ИГРА И ИГРОВОЕ ПОВЕДЕНИЕ

ИГРА И ИГРОВОЕ ПОВЕДЕНИЕ Литература об игре и игровом поведении к настоящему времени огромна. Ведь Литература об игре и игровом поведении к настоящему времени огромна. Ведь об игре и играющем человеке за несколько столетий написано очень много — не об игре и играющем человеке за несколько столетий написано очень много — не только   разумного   и   верного,   но   и   путаного,   неточного,   в   высшей   степени только   разумного   и   верного,   но   и   путаного,   неточного,   в   высшей   степени противоречивого.   Такова   уж   судьба   игры,   что   ей   может   быть   дано   великое противоречивого.   Такова   уж   судьба   игры,   что   ей   может   быть   дано   великое множество   истолкований,   зачастую   совершенно   "фантастических".   Широта множество   истолкований,   зачастую   совершенно   "фантастических".   Широта диапазона таких интерпретаций обусловлена отчасти мистическими причинами, диапазона таких интерпретаций обусловлена отчасти мистическими причинами, отчасти же отражает и научно­передовые взгляды. Игра обладает своеобразной отчасти же отражает и научно­передовые взгляды. Игра обладает своеобразной силой внушения, которая затрагивает с удивительной глубиной не только самого силой внушения, которая затрагивает с удивительной глубиной не только самого "хомо   луденс",   "человека   играющего",   но   и   тех,   кто,   находясь   на   дистанции, "хомо   луденс",   "человека   играющего",   но   и   тех,   кто,   находясь   на   дистанции, позволяющей   им   сохранять   внешнее   хладнокровие,   с   интересом   взирает   на позволяющей   им   сохранять   внешнее   хладнокровие,   с   интересом   взирает   на играющего человека. играющего человека. Поскольку в жизни совершенно невозможно обойтись без игры, каждое время, каждая  эпоха, даже каждое  поколение  пытается  выразить  свое отношение к игре. Игра не принадлежит к тем феноменам, от которых можно отделаться как бы между прочим — она постоянно побуждает как к действию, так и к мышлению. Игра — это не порождение скоропреходящей моды, не модная вещь, которую можно   надеть   или   снять   —   хотя,   как   следует   признать,   и   у   игры   есть   свои собственные   моды   —   нет,   игра   и   связанные   с   нею   размышления   отличаются особым постоянством, не имея ничего общего с модными однодневками. Исходя   из   вездесущности   игры   и   игрового   поведения,   в   дальнейшем   мы должны очертить связанный с ней круг проблем и категорий, чтобы можно было оценить специфические спортивно­педагогические проблемы применительно к феномену   игры.   Ведь   не   секрет,   что   игра   стала   темой   глубоких   научных исследований еще задолго до того, когда можно было говорить о спортивной подготовке   в   современном   понимании   слова.   В   свете   этого   факта представляется   необходимым,   в   частности,   сначала   охарактеризовать   игру   в общих чертах и лишь потом, имея под собой такую общетеоретическую основу, обсудить   специальные   возможности   подхода   педагогики   спорта   к   игре,   чем утверждается,   что   игра   принадлежит   к   кругу   вполне   законных   научных интересов педагогики спорта.  Мы разберем такие вопросы, как: что такое игра, или проблема дефиниции; многообразие игр и игрового поведения: обзор попыток классификации; игра с точки зрения различных наук. Затем   в   дополнение   к   этим   принципиальным   вопросам   освещаемая   нами проблематика будет перенесена на спортивно­педагогический уровень в узком смысле слова. Под   заголовком   "Спортивно­педагогические   подходы"   делается   попытка показать   взаимосвязь   между   игрой,   воспитанием,   образованием,   развитием, обучением и специализацией. При этом нами не преследуется цель создания еще одной новой  теории игры, в нашу задачу входит осветить вопрос, как игровое поведение и игра становятся темой смыслоориентирующей педагогики спорта. 2. ЧТО ТАКОЕ ИГРА? ПРОБЛЕМА ДЕФИНИЦИИ Хотя люди хорошо знакомы с таким явлением, как игра, принадлежащим  к неотъемлемым и само сабой понятным элементам нашей жизни, все же вопрос отом, в чем главное содержание игры и какими особенностями обладает игровая деятельность, задает человеку, размышляющему над этими проблемами, немало загадок. Об этом свидетельствует даже краткий обзор теорий игры, поскольку каждый исследователь по­разному подходит к проблеме  игры, выделяя в ней различные акценты. Например, Хёйзинга констатирует: "Суммируя эти наблюдения с точки зрения формы,   мы   можем   теперь   назвать   игру   свободной   деятельностью,   которая осознается как "невзаправду" и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако   она   может   целиком   овладевать   играющим,   не   преследует   при   этом никакого   прямого   материального   интереса,   не   ищет   пользы   —   которая совершается   внутри   намеренно   ограниченного   определенного   пространства   и времени,   по   определенным   правилам   и   вызывает   к   жизни   общественные группировки, предпочитающие окружать себя тайно, либо предпочитающие свое отличие от прочего мира всевозможной маскировкой". Согласно этому тезису, характерными для игры являются следующие моменты: свобода,   определенная   бесполезность,   отсутствие   материального   интереса, принадлежность к определенному пространству и времени, а также соблюдение определенных   правил.   Однако   возникают   сомнения,   можно   ли   эту характеристику применить ко всем играм. Часто дефиниции, содержащиеся в какой­либо теории игры, формулируются таким   образом,   что   в   той   или   иной   дефиниции   одновременно   содержатся сущностные   признаки  и   игры,   и   игрового   поведения.   Прежде   всего   в   этом своеобразии   так   называемых   феноменологических   подходов,   основная   черта состоит   в   том,   чтобы   описать   сущность   игры   с   помощью   выделения   ряда определенных, а именно конститутивных признаков. Образцовым примером такой дефиниции   является   определение,   данное   Шойсрлем:   "Игра,   игровая деятельность   представляет   собой   двигательный   процесс,   который   можно отграничить от других двигательных процессов на основе наличия в ней таких моментов,   как   свобода,   амбивалентность,   относительная   закрытость,   особый характер времени и отношения к реальности ("внутренняя бесконечность", "не­ всамделешность",   "сиюминутность").   Если   Шойерль   перечисляет   в   своей дефиниции шесть сущностных признаков игры и игровых действий, то Каллис расширяет рамки определения, окрыленная прагматическим характером важных теорий   игры,   перечисляет   и   кратко   описывает   двенадцать   "структурных   и поведенческих признаков" игрового поведения.  Хотя сама Каллис не называет свой подход феноменологическим, параллели к   феноменологической   методике   Шойерля   очень   заметны.   И   хотя   она   не формулирует дефиницию игры, сам факт описания ею двенадцати "структурных признаков" дает косвенный ответ на вопрос о том, что собой представляет игра. Применяемое   Каллис   обозначение   "структурные   признаки"   игровых   действий могло бы привести к неверному заключению, будто она занимает структурно­ теоретические позиции, поскольку нигде не объясняет само понятие структуры. Наоборот,   точку   зрения,   которую   высказывает,   например,   Саттон­Смит   в своей работе "Диалектика игры" (1978), наверняка можно назвать структурно­ теоретической,   поскольку   он   прямо   говорит   о   своем   намерении   дать определение структуре игры и игрового поведения. Удалось ли ему это на самом деле, мы здесь решать не будем. Между тем заслуживает внимания его вывод о том, что структура игры носит "диалектический" характер, как недвусмысленно утверждается в нижеследующей дефиниции:"Игра   представляет   собой   область   свободно   выбираемых   форм   поведения, которым присущ селективный характер, перевертывающий обычные отношения власти   и   тем   самым   дающий   личности   пережить   контролируемую   и диалектическую ситуацию, в которой он как бы испытывает не выходящие за рамки   допустимого   взлеты   и   падения   острых   ощущений,   которые   дает   ему повседневная   жизнь,   даруя   ему   чувство   полноты   бытия   или   погружая   в состоянии эйфории".  Оставив пока эту дефиницию без комментариев, мы можем извлечь отсюда прежде   всего   три   "урока":  во­первых,   дефиниции   игры  и   игрового   поведения носят очень общий и в сущности абстрактный характер; во­вторых, дефиниции различаются методологией анализа, если Шойерль в результате используемого им   подхода   приходит   к   определению   до   известной   степени феноменологическому,   то   Саттон­Смит   предлагает   структурное.   И   наконец, ясно,   не   только   для   этих   двух   примеров,   но   и   для   всех   дефиниций   игры существует нечто общее — тщетность попыток разъяснить посредством сжатой дефиниции,   что   же   такое   игра.   Шойерль   неосознанно   даже   привел   в   своей дефиниции   доказательство   того,   что   дать   всеобъемлющее   определение   игре невозможно.   Ведь   пока   такие   понятия,   как   "свобода",   "амбивалентность"   и "невсамделешность",   являются   сущностными   признаками   игры   и   игрового поведения,   совершенно   очевидна   полная   бесперспективность   намерений   дать окончательную   дефиницию   игры.   Если   к   тому   же   прибавить,   что   почти   все теоретики игры признают за ней символический характер и игровое поведение истолковывается   как   выражение   человеческой   открытости   миру,   нельзя надеяться   на   появление   дефиниции,   которая   точно   и   в   полном   объеме определила бы сущность игры и игрового поведения. Что такое игра — до сих пор неясно, поскольку человек, если рассматривать его с антропологической точки зрения и прибегнуть к выражению Ницше, все еще является "неустановившимся животным". Игра не поддается окончательному определению  с  помощью  легко  усваиваемой,  однозначной   дефиниции.  Всегда остается   некий   "невыразимый"   остаток.   Можно   сказать,   что   игра   в   какой­то степени играет с жаждущими дефиниций теоретиками. Игра — это всегда нечто большее и нечто другое, чем может предположить о ней человек. Такие утверждения могут подействовать отрезвляюще и, кроме того, вообще поставить под сомнение необходимость дефиниций игры. И все­таки, несмотря на свою абстрактность и неполноту, такие дефиниции могут дать определенное представление   о   "характере"   игры.   Так,   в   приведенных   нами   примерах дефиниций   содержатся,   пусть   довольно   туманные,   сведения   о   том,   что   игра почти   всегда   связана   со   свободой,   доброй   волей,   удовольствием,   радостью, жизнью. 3. МНОГООБРАЗИЕ ИГР И ФОРМ ИГРОВОГО ПОВЕДЕНИЯ: ОБЗОР  ПОПЫТОК КЛАССИФИКАЦИИ Кажущаяся   бесперспективность   поисков   дефиниции,   которая   убедительно отвечала бы на вопрос, что такое игра, происходит еще и из­за разнообразия и богатства форм самих игр. Многообразие игровых форм потрясает. Шкала игр простирается   (назовем   наудачу   лишь   несколько   игр   в   качестве   примеров)   от детских   игр,   игр   с   распределением   различных   социальных   ролей   среди участников, игры в ручной мяч, игры в "ручейки", игр с отгадыванием различныхзадач, шарад, ребусов и т.п., любовных игр до экономической, партийной игры и игры социальных сил, карточных игр и т. д. И хотя участники всех этих занятий играют, такие игры различаются не только своими целями, но и местом для игры и   возрастом   игроков.   К   тому   же   игровое   поведение   может   зависеть   от культурных,   политических   и   прочих   факторов,   например   от   половой принадлежности участников. Перед лицом столь пестрой игровой практики важнейшей задачей научного исследования   является   теоретическая  систематизация  всего   необозримого множества форм и видов игрового поведения. Часто это осуществляется в виде попыток   создать   различные   схемы   классификации   игр.   Возникают типологические построения, нацеленные на то, чтобы классифицировать крайне сложный и богатый нюансами мир игры на основе поиска общих для различных видов   игры   моментов.   При   этом   все   многообразие   мира   игры   сводится   к различным, отграниченным друг от друга, типам игры. В   большинстве   случаев   при   создании   такого   рода   типологических   схем исходят из двух различных критериев: во­первых, из самой игры и, во­вторых, из субъекта  игры, игрока.  В  первом  случае  преобладает  "объективный"  принцип рассмотрения, при котором исследуются имманентные игре факторы, во втором —   "субъективный",   часто   совпадающий   с   перспективами   развития   играющего субъекта.   Наряду   с   этим   существует   еще   и   третий   подход,   представляющий собой смешанную форму исследования, в которой объективное связывается с субъективным.   Несколько   приводимых   нами   ниже   схем   классификации   игры (выбранных   снова   более   и   менее   произвольно)   могут,   на   наш   взгляд,   дать представление о вышеизложенных методологических подходах. Подход   1­й.  Шойерль,   например,   в   своей   классической   работе   об   ифе выбирает   в   качестве   критерия   классификации   "факты   психического   или объективно­духовного   характера"   и   интересуется   скорее   объективными моментами   в   игре,   хотя   с   другой   стороны,   а   именно   там,   где   он   делает педагогические   выводы   из   полученных   им   результатов,   он   рассматривает проблему и в субъективном измерении. Согласно занятой им объективной точки зрения,   он   предлагает   следующую   классификацию   игр:   двигательные; нацеленные на достижение успеха; игры, носящие демонстрационный характер, то   есть   связанные   с   изображением   каких­либо   ситуаций   или   лиц;   и   носящие творческий характер. Другой вариант классификации, также основанный на объективном подходе, разработал Юнгер (1953). Он задался вопросом о возникновении игр и пришел к выводу, что в основе происхождения ифы лежат случай,   ловкость   и   предчувствие.   Вследствие   чего   он   предлагает   такую классификацию: игры, связанные с удачей, везением; игры, требующие от игрока ловкости, сноровки; игры, основанные на предчувствии и подражании. Подход   2­й.  Здесь   на   первый   план   ставятся   играющий   субъект   и   его индивидуальное   развитие.   В  качестве   классической   представительницы   этого подхода следует упомянуть К. Бюлер, которая в своей многократно издавашейся работе   о   психологии   развития   (1928,   1967)   подразделяет   игры   на функциональные, фикциональные, рецептивные, конструктивные и социальные. Подход   3­й.  Следующую   модель   классификации,   в   настоящее   время пользующуюся немалым авторитетом, представляет теория Кайюа (1958; 1982). Предложенная им типологическая схема представляет собой смешанную форму,соединяющую в известной степени объективный и субъективный подходы. В ней дается и общая картина игровых форм и анализируются позиции игрока. Оставим   многочисленные   попытки   систематизации   и   классификации   игр. Перед нами встает принципиальная, вряд ли разрешимая дилемма: не существует критерия   классификации,   на   основании   которого   можно   было   бы систематизировать   все   реально   существующие   формы   игры.   Некоторые типологические   схемы   настолько   конкретизируют   анализируемый   материал, настолько сосредоточены на выявлении специфики каждой игры, что некоторые игры   "накладываются"   друг   на   друга,   в   силу   чего   не   могут   быть   включены   в схему. В других случаях классификации носят настолько общий характер, что неизбежно   возникают   проблемы   систематизации.   Какие   непреодолимые трудности стоят перед теорией в этой области, заметил Шойерль, сказавший: "Поскольку ифа может возникнуть во всех областях человеческой деятельности, то   для   того,   чтобы   составить   общую   картину   всех   игровых   возможностей человека,   следовало   бы   нарисовать   картину   всей   человеческой   жизни   в   ее полном объеме".  Не меньшее число проблем возникает, если мы обратимся к одному из видов игры,   имеющему   значение   для   педагогики   спорта,   то   есть   спортивные   игры. Характерной   особенностью   этого   типа   игр   является   связь   между   спортом   и игрой. Это обстоятельство заставляет обратить внимание на то, что игра может приобретать ярко выраженные спортивные черты, что, впрочем, бывает далеко не   всегда.   Если   посмотреть   на   ранее   освещенные   нами   попытки классифицировать   игры   и   попытаться   включить   спортивные   игры   в   одну   из указанных   типологичских   моделей,   то   выяснится,   что   это   будет   связано   с некоторыми трудностями. Так, например, попытка включить спортивные игры в классификационную схему Шойерля обнаружит, что их можно будет занести в любой раздел этой схемы. Аналогичная ситуация складывается с тройственной схемой   Саттон­Смита,   подразделяющего   игры   на   те,   которые   связаны   со сноровкой и ловкостью  игроков, на игры, зависящие  от воли случая, который решает победу или поражение, и стратегические игры. Разве спортивные игры не связаны постоянно с ловкостью и сноровкой ифающих? Не обретают ли они зачастую   характер   азартной,   то   есть   зависящей   от   случайности,   или стратегической игры? И не могут ли спортивные игры совмещать в себе черты всех этих трех типов игры? Ясно, что вопрос о включении спортивных игр в существующие типологические схемы решается далеко не однозначно. Нельзя не упомянуть также и о том, что обозначение определенной формы игры как спортивной явно подразумевает взаимосвязь двух форм двигательной активности   —   взаимосвязь,   которую   часто   оспаривают   до   сих   пор   —   игры  и спорта. Вокруг этой проблемы часто сталкиваются две противоположные точки зрения.   Одни   (например,   Дим)   объявляют   спорт   составной   частью   игры, понимают   спорт   в   значительной   мере   как   игру,   другие   (например, социологические критики спорта) утверждают, что современный спорт утратил все   черты,   связывавшие   его   с   областью   игры.   Если   сторонники   одной   точки зрения рассматривают спорт как одно из ответвлений в деятельности "человека играющего",   "хомо   луденс",   то   в   интерпретации   их   оппонентов   "хомо   луденс" предстает   в   лучшем   случае   как   инвалид.   Заметим   кстати,   что   концепция, согласно   которой   спорт   в   сравнении   с   игрой   представляет   собой   нечтонеполноценное, отмеченное печатью вырождения, имеет собственную историю в рамках теорий игры.  Это,   в   частности,   побудило   Требельса   провести   различие   между  общим  и абсолютным  понятием спорта. В соответствии с этим он относит общий спорт к области   игры,   а   абсолютный,   сконцентрированный   только   на   стремлении   к успеху   и   не   придающий   ни   малейшего   значения   личностным   качествам индивидуума,   заклеймил   как   "ублюдочный   модус   игры".   Абсолютное   понятие спорта исключено из сферы чистой игры; абсолютный спорт — это "не­игра". В   спортивной   игре,   содержащей   в   равной   степени   как   игровые,   так   и спортивные элементы, границы, разделяющие игру и спорт, размываются, что, однако,   не   освобождает   исследователя,   стремящегося   систематизировать спортивные игры, от необходимости установить связи спортивных игр с другими видами игры и спорта, в то же время отграничиваясь от них. Заинтересованный   вопросом   о   взаимосвязях   между   игрой   и   спортивными играми,   Рёрс   (1981)   предлагает   следующую   классификационную   схему:   игра, игровой   спорт,   спортивная   игра,   спорт,   спорт   спортсменов­разрядников   и большой спорт рекордсменов  и чемпионов. Рёрс обосновывает  эту идущую по восходящей   градацию   перспективой   развития   личности.   "Каждое   органично протекающее развитие может пройти все этапы этого пути. И все же каждый этап обладает своим относительно самостоятельным характером и собственными правилами,   оправдывающими   остановку   именно   на   данном   этапе..."   .   Рёрс признает   за   спортивными   играми   исключительное   положение,   так   как   они находятся между игровым спортом, в рамках которого уже различимо первое, еще   неотчетливо   выраженное,   стремление   к   спортивному   достижению,   и спортом для разрядников, обозначая переход к нему. Спортивные игры образуют стадию развития, "которой в состоянии достигнуть каждый и которая, будучи относительно   свободна   от   необходимости   добиваться   права   на   получение определенного спортивного разряда, позволяет проявится игровому элементу". Кроме того, спортивные игры, по мнению Рёрса, охватывают весь диапазон его классификации, в силу чего, в конечном счете, и игровой спорт, и большой спорт для чемпионов и рекордсменов могут быть отнесены к сфере спортивных игр. Модель Рёрса по сравнению с моделью Требельса не только более конкретна и подробна, но и отличается своей оценкой большого спорта, за которым она в отличие   от   модели   Требельса   признает   наличие   игровых   моментов.   Но   если задаться вопросом, почему собственно он разделяет игровой спорт, спортивные игры и большой "чемпионский" спорт, если, в конце концов, и игровой спорт, и большой спорт являются всего лишь особенно ярко выраженными проявлениями спортивных   игр,   то   становится   ясно,   что   классификация   Рёрса   далеко   не безупречна.   Выяснению   ответов   на   эти   вопросы   могли   бы   содействовать дальнейшие уточнения и обоснования. С другой стороны — и это важно для обсуждения проблем игры со спортивно­ педагогической   точки   зрения   —   наличие   различных,   иногда   противоречащих друг   другу   концепций   относительно   взаимосвязи   между   игрой   и   спортом   не смогло   помешать   постепенному   становлению   специальной   отрасли   научных исследований — изучения проблемы спортивных игр. Спортивные игры заняли тем   временем   прочное   место   в   научно­спортивных   исследованиях   и   во   все большей степени способствовали развитию различных дидактических концепций.Уже начала развиваться "дидактика спортивных игр", которую однако следовало бы дополнить подлинно педагогическими теориями спортивных игр. Если   понятие   "спортивная   игра"   для   обозначения   особой   формы   игры появляется уже в конце XIX в., то попытки исследования его в дидактическом плане в рамках педагогики спорта — относительно недавнего происхождения. При этом, как и в связи с общей дискуссией по проблемам игры, ведущейся в педагогике спорта и науке о спорте, выясняется, что подобного рода обсуждения не могут вестись без использования общих теорий игры. Характерным является достаточно активное обращение теории спорта и педагогики спорта к различным общим   теориям   игры   различного   происхождения,   что   служит   еще   одним доказательством   междисциплинарного   характера   современной   педагогики спорта. Сложившаяся ситуация в этой области побуждает к тому, чтобы в порядке краткого   обзора   перечислить   те   науки,   которые   связывают   свою исследовательскую   активность   с   проблемами   игры   и   играющего   человека. Необходимым   такой   обзор   представляется   еше   и   потому,   что   благодаря   ему можно будет показать своеобразие подходов педагогики спорта к изучению игры и игрового поведения.