Литературно-музыкальная кромпозиция "Это надо живым"

1. Мелодия «Журавли». Выходят «фигуры». Голос. Вечная слава героям! Вечная слава! Вечная слава!  Вечная слава героям! Слава героям! Слава!!  …Но зачем она им, эта слава, ­  мёртвым? Для чего она им, эта слава, ­ павшим?  Всё живое ­ спасшим. Себя ­ не спасшим. Для чего она им, эта слава, ­ мёртвым?..  Если молнии в тучах заплещутся жарко, и огромное небо от грома оглохнет,  если крикнут все люди земного шара, ­ ни один из погибших даже не вздрогнет.  Знаю: солнце в пустые глазницы не брызнет! Знаю: песня тяжёлых могил не откроет!  Но от имени сердца, от имени жизни, повторяю! Вечная Слава Героям!..  Все. Вспомним всех поимённо, горем вспомним своим…          Это нужно – не мёртвым! Это надо – живым!  2. Музыка. Обыденнова. Письмо 15­летней девочки Кати Сусаниной с фашистской каторги. 12 марта  1943 г. Дорогой добрый папенька! Пишу я тебе письмо из немецкой неволи. Когда ты,  папенька, будешь читать это письмо, меня в живых не будет. И моя просьба к тебе, отец:  покарай немецких кровопийц. Это завещание твоей умирающей дочери. Несколько слов о матери. Когда вернешься, маму не ищи. Ее расстреляли немцы. Когда  допытывались о тебе, офицер бил ее плеткой по лицу. Мама не стерпела и гордо сказала,  вот ее последние слова: «Вы не запугаете меня битьем. Я уверена, что муж вернется назад  и вышвырнет вас, подлых захватчиков, отсюда вон». И офицер выстрелил маме в рот… Папенька, мне сегодня исполнилось 15 лет, и если бы сейчас ты встретил меня, то не узнал  бы свою дочь. Я стала очень худенькая, мои глаза ввалились, косички мне остригли наголо, руки высохли, похожи на грабли. Когда я кашляю, изо рта идет кровь – у меня отбили легкие. А помнишь, папа, два года тому назад, когда мне исполнилось 13 лет? Какие хорошие были мои именины! Ты мне, папа, тогда сказал: «Расти, доченька, на радость – большой!» А теперь, папа, как взгляну на себя в зеркало – платье рваное, в лоскутках, номер на шее,  как у преступницы, сама худая, как скелет, ­ и соленые слезы текут из глаз. Я никому не  нужна. Здесь многие люди никому не нужны. Бродят голодные, затравленные овчарками.  Каждый день их уводят и убивают. Да, папа, и я рабыня немецкого барона, работаю у немца Шарлэна прачкой, стираю белье,  мою полы. Работаю очень много, а кушаю два раза в день в корыте с «Розой» и «Кларой» ­  так зовут хозяйских свиней. Так приказал барон. «Русс была и будет свинья», ­ сказал он.  Два раза я убегала от хозяев, но меня находил ихний дворник. Тогда сам барон срывал с  меня платье и бил ногами. Я теряла сознание. Потом на меня выливали ведро воды и  бросали в подвал. Не хочу больше мучиться рабыней у проклятых, жестоких немцев, не давших мне жить!… Завещаю, папа: отомсти за маму и за меня. Прощай, добрый папенька, ухожу умирать. Мое  сердце верит: письмо дойдет. Катя Сусанина. 3. Музыка. Голос. Разве погибнуть ты нам завещала, Родина?   Жизнь обещала, любовь обещала, Родина.  Разве для смерти рождаются дети, Родина? Разве хотела ты нашей смерти, Родина?  Пламя ударило в небо! ­ ты помнишь, Родина?  Тихо сказала: «Вставайте на помощь…»  Родина.  Славы никто у тебя не выпрашивал, Родина. Просто был выбор у каждого: я или Родина. Монахова. Снаряд попал в склад с боеприпасами, вспыхнул огонь. Солдат стоял рядом,  охранял, его спалило. Это уже не человек, а черный кусок мяса... Он только подскакивает,  а все смотрят, растерялись... Схватила я простынь, побежала, накрыла этого солдата и  сразу легла на него. Он покидался, покидался, пока сердце не разорвалось, и затих...  Меня  трясло, как в припадке, отвели в землянку под руки. А тут снова бой начался... И я еще в  этот день выносила раненых с оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем  перебита. Ему же нужно срочно отрезать руку и перевязать. Иначе перевязку не сделаешь.  А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Что делать! И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла,  забинтовала. Бинтую, а раненый: "Скорей, сестра, я еще повоюю..." Весь в горячке... И в  этом бою, когда на нас пошли танки, двое струсили. Погибло много наших товарищей.  Раненые попали в плен, которых я стащила в воронку. За ними должна была прийти  машина... А когда эти двое струсили, началась паника. Цепь дрогнула, побежала. Раненых  оставили. Мы пришли потом на то место, где они лежали — кто с выколотыми глазами, кто с животом распоротым. К нашим раненым фашисты не имели жалости... И я как об этом  узнала, как это увидела, как ночь черная сделалась. Утром построили весь батальон,  вывели этих трусов вперед и зачитали им приговор — расстрел. Нужно было семь человек,  чтобы привести приговор в исполнение... Три человека вышли, остальные стоят, я взяла  автомат и вышла, как я вышла — все за мной... Нельзя было их простить... Из­за них такие  смелые ребята погибли. Самые лучшие погибли... Стихи и записки Мусы Джалиля, 1943 – 1944 г.г. Другу. Октябрь 1943 г. Лиховидов. Друг, не горюй, что рано мы уходим. Кто жизнь свою, скажи, купил навек? Ведь годы ограничены той жизнью, Которую избрал сам человек. Не время меж рождением и Смертью Одно определяет жизни срок, ­ Быть может, наша кровь, что здесь прольется, Прекрасного Бессмертия Исток!… 4. Песня «О  той весне». Голос. Плескалось багровое знамя, горели багровые звёзды,  слепая пурга накрывала багровый от крови закат,  и слышалась поступь дивизий, великая поступь дивизий,  железная поступь дивизий, точная поступь солдат!  Навстречу раскатам ревущего грома мы в бой поднимались светло и сурово.  На наших знамёнах начертано слово: Победа! Победа!!  Пескова ­ Ульяна Громова. Я молодогвардейка – Ульяна Громова.  Я погибла. Мое тело  едва можно узнать, но я молчала… молчала, когда меня били. Молчала, когда вырезали  звезду на спине. Я молчала, несмотря на страшную боль вво всем теле. Ко мне на очную  ставку привели Витю Лукьянченко. Нет, это был не Витька! Это был кто­то другой. В этом человеке живыми были только глаза.… Привели маму… О Господи! Мама, ты знала, что  мне было очень трудно смотреть на тебя, когда они били тебя на моих глазах.… Прости  меня! Но не могла я иначе – я молчала… Они слова из меня не вытянули!  5. Видео «Молодогвардейцы» Сергеева ­ Люба Шевцова. Я – Люба Шевцова. Я тоже погибла. Ха! Фашисты прозвали  меня Дочерью Чумы. На последнем допросе вместо ответов я пробила им чечетку. Вот так! (танцует) чтобы сломать, фашисты били меня электрическими проводами. Было очень  больно. Чтобы не заплакать, прикусила губы. Я искусала их в кровь.… В крови были не  только мои губы, в крови был весь деревянный топчан, на котором меня били.… Как я  могла говорить, когда молчала Улька Громова, которой на спине выжгли пятиконечную  звезду, молчал Ваня Земнухов, молчали все. Меня расстреляли последней. Ребят не стало 31 января. Меня же мучили до 7 февраля. Перед расстрелом мне удалось отправить маме  записку: «Прощай, мама, твоя дочь уходит в сырую землю!» Ротенфюрер СС, ведший меня  на расстрел, хотел поставить меня на колени и выстрелить в затылок, но я не встала на  колени и приняла пулю в лицо. 6. Танец «Кукушка». Голос. Чёрный камень, чёрный камень, что ж молчишь ты, чёрный камень?  Разве ты хотел такого? Разве ты мечтал когда­то стать надгробьем для могилы  Неизвестного солдата? Чёрный камень. Что ж молчишь ты, чёрный камень?..  Разве камни виноваты в том, что где­то под землёю слишком долго спят солдаты?  Безымянные солдаты. Неизвестные солдаты…  И стоят над ними сосны. И пора приходит снегу. И оранжевое солнце разливается по небу.  Время движется над ними…  Но когда­то, но когда­то кто­то в мире помнил имя Неизвестного солдата!  Ведь ещё до самой смерти он имел друзей немало.  Ведь ещё живёт на свете очень старенькая мама.  А ещё была невеста. Где она теперь ­ невеста?..  Умирал солдат ­ известным. Умер ­ Неизвестным.  Орлова. О мертвых мы поговорим потом. Смерть на войне обычна и сурова. И все­таки мы воздух ловим ртом При гибели товарищей. Ни слова Не говорим. Не поднимая глаз, В сырой земле выкапываем яму. Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас Остался только пепел, да упрямо Обветренные скулы сведены. Тристапятидесятый день войны. Еще рассвет по листьям не дрожал, И для острастки били пулеметы... Вот это место. Здесь он умирал ­ Товарищ мой из пулеметной роты. Тут бесполезно было звать врачей, Не дотянул бы он и до рассвета. Он не нуждался в помощи ничьей. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас и молча ждал конца, И как­то улыбался неумело. Загар сначала отошел с лица, Потом оно, темнея, каменело. Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней Запри все чувства сразу на защелку. Вот тут и появился соловей, Несмело и томительно защелкал. Потом сильней, входя в горячий пыл, Как будто сразу вырвавшись из плена, Как будто сразу обо всем забыл, Высвистывая тонкие колена. Еще мгновенье ­ перекосит рот От сердце раздирающего крика. Но успокойся, посмотри: цветет, Цветет на минном поле земляника! Лесная яблонь осыпает цвет, Пропитан воздух ландышем и мятой... А соловей свистит. Ему в ответ Еще ­ второй, еще ­ четвертый, пятый. Звенят стрижи. Малиновки поют. И где­то возле, где­то рядом, рядом Раскидан настороженный уют Тяжелым громыхающим снарядом. А мир гремит на сотни верст окрест, Как будто смерти не бывало места, Шумит неумолкающий оркестр, И нет преград для этого оркестра. Да, это жизнь. Ее живые звенья, Ее крутой, бурлящий водоем. Мы, кажется, забыли на мгновенье О друге умирающем своем. Горячий луч последнего рассвета Едва коснулся острого лица. Он умирал. И, понимая это, Смотрел на нас и молча ждал конца. Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле Когда он, руки разбросав свои, Сказал: "Ребята, напишите Поле ­ У нас сегодня пели соловьи". И сразу канул в омут тишины Тристяпятидесятый день войны. Он не дожил, не долюбил, не допил, Не доучился, книг не дочитал. Я был с ним рядом. Я в одном окопе, Как он о Поле, о тебе мечтал. Пусть даже так. Потом родятся дети Для подвигов, для песен, для любви. Пусть их разбудят рано на рассвете Томительные наши соловьи. Пусть им навстречу солнце зноем брызнет И облака потянутся гуртом. Я славлю смерть во имя нашей жизни. О мертвых мы поговорим потом. Голос. Ой, зачем ты, солнце красное, всё уходишь ­ не прощаешься?  Ой, зачем с войны безрадостной, сын, не возвращаешься?  Из беды тебя я выручу, прилечу орлицей быстрою…  Отзовись, моя кровиночка! Маленький. Единственный…  Не могу найти дороженьки, чтоб заплакать над могилою…  Не хочу я ничегошеньки ­ только сына милого.  За лесами моя ластынька! За горами ­ за громадами…  Если выплаканы глазыньки – сердцем плачут матери.  Белый свет не мил. Изболелась я. Возвратись, моя надежда!  Зёрнышко моё, Зорюшка моя. Горюшко моё, ­ где ж ты?  Фёдоров. Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет. Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души… Жди. И с ними заодно Выпить не спеши. Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: — Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,­ Просто ты умела ждать, Как никто другой. 7. Песня «На безымянной высоте». Голос. Это песня о солнечном свете, это песня о солнце в груди.  Это песня о юной планете, у которой всё впереди!  Именем солнца, именем Родины клятву даём.  Именем жизни клянёмся павшим героям: то, что отцы не допели, ­ мы допоём!  То, что отцы не построили, ­ мы построим!  Родным разведчицы З.Г. Кругловой Блинникова. Милые мои, вот уже год, как вы обо мне ничего не получали, никакой  весточки, это время я скиталась, но о вас не забывала. Меня в феврале арестовали, и два с  половиной месяца сидела в одиночной камере в тюрьме. Каждый день я ожидала расстрела. Мамочка, мне было очень тяжело, но я перенесла все это. Меня отправили в лагерь в Псков, там я пробыла два месяца и сбежала, попала к своим.  Меня послали на задание, и я снова в этой же тюрьме – вот уже второй месяц. Меня били  палками по голове. Жду расстрела, о жизни уже больше не думаю, хотя, милые мои, мне  очень хочется немножко пожить ради того, чтобы увидеть вас, крепко обнять и выплакать  на твоей груди, мамочка, все свое горе. Я исполнила свой долг. Милые мои, вы гордитесь тем, что я не запятнала вашей фамилии и своей чести. Умру, но знаю за что. Мамочка, ты особенно не убивайся, не плачь. Я бы рада  тебя утешить, но я очень далеко и за решеткой железной и крепкой стеной. Милые, мои, обо мне вам расскажут другие девушки, если они будут живы… Целую всех  крепко, крепко. Прощайте навсегда. Труп мой будет в г. Острове за тюрьмой, у дороги Будет надето, мамочка, мое шерстяное черное платье, теперь оно выгорело и тобой  купленная красная кофточка, русские сапоги. Ваша дочь Рая. Прощайте, прощайте… Голос. Слушайте! Это мы говорим. Мёртвые. Мы. Слушайте!  Это мы говорим. Оттуда. Из тьмы.  Слушайте! Распахните глаза. Слушайте до конца. Это мы говорим, мёртвые.  Стучимся в ваши сердца…  Мы забыли, как пахнут цветы. Как шумят тополя.  Мы и землю забыли. Какой она стала, земля?  Как там птицы? Поют на земле без нас? Как черешни? Цветут на земле без нас?  Как светлеет река? И летят облака над нами? Без нас.  Мы забыли траву. Мы забыли деревья давно.  Нам шагать по земле не дано. Никогда не дано!  Никого не разбудит оркестра печальная медь…  Только самое страшное, ­  даже страшнее, чем смерть:  знать, что птицы поют на земле без нас! Что черешни цветут на земле без нас!  Что светлеет река. И летят облака над нами. Без нас...  Пескова. Среди сугробов и воронок В селе, разрушенном дотла, Стоит, зажмурившись, ребёнок ­  Последний гражданин села. Испуганный котёнок белый, Обломок печки и трубы ­  И это всё, что уцелело От прежней жизни и избы. Стоит белоголовый Петя И плачет, как старик без слёз, Три года прожил он на свете, А что узнал и перенёс. При нём избу его спалили, Угнали маму со двора, И в наспех вырытой могиле Лежит убитая сестра. Не выпускай, боец, винтовки, Пока не отомстишь врагу За кровь, пролитую в Поповке, И за ребёнка на снегу. 8. Песня «А закаты алые». Дневник Тани Савичевой Монахова. Эта тонкая тетрадка Стоит многих толстых книг. Пионерка ­ Ленинградка, Потрясает твой Дневник. Таня, Савичева Таня, Ты в сердцах у нас жива. Затаив на миг дыханье, Слышит мир твои слова: Обыденнова.  «Женя умерла 28 декабря в 12 часов 30 минут утра 1941 года. Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 года». Блинникова. Ленинград – в тисках блокады, У ворот лютует враг. Рвутся бомбы и снаряды, Дует стужа, давит мрак. От коптилки не согреться, И ни крошки, ни глотка, И выводит кровью сердце По страницам дневника: Обыденнова.   «Лека умер 17 марта в 8 часов утра 1942 года. Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа дня 1942 года». Сергеева. Смолк зловещий гром орудий, Пронеслась войны гроза, Но все так же память людям Смотрит пристально в глаза. К солнцу тянется березка, Пробивается трава. А на скорбном Пискаревском Обожгут сердца слова: Обыденнова.   «Дядя Леша умер 10 мая в 4 часа дня 1942 года. Мама ­ 13 мая в 7 часов 30 минут утра 1942 года». Пескова. Будьте бдительными люди, Люди, вслушайтесь в Дневник, Он звучит сильней орудий, Тот безмолвный детский крик: Обыденнова.   «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня». 9. Музыка. Выходят все участники со свечами. Голос. Помните! Через века, через года, ­ помните!  О тех, кто уже не придёт никогда, ­ помните!  Не плачьте! В горле сдержите стоны, горькие стоны.  Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!  Хлебом и песней, Мечтой и стихами, жизнью просторной,  каждой секундой, каждым дыханьем будьте достойны!  Люди! Покуда сердца стучатся, ­ помните!  Какою ценой завоёвано счастье, ­ пожалуйста, помните!  Песню свою отправляя в полёт, ­ помните! О тех, кто уже никогда не споёт, ­ помните!  Детям своим расскажите о них, чтоб запомнили!  Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!  Во все времена бессмертной Земли помните!  К мерцающим звёздам ведя корабли, ­ о погибших помните!  Встречайте трепетную весну, люди Земли. Убейте войну, прокляните войну, люди Земли!  Мечту пронесите через года и жизнью наполните!..  Но о тех, кто уже не придёт никогда, ­ заклинаю, ­ помните! 10. Минута молчания. 11. Торжественная музыка. 12. Танец. Голос. Вечная слава героям! Слава героям! Слава!!  Знаю: солнце в пустые глазницы не брызнет! Знаю: песня тяжёлых могил не откроет!  Но от имени сердца, от имени жизни, повторяю! Вечная Слава Героям!..  Вспомним всех поимённо, горем вспомним своим…  Это нужно – не мёртвым! Это надо – живым!