Лекционный материал по детской литературе и выразительному чтению.

ЛИТЕРАТУРНАЯ (АВТОРСКАЯ) СКАЗКА КАК ЖАНР

Цель: расширить знания о литературной сказке как жанре; раскрыть связь фольклорных и авторских сказок; познакомить с классификацией литературных сказок.

Ход лекции.

Литературная сказка – феномен словесности, многогранное явление, поэтому универсального определения литературной сказки нет. Ближе всего Характеристика исследователя Л.Ю. Брауде, основанной на характеристике волшебной сказки.

Литературная сказка – это авторского произведение, оригинальное или основанное на фольклорном источнике преимущественного фантастического, волшебного характера, рисующее чудесные приключения сказочных героев, в котором волшебство, чудо играют роль сюжетообразующего фактора и служит отправной точкой для характеристики персонажей (Л.Ю. Брауде).

Литературная сказка в некоторых случаях ориентирована на детей.

Она представляет собой произведение трех типов (форм): прозаическая сказка, стихотворная сказка, драматическая сказка. И, соответственно, по родовой принадлежности сказки делятся на сказки эпические, лирические, драматические.

Литературная сказка выросла из сказки фольклорной. Первые писатели, обратившиеся к жанру сказки, пересказали, обработали, перевели на литературный язык устную народную сказку, дав ей вторую – книжную – жизнь. Литературная сказка предполагала прежде всего обработку родного фольклора. Но порой – особенно в XX веке – сюжет литературной сказки подсказывают писателю и экзотичные источники. Например, среди «Сказок 1000 и 1 ночи» есть два известных сюжета: «Сказка о рыбаке» и «Волшебная лампа Аладдина». Советский сказочник Л. Лагин, отталкиваясь от этих сюжетов, создал сказочную повесть «Старик Хоттабыч», где основные события разворачиваются не на древнем Востоке, а в Москве XX века. Пионер Волька Костыльков, купаясь в реке, нашел сосуд. Дома, в московской квартире, он решил откупорит его. В стоге в мир Москву середины XX века входит джинн из бутылки, персонаж арабских сказок.

Первые литературные сказки имели эпическую доминанту: сказово-сказочное начало в них очевидно. Но с течением времени, с наступлением эпох барокко (XVIIв.), сентиментализма (XVIIIв.), романтизма (первая треть XIX века) все явственнее начал заявлять о себе лирический компонент.

Литературная сказка, будучи наследницей сказки фольклорной, обретает жизнь в печатном слове. Само слово «сказка» указывает на то, что в этом жанре соединяются два характеризующих принципа:

• жанровые черты, отмеченные В.Я. Проппом, Л.Ю. Брауде (наличие автора, оригинальный или фольклорный источник, преимущественного фантастического, волшебного характера, сказочно-авантюрный (приключенческий) элемент, волшебство, чудо как сюжетообразующий фактор и средство характеристики персонажей).

• Всякая невероятная история, кажущаяся неправдоподобной, рассказанная «бахарем» с назидательной целью.

Отдельно следует сказать о переводных сказках, имеющих зарубежный источник. Сказка переведенная и созданная на основе сюжета зарубежного автора – разные ипостаси. Сказки советских писателей К.И. Чуковского «Доктор Айболит», А.Н. Толстого «Золотой Ключик, или Приключения Буратино», А. Волкова «Волшебник Изумрудного города» нельзя считать переводами «Доктора Дулитла» Хью Лофтинга, «Приключения Пиноккио» Карло Коллоди и «Удивительного Волшебника из страны Оз» Фрэнка Баума. Сказки советских писателей, указанных выше, – оригинальные произведения, поскольку существуют настоящие переводы на русский язык зарубежных сказок, где переводчики стремились быть предельно точными в передаче первоосновы, не отступая от нее. Сравнив переводную сказку и оригинально-авторскую сказку на зарубежный сюжет, можно убедиться, что даже названия к ним обладают иной внутренней формой. Из названий уходит определение жанра (приключение, путешествие), удлиняющее их, и остается герой (доктор Айболит, Волшебник Изумрудного города) или же символическая сюжетообразующая деталь (Золотой Ключик), приближающее повествование к волшебной сказке, которая всегда содержит и путешествие, и приключение, и волшебное средство, и волшебного помощника. Даже названия русских произведений вводят сразу в атмосферу сказки, ориентируют маленького читателя на сказочную систему координат, на многозначность и полифункциональность обычных и привычных для реальной жизни предметов, а «случай» и «чудо» преобразуют собой обыденный мир, раскрывая сущность, тайну, душу окружающего, которое поначалу кажется простым и обыденно понятым. Получается, что сказка как жанр «переводит идею» с бытового плана на бытийный. Так, прекрасные сады в «Черной курице» А. Погорельского отсылают к мифопоэтическому райскому саду человеческих добродетелей, тогда как мальчик выбирает для себя не «сады»,  (т.е. взращенное), а лишь мизерное просяное зернышко искушений, из которого произрастает на глазах читателя гордыня – один из смертных грехов. Таким образом, опосредованно в волшебной сказке звучит сакральный смысл.

Послереволюционная детская сказка тоже содержит мифопоэтическое в двух наиболее ярко обозначенных проявлениях:

1)      традиционное проявление, выросшее в символистическую тему или мотив в русской классической литературе, в характерный образ изустных преданий, в фольклорное образное слово;

2)      явная или внутренняя полемика с мифопоэтическим.

Изумрудный город в книге А. Волкова – город мечты, исполнения желаний, несущий в себе и образ небесного Иерусалима, сказочно изукрашенного драгоценными камнями, четвертое основание которого украшает смарагд (изумруд). Но образ Иерусалима – это образ безгрешный душ, выстрадавших жизнь вечную, города настоящего чуда. У Баума и у Волкова Изумрудный город – это город-цирк, где все – иллюзия, а истинным будет путь к самому себе настоящему, обретение себя в испытаниях, открытие в себе драгоценных качеств. Десакрализация чудесного города не воспринимается как пародия или фельетон, оба уравновешиваются обуреваемыми в пути добродетелями – каждый из героев «строит» в своей душе тот самый идеальный город, которого невозможно достичь в реальной жизни. В конце первой книги герои добиваются исполнения желаний. Тема исчерпана. Дальнейшие приключения героев уже потребуют нового сюжета – сюжета второй книги – «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» и остальные книги цикла («семь подземных королей», «Огненный бог Марранов», «Желтый туман», «Тайна заброшенного замка»). И это будут уже не переложения, а совершенно новые, оригинальные произведения А. Волкова.

Для зарождения литературной сказки довольно часто важна ориентация и на второй принцип сочинительства – рассказывание. Сказка В.Ф. Одоевского «Столяр» (1834) - рассказ об истории жизни знаменитого французского архитектора Андрея Рубо, прошедшего путь от нищеты до обещанного признания, путь, который был возможен для мальчика, обладавшего удивительным упорством, волшебной любознательностью, необыкновенным трудолюбием. Сказка «Червячок» (1835) того же автора имитирует волшебство, рассказывая о жизненном пути насекомого. Об этой сказке А.А. Краевский писал: «Не очевидна ли во всем этом рассказе жизни червячка таинственная идея, глубокая аллегория, облаченное в самое простое, прелестное, самой доступное для детей выражение? Вот … образец того, каким образом делать доступным детскому разумению самые отвлеченные и даже метафизически истины. Дитя, прочитав этот рассказ, не только может захотеть учиться естественно истории, но и примет в душу свою мысль великую, плодотворную мысль, которая никогда не забудется, породит множество других возвышенных помыслов и заложит основу нравственного совершенствования»[1].

В сказке «Городок в табакерке» ребенку преподаются не только основы научно-технических знаний, но и (в подтексте) азбучные истины социально-государственного устройства со своей иерархической лестницей. В сказке это иерархическая система – от мальчиков-колокольчиков до царицы-пружинки.

«Дядьки», т.е. наблюдающие за порядком социально-должностные лица, во времена Одоевского были необходимым явлением в различных учебных заведениях. Этот эпизод сказки полон реалистической конкретности.

В итоге Мише предстоит убедиться, что гармонию, работу без сбоев обеспечивает строгое соподчинение, иерархическая система. Любое неосторожное движение, способное ее разрушить, особенно «благие» попытки «навести порядок» разрушают «городок», останавливают все детали: и пружинку, и мальчиков-колокольчиков.

Соотношение литературной и народной сказки. В истории русской культуры были эпохи, при которых наблюдался особенно обостренный интерес к народной культуре и словесности. Это периоды:

1)      конец XVIII – первая треть XIX века;

2)      конец XIX – первая треть XX века.

Эти эпохи и оказались способны породить классические образцы литературной сказки.

Литературные сказки различаются по степени близости или удаленности от фольклорного канона.

Народные сказки А.Н. Афанасьева, братьев Гримм были собраны авторами сборников и прошли минимальную филологическую обработку. Не случайно они знаково называются именами этих филологов.

Сказки Л. Толстого, К.Д. Ушинского пересоздавались, пересказывались  с учетом их художественного благозвучия и педагогической целесообразности. В этом отношении любопытно проследить за жизнью сказки «Мальчик-с-пальчик». Она присутствует  в сборниках сказок Ш. Перро, братьев Гримм, Льва Толстого, А.Н. Толстого. У Л. Толстого она называется «Липунюшка», у остальных авторов – «Мальчик-с-пальчик». «Мальчик-с-пальчик» - не просто удачное заглавие, поскольку не столько называет героя, сколько характеризует его, создает образ, в котором «свернут» сюжет повествования: малыш-кроха, который может поместиться на ладони ребенка, отправляется в путь, где и обычного человека подстерегают нешуточные опасности. Но это заглавие и поэтический образ: рифма формирует лирически-трогательное отношение ребенка-читателя (слушателя) к герою. С другой стороны, несмотря на одно и то же название, у разных авторов разворачиваются совершенно разные сюжеты. Роднит эти произведения именно центральный персонаж – малютка, отважно бросающийся навстречу приключениям. Главный конфликт французского варианта сказочного сюжета – конфликт между несчастным малюткой, которого мать с отцом от безысходности вынуждены были вместе с другими детьми отправить на верную гибель, и великаном-людоедом – противостояние мизерно маленькой добродетели и безмерно громадного зла. Конфликт русского варианта лежит в иной плоскости, он тяготеет к конфликту социально-бытовому. В «Липунюшке» Л. Толстого малютка-сынок, заступник и помощник старика-крестьянина – барин, покупающий его как диковинку, как игрушку для развлечения своей жены-белоручки. Л. Толстой дает своему герою редкое имя, причем в уменьшительно-ласкательной форме. Эта форма – уже персонифицированная характеристика самого малыша-героя. А.Н. Толстой обрабатывает два популярных сюжета. Один можно условно назвать «Липунюшка», он завершается побегом героя из кармана барина и счастливым возвращением домой. Второй сюжет заканчивается победой героя: малыш доставляет волка прямо к воротам дома стариков-родителей. Это победа и над человеческими пороками, и над злыми силами природы. А.Н. Толстой контаминирует сюжеты бытовой и сатирической сказок о животных. Он воссоздает стилистику народной сказки.

Несомненно, живой, озорной, находчивый мальчик повлиял на появление Незнайки Н. Носова. Носов, один из лучших детских писателей, создал знаменитый цикл повестей о малышах-коротышках. Писатель детально обрисовывает олик Незнайки и его друзей, облик сказочного города и его окрестностей, а в последующих частях – всей сказочной страны. Природа была привычных размеров, а вот коротышки – крохи. Прообразом героев повести Н. Носова стали и мальчик-с-пальчик (фольклорный источник), и лилипуты из «Путешествия Гулливера» Дж. Свифта (литературный источник).

Другой путь трансформации народной сказки можно проследить по еще одному расхожему сказочному сюжету. В собрании сочинений сказок Афанасьева есть народная сказка «Морозко». В.Ф. Одоевский создает созвучную сказку «Мороз Иванович». У Ш. Перро есть сказка «Волшебница». Ее сюжетообразующий стержень – испытание двух сестер. У братье Гримм – сказка «Матушка Вьюга» (вариант: «Госпожи Метелица»).

Литературная сказка Ш. Перро занимает особое место среди народных и литературных сказок. В ней снята важнейшая антиномия:

Тепло дома – стужа чужого мира

Жизнь и радость дома – смерть в одиночестве и сиротстве

Снят инициационный элемент. Нет оппозиции «родная дочь – падчерица». У вдовы две родные дочери, следовательно, конфликт из родового переносится в духовно-нравственный. Волшебница, кажется, и не награждает младшую, похожую на покойного отца, красивую, трудолюбивую, а только материализует ее собственные добродетели: дарит возможность при каждом слове младшей дочери спадать с уст либо цветку, либо драгоценному камню.

Автор завершает свою сказку стихотворной моралью:

Хотя высоко ценят в свете

Звон золота и серебра,

Дороже, чем металлы эти

Сокровище речей, исполненных добра.

Ниже дана и «иная мораль»:

Учтивым хлопотливо быть,

Но, угождая добрым  людям,

Мы получать тогда награды будем,

Когда про самый труд успеем позабыть.

Русский и немецкий варианты отличаются между собой прежде всего образом «испытателя» добродетели и порочности. В русском варианте это мужской персонаж Морозко, Мороз Иванович, два Мороза. В немецком – женский, судя по русскому переводу (в первоисточнике персонаж среднего рода – das Schneegestoben). Однако в обоих вариантах народной сказки конфликт развернут в семье: любимая родная дочь самонадеянна и надменна, постылая падчерица добра, скромна, ласкова, послушна. Испытания, выпавшие ей на долю, лишь делают ее добрее. И девочка, в конце концов, награждена за труд, терпение, а гордячка и злючка наказана за жадность, грубость, лень.

Одоевский заменяет фольклорную антимонию «своя дочь – чужая дочь (падчерица)» (т.е. основанную на родовой доминанте) на нравственную «добрая и трудолюбивая – злая и ленивая». Родовое снимается и тем, что при двух девочках живет няня. Автор дает соответствующие имена: Рукодельница и Ленивица. Таким образом, нравственные характеристики героинь персонифицируются. Если сказка Ш. Перро завершается моралью и «иной моралью», то Одоевский предваряет сказку эпиграфом: «Нам даром, без труда, ничего не дается – недаром исстари пословица ведется». Нравственные  критерии становятся самостоятельными и самодостаточными, не отягощенными родовом, который так важен в фольклоре.

Но при всем различии есть и общее в сказках «Мороз Иванович», «Морозко» и «Госпожа Метелица»: они наделены общей доминирующей семиантико2й «конденсата», «проявителя» того, что уже содержится в характере героинь. В данном смысле сродни сказке Ш. Перро «Волшебница».

Скачано с www.znanio.ru