Изучение творчества А.Н.Толстого в начальной школе

титулка Изучение творчества А.Н.Толстого в начальной школе 1 Содержание Введение...................................................................................................3 Заключение..........................................................................................................35 Алексей Николаевич Толстой способный и удивительный писатель, обладающий редким талантом, который создал многочисленные пьесы и рассказы, романы, сказки и различные сценарии для детей. Его несколько циклов сказок представляют интерес не только для детей, благодаря удивительным детским волшебным сюжетам, но также являются интересными для взрослых, являясь яркой памяткой русского фольклора и демонстрацией народного творчества в своем первоисточнике. В отличие от цикла «Сорочьи сказки», где преобладают сюжеты о различных животных, в «Русалочьих сказках» в большей мере заметны черты волшебной сказки. Автор чаще использует элементы волшебной сказки: волшебные превращения, наличие присказки, троекратный повтор.................................35 Повесть-сказка «Золотой ключик» фактически самостоятельное произведение, хотя оно и имеет свой литературный источник - сказку "Приключения Пиноккио" итальянского писателя Коллоди. "Золотой ключик" строится как история разгадки тайны – тайны камина в темной каморке старого папы Карло, секрета этого золотого ключика. Детективный сюжет позволяет ребёнку глубже рассматривать жизнь, всматриваться в обстоятельства и лица, активно чувствовать и думать, переживать все испытания вместе с любимыми героями и самому лично принимать важные решения...............................................................................................................35 Литература..........................................................................................................37 4)Крюкова А.М. А.Н. Толстой и русская литература. Творческая индивидуальность в литературном процессе. М., 1990, 158 c........................37 5)Петелин В. Алексей Толстой. М., 1978, 214 с.................................................37 2 Введение Алексей Николаевич Толстой будучи выдающимся писателем и  популяризатором русского фольклора, сумел сохранить в себе настоящего  доброго наивного ребенка, от имени которого часто писал свои шедевры. Его  понимание детского сознания дало ему возможность написать произведения  которые любят и дети и взрослые но, в первую очередь, эти сказочные и  волшебные сюжеты через забаву и веселье умело обучают юных читателей  обычным бытовым житейским жизненным решениям в таких же жизненных  ситуациях, в которых оказываются герои, искусно избегая при этом  морализаторства и назидательного поучения. Отчасти по этим причинам  повести и сказки А. Толстого включены в школьные программы и дети с  таким удовольствием их читают и изучают. В данной работе рассматриваются  основные детские шедевры писателя. Объект исследования – творчество А. Н. Толстого. Предмет исследования –  произведения А. Н. Толстого изучаемые в начальной школе. Цель – рассмотреть произведения А. Н. Толстого, которые изучаются в   школе,   в   контексте   идеи   «детскости»   и   детского   восприятия художественного произведения. Задачи исследования:  1 Выделить   произведения   А.   Н.   Толстого   изучаемые   в   школе,   в контексте всего творческого пути писателя. 2 Рассмотреть   циклы   и   сборники   сказок   А.   Н.   Толстого,   выявить   их различия и особенности в контексте детского восприятия. 3 3   Рассмотреть предысторию создания произведений «Детство Никиты» и  «Золотой ключик, или приключения Буратино», их особенности.  Проанализировать произведения через призму детского восприятия. 4 Глава 1.  Творчество А. Н. Толстого. Краткий очерк Толстой Алексей Николаевич (11 января 1883) ­ один из крупнейших  советских писателей. Родился в Сосновке, степном хуторе Самарской  губернии. Воспитывался в семье отчима ­ разорившегося помещика. Мать ­  писательница, печаталась под псевдонимом Александры Бострём. Окончил  Петербургский технологический институт. В годы 1918­­1923 был в  эмиграции. Впервые Толстой выступил в литературе в 1907 книжкой стихов  «Лирика». Эта его книжка, как и следующая, «Сорочьи сказки» (1910),  написана была под непосредственным влиянием русского декаданса[4].  Ранние новеллы Толстого( «Яшмовая тетрадь», «Соревнователь»)  представляют собой стилизации под XVIII в. Однако вскоре после этих  первых литературных опытов Толстой выступил как непосредственный  продолжатель реалистических традиций XIX в. Его ранняя реалистическая  проза (цикл рассказов, впоследствии названный «Под старыми липами»,  повесть «Хромой барин» ­ 1912, «Чудаки» ­­ 1910, и т. д.) посвящена теме   вырождения и оскудения усадебного дворянства. С самой неприглядной  стороны изображен быт российского помещика ­ дворянина, опустившегося,   разорившегося, потерявшего вкус к культурной жизни. На страницах произведений Толстого вырастает целая галерея  анекдотических героев, вырождающихся самодуров, чудаков, беспредметных  мечтателей,  бездельников, этих обломков прошлого, последних  представителей дворянского поколения ( «Петушок», «Мишука Налымов»,  «Мечтатель», «Чудаки», «Хромой барин»  и т. д.). В противоположность Бунину, Б. Зайцеву и другим эпигонам  дворянской литературы Т. безжалостно разрушал поэтическую легенду  «дворянских гнезд», реалистически обнажал пошлый и застойный быт  5 усадебной России начала века. В этом направлении разработана Толстым и  тема уездных российских сумерек. Уездный врач, актриса, учитель,  приехавшая в родные места («Прогулка», «Деревенский вечер», «Родные  места») ­ это искалеченные жизнью, жалкие, по­своему смешные люди, но в  которых живет пусть уродливый и нелепый, но непосредственный порыв к  счастью, к жизни. Именно в «счастье живой любви» видит Толстой в эти годы  единственный выход из мертвечины и пошлости окружающего. Эту честную,  здоровую любовь противопоставляет писатель эротической мистике  исступленной похоти декадентов («Любовь» и др.)[4]. По своему стилю ранние произведения Толстого продолжают традиции  русского реалистического романа XIX в. Детальный психологический  рисунок, характерные сюжетные ситуации (приезд героя ­ столичного жителя  ­ в уездную глушь), неторопливое повествование, прерывающееся отдельными  напряженно­драматическими сценами, лирический пейзаж, складывающийся  из описания «тенистых парков» с «сырой листвой», заросших камышами  прудов, «лунной сырости», «лунных бликов», типичный усадебный интерьер,  на котором лежит уже печать тления («потертые диваны и круглые столы и  ноты в изъеденных корешках...» ...«запертые залы с портретами дам и  кавалеров в напудренных париках, с золоченой мебелью, изъеденной  мышами»...) ­ все это идет в русле русского усадебного романа. В годы мировой войны, работая в качестве корреспондента  союзнических и русских фронтов, Толстой дал ряд военных корреспонденций  («В Англии, по Волыни и Галиции», на Кавказе, 1916), рассказов ( «Маша»,  «Простая душа», «Прекрасная дама»), в которых Толстой пытался затушевать страшный лик войны, изобразить ее в спокойно­будничных тонах.[5] 6 В 1918 Толстой создал свою замечательную повесть «Детство Никиты»,  завершающую цикл дворянских автобиографических произведений,  восходящих к «Детству» Л. Толстого, к «Запискам Багрова внука» Аксакова. В эмиграции Толстой продолжал свои ранние стилизаторские опыты,  написал комедию «Любовь ­ книга золотая», в которой, однако сильна  реалистически­бытовая струя: писатель­реалист обнажает всю грубость  крепостнических нравов, скрывающихся под внешне­утонченной маской  галантного XVIII в. В 1921 в Париже написана Толстым первая часть трилогии «Хождение  по мукам» ­ роман «Сестры», отразивший новые настроения автора. Мировая  война, на фоне которой развертывается действие, изображена в «Сестрах»  совсем иначе, чем прежде. Фронт ­ бессмысленная бойня. Тыл пронизан духом разрушения и хищничества. Ценность этой книги в выразительном и  рельефном воспроизведении буржуазной действительности ­ идейно  политического и морального распада буржуазии, полнейшей деградации  буржуазной интеллигенции в предреволюционный период. Представителям  этого буржуазного декаданса, оторванным от народа, внутренне  опустошенным, противопоставляет Толстой образ своего положительного  героя ­ Ивана Телегина, органически­цельного, мужественного человека,  горячего патриота. Через здоровую, честную любовь к родине, к своему  народу приходит Телегин к признанию революции. Хотя в первой части  трилогии еще звучит утверждение личного счастья как высшего и неизменного начала («пройдут года, утихнут войны, ­ отшумят революции, и нетленным  останется одно только, ­ кроткое, нежное, любимое сердце...»[5]), но тема  России и революции в конце романа становится доминирующей. В дальнейшем у Толстого усиливается интерес к социально­политической тематике, к  общественным проблемам. В романе «Восемнадцатый год» (1926) (второй том «Хождения по мукам») дано широкое полотно эпохи гражданской войны:  7 здесь и белогвардейщина на Дону и Кубани, черноморский флот,  корниловский поход, гайдамаки и махновцы на Украине, немецкая оккупация, сорокинская армия, наступление чехословаков, контрреволюционные  заговоры в Москве. Однако в романе много незавершенных эпизодов, и наряду с яркими, запоминающимися сценами даются иногда беглые зарисовки ­  хроника событий. Эпиграф романа: «В трех водах топлено, в трех кровях  купано, в трех щелоках варено. Чище мы чистого» ­­ подчеркивает идейный  смысл второй части трилогии[6]. Право на личное счастье, очищение от  мещанской мертвечины получают люди, прошедшие через труднейшие  социальные испытания, люди, решившие коренные вопросы общественно­ политических судеб России. Именно такой путь и проделывает герой романа.  Иван Телегин, бывший царский офицер, должен пройти через боевой опыт  Красной армии, чтобы, осудив свой замкнутый личный мирок, подобно  России, пройти через все испытания к счастию. Вадиму Рощину ­­ упрямому  идеологу «веры, царя, отечества, неделимой России и белого движения» ­­  пришлось увидеть всю грязь и разложение белогвардейщины, чтобы  разочароваться в ней и понять, что счастье России ­ где­то совсем в другом.  По­своему проходят свой «путь очищения» и сестры, Катя и Даша. Так  вырастает в «Восемнадцатом годе» проблема преодоления противоречия  личного и общественного. К периоду 1922­1927 относится цикл произведений Толстого,  посвященных разоблачению белой эмиграции и послевоенной Европы  («Рукопись, найденная под кроватью», и др.). Писатель издевается над всеми  старыми реликвиями и верованиями былой русской аристократии. Пройдя  через все испытания константинопольского и парижского дна,  белогвардейские «герои» потеряли главное ­ веру в себя, они омерзительны в  собственных глазах. У них нет ни прошлого, ни будущего. Наиболее  последовательна эта издевка в повести «Ибикус или похождения Невзорова»  8 (1924). Здесь путь белой эмиграции проделывает не какой­нибудь аристократ  или денежный воротила, а незаметный конторщик с Мещанской улицы, Семен  Иванович Невзоров, «обожающий великосветскую жизнь». Необычайные  уголовные приключения его на белогвардейском юге превращают его, то в  конта Симон де Незор, то в Семилапида Невзораки, то в прожигателя жизни,  то в содержателя константинопольского притона. Он ­ злейшая карикатура на  белых эмигрантов, одержимых одним инстинктом самосохранения, готовых  во имя этого чувства на любую уголовщину. Тема послевоенной Европы,  сбросившей с себя лицемерные буржуазные покровы «свободы, равенства и  братства», отражена в произведениях: «Убийство Антуана Риво» и «Черная  пятница». Характерно обращение Толстого в это время к жанру детектива,  уголовного романа. Стремительная напряженная интрига, эффектные  мелодраматические ситуации, резко контурная обрисовка характеров ­­  специфичны для этого цикла произведений, по своей художественной манере  отличного от ранней прозы писателя. Меньшее место занимает за эти годы в творчестве Толстого тематика  советской действительности. Она привлекается писателем главным образом  для противопоставления мещанских будней героике гражданской войны. Так,  в повести «Гадюка» (1928) трагически кончает свою жизнь боевая  красноармейка, героиня гражданской войны, которая не может ужиться в  советской повседневности, найти в ней смысл. Расцвет личности в  гражданской войне и одновременно ее неумение найти свое место в новой  обстановке, ­ таков смысл этой повести. Очень близка к ней по своей идейной  направленности другая повесть Толстого ­ «Голубые города» (1927), на  которой отразились сменовеховские влияния ­ неверие в осуществление  коммунистических идеалов, утверждение их «нереальности». Молодой  архитектор Буженинов, мечтающий о постройке «Голубого города» ­ символе  коммунистического будущего, ­ сталкивается со страшной уездной  9 действительностью. Убедившись в крушении своей мечты, он совершает  убийство, поджигает город. В тот же период Толстым написана серия утопических романов:  «Аэлита», «Союз Пяти», «Гиперболоид инженера Гарина» и «Бунт машин»  (пьеса). Эти произведения, часто наивные с точки зрения научно­технической  достоверности самой утопии, интересны как попытки писателя заглянуть в  будущее. Революция социальная побеждает, опираясь на силу технической  мысли, ­ таков замысел этих произведений. Однако марсианская техника, в  конечном счете, используется эксплоататорами для порабощения народа.  Пафос голой техники, абстрактной технической выдумки характерен для  таких произведений, как «Гиперболоид инженера Гарина», «Бунт машин» и т.  д.[4] Жанровое многообразие Толстого (от реалистически­бытовой повести к уголовно­политическому роману, детективной новелле, утопическому  роману) увенчивается обращением к историческому роману. Историческая тематика, в частности тема Петра I, имеет в творчестве  писателя глубокие корни. Постоянный интерес Толстого к русской истории  возникает с 1916, с рассказа «Навождение». Здесь большие исторические  события выражены однако не прямо, а в отраженной форме. История измены  Мазепы и политической судьбы Кочубея дана здесь глазами смиренного  послушника Трефилия, невольного свидетеля страданий дочери Кочубея.  Этот рассказ по своему идейному содержанию и стилю тесно связан со всей  дореволюционной усадебной прозой Толстого. Образ Петра впервые  появляется в исторической прозе Алексея Николаевича через год, в рассказе  «День Петра». В этом произведении так же, как и в следующем, «На дыбе»  (1921), реформы Петра, вся его деятельность рассматривается как  10 исторически бесплодное дело. Крах, разочарование ждут одинокого гения,  гигантская воля которого оказывается бессильной переделать Россию. Решительному пересмотру подвергает писатель свои исторические  идеи, связанные с утверждением алогизма исторического процесса, в романе  «Петр I» (в настоящее время вышли две части, 1929­1934), одном из  замечательных произведений, которым по праву гордится советская  литература. Роман о Петре наполнен новым содержанием, потому что новым  оказалось, прежде всего, понимание самой истории. По­иному освещена в  романе роль Петра и его дела. В противоположность прежним своим взглядам на историю как на  иррациональный, алогический процесс, Толстой подчеркивает сейчас  закономерность исторических явлений, вскрывает связи Петра с растущими  силами эпохи, связь петровской политики с общим социально­экономическим  положением России. В противоположность прежней оценке дела Петра как  исторически бесплодного в романе значение Петра вырастает до огромных  масштабов. При известной исторической ограниченности его роли,  противоречиях эпохи Петр дан как подлинный русский национальный герой,  как создатель русского государства, укрепивший его военную мощь и  европейское значение. Писатель показывает в своем романе историческую  прогрессивность дела Петра, заключающуюся в победе разума и воли над  стихией и косностью. Эта идея звучит в пафосе техники, усваиваемой Петром  на Западе. Конкретно­исторический подход к прошлому у Алексея Николаевича  выразился в том, что, вскрыв прогрессивное значение деятельности Петра,  подымающего «неповоротливые толщи» жизни «стародавней служилой Руси,  съеденной вшами и тараканами», писатель показал вместе с тем  ограниченность петровского дела. Россия вступает на путь европейского  11 прогресса, сохраняя и укрепляя крепостническое государство. Слова В. И.  Ленина о том, что Петр «ускорял перенимание западничества варварской  Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против  варварства», также получили в романе конкретное воплощение. Со всей системой крепостнических отношений в романе связаны  индивидуальные судьбы ряда героев. Для петровской эпохи крайне  характерны головокружительные карьеры Меншикова и его сподвижников,  бывшего крепостного мальчика, Алешки Бровкина. Это ­ энергичные,  деятельные, по­своему талантливые люди, усвоившие однако все методы  крепостнического обогащения и угнетения человека. В беседе с немецким писателем Э. Людвигом товарищ Сталин,  характеризуя Петра, сказал: «Петр сделал очень много для создания и  укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо также  сказать, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся  классу торговцев и укрепление национального государства этих классов  происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три  шкуры»[5]. В романе показана эта эксплуатация крестьянских масс, растущее  разорение, брожение и смута среди народа. Народ бежит в леса, в  раскольничьи скиты, в степи, вступает в разбойничьи шайки, «чтобы избыть  тягло, жить по воле, не по указу государеву». Крестьянские бунты даны в  романе как историческая неизбежность. Однако образы отдельных  представителей этой обездоленной массы (цыган, кузнец Жемов, Федька  Умойся Грязью) выглядят еще эпизодическими фигурами. Крестьянские  бунты, столкновение крестьянской революции с крепостническим  государством также не являются ведущим, стержневым моментом романа и  только вкраплены в основное повествование. 12 Ярко описаны отдельные эпизоды раскольничьего движения.  Исторически переосмыслив его, Толстой сумел показать классовое  расслоение в рядах раскольников. С одной стороны, раскольники­купцы,  эксплуатирующие с помощью религии темный, забитый крестьянский люд, и  рядом с ними беглые мужики ­ искатели правды. Сцена самосожжения дана в  романе не как проявление религиозного экстаза, а как массовое убийство,  насильственный акт со стороны вдохновителя «великой жертвы» ­ старца  Нектария, который, сделав свое «божье дело», предпочел во время удалиться  из скита. Глубоко реалистически раскрыт стержневой образ романа ­ грандиозная фигура Петра, с его «горячим нравом», «диким, жадным, встревоженным  умом», гигантской волей, неукротимыми страстями, острой сметкой и  находчивостью. Толстой не боится снизить образ национального героя, введя  в свое повествование ряд курьезных бытовых эпизодов, биографических  деталей, рисующих иногда в несколько смешном виде «царя варваров».  Многогранность, широта социального охвата исторического прошлого  поражает в этом романе. Здесь не только дана целая галерея исторических  деятелей, начиная с «боярина древней крови» Хованского и кончая  всесильным фаворитом, откровенным «мздоимцем» Алексашкой  Меншиковым, ­ здесь отражены важнейшие исторические события за период  мира и войны, взаимодействие и столкновение различных классов, различных  бытовых пластов. Роман развертывается в хронологической  последовательности. Тем не менее «Петр I» не хроника: исторические  события и факты обобщены, образы исторических деятелей, их судьбы  драматизированы. Действие романа переносится из дворца в курную избу, из боярской  усадьбы со «слюдяными окошечками» в «дымный кабак» ­­ кружало, из  Успенского собора в царский розыск и т. д. и т. д. При этом сочные  13 колоритные описания быта не превращаются в мертвую декорацию, они  органически врастают в художественную ткань романа, выполняют  определенную сюжетную функцию. Реальные исторические детали романа не  подчинены культу музейных «подлинников» ­ вещей, пейзажей, обрядов. Они  всегда возникают в связи с конкретными действиями, с характеристикой, с  отношениями героев.[3] Историческая экзотика, погоня за историческим анекдотизмом чужда  автору советского исторического романа. Писатель­реалист, в свое время  умело передававший колорит хиреющих дворянских усадеб, с еще большим  проникновением воспроизводит стиль петровской эпохи. Но красочная  бытовая деталь никогда не заслоняет у Толстого основного, не служит  самоцелью, она только помогает конкретизировать образы прошлого.  Отсутствие натуралистического подхода характеризует тонкую передачу  языка XVII в. Не перегружая романа архаической лексикой, писатель  умело  вкрапливает отдельные характерные черточки разговорно­просторечного  языка того времени в речь персонажей и в авторскую речь. «Петр I» ­­ первый в современной нашей литературе настоящий  исторический роман. «Книга ­ надолго», ­ так характеризовал в одном из  своих писем М. Горький это значительное произведение нашей  современности. Это ­ роман, в котором философия истории выражена не в  общих категориях, а в конкретных исторических образах. От далекой истории переходит Алексей Николаевич к героическому  прошлому нашей революции. Повесть «Хлеб» (1937) ­ это повесть о великих и незабываемых днях  гражданской войны. На основании материалов, собранных редакцией  «Истории гражданской войны», писатель рассказал об одном из волнующих  эпизодов нашего недавнего прошлого ­ о замечательном по своему героизму  14 походе Ворошилова из Луганска в Царицын, об обороне Царицына, этого  «форпоста революции», под руководством великого Сталина. Чем туже  стягивалась петля голода, чем острее становилось положение молодой  республики, окруженной кольцом белогвардейцев, интервентов, тем большее  значение приобретала борьба за хлебный центр, за Царицын, являвшийся  единственной связью с Волгой ­ этой «всероссийской житницей». В своей  повести Толстой показал, что «оборона Царицына, казавшаяся до этого делом одного Царицына, поднималась на высоту обороны всей Советской России». [6] «Спасение Царицына ­ спасение в эти страшные месяцы пролетарской  революции», ­ этим сознанием проникнуты не только вожди революции,  гениальные ее полководцы ­ Ленин, Сталин, ­ это знает и каждый рядовой  боец Ворошиловского Луганского отряда, и мужественный пролетарий ­  рабочий­путиловец Иван Гора, и самоотверженная героиня повести ­ батрачка Агриппина Чебрец. На страницах своей волнующей повести Толстой показал, как «начали  обозначаться первые очертания костяка Красной армии», как в кровавых боях с немцами и белыми казачьими бандами, в схватках с мучительным голодом, в борьбе с гнусным предательством Троцкого выковывалась железная сила  армии, росла и крепла ее боеспособность. Повесть Толстого заражает этим  «творческим духом Октябрьской социалистической революции», который был ясен величайшему оптимисту истории» ­ В. И. Ленину, «провидящему в самые тяжелые минуты трудностей то новое, рождаемое этими трудностями, что  можно было взять, как оружие для борьбы и победы».[4] В своей повести писатель запечатлел не только героические эпизоды  гражданской войны, борьбы за хлеб, но и попытался дать величавые образы  вождей революции ­ Ленина, Сталина, Ворошилова, людей стальной и  15 «собранной воли», связанных с народными массами общими целями, общей  неукротимой ненавистью к врагу. Историческая хроника перерастает в эпопею о борьбе народных масс за  социалистическую родину, за советскую власть, о великой и нерушимой связи  народа и его вождей. Толстой известен также как активный деятель советской культуры,  неоднократно выступавший перед лицом всего мира на защиту идей  строительства социализма в СССР. Особенно ярким было его выступление в  марте 1937 на Конгрессе культуры в Лондоне, где он рассказал о  замечательных людях Советской страны, о смысле Сталинской Конституции и о социалистической культуре. 12 декабря 1937 Т. в числе других избранников  народа вошел в качестве депутата от г. Старая Русса в состав Верховного  Совета СССР. В 1938 награжден орденом Ленина, в 1939 ­ орденом «Знак  Почета». В том же году избран в действительные члены Академии наук. 16 Глава 2. Сборники русских народных сказок в обработке В 1923 году,  при переиздании своих ранних произведений Толстой  выделил следующие два цикла: «Сорочьи сказки» (о животных) и «Русалочьи  сказки» (с мифологическо­волшебными сюжетами). Оба эти цикла  предназначены по мнению автора взрослым, но много сказок стали популярны  и среди детей.  В цикле произведений «Сорочьи сказки» рассказывается в  основном о зверином и птичьем царствах, хотя среди героев иногда  встречаются и люди, есть также сказки о грибах,  муравье, о домашней  утвари. Самая объемная  сказка ­ «Синица» ­ являет собой эпически широко  развернутое повествование, включая множество исторических нюансов и  деталей. Драматическая  жизненная история княжны Натальи. В общем  «сорочьи» сказки написаны с более легкой, местами насмешливой интонацией, поэтому интересны детям. Они отличаются от множества литературных  сказок тем, что они не являются назидательными, а только развлекают, но по­ особому: в них раскрывается мир героев в обычных сказочных ситуациях для  животных.[4] В саму стилизацию народных сказок Толстой помещает ироническую  пародию, подчеркивая тем самым разницу между народными сказками и  своими собственными. Его выражено насмешливый тон зачастую придает  веселье даже грустным развязкам и финалам. К примеру в сказке «Заяц»  сюжет типично фольклорный: заяц, не без помощи доброй заступницы ­  бабушки­сосны, благополучно спасается от волка. Все трио героев попадают в драматическое положение: в буран древняя сосна падает, пришибает волка, а  заяц, оставшись сиротой, горюет. «И капали в снег пустяковы слезы».  Внутренняя психологическая речь, проговоренная зайцем, сама по себе  забавна и смешна. Слово «пустяковость» характеризует всю печальную  17 историю. Автор показывает, что природа мудра и наивна, и таким же обязан  быть человек. Ниже приведен список сказок из цикла «Сорочьи сказки»: Ёж Сорока Мудрец Козёл  Заяц  Верблюд  Мышка Картина  Рысь, мужик и медведь  Лиса  Горшок   Кот Васька  Богатырь Сидор  Сова и кот  Рачья свадьба  Муравей  Куриный бог  Гусак  Мерин  Маша и мышки  18 Порточки  Великан  Мишка и леший  Башкирии  Петушки  Серебряная дудочка  Смирный муж [6] У Толстого имеются также детские рассказы: «Топор», «Воробей»,  «Полкан», «Прожорливый башмак», «Жар­птица», а также прочие игрушки,  птицы, звери, рисунки, одушевленные и очеловеченные в его рассказах так же, как это случается в детском сознании. В сказке «Прожорливый башмак»  игрушки очень боятся ужасающей картинки, лежащей под шкафом, «рожа с  одними руками», что изображена на ней, убежала и спряталась в комнате ­ от  этого всем становится еще страшнее.[1] Эти рассказы и сказки, своего рода  «представлёныши», в которые как правило собственно и играют дети. Самый  лучший «представлёныш» ­ «Фофка»­ рассказ от имени ребенка ­  повествователя, игра сестры и брата в страшных «фофок» (нарисованных на  полосках обоев цыплят) представлена изнутри детского мира, глазами  ребенка. Ночью «фофки» оживают, а дети должны победить их, приколов  особыми кнопками, приобретенными у «госпожи Пчелы».[6] В «Русалочьих сказках», в отличие от «Сорочьих»,  можно  увидеть   черты  волшебных сказок. Волшебные  сказки – это такие  сказки,  в  которых  случаются  чудеса, чародейство, волшебство.  В  подобных  сказках  в   цепочку  событий  вмешиваются персонажи, обладающие магическими  способностями, или сверхъестественные природные силы.[4] Например, в  сказке «Русалка» главный персонаж –злая, эгоистичная, хитрая русалка,   19 сумевшая  очаровать несчастного  старика.  Она ­ мифологическая  красавица, наделенная человеческими качествами, русалка даже умеет говорить. В  отличие от нее старик, земной обычный человек, погибает и затем  превращается в мифическое существо, которое обречено пугать людей. Сказочный герой Водяной, в одноименной сказке, сумел обмануть  мужика на рынке, и утянув его в воду, устроил испытания. Водяной превратил мужика в ерша (казалось бы, трагедии не избежать), но в попытке проглотить  подавился им. Таким образом мужик спас свою жизнь. Сказочных героев автор также создает и в сказке «Иван­царевич и Алая  ­ Алица»: Заяц ­ помощник Ивана­царевича в поиске и спасении Алой –  Алицы. Герои делятся на вредителей (злобный жиж) и помощников (Заяц  потом превращается в клубок). Гибель  сил  зла символизирует собой  расцвет природы:  Алая ­ Алица –весенняя царевна, ведь не случайно символизирует  свадьбу Алой­Алицы и Ивана­царевича первый апрельский гром.[1] Магические  превращения  случаются  и  в других  сказках, например в  сказке «Странник  и  змей»:  Змей превращается в просо; странник, желающий помочь Акулине спастись от чар Змея, оборачивается в петуха; парни и  девушки – в ели и березы, а сама Акулина –в плакучую иву. Волшебные превращения происходят и в сказке «Синица», где  княгиня  Наталья погибая, перемещается душой  то  в  синицу, то в оленя.  Есть и  другие волшебные персонажи ­ Чудь  белоглазая, или вражеский колдун,   благодаря которому  Чудину  войску  долгое время  удавалось  остаться   непобедимым. Тут  автор  также применяет  троекратный  повтор:  княгиня  трижды погибает ради спасения сына, который не догадывался, что в синей  птице живет душа его матери. 20 Ниже приведен список сказок из цикла «Русалочьи сказки»: Русалка Ведьмак Иван да Марья Водяной Дикий кур Полевик Иван­царевич и Алая­Алица Соломенный жених Кикимора Странник и змей Проклятая десятина Хозяин Звериный царь Синица[6] Алексей Николаевич показывает и раскрывает юным читателям то  огромное нравственное, идейное и эстетическое изобилие, которое  пронизывает произведения русского народного устного творчества.  Тщательно просеивая и  отбирая тонны фольклорных произведений, Толстой в итоге включил в свой самый объемный «Сборник русских народных  сказок» 50 сказок про животных а также около семи  волшебных сказок для  детей. 21 По словам самого Алексея Толстого,  обработка народных сказок ­  долгая и сложная задача. Исходя из его слов, он из бесчисленных вариаций  русских и народных сказок отобрал наиболее интересные, обогащенные  народными языковыми фразеологизмами и оборотами, а также  удивительными подробностями сказочного сюжета, который мог пригодиться  родителям и детям для освоения народной русской культуры и её истории. 22 Глава 3. «Детство Никиты» и «Золотой ключик, или приключения Буратино» “Детство Никиты” В период  эмиграции во Франции, мечтая о возвращении на Родину,  граф Алексей Николаевич Толстой создал свое наиболее поэтическое  творение “Детство Никиты”. Интересно, что в первом издании произведение  называлось  "Повесть о многих превосходных вещах". Видимо такой видел из  эмиграции свою родину Алексей Николаевич – землей «многих превосходных  вещей». "Детство Никиты" –автобиографическая повесть. Это заметно в том,  что многие детали повести взяты из жизни самого писателя. Но  автобиографичность повести имеет  более глубокие предпосылки, связанные с идейно­художественным стилем повести. В "Детстве Никиты" отображается  удивительное умение перевоплощения писателя в ребёнка, свободным  дыханием повествования, необыкновенной детальностью каждой описанной  вещи, сдержанной и страстной любовью к природе и всему живому, точным их детским восприятием, пониманием детского характера.[5] Главный герой – мальчик Никита – наделен впечатлительностью  и  богатым воображением. Образы родителей Никиты автор во многом  скопировал со своих собственных. Например имя мамы Никиты такое же, как  у мамы Алексея Толстого – Александра Леонтиевна. Черты характера и  образа учителя Аркадия Ивановича скопирован,  так же с реальной личности  – репетитора Аркадия Словоохотова. Толстой, не меняя имен, ввел в  повествование и своих друзей из детства – Степку Карнаушкина и Мишку  Коряшонка. Главный персонаж – ребенок, который воспринимает себя как  23 часть милой его сердцу усадьбы, находящейся посреди степи. Это  воспринимается Никитой как чудо: сотни километров пустынного  пространства, но вокруг родного родительского дома – густой и большой сад,  пруд. Растут липы, тополя, ветлы, осокоря. В произведении подробно  описывается сам дом, его хозяйственные постройки, не пустующие конюшни,  хлева, сад, пруд, плотина. По детски восторженно описываются  таинственные комнаты и тесненные переплеты ветхих книг в домашней библиотеке. Дом  хранит семейные истории и предания о прадедушке Африкане Африканыче,  замученном несчастной любовью. Прадед, по рассказу Николиной матушки,  вел довольно странный образ жизни. Ночью  писал и читал,  днем спал.  Хозяйство дедушка совсем забросил, дворовые ушли от него, на полях  проросла трава. Произведение “Детство Никиты” украшено различными красочными   сценами мирного созерцания природы, прослеживается единение мальчика с  ней. Он не только чувствует себя ее частью, но и воспринимает природу  сквозь призму своих придуманных образов. К примеру, скворец в понимании  Никиты обладает человеческими качествами в такой мере, что получил свое  прозвище Желтухин. Кота мальчик именует  Василий Васильич, поэтизирует  он также и всякую увиденную птицу, будь то голосистый жаворонок или  яркая иволга, и коней отчима.[4] Произведение начинается с главы “Солнечное утро”. В ней и в  последующих главах много веселых рассказов об играх с деревенской  ребятней среди сугробов, покрывающих избы селян до самых дымоходов; о  темном саде, освещаемым июльскими молниями; о сентябрьских,  плотных  как молоко туманов; о потоках весенних вод. Мальчик замечал, как жизнь  всех людей среди этих цикличных смен времен года проходит естественно и  органично, а смерть и рождение подобны закату и восходу солнца. 24 Процесс работы над произведением “Детство Никиты”, самого автора  ввело в особое восторженно­ностальгическое состояние, что Толстой сам  отмечал в своих воспоминаниях. Весьма трепетно автор повествует историю  как он, небезразлично относящийся к своей сестре Лиле, вместе с ней  обнаруживает в пустующей комнате дома кольцо, которое его прадедушка  когда­то давно подарил своей любимой. Оно лежало на дне вазочки с  львиными головами, простоявшей на настенных часах много десятков лет.  При этом сама Лиля (Никита надел колечко ей на пальчик) поразительно  напоминала внешними чертами  прабабушку, портрет которой с вуалью в  амазонке висел много лет на стене в скрытой комнате.  “Детство Никиты” знакомит читателя с хлебосольными празднованиями Рождества в усадьбе. Дети дворовых крестьян вместе с детьми хозяина,  мастерили игрушки для елки. Когда она уже украшена и освещается  десятками свечек, все дети, радостные от полученных подарков, в поместье  встречают этот веселый, светлый праздник. Главный герой повести любил  этот праздник больше других. Описание просыпающейся весенней природы занимает значительное  место в сюжете. Ведь главный персонаж  отождествляет себя с самой  природой, искренне считая, что  абсолютно все природные разнообразие и   богатство вокруг – являются родными ему. Мальчика приводят в детский  восторг тысячи ручейков от тающего мартовского снега в степи. Никита,  наслаждаясь, вдыхает полной грудью весенний  чистый воздух. И чем­то  неимоверно значимым казался ледокол на реке, в моменты, когда река  демонстрировала свой дикий нрав, то поднимаясь над плотиной, то с шумом  ниспадая в омуты. Потребность Никиты чувствовать это единство с природой было   чрезвычайно важным для его личности. Даже  его учитель­ Аркадий  25 Иванович­ не журил его за то, что он сбегал с урока, чтобы понаблюдать за  рекой. Неслучайно Толстой в главе “На возу” использовал столь романтичное  сравнение: “На возу, словно в колыбели, Никита плыл под звездами, глядя на  далекие миры”.[3] "Золотой ключик, или Приключения Буратино" Сказка стала отдельной сферой жизни А.Н. Толстого. Широкую  известность он приобрел благодаря сказке­повести "Золотой ключик, или  Приключения Буратино". Перед своим возвращением из Европы А.Н. Толстой вместе с Н.  Петровской публикует в берлинском журнале перевод, фактически свою  первую обработку повести "Приключения Пиноккио" (1924) итальянского  писателя К. Коллоди (К. Лоренцини). С того момента и начался труд  Толстого над своей повестью­сказкой "Золотой ключик, или Приключения  Буратино", длившаяся много лет и завершившаяся в 1936 году. Сама сказка начинается авторским предисловием, где Толстой пишет:  "Когда я был совсем маленький […] я прочитал одну книжку […] Я часто  рассказывал своим друзьям […] занимательные приключения Буратино. Но  так как та книжка потерялась,  я рассказывал каждый раз иначе, выдумывая  такие приключения, которых в книге не было. Сейчас, через много­много лет,  я вспомнил своего старого приятеля Буратино и надумал рассказать всем вам, мальчики и девочки, удивительную историю про этого деревянного  человечка"[2]. Может показаться, что все предельно ясно: почему персонаж  Толстого наделен другим именем, то, почему приключения Пиноккио и  приключения Буратино мало чем схожи. Упоминается книга Коллоди и  указывается, что связь с ней заключается в детском восприятии. Понятен и  образ ребёнка – самого писателя, увлекавшегося творчеством уже в детские  26 годы. Подобный эпизод – мальчик, фантазирующий на темы из прочитанной  книги, –мог бы вполне занять место например в том же "Детстве Никиты". Но  интересно то, что итальянским языком ни в детстве, ни позже Толстой не  владел, а переводы на русский язык Коллоди стали издаваться с 1906 года, в  то время Толстому было двадцать четыре года, так что никакого "чтения в  детстве" не могло быть. Данное предисловие, якобы "объясняющее"  происхождение сказки, является частью самой сказки, её началом.  Разумеется, есть существенные отличия "Приключений Буратино" от  "Приключений Пиноккио". Например в романе Мальвины и Пьеро который  позволяет Пьеро читать стихи, плакать, переживать. Длинные рукава  итальянского балахона Пьеро реализуют русский фразеологизм "спустя  рукава".[2] Когда Буратино оказывается в лесном домике Мальвины, та сразу же  начинает воспитывать озорника, заставляя того писать диктовки и решать  задачи, причём текст самого диктанта следующий: "А роза упала на лапу  Азора", что отсылает нас к знаменитому палиндрому А. Фета. В этом  прослеживается пародия на драму Блока, где Толстой переворачивает  фетовский палиндром: роза, выпавшая из рук Изоры, стала розой, упавшей на  лапу Азора.[4] Звуковая cхожесть имён является основой в пародийном  сопоставлении. Кроме этого, Толстой высмеивает также спиритические  увлечения своих современников в сцене в харчевне, в которой Буратино  "завывающим голосом сказал из глубины кувшина"… Заимствованная у  Коллоди сценка превращения деревянного полена в мальчишку показывается  Толстым как некая пародия на "магическое действо". Фактически, это  событие – единственное волшебное, нереальное или чудесное событие во всей  сказке (конечно, если принимать как данность говорящих кукол и животных). 27 Среди персонажей сказки "Золотой ключик" следует отметить уже  упоминавшегося Пьеро, которого нет у Коллоди, а также образ "девочки с  голубыми волосами"­ Мальвины. В сказке Коллоди есть фея, или волшебница, также с голубыми волосами, которая схоже с Мальвиной постоянно  наставляет Пиноккио на правильный путь, а в нужное время награждает того  превращением в живого настоящего мальчика. Персонажу Толстого вовсе не  нужно такое превращение изначально – во­первых, он уже вполне реальный и  живой мальчишка, невзирая на его "деревянность", а во­вторых, подобное  превращение стало бы чуждым для сюжетной линии этой на редкость  реалистичной и здравой, по задумке Толстого, сказки. Мальвина ("железная девочка", как считал Буратино) – вовсе не  волшебный, а вполне бытовой, сатирически описанный персонаж. Кроме цвета волос, ничего схожего с волшебницей Коллоди, у неё нет. Педагогический  темперамент, учительский педантизм, страсть учить и поучать в любых  обстоятельствах, временами неуместная и чрезмерная благовоспитанность  стали основными чертами Мальвины. Условные ценности и отвлечённые  рассуждения Мальвины явно проигрывают простодушной рассудительности и  житейской находчивости Буратино. Это толкает на вывод, что  жизнеспособность – основная ценность в художественном замысле Толстого. "Человеческие" черты характера папы Карло кажутся несколько  "кукольными" – в них проглядывают шаблонные детали театрального амплуа  (прототип "благородного отца"). Немного больше повезло в этом плане паре  злодеев – продавцу пиявок и доктору кукольных наук. В Карабасе  удивительно  соединяются в единый образ черты злого сказочного волшебника и плакатного буржуя.  Обжора, пьяница и сквернослов, беспощадный  эксплуататор, учёный­искусствовед, программа которого состоит из семи  пунктов – семи хвостов его плётки, – Карабас не зря использует продавца  28 пиявок: он сам как жирная пиявка, паразитирующая на самом театре. Его  единственный друг Дуремар – лакейская душонка, сказочный прототип  Смердякова, профессия которого ужасает даже  Карабаса, – ничтожество,  продающееся за тридцать серебрянников, предатель и доносчик. В создании и дополнении образов берут участие и имена самих героев.  Буратино – родовое название марионетки, Пьеро в народной итальянской  комедии ­ партнёр Арлекина, Дуремар – дурак или дурень, названный на  иностранный манер, кот Базилио – кот Васька, чье имя произнесёно также на  иностранный манер. Сложнее выявить корни создания имени Карабаса  Барабаса. Аналогичный персонаж из сказки Коллоди именуется Манджофоко, что означает "пожиратель огня". "Барабас" схоже с  итальянскими словами,  означающими "борода" (barba) или "негодяй, мошенник" (barabba) – и первое,  и второе вполне соответствует его образу.[5]  Но главным героем сказки, разумеется, является Буратино. Едва  появившись, путём превращения из полена на свет, Буратино начинает  озорничать и проказничать. Такой беззаботный в отношении высоких материй, но преисполненный здравым смыслом и беспрерывно деятельный,  побеждающий своих недругов при помощи смелости, остроумия и  присутствия духа, Буратино воспринимается читателями как добрый,  сердечный малый и преданный друг. В Буратино автор поместил черты  многих своих любимых героев, склонных больше к действиям, чем к  размышлениям, и на этом поприще – в сфере действия – воплощающих и  обретающих себя.  Буратино невероятно обаятелен даже в своих мелких грехах "малого  чина": и в своей детской наивности (проткнув носом холст, не понимает, что  за дверца там виднеется, то есть "не видит дальше собственного носа"), и в  своём безудержном любопытстве (в духе характерного русского  29 фразеологизма "совать нос не в своё дело"), и в нарушающей нормы  благопристойности естественности своего детского поведения. Любопытство, естественность и простодушие ­ Толстой доверил Буратино воплощение не  только своих глубоких убеждений, но и наиболее симпатичных, с точки  зрения писателя, человеческих качеств, если конечно возможно рассуждать о  человеческих качествах куклы из дерева. Буратино  скорее ближе к русскому  Петрушке, нежели к итальянскому Пиноккио – как характером, так и  основными элементами сюжета (к примеру, один из постоянных атрибутов  сопровождающих  Петрушку – его встреча с дворником и городовым –  представителем власти). Одно из основных отличий сказки­повести Толстого  от сказки Коллоди – полное отсутствие морализаторства. "Приключения  Пиноккио" – произведение насыщенно  и откровенно морализаторское. Почти  каждый эпизод сопровождается пространными, местами нудными,  моральными сентенциями. Морализируют и автор и его герои – и Карло, и  сверчок, и волшебница с голубыми волосами, и собака Алидоро (прообраз  Артемона), и белочка,  и сам Пиноккио. У Коллоди морализируют абсолютно  все, у Толстого ­  вообще никто.[5] Сказка   “Золотой   ключик”   гармонично   входит   во   все   прозаическое творчество А.Н.Толстого. В этой гармонии наблюдается глубинное родство мотивов, сходство образных решений,   словесных приемов, изобразительных деталей. Данная повесть весьма характерна для А.Н.Толстого, в ней автор легко “узнаваем”. Одним   из   мотивов,   пронизывающих   все   творчество   А.Н.Толстого является мотив детскости героя ­ широкий спектр поведенческих реакций и эмоциональных состояний. Тут и простодушие, и непритворная искренность, и непосредственность. “Детскость”, как “чудачество”, занимает видное место в   нравственно­психологической   системе   категорий   писателя.   Детскость 30 выступала   у   А.Толстого   синонимом   привлекательной   нравственной нерастраченности, душевной чистоты. [4] Комизм сказки­повести “Золотой ключик, или Приключения Буратино” берет   за   источник   несколько   преувеличенные,   психологически   точно живописуемые, эксцентрические элементы детского ребяческого поведения. Буратино   —   добродушно­комический   шарж   на   активного,   нормального, любознательного   ребенка   с   его   непредсказуемыми   выходками,   капризами, неожиданными   выдумками,   быстрой   сменой   настроений,   склонностью   к рискованным авантюрам, соседствующей с наивностью, незащищенностью и доверчивостью. Анализируя   особенности   речевого   стиля   сказки   “Золотой   ключик”, следует учитывать, что А.Н.Толстой при выборе словесного инструментария ориентировался в первую очередь на читателя­ребенка, учитывая специфику детского   понимания   и   восприятия   литературного   произведения.   Юное сознание,   наделенное   неизбежным   максимализмом   и   упорной   тягой   к крайностям,   склонно   воспринимать   вымышленный   художественный   мир буквально, всю его сказочную масштабность, с резкими переходами от  литот к   гиперболам.   К   примеру,   ребенку­читателю   более   близок   не   просто побежденный злодей, а злодей униженный, поставленный в глупое положение. Это   хорошо   характеризует   саморазоблачительный   откровенный   монолог Карабаса Барабаса: ”Не теряя секунды, бежать в Страну Дураков! Я сяду на берег   пруда.   Я   буду   умильно   улыбаться.   Я   буду   умолять   лягушек, головастиков, водяных жуков, чтобы они просили черепаху... Я обещаю им полтора миллиона самых жирных мух... Я буду рыдать, как одинокая корова, стонать, как больная курица, плакать, как крокодил. Я стану на колени перед самым   маленьким   лягушонком...”.   Показное   смирение,   притворство, самоуничижение ужасного Карабаса совсем не обманывают юного читателя. Временами герой смешон, но в то же время весьма коварен. Относительно 31 реальных   намерений   Карабаса   читатель   не   заблуждается.   Юмористическая гипербола   порой   может   существенно   усилить   впечатление   от   события   или действия.  Комическое   в   речевом   литературном   стиле   “Золотого   ключика”   в большей   мере   определяется   наличием   двойного   сюжета   в   повести.   В соответствии   с   каноническими   “законами”   построения   повествовательных жанров,   произведение   А.Толстого     имеет   над   изображаемой   событийной цепочку надстроенный ряд “событий повествования” — столкновение “точек зрения”,   мнений,   текстовых   массивов.   Читатели   то   оказываются   внутри происходящего (и потоки стремительно изменяющихся ситуаций влечет их за собой   и   затягивает),   то   поднимаются   над   происходящим   и   вступают   в скрытый “диалог” с закадровым повествователем, ведя беседу о внутренней событийной   цепочке.   На   стыках   таких   двух   сюжетных   пластов   часто   и создаются дополнительные комические смыслы. А.Толстой достаточно много и плодотворно работал для театра. Его пьесы   показывали   на   больших   сценах.  Были   периоды,   в   которых   писатель считал себя больше драматургом, нежели прозаиком. Накопленный большой драматургический опыт прямо влиял на его повествовательную технику, на саму   поэтику   прозы.   Это   наблюдается   в   использовании   драматургических ремарок,   перенесенных   на   прозаическое   повествование,   и   в   особых, динамических   диалогах,   когда   реплики   героев   стремительно   сменяются, оставляя   за   собой   впечатление   фрагмента   некой   пьесы   в   “чистом”   виде. Схожие   черты   можно   увидеть   и   в   “Золотом   ключике”.   Сказка   временами напоминает киносценарий, своей динамичностью и отсутствием уводящих в сторону, статичных и растянутых описаний. В данной комедийно­приключенческой повести отображаемое событие вполне   может   приобрести   столь   излюбленную   комедиантами   форму 32 очевидного переполоха, скандала, ссоры. Переполох всегда сопровождается суетой,   массой   совершенно   бестолковых   и   мелких   действий   полностью растерявшихся   героев.   Подобные   сцены   очень   динамичны,   и   основным объектом   комизма   в   них   выступают   и   смехотворно­нелепые   персонажи, производящие прорву  бесполезных действий, и сама ситуация. Фактически скандалом   начинается   и   сказка   “Золотой   ключик”   —   эпизодом   забавной потасовки старичков Джузеппе и Карло. При этом с семантической точки зрения важна деталь, показывающая активное “присутствие” в повествовании (о   существовании   которого   мы   еще   не основного   героя   знаем):”Пронзительный голосок на верстаке в это время пищал и подначивал: — Вали, вали хорошенько!”.[2] А. Толстой дает описание помощников Мальвины, ничуть не скупясь на подробности.  Такие   штрихи   создают   соответствующий   необходимый   ореол вокруг   конкретных   кукольных   героев.   Написав   фразу   “Звери   снабжали   ее (Мальвину) всем необходимым для жизни”, писатель не ограничился просто констатацией   факта,   а   начал   усердно   перечислять:”Крот   приносил питательные коренья. Благородная собака — пудель Артемон — приносил булки.   Мыши   —   сахар,   сыр   и   кусочки   колбасы.   Лягушки   приносили   в ореховых   скорлупках   лимонад.   Сорока   воровала   для   нее   на   базаре шоколадные   конфеты   в   серебряных   бумажках.   Ястреб   —   жареную   дичь. Бабочки — пыльцу с цветов — пудриться. Майские жуки — разные ягоды....”. Такой же длинный список подробностей будет описан и в сцене боя главных героев   сказки   с   нанятыми   Карабасом   полицейскими   собаками.   Обилие второстепенных   персонажей   наполняет   картину   “боя”   динамикой     и масштабностью.   Фактически   весь   живой   книжный   мир   приводится   в движение. В этом также учитывается “точка зрения” “потребителя” искусства ­ юного читателя, видящего особую прелесть детских книг, детских фильмов, 33 да   и   просто   детских   повседневных   игр   именно   в   таких   наполненных подробностях. Дополнительный   комический   окрас   добавляют   в   данной   повести   и попутные авторские пояснения. “   —   Я   буду   защищать   Мальвину,   как   лев,   —   сказал   Пьеро   сиплым голосом,   каким   разговаривают   большие   хищники,   —   вы   меня   еще   не знаете...”[1]. Комментарий писателя, казалось бы, усиливающий выделенный текст,   в   сущности   полностью   разрушает   наше   впечатление   от   заявленного иронизируя это.  В   сказке   “Золотой   ключик”   с   ее   говорящими   животными   и рассуждающими   куклами   наблюдается   активное   использование   смысловых перевертышей,   семантических   метаморфоз,   часто   комически   окрашенных. Простое   внезапно   обнаруживает   таящуюся   сложность,   а   внешне   сложное, наоборот, упрощается до уровня житейского пустяка. Читая сказку “Золотой ключик”, можно увидеть проявления в тексте основных черт  художественной манеры   А.Н.Толстого   —   романиста,   новеллиста,   драматурга,   любившего использовать   в   самых   разных   (по   тематическому   заданию   и   избранному жанру) произведениях наиболее разнообразные спектры комических оттенков и красок. 34 Заключение  Алексей Николаевич Толстой способный и удивительный писатель,  обладающий редким талантом, который создал многочисленные пьесы и  рассказы,  романы, сказки и различные сценарии  для детей. Его несколько  циклов сказок представляют интерес не только для детей, благодаря  удивительным детским волшебным сюжетам, но также являются интересными для взрослых, являясь яркой памяткой русского фольклора и демонстрацией  народного творчества в своем первоисточнике. В отличие от цикла «Сорочьи  сказки», где преобладают сюжеты о различных животных, в «Русалочьих  сказках» в большей мере заметны черты волшебной сказки. Автор чаще   использует элементы волшебной сказки: волшебные превращения, наличие  присказки, троекратный повтор. Автобиографическая повесть"Детство Никиты", как и многие другие  произведения Толстого, позволяет взглянуть на мир детскими глазами,  посредством детского восприятия. Видимо именно поэтому произведения  Алексея Толстого так нравятся детям. В этой повести автор будто вернулся в прошлое и вновь стал ребенком на страницах своих рукописей. Повесть­сказка «Золотой ключик» фактически самостоятельное  произведение, хотя оно и имеет свой литературный источник ­ сказку  "Приключения Пиноккио" итальянского писателя Коллоди. "Золотой ключик" строится как история разгадки тайны – тайны камина в темной каморке  старого папы Карло, секрета этого золотого ключика. Детективный сюжет  позволяет ребёнку глубже рассматривать жизнь, всматриваться в  обстоятельства и лица, активно чувствовать и думать, переживать все  35 испытания вместе с любимыми героями и самому лично принимать важные  решения. 36 Литература 1) Аникин В.П. «Сказки русских писателей», Москва, Детская литература, 1984, 687 с. 2) Бегак Б. Золотой ключик детства. // Бегак Б. Правда сказки. – М., 1989, 124 с. 3) Избранные повести и рассказы, изд. «Художественная литература», Л.,  1987, 341 с. 4) Крюкова А.М. А.Н. Толстой и русская литература. Творческая  индивидуальность в литературном процессе. М., 1990, 158 c. 5) Петелин В. Алексей Толстой. М., 1978, 214 с. 6) Толстой А.Н. Соч.: Б 10­ти т. Т. 1­10. М,: Кн.­изд­во писат. в Москве,  1968­1973. 37