О ваших ровесниках. Николай Николаевич Назаркин Назаркин «Палатные рассказы» («Изумрудная рыбка», «Ах, миледи», «Про личную жизнь»)

Цель человеческой жизни — служение, проявление сострадания и готовность помогать людям.
Альберт Швейцер

Бывают ли взрослые детские проблемы? Ведь если они детские, то не могут быть взрослы-ми, а если взрослые, то их не может быть у детей... Оказывается, такие проблемы есть — порой беды, с которыми не могут справиться даже взрослые, обрушиваются и на детей. В истории России такими бедами были голод, болезни, войны, детская смертность, потеря родителей, невозможность получить образование... С течением времени многое изменилось. Ушли в прошлое голод и невозможность получить образование, резко снизился риск потери родителей и детская смертность, но вот болезни и войны, проблемы взаимоотношений людей в обществе и в семье, взаимопонимания между детьми и родителями, к сожалению, остались.
Изменилось и отношение в обществе к этим проблемам. Если в ХГХ и даже ХХ веке детей не ограждали от взрослых проблем, они были свидетелями войн, смертей и неизлечимых болезней, то сегодня взрослые стараются свои проблемы и переживания спрятать от детей, оберегая их психику.

Но есть такие проблемы, которые от детей и скрыть нельзя, потому что они затрагивают жизнь самих детей. Например, если дети с самого раннего возраста страдают от тяжёлых или вовсе неизлечимых болезней. Взрослые в такой ситуации могут только попытаться уменьшить страдания детей, внести в их жизнь больше радостных и светлых впечатлений. Ребёнок всегда остаётся ребёнком, и в больнице, оказывается, кипит бурная детская жизнь, наполненная самыми разнообразными событиями и чувствами. О такой жизни правдиво и по возможности весело рассказывает замечательный современный писатель Николай Николаевич Назаркин в своей книге «Изумрудная рыбка».
Бывает и так, что дети рано начинают задумываться о мировых проблемах, например, о несправедливых войнах, которые регулярно вспыхивают на планете. В них страдают и гибнут не только взрослые, невинными жертвами становятся и дети, по чьей-то злой воле испытывающие голод, болезни, переживающие гибель близких и другие тяжелейшие душевные травмы. Именно об этом задумываются героини рассказа Анны Сергеевны Игнатовой «Джинн Сева».
Взрослые детские проблемы можно преодолеть. Но дети и взрослые должны помогать в этом друг другу.

Вопросы и задания
1. Как вы понимаете, что такое «взрослые детские проблемы»? Почему детям иногда приходится решать взрослые проблемы? Приходилось ли вам или вашим близким (знакомым) сталкиваться с ними?
2. Что нужно сделать для того, чтобы у детей было как можно меньше взрослых проблем?

Литературные имена России

» Николай Николаевич Назаркин (род. 1972) вырос в Москве. С детства он страдал тяжёлым заболеванием крови. Любовь к книгам и чтению привела его на факультет библиотечной работы с деть-ми и юношеством Московского государственного университета культуры, после окончания которого он работал в Российской государственной детской библиотеке, занимаясь поддержкой сайта «Библио Гид». В 2001 году Назаркин уехал на родину жены в Нидерланды и сейчас живёт в Гааге.
Первая книга — «Изумрудная рыбка» сделала писателя лауреатом премии «Заветная мечта». Жанр книги Назаркин определил так — «палатные рассказы». О детской больнице он знал всё, потому что в детстве сам провёл там много времени. Больные дети там не лежат, а живут. Живут иногда

месяцами, потому что некоторые болезни нельзя вылечить окончательно и нужно регулярно возвращаться в больницу, чтобы снова проходить лечение.
Но детство остаётся детством даже в больнице: в мире капельниц и лекарств дети познают, что такое дружба и взаимопомощь, жадность и бескорыстие, игры и страхи. А самое главное — больные дети глубже других знают цену человеку: кто чего стоит на самом деле. В 2006 году Назаркин написал продолжение «палатных рассказов» — «Мандариновые острова». «

Из первых уст

В этой книжке говорится о ребятах, которые тяжело больны. Можно сказать — неизлечимо.
И жить им трудно. Гораздо труднее, чем многим из нас.
Вместо увлекательных приключений у них больничный режим, уколы, капельницы и прочие, сами понимаете, «удовольствия». Вместо дракона — болезнь. И никакое волшебство им не помо-жет, потому что не в сказке живём, не в кино.
А в остальном они такие же, как мы. Играют, выдумывают
что-нибудь, влюбляются, спорят, читают и фантазируют. Только не дома, а в больнице.
Если дома болеть, то это ещё ничего! Тут родители всё-таки, и друзья могут зайти, и книжек много, и других развлечений. А в больничной палате — там совсем особая жизнь...
Но вы не бойтесь, что сейчас начнёте читать про больницу —
и всё будет грустно. Наоборот: иногда будет весело и даже смешно. А иногда... в общем, сами увидите.
Читайте, пожалуйста.
М. Порядина <

Николай Николаевич Назаркин Изумрудная рыбка

Прочитайте рассказы из книги Н.Н. Назаркина «Изумрудная рыбка». Как вынесенные в эпиграф слова А. Швейцера, немецкого философа, врача и музыканта, соотносятся с содержанием этих рассказов?

Николай НАЗАРКИН Изумрудная рыбка Пропала зеленка. И во всем виноват Серый. То есть он, конечно, не виноват. Но все равно. Кто дал зеленку Юрке? Серый и дал. И сказать ему ничего нельзя. Потому что он посмотрит только – а как не дать, если человек серьезно просит? – и все. Я бы сам дал, и это самое обидное. И Юрке тоже вмазать нельзя. Потому что он тоже не виноват. Он дурак просто. Оставил зеленку на тумбочке, прямо так, на виду, а Лине Петровне как раз приспичило зайти спросить про эту дурацкую температуру. Кто в больнице температуру меряет, я вас спрашиваю? Только тот, кому от градусника не уйти. Вон Шурик из четвертой палаты меряет, потому что бабушка рядом. А так – все равно ведь в больнице лежишь, вылечат, если надо. Еще им температуру мерить! Вот так оно и случилось. Лина Петровна зеленку увидела – цап! – и в карман. Потому что медикамент. Не положено. А нам что делать? Без зеленки – все, капец. Без зеленки над нами весь пятый этаж ржать будет. Потому что бесцветная рыбка – это позор. Это даже хуже, чем вообще не красить. Лучше бы, как малыши какие, сплели из «сырой» капельницы… Рыбок из капельниц плетут, чтоб вы знали. Длинные, тонкие, желтые, почти прозрачные

трубочки – давай, плети, если фантазия есть. А если еще уговорить новенькую процедурную сестру дать всю «системку»: с надутыми баллончиками фильтров, с манжетами «резинками», с толстыми тупыми иглами «воздушками»…Только учтите, что если плести просто так, как первоклашка какой, то раздует вашу рыбку и перекосит – жуть. Тут подготовка нужна.Ну вот, доподготавливались. Зря мы с Толиком эту дурацкую капельницу на спинку кровати натягивали, чтоб растянулась, просохла и побелела. Зря мы ходили на пятый тащить недостающее прям из под носа у «пятачков»…– Может, рыцаря сплетем? – говорит Толик.– Рыцаря… На рыцаря три фильтра нужны, а мы все фильтры уже променяли. Кто ж знал то?– А может… – говорит Серый и замолкает.Кроме рыцаря и рыбки, мы умеем плести только чертиков. Но чертик – это даже не плетение, баловство одно: чурбачок – туловище, кубик – голова, подрежь торчащие концы до нужной длины – вот тебе и руки, и ноги, и рога с ушами. А уж вставить глаза да хвост и скрепить все это вместе толстой «воздушкой» – даже уметь не надо…Поэтому Серый и замолкает. Ему нечего предложить, потому что предлагать нечего. А не предложить он не мог, потому что чувствует себя виноватым. И за зеленку, и за то, что нам

не помогал. Хотя тут он ну совсем не виноват: у него левая рука в корсете, а с одной рукой – какой из него помощник?..Мы сидим в коридоре, в тупичке за ординаторской. Здесь стоит какая то пальма, а за пальмой – подоконник. Толик все время дергается – у него почки. И если Лина Петровна заметит, что мы тут на подоконнике сидим, сразу начнется: «Да ты простынешь, да тебя продует, да о чем ты только думаешь!..»О рыбке он думает. С этими почками он уже почти двенадцать лет живет, потерпят они как нибудь пять минут.Но зеленки нет. А значит, покрасить капельницу нельзя. И вместо воображаемой нами в мечтах роскошной изумрудной рыбки – чешуя внахлест, глаза кругами, а плавники и хвост накрутить на карандаш! – получим мы дурацкого бесцветного карася. А тут какие то почки да температуры…Надо что то решать. – Кажется, я в поликлинике зеленку видел, – говорит Толик.Поликлиника – это первый этаж нового корпуса. Но днем нам туда нельзя: приспичит этим докторам, а нас на месте нету, – а вечером она закрыта.– Давайте бабу Настю попросим? – в отчаянии предлагает Серый.– Она скажет, что мы замажем этой зеленкой весь пол, а ей – оттирай, – говорю я.Мрачно говорю, потому что положение наше ужасное. А в ужасном положении нужно

решаться на крайние меры.– Вот что, – говорю я. – Делать нечего. Надо добыть зеленку. Зеленка есть у той рыжей из двенадцатой палаты…Все молчат. Потому, что двенадцатая палата – это пятый этаж. Идти в логово «пятачков» – даже в девчачью палату – не хочется.– Я пойду, – говорит Серый.Ему ужасно хочется что нибудь сделать.А мы молчим. Потому что нам не хочется идти к «пятачкам».– Я пошел, – говорит Серый.…Зеленку он приносит через полчаса. Хмурый.– Вот, – говорит Серый. – Саша ее зовут. Красьте давайте и режьте…И мы стали красить и резать. Красить – ничего трудного: налей зеленку в капельницу, зажми концы да покрути, чтоб размазалось хорошенько. Ну, и лишнее слить и просушить.Сушили мы тут же, за батареей. Тут никто не найдет и тепло.Резать – хуже. Резать надо по длине, чтоб сделать из трубки ленту – длинную, гибкую ленту.Изумрудную ленту.Серый только смотрел и хмурился. Он все переживал, что из за него чуть все не сорвалось.

– Не переживай, – сказал Толик. – Все равно это наша рыбка.
Серый промолчал.– А чего ты той рыжей наврал, чтоб она тебе зеленку дала? – говорю я.– Что живот расцарапал, – говорит Серый.И лицо у него такое грустное, словно у него и впрямь живот болит.Я молчу. В больнице нет хуже, чем про болезнь для выгоды соврать. Но ведь он для нас соврал! Без зеленки нам все! Капец!Пока сплели – семь потов сошло, как говорит баба Настя. Не знаю, с меня, по моему, вдвое больше. Но сплели.Подвесили на ту же пальму – полюбоваться. Рыбка висит, покачивается, свет на боках играет…А веселья нет. Не изумрудная рыбка у нас получилась. Так, зеленая просто…А Серый вообще не смотрит.– Нет, – говорит Толик. – Дурацкая какая то рыбка эта…И мы разошлись. Серый ушел последним. Он сжимал эту дурацкую рыбку в кулаке, и я знал, о чем он думает: отнести ее той глупой рыжей Саше из двенадцатой палаты или просто поскорее выбросить…

Размышляем над прочитанным

1. Почему мальчишки хотели обязательно сплести изумрудную рыбку?
2. Охарактеризуйте больничную жизнь, описанную в рассказе. Чем она отличается от обычной жизни детей и подростков? Приведите цитаты из текста.
3. Как дети относятся к своим болезням? Чего больше в этом отношении: оптимизма или грусти? Подтвердите своё мнение примерами из текста.
4. Подготовьте выразительное чтение по ролям фрагмента рассказа со слов «Надо что-то решать» до слов «И лицо у него такое грустное, словно у него и впрямь живот болит», продумав характер и интонацию чтения.
5. Опираясь на текст рассказа, разработайте «инструкцию» по подготовке к изготовлению изумрудной рыбки из трубочки от капельницы.
* 6. Прочитайте выразительно фрагмент рассказа с начала до слов «Тут подготовка нужна». Докажите, что рассказчик лежит в больнице не первый раз. В чём особенности его стилистической манеры повествования? Приведите примеры из текста
7. Почему изумрудная рыбка не обрадовала мальчишек?

Ах, миледи!

Историко-культурный комментарий

Проксима Центавра (от лат. ргохипа — ближайшая) — бли-жайшая к Солнцу звезда нашей Галактики.
«Мушкетёры» — здесь: знаменитый роман французского пи-сателя А. Дюма «Три мушкетёра» (1844).
Миледи — вежливо-почтительное письменное обращение к за-мужней женщине в Англии, то же, что сударыня в России; здесь: героиня романа А. Дюма «Три мушкетёра».
Ришельё — Арман Жан дю Плессй, герцог де Ришельё (в рус-ской традиции — Ришельё) (1585—1642) — кардинал Римско-католической церкви, аристократ и государственный деятель Франции; здесь: герой романа А. Дюма «Три мушкетёра».
Два продолжения к «Мушкетёрам» — здесь: имеются в виду романы А. Дюма «Двадцать лет спустя» (1845) и «Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя» (1848—1850), являющиеся продолжениями романа «Три мушкетёра».

Самое худшее в больнице – это заболеть. Когда не кровотечение или еще что нибудь такое нормальное, а грипп дурацкий. То есть если заболел – то это еще ничего. Хуже всего, когда температуру контролируют. И если там какие нибудь несчастные тридцать семь и пять – все, в бокс. Боксы – это карантинное отделение у нас на втором этаже. Палатки такие, только маленькие. На одного или двух. И никуда не пускают! То есть совсем никуда. Лежи себе на койке и медленно умирай. Не от гриппа, конечно, а от скуки. А все Павличек виноват! Я знал, конечно, что он жлоб и маменькин сынок, но что он самый жлобистый жлоб из всех жлобистых жлобов на свете – этого не знал. Ну что ему стоило дать мне «Мушкетеров» дочитать? Я же быстро читал и чай не ставил на книжку – разве я виноват, что у меня этот дурацкий грипп нашелся? «Ты в боксе, наверное, до той недели пролежишь, а меня должны скоро выписать…» Бе бе бе! Нянечкин любимец. Не зря его баба Настя так зовет: «Па авличек!» Тьфу, а я тут мучаюсь… В боксе нас двое. Я и Васильченко. Это он так представился. Воображает, наверное, что взрослый. А сам на год примерно меня старше. Ну, или на два. Так что я тоже сказал: «Кашкин». А чего он?!. Вечер уже. Таблетки нам раздали, температуру записали. Тут с этим строго, пока не спадет – ни за что не выйдешь. Сиди тут, даже без книжки.

Скоро отбой. Эх…
– Чего приуныл, друг Кашкин? – спрашивает Васильченко.– Ничего, – говорю. – Ничего я не приуныл.– А я вот приуныл, – сообщает мне Васильченко. – Завтра пятница, друг Кашкин. А значит, должна прийти Светка и принести бинокль. А я тут.– Настоящий? – заинтересовался я. – Бинокль?– Ну уж не игрушечный, друг Кашкин, – усмехнулся Васильченко.Я сразу начал ему завидовать, что у него есть настоящий бинокль. Это ж можно запросто Проксиму Центавра, наверное, увидеть! Я про нее до «Мушкетеров» читал. Тоже ничего, хотя «Мушкетеры», конечно, здоровскее. А чтобы он не догадался, что я завидую, я спросил:– А чего ты меня «друг Кашкин» называешь?– А как же тебя еще называть? – удивился Васильченко. – Монсеньор, что ли? Нет, это тебе не подходит.– Ты тоже «Мушкетеров» читал? – спрашиваю.– Конечно, – говорит счастливый человек Васильченко. – А ты разве нет?– Эх, – вздыхаю я. – Мне там немножко осталось. Только этот Павличек, жлоб жлобистый, книжку зажал с собой дать!

– Вот оно что! – понимающе кивает Васильченко. – Сочувствую, друг Кашкин. Неприятное дело.
– Еще какое, – уныло продолжаю я. – Совсем ведь чуть чуть осталось! Они там как раз миледи голову отрубили! А я…– Погоди, – изумляется Васильченко. – Так ты ничего не знаешь?!– Чего не знаю? – подозрительно спрашиваю я.– Там же как раз всё самое интересное начинается! – говорит Васильченко и ложится на кровать, глядя в потолок. Словно ему совершенно неинтересно.Ну, и я молчу. Я Пашке и Серому уже сто тыщ историй сам рассказал. Я знаю, что рассказывать куда больше хочется, чем слушать.Так мы немножко молчим. А потом Васильченко говорит:– Ладно уж, расскажу я тебе, что там дальше было.– Давай, – соглашаюсь я.Гад он все таки. Еще бы немножко – и я стал бы просить, как маленький прям.– Так вот, слушай, – Васильченко понижает голос.Верхний свет уже выключили, теперь только два ночника горят и лампа в коридоре – ее через стекло над дверью видно. И луна в окне. Белая.– Миледи отрубили голову… И ты думаешь, что так всё и закончилось?

– А что же еще? – спрашиваю я.– Ха ха ха, – зловеще говорит Васильченко. – Самое главное только начиналось. Они там закопали тело и голову отдельно. И уехали. Но голова не умерла! Она выбралась на поверхность и полетела к Ришелье!– Как это? – говорю я.
– Вот так это, – говорит Васильченко. – Она летала только по ночам, ее длинные белокурые волосы развевались от ветра, а на щеке у нее было теперь кровавое клеймо! В виде лилии! А когда она уставала, она залетала в окна домов к спящим и…Васильченко выразительно замолчал.– Да ну! – неуверенно возразил я. – Там же в книжке совсем чуть чуть оставалось…– Эх ты, друг Кашкин, – протянул Васильченко. Голос у него стал точь в точь как у моей старшей сестры, когда она что нибудь знает, а я нет. Ненавижу такой голос. – Разве ты не знаешь, что к «Мушкетерам» еще целых два продолжения есть?Этого я не знал. И был сражен.Нет, конечно, я не верил Васильченко. Летающая голова, ха ха! Малышовые сказки. Понятное дело, что любой рассказчик всего чего нибудь приврет для красоты. Так что я Васильченко совершенно не верил. Но вот что там в продолжениях?Проснувшись ночью попить, я взглянул в окно. И вздрогнул. В лунном свете мелькнуло что-

то небольшое, круглое, окутанное белокурыми волосами. То есть мне так показалось. Это, конечно, какая-нибудь птица была.Какая-нибудь. Птица.Конечно.

Размышляем над прочитанным

1. О чём мечтают мальчишки в карантинном боксе? Современны ли их мечты? Обоснуйте свой ответ.
2. Охарактеризуйте Кашкина и его соседа Васильченко. Как они относятся друг к другу? Подтвердите свои ответы цитатами из текста. 3. Читали ли вы роман А. Дюма «Три мушкетёра» и его продолжения? Верно ли Васильченко рассказывает финал романа?

4. Найдите в главе цитаты, по которым, даже не зная событий финала, можно догадаться, что Васильченко фантазирует.
5. Подготовьте выразительное чтение по ролям фрагмента рассказа со слов «Так мы немножко
молчим» до конца рассказа, продумав характер и интонации чтения.
6. Найдите в тексте рассказа детали, указывающие на внутреннее состояние Кашкина, попавшего в
карантинный бокс. Докажите, что писателю порой достаточно одного слова, чтобы изобразить это состояние.
* 7. Выпишите из текста рассказа: а) слова и выражения, доказывающие, что рассказчик описывает
больничную жизнь с юмором, как взрослый человек; б) слова и выражения, доказывающие, что это автобиографичный рассказ

Николай НАЗАРКИНПро личную жизнь

Мы с Серым сидели на диване в конце коридора и ничего не делали. Мы вообще то хотели много чего делать, только Толика забрали. Капельницу опять будут ставить. А без Толика как то ничего не делается. Вот мы и не делаем.
На другом конце коридора малышня всякая устроила гонки на колясках. Только они сюда не доезжают. У гонщиков руки короткие, чтобы два колеса равномерно вертеть. Разогнался – и сразу в стену сворачивает. Сам. У нас коляски – ого! Огромные. А те, что поменьше, – те мамы уже разобрали по палатам своих возить. А эти не нужны никому. Кроме гонщиков.
Вам! Ну вот, теперь колесами зацепились и оба в стенку врезались. Хорошо, что они до нашего дивана не доезжают. А то можно было бы им сказать: «Давайте, писклявая команда, валите отсюда! У нас дела!» А так делать нечего. И почему эту дурацкую капельницу именно сейчас надо Толику ставить?
– Вот что в больнице самое плохое, – говорю я Серому. – Никакой тут личной жизни нет.
– Угу, – говорит Серый.
– В семь утра – хлоп! – свет включают, – продолжаю я рассуждать. – А ты, может, еще спишь! А тебе все равно градусник суют.
– Угу, – говорит Серый.
– Хорошо, когда в палате всяких там мам нет, – говорю я. – Или они хоть ничего себе,

смирные. Тогда можно градусник отложить пока и доспать немножко. А дежурной сказать, что тридцать шесть и восемь. Они думают, что мы таких цифр придумать не можем, а значит – честно мерили.
– Угу! – кивает Серый.
– Потом таблетки еще. А потом только умоешься – завтрак везут, – продолжаю я. – И опять ничего делать нельзя. Потому что прислушиваешься, как баба Настя тележкой гремит по другим палатам, и думаешь, как бы ее уговорить обменять кашу на два хлеба с маслом. Разве тут порисовать или еще чего получится?
– Угу, – грустно соглашается Серый.
– А после завтрака – самое худшее, – мрачно продолжаю я. – Сиди себе в палате и жди своего лечащего. А может, Андрей Юрьич даже придет. Или студенты. Помнишь, на той неделе студенты приходили?
– Угу, – кивает Серый.
– Вот так вот сидишь и все утро ждешь, пока кто нибудь придет, – говорю я. – А лечащий десять минут тебя посмотрит и даже не говорит, когда выпишут! Целое утро ждать, как будто делать больше нечего!
– Угу, – хмурится Серый.
Про выписку я зря сказал. Он как раз выписываться собирался, а тут этот дурацкий зуб. Так

что Серый сидит сейчас с огромным тампоном за щекой и говорит только всякие короткие звуки. Вот не повезло человеку!
– Потом до обеда еще ничего, – торопливо продолжаю я, чтобы отвлечь Серого от мыслей о выписке, – только из отделения выходить нельзя, потому что тогда точно сразу тебя будут искать – на укол, или на рентген, или на еще чего. А так могут и вечером уколоть. Как получится. Так что до обеда часика три личной жизни все таки есть, только в отделении если.
– Угу, – поддакивает Серый.
– А после обеда, – снова мрачнею я, – если Лина Петровна или Ольга Сергевна дежурят – то все, капец. Лежи весь тихий час в кровати, и никаких хождений. Удавиться прям!
– Угу, – говорит Серый.
– Потом в пять часов молоко с печеньем привезут, – совсем безнадежно говорю я. – Потом учительница приходит и еще упражнения спрашивает, потом опять таблетки, и так до вечера никакой личной жизни.
– Ы! – вскакивает Серый и машет рукой.
О! Толик наконец освободился. Ну вот, сейчас мы…
– Кашкин! – кричит Катя Васильевна у двери в нашу палату. – Где ты тут гуляешь? У тебя ж антибиотики, ты забыл?


А! Я вздыхаю и медленно плетусь в палату. Да, антибиотики. И никакой личной жизни.

Размышляем над прочитанным

1. Можно ли назвать жизнь в больничном отделении однообразной? Обоснуйте свой ответ. Перечислите события, нарушающие однообразие больничного режима.
2. Почему пациенты в детской больнице мечтают о «личной жизни»? Что они подразумевают под этим словосочетанием?
3. Выпишите из текста рассказа слова и выражения, указывающие
на то, что мальчишкам не нравится больничный режим. Почему в нём нет места для «личной жизни»?
* 4. Докажите, что, описывая больничный режим, автор использует приёмы создания комического. Подтвердите свои рассуждения цитатами из текста рассказа, в которых события больничной жизни не соответствуют оценкам рассказчика.
5. Придумайте несколько юмористических правил поведения в
больнице, чтобы маленьким пациентам было легче переносить больничную жизнь.

https://mibs.saha.muzkult.ru/media/2022/04/04/1295874506/TB_-_-_-_-_-TA_-_TD_-TV.jpg
https://www.kostyor.ru/11-06/images11-06/palata.jpg
http://www.fairyroom.ru/wp-content/uploads/2018/12/1-21456-1534495172-1153.jpg
https://sun9-47.userapi.com/impf/c627627/v627627973/34f63/2OWIJ1BHW1o.jpg?size=506x604&quality=96&sign=6a130c0c517e3fb28fed1d43d2a7b969&c_uniq_tag=RMj-AST2pv0zRwkEd9-H5Mir3gvw_3y9K9xG6X0y-O0&type=album
https://avatars.mds.yandex.net/i?id=a2dce0044ec7a8a2734a51ebdaf7c2c70a83a4f6-8340522-images-thumbs&n=13
https://img2.labirint.ru/books/285850/scrn_big_1.jpg
https://img.labirint.ru/images/comments_pic/1316/7_9b11e967be5f5e8db998a29d2e50fcdb_1366543425.jpg

Иллюстрации

Автор: Кочанова В.В., учитель русского языка и литературы, МОУ «Зимстанская СОШ», МР «Усть – Куломский район», Республика Коми