Презентация по литературе "Николай Михайлович Карамзин" (9 класс, литература)

(1766-1826)


РВБ: XVIII век: Н.М.Карамзин. Стихотворения.

Николай Михайлович Карамзин

Половиной в древность наклонилась, А другой в потомстве оперлась.
П.А.Словцов

Поэзия Карамзина.

«Чистая, высокая слава Карамзина принадлежит России, и ни один писатель с истинным талантом, ни один истинно ученый человек, даже из бывших ему противниками, не отказал ему дани уважения глубокого и благодарности».
1836г. А. С. Пушкин

Он родился в семье симбирского дворянина, учился грамоте у сельского дьячка, а потом был отдан в московский пансион Шадепа. Затем наступила служба в гвардии.
В 1784 году Карамзин вышел в отставку с незначительным чином поручика и уехал на родину.
Встреча со старым знакомым их дома масоном И. П. Тургеневым резко переменила ход его жизни: Карамзин переселился в Москву, занялся литературной деятельностью.

Четыре года, проведенных им в обществе московских масонов (1785-1789), оказались важнейшим периодом его творческого развития. Влияние нравственных идей и общественных убеждений масонов дополнялось широким знакомством с литературой европейского предромантизма. К этому же времени относятся первые выступления Карамзина в печати, среди которых следует отметить его сотрудничество в журнале «Детское чтение».

Масонство.

Масо́нство (франкмасо́нство, фр. Franc-maçonnerie, англ. Freemasonry) — движение, возникшее в XVIII веке в виде закрытой организации. Этика и философия масонства опираются на монотеистические религии. Масонство берёт свое начало из малоизвестных истоков в конце XVI — начала XVII века, предположительно — оперативных цехов каменщиков. Название «масон» или «франкмасон» происходит от фр. franc-maçon (в старофранцузском masson, англ. freemason), употребляется также буквальный перевод этого названия — вольный каменщик.

  Екатерина II не понимала истинных политических замыслов масонства.
Рядовые русские масоны увлекались показной, мистической стороной масонства, его таинственными обрядами. Екатерине II все это казалось смешной и нелепой игрой. Сообщая Гримму о пребывании известного "мага" Калиостро в России, Екатерина II пишет: "Франк-масонство, - одно из величайших
сумасбродств, когда-либо бывших в ходу среди человеческого рода. Я имела терпение прочесть все их печатные и рукописные нелепости, которыми они
занимаются, и с отвращением увидела, что сколько не смейся над людьми, они не становятся от этого ни умнее, ни просвещеннее, ни осторожнее.»

Разрыв с масонами и отъезд в 1789 году за границу положил начало новому периоду жизни Карамзина. Путешествие молодого писателя по Германии, Швейцарии, Франции и Англии стало наиболее выдающимся событием в его жизни. Потратив год с небольшим на путешествие, Карамзин снова поселился в Москве и предался чисто литературной деятельности.
В 1791-1792 годах он издавал «Московский журнал», в котором печатались «Письма русского путешественника», «Бедная Лиза» и другие повести, принесшие ему литературную славу.
Он издал, однако, в 1795 году альманах «Аглая» , а с 1796 по 1799 годы три поэтических сборника «Аониды».
В 1802—1803 годах Карамзин издавал журнал «Вестник Европы».
С 1803 года до самой смерти он работал над «Историей Государства Российского».

развивалось в сложном притяжении к двум идейно-теоретическим полюсам — утопизму и скептицизму. Русский утопизм XVIII века возникал в той среде, которая, отрицая окружающие общественные отношения и боясь революции, жаждала мирного решения социальных конфликтов и вместе с тем искала средств от зла, порождаемого частной собственностью.

Мировоззрение Карамзина

Республика для Карамзина - это «Платонова республика мудрецов». В понятие идеальной республики Карамзин вкладывает платоновское понятие общественного порядка, дарующего всем блаженство ценой отказа от личной свободы. Это строй, основанный на государственной добродетели и диктаторской дисциплине. Управляющие республикой мудрецы строго регламентируют и личную жизнь граждан, и развитие искусств, самовластно отсекая все вредное государству. Такой идеал объясняет отрицательное отношение писателя и к идее народоправства.

«Республиканец в душе»

Вступая в противоречие с привлекавшим его симпатии идеалом суровой «республики добродетелей», Карамзин готов был славить XVIII век за освобождение личности, успехи цивилизации, торговли, культуры. В письме «Меладор к Филалету» Карамзин писал: «Кто более нашего славил преимущества осьмагонадесять века: свет Философии, смягчение нравов, тонкость разума и чувства, размножение жизненных удовольствий, всеместное распространение духа общественности, теснейшую и дружелюбнейшую связь народов, кротость Правлений, и пр., и пр.?.. Конец нашего века почитали мы концом главнейших бедствий человечества …»

Подход к деятельности писателя как к «подвигу честного человека» оставался неизменным. Именно ему следовал Карамзин, публикуя стихотворение «К Милости». Карамзин разделял широко распространенные в XVIII веке представления о том, что единственной целью существования власти является польза подданных, народа.

«История Государства Российского», — «не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека»1 А.С.Пушкин.

Спокойствие твоей державыНичто не может возмутить…
Доколе права не забудешь,С которым человек рожден;
Доколе гражданин довольныйБез страха может засыпатьИ дети-подданные вольныПо мыслям жизнь располагать......Доколе всем даешь свободуИ света не темнишь в умах;
Пока доверенность к народуВидна во всех твоих делах...

«К Милости»

Доколе права не забудешь, С которым человек рожден...
были заменены на:
Доколе пользоваться будешь Ты правом матери одной...

Среди привлекательных для Карамзина идей XVIII века следует отметить мысль о братском единении людей всего мира, которая истолковывалась как союз народов против разделяющих их невежества, суеверий и деспотизма. На этой почве вырастали идеи, вроде проектов «вечного мира» ( Б. Сен-Пьер, Ж.-Ж. Руссо), широко распространялись пацифистские настроения, возникали идеи общечеловеческого гражданства.

В 1792 году он опубликовал в «Московском журнале» «Разные отрывки. Из записок одного молодого Россианина», в которых идеи пацифизма выражены с наибольшей силой.

Особенно приближался Карамзин к Шиллеру, выражая идею братства народов:
Миллионы, веселитесь, Миллионы, обнимитесь, Как объемлет брата брат! Лобызайтесь все стократ!

Политическое развитие Карамзина в 1790-е годы не было прямолинейным. Надежды на постепенное возвышение человечества к будущей гармонии то оживали, то меркли. Под влиянием событий в Европе и России скептические настроения все больше брали верх. «Утопия», «Платонова республика мудрецов» остаются прекрасной мечтой, в осуществление которой Карамзин уже не верит. Когда после убийства Павла I Карамзин наконец смог опубликовать парижскую часть «Писем русского путешественника», неверие его в быстрый прогресс общества, осуществляемый путем преобразования политической системы, оформилось окончательно.

Карамзин всё больше начинает подчеркивать глубокую стихийность исторического процесса, который не познается и не управляется человеком. Человек может вызвать событие, но не способен предугадать его последствий. В конце жизни он записал сентенцию, предсказывающую исторические взгляды Л. Н. Толстого эпохи «Войны и мира»: «Мы все как муха на возу: важничаем и в своей невинности считаем себя виновниками великих происшествий! — Велик тот, кто чувствует свое ничтожество — пред богом!».

«Письма русского путешественника», первое крупное произведение Карамзина-писателя, характерно для начала его художественной эволюции. В «Письмах русского путешественника» он ставил своей целью показать читателю целый мир новых идей, привлекательность европейского просвещения. Цель его просветительная, но не революционная. Карамзин уделял также большое, хотя и не исключительное, внимание изображению психологии человека. В одной из рецензий 1791 года он назвал писателя «сердценаблюдателем по профессии»2. Эту роль «сердценаблюдателя» в наибольшей степени тогда выполняла поэзия. Поэт «сердца для глаз изображает» («Дарования»). Проза и поэзия Карамзина в это время, взаимно дополняя друг друга, составляли как бы два полюса — повествовательный и лирический — единой творческой позиции писателя.

Место Карамзина в истории русской поэзии находится не в первом ряду, но оно твердо ей принадлежит. И причину этого следует видеть в том, что, не будучи способен соперничать с Державиным, Карамзин тем не менее нашел и сохранил на протяжении всего творческого пути неповторимость, своеобразие… Оригинальность пути, избранного Карамзиным-поэтом, позволила ему не только сохранить свою самобытность, но и повлиять на таких ярких поэтов, как Жуковский, Батюшков, Вяземский, Пушкин.

Ю.Лотман

Своеобразие Карамзина-поэта, в самом общем виде, можно определить как неуклонное стремление к поэтической простоте, смелую прозаизацию стиха. Художественная система Карамзина-поэта отличается своеобразной смелостью: Карамзин систематически употребляет средства, которые его современников поражали новизной, утраченной для читателя наших дней.

Карамзин имел смелость употреблять рифму, которая в поэзии XVIII века традиционно считалась плохой, причем подчеркнуто избирал наиболее доступные, тривиальные рифмы. Белый стих в конце XVIII века уже был введен в круг поэтических средств, но банальные рифмы были решительно запрещены: их употребляли только плохие поэты, не умеющие находить лучшие рифмы.

Карамзин позволил себе их употребление:
Кто для сердца всех страшнее?Кто на свете всех милее?Знаю: милая моя! «Кто же милая твоя?»
(«Странность любви, ила Бессонница»)
Кто мог любить так страстно,Как я любил тебя?Но я вздыхал напрасно,Томил, крушил себя!
(«Прости»)

Простота и небрежность, безыскусственность у Карамзина становились синонимами поэтического.
Карамзин чуждался и картинности стиля, нарочито избегая метафор. Мы у него почти не найдем оригинальных, резко индивидуализированных эпитетов, которыми так богат державинский стиль. На фоне поэзии Державина лирика Карамзина должна была производить впечатление обедненной. Но и здесь читатель легко убеждался, что эта нарочитая «бедность» входила в замысел автора, соответствовала его эстетическим требованиям.

Поэзия Карамзина вводит нас в новый и необычный мир. Привычные представления в нем смещены: все государственно значимое, обладающее властью, могуществом, освященное поэтической традицией, царственно красивое, безупречное — в нем лишено цены. Все обыкновенное, робкое, бледное — привлекательно и поэтично. Поэт повествует нам о своей любви. Но его возлюбленная не только не отличается умом, красотой или величавостью — она робка, невзрачна.
      ..Она Ах! Ни мало не важна, И талантов за собою Не имеет никаких; Не блистает остротою...
Не Венера красотою — Так худа, бледна собою...
...без жалости не можно Бросить взора на нее.

Достоинств у возлюбленной нет вообще, и стихотворение не строится по принципу двучленной оппозиции. Недостатки не искупаются достоинствами, а сами достоинствами являются. Поэт любит свою героиню за ее недостатки и не пытается сам рационалистически объяснить своего чувства: «Странно!.. я люблю ее!»

Мир, в который вводит поэт читателя, с точки зрения рациональных норм,— «жалкий Бедлам». В 1792 году Карамзин опубликовал стихотворение «Кладбище», в котором продемонстрировал возможность рассказать об одном и том же с диаметрально противоположных точек зрения:
Один голос
Страшно в могиле, хладной и темной!Ветры здесь воют, гробы трясутся,Белые кости стучат.
Другой голос
Тихо в могиле, мягкой, покойной.Ветры здесь веют; спящим прохладно;Травки, цветочки растут.

Для Карамзина в конце 1780-х — начале 1790-х достоинство человека определяется не местом в этом мире (тем более не богатством или общественным положением), а душевными качествами. Мир внешний, государственный, противопоставляется внутреннему, личному, не только как хаотический гармоническому, но и как безнравственный нравственному.

При этом гражданская тема не исключалась — исключалась лишь официальная ее трактовка.

Карамзина в 1789-1793 годы решительно отказывается от традиционных форм политической лирики, от оды. Он подчеркивает, что власть не может стать предметом его поэзии и никакие личные злоключения, биографические обстоятельства не могут поколебать этого решения. В 1793 году, когда положение Карамзина было весьма шатким и он «ходил под черной тучей», он написал «Ответ моему приятелю, который хотел, «чтобы я написал похвальную оду Великой Екатерине». Прикрывая свою позицию официальными комплиментами, Карамзин решительно отказывался прославлять императрицу:
Мне ли славить тихой лирой Ту, которая порфиройСкоро весь обнимет свет?

Отказываясь воспевать власть, он прославлял милосердие; отказываясь превращать музу в ходатая по своим делам, он не боялся использовать ее как заступника за других. Это было общественное выступление. Не облеченный никакими правами, кроме права поэзии, Карамзин публично возвысил свой голос, напоминая Екатерине II о человечности.

По мере нарастания субъективизма в мировоззрении Карамзина второй половины 1790-х годов представление об искусстве — игре все более устойчиво связывалось с идеями относительности истины. Это привело к решительной перестройке всей художественной системы. Прежде всего изменилось отношение к сюжету. Из рассказа о подлинных событиях («Алина») или о нравах героической патриархальной старины («Граф Гваринос») он превратился в игру воображения.

Мерой достоинства становится не истина, а фантазия:
Мудрец, который знал людей,Сказал, что мир стоит обманом;Мы все, мой друг, лжецы:Простые люди, мудрецы;Непроницаемым туманомПокрыта истина для нас.Кто может вымышлять приятно,Стихами, прозой, — в добрый час!Лишь только б было вероятно.Что есть поэт? искусный лжец:Ему и слава и венец!
(«К. бедному поэту»)

Сомнения Карамзина в постижимости истины сопровождались в середине и второй половине 1790-х годов призывами к уединению, уходу от «безумия» современников в мир частной жизни, покоя и искусства. Призыв этот окрашен в тона глубокого разочарования:
А мы, любя дышать свободно,Себе построим тихий кровЗа мрачной сению лесов,Куда бы злые и невеждыВовек дороги не нашли,И где б, без страха и надежды,Мы в мире жить с собой могли,Гнушаться издали пороком...
(«Послание к Дмитриеву»)

Стихи Карамзина имели для современников еще одну грань, нами уже не воспринимаемую, — они связывались с личностью поэта, его гражданской позицией. Карамзин был поэтом не только потому, что он писал стихи. Поэтический дар его, может быть, даже с большей силой проявлялся в прозе, в умении находить поэтическое, превращать в поэзию сюжеты, которые до него никто не решался рассматривать с этой стороны — от любви крестьянской девушки Лизы до истории русской государственности.

Ю. Лотман