Островский: начало творческого пути. (Материалы литературной гостиной)

Островский: начало творческого пути. (Материалы литературной гостиной) Еще с гимназических лет Островский становится завзятым театралом. Он   посещает   Петровский   (ныне   Большой)   и   Малый   театры,   восхищается игрой Щепкина и Мочалова, читает статьи В.Г. Белинского о литературе и театре. В конце 1840­х годов Островский пробует свои силы на писательском, драматургическом поприще и публикует в «Московском городском листке» за   1847   год   «Сцены   из   комедии   “Несостоятельный   должник”»,   «Картину семейного   счастья»   и   очерк   «Записки   замоскворецкого   жителя».   Ли­ тературную   известность   Островскому   приносит   комедия   «Банкрот»,   над которой он работает в 1846—1849 годах и публикует в 1850 году в журнале «Москвитянин» под измененным названием «Свои люди — сочтемся!». Пьеса   имела   шумный   успех   в   литературных   кругах   Москвы   и Петербурга.   Писатель   В.   Ф.   Одоевский   сказал:   «Я   считаю,   на   Руси   три трагедии: «Недоросль», «Горе от ума», «Ревизор». На «Банкроте» я ставлю номер четвертый». Пьесу Островского ставили в один ряд с гоголевскими произведениями   и   называли   купеческими   «Мертвыми   душами».   Влияние гоголевской   традиции   в   «Своих   людях...»   действительно   велико.   Молодой драматург избирает сюжет, в основе которого лежит довольно распростра­ ненный случай мошенничества в купеческой среде. Самсон Силыч Большаков занимает крупный капитал у своих собратьев­купцов, а так как возвращать долги с большими процентами ему не хочется, объявляет себя обанкротив­ шимся человеком, несостоятельным должником. Свое состояние он переводит на   имя   приказчика   Лазаря   Подхалюзина,   а   для   крепости   мошеннической сделки отдает за него замуж свою дочь Липочку. Большакова могут посадить в долговую тюрьму, но он не унывает, поскольку верит, что Лазарь внесет для его освобождения небольшую сумму от полученного капитала: «Свои люди — сочтемся!» Однако он ошибается: «свой человек» Лазарь и родная дочь Ли­ почка не дают отцу ни копейки. На   первых   порах   ни   один   из   героев   комедии   не   вызывает   никакого сочувствия.   Кажется,   что,   как   в   «Ревизоре»   Гоголя,   единственным положительным   героем   у   Островского   является   смех.   Однако   по   мере движения сюжета к развязке в комедии появляются новые, не свойственные Гоголю   мотивы.   В   пьесе   Островского   сталкиваются   два   купеческих поколения:   «отцы»   и   «дети».   Различие   между   ними   сказывается   даже   в «говорящих» именах и фамилиях. Большов — от крестьянского «большак», глава   семьи   —   купец   первого   поколения,   мужик   в   недалеком   прошлом. Разбогатев,   Большов   порастратил   народный   нравственный   «капитал».   Став купцом, он готов на любую подлость по отношению к «чужим» людям. Но кое­что из прежних нравственных устоев в нем еще теплится, он еще верит в святость семейных отношений: свои люди друг друга не подведут. Но то, что живо в купцах старшего поколения, совершенно не властно над детьми. На смену самодурам большовым идут самодуры подхалюзины. Для них уже ничто не свято, они с легким сердцем растопчут последнее при­ бежище нравственности — святость семейных уз. Смешной и пошлый в начале комедии,   Большов   вырастает   в   ее   финале   в   трагического   героя.   Когда поруганы детьми родственные чувства, когда единственная дочь жалеет дать гроши   кредиторам   и   с   легкой   совестью   спроваживает   отца   в   тюрьму,   в Большове   просыпается   страдающий   человек:   «Уж   ты   скажи,   дочка: ступай, мол, ты, старый черт, в яму! Да, в яму! В острог его, старого дурака. И за дело! Не гонись за большим, будь доволен тем, что есть... Знаешь, Лазарь, Иуда — ведь он тоже Христа за деньги продал, как мы совесть   за   деньги   продаем...»   Сквозь   пошлый   быт   пробиваются   в   пьесе Островского   трагические   мотивы.   Поруганный   детьми,   обманутый   и изгнанный,   купец   Большов   напоминает   короля   Лира   из   одноименной шекспировской трагедии. Именно так исполняли его роль русские актеры. А   это   значит,   что,   наследуя   гоголевские   традиции,   Островский   шел вперед. Если у Гоголя все персонажи «Ревизора» одинаково бездушны, а их бездушие   взрывается   изнутри   лишь   смехом,   то   в   мире   Островского открываются источники живых человеческих чувств.  В следующей комедии «Бедность не порок» (1854) на первый взгляд те же герои, что и в «Своих людях...»: самодур­хозяин Гордей Торцов, покорная ему жена Пелагея Егоровна, послушная воле отца дочь Любушка и, наконец, приказчик Митя, неравнодушный к хозяйской дочери. Задуривший отец хочет отдать   дочь   за   постылого   старика,   московского   фабриканта   Коршунова, оставить провинциальный Черемухин и уехать в Москву. Но разгулявшейся своевольной натуре Гордея Карпыча противостоит вековой уклад русской жизни. Действие комедии происходит в поэтическое время Святок: звучат песни, заводятся игры и пляски, появляются ряженые. Жена   Гордея   говорит:   «Модное­то   ваше   да   нынешнее...   каждый   день меняется,   а   русский­то   наш   обычай   испокон   веку   живет!»   Митя   в   пьесе совершенно   не   похож   на   Лазаря   Подхалюзина.   Это   человек   одаренный, талантливый, любящий поэзию Кольцова. Его речь возвышенна и чиста: он не столько   говорит,   сколько   поет,   и   песня   его   то   жалобная,   то   широкая   и раздольная. Своеобразен и Любим Торцов, родной брат Гордея. В прошлом он был   богат,   но   промотал   все   состояние.   Теперь   он   беден,   нищ,   но   зато   и свободен от развращающей душу власти денег, чинов, рыцарски благороден, человечески щедр и высок. Его обличительные речи пробуждают совесть в самодуре Гордее. Намеченная свадьба Любушки с Африканом Коршуновым расстраивается. Отец отдает дочь замуж за бедного приказчика Митю. Над   самодурством,   над   разгулом   злых   сил   в   купеческих   характерах торжествует   народная   нравственность.   Островский   верит   в   здоровые   и светлые начала русского характера, которые хранятся в купечестве. Но в то же   время   он   видит   и   другое:   как   буржуазное   своеволие   и   самодурство подтачивают   устои   вековой   народной   морали,   как   непрочно   подчас оказывается их торжество. Тем не менее взгляд на купеческую жизнь в первой комедии «Свои люди — сочтемся!» кажется теперь Островскому «молодым и слишком жестким». «Пусть лучше русский человек радуется, видя себя на сцене,   чем   тоскует.   Исправители   найдутся   и   без   нас.   Чтобы   иметь   право исправлять народ, не обижая его, надо ему показать, что знаешь за ним и хорошее; этим­то я теперь и занимаюсь, соединяя высокое с комическим», — пишет   Островский   М.П.   Погодину,   редактору   журнала   «Москвитянин», пригласившему начинающего драматурга и его друзей к сотрудничеству. При «Москвитянине» образуется «молодая редакция», душой которой оказывается   Островский.   Его   окружают   талантливые   критики   Аполлон Григорьев   и   Евгений   Эдельсон,   проникновенный   знаток   и   одаренный исполнитель народных песен Тертий Филиппов, начинающие писатели и поэты Алексей Писемский и Алексей Потехин, Сергей Максимов и Борис Алмазов, Лев Мей... Кружок  ширится, растет.  Живой  интерес  к  народному  быту,  к русской   песне,   к   национальной   культуре   объединяет   в   дружную   семью талантливых людей из разных сословий — от дворянина до купца и мужика­ отходника.   Само   существование   такого   кружка   —   вызов   казенному однообразию   русской   жизни   эпохи  «мрачного   семилетия»,  ознаменовавшей финал николаевского царствования. В пьесах первой половины 50­х годов «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок», «Не так живи, как хочется» Островский   изображает   преимущественно   светлые,   поэтические   стороны русской жизни, возвращая на сцену чистые чувства, «горячие сердца».