Изложение по повести В.Г.Распутина "Живи и помни"

       Изложение по повести В.Г. Распутина «Живи и помни»

       Настена ехала и плакала  –  до того схватило и сжало  душу,  а  почему так сильно схватило, сразу не понять, не разобраться. Ни одна боль в ней  не вызрела, не дала знать, что с ней делать,  –   все  сплошь  обметало  каким-то сквозным, сосущим беспокойством.

       Сколько годов была привязана Настена к деревне, к дому, к работе, знала свое место, берегла себя, потому что и ею тоже что-то крепилось, стягивалось в одно целое. И вдруг разом веревки ослабли –  не снялись совсем, но ослабли. Делай, насколько хватит свободы и силы, что хочешь, ступай, куда  знаешь.  А куда ступать? Что делать? Уж и привыкла к  своей  лямке,  притерлась,  и  не уйдешь далеко, даже если решишься, и идти некуда. Как  тут  не  растеряться? Нет, видно, из веревок не выпрячься, надо их подтягивать и ждать, что  будет дальше. Убежать от судьбы она не сможет. Теперь и  толочься-то  придется  по тому же кругу, но словно бы в сторонке. Подглядывать, как  живут  другие,  и жить наособь, под секретом. Смотреть в оба  глаза  и  говорить  в  пол-языка. Работать вдвое больше и спать вдвое меньше. Хитрить, изворачиваться, врать и знать наперед, чем это кончится.

       А все потому, что до поры сберег себя мужик. Человек должен быть с грехом, иначе он не человек. Но с  таким  ли?  Не вынести Андрею этой вины, ясно, что  не  вынести,  не  зажить,  не  заживить никакими днями. Она ему не по силам.

       Так что теперь –  отступиться  от  него? Плюнуть на него? А может, она тоже повинна в том, что он здесь, –  без  вины, а повинна? Не из-за нее ли больше всего его потянуло  домой?  Не  ее  ли  он боялся никогда не увидеть, не сказать последнего слова?  Он  перед  отцом  и матерью не открылся, а перед ней открылся. И  может,  смерть  оттянул,  чтоб только побыть с ней. Так как же теперь от него отказаться? Это  совсем  надо не иметь сердца, вместо сердца держать безмен, отвешивающий, что  выгодно  и что  невыгодно.  Тут  от  чужого,  будь  он  трижды  нечистый,   просто   не отмахнешься, а он свой, родной... Их если не бог, то сама  жизнь  соединила, чтобы держаться им вместе, что бы ни случилось, какая бы беда ни стряслась. Живые там, он   –  здесь.

       Господи, научи, что делать! Тяжко, смутно и в то же время просторно, оглядно было на душе у Настены, как в доме, из  которого вынесли вещи. Теперь можно распорядиться  и  так,  и этак. И знобила, и заманивала, тянула эта пустота, обнажившая все углы,  где каждая мысль отдавалась гулким вопросительным эхом.

      Верила  Настена,  что  в  судьбе  Андрея,  с  тех  пор  как он ушел  из  дому, каким-то краем есть и  ее участие. Верила и боялась, что  жила  она,  наверно, для себя, думала о себе и ждала его только  для одной себя. Вот и  дождалась: на, Настена, бери, да никому не показывай. Одна, совсем одна среди людей: ни с кем ни поговорить, ни поплакаться, все надо держать при  себе.  А  дальше, как дальше быть? Как его  вызволить  из  этой  беды,  как  жить,  чтобы,  не  ошибясь,  не  запутавшись, помочь? Что бы с ним теперь  ни  случилось,  она  в  ответе.

                                                                                                                514 слов.

Задания.

1. Перескажите (подробно или сжато) отрывок из повести В.Г. Распутина «Живи и помни».

2. Дайте аргументированный ответ на вопрос: Какие нравственные проблемы поднимает В.Г. Распутин в повести «Живи и помни». Существуют ли они в наши дни?

Изложение по повести В.Г. Распутина «Живи и помни»

       Он выбрался на дорогу и, не прячась и не торопясь, пошел по ней  вверх. Куда –  он не представлял, просто двигался подальше  от  людей,  подальше  от того, что ему привелось сейчас пережить… 

       Он видел отца, родного отца, когда-нибудь это ему зачтется. Ему легче будет дальше жить: один долг он отдал. Он обязан был увидеть отца, существует же что-то такое, что передаст перед смертью отцу, что сегодняшним утром сын стоял перед ним,  испрашивая  прощения, –   обязано  что-то  такое существовать. И отец простит. Как он его не заметил? Смотрел  ведь  прямо  в глаза. А может, заметил, да не захотел признать и сделал вид, что смотрит  в пустоту. Нет, не заметил. Иначе бы спросил. "Он-то  бы  спросил,  а  что  бы ты-то сказал? Что бы ты после этого делал, куда пошел? Под свой  груз  лучше никого не пристегивать, вези один. Настена вон помогает, и от этого  тяжесть вдвое больше. Надо, видно, теперь и Настену потихоньку освобождать.  Одному, только одному. Без Настены? Врешь – без Настены тебе жизни нет. Настена тебе дышать дает, и, может быть, далеко-далеко вперед, даже после твоей смерти".

      Он не  заметил,  как  взошло  солнце… День обещал быть богатым и звонким,  небо  стояло  открытое, чистое, воздух от солнца помяк, ледок по дороге  начал  запотевать… Солнечные лучи  стелились  как  бы  вдоль земли, не доставая до нее, но наклонялись все ниже и ниже.

      Гуськову следовало поторопиться,  чтобы  скорее  уйти  от  деревни,  но торопиться ему не хотелось, и он двигался вялым, потерянным шагом. Встреча с отцом не прошла бесследно: Андрея охватило безразличие. Куда, зачем он идет, что здесь ищет? Сидел бы лучше на своей стороне, сидел бы на своей стороне и не рыпался. Там он стал успокаиваться, привыкать к своему положению, идти сюда с самого начала значило то же, что посыпать раны солью. Но нет, ему это надо, надо –  потом будет  легче…  

      Ему надо было прийти сюда,  чтобы  наяву, вблизи убедиться, что никогда  больше  не  бывать  ему  в  родном  доме,  не говорить с отцом и матерью, не пахать этих полей, –  и он  пришел,  полагаясь на старинное правило: клин клином вышибают. Теперь раз и навсегда он поймет, что сюда ему ходу нет. Он перестрадает,  наконец,  страданием,  которое  долго оттягивал, но которого так или иначе было не миновать.

      Встреча с отцом, казалось,  затаилась  в  нем  и  ждала  лишь  удобного момента,  чтобы  всколыхнуться  и  приняться  за  него  с  новой  силой;  он чувствовал, что отдал ей мало себя. Сейчас она стояла  перед  ним,  как  сон, легко проскользнувший в память, но не улегшийся там, а  мешающий теперь и идти, и думать. Он то и дело возвращался к ней,  то замирая опять от  удивления,  что  так  близко  видел  отца,  то  вздрагивая запоздалым страхом, что отец мог его заметить,  но  возвращался  осторожно, мельком,  боясь  расшевелить  встречу  и  пережить  ее  с  гораздо   большим страданием.  Сегодня  это  ни  к  чему:  он  на  чужой  стороне…  

       Гуськов  вышел  в  поля  и  повернул  вправо,  на  дальние  елани,  ему предстояло  провести там весь день…

       Подступали воспоминания, которые наносило отовсюду –  с полей, с  межей, от старой корявой лиственницы, торчащей посреди пашни, от  ключика,  бьющего из-под ели в узеньком перелеске, даже от неба, но  Гуськов,  боясь  воспоминаний,  отказывался, отряхивался от них, и они, начинаясь, обрывались, опадали куда-то  вниз.  Им только поддайся, потом не отвяжешься. Что ему сейчас от воспоминаний,  зачем эта пытка, если ничего изменить нельзя? Жаль, что память этого не  понимает…

       Если б получилось умертвить, начисто забыть то, чем он жил раньше, было бы намного легче, –  да не получится: тот, прежний человек все ещё существует  и  будет,  подавленный  и  подневольный, существовать долго       –  никуда от него не денешься. И не знать  ему,  Гуськову, покоя, не видать освобождения, мыкаться ему и мыкаться до конца своих дней.

  602 слов.

Задания.

1. Перескажите (подробно или сжато) отрывок из повести В.Г. Распутина «Живи и помни».

2. Дайте аргументированный ответ на вопрос: Как вы понимаете смысл заглавия повести? Кому и о чём нужно помнить?