имени Панкратий совращает  дьявол. Спасение от греха одно – молитва, и она помогает. Но то, кому и как уподоблен старый  монах четырнадцатилетним автором поэмы, выглядит, на первый взгляд, прямо скажем,  неожиданно. Из бедного седого простяка Панкратий вдруг в Невтоны                               претворился. Обдумывал, смотрел, сличал, смекнул И в радости свой опрокинул                                               стул. И, как мудрец, кем Сиракуз                                          спасался, По улице бежавший бос и гол, Открытием своим он                                     восхищался И громко всем кричал:  «Нашел! нашел!» Уподобление старого монаха Ньютону и Архимеду выглядит смешным,  но за этим озорством Пушкина­лицеиста стоят вещи достаточно серьезные. Во­первых, в третьей  строчке дана краткая характеристика научного метода познания мира. Во­вторых, общеизвестно,  что воспитанники Царскосельского лицея получали образование, имевшее ярко выраженную  гуманитарную направленность: в частности, они были знакомы с эстетикой Просвещения XVIII в. с ее стремлением к объединению науки и художественной литературы в целях максимально  полного раскрытия естественнонаучной картины мироздания. В российской литературе XVIII в.  эта тенденция присутствует в литературном творчестве М.В.Ломоносова, а также  Н.М.Карамзина, испытавшего влияние английской «научной поэзии», в частности Дж. Томсона,  находившейся, в свою очередь, под сильнейшим воздействием «Оптики» Ньютона (1704 г.). Рассматривая присму, Желая то увидеть, Что Нютонову душу Толико занимало – Что Нютоново око В восторге созерцало, – пишет Карамзин, признаваясь, что:  ...Нютонова дара Совсем я не имею; Что мне нельзя проникнуть В состав чудесный света, Дробить лучей седмичных Великого светила. «Анакреонтических стихах»* (1789 г.). Не знать творчества Карамзина лицеисты не могли – для  них он был живым классиком, тем более что первый том «Истории государства Российского»  вышел в свет в 1816 г., т.е. когда Пушкину было семнадцать лет. На творчество же Дж.Томсона Карамзин прямо ссылается в  Этими особенностями лицейского образования объясняется неоднозначность отношения  Пушкина к проблеме взаимосвязи научного и художественного способов познания мира. С одной  стороны, преклонение перед Ломоносовым, стремившимся эти способы объединить. С другой  стороны, в проекте предисловия к последним главам «Евгения Онегина» Пушкин пишет: «...между тем как понятия, труды, открытия великих представителей старинной астрономии, физики,  медицины и философии состарились и каждый день заменяются другими – произведения  истинных поэтов остаются свежи и вечно юны». Однако даже в этом противопоставлении  исключительно ценной является пушкинская мысль о неизбежности обновления  естественнонаучных знаний. Другое дело, что «отмена» старой научной информации, как это  было, например, при переходе в астрономии от системы Птолемея к системе Коперника,  происходит отнюдь не всегда. механика, ни максвелловская теория электромагнитного поля «отменены» не были, а были  указаны границы их применимости. В пушкинскую же эпоху проблема определения границ  применимости физических теорий не ставилась – до необходимости рассматривать подобные  вопросы тогда было еще далеко. В процессе развития физики в ХХ в. ни ньютоновская  Для понимания пушкинских слов существенно также следующее. В истории российской  естественнонаучной мысли 20–30­е гг. XIX в. являются одним из наиболее приметных периодов. В математике в те годы были сформулированы основные положения неевклидовой геометрии  (изложены впервые Н.И.Лобачевским в речи в Казанском университете в 1826 г.). К этому же  времени относятся работы М.В.Остроградского по преобразованию тройного интеграла в  двойной (опубликованы в 1831 г.). В 1827 г. русский астроном В.Я.Струве, как о том  свидетельствует отчет императорской Санкт­петербургской академии наук, завершил работы по  измерению дуги земного меридиана и «представил публике как первый плод своих наблюдений  посредством Фраунгоферова телескопа роспись 3112 двойных звезд, из коих 2392 были до того  времени неизвестны». А в 1835 г. Струве приступил к измерениям расстояний до звезд, это при  том, что методика определения звездных параллаксов еще не была разработана. Как узнавал Пушкин о естественнонаучных открытиях своего времени? Отчасти из сообщений в  прессе, отчасти из книг, посильных его восприятию, из бесед с людьми, его окружавшими. Кроме  князя П.Б.Козловского, Пушкин прекрасно знал офицера И.Е.Великопольского, единоутробная  сестра которого, Варвара Алексеевна, стала в октябре 1832 г. женой Н.И.Лобачевского, – именно ему адресована эпиграмма 1829 г. («Поэт­игрок, о Беверлей­Гораций...»). Однако оценить  значение Лобачевского для отечественной и мировой математики великий поэт явно не мог.  Поэтому, оказавшись в сентябре 1833 г. в Казани проездом по пути в Оренбург, куда он ехал  собирать материалы по истории пугачевского бунта, Пушкин с Лобачевским, скорее всего, не  познакомился. Известно, что он был принят профессором медицины Казанского университета  К.Ф.Фуксом, в доме которого Лобачевский бывал неоднократно. Пушкин же, принимая  приглашение Фукса (познакомил их тогда в Казани Е.А.Баратынский) и желая иметь  содержательный разговор (в том числе и на естественнонаучные темы), попросил хозяина дома,  чтобы в этот вечер никаких других гостей не было... О новейших достижениях физики того времени Пушкин мог  узнавать также из личного общения с П.Л.Шиллингом – знаменитым изобретателем, которого  современники называли «русским Калиостро», создателем первого электромагнитного  телеграфного аппарата. Его Пушкин знал очень хорошо и изобретения Шиллинга вполне мог  видеть в действии, тем более что телеграф Шиллинга не только соединил в 1832 г. Зимний  дворец со зданием Министерства путей сообщения, но и демонстрировался всем желающим.  Действовал он следующим образом. Сигналы передавались при помощи шести мультипликаторов  – шести пар магнитных стрелок, вращающихся в горизонтальной плоскости (рис. 1). В каждой  паре одна стрелка вращалась внутри витков, а вторая – над витками проводника, по которому  подавался сигнал. В верхней части подвесов были закреплены диски, одна сторона которых была белой, а другая – черной.  Пропуская ток по проводнику, можно было отклонять соответствующую пару стрелок. Вращаясь в горизонтальной плоскости, они разворачивали диски белой или черной стороной к наблюдателю.  Аппарат имел шестнадцать клавишей. Одна из них приводила в действие механизм со звонком и  предназначалась для вызова, остальные вызывали повороты дисков в шести мультипликаторах и  предназначались для передачи и приема сообщений. Сочетания черных и белых сторон  соответствовали определенным буквам, цифрам и прочим сигналам. Такие телеграфные  аппараты стояли на каждой станции и соединялись проводами друг с другом. Сам Шиллинг лично знал многих петербургских физиков, был хорошо осведомлен о новейших  достижениях и вполне мог рассказывать о них Пушкину. Он не мог не знать, например, что 29  ноября 1833 г. в докладе в Академии наук Э.Х.Ленц впервые сообщил о своем открытии  «принципа обратимости процессов электромагнитного вращения и электромагнитной индукции» (известное правило Ленца о направлении индукционного тока было сформулировано им в  1834 г.).  Именно Шиллинг был в числе первых, кто понял перспективность изобретения в 1834 г.  академиком Б.С.Якоби первого электродвигателя мощностью 15 Вт. Двигатель состоял из двух  групп П­образных электромагнитов – по 8 магнитов в каждой, питавшихся от батареи  гальванических элементов (рис. 2). Одна группа магнитов находилась на неподвижной раме,  адругая на вращающемся диске, так что их полюсы располагались друг напротив друга. Для  попеременного изменения полярности подвижных электромагнитов Якоби сконструировал  специальный коммутатор. Каждый из этих электромагнитов попеременно притягивался и  отталкивался неподвижными электромагнитами, в результате чего и происходило вращение. О  двигателе Якоби Шиллинг вполне мог рассказать Пушкину, и сейчас на вполне конкретном  примере мы увидим, как Пушкин это учел. В неоконченных «Сценах из рыцарских времен» (1835 г.)  изобретатель Бертольд (Шварц) на вопрос о том, чем он займется, решив проблему  «философского камня», отвечает, что после этого он перейдет к решению проблемы perpetuum  mobile: «Если найду вечное движение, то я не вижу границ творчеству человеческому... видишь  ли, добрый мой Мартын: делать золото задача заманчивая, открытие, может быть, любопытное –  но найти perpetuum mobile... о!..» Первоначально в пушкинском черновике Бертольд говорил о решении проблемы квадратуры  круга, однако позже Пушкин заменил ее на проблему вечного двигателя как более конкретную.  Не исключено, что такая замена могла быть сделана под впечатлением сообщений об  изобретении Якоби, которое в «Петербургской немецкой газете» 1834 г. была названа  «Electromagnetisches Perpetuum Mobile». Заметим попутно, что, хотя Якоби отмечал  принципиальную невозможность построения механического вечного двигателя, распространить  запрет на двигатель электрический воздержался, «…ибо он нуждался бы лишь в движущей силе, которая могла бы подобно магнетизму Фарадея возбуждаться простым движением, поэтому не  нуждалась бы в питании или требовала бы его очень мало...» Интересно также следующее. В черновике рукописи «Сцен из рыцарских времен» на странице,  где «perpetuum mobile» заменяет первоначальное упоминание о квадратуре круга, имеется  странный рисунок Пушкина. На нем изображены геометрические фигуры (треугольник, круг,  внутри которого четырехугольник, разбитый на три треугольника) и нечто вроде частей машины.  По мнению академика М.П.Алексеева, это напоминает именно модель двигателя Якоби, описание  которого дано в публикации «Новая машина для беспрерывного кругообращения» («Журнал для  мануфактур и торговли», № 10, 1834 г.). Приписка Пушкина «perpetuum mobile» сделана им  справа от рисунка машины, а линии, расходящиеся от нее во все стороны, очень похожи на  изображение электрических разрядов. В какой степени естественнонаучная и, в частности, физическая тематика присутствует в  пушкинской лирике? Наиболее показательными представляются следующие примеры.   Понимание относительности механического движения, причем в увязке с астрономией  продемонстрировано Пушкиным в эпиграмме «Движение» («Движенья нет, сказал мудрец брадатый...»), относящейся к 1825 г. В главном же содержание пушкинской эпиграммы  является не столько физическим, сколько философским, хотя и очень глубоким, и на нем  мы останавливаться не будем*.   Годом раньше, в «Подражаниях Корану», в пятом отрывке Пушкин, предвосхищая  последние строки «Движения» – «Ведь каждый день пред нами солнце ходит,//Однако ж  прав упрямый Галилей», – пишет:  Земля недвижна; неба своды, Творец, поддержаны тобой, Да не падут на сушь и воды И не подавят нас собой, – и сопровождает в рукописи написанное красноречивым комментарием: «Плохая физика; но зато  какая смелая поэзия!»    Физика опять­таки объединенная с астрономией, прорывается в заключительных  строках стихотворения «Портрет» (1828 г.), посвященного графине А.Ф.Закревской:  И мимо всех условий света Стремится до утраты сил, Как беззаконная комета В кругу расчисленном светил. С точки зрения собственно физики к последним двум строчкам можно  придраться: траектории движения комет также «расчислены» и подчиняются законам  ньютоновской теории тяготения. И в то же время слово «беззаконная» у Пушкина не случайно. За ним стоит отчетливое понимание той роли, которую играют в мире вокруг нас вероятностные  закономерности. Это понимание Пушкин демонстрирует в последней строчке отрывка,  относящегося к концу декабря 1829 г. («случай, бог изобретатель») и особенно в повести  «Пиковая дама», о которой далее будет говориться подробнее.    Комментируя стихотворение 1829 г.:  О, сколько нам открытий                                     чудных Готовят просвещенья дух И опыт, сын ошибок                                    трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель, – Л.В.Тарасов в книге «Современная физика в средней школе» (М.: Просвещение, 1990, с. 202)  справедливо отмечает в пушкинском тексте ряд принципов современной физики: – намек на метод последовательных приближений (третья строка); – понимание того, какую роль в современном научном познании мира играет разрешение парадоксов (четвертая строка); – отбор из хаоса научной информации (пятая строка). А появилось это стихотворение, скорее всего, так. Конец 1829 – начало 1830 г. был временем  особенно интенсивного общения Пушкина с Шиллингом, который тогда собирался в длительную  научную экспедицию на Дальний Восток, в Монголию и Китай, занявшую около двух лет. Пушкин  хотел принять участие в этой экспедиции, однако Николай I разрешения на это участие не дал.  Не исключено, что он опасался возможности встреч поэта в Сибири со ссыльными декабристами.  Вполне естественно, что в беседах поэта и изобретателя обсуждались и новейшие научные  достижения того времени. Именно эти беседы могли стать непосредственным импульсом к  появлению пяти пушкинских строк.    Естественнонаучной тематикой, пожалуй, как никакое другое пушкинское произведение,  насыщена повесть «Пиковая дама». О процессе работы над повестью, законченной в  Болдине в конце 1833 г., говорить затруднительно – рукопись за исключением нескольких черновых набросков не сохранилась.  Глава III: «…Полинялые штофные кресла и диваны с пуховыми подушками,  с сошедшей позолотою, стояли в печальной симметрии около стен, обитых китайскими обоями.  <...> По всем углам торчали фарфоровые пастушки, столовые часы работы славного Leroy,  коробочки, рулетки, веера и разные дамские игрушки, изобретенные в конце минувшего столетия  вместе с Монгольфьеровым шаром и Месмеровым магнетизмом... ...Время шло медленно. Все было тихо. В гостиной пробило двенадцать; по всем комнатам часы  одни за другими прозвонили двенадцать, – и все умолкло опять... ...Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных  глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на нее, можно было бы подумать,  что качание страшной старухи происходило не от ее воли, но по действию скрытого гальванизма». На двух страницах текста (вспомним еще упоминание в главе I о графе Сен­Жермене –  изобретателе жизненного эликсира и философского камня) сконцентрировано: 1. Образ застывшего мира, в котором существует графиня, данный с помощью понятия  симметрии. 2. Понятие «скорость», примененное к процессу течения времени. 3. Упоминание о физиологическом действии электричества («скрытый гальванизм»), влияющем  на нервную систему и психику человека. Об изобретениях конца XVIII в. следует сказать особо. Под «Монгольфьеровым шаром» имеется в виду первый аэростат, наполненный нагретым воздухом и запущенный братьями Монгольфьер в  Версале в июне 1783 г. Слово «магнетизм» употреблено Пушкиным в значении, резко отличном от сегодняшнего: имеются в виду опыты по гипнотическому внушению, которые производил в те  времена немецкий врач Ф.А.Месмер и которые были в большой моде. «Магнетические явления»  Пушкин обсуждал, в частности, в беседе с К.Фуксом в Казани в сентябре 1833 г.,  непосредственно перед написанием «Пиковой дамы», о чем пишет жена Фукса в своих  воспоминаниях. Иной смысл по сравнению с сегодняшним имеет и слово «рулетка»: так называлась модная  игрушка, изобретенная во Франции и дошедшая до России, которой (кстати, по повелению  Екатерины II, тешился Митрофанушка во время первых представлений фонвизинского  «Недоросля») – это был диск, часто усыпанный жемчугом, яхонтами, бриллиантами, который  поднимался и опускался вверх и вниз по шнурку. Современным аналогом такой игрушки является  демонстрируемый при объяснении учащимся взаимосвязи потенциальной и кинетической энергии в механике в конце курса 7­го класса маятник Максвелла.  Что касается «славного Leroy», то речь здесь идет о династии знаменитых французских  часовщиков. Жюльен Леруа­отец (1686–1759) был придворным часовщиком Людовика XV и был  прославлен Вольтером как изобретатель часовых механизмов, превосходивших по качеству  английские, которые традиционно считались лучшими в мире. Пьер Леруа­сын (1717–1785) –  именно его Пушкин называет «славным» – не только продолжал изобретательскую деятельность  отца, но и исследовал им же открытые аномальности хронометрических измерений. Его труды  были отмечены премией Парижской академии наук, тем более что они имели важное значение в  военном и навигационном деле. Насыщенность пушкинского текста таким количеством научно­технических деталей и  подробностей не случайна. Дело здесь не только в том, что Германн по образованию военный  инженер, что, бесспорно, накладывает отпечаток на особенности его мышления. Это подготовка  читателя к одному из важнейших моментов повести. Начало главы VI (второе и третье  предложения): «Тройка, семерка, туз – скоро заслонили в воображении Германна образ мертвой  старухи. Тройка, семерка, туз – не выходили из его головы и шевелились на его губах». Но вот первое предложение: «Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в  нравственной природе, так же, как два тела не могут в физическом мире занимать одно и то же  место». Здесь прежде всего представляется важным стремление Пушкина максимально сблизить нормы человеческой морали с вполне конкретными закономерностями мира природы.  Пушкин в этом стремлении не был одинок. Вот что, например, утверждал в 1828 г. на страницах  журнала «Атеней» профессор физики Московского университета М.Г.Павлов, виднейший в те  годы в России пропагандист немецкой классической философии. Его лекции тогда слушал,  будучи студентом естественно­математического отделения университета, шестнадцатилетний  А.И.Герцен. Предметом познания, по Павлову, является «все действительное (reale), подлежащее нашему исследованию, как физическое, так и умственное, например: естественные тела, явления  в мире физическом и нравственном, произведения искусств, самое разумное как предмет  исследования, – словом, все, что действительно есть и может быть понимаемо». университете было выпущено «Руководство к опытной физике» – первый в России курс  теоретической физики, написанный с естественно­материалистических позиций выдающимся  русским математиком и астрономом Д.М.Перевощиковым.  А в год написания Пушкиным «Пиковой дамы» в Московском  Наконец, нельзя не отметить еще одно обстоятельство. Выше, на примерах пушкинской лирики,  уже обращалось внимание на отчетливое понимание поэтом роли и значения в окружающем мире  вероятностных закономерностей. «Пиковая дама» в этом смысле имеет исключительное  значение. Дело заключается в том, что в восприятии Пушкина, равно как и его современников, карточная игра являлась своеобразным «моделированием» как раз этого вероятностного мира. В  частности, это подтверждает следующий пример. В драме М.Ю.Лермонтова «Маскарад», отделенной от «Пиковой дамы» по времени написания  лишь двумя годами (она была завершена в 1835 г.), автор устами одного из своих персонажей –  Афанасия Павловича Казарина* – утверждает: Что не толкуй Волтер или                                      Декарт – Мир для меня – колода карт, Жизнь – банк; рок мечет, я                                         играю, И правила игры я к людям                                   применяю. Иными словами: что бы ни утверждали Вольтер и Декарт (а они применительно к миру природы  утверждали наличие жестко заданных однозначных причинно­следственных связей) реальными  закономерностями, управляющими миром вокруг нас, являются закономерности вероятностные.  Какое значение они имеют в современном естествознании, в частности в физике, общеизвестно.  АНТИПРИРОДНОСТЬ – вот в конечном счете причина  нравственного краха и лермонтовского Арбенина, призывающего в первой картине «Маскарада»  «...Все презирать: закон людей, закон природы», и Германна, хотя последний начисто лишен  какого бы то ни было романтического ореола. Германну нужен гарантированный выигрыш при  игре в «фараон» («штосс» – вид этой игры), и он со своим холодным умом инженера садится  играть только после того, как добыл секрет стопроцентной, по его понятиям, удачи. Рационализм в мышлении, отсутствие стихийно­вероятностного начала губительны для человека, ибо делают  его противостоящим природе. В этом смысле «Пиковая дама» представляется произведением  остросовременным и для читателей конца ХХ в. Пушкинская повесть современна и еще в одном аспекте. В середине 70­х гг. нашего столетия один из авторитетнейших пушкинистов, Ю.М.Лотман, подчеркивал, в частности, следующее. «В  сложном и философски объемном мышлении Пушкина 1830 г . ”случай“ перестал быть только  синонимом хаоса, а ”закономерность“ – упорядоченности. Пушкин неоднократно  противопоставлял мертвую, негибкую упорядоченность, как смерть – жизни. Энтропия  представала перед ним не только в облике полной дезорганизации, но и как жесткая сверхупорядоченность». Поэтому «...художественные открытия позднего Пушкина можно было  бы сопоставить с принципом дополнительности Нильса Бора». Конкретно в «Пиковой даме» это проявляется в том, что Пушкин дает в ней две модели мира,  одновременно и противостоящих друг другу, и образующих единое целое. При этом каждая  модель также содержит в себе объединенные противоположности. Первая модель базируется на карточной игре «фараон». Здесь объединены мир однозначно  определенной информации (Германн) и изменчивый, стихийный мир энтропии (она определяется  согласно формуле Л.Больцмана S = klnw через вероятность) в карточной игре. Но поскольку согласно второму началу термодинамики максимуму энтропии соответствует  прекращение движения (которое у Р.Клаузиуса называлось «тепловой смертью»), постольку  получаем вторую модель. В ней объединены жестко регламентированный, застывший мир  смерти, мир автоматизма (в том числе в поведении людей, где вероятностный фактор  отсутствует), характеризуемый энтропией, и изменчивый, стихийный мир жизни, являющийся  источником информации. Обратим внимание: информация и энтропия в этих моделях меняются местами. В одном случае  случайное есть фактор энтропии, в другом – фактор информации. Так, во второй модели  автоматизированной, упорядоченной и оттого мертвой жизни петербургского света противостоит игра, взрывающая эту мертвечину своей непредсказуемостью. Германн в начале повести –  человек­автомат, управляющий поведением Лизы и графини, однако в нем дремлют силы,  освобождающие его от автоматизма. В таком состоянии освобождения он вступает в игру, где  снова становится автоматом, но теперь сам управляем противником по поединку – мечущим банк  Чекалинским, – который также является автоматом в игре. И физически – при прометывании  банка карта, на которую сделана ставка, ложится либо справа, либо слева от игрока­банкомета  (тогда выигрывает тот, кто поставил на эту карту), и психологически – достаточно вспомнить  постоянную улыбку Чекалинского, «приклеенную» к его лицу. Итог повести – возврат к  автоматизму. «...Чекалинский снова стасовал карты: игра пошла своим чередом»; безумный  Германн автоматически бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка,  дама!..»; Лиза автоматически повторяет образ жизни графини, воспитывая бедную  родственницу. Иными словами, торжество энтропии в ее максимуме, торжество мертвого порядка над живым хаосом. Аналогия с принципом дополнительности состоит в данном случае в том, что,  во­первых, модели миров, предложенные в повести, постоянно «просвечивают» один сквозь  другой. А во­вторых, двойственным является самоупотребление карт: при игре и при гадании.  Эпиграф к «Пиковой даме» взят из «Новейшей гадательной книги», и таким образом сквозь  вероятностный мир азартной игры «просвечивает» также вероятностный мир рока, выражением  которого является «тайная недоброжелательность» пиковой дамы. Такой комплексный взгляд на  мир, по словам Ю.М.Лотмана, «...делает произведения Пушкина не только фактами истории  искусства, но и этапами развития человеческой мысли». _________ * Фамилия персонажа явно произведена от слова «казус», т.е. «случай». Имя и отчество «обратны» грибоедовскому  Фамусову. Таким образом, Лермонтов подчеркивает, что его персонаж является выразителем общественного мнения  эпохи  Источник: http://archive.1september.ru/fiz/1999/no19.htm Пушкин и физика «Правду твою не скрыв в сердце твоем...»                        Псалом над телом Пушкина Первое значение слова «ФИЗИКА» Первоначальное значение слова «физика» (от греч. ju1siV – природа, jusiko1V – природный) ­  природа, все, что окружает человека: леса, поля, реки, море, горы, небо, звезды, далекие миры.  И сам человек со своим сложным миром мыслей, переживаний, ощущений. (Отсюда, в частности,  следует, что аристотелева метафизика ­ это то, чего в природе нет, выдуманный,  несуществующий мир.) К физике­природе, при таком исконном понимании слова, творчество  Пушкина имеет, несомненно, самое прямое отношение: она представлена в его произведениях  широко, вдохновенно и по научному глубоко. Роняет лес багряный свой убор, Сребрит мороз увянувшее поле. Проглянет день, как будто поневоле, И скроется за край окружных гор... …Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан... …Редеет облаков летучая гряда. Звезда печальная, вечерняя звезда! Твой луч осеребрил увядшие равнины. И дремлющий залив, и черных скал вершины...  Пушкинская природа  Сколько ярких картин природы представлено на страницах пушкинских произведений! Его  наблюдения разнообразны и удивительно точны. Это взгляд зоркого исследователя, досконально изучившего «объект наблюдения», увидевшего в нем то, чего не смогли подметить другие. И при  этом ­ ничего лишнего, случайного. Все факты предельно лаконичны, изложены по порядку,  можно сказать, систематизированы.  «Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая  тяжело поднималась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег ­ и вдруг повалил  хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным  морем. Все исчезло. «Ну, барин,­ закричал ямщик,­ беда: буран!»  Одно мгновение ­ и перед вами предельно точная картина степного бурана! Несколькими  выверенными штрихами, рукой мастера, точно знающего предмет, нарисовано живое полотно  природного явления.  Описания природы у Пушкина не только словесно красивы ­ их отличает предельная точность,  полнота и завершенность. Он часто обращает внимание на то, чего до него никто не замечал.  …Природа трепетна, бледна, Как жертва, пышно убрана... …Опрятней модного паркета Блистает речка, льдом одета... …Морозна ночь, все небо ясно; Светил небесных дивный хор Течет так тихо, так согласно... И множество других ценных находок, зорких наблюдений, подаренных щедрой пушкинской рукой. Это ли не научная новизна? Пушкинский «метод наблюдения» отличается краткостью и в то же  время поразительной точностью. У него не встретишь поверхностного изложения, пустого  нагромождения фраз. В немногих словах дается полная картина жизни природы, проникнутая  глубоким смыслом. Это ли не научный стиль?  Творческий «аппарат» Пушкина ­ более чуткий, избирательный, более совершенный, чем у его  предшественников и современников. Он внутри себя проводил огромную «отборочную» работу,  оставляя только самое ценное из наблюдений, самое существенное и необходимое. Это ли не  научный подход? Известно, что нового в научной работе можно добиться, только усовершенствовав методы  исследования: более чувствительная аппаратура, лучший, чем прежде, метод анализа. Все это  мы находим в творческой «лаборатории» Пушкина: метод наблюдения и анализирующие  возможности его были намного совершеннее и эффективнее, чем у других «исследователей  природы». Используя терминологию физики высоких энергий, можно сказать, что пушкинский  метод характеризуется наличием «триггеров высокого уровня». (Триггер ­ элемент логической  схемы отбора событий в экспериметальной установке. Триггер нижнего уровня ­ сравнительно  простое устройство, которое наряду с нужными событиями допускает большое число посторонних (фоновых), так сказать, «мусора». Главная его цель ­ не выбросить нужные события, пусть даже  допуская частично фоновые (ложные) события. Но с такой «смесью» трудно рассчитывать на  успех: «мусор» забивает и искажает результаты. Тогда следом включают триггер высокого  уровня ­ более «жесткое» и точное устройство, которое бракует без жалости фоновые события и выделяет полезные, иногда даже отбрасывая, ради лучшей чистоты, часть из них. Триггеры  высокого уровня ­ дорогие, сложные, вечно совершенствующиеся схемы и приборы. Не каждая  лаборатория имеет их на достаточно высоком уровне.)  Большинство художников, экономя силы, могут работать только как триггеры низкого уровня.  Пушкин, борясь за выразительность и ясность языка, сумел развить в себе способности,  аналогичные триггерам самого высокого отборочного уровня. Пушкин, несомненно, ­ один из  величайших физиков­природоведов за все время существования этой науки.  Второе значение слова «ФИЗИКА» Физика имеет и другое, общепринятое в наше время, значение – наука о фундаментальных  свойствах вещества, один из краеугольных камней современного знания и мировоззрения. С  такой физикой (на уровне начала прошлого века) Александр Пушкин должен был знакомиться в  лицее, но, увы, глубоких познаний не приобрел. Французский язык и изящная словесность более  занимали его тогда. По стечению обстоятельств (литературные кружки, знакомство с людьми  определенного круга, ссылка, личные увлечения) он оставался в стороне от научных проблем  вплоть до роковых 30­х годов.  …На всех различные вериги; И устарела старина, И старым бредит новизна. …Как женщин, он оставил книги, И полку, с пыльной их семьей, Задернул траурной тафтой.  Это не столько об Онегине, сколько о самом себе, для которого В глубоком знанье жизни нет ­  Я проклял знаний ложный свет... Что определило такое отношение? Всегда ли оно выражало истинную позицию поэта по  отношению к науке?  «Пушкин ­ это наше все». Так просто и решительно определил его место в нашей жизни поэт и  критик Аполлон Григорьев в середине позапрошлого, пушкинского, века. С тех пор значение и  величие Пушкина стало еще более зримым. Он сопровождает нас от первых проблесков сознания, когда в память западают его народные сказки и легкие, прозрачные стихи, до глубокой старости, вновь и вновь открывающей тайные глубины его поэтических откровений.  В степи мирской, печальной и безбрежной, Таинственно пробились три ключа: Ключ юности, ключ быстрый и мятежный, Кипит, бежит, сверкая и журча. Кастильский ключ волною вдохновенья В степи мирской изгнанников поит. Последний ключ ­ холодный ключ забвенья, Он слаще всех жар сердца утолит. Сколько крылатых пушкинских фраз бытует в нашей повседневной жизни, порой настолько  прочно вошедших в языковой обиход, что мы этого просто не замечаем. …Еще одно, последнее сказанье ­ И летопись окончена моя...  …Мороз и солнце, день чудесный... …Друзья мои, прекрасен наш союз... …В багрец и золото одетые леса... «Пушкин ­ наше все» – и по охвату им русской действительности (нет такого жизненного уголка,  который бы не осветил его всепроникающий луч), и по глубине нравственного влияния на все  прошедшие поколения. Пушкин близок и понятен всем: от школьников до академиков, от шахтеров до космонавтов, и селянам, и горожанам, и «гордому внуку славян», и «другу степей». «И никогда еще ни один русский писатель, ни прежде, ни после него, не соединялся так задушевно и  родственно с народом своим, как Пушкин, ­ сказал Ф.М.Достоевский. ­ Не было бы Пушкина, не  определились бы, может быть, с такою непоколебимою силой... наша вера в нашу русскую  самостоятельность, наша сознательная уже теперь надежда на наши народные силы, а затем и  вера в грядущее самостоятельное назначение в семье европейских народов». Лучше и полнее не  скажешь.  Пушкин и наука ­ две вещи несовместные? Бытовавшее мнение о легкости (почти легковесности) пушкинского дарования, опровергается  отзывами людей, знавших его близко. Пушкин не любил говорить о своей творческой  «лаборатории». В наше время он даже мог бы прослыть затворником, настолько избегал он  публичных выступлений и разговоров «на публику». Он раскрывался, был неподражаемо  искрометным только в кругу друзей, ценить которых умел как никто другой.  Постоянно повторяемые утверждения о творческой лени, деревенской неге, праздности ­ всего  лишь маска, надетая еще в лицейские годы. Напротив, Пушкин в жизни предельно подвижен,  быстр на решения (что бы повременить с роковой дуэлью!), стремителен и дерзок. Не прав еще  один устоявшийся миф (для современников, по крайней мере) ­ что он все получал от таланта, от  Бога, не прикладывая больших усилий. Вот противоположное мнение В.Вересаева: «Перед  современниками, знавшими его в молодости, поэт неожиданно предстает как глубокий  мыслитель, разносторонний эрудированный ученый, знаток истории человечества и человеческой культуры...» Пушкин на самом деле умел учиться и мог плодотворно работать в «кабинетной тиши». Лучшими  творческими его «кабинетами» были, как известно, Болдино и Михайловское, в осеннюю пору,  когда затихал мирской шум и ничто не отвлекало от любимого дела. «...В нем оставалась  студенческая привычка ­ не выставлять ни знаний, ни трудов своих. От этого многие в нем  обманывались и считали его талантом природы, не купленным ни размышлением, ни ученостью, и  не ожидали от него ничего великого. Но в тишине кабинета своего он работал более, нежели  думали другие... В обществе на него смотрели, как на человека, который ни о чем не думал и  ничего не замечал; в самом деле он постоянно терялся в мелочах товарищеской беседы и ровно  был готов вести бездельный разговор и с умным, и глупцом, с людьми почтенными и самыми  пошлыми; но он все видел, глубоко понимал вещи, замечал каждую черту характеров и видел  насквозь людей. Чего другие достигали долгим учением и упорным трудом, то он светлым своим  умом схватывал на лету. Не показываясь нежным и глубокомысленным, слывя ленивым и  праздным, он собирал опыты жизни и в уме своем скопил неистощимые запасы человеческого  сердца (М.М.Попов. Русская старина, 1874). Прошу прощения за длинную цитату. Она раскрывает суть пушкинского таланта ­ тихое, упорное  совершенствование своего мастерства, подспудное накопление огромного багажа знаний. Есть и  другие свидетельства. Посмотрите внимательно его записки к «Истории Петра»: они сами  огромный, планомерный, научно организованный труд. Не каждый ученый при подготовке  материалов делает столько ценных пометок, оценок и замечаний, как Пушкин, изучая петровскую эпоху. Пушкин 30­х годов уже не только литератор. Он предстает историком, философом и  общественным деятелем, человеком, которому по плечу любая плодотворная деятельность.  Послушаем мнение еще одного очевидца, близко знавшего его в это время, ­ Адама Мицкевича:  «Пушкин увлекал, изумлял слушателей живостью, тонкостью и ясностью ума своего, был одарен  необыкновенной памятью, суждением верным, вкусом утонченным и превосходным. Когда он  говорил о политике внешней и отечественной, можно было думать, что слушаешь человека,  заматеревшего в государственных делах и пропитанного ежедневным чтением парламентских  прений... В этой эпохе он прошел только часть того поприща, на которое был призван, ему было  тридцать лет.  Те, которые знали его в это время, замечали в нем значительную перемену. Вместо того, чтобы с  жадностью пожирать романы и заграничные журналы, которые некогда занимали его  исключительно, он ныне более любил вслушиваться в рассказы народных былин и песен и  углубляться в изучение отечественной истории. Казалось, он окончательно покидал чужие  области и пускал корни в родную почву. Одновременно разговор его, в котором часто  прорывались задатки будущих творений его, становился обдуманнее и степеннее. Он любил  обращать рассуждения на высокие вопросы религиозные и общественные, о существовании коих  соотечественники его, казалось, и понятия не имели. Очевидно, поддавался он внутреннему  преобразованию». Пушкин в это время, как былинный витязь, стоял на распутье, и одной из дорог, по которой он мог пойти дальше, вполне могла быть научная стезя. «Вдохновение нужно в поэзии, как и в  геометрии», – его слова. А вдохновения ему хватило бы и на поэзию, и на геометрию, и на многие  другие творческие свершения.  Наука в пушкинское время  Наука, в первую очередь – физика, вырвалась из плена философии и умозрительных построений в XVII–XVIII вв. и к пушкинской эпохе прочно встала на путь современного развития. Была  создана классическая механика, на основе которой разработана теория движения небесных тел  (небесная механика), были рассмотрены основы оптики, газо­ и гидродинамики, твердых тел  (вопросы упругости), тепловых (будущей термодинамики), электрических и магнитных явлений. Астрономия стала ареной применения физических законов к окружающему миру планет, комет,  звезд. Теоретическая физика все более «насыщается» математикой, многие разделы которой  навеяны решением текущих задач (дифференциальное и интегральное исчисление, аналитическая геометрия, векторный анализ и др.). Усилиями Галилея, Гальвани, Гилберта,  Гюйгенса, Кеплера, Лейбница, Ломоносова, Ньютона, Паскаля, Эйлера и других великих  основоположников нового мировоззрения в физике окончательно закрепляется «дух  эксперимента»: опыт ­ основной двигатель и главный критерий истинного знания.  Революция в физике, начатая Коперником и завершенная Галилеем, Ньютоном и Лейбницем,  открыла двери для широкого притока свежих сил и идей по многим направлениям развития. В  пушкинское время закладывались основы электричества, магнетизма, акустики,  кристаллографии, оптики, метеорологии, термодинамики. Ощущался скорый приход  молекулярной и атомной физики. В физический обиход входили новые приборы и методы, без  которых был бы невозможен будущий бурный прогресс науки. Многие выдающиеся ученые жили и творили в это время:    Амедео Авогадро, с его известным законом и методом определения молекулярного и  атомного весов,  Андре Ампер ­ автор закона взаимодействия токов (1820) и изобретатель  электромагнитного телеграфа (1829),   Питер Барлоу, создавший раннюю модель электромотора,   Йенс Берцелиус, составивший первую таблицу атомных весов (1814),   Жан Био, открывший вращение плоскости поляризации света (1815) и закон  напряженности магнитного поля прямого тока (1820),      Роберт Бунзен, открывший элементы цезий и рубидий, спектральный анализ и создавший  горелку Бунзена,  Вильгельм Вебер, наблюдавший звуковую интерференцию и предложивший прибор для  записи звука (1830), позднее исследовавший взаимодействие движущихся электрических  зарядов,  Уильям Волластон ­ первооткрыватель ультрафиолетовых лучей (1801), элементов  палладий и родий (1804) и темных линий в спектре Солнца,  Алессандро Вольта ­ изобретатель источника постоянного тока, Вольтова столба,  неизменного спутника всех электрофизических лабораторий,  и многие, многие другие творцы науки, чьи имена стали нарицательными: единицами измерения,  названиями приборов, вошли, как сказал другой поэт, «в пароходы, в строчки и другие славные  дела». Чтобы не утомлять читателя длинным перечнем имен, действительно достойных  упоминания, ограничусь только самыми громкими из них. Современниками Пушкина были великие  Карл Гаусс и Генри Кавендиш, Никола Карно и Шарль Кулон, Пьер Лаплас и Симон Пуассон,  Джеймс Уатт и Майкл Фарадей, Огюстен Френель и Томас Юнг, Михаил Остроградский и Борис  Якоби. В это время наблюдается резкий рост числа научных исследований, физических  лабораторий, кафедр, физико­химических обществ. Занятие точными науками становится  общественно значимой деятельностью. Ученые из чудаков­отшельников предшествующих веков  превратились в уважаемых членов общества, его интеллектуальную элиту. На рисунке  представлен график роста числа известных физиков. На рисунке показана динамика развития научных исследований [Ю.А. Храмов. Физики. Биограф. справочник. – М.: Наука, 1983]  Именно в это время (1775­1850 гг.) график резко пошел вверх, демонстрируя рост популярности  физической науки, ее вторую революцию, которая и привела в конце прошлого века к  наступлению технологической эры земной цивилизации.  Почему же этот общественный порыв не затронул Пушкина, человека любознательного, чутко  реагирующего на все новое? Мог ли Пушкин стать русским Леонардо да Винчи? Слово «наука» у  Пушкина встречается не часто, слово «физика» ­ никогда. И даже там, где, как редкий  самородок, промелькнет «наука», смысл бывает чаще всего отрицающий, насмешливый, в лучшем  случае иронический. Отверг я рано праздные забавы; Науки, чуждые музыки, были Постылы мне; упрямо и надменно От них отрекся я и предался Одной музыке.                              «Моцарт и Сальери» Сначала эти заговоры Между Лафитом и Клико Лишь были дружеские споры, И не входила глубоко В сердца мятежная наука...                          «Евгений Онегин» Тогда ль, как погрузился ты В великодушные мечты, В пучину темную науки? Но, помнится, тогда со скуки, Как арлекина, из огня Ты вызвал наконец меня!                         «Сцена из Фауста» «Наука» рифмуется со «скукой», да к тому же еще и темная. Но… «Пушкин ­ наше все» (А.Ахматова). «…поэт неожиданно предстает как глубокий мыслитель, разносторонний эрудированный  ученый...» (В.Вересаев).  «…но в тишине кабинета своего он работал более, нежели думали другие...» (М.Попов).  «…в этой эпохе он прошел только часть того поприща, на которое был призван...» (А.Мицкевич). Мог ли Пушкин увлечься научным вопросом и отдать ему часть своего дарования? На этот вопрос определенно ответить нельзя ­ мы не знаем, что могло бы быть, если… История не знает  сослагательного наклонения. Несколько проще ответить на вопрос, почему при жизни он не  дошел до увлечения наукой. Три обстоятельства, на наш взгляд, надо принять во внимание. 1. Лицей. Характер поэта, его дар и наклонности были сформированы царскосельским лицеем:  Все те же мы: нам целый мир чужбина;//Отечество нам ­ Царское Село. Физику и математику в  лицее преподавал Я.И.Карцев, по­видимому, неплохой физик (окончил с отличием  Педагогический институт, стажировался в Иене, Геттингене и Париже), образованный, неглупый  человек, но слабый педагог. Он был слишком мягок, авторитета не имел и заставить учеников, не  то что полюбить свой предмет, хотя бы заниматься им систематически, не умел. Махнул на всех  рукой, перестал вызывать и занимался одним Вольховским. Пушкину как­то, ответившему, что х в  задаче равен нулю, с горечью сказал: «Хорошо! У вас, Пушкин, в моем классе все кончается  нулем. Садитесь на свое место и пишите стихи». Александра тогда притягивали более сильные личности ­ А.П.Куницын, преподаватель  нравственных и политических наук, А.И.Галич, ведавший русской и латинской словесностью,  француз де Будри, родной брат Марата. Физика осталась для него темной наукой. 2. Суеверие. Пушкин был очень суеверным человеком. Наверное, это была дань моде того  времени и того общества, к которому он принадлежал. О декабрьском зайце, перебежавшем  дорогу, когда Пушкин тайно возвращался в Петербург, знают все. Этот заяц спас поэту жизнь.  (Почему другой январский заяц не выскочил перед санями, увозившим его на Черную речку?) Вот  еще свидетельство Веры Александровны Нащекиной: «Много говорили <...> о необычайном  суеверии Пушкина. Я лично могу только подтвердить это. С ним и с моим мужем было сущее  несчастье. У них существовало множество всяких примет. Часто случалось, что, собравшись  ехать по какому­нибудь неотложному делу, они приказывали отпрягать тройку, уже поданную к  подъезду, и откладывали необходимую поездку из­за того только, что кто­нибудь из домашних  или прислуги вручал им какую­нибудь забытую вещь, вроде носового платка, часов и т.п. В этих  случаях они ни шагу уже не делали из дома до тех пор, пока, по их мнению, не пройдет  определенный срок, за пределами которого зловещая примета теряет силу. Не помню, кто  именно, но какая­то знаменитая в то время гадальщица предсказала поэту, что он будет убит “от  белой головы”. С тех пор Пушкин опасался белокурых». Суеверие и наука уживаются с трудом.  3. Ранняя смерть. Пушкин умер в начале творческого пути, в расцвете своего дарования, как раз  тогда, когда он переосмысливал направление своей дальнейшей деятельности. Была написана  «История пугачевского бунта», велась работа над «Историей Петра», он редактировал  «Современник», журнал с широкой программой. Вектор его историко­научных занятий был точно  определен. Этот вектор вполне мог перейти на общественно­научное направление, а там,  учитывая признанную значимость науки, мог бы коснуться и научных вопросов.  Это мнение не голословно. Пушкинский «Современник», которому он отдавал всего себя, был не  только литературно­критическим журналом. В нем, кроме исторических, философских,  общественно­нравственных, были и научно­популярные статьи. Пушкин поместил в  «Современнике» две статьи П.Б.Козловского на математические темы и заказал ему третью ­ о  паровых машинах. В письме к П.А.Вяземскому Козловский писал: «...Спроси у Пушкина, надобна  ли ему необходимо статья о паровых машинах, о которых говорил мне граф Виельгорский и будет ли она довольно новою, чтобы заманить читателей...» Незадолго перед дуэлью Пушкин  настойчиво просил прислать материал. Автор вспоминал, что «одно из последних желаний  Пушкина было получить эту работу», которая и появилась в VII томе журнала, уже после смерти  поэта. Вот выдержка из дневника А.И.Тургенева, очень близкого Пушкину человека в последний год  жизни: «21 генваря 1837 г. <...> Зашел к Пушкину: о Шатобриане, и о Гете, и о моем письме из  Симбирска ­ о пароходе, коего дым проест глаза нашей татарщине». В российском флоте еще не  было пароходов, и только через 17 лет, проиграв Крымскую войну, в частности и потому, что наши парусные суда уступали паровым кораблям англичан, мы спохватимся об этом упущении. А  пушкинский журнал уже тогда мог бы ударить в колокол, чтобы разбудить «нашу татарщину»!  В год смерти поэта в России открылась первая железная дорога – от Петербурга до Царского  Села. Налаживание регулярных связей в Европе, как отметил кто­то, сыграло бо1льшую роль в  развитии общества, чем все наполеоновские войны. «Современник» и его редактор, конечно, не  прошли бы мимо такого события. Наука и техника вторгались в быт. Пушкин не дожил до своей  науки. Он подошел вплотную, но не успел переступить черту, отделявшую его от этого, по­своему  яркого и захватывающего, мира. Не только мы пытаемся проникнуть в тайну потенциального богатства Пушкина. Многие  задумывались о том, что бы он мог еще создать, не уйди он из жизни так рано. Слишком дорог и  значим для России был этот человек! Ф.М.Достоевский своим пророческим взглядом пытался  вглядеться в сумрак Несбывшегося (термин Александра Грина): «Если бы жил он дольше, может  быть, явил бы бессмертные и великие образы души русской, уже понятные нашим европейским  братьям, привлек бы их к нам гораздо более и ближе, чем теперь, может быть, успел бы им  разъяснить всю правду стремлений наших... Но бог судил иначе. Пушкин умер в полном развитии  своих сил и, бесспорно, унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот теперь мы без него  эту тайну разгадываем».  Научное предвиденье поэта И все­таки он успел оставить нам удивительные картины своего научного прогноза, предсказания огромной значимости науки для будущего развития общества. Несмотря на дань суеверию, он был высокообразованным человеком, верившим в просвещение и общественное развитие на базе,  говоря современным языком, научно­технического прогресса. Как хорошо! Вот сладкий плод ученья! Как с облаков ты можешь обозреть Все царство вдруг: границы, грады, реки. Учись, мой сын: наука сокращает Нам опыты быстротекущей жизни... Учись, мой сын, и легче и яснее Державный труд ты будешь постигать.                                                    «Борис Годунов» Пушкин понимал, что знания ­ такое же богатство страны, как запасы недр, полей и лесов.  Знания ­ капитал, залог и необходимый потенциал развития общества. В 7­й главе «Евгения  Онегина» представлена развернутая картина будущей российской действительности: Когда благому просвещенью Отдвинем более границ, Со временем (по расчисленью Философических таблиц, Лет чрез пятьсот) дороги, верно, У нас изменятся безмерно: Шоссе Россию здесь и тут, Соединив, пересекут. Мосты чугунные чрез воды Шагнут широкою дугой, Раздвинем горы, под водой Пророем дерзостные своды, И заведет крещеный мир На каждой станции трактир. Вот по­пушкински четкая, но, как всегда, с долей иронии, панорама прогресса, написанная  просто, доходчиво и вполне современно. Можно сравнить с тем, что имеем в наше время. Дороги действительно изменяются, хотя до сих пор не так быстро и хорошо, как хотелось бы. «Мосты  чрез воды», верно, шагают ­ посмотрел бы поэт на многокилометровые стальные стрелы,  перекинутые через Волгу и сибирские реки. Думается, они бы его так же вдохновили, как когда­ то чугунные мосты над Невой. Горы раздвигаются медленнее, конечно, но и сквозь них  прокладывают магистрали. Дерзостные своды под водой (и землей) тоже есть ­ поводить бы его  по нашим метро и тоннелям кольцевых ускорителей. Ну а трактиры на станциях, отсутствие коих  поэт очень ощущал на себе во время многочисленных поездок, пожалуй, и сейчас оставляют  желать лучшего. Обратите только внимание на срок ­ «лет чрез пятьсот». Прошло 170. Так что не будем суетиться и подгонять нашу неспешную российскую действительность.  Александр Сергеевич знал, что говорил.  Источник: http://archive.1september.ru/fiz/2000/no21_1.htm