Московская центральная художественная школа при Российской академии художеств

А. Ю. Андреева

Учебное пособие для учреждений повышенного уровня: для особо одаренных в изобразительном искусстве детей

 

 

 

 

  

 

РОДНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

  

 

 

 

 

 

Москва 2020

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Автор-составитель: А. Ю. Андреева, преподаватель русского языка и литературы, родного языка и родной литературы в МЦХШ при РАХ.

 

Данная работа составлена в соответствии с авторской рабочей программой по дисциплине «Родная (русская) литература». Приведены материалы дополнительной информации о писателях и поэтах, прозаические и поэтические тексты, ссылки на них и на видеоролики и фильмы по программным произведениям. Они сопровождены системой логически выстроенных вопросов, направляющих на глубинное понимание текста и его художественной ценности (в помощь учителям и ученикам), задания по работе с литературоведческими терминами, задания творческого и исследовательского характера: составление сравнительных и сопоставительных характеристик произведений и их героев. Тексты проиллюстрированы. Уделяется внимание многим видам искусства: архитектуре, скульптуре, живописи, музыке. Пособие предназначено для учеников школ с художественным образованием.  

 

У ИСТОКОВ. СЛАВЯНСКАЯ И АНТИЧНАЯ МИФОЛОГИЯ

 

        ИЗ МИФОЛОГИИ ДРЕВНИХ СЛАВЯН

Мир глазами славян-язычников

 

Интересный взгляд на мир отражен в мифологии славян-язычников, которые не выделяли себя из окружающей среды, добродушно-наивно очеловечивая всю природу. Правда, христианизация прервала эту многообещающую традицию, и сведения о пантеоне славянских богов весьма скудны, они не были в своё время записаны. Но нельзя забывать, что наше мировоззрение корениться там, в этом загадочном и необыкновенном мире. Ученые не сомневаются: в эпоху, когда складывались мифы, люди умели думать нисколько не хуже, чем теперь. Просто они думали и выражали свои познания на другом языке – на языке мифа.

Как представляли себе свой мир славяне-язычники? Он казался им похожим на яйцо. Славянские боги обитали на небесах; духи природы жили рядом с человеком: в доме, в поле, в лесах и реках. Это домовые, полевики, лешие, русалки, водяные, овинники, баенники, а особым почетом у славян пользовались древние духи предков своего рода или общины; во время своеобразных ритуальных обрядов им подносилась первая ложка и первый кубок. Идёт время, однако мифы, первичный пласт культурной жизни человечества, продолжают привлекать наше внимание, поскольку в этих древних сказаниях по-прежнему можно разглядеть глубинную суть бытия. 

Мы знаем греческих, римских богов, а знаем ли мы хотя бы, как звать наших?..

 

Велес

 

 

Велес. Худ. Виктор Корольков 

Велес – божество в древнерусском языческом пантеоне, Велес вдохновляет поэтов, озаряет их Божественным светом, отраженным от Луны, имеющим истоком Бога - Солнце. Потому Велес - бог поэзии. Прослеживается связь Велеса и с музыкой. Недаром в «Слове о полку Игореве» певец Боян назван «Велесовым внуком».

Власть Велеса не в оружии и силе, а в творчестве - волшебстве. Велес обладал волшебными предметами - именно у Велеса были волшебные гусли. Когда он начинал на них играть, все вокруг забыли обо всем. А чудесной игре на волшебных гуслях Велес учился у самой Живы - богини Жизни.

Велес мог принимать любые обличья. У него много имен, он имеет множество ипостасей.  Чаще всего его изображали мудрым стариком, защитником растений и животных. Он бессмертен, вновь возрождается под иными именами.

Бог-оборотень, хозяин магии и сокровенного, властитель перекрестков, навий бог Велес, выступающий в сказках, как старик с путеводным клубком — бог Удачи.

Первопредок — Серый вещий Волк из русских сказок. В одном из рождений он был богом

Доном - духом реки Дон и супругом Ясуни Святогоровны. Тогда они родили русалку Рось, сыном коей стал Дажьбог, породивший русских людей. Потому русские - внуки Дажьбога и правнуки Велеса - Славяне - Дажьбожьи внуки.

 

 

Миф о Велесовом рождении

 

Велес был рожден дочерью Зимун, Коровой Амелфой вместе с сестрой Алтынкой.

Отцом его был сам бог Солнца Сурья - Ра.

Когда Велес и Алтынка были маленькими, Амелфа отпустила их обучаться грамоте, и они прочли в Ведах о том, что в древности Сварожичи и Дыевичи освободили туч - коров из плена Вия, а потом Сварожичи забрали их себе. Но те коровы - сестры их матери Амелфы, и потому Велес с Алтынкою решили их вернуть. Они угнали тучи - коровы из Ирия к Азов - горе. Сварог и Сварожичи не стали терпеть такого своеволия.

Дажьбог бросился в погоню и хотел отобрать коров у Велеса.

Но когда он услышал его песню и игру на волшебных гуслях, то забыл обо всем на свете и обменял тех коров на гусли бога Велеса. Велес учился игре на гуслях и пению у Вышня и Живы. И люди дивились его искусству и говорили: 

Лучше нет певца в целом свете! Боже наш, Велес!

Учился у Вышня,

Учился у Живы и пел Ясну Книгу!

 

Миф о Велесе и Азовушке

 

 

 

В начале Велес был рожден Небесной Коровой Земун от бога Рода.

Родившегося младенца Велеса похитил бог Пан, сын Вия - царя подземного мира. Он поднял его люльку и понес над океаном. Но тут Велес стал расти и тяжелеть. Пан не сдержал младенца и уронил вместе с люлькой.

Велес в люлечке приплыл к берегам большого острова, который в память о сем событии назвали Тавридой ("тавр», значит "бык», а Велес Быкович).

Здесь Велес сразился с Коршуном и спас Царевну Лебедь, духа Азовского моря, кою звали Азовушкой.

Азовушка была дочерью Сварога и Матери Сва. Велес и Азовушка полюбили друг друга, вскоре сыграли свадьбу и стали жить вместе. Их волшебной обителью стал остров Буян на Азовском и Черном море. На том острове стоит дворец, перед дворцом растут волшебные дуб и ель.

На том дубе висит цепь златая.

Кот Баюн по цепи важно ступает. Он пойдет направо - песнь напевает, А налево - сказочку начинает.

 

1.        Знакомое сказание?

2.        Подготовьте небольшое иллюстрированное сообщение или презентацию об избранном вами славянском языческом боге (Перуне, Хорсе, Даждьбоге, Свароге, Стрибоге, Диве и др.)

 

 

ИЗ АНТИЧНОЙ МИФОЛОГИИ

 

Античная литература – норма и недосягаемый образец

 

Люди привязаны к своему прошлому, тем более если оно было прекрасным. Грекам и римлянам, античной культуре принадлежит честь и радость первого в европейской истории освоения мира, его осознания в целом. Antiguus – на латинском: древний. Это культура детства человечества, существовавшая несколько тысячелетий назад. Литература, искусство и философия Древней Греции и Рима дали толчок развитию европейской культуры. Заслуга античности – её открытие человека как прекрасное и совершенное творение природы, как меру всех вещей. Образ идеально прекрасного и гармонически развитого человека-гражданина, доблестного воина и преданного патриота, в котором красота атлетически тренированного тела сочетается с нравственной чистотой и духовным богатством, нашёл свое воплощение в скульптуре, живописи и прикладном искусстве.

Эту древнюю культуру мы ощущаем, как живой исток. В арсенале всех искусств сохранились сюжеты, основанные на античной мифологии.

Лучшие произведения античного искусства, воплотившие в классически ясных, возвышенных формах высокие гуманистические идеалы, обычно связываются с представлениями о художественном совершенстве и недосягаемом художественном образце.

Единство античного искусства обусловлено общностью эстетического идеала.  Для нас античная литература – норма и недосягаемый образец. 

 

 

 

 

 

 

«Вечные проблемы» творчества и творческих личностей, осмысленные в древности

 

Древнегреческий миф «Дедал и Икар»

Миф изложен Н.А. Куном по поэме Овидия «Метаморфозы»

 

Величайшим художником, скульптором и зодчим Афин был Дедал, потомок Эрехтея. О нем рассказывали, что он высекал из белоснежного мрамора такие дивные статуи, что они казались живыми; казалось, что статуи Дедала смотрят и двигаются.

 

 

Статуи из мрамора 

 

Много инструментов изобрел Дедал для своей работы; им были изобретены топор и бурав.

Далеко шла слава о Дедале. У этого-то великого художника был племянник Тал, сын его сестры Пердики. Тал был учеником своего дяди. Уже в ранней юности поражал он всех своим талантом и изобретательностью. Можно было предвидеть, что Тал далеко превзойдет своего учителя. Дедал завидовал племяннику и решил убить его. Однажды Дедал стоял с племянником на высоком афинском Акрополе у самого края скалы.

 

 

Афинский Акрополь

 

Никого не было видно кругом. Увидев, что они одни, Дедал столкнул племянника со скалы. Был уверен художник, что его преступление останется безнаказанным. Упав со скалы, Тал разбился насмерть. Дедал поспешно спустился с Акрополя, поднял тело Тала и хотел уже тайно зарыть его в землю, но застали Дедала афиняне, когда он рыл могилу.

Злодеяние Дедала открылось. Ареопаг присудил его к смерти.

Спасаясь от смерти, Дедал бежал на Крит к могущественному царю Миносу, сыну Зевса и Европы.  

Минос охотно принял под свою защиту великого художника Греции. Много дивных произведений искусства изготовил Дедал для царя Крита. Он выстроил для него и знаменитый дворец Лабиринт, с такими запутанными ходами, что раз войдя в него, невозможно было найти выхода. 

 

Кносский дворец-лабиринт

В этом дворце Минос заключил сына жены своей Пасифаи, ужасного Минотавра, чудовища с телом человека и головой быка.

 

 

Минотавр

Много лет жил Дедал у Миноса. Не хотел отпустить его царь с Крита; только один хотел он пользоваться искусством великого художника. Словно пленника, держал Минос Дедала на Крите. Дедал долго думал, как бежать ему, и, наконец, нашел способ освободиться от критской неволи.

— Если не могу я, — воскликнул Дедал, — спастись от власти Миноса ни сухим путем, ни морским, то ведь открыто же для бегства небо! Вот мой путь! Всем владеет Минос, лишь воздухом не владеет он!

Принялся за работу Дедал. Он набрал перьев, скрепил их льняными нитками и воском и стал изготовлять из них четыре больших крыла. Пока Дедал работал, сын его Икар играл около отца: то ловил он пух, который взлетал от дуновения ветерка, то мял в руках воск. Мальчик беспечно резвился, его забавляла работа отца. Наконец, Дедал кончил свою работу; готовы были крылья. Дедал привязал крылья за спину, продел руки в петли, укрепленные на крыльях, взмахнул ими и плавно поднялся на воздух. С изумлением смотрел Икар на отца, который парил в воздухе, подобно громадной птице.

Дедал спустился на землю и сказал сыну:

— Слушай, Икар, сейчас мы улетим с Крита. Будь осторожен во время полета. Не спускайся слишком низко к морю, чтобы соленые брызги волн не смочили твоих крыльев. Не подымайся и близко к солнцу: жара может растопить воск, и разлетятся перья. За мной лети, не отставай от меня.

Отец с сыном надели крылья на руки и легко понеслись. Те, кто видел их полет высоко над землей, думали, что это два бога несутся по небесной лазури. Часто оборачивался Дедал, чтобы посмотреть, как летит его сын. Они миновали уже острова Делос, Парос и летят все дальше и дальше.

 

 

Икар — работа Анны Ходыревской  

 

Быстрый полет забавляет Икара, все смелее взмахивает он крыльями. Икар забыл наставления отца; он не летит уже следом за ним. Сильно взмахнув крыльями, он взлетел высоко под самое небо, ближе к лучезарному солнцу. Палящие лучи растопили воск, скреплявший перья крыльев, выпали перья и разлетелись далеко по воздуху, гонимые ветром. Взмахнул Икар руками, но нет больше на них крыльев. Стремглав упал он со страшной высоты в море и погиб в его волнах.

 

 

Икарийское (Эгейское) море  

 

Дедал обернулся, смотрит по сторонам. Нет Икара. Громко стал звать он сына: — Икар! Икар! Где ты? Откликнись!

Нет ответа. Увидал Дедал на морских волнах перья из крыльев Икара и понял, что случилось. Как возненавидел Дедал свое искусство, как возненавидел тот день, когда задумал спастись с Крита воздушным путем!

А тело Икара долго носилось по волнам моря, которое стало называться по имени погибшего Икарийским¹. Наконец прибили его волны к берегу острова; там нашел его Геракл и похоронил.

Дедал же продолжал свой полет и прилетел, наконец, в Сицилию… Последние же годы жизни провел на родине, в Афинах; там стал он родоначальником Дедалидов, славного рода афинских художников.

 

 

 

¹Часть Эгейского моря между островами Самосом, Паросом и берегом Малой Азии.

 

 

1.        Какие проблемы творческих личностей были осмыслены ещё в древности?

Сформулируйте их.

2.        Что движет мечту Дедала?

3.        Почему Икар ослушался отца? Чем объясните его поступок? Какую проблему можно сформулировать в связи с ним?

4.        Символом чего, по вашему мнению, становится солнце? Запишите несколько эпитетов к образу солнца.

5.        Почему люди назвали море в честь мальчика?

6.        Нарисуйте Икара в момент его порыва.

7.        Проба пера. Напишите собственное стихотворение о мечте, крыльях, солнце, творцах, дерзновении и т.п.

  https://www.youtube.com/watch?v=6lqEsfW-N9A

 

Миф «Орфей и Эвридика» 

в изложении Н. Куна

 

 

Орфей и Эвридика — Фредерик Лейтон,1864

Великий певец Орфей, сын речного бога Эагра и музы Каллиопы, жил в далекой Фракии. Женой Орфея была прекрасная нимфа Эвридика. Горячо любил ее певец Орфей.

Но недолго наслаждался Орфей счастливой жизнью с женой своей.

Однажды, вскоре после свадьбы, прекрасная Эвридика собирала со своими юными резвыми подругами нимфами весенние цветы в зеленой долине. Не заметила Эвридика в густой траве змеи и наступила на нее. Ужалила змея юную жену Орфея в ногу. Громко  вскрикнула Эвридика и упала на руки подбежавшим подругам. Побледнела Эвридика, 

 

 

Смерть Эвридики (Лувр) сомкнулись ее очи. Яд змеи пресек ее жизнь. В ужас пришли подруги Эвридики и далеко разнесся их скорбный плач. Услыхал его Орфей. Он спешит в долину и там видит холодный труп своей нежно любимой жены. В отчаяние пришел Орфей. Не мог он примириться с этой утратой. Долго оплакивал он свою Эвридику, и плакала вся природа, слыша его грустное пение.

Наконец, решил Орфей спуститься в мрачное царство душ умерших, чтобы упросить владыку Аида и жену его Персефону вернуть ему жену. Через мрачную пещеру Тэнара спустился Орфей к берегам священной реки Стикса.

Стоит Орфей на берегу Стикса. Как переправиться ему на другой берег, туда, где находится мрачное царство владыки Аида? Вокруг Орфея толпятся тени умерших. Чуть слышны стоны их, подобные шороху падающих листьев в лесу поздней осенью. Вот послышался вдали плеск весел. Это приближается ладья перевозчика душ умерших, Харона. Причалил Харон к берегу. Просит Орфей перевезти его вместе с душами на другой берег, но отказал ему суровый Харон. Как ни молит его Орфей, все слышит он один ответ Харона — «нет!»

Чуть слышны стоны их, подобные шороху падающих листьев в лесу поздней осенью. Вот послышался вдали плеск весел. Это приближается ладья перевозчика душ умерших, Харона. Причалил Харон к берегу. Просит Орфей перевезти его вместе с душами на другой берег, но отказал ему суровый Харон. Как ни молит его Орфей, все слышит он один ответ Харона — «нет!»

 

Орфей в подземном мире — Генрих Семирадский

 

Ударил тогда Орфей по струнам своей золотой кифары, и широкой волной  разнеслись по берегу мрачного Стикса звуки ее струн.

Своей музыкой очаровал Орфей Харона; слушает он игру Орфея, опершись на свое весло. Под звуки музыки вошел Орфей в падью, оттолкнул ее Харон веслом от берега, и поплыла ладья через мрачные воды Стикса. Перевез Харон Орфея. Вышел он из ладьи и, играя на золотой кифаре, пошел по мрачному царству душ умерших к трону бога Аида, окруженный душами, слетевшимися на звуки его кифары.

 

 

Орфей — Карой Ференци, 1894

 

Играя на кифаре, приблизился к трону Аида Орфей и склонился пред ним. Сильнее ударил он по струнам кифары и запел; он пел о своей любви к Эвридике и о том, как счастлива была его жизнь с ней в светлые, ясные дни весны. Но быстро миновали дни счастья. Погибла Эвридика. О своем горе, о муках разбитой любви, о своей тоске по умершей пел Орфей. Все царство Аида внимало пению Орфея, всех очаровала его песня. Склонив на грудь голову, слушал Орфея бог Аид. Припав головой к плечу мужа, внимала песне Персефона; слезы печали дрожали на ее ресницах. Очарованный звуками песни, Тантал забыл терзающие его голод и жажду. Сизиф прекратил свою тяжкую, бесплодную работу. сел на тот камень, который вкатывал на гору, и глубоко, глубоко задумался. Очарованные пением, стояли Данаиды, забыли они о своем бездонном сосуде. Сама грозная трехликая богиня Геката закрылась руками, чтобы не видно было слез на ее глазах. Слезы блестели и на глазах не знающих жалости Эриний, даже их тронул своей песней Орфей. Но вот все тише звучат струны золотой кифары, все тише песнь Орфея, и замерла она, подобно чуть слышному вздоху печали.

Глубокое молчание царило кругом. Прервал это молчание бог Аид и спросил Орфея, зачем пришел он в его царство, о чем он хочет просить его. Поклялся Аид нерушимой клятвой богов — водами реки Стикса, что исполнит он просьбу дивного певца. Так ответил Орфей Аиду:

— О, могучий владыка Аид, всех нас, смертных, принимаешь ты в свое царство, когда кончаются дни нашей жизни. Не затем пришел я сюда, чтобы смотреть на те ужасы, которые наполняют твое царство, не затем, чтобы увести, подобно Гераклу, стража твоего царства — трехголового Кербера. Я пришел сюда молить тебя отпустить назад на землю мою Эвридику. Верни ее назад к жизни; ты видишь, как я страдаю по ней! Подумай, владыка, если бы отняли у тебя жену твою Персефону, ведь и ты страдал бы. Не навсегда же возвращаешь ты Эвридику. Вернется опять она в твое царство. Кратка жизнь наша владыка Аид. О, дай Эвридике испытать радости жизни, ведь она сошла в твое царство такой юной!

Задумался бог Аид и, наконец, ответил Орфею:

— Хорошо, Орфей! Я верну тебе Эвридику. Веди ее назад к жизни, к свету солнца. Но ты должен исполнить одно условие: ты пойдешь вперед следом за богом Гермесом, он поведет тебя, а за тобой будет идти Эвридика. Но во время пути по подземному царству ты не должен оглядываться. Помни! Оглянешься, и тотчас покинет тебя Эвридика и вернется навсегда в мое царство.

На все был согласен Орфей. Спешит он скорее идти в обратный путь. Привел быстрый, как мысль, Гермес тень Эвридики. С восторгом смотрит на нее Орфей. Хочет Орфей обнять тень Эвридики, но остановил его бог Гермес, сказав:

— Орфей, ведь ты обнимаешь лишь тень. Пойдем скорее; труден наш путь.

Отправились в путь. Впереди идет Гермес, за ним Орфей, а за ним тень Эвридики. Быстро миновали они царство Аида. Переправил их через Стикс в своей ладье Харон. Вот и тропинка, которая ведет на поверхность земли. Труден путь. Тропинка круто подымается вверх, и вся она загромождена камнями. Кругом глубокие сумерки. Чуть вырисовывается в них фигура идущего впереди Гермеса. Но вот далеко впереди забрезжил свет. Это выход. Вот и кругом стало как будто светлее.

 

«Орфей, выводящий Эвридику из царства мёртвых» — Жан-Батист Камиль Коро, 1861

Если бы Орфей обернулся, он увидал бы Эвридику. А идет ли она за ним? Не осталась ли она в полном мрака царства душ умерших? Может быть, она отстала, ведь путь так труден! Отстала Эвридика и будет обречена вечно скитаться во мраке. Орфей замедляет шаг, прислушивается. Ничего не слышно. Да разве могут быть слышны шаги бесплотной тени? Все сильнее и сильнее охватывает Орфея тревога за Эвридику. Все чаще он останавливается. Кругом же все светлее. Теперь ясно рассмотрел бы Орфей тень жены. Наконец, забыв все, он остановился и обернулся. Почти рядом с собой увидал он тень Эвридики. Протянул к ней руки Орфей, но дальше, дальше тень — и потонула во мраке. Словно окаменев, стоял Орфей, охваченный отчаянием. Ему пришлось пережить вторичную смерть Эвридики, а виновником этой второй смерти был он сам.

Долго стоял Орфей. Казалось, жизнь покинула его; казалось, что это стоит мраморная статуя. Наконец, пошевельнулся Орфей, сделал шаг, другой и пошел назад, к берегам мрачного Стикса. Он решил снова вернуться к трону Аида, снова молить его вернуть Эвридику. Но не повез его старый Харон через Стикс в своей утлой ладье, напрасно молил его Орфей, — не тронули мольбы певца неумолимого Харона, Семь дней и ночей сидел печальный Орфей на берегу Стикса, проливая слезы скорби, забыв о пище, обо всем, сетуя на богов мрачного царства душ умерших. Только на восьмой день решил он покинуть берега Стикса и вернуться во Фракию. 

Четыре года прошло со смерти Эвридики, но остался по-прежнему верен ей Орфей. Он не желал брака ни с одной женщиной Фракии. Однажды ранней весной, когда на деревьях пробивалась первая зелень, сидел великий певец на невысоком холме. У ног его лежала его золотая кифара. Поднял ее певец, тихо ударил по струнам и запел. Вся природа заслушалась дивного пения. Такая сила звучала в песне Орфея, так покоряла она и влекла к певцу, что вокруг него, как зачарованные, столпились дикие звери, покинувшие окрестные леса и горы. Птицы слетелись слушать певца. Даже деревья двинулись с места и окружили Орфея; дуб и тополь, стройные кипарисы и широколистые платаны, сосны и ели толпились кругом и слушали певца; ни одна ветка, ни один лист не дрожал на них. Вся природа казалась очарованной дивным пением и звуками кифары Орфея.

 

/Орфей хранил верность памяти своей Евридике, за невнимание к другим девушкам он был убит разъяренными вакханками, жаждавшими его любви- авт./

 

            Обагренный кровью, упал Орфей на землю, отлетела его душа, а вакханки своими окровавленными руками разорвали его тело. Голову Орфея и его кифару бросили вакханки в быстрые воды реки Гебра. И — о, чудо! — струны кифары, уносимые волнами реки, тихо звучат, словно сетуют на гибель певца, а им отвечает печально берег. Вся природа оплакивала Орфея: плакали деревья и цветы, плакали звери и птицы, и даже немые скалы плакали, а реки стали многоводней от слез, которые проливали они. Нимфы и дриады в знак печали распустили свои волосы и надели темные одежды. Все дальше и дальше уносил Гебр голову и кифару певца к широкому морю, а морские волны принесли кифару к берегам Лесбоса. С тех пор звучат звуки дивных песен на Лесбосе. Золотую же кифару Орфея боги поместили потом на небе среди созвездий.

Душа Орфея сошла в царство теней и вновь увидала те места, где искал Орфей свою Эвридику. Снова встретил великий певец тень Эвридики и заключил ее с любовью в свои объятия. С этих пор они могли быть неразлучны. Блуждают тени Орфея и Эвридики по сумрачным полям, заросшим асфоделами. Теперь Орфей без боязни может обернуться, чтобы посмотреть, следует ли за ним Эвридика.

 

    https://www.youtube.com/watch?v=xUOuWB9O5pY

    

 Подберите несколько собственных эпитетов, метафор, сравнений к любви Орфея, описанной в мифе.

1. Сформулируйте психологические проблемы творческих людей.

3.      Опираясь на факты мифа, дайте толкование категориям одиночества, жизни и смерти.

4.      Перескажите сцены игры Орфея на кифаре в разные моменты его истории. Не забудьте вспомнить о том, как природа откликалась на дивные мелодии.

5.      Перескажите близко к тексту эпизод «Оплакивание Орфея».

6.      Нарисуйте золотую кифару на волнах моря или на небе среди созвездий.

 

 

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ В РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

 

Александр Сергеевич Пушкин и легендарный Арион

 

 

О. А. Кипренский. Портрет Пушкина. 1827

 

«Наследие греко-римской античности - одно из главных и постоянных слагаемых творчества Пушкина. Сюжеты ряда его произведений развивают темы античной литературы и истории; произведения и письма переполнены именами и образами исторических деятелей, героев и богов античного мира; многие стихи представляют собой переводы из древних поэтов или вариации на их темы; многочисленные отрывки и наброски, где речь идет о литературе и истории классической древности, как бы документируют частые раздумья поэта над историческим опытом античности и его осмыслением в культуре последующих веков»,- писал Г. С. Кнабе, российский историк, филолог, философ, культуролог и переводчик.

Мало того, античная литература занимает видное место не только в его образовании, но и в его творчестве. Вот почему он настаивает на том, что „каждый образованный европеец должен иметь достаточное понятие о бессмертных созданиях величавой древности“. Прислушайтесь к совету гения!

 

 

Арион и дельфин. Фреска Джованни Ланфранко

 

Легенда об Арионе Изложено по «Истории» Геродота   …Периандр был тираномКоринфа. С ним-то, как говорят коринфяне (и этот рассказ подтверждают также лесбосцы), приключилось в жизни величайшее диво. Арион из Мефимны был вынесен на дельфине из моря у Тенара.  Это был несравненный кифаред своего времени и, насколько я знаю, первым стал сочинять дифирамб, дал ему имя и обучил хор для постановки в Коринфе. Этот-то Арион большую часть времени своей жизни провел у Периандра и затем решил отплыть в Италию и Сикелию. Там он нажил великое богатство, потом пожелал возвратиться назад в Коринф…   Далее слушать:   https://www.youtube.com/watch?v=hDIABS8 YrCo Или  Учебник Литература. 6 класс. Часть 2

А. С. Пушкин «Арион»   Нас было много на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали В глубь мощны веслы. В тишине На руль склонясь, наш кормщик умный В молчанье правил грузный челн; А я — беспечной веры полн, — Пловцам я пел... Вдруг лоно волн Измял с налету вихорь шумный... Погиб и кормщик и пловец! — Лишь я, таинственный певец, На берег выброшен грозою, Я гимны прежние пою И ризу влажную мою Сушу на солнце под скалою.    https://www.youtube.com/watch?v=2U5LC5 ahbeo

 

 

 

 

1.      Что объединяет два сюжета, а чём их различие? Дополните ответ после осмысления всех вопросов.

2.      Как относится Арион Городота и Арион Пушкина к людям?

3.      Почему легендарный Арион перед исполнением смертного приговора просит корабельщиков «позволить ему спеть в полном наряде певца»?

4.      Почему пушкинский Арион одет в ризу?

5.      В строке «В молчанье правил грузный чёлн» явно содержится аллюзия /аллюзия - стилистическая фигура, содержащая указание, аналогию или намёк на некий общеизвестный литературный, исторический, мифологический или политический,

факт/.  Как вы поняли, почему движение этого чёлна происходит «В

МОЛЧАНИИ»?

6.      Почему Арион Пушкина называет свои творения «ГИМНАМИ»?

7.      На какой «вихорь» намекает Пушкин?

8.      Изменил ли пушкинский Арион своим взглядам?

9.      Как был спасён Арион Геродота? А как спасен пушкинский певец?

10.  Выскажите свою версию, исходя из пушкинских аллюзий, почему в пейзажной зарисовке появляется СКАЛА?

11.  Проиллюстрируйте пушкинский «Арион».

 

 

Морфей.2015. Московский художник-график Шипицова Е. В.

 

Афанасий Афанасьевич Фет и античная Венера Милосская

 

 

 

Портрет работы И. Репина

 

Фету принадлежит одно из самых почетных мест в ряду литераторов, воспевших русскую природу. Его стихотворения передают тонкие образы, напевную лирику отчих просторов и пронзительную романтику чувств. Произведения Фета по большей части наполнены некоторой легкостью и как бы отрешенностью от этого мира, однако судьбу самого поэта трудно назвать безоблачной. Он остался без титула и для того чтобы вернуть себе статус, поступил в 1844 году в армию, где прослужил до 1858 года. Именно там он написал множество великолепных произведений, в том числе и посвященных Марии Лазич, которую он любил целиком и полностью и довольно трагически потерял.

Удивляет, насколько природа у А.А. Фета очеловечена.  Раскрепощенность фетовского слова выражается ещё и в том, что оно всегда тянулось, «тяготело», не только к поэзии, но и к живописи, к музыке, к скульптуре.

Это объясняется эстетическими принципами Афанасия Афанасьевича Фета, по которым поэзия должна изображать мир только в одном ракурсе – мир как красота. Поэту её нужно увидеть, суметь передать в поэзии.

Любовь, природа и искусство для А.А. Фета - самое прекрасное в человеческой жизни.

Творения А.А. Фета стоит читать только вслух! Через звук проявляется состояние души. Фетовские поэтические этюды излучают настроение. А. А. Фет считал музыку высшим видом искусства и доводил свои стихи до музыкального звучания.

Поэт улавливает и останавливает прекрасное «сиюминутное» проявление жизни, словно опасаясь, что через мгновенье оно изменится. Для нас поэт останавливает этот миг. В воспевании этой красоты Афанасий Фет видел назначение поэта.

Как и многие его предшественники, он воспринимал мир античности как мир гармонии и красоты. В стихотворении «Венера Милосская» богиня благодаря поэту предстаёт пред нами живым воплощением авторской мысли, пронесшей образ вечно прекрасного через время.

«Венера Милосская»

 

Афанасий Фет  «Венера Милосская»   И целомудренно и смело, До чресл сияя наготой, Цветет божественное тело Неувядающей красой.   Под этой сенью прихотливой Слегка приподнятых волос Как много неги горделивой В небесном лике разлилось!   Так, вся дыша пафосской страстью, Вся млея пеною морской И всепобедной вея властью, Ты смотришь в вечность пред собой.     https://www.youtube.com/watch?v=pVq68- nr2ik

Афродита (Венера) Милосская. Лувр

 

 

 

 

1.      Какой тип речи использовал автор в этом стихотворении?

2.      Какими чувствами проникнуто это описание?

3.      Все ли слова в поэтическом тексте вам понятны? Если нет, то выпишите их и найдите их значение в толковом словаре. К какому стилю относится эта лексика?

4.      Найдите в стихотворении олицетворение.

5.      Найдите в тексте метафоры.

6.      Выпишите из текста эпитеты. Обратите внимание на то, что образные наречия могут быть средством выразительности в стихах и играть ту же роль при глаголе, что прилагательное при существительном.

7.      «И всепобедной вея властью». О какой власти, о власти над кем идёт речь?

8.      Сформулируйте авторскую мысль.

 

Глеб Иванович Успенский и его Венера Милосская

  

 

 

1843 – 1902 

 

Успенский Глеб Иванович — русский писатель, самый выдающийся представитель разночинской литературы. Родившийся в семье провинциального чиновника, он не завершил получение высшего образования из-за недостатка средств. И потом, на протяжении всей своей жизни, он будет испытывать материальные трудности.    

Литературную деятельность Глеб Иванович Успенский начал летом 1862 года в педагогическом журнале Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» (псевдоним — Г. Брызгин), затем сотрудничал с изданием «Северное сияние». Юность Успенского пришлась на 1860е годы; в это время сложились его основные народнические устремления. Печатался в «Современнике». Работал учителем русского языка, письмоводителем у прокурора, служил в железнодорожном управлении. В 1868 году Успенский начал постоянное сотрудничество с журналом «Отечественные записки», который в это время перешёл под редакцию Некрасова и Щедрина. Почти исключительно в этом журнале Успенский и помещал свои произведения до закрытия его в 1884 году. В 1871 году (по другим данным в 1872) Успенский поехал за границу, побывал в Германии и во Франции (в Париже).

В январе 1875 года он вновь уехал за границу, пробыв там до конца лета 1875 года, в это время он жил в Париже и Лондоне. Там Успенский сблизился с представителями «Народной воли». В квартире Успенского корифеи «Народной воли» встречали вместе с хозяином новый 1881 год. С 1879 года Успенский поселился в Петербурге, в это же время в деревне Чудово Новгородской губернии он построил себе дом.

Глеб Иванович Успенский не оставил после себя ни романов, ни крупных повестей, излюбленными его жанрами были очерк и рассказ, причем писались они, как правило на документальной основе и «по горячим следам» в результате какой-нибудь поездки.

На систему его эстетических воззрений значимое воздействие оказали так называемая «гоголевская» линия в литературе, традиции «натуральной школы», литературные новации периода 1860-х годов.

Автор очерка «Выпрямила» исходит из тенденции отрицания буржуазных ценностей, его взгляды и взгляды героя Тяпушкина совпадают: он как бы не замечает красоты тела Венеры, намекая на то, что скульптор ставил перед собой иную задачу - изобразить духовную красоту, красоту человеческого мастерства, ознакомить человека с ощущением счастья быть человеком.

 

«Выпрямила»

Отрывки из очерка

 

/От автора: Сельский учитель Тяпушкин, смятый «утомительной школьной работой», однажды, заснув в тяжелом состоянии, почувствовал, что во сне с ним совершилось «что-то хорошее»/

 

…еще секунда – и в сердце у меня шевельнулась какая-то горячая капля, еще секунда – что-то горячее вспыхнуло таким сильным и радостным пламенем, что я вздрогнул всем телом, как вздрагивают дети, когда они растут, и открыл глаза. сосредоточились на одном вопросе:

- Что это такое? Откуда это счастие? Что именно мне вспомнилось? Чему я так обрадовался?..

…Хотите - верьте, хотите - нет, но я вдруг, не успев опомниться и сообразить, очутился не в своей берлоге с полуразрушенною печью и промерзлыми углами, а ни много, ни мало - в Лувре, в той самой комнате, где стоит она, Венера Милосская... Да, вот она теперь совершенно ясно стоит передо мною, точь-в-точь такая, какою ей быть надлежит, и я теперь ясно вижу, что вот это самое и есть то, от чего я проснулся; и тогда, много лет тому назад, я также проснулся перед ней, также "хрустнул" всем своим существом, как бывает, "когда человек растет", как было и в нынешнюю ночь. Я успокоился: больше не было в моей жизни ничего такого; ненормальное напряжение памяти прекратилось, и я спокойно стал вспоминать, как было дело…

…Что-то горькое, что-то страшное и в то же время несомненно подлое угнетало мою душу; без цели и без малейшего определенного желания идти по той или другой улице я исходил по Парижу десятки верст, нося в своей душе этот груз горького, подлого и страшного, и совершенно неожиданно доплелся до Лувра; без малейшей нравственной потребности вошел я в сени музея; войдя в музей, я машинально ходил туда и сюда, машинально смотрел на античную скульптуру, в которой, разумеется, по моему, тяпушкинскому, положению ровно ничего не понимал, а чувствовал только усталость, шум в ушах и колотье в висках; - и вдруг, в полном недоумении, сам не зная почему, пораженный чем-то необычайным, непостижимым, остановился перед Венерой Милосской в той большой комнате, которую всякий бывший в Лувре знает и, наверное, помнит во всех подробностях.

Я стоял перед ней, смотрел на нее и непрестанно спрашивал самого себя: "что такое со мной случилось?" Я спрашивал себя об этом с первого момента, как только увидел статую, потому что с этого же момента я почувствовал, что со мною случилась большая радость... До сих пор я был похож (я так ощутил вдруг) вот на эту скомканную в руке перчатку. Похожа ли она видом на руку человеческую? Нет, это просто какой-то кожаный комок. Но вот я дунул в нее, и она стала похожа на человеческую руку. Что-то, чего я понять не мог, дунуло в глубину моего скомканного, искалеченного, измученного существа и выпрямило меня, мурашками оживающего тела пробежало там, где уже, казалось, не было чувствительности, заставило всего "хрустнуть" именно так, когда человек растет, заставило также бодро проснуться, не ощущая даже признаков недавнего сна, и наполнило расширившуюся грудь, весь выросший организм свежестью и светом. Я в оба глаза глядел на эту каменную загадку, допытываясь, отчего это так вышло? Что это такое? Где и в чем тайна этого твердого, покойного, радостного состояния всего моего существа, неведомо как влившегося в меня? И решительно не мог ответить себе ни на один вопрос; я чувствовал, что нет на человеческом языке такого слова, которое могло бы определить животворящую тайну этого каменного существа. Но я ни минуты не сомневался в том, что сторож, толкователь луврских чудес, говорит сущую правду, утверждая, что вот на этом узеньком диванчике, обитом красным бархатом, приходил сидеть Гейне, что здесь он сидел по целым часам и плакал: это непременно должно было быть; точно так же я понял, что администрация Лувра сделала великое для всего мира дело, спрятав эту каменную загадку во время франко-прусской войны в деревянный дубовый ящик и схоронив этот ящик в глубине непроницаемых для прусских бомб подвалов; представить себе, что какой- то кусок чугуна, пущенный дураком, наевшимся гороховой колбасы, мог бы раздробить это в мелкие дребезги, мне казалось в эту минуту таким злодейством, за которое нельзя отомстить всеми жестокостями, изобретенными на свете. Разбить это! Да ведь это все равно что лишить мир солнца; тогда жить не стоит, если нельзя будет хоть раз в жизни не ощущать этого! Какие подлецы! Еле-еле домучаются до гороховой колбасы и смеют! Нет, ее нужно беречь как зеницу ока, нужно хранить каждую пылинку этого пророчества. Я не знал "почему", но я знал, что в этих витринах, хранящих обломки рук, лежат действительные сокровища; что надо во что бы то ни стало найти эти руки, что тогда будет еще лучше жить на свете, что вот тогда-то уж будет радость настоящая…

…С этого дня я почувствовал не то что потребность, а прямо необходимость, неизбежность самого, так сказать, безукоризненного поведения: сказать что-нибудь не то, что должно, хотя бы даже для того, чтобы не обидеть человека, смолчать о чем-нибудь нехорошем, затаив его в себе, сказать пустую, ничего не значащую фразу, единственно из приличия, делать какое-нибудь дело, которое могло бы отозваться в моей душе малейшим стеснением или, напротив, могло малейшим образом стеснить чужую душу, теперь, с этого памятного дня, сделалось немыслимым; это значило потерять счастие ощущать себя человеком, которое мне стало знакомо и которое я не смел желать убавить даже на волосок. Дорожа моей душевной радостью, я не решался часто ходить в Лувр и шел туда только в таком случае, если чувствовал, что могу "с чистою совестью"

принять в себя животворную тайну. Обыкновенно я в такие дни просыпался рано, уходил из дому без разговоров с кем бы то ни было и входил в Лувр первым, когда еще никого там не было…

…И все-таки я бы не мог определить, в чем заключается тайна этого художественного произведения и что именно, какие черты, какие линии животворят, "выпрямляют" и расширяют скомканную человеческую душу. Я постоянно думал об этом и все-таки ничего не мог бы передать и высказать определенного. Не знаю, долго ли бы я протомился так, если бы одно совершенно случайное обстоятельство не вывело меня, как мне кажется, на настоящую дорогу и не дало мне наконец-таки возможности ответить себе на неразрешимый для меня вопрос: в чем тут дело, в чем тайна?

Совершенно случайно припомнилось мне старинное стихотворение в

"Современнике" 55 - 56 годов; стихотворение носило название "Венера Милосская" и, кажется, принадлежит г-ну А. Фету. Когда-то я знал это стихотворение наизусть, но теперь не мог припомнить всего и вспомнил только несколько строк, не имеющих никакой друг с другом связи. Мне вспомнились такие стихи: "До чресл сияя наготой, цветет смеющееся тело неувядаемой красой..." С словом красой рифмовала совершенно одиноко возникшая в моей памяти строчка: "И млея пеною морской" или "млея негою одной". Наконец припомнилась и еще строчка: "И вся кипя (а может быть, и не так) пафосской (и это, может быть, неверно) страстью..."

Вот и все, что мне припомнилось; но то, что рисовали эти строчки "кипя страстью...

смеющееся тело... млея пеною морской" или "негою одной", "цветет неувядаемой красой", - все это до такой степени было не то сравнительно с моим ощущением, что мне даже стало смешно.

В самом деле, всякий раз, когда я чувствовал неодолимую потребность

"выпрямить" мою душу и идти в Лувр взглянуть, "все ли там благополучно", я никогда так ясно не понимал, как худо, плохо и горько жить человеку на белом свете сию минуту.

Никакая умная книга, живописующая современное человеческое общество, не дает мне возможности так сильно, так сжато и притом совершенно ясно понять "горе" человеческой души, "горе" всего человеческого общества, всех человеческих порядков, как один только взгляд на эту каменную загадку. Правда, я еще не могу найти связи между этой загадкой, выпрямляющей мою душу, и мыслью о том, как худо жить человеку, являющейся непосредственно вслед за ощущением, даваемым загадкой, но я положительно знаю собственным своим опытом, что в то же мгновение, когда я почувствую себя "выпрямленным", я немедленно же почему-то начинаю думать о том, как несчастлив человек, представляю себе все несчастие этой шумящей за стенами Лувра улицы и невольно, в смысле этого "человеческого горя", начинаю группировать все мною пережитое, виденное, слышанное до последней минуты сегодняшнего дня включительно, но я не ощущаю ни малейшей возможности сосредоточиться хотя на одну минуту на каких-нибудь частностях собственно женской красоты видимой мною загадки…

…И обо всем этом думалось благодаря "каменной загадке", она "выпрямляла" во мне скомканную теперешнею жизнью душу человеческую, знакомила, неведомо как и в чем, с радостию и широтою этого ощущения…

            Не "смеющееся тело", и не "пена", и не "кипя", и не "сияя", - очевидно, не они выпрямляли и выпрямляют в этом художественном произведении душу человеческую; очевидно, что автор стихотворения не только не овладел всей огромностью впечатления, но даже к краешку его не прицепился, а, соблазненный, так сказать, "званием" Венеры, как бы уже не мог не воспрославить женской красоты и без малейшего основания заставил смеяться несмеющееся, млеть немлеющее и кипеть некипящее. И в самом деле, как же изобразить очарование женской красоты (ведь это Венера!), если не воспеть тела, если не разнежить им зрителя, заставив это тело млеть, заставив его волноваться страстью? Какими же чертами, какими красками описывать женскую, божественную красоту? И г-н Фет все это так точно и воспел, и все это совершенно несправедливо, то есть на воспевание только этого он не имел никакого права.

В самом деле, если говорить о женской красоте, о красоте женского тела,

"неувядаемой" прелести, так ведь уж одно то, что Венера Милосская - калека безрукая, не позволяет поэту млеть и раскисать; тут же в коридоре, ведущем к Венере Милосской, вот близ тех, других "Венер", которых там так много, зритель, точно, может размышлять по части наготы тела; там женские черты выделены с большою тщательностью и лезут в глаза прежде всего; вот этим (также знаменитым) Венерам действительно под стать и млеть, и кипеть, и щеголять смеющимся телом, и глазками, и ручками, "этаким вот" пафосским манером изображающими жесты стыдливости... Там, "у тех Венер", любитель "женской прелести" найдет на что посмотреть и перед чем помлеть, а здесь? Да посмотрите, пожалуйста, на это лицо! Такие ли, по части красоты женского лица, сейчас, сию минуту, тут же рядом, в Елисейских полях, можно получить живые экземпляры? Вот тут, в Елисейских-то полях, действительно могут встретиться такие смеющиеся тела, женственность которых чувствуется зевакой даже издали, несмотря на то, что и наготы-то никакой не видно, вся она закрыта самым тщательным образом. Здесь, в парижских-то Венерах, эта часть разработана необычайно, а у этой? Посмотрите, повторяю, на этот нос, на этот лоб, на эти... право, сказать совестно, почти мужицкие завитки волос по углам лба...

 

Весь текст очерка здесь:

  https://mybook.ru/author/gleb-ivanovich-uspenskij/vypryamila/read/   https://www.youtube.com/watch?v=NlIo6szbTFw

    

1.      Как вы понимаете название очерка Г. И. Успенского?

2.      Попробуйте сравнить впечатление от Венеры Милосской, выраженное А. Фетом и Г. Успенским.

3.      Что не удовлетворяет очеркиста в описании поэтом античного шедевра?

4.      Как, по мнению рассказчика, шедевр искусства воздействует на зрителя?

5.      Попробуйте описать произведение искусства, которое поразило вас.

 

 

ТЕМА ПОЭТА И ПОЭЗИИ В РУССКОЙ ЛИРИКЕ

 

Александр Сергеевич Пушкин

 

 

Худ. В. А. Тропинин

1799-1837

 

            Дом Пушкиных дышал стихами. Они витали в атмосфере. О стихах говорили, их читали, сами сочиняли. Стихи были необходимы как средство общения. Казалось, что в семье мыслят стихами. «Поэзия как ангел-утешитель» всех, и маленького Саши (из черновиков стихотворения «Вновь я посетил…»).

 В 12 лет домашнее обучение Пушкина было закончено, и мальчика повезли в Петербург. В 1811 году в Царском Селе император открывал новое для России учебное заведение – Лицей. Сергей Львович во что бы то ни стало хотел, чтобы его сын учился в каком-нибудь необычном месте. Александр впервые останется один, тоскуя по дому, по Захарово. Там всё было родное, русское. Там он учил русский язык и запоминал сказки старой няни Арины Родионовны. А в том поэтичном мире были Алёнушка и Иванушка, серый волк и жар-птица. Пушкину любо было слушать бесконечно… Арина Родионовна «мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицы, поговорки». Пушкин слушал в её исполнении даже народные песни. Она часто рифмовала свои рассказы. 

Родное русское слово, поэтически оформленное, с детства вошло в его душу и выплеснулось потом ни с чем не сравнимыми шедеврами.

Золотым веком русской поэзии называют первую треть XIX века. Именно в этом веке достигнуты были небывалые ранее успехи русского изобразительного искусства, русской архитектуре, скульптуре, философии, музыке и театре, особенно – в литературе. Центром Золотого века русской поэзии полагают творчество А. С. Пушкина.

 

«Поэт»

 

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

В заботах суетного света

Он малодушно погружен;

Молчит его святая лира;

Душа вкушает хладный сон, И меж детей ничтожных мира, Быть может, всех ничтожней он.

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется, Душа поэта встрепенется, Как пробудившийся орел.

Тоскует он в забавах мира,

Людской чуждается молвы,

К ногам народного кумира

Не клонит гордой головы;

Бежит он, дикий и суровый,

И звуков и смятенья полн,

На берега пустынных волн,

В широкошумные дубровы… 

  https://www.youtube.com/watch?v=xkaCGgHzETs

 

1.        О каких особенностях поэтических натур ведёт речь автор?

2.        В композиции стихотворения просматиривается две части. Найдите их границу.

3.        Каков описанный Пушкиным герой  в реальном, обывательском мире?

4.        Каков он в мире творчества? Перечислите его достоинства и странности.

5.        Почему одиночество в описании становится спутником поэта?

6.        Найдите приметы романтизма в поэтическом тексте.

7.        Благодаря чему произошло преображение поэта?

8.        Итак, какой процесс прослежен автором?Запишите свою формулировку.

 

«К Н. Я. Плюсковой»

 

На лире скромной, благородной

Земных богов я не хвалил

И силе в гордости свободной Кадилом лести не кадил.

Свободу лишь учася славить,

Стихами жертвуя лишь ей,

Я не рожден царей забавить

Стыдливой музою моей.

Но, признаюсь, под Геликоном,

Где Касталийский ток шумел, Я, вдохновенный Аполлоном, Елисавету втайне пел.

Небесного земной свидетель,

Воспламененною душой

Я пел на троне добродетель С ее приветною красой. Любовь и тайная свобода

Внушали сердцу гимн простой, И неподкупный голос мой Был эхо русского народа.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=a9jRQ7RlsX0

 

 

1.      Кто лирический герой этого стихотворения? Можно ли утверждать, что это голос самого Пушкина?

2.      Найдите, выпишите и запомните крылатые строки этого поэтического откровения.

3.      Воспевая Плюскову, а до этого и саму Елисавету, автор предупреждает читателя о том, какими пороками не грешит его лира. Назовите их.

4.      Словарь языка Пушкина составляет более 23 тысяч слов. Обратите внимание, сколько раз в пределах небольшого стихотворения употребляется слово СВОБОДА или однокоренные слова. Может ли это, на ваш взгляд быть случайностью?

 

«Пророк»

 

 

 

 

А. С. Пушкин «Пророк»   Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, — И шестикрылый серафим На перепутье мне явился. Перстами легкими как сон Моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы, Как у испуганной орлицы. Моих ушей коснулся он, — И их наполнил шум и звон: И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход, И дольней лозы прозябанье. И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул.

Священная Библейская история Ветхого Завета. Пророк Исайя       …Бог призвал Исайю к пророческому служению особым явлением. Исайя видел Господа в небесном храме на высоком престоле. Вокруг Него стояли шестикрылые серафимы и взывали: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!» Пораженный видением, Исайя воскликнул: «Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис. 6:3:5). Один из серафимов взял клещами уголь с небесного жертвенника и коснулся им уст Исайи со словами: «Вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен». После этого Исайя услышал вопрошающий голос Господа: «Кого Мне послать? И кто пойдет для Нас?» Исайя ответил: «Вот я, пошли меня!» Тогда Господь повелевает ему: «Пойди и скажи этому народу:

Как труп в пустыне я лежал, И бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей».     https://www.youtube.com/watch?v=Z QpK454Fzyw

слухом услышите — и не уразумеете, и очами смотреть будете — и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули…» (Ис. 6:7–10).       Исайя громко и пламенно призывал еврейский народ к покаянию, убеждал искренне, потому что сам видел Христа, пророчествовал ясно, словно видел страдания народа наперед.

 

Постигаем тайны метафорического языка

 

1.      Пушкинское «Я» в стихотворении. Кто он, этот лирический герой?

2.      Дайте толкование слову «ПРОРОК» в том и другом тексте.

3.      Где происходит преображение человека в пророка по Библии и у Пушкина? Как от пространственного «перемещения» изменяется восприятие происходящего?

4.      Как вы понимаете пушкинское выражение «ДУХОВНАЯ ЖАЖДА»?

5.      Почему встреча с серафимом у Пушкина происходит «НА ПЕРЕПУТЬЕ»? Как вы понимаете этот образ?

6.      С какой целью происходит мучительное преобразование Исайи? А какая цель осуществляется подобным страданием у Пушкинского героя?

7.      Какими качествами, по мнению Пушкина, должен обладать настоящий поэт?

8.      Судя по этим текстам, кто, на ваш взгляд, добрее к людям, больше верит в них: религиозный пророк или Пушкин?

9.      Как вы понимаете слово «ГЛАГОЛ» в пушкинском контексте? И почему Пушкин чувствует потребность этим глаголом «ЖЕЧЬ»?

10.  Попробуйте вдуматься в ёмкость словесной формулы «и виждь, и внемли». Что значит ВНИМАТЬ?

11.  Найдите в тексте церковно-славянскую лексику, подумайте, какова её роль в «Пророке» Пушкина?

12.  Какова мысль автора о предназначении поэта и его возможностях?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Михаил Юрьевич Лермонтов

 

 

 

П. Заболотский. Портрет М. Ю. Лермонтова  в ментике лейб-гвардии гусарского полка, 1837

 

1814-1841

 

            Жизнь Михаила Юрьевича Лермонтова была мгновенна и ослепительна, как проблеск молнии на грозовом небе.

            Детство в Тарханах, в поместье бабушки, Елизаветы Алексеевна Арсеньевой, Благородный пансион в Москве, незаконченный Московский университет, Школа гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров. Служба в лейб-гусарском полку в Царском Селе, арест и ссылка за «Смерть поэта» на Кавказ. Возвращение через год из ссылки, невероятный успех в обществе, дуэль с сыном французского посла Э. Барантом. И снова ссылка на Кавказ, и снова дуэль с прежним товарищем Мартыновым. И смерть в грозу, бушевавшую несколько часов подряд с момента мартыновского выстрела. Вот и весь круг. Только две цифры поменялись местами в датах его жизни. Но сколько испытано чувств и какое противоборство мыслей разламывали его ум и душу!

             

«Поэт»

 

Отделкой золотой блистает мой кинжал;

Клинок надежный, без порока; Булат его хранит таинственный закал — Наследье бранного востока.

 

Наезднику в горах служил он много лет,

Не зная платы за услугу;

Не по одной груди провел он страшный след И не одну прорвал кольчугу.

 

Забавы он делил послушнее раба, Звенел в ответ речам обидным. В те дни была б ему богатая резьба Нарядом чуждым и постыдным.

 

Он взят за Тереком отважным казаком

На хладном трупе господина,

И долго он лежал заброшенный потом В походной лавке армянина.

 

Теперь родных ножон, избитых на войне,

Лишен героя спутник бедный,

Игрушкой золотой он блещет на стене — Увы, бесславный и безвредный!

 

Никто привычною, заботливой рукой

Его не чистит, не ласкает,

И надписи его, молясь перед зарей,

Никто с усердьем не читает…

 

В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,

Свое утратил назначенье,

На злато променяв ту власть, которой свет Внимал в немом благоговенье?

 

Бывало, мерный звук твоих могучих слов

Воспламенял бойца для битвы,

Он нужен был толпе, как чаша для пиров, Как фимиам в часы молитвы.

 

Твой стих, как божий дух, носился над толпой;

И, отзыв мыслей благородных, Звучал, как колокол на башне вечевой, Во дни торжеств и бед народных.

 

Но скучен нам простой и гордый твой язык,

Нас тешат блёстки и обманы;

Как ветхая краса, наш ветхий мир привык

Морщины прятать под румяны…

 

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?

Иль никогда, на голос мщенья

Из золотых ножон не вырвешь свой клинок, Покрытый ржавчиной презренья?..

 

  https://www.youtube.com/watch?v=PLVeAEzmlEQ

 

1.       Чему и кому должен служить кинжал, по мнению автора?

2.       Что автор считает лишним, порочным в «наряде» настоящего оружия?

3.       Почему и во что вырождается «лермонтовский» кинжал?

4.       Кто он, адресат этого лермонтовского обвинительного послания? (Не ограничивайтесь одним определением!)

5.       По какому признаку(ам) происходит сопоставление кинжала и поэта?   А). Истинное предназначение?

Б). Прошлое?

В). Настоящее?

Г). Клинок – оружие, слово поэта – оружие?

6.       Из кого в кого вырождается адресат стихотворения?

7.       Почему и во что вырождается, по авторской мысли, поэтическое слово?

8.       Процитируйте все образные определения стиха и слова, найденные Лермонтовым.             Какое из них самое известное?

9.       Отделяет ли себя лирический герой от своих современников, утрачивающих потребность «в мыслях благородных»? Докажите цитатой!

10.   Обратите внимание на деталь- золото, которое появляется в обеих частях. Именно оно - … (договорите фразу!).

11.   Можно ли последнюю строфу воспринимать как побуждение к действию? Аргументируйте свой вывод.

12.   Сформулируйте тему стихотворения. Вспомните: тема – это предмет какоголибо рассуждения (одно слово или словосочетание). Задайте себе вопрос: о чём говорится?

13.   Как вы поняли авторскую мысль? (Что он сказал по теме?) Авторская позиция скрыта или четко выражена? Вы можете это доказать?

         

«Я жить хочу! хочу печали…»

 

Я жить хочу! хочу печали

Любви и счастию назло; Они мой ум избаловали

И слишком сгладили чело.

 

Пора, пора насмешкам света Прогнать спокойствия туман; Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан? –

 

Он хочет жить ценою муки, Ценой томительных забот. Он покупает неба звуки,

Он даром славы не берет.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=QvNQinv-cJM

 

1.      Какова тема стихотворения?

2.      Кто лирический герой стихотворения? Чем вы можете объяснить, что сначала речь идет от первого лица, а затем – о ком-то в третьем лице? Тот, чья душа и чьи стремления открываются, меняется?

3.      Почему такая странная отправная заявка: «хочу печали»?

Обратите внимание, что это не случайная мысль: логика – желание «страданий», «муки» - выдерживается от начала до конца. Попробуйте понять автора: о людях творческих, поэтому более восприимчивых и ранимых.

4.      От чего хочет отказаться поэт? Почему?

5.      Все стихотворение выстроено на СОПОСТАВЛЕНИИ и ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИИ. Назовите их все.

6.      Заметили вкрапленное в текст высоко поэтическое слово «ЧЕЛО»? Какой оттенок придает оно восприятию образа героя?

7.      Сформулируйте идею стихотворения.

 

Два «Пророка»

 

 

Худ. В. А. Поляков

 

 

А. С. Пушкин «Пророк»   Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной я влачился, — И шестикрылый серафим На перепутье мне явился. Перстами легкими как сон Моих зениц коснулся он. Отверзлись вещие зеницы, Как у испуганной орлицы. Моих ушей коснулся он, — И их наполнил шум и звон: И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет, И гад морских подводный ход,

М. Ю. Лермонтов «Пророк»    С тех пор как Вечный Судия Мне дал всеведенье пророка, В очах людей читаю я Страницы злобы и порока. Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья – В меня все ближние мои Бросали бешено каменья. Посыпал пеплом я главу, Из городов бежал я нищий, И вот в пустыне я живу, Как птицы, даром Божьей пищи.

И дольней лозы прозябанье. И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул. Как труп в пустыне я лежал, И бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли, Глаголом жги сердца людей».

Завет Предвечного храня, Мне тварь покорна там земная. И звёзды слушают меня, Лучами радостно играя. Когда же через шумный град Я пробираюсь торопливо, То старцы детям говорят С улыбкою самолюбивой: «Смотрите: вот пример для вас! Он горд был, не ужился с нами: Глупец, хотел уверить нас, Что Бог гласит его устами! Смотрите ж, дети, на него: Как он угрюм, и худ, и бледен! Смотрите, как он наг и беден, Как презирают все его!»    https://www.youtube.com/watch?v=bKjiU8Ms6n4

 

 

 

 

1.       Кто он, лирический герой лермонтовского стихотворения? Перечислите все ипостаси.

2.       Можно ли считать происходящее в стихотворении Лермонтова продолжением пушкинского? Докажите.

3.       Словесная формула «ПРАВДЫ ЧИСТЫЕ УЧЕНЬЯ». Как вы её понимаете?

4.       Пророк и люди. Обратите внимание на направление движения пророка и толпы у Пушкина и у Лермонтова. Проследите развитие этих отношений в том и другом стихотворении.

5.       Какова мысль Лермонтова о предназначении поэта и его возможностях?

6.       Чем вы можете объяснить одиночество и скорбь поэта?

7.       Полностью ли утрачена вера изгнанного пророка? Потерял ли он веру в гармонию мира? Изменит ли он своим заветам? Докажите текстом.

 

 

 

 

Николай Алексеевич Некрасов

 

 

Худ. И. Н. Крамской

1821 – 1877

 

«Некрасова, как поэта, я уважаю за его горячее сочувствие к страданиям простого человека, за честное слово, которое он всегда готов замолвить за бедняка и угнетённого», — писал русский литературный критик Дмитрий Писарев. Ему тяжелый жребий пал, Но доли лучшей он не просит:

Он, как свои, на теле носит Все язвы родины своей,-

так осмыслял свой жизненный и творческий путь «печальник горя народного». 

На похоронах Некрасова собралось огромное количество народа. В своей речи

Достоевский удостоил Некрасова третьим местом в русской поэзии после Пушкина и

Лермонтова. Толпа прервала его криками «Да выше, выше Пушкина!»

 

 

 

«Сеятелям»

 

 

Христос Сеятель И.П. Курилас

 

Притча о сеятеле — одна из притч Иисуса Христа, содержащаяся у трех евангелистов: Мф. 13:3-23; Мк. 4:3-20; Лк. 8:5-15.       В ней рассказывается о семенах, брошенных в различные условия для всходов. Одни из семян погибли, а иные дали плод:         «Выйдя же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу. И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать».

Н. А. Некрасов «Сеятелям»   Сеятель знанья на ниву народную! Почву ты, что ли, находишь бесплодную, Худы ль твои семена? Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами? Труд награждается всходами хилыми, Доброго мало зерна! Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами, Где же вы, с полными жита кошницами? Труд засевающих робко, крупицами, Двиньте вперед! Сейте разумное, доброе, вечное, Сейте! Спасибо вам скажет сердечное Русский народ...

 

1.      Перед вами Библейская притча о сеятеле Христа и одноименное стихотворение Некрасова. Что объединяет два текста?

2.      Кто он, сеятель в притче? Кто он, сеятель в стихотворении Некрасова?

3.      Как вы поняли смысл притчи о сеятеле? Что имеется в виде под посевом? Почему зерна дают разные всходы и плоды?

4.      Обратите внимание на поэтический синтаксис стихотворения Некрасова. Какие по интонации предложения преобладают? Как вы думаете, почему?

5.      В вашей жизненной ситуации к людям каких профессий вы бы адресовали это некрасовское стихотворение-призыв?

6.      Найдите, выпишите и запомните афоризм из этого стихотворения. Дайте толкование этих слов.

7.      Сформулируйте авторскую мысль. Чего от поэтов ждёт поэт-гражданин? Ждет или уже получает результаты? Докажите текстом.

8.      Проведите небольшое исследование «Количество и роль эпитетов в стихотворении «Сеятелям». Это домашнее задание.

 

 «Друзьям»

 

Александр Пушкин «Памятник»   Exegi monumentum 1   Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастет народная тропа, Вознесся выше он главою непокорной          Александрийского столпа. Нет, весь я не умру — душа в заветной лире Мой прах переживет и тленья убежит — И славен буду я, доколь в подлунном мире          Жив будет хоть один пиит. Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой          Тунгус, и друг степей калмык. И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я Свободу          И милость к падшим призывал. Веленью божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца, Хвалу и клевету приемли равнодушно          И не оспоривай глупца. --------------------- 1 Я воздвиг памятник (лат.).      https://www.youtube.com/watch?v=iZPLZfRaf6c

Н.А. Некрасов «Друзьям»   Я примирился с судьбой неизбежною, Нет ни охоты, ни силы терпеть Невыносимую муку кромешную! Жадно желаю скорей умереть. Вам же — не праздно, друзья   благородные, Жить и в такую могилу сойти, Чтобы широкие лапти народные К ней проторили пути…

 

 

1.      Можно ли считать, что «Я» в этом стихотворении сам Пушкин?

2.      Дайте толкование метафорического образа памятника, о чем вам поведал этот образ?

3.      Что имеет в виду лирический герой, когда утверждает, что его не забудут и оценят, пока «жив будет хоть один пиит» /поэт/. Почему именно поэт?

4.      Остановитесь на ключевых образах стихотворения Пушкина и объясните, как вы их понимаете: «НАРОДНАЯ ТРОПА», «ЧУВСТВА ДОБРЫЕ», «СВОБОДА» и др.

5.      «Милость к падшим призывал». Объясните аллюзию Пушкина.

6.      Как относится Пушкин к злословию вокруг его поэзии? Ответьте цитатами, где содержится ответ на этот вопрос.

7.      «Свяжите» воедино эпиграф и авторскую мысль.

8.      Почему стихотворение Некрасова «Друзьям» можно (и нужно!) сравнивать с рассмотренным стихотворением Пушкина?

9.      Проследите движение поэтической мысли Некрасова, постарайтесь услышать

«перекличку» поэтов.

 

ПОЭТЫ «ЧИСТОГО ИСКУССТВА»

 

Афанасий Афанасьевич Фет, Фёдор Иванович Тютчев

 

 

                                     1803 – 1873                                                 1820 – 1892 

 

А. А. Фет «Музе»

 

Пришла и села. Счастлив и тревожен, Ласкательный твой повторяю стих; И если дар мой пред тобой ничтожен, То ревностью не ниже я других.

Заботливо храня твою свободу,

Непосвященных я к тебе не звал, И рабскому их буйству я в угоду Твоих речей не осквернял.

Всё та же ты, заветная святыня,

На облаке, незримая земле, В венце из звезд, нетленная богиня, С задумчивой улыбкой на челе.

 

   https://www.youtube.com/watch?v=uwJu9IQsaR4

 

1.      Кому, по убеждению поэта, должна служить поэзия?

2.      Как понимает Фет свободу творчества? Свободу от чего?

3.      Опишите черты и красоты, которыми Фет наделил образ своей музы.

 

Ф. И. Тютчев «Поэзия»

 

Среди громов, среди огней,

Среди клокочущих страстей,

В стихийном, пламенном раздоре,

Она с небес слетает к нам —

Небесная к земным сынам,

С лазурной ясностью во взоре — И на бунтующее море

Льет примирительный елей.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=2T89yJ7K3VY

 

1.      Для чего, по мнению Тютчева, спускается на землю поэзия и чему она служит. Попробуйте включить в свой ответ цитаты.

2.      Придумайте ключевое слово к образу тютчевской поэзии в этом стихотворении.

3.      Что роднит образ поэзии в стихотворении А. Фета «Музе» со стихотворением Ф. Тютчева «Поэзия»?

 

Некрасов Н. А.  «Блажен незлобивый поэт»   Блажен незлобивый поэт, В ком мало желчи, много чувства; Ему так искренен привет Друзей спокойного искусства; Ему сочувствие в толпе,

Фет А. А. «Псевдопоэту»  /авт.: читай - Н. А. Некрасову/   Молчи, поникни головою,  Как бы представ на страшный суд,  Когда случайно пред тобою  Любимца муз упомянут.

Как ропот волн, ласкает ухо; Он чужд сомнения в себе — Сей пытки творческого духа; Любя беспечность и покой, Гнушаясь дерзкого сатирой, Он прочно властвует толпой С своей миролюбивой лирой. Дивясь великому уму, Его не гонят, не злословят, И современники ему При жизни памятник готовят... Но нет пощады у судьбы Тому, чей благородный гений Стал обличителем толпы, Ее страстей и заблуждений. Питая ненавистью грудь, Уста вооружив сатирой, Проходит он тернистый путь С своей карающею лирой. Его преследуют хулы: Он ловит звуки одобренья Не в сладком ропоте хвалы, А в диких криках озлобленья. И веря и не веря вновь Мечте высокого призванья, Он проповедует любовь Враждебным словом отрицанья, —  И каждый звук его речей Плодит ему врагов суровых, И умных и пустых людей, Равно клеймить его готовых. Со всех сторон его клянут И, только труп его увидя, Как много сделал он, поймут, И как любил он — ненавидя!     https://teatr.audio/nekrasov-nikolay- blazhen-nezloblivyy-poet

На рынок! Там кричит желудок,  Там для стоокого слепца Ценней грошовый твой рассудок  Безумной прихоти певца.  Там сбыт малёванному хламу,  На этой затхлой площади,  Но к музам, к чистому их храму, Продажный раб, не подходи. Влача по прихоти народа  В грязи низкопоклонный стих,  Ты слова гордого: свобода  Ни разу сердцем не постиг;  Не возносился богомольно  Ты в ту свежеющую мглу,  Где беззаветно лишь привольно Свободной песне да орлу.

 

 

1.      Найдите первую часть стихотворения Некрасова, посвященную «незлобивому поэту». Обратите внимание на синтаксическую конструкцию этой части. Вы можете выдвинуть версию, почему она такая?

2.      Сравните с первой конструкцию второй части стихотворения.

3.      Нарисуйте устно словесные образы двух поэтов, созданных Некрасовым.

4.      Вчитайтесь в строки Фета. Вы понимаете, что это упрёк, вызов Некрасову как поэту демократического крыла? Как оценивает А. Фет поэзию для народа? Найдите в тексте выразительный образ, проявляющий авторскую позицию. На чем это убеждение основано?

 

 

Валерий Яковлевич Брюсов 

 

 

 

 

М. А. Врубель. Портрет В. Я. Брюсова  [1906] 1873-1924

В. Я. Брюсов - русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Один из основоположников русского символизма, литературного направления, которое считало целью искусства интуитивное постижение мирового единства через символ. Он и его единомышленники искали прекрасное не в земном, в иных мирах, созданных воображением. Уже в 13 лет Брюсов связывал своё будущее с поэзией.

Брюсов оказал влияние советами и критикой на творчество очень многих младших поэтов, почти все они проходят через этап тех или иных «подражаний Брюсову». Он пользовался среди литературной молодёжи большим авторитетом, имел репутацию строгого безукоризненного «мэтра», творящего поэзию «мага», «жреца» культуры. 

Литературовед Михаил Гаспаров оценивает роль Брюсова в русской модернистской культуре, как роль «побеждённого учителя победителей-учеников», повлиявшего на творчество целого поколения.

Обратите внимание на мысль Брюсова о том, что поэзии «можно и должно» учиться, ибо она — ремесло, имеющее важное воспитательное значение. Интересны брюсовские работы по стихосложению («Основы стиховедения» и др.).  Многие стихотворения поэта положены на музыку.

 

«Творчество»

 

Тень несозданных созданий Колыхается во сне,

Словно лопасти латаний На эмалевой стене.

Фиолетовые руки

На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине.

И прозрачные киоски,

В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне. Всходит месяц обнаженный

При лазоревой луне…

Звуке реют полусонно, Звуки ластятся ко мне.

Тайны созданных созданий

С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=fMx_f38-6EY       

*

     

   

1.      Ваше первое впечатление от знакомства со стихотворением? Оно у многих подобное.

2.      Теперь перечитайте вторично, задумавшись, как своеобразно видение протекания творческого процесса поэтом символистом. 

3.      Проследите, как зарождение идеи творца происходит с помощью размытых образов, влекущих, загадочных, не совсем понятных на первый взгляд. Попытайтесь вспомнить, как у вас намечался, определялся некий художественный образ.

4.      Есть ли динамика в стихотворных строках? Не вспоминается ли при этом:

«Остановись, мгновенье!»?

 

 

Александр Александрович Блок

 

 

А. А. Блок. Фотография, 1907 г.

1880 – 1921

 

            Александр Александрович Блок вырос в дворянской семье: детство проходило в доме дедушки, ректора Петербургского университета, а лето – в имении Шахматово.      Писать стихи Блок начал очень рано. В дневниках его тети есть такое стихотворение пятилетнего Саши:

Жил на свете котик милый,

Постоянно был унылый, - Отчего – никто не знал,

Котя это не сказал…

            В школе Александр стал издавать рукописный журнал «Вестник». Он очень любил игру в шарады (среди них была шарада на слово «шпаргалка»). В гимназические годы он участвовал в домашних постановках пьес, даже в таких серьёзных, как шекспировские трагедии. 

Особенностью поэтического стиля А. А. Блока является использование метафоры. Метафорическое восприятие мира он сам признает за основное свойство истинного поэта, для которого романтическое преображение мира с помощью метафоры — не произвольная поэтическая игра, а подлинное прозрение в таинственную сущность жизни.

Как же поэту, прошедшими «меж революций», не хватало воли! Последним воплем отчаяния стала прочитанная Блоком в феврале 1921 года речь на вечере, посвящённом памяти Пушкина. Эту речь слушали и Ахматова, и Гумилёв, явившийся на чтение во фраке, под руку с дамой, дрожавшей от холода в чёрном платье с глубоким вырезом (зал, как и всегда в те годы, был нетопленый, изо рта у всех явственно шёл пар). Блок стоял на эстраде в чёрном пиджаке поверх белого свитера с высоким воротником, засунув руки в карманы. Процитировав знаменитую строку Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля…» — Блок повернулся к сидевшему тут же на сцене обескураженному советскому бюрократу (из тех, которые по язвительному определению Андрея Белого, «ничего не пишут, только подписывают») и отчеканил: «Покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю — тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем:

жизнь для него потеряла смысл». В этом году Блок умер.

 

Земное сердце стынет вновь...

 

Земное сердце стынет вновь, Но стужу я встречаю грудью. Храню я к людям на безлюдьи Неразделенную любовь.

 

Но за любовью - зреет гнев,

Растет презренье и желанье Читать в глазах мужей и дев

Печать забвенья иль избранья.

 

Пускай зовут: Забудь, поэт!

Вернись в красивые уюты!

Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой! Уюта - нет. Покоя - нет.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=Dm4ekHDcS1Q

1.      Вы слышите созвучие тому, о чём только что прочли?

2.      Вы поняли, что, по Блоку, поэзия – удел избранных (именно так, как вы помните, считали поэты «чистого искусства»)?

3.      Нужны ли лирическому герою (читай - Блоку) «красивые уюты»?

4.      Чем, по признанию поэта, переполнена его душа? Проследите динамику этого чувства. Выдвинете свою версию этой метаморфозы. Ответьте словами стихотворения. 

 

               ***

Я вам поведал неземное.

Я всё сковал в воздушной мгле.

В ладье – топор. В мечте – герои. Так я причаливал к земле.

Скамья ладьи красна от крови

Моей растерзанной мечты, Но в каждом доме, в каждом крове Ищу отважной красоты.

Я вижу: ваши девы слепы, У юношей безогнен взор.

Назад! Во мглу! В глухие склепы! Вам нужен бич, а не топор!

И скоро я расстанусь с вами,

И вы увидите меня

Вон там, за дымными горами, Летящим в облаке огня! 1. Принимает ли лирический герой этого стихотворения действительность? Что он не принимает в своих современниках? Почему он уверен, что им «нужен бич, а не топор»? (Обратите внимание, что деталь – ТОПОР – повторяется в 1 и 3-ей строфах).

2.      О чём вам говорит поэтическая самооценка: «Я вам поведал неземное. / Я всё сковал в воздушной мгле»?

3.      Смысл строки: «Ищу отважной красоты»? Попробуйте выдвинуть свою версию.

4.      «Летящий в облаке огня» и земные девы и юноши. Проследите противопоставление. 

 

На прощание …И ветер с залива. А там, между строк, Минуя и ахи и охи, Тебе улыбнется презрительно Блок —  Трагический тенор эпохи…   Как памятник началу века, Там этот человек стоит —  Когда он Пушкинскому Дому, Прощаясь, помахал рукой И принял смертную истому Как незаслуженный покой. А. А. Ахматова

 

 

 

 

 

Борис Леонидович Пастернак

 

 

 

1890 -1960

 

Тонко подмечено, что быть поэтом – это не занятие, не увлечение и не профессия. Это не то, что человек может добровольно избрать. Наоборот, поэзия – это судьба, которая сама определяет избранников. Так случилось и с Пастернаком. Он родился в творческой семье: пробовал себя в живописи, долго занимался музыкой, за свою жизнь

Пастернак написал 2 прелюдии и 1 сонату для фортепьяно. Любопытно, что изначально Пастернак хотел поступить в консерваторию, чтобы стать профессиональным музыкантом. Однако в последний момент парень передумал, отдав предпочтение философии. Учился на философском факультете. Но в начале 1910-х годов Пастернак неожиданно бросает все свои увлечения и занятия, и уходит, можно сказать, в никуда – в поэзию.

Вспоминая впоследствии свои метания, Пастернак писал: «Больше всего на свете я любил музыку… Но у меня не было абсолютного слуха…». После ряда колебаний Пастернак отказался от карьеры профессионального музыканта и композитора: «Музыку, любимый мир шестилетних трудов, надежд и тревог, я вырвал вон из себя, как расстаются с самым драгоценным». Одним из первых оценил его поэтический талант С. Н. Дурылин. Позднее Пастернак написал, что именно «он переманил меня из музыки в литературу, по доброте своей сумев найти что-то достойное внимания в моих первых опытах». О, знал бы он, что так бывает… Ставший лауреатом Нобелевской премии, поэт был подвергнут травле со стороны советского правительства, партийного аппарата и послушной ей интеллигенции. Поэту пришлось отказаться от премии.

 

Определение поэзии

 

Это — круто налившийся свист,

Это — щелканье сдавленных льдинок.

Это — ночь, леденящая лист, Это — двух соловьев поединок.

 

Это — сладкий заглохший горох, Это — слезы вселенной в лопатках, Это — с пультов и с флейт — Figaro Низвергается градом на грядку.

 

Всё. что ночи так важно сыскать

На глубоких купаленных доньях, И звезду донести до садка

На трепещущих мокрых ладонях.

 

Площе досок в воде — духота.

Небосвод завалился ольхою, Этим звездам к лицу б хохотать, Ан вселенная — место глухое.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=bYq5Jrk_9OQ

  

1.      Вы видите в стихотворении анафору? /Вспомните: анафора – единоначалие. Это стилистическая фигура речи, оборот поэтической речи, состоящий в повторении начальных созвучий, частей слов, словосочетаний и синтаксических конструкций./. Какова её роль в этом поэтическом тексте?

2.      Попробуйте сформулировать обобщающим словом или словосочетанием авторское понимание поэзии.

3.      Как вы чувствуете цветопись и звукопись стихотворения?

4.      Аллитерация – нагнетание согласных звуков в поэтической строке. Найдите её в этом стихотворении. Зачем поэт использовал такой приём?

5.      Обратите внимание на антитезу высокого и низкого в тексте. Приведите примеры.

6.      А вы поняли строчки стихотворения:

 Это — сладкий заглохший горох, Это — слезы вселенной в лопатках?

            Сверьте своё восприятие с предложенной информаций.

 

 

 

 

 

 

 

 

Владимир Владимирович Маяковский

 

 

 

Владимир Владимирович – один из крупнейших поэтов XX века, правофланговый советской поэзии. С его именем и творчеством ассоциируется сущность революционной эпохи. Помимо поэзии, ярко проявил себя как драматург, киносценарист, кинорежиссёр, киноактёр, художник, редактор журналов «ЛЕФ».

 В годы революционного переворота выбор сделал моментально: «Принять или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция». Он был экспериментатор и новатор во всем: и в жизни, и в творчестве.

Оригинален и уникален во всем.  

Если бы в годы его юности кто-то сказал, что он прославится как поэт, окружавшие удивились бы. Как художник? – согласились бы. Он везде носил с собой записную книжку и карандаш, делал моментальные наброски. Обучавшийся в Строгановском училище живописи, ваяния и зодчества, он потом проявит свой художественный талант, работая в годы гражданской войны (1919-21) в «Окнах РОСТА», выпуская сатирические плакаты. Владимир Маяковский в своей работе «Грозный смех» писал: «Это протокольная запись крупнейшего трехлетия революционной борьбы, переданная пятнами красок и звоном лозунгов. (…) Это телеграфные вести, моментально переданные в плакат, это декреты, сейчас же распубликованные на частушки, это новая форма, выведенная непосредственно жизнью, это те плакаты, которые перед боем смотрели красноармейцы, идущие в атаку, идущие не с молитвой, а с распевом частушек». И сама его поэзия похожа на такой

«протокол». «Это время гудит телеграфной строкой», - констатировал Маяковский.

 

«Поэзия»

Из стихотворения «Разговор с фининспектором о
поэзии»

 

Поэзия — та же добыча радия.

В грамм добыча, в годы труды. Изводишь единого слова ради Тысячи тонн словесной руды. Но как испепеляюще слов этих жжение Рядом с тлением слова-сырца.

Эти слова приводят в движение Тысячи лет миллионов сердца.

 

  https://bookz.ru/authors/maakovskii-vladimir/audiokniga_v-ispoln_238.html

 

 

1.      Найдите, выпишите и запомните афоризм Маяковского о поэтическом труде.

2.      Найдите другие яркие и убедительные эпитеты, метафоры, использованные Маяковским для описания ответственного отношения поэта к своему творчеству и самого творческого процесса.

 

***

 

Я знаю силу слов, я знаю слов набат.

Они не те, которым рукоплещут ложи. От слов таких срываются гроба шагать четверкою своих дубовых ножек. Бывает, выбросят, не напечатав, не издав, но слово мчится, подтянув подпруги,  звенит века, и подползают поезда лизать поэзии мозолистые руки.  Я знаю силу слов. Глядится пустяком,  опавшим лепестком под каблуками танца,

но человек душой губами костяком…

. . . . . . . (неоконченное)

 

  http://www.staroeradio.ru/audio/11046

 

 

1.      Приведите пример анафоры. Для чего она?

2.      Назовите самое частотное слово в двух приведенных стихотворениях. Напишите свои эпитеты к этому ключевому слову Маяковского.

3.      Найдите в этом стихотворении поэтическое словосочетание, которое снова подтверждает мысль предыдущего стихотворения о поэзии как трудной работе.

4.      Найдите самобытные метафоры и сравнения, найденные поэтом для создания образа поэтического слова.

5.      Попытаемся и мы сказать своё поэтическое слово. Сочините свое стихотворение. Если затрудняетесь, воспользуйтесь «толчковой» строчкой:

-Слово врачует, слово бичует…

-Оно всплывает неожиданно…

-Поэт находит его сердцем…

-Как нота для музыканта…

-Чтобы слово засветилось, закрепилось…

-Я, как красками, словечками расцветил/а…

 

 

 

 

Анна Андреевна Ахматова

 

 

 

Фото 1924 года 1889-1966

 

Анна Андреевна Ахматова (Горенко)— крупнейшая русская поэтесса Серебряного века, переводчица и литературовед, одна из наиболее значимых фигур русской литературы XX века. Была номинирована на Нобелевскую премию по литературе. Её судьба, её поэзия – это вздох, только вздох женской души, исполненной роковых предчувствий. Через все трагические испытания (вот некоторые из них: расстрел мужа, аресты сына и любимых мужчин, запреты на печатанье её стихов, травля в прессе, блокадное время) она прошла по-царски гордо. Уже от её облика веяло особой гордостью, достоинством. Как-то она сказала: «Мы, поэты, люди голые, у нас всё видно, поэтому нам надо позаботиться о том, чтобы мы выглядели пристойно». Она всегда выглядела пристойно. В её присутствии хотелось встать.

Сохранилась в памяти современников история, как однажды Сталин зашел в правительственную ложу театра – и зал встал, разразившись овациями. «Кто велел?» - «скромно» прокомментировал вождь, полагая, что аплодисменты стоя причитались ему одному — и вдруг понял: зрители смотрят в боковую дверь театра, в которой появилась поэт Ахматова.

«Она была. Она есть. Она будет. Её судьба наполнена временем. Её поэзия благородна своей гармонией. Её страсти и страсти времени сплелись в один клубок. Она умела ходить по самому острию совершенства человеческого чувства – это удивляет, привлекает, завораживает. Она была влюблена в мир и в непостижимую душу русского языка и женского характера. Мужество всегда украшало её строгую музу», - писал о ней Михаил Дудин.

 

«Творчество» 

 

Бывает так: какая-то истома; В ушах не умолкает бой часов; Вдали раскат стихающего грома.

Неузнанных и пленных голосов

Мне чудятся и жалобы и стоны,

Сужается какой-то тайный круг,

Но в этой бездне шепотов и звонов Встает один, все победивший звук.

Так вкруг него непоправимо тихо,

Что слышно, как в лесу растет трава,

Как по земле идет с котомкой лихо…

Но вот уже послышались слова

И легких рифм сигнальные звоночки, – Тогда я начинаю понимать, И просто продиктованные строчки Ложатся в белоснежную тетрадь.

  Читает автор : https://teatr.audio/ahmatova-anna-tvorchestvo_2

 

1.      Поэтесса представила сам литературный процесс в виде некоего мистического действия. Попробуем составить цитатный план этого таинственного явления.

2.      Звук – лейтмотивный образ, воссоздайте его словесное описание на разных этапах вдохновения.

3.      Смогла ли Ахматова материалистически объяснить вам происходящее? А сумела передать состояние вдохновленного творца? К вам когда-нибудь приходило такое озарение?

 

Марина Цветаева – Анне Ахматовой

 

О, Муза плача, прекраснейшая из муз! 

О ты, шальное исчадие ночи белой!

Ты черную насылаешь метель на Русь, 

И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы. 

 

И мы шарахаемся и глухое: ох! —  Стотысячное — тебе присягает: Анна 

Ахматова! Это имя — огромный вздох,

И в глубь он падает, которая безымянна. 

 

Мы коронованы тем, что одну с тобой 

Мы землю топчем, что небо над нами — то же! И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,  Уже бессмертным на смертное сходит ложе. 

 

В певучем граде моем купола горят, 

И Спаса светлого славит слепец бродячий…  И я дарю тебе свой колокольный град, — Ахматова! — и сердце свое в придачу.

 

Сергей Александрович Есенин

 

 

 

 

Сергей Александрович Есенин- русский поэт, представитель новокрестьянской поэзии и лирики, а в более позднем периоде творчества — имажинизма, хотя его творчество не вмещается в рамки какого-то направления. Выходец из крестьянской семьи, рожденный на Рязанщине в селе Константиново, он будет жить и в Москве, и в Петербурге, побывает в Германии, Бельгии, США. Но вернётся домой, в Россию, потому что его чувство любви к ней было искренним и неподкупным. 

«Россия. Какое красивое слово! И роса, и сила, и синее что-то», - признавался поэт. Любил по-детски наивно, не выучив ни одного иностранного языка. «Кому угодно разговаривать с русским поэтом Сергеем Есениным, пусть выучит для этого русский язык», - высокомерно и смешно заявлял Есенин. Он любил свою землю доселе неведомой, необыкновенной любовью, и сумел оставить нам после своей короткой жизни поэтическую исповедь, пронизанную вековым опытом народа, раскрывшимся в его душе.

Не все понял и не все принял в советской действительности поэт, и когда в его кристально чистом, как хрусталь, чувстве Родины появилось муть, сердце не выдержало. Разлад с действительностью, а главное – с собой – оказался роковым. Поэт потерял ориентиры: «стремясь догнать стальную рать, / Скольжу и падаю другою».

 

                                                «Мне осталась одна забава»

 

Мне осталась одна забава:

Пальцы в рот и веселый свист. Прокатилась дурная слава,

Что похабник я и скандалист.

Ах! какая смешная потеря!

Много в жизни смешных потерь.

Стыдно мне, что я в Бога верил.

Горько мне, что не верю теперь.

Золотые, далекие дали!

Все сжигает житейская мреть. И похабничал я и скандалил

Для того, чтобы ярче гореть. Дар поэта — ласкать и карябать, Роковая на нем печать.

Розу белую с черною жабой Я хотел на земле повенчать.

Пусть не сладились, пусть не сбылись Эти помыслы розовых дней. Но коль черти в душе гнездились — Значит, ангелы жили в ней.

Вот за это веселие мути,

Отправляясь с ней в край иной,

Я хочу при последней минуте Попросить тех, кто будет со мной,— Чтоб за все за грехи мои тяжкие,

За неверие в благодать

Положили меня в русской рубашке Под иконами умирать.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=og8NAT3y-oI

 

  

1.      В какой строфе, на ваш взгяд,  выражено именно есенинское поэтическое кредо?

2.      Зачем ему такие крайности?

3.      Процитируйте строки, в которых еще раз «вызвенело» чувство Родины.

4.      Пытается ли лирический герой (читай - Есенин) «обелить» себя? Простительно ли это, по его логике, поэту?

5.      Найдите противопоставления в стихотворении: «черти» - «ангелы»… Продолжите.

6.      Посмотрите на словесную ткань стихотворения. Попробуйте сгруппировать лексические пласты. Сделайте вывод, зачем Есенин в своих стихах использует такое смешение?

7.      Закончите фразу: «Лирика Есенина – это исповедь…».

 

Это интересно И. И. Шнейдер из книги «Встречи с Есениным»   Он трудился над стихом много, но это не значит, что мучительно долго писал, черкал и перечеркивал строки. Бывало и так, но чаще он долго вынашивал стихотворение, вернее, не стихи, а самую мысль. И в голове же стихи складывались в почти законченную форму. Поэтому, наверно, так легко и ложились они потом на бумагу. Я не помню точно его слов, сказанных по этому поводу, но смысл их был таким: «Пишу, говорят, без помарок… Бывают и помарки. А пишу не пером. Пером только отделываю потом…»

 

МУЗЫКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. 

 

СПАСИТЕЛЬНАЯ И ОБЛАГОРАЖИВАЮЩАЯ РОЛЬ МУЗЫКИ В ПРОИЗВЕНИЕЯХ Л. Н. ТОЛСТОГО, В. Г. КОРОЛЕНКО И А. И. КУПРИНА

 

Лев Николаевич Толстой

 

 

Худ. И. Н. Крамской

1828 - 1910

 

Лев Николаевич был воспитан в атмосфере культа музыки. В доме играли и пели почти все: мать и отец, многочисленные гости, братья и сестры, крестьяне, шумная дворня. Ему нравилась музыка с ясной и чистой мелодией. Лев Николаевич очень любил русскую, да и всякую народную музыку. Любил балалайку, гитару, даже (издали) гармонику. Любил цыганские песни. Будучи молодым повесой, даже перевез в родовое поместье, Ясную Поляну, целый цыганский табор. Песни, романсы, кутежи до утра. Цыгане поселились в оранжерее, которую построил его дед Волконский, и с удовольствием ели оранжерейные персики, предназначенные на продажу. 

И все же основные "музыкальные трансформации" личности Л. Н. Толстого, нашедшие свое воплощение в творчестве, так или иначе связаны с академической музыкой, и в особенности с именем Л. Бетховена. Слушая в исполнении мамы "Патетическую" сонату, семилетний Лёва замирал неподвижно, ощущая, по его собственным словам, "чувство сладкое и тревожное". 

В семейном доме Толстого гостями были Рубинштейн, Чайковский, Танеев, Стасов, Гольденвейзер, Римский-Корсаков.

Часто, сидя за роялем и музицируя, граф размышлял над новыми сюжетами и судьбами своих героев. "Вот из зала доносятся звуки тихих аккордов - вспоминал сын писателя Лев Львович, - это отец сел за фортепиано, обдумывая что-нибудь назавтра для своего романа." Музыка в произведениях Толстого является одним из средств психологического анализа. Она позволяет писателю передать смену мыслей и настроений героя. 

 

«Война и мир»

 

В «Войне и мире» отношение героев к музыке характеризует их: чуткость, одарённость и восприимчивость Наташи Ростовой и благородство, рождение новых чувств Андрея Болконского.  Именно музыка помогает князю Андрею осознать любовь к Наташе.

 

Отрывок

 

 

 

Рисунок Нади Рушевой

 

Том 2. Часть 1. Глава XV

 

            Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было нетрудно, но приехать одному домой, увидать сестер, брата мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.

Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа, в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов, с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд и, хлопая по ним своими коротенькими пальчиками, брал аккорды и, закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.

Волшебница, скажи, какая сила

Влечет меня к покинутым струнам;

Какой огонь ты в сердце заронила,

Какой восторг разлился по перстам! 

—пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми черными глазами.

— Прекрасно! отлично! — кричала Наташа. — Еще другой куплет, — говорила она, не замечая Николая.

«У них все то же», — подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать со старушкой.

— А! вот и Николенька! — Наташа подбежала к нему.

— Папенька дома? — спросил он.

— Как я рада, что ты приехал! — не отвечая, сказала Наташа. — Нам так весело!

Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?

— Нет, еще не приезжал папа, — сказала Соня.

— Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок, — сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы все слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.

- Ну, хорошо, хорошо, — закричал Денисов, — теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.

Графиня оглянулась на молчаливого сына.

— Что с тобой? — спросила мать у Николая.

— Ах, ничего, — сказал он, как будто ему уже надоел этот все один и тот же вопрос. — Папенька скоро приедет?

— Я думаю.

«У них все то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?» — подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.

Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.

Николай стал ходить взад и вперед по комнате.

«И вот охота заставлять ее петь! Что она может петь? И ничего тут нет веселого», — думал Николай.

Соня взяла первый аккорд прелюдии.

«Боже мой, я бесчестный, я погибший человек. Пулю в лоб — одно, что остается, а не петь, — подумал он. — Уйти? но куда же? Все равно, пускай поют!»

Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.

«Николенька, что с вами?» — спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что-нибудь случилось с ним.

Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой было так весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. «Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю», — почувствовала она и сказала себе: «Нет, я, верно, ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я».

— Ну, Соня, — сказала она и вышла на самую середину зала, где, по ее мнению, лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно-повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась посередине комнаты и остановилась.

«Вот она я!» — как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.

«И чему она радуется! — подумал Николай, глядя на сестру. — И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.

Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по-детски, уж не было в ее пении этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки-судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», — говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки-судьи ничего не говорили и только наслаждались этим необработанным голосом, и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственность, нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пения, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.

«Что ж это такое? — подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. — Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» — подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и все в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto…[2] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! — думал Николай. — Все это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба и честь, — все это вздор… а вот оно — настоящее… Ну, Наташа, ну, голубчик! ну, матушка!.. Как она этот si возьмет… Взяла? Слава богу! — И он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. — Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял?

как счастливо!» — подумал он.

О, как задрожала эта терция и как тронулось что-то лучшее, что было в душе Ростова. И это что-то было независимо от всего в мире и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!.. Все вздор! Можно зарезать, украсть и все-таки быть счастливым…

 

Глава XVI

 

Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркаролу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.

 

 

1.      Составьте план устного сообщения «Музыка в семье Ростовых»

2.      Опишите  выглядит Наташа в момент пения? Какую её особенность подмечает Толстой?

3.      Процитируйте, как описывает Толстой голос Наташи. Главное достоинство её пения?

4.      Перескажите, что чувствует Николай в момент пения сестры? Какой душевный переворот совершила музыка? Почему  состояние счастья нахлынуло на Николая?

5.      Расскажите, доводилось ли вам испытывать прилив каких-то чувств от музыкальных произведений? Можете рассказать о них?

 

 

 

Владимир Галактионович Короленко

 

 

Репин И. И. Портрет В. Г. Короленко. 1912 г.

 

1853 – 1921

 

Владимир Галактионович Короленко — российский и украинский писатель, журналист, публицист, общественный деятель, заслуживший признание своей правозащитной деятельностью как в годы царской власти, так и в период Гражданской войны и советской власти. Короленко был связан с революционным движением, за что неоднократно подвергался арестам и ссылкам. При большевиках заступался за арестованных людей и критиковал массовые репрессии со стороны ВЧК. Значительная часть литературных произведений писателя навеяна впечатлениями о проведённом на юге России детстве и ссылкой в Сибирь. 

В 1900 году Короленко наряду с Львом Толстым, Антоном Чеховым, Владимиром Соловьёвым и Петром Боборыкиным был избран почётным академиком Петербургской академии наук по разряду изящной словесности, но в 1902 году сложил с себя звание академика в знак протеста против исключения из рядов академиков Максима Горького. После свержения монархии Российская академия наук в 1918 году избрала Короленко почётным академиком повторно.

Современники высоко ценили Короленко не только как писателя, но и как человека и как общественного деятеля. Обычно сдержанный И. Бунин сказал о нём: «Радуешься тому, что он живёт и здравствует среди нас, как какой-то титан, которого не могут коснуться все те отрицательные явления, которыми так богата наша нынешняя литература и жизнь. Когда жил Л. Н. Толстой, мне лично не страшно было за всё то, что творилось в русской литературе. Теперь я тоже никого и ничего не боюсь: ведь жив прекрасный, непорочный Владимир Галактионович Короленко». А. Луначарский после Февральской революции высказал мнение, что именно Короленко следовало бы стать президентом российской республики. У М. Горького Короленко вызывал чувство «непоколебимого доверия». Горький писал: «Я был дружен со многими литераторами, но ни один из них не мог мне внушить того чувства уважения, которое внушил Владимир Галактионович с первой моей встречи с ним. Он был моим учителем недолго, но он был им, и это моя гордость по сей день». А. Чехов отзывался о Короленко так: «Я готов поклясться, что

Короленко очень хороший человек. Идти не только рядом, но даже за этим парнем — весело». 

 

«Слепой музыкант»

 

  

Кадр из кинофильма «Слепой музыкант», 1960 г., режиссёр Татьяна Лукашевич

 

Этюд

От автора

 

Чувствую, что пересмотр и дополнения в повести, выдержавшей уже несколько изданий, являются неожиданными и требуют некоторого объяснения. Основной психологический мотив этюда составляет инстинктивное, органическое влечение к свету. Отсюда душевный кризис моего героя и его разрешение. И в устных, и в печатных критических замечаниях мне приходилось встречать возражение, повидимому, очень основательное: по мнению возражающих, этот мотив отсутствует у слепорожденных, которые никогда не видели света и потому не должны чувствовать лишения в том, чего совсем не знают. Это соображение мне не кажется правильным: мы никогда не летали, как птицы, однако, все знают, как долго ощущение полета сопровождает детские и юношеские сны. Должен, однако, признаться, что этот мотив вошел в мою работу, как априорный, подсказанный лишь воображением. Только уже несколько лет спустя после того, как мой этюд стал выходить в отдельных изданиях, счастливый случай доставил мне во время одной из моих экскурсий возможность прямого наблюдения. Фигуры двух звонарей (слепой и слепорожденный), которые читатель найдет в гл. VI, разница их настроений, сцена с детьми, слова Егора о снах — все это я занес в свою записную книжку прямо с натуры, на вышке колокольни Саровского монастыря Тамбовской епархии, где оба слепые звонаря, быть может, и теперь еще водят посетителей на колокольню. С тех пор этот эпизод, — по моему мнению, решающий в указанном вопросе, — лежал на моей совести при каждом новом издании моего этюда, и только трудность браться снова за старую тему мешала мне ввести его раньше. Теперь он составил самую существенную часть добавлений, вошедших в это издание. Остальное явилось попутно, так как, — раз тронув прежнюю тему, — я уже не мог ограничиться механической вставкой, и работа воображения, попавшего в прежнюю колею, естественно отразилась и на прилегающих частях повести. 25 февраля 1898 г. 

 

Г Л А В А П Е Р В А Я

I

Ребенок родился в богатой семье Юго-западного края, в глухую полночь. Молодая мать лежала в глубоком забытьи, но, когда в комнате раздался первый крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми глазами в своей постели. Ее губы шептали что-то, и на бледном лице с мягкими, почти детскими еще чертами, появилась гримаса нетерпеливого страдания, как у балованного ребенка, испытывающего непривычное горе. Бабка наклонилась ухом к ее что-то тихо шептавшим губам. 

— Отчего... отчего это он? — спрашивала больная едва слышно. Бабка не поняла вопроса. Ребенок опять закричал. По лицу больной пробежало отражение острого страдания, и из закрытых глаз скользнула крупная слеза. 

— Отчего, отчего? — по-прежнему тихо шептали ее губы. 

На этот раз бабка поняла вопрос и спокойно ответила: 

— Вы спрашиваете, отчего ребенок плачет? Это всегда так бывает, успокойтесь. Но мать не могла успокоиться. Она вздрагивала каждый раз при новом крике ребенка и все повторяла с гневным нетерпением:

 — Отчего... так... так ужасно?

 Бабка не слыхала в крике ребенка ничего особенного и, видя, что мать говорит точно в смутном забытьи и, вероятно, просто бредит, оставила ее и занялась ребенком. 

Юная мать смолкла, и только по временам какое-то тяжелое страдание, которое не могло прорваться наружу движением или словами, выдавливало из ее глаз крупные слезы. Они просачивались сквозь густые ресницы и тихо катились по бледным, как мрамор, щекам.

 Быть может, сердце матери почуяло, что вместе с новорожденным ребенком явилось на свет темное, неисходное горе, которое нависло над колыбелью, чтобы сопровождать новую жизнь до самой могилы.

 Может быть, впрочем, что это был и действительный бред. Как бы то ни было, ребенок родился слепым…

 

Весь текст здесь:

https://ilibrary.ru/text/2402/p.1/index.html

https://akniga.org/korolenko-vg-slepoy-muzykant

  https://my.mail.ru/mail/znn1955/video/728/47934.html

1.      Перескажите сюжет повести.

2.      Какие проблемы встают перед родными и близкими людьми новорожденного слепого малыша? Назовите их.

3.      Почему обострились страдания в душе Петруся после встречи со звонарем? Что он почувствовал?

 

Глава шестая

VIII

Подошла весна. Верстах в шестидесяти от усадьбы Попельских в сторону, противоположную от Ставрученков, в небольшом городишке, была чудотворная католическая икона. Знатоки дела определили с полною точностью ее чудодейственную силу: всякий, кто приходил к иконе в день ее праздника пешком, пользовался «двадцатью днями отпущения», то есть все его беззакония, совершенные в течение двадцати дней, должны были идти на том свете насмарку. Поэтому каждый год, ранней весной, в известный день небольшой городок оживлялся и становился неузнаваем. Старая церковка принаряжалась к своему празднику первою зеленью и первыми весенними цветами, над городом стоял радостный звон колокола, грохотали «брички» панов, и богомольцы располагались густыми толпами по улицам, на площадях и даже далеко в поле. Тут были не одни католики. Слава N-ской иконы гремела далеко, и к ней приходили также недугующие и огорченные православные, преимущественно из городского класса.

 В самый день праздника по обе стороны «каплицы» народ вытянулся по дороге несметною пестрою вереницей. Тому, кто посмотрел бы на это зрелище с вершины одного из холмов, окружавших местечко, могло бы показаться, что это гигантский зверь растянулся по дороге около часовни и лежит тут неподвижно, по временам только пошевеливая матовою чешуей разных цветов. По обеим сторонам занятой народом дороги в два ряда вытянулось целое полчище нищих, протягивавших руки за подаянием.

 Максим на своих костылях и рядом с ним Петр об руку с Иохимом тихо двигались вдоль улицы, которая вела к выходу в поле. 

Говор многоголосной толпы, выкрикивание евреев-факторов, стук экипажей, — весь этот грохот, катившийся какою-то гигантскою волной, остался сзади, сливаясь в одно беспрерывное, колыхавшееся, подобно волне, рокотание. Но и здесь, хотя толпа была реже, все же то и дело слышался топот пешеходов, шуршание колес, людской говор. Целый обоз чумаков выезжал со стороны поля и, поскрипывая, грузно сворачивал в ближайший переулок.

 Петр рассеянно прислушивался к этому живому шуму, послушно следуя за Максимом; он то и дело запахивал пальто, так как было холодно, и продолжал на ходу ворочать в голове свои тяжелые мысли.

 Но вдруг, среди этой эгоистической сосредоточенности, что-то поразило его внимание так сильно, что он вздрогнул и внезапно остановился. 

Последние ряды городских зданий кончились здесь, и широкая трактовая дорога входила в город среди заборов и пустырей. У самого выхода в поле благочестивые руки воздвигли когда-то каменный столб с иконой и фонарем, который, впрочем, скрипел только вверху от ветра, но никогда не зажигался. У самого подножия этого столба расположились кучкой слепые нищие, оттертые своими зрячими конкурентами с более выгодных мест. Они сидели с деревянными чашками в руках и по временам кто-нибудь затягивал жалобую песню: 

— Под-дайте слипеньким... ра-а-ди Христа..

 День был холодный, нищие сидели здесь с утра, открытые свежему ветру, налетавшему с поля. Они не могли двигаться среди этой толпы, чтобы согреться, и в их голосах, тянувших по очереди унылую песню, слышалась безотчетная жалоба физического страдания и полной беспомощности. Первые ноты слышались еще довольно отчетливо, но затем из сдавленных грудей вырывался только жалобный ропот, замиравший тихою дрожью озноба. Тем не менее, даже последние, самые тихие звуки песни, почти терявшиеся среди уличного шума, достигая человеческого слуха, поражали всякого громадностью заключенного в них непосредственного страдания.

 Петр остановился, и его лицо исказилось, точно какой-то слуховой призрак явился перед ним в виде этого страдальческого вопля.

 — Что же ты испугался? — спросил Максим. — Это те самые счастливцы, которым ты недавно завидовал, — слепые нищие, которые просят здесь милостыню... Им немного холодно, конечно. Но ведь от этого, по-твоему, им только лучше.

 — Уйдем! — сказал Петр, хватая его за руку.

 — А, ты хочешь уйти! У тебя в душе не найдется другого побуждения при виде чужих страданий! Постой, я хочу поговорить с тобой серьезно и рад, что это будет именно здесь. Ты вот сердишься, что времена изменились, что теперь слепых не рубят в ночных сечах, как Юрка-бандуриста; ты досадуешь, что тебе некого проклинать, как Егору, а сам проклинаешь в душе своих близких за то, что они отняли у тебя счастливую долю этих слепых. Клянусь честью, ты, может быть, прав! Да, клянусь честью старого солдата, всякий человек имеет право располагать своей судьбой, а ты уже человек. Слушай же теперь, что я скажу тебе: если ты захочешь исправить нашу ошибку, если ты швырнешь судьбе в глаза все преимущества, которыми жизнь окружила тебя с колыбели, и захочешь испытать участь вот этих несчастных... я, Максим Яценко, обещаю тебе свое уважение, помощь и содействие... Слышишь ты меня, Петр Яценко? Я был немногим старше тебя, когда понес свою голову в огонь и сечу... Обо мне тоже плакала мать, как будет плакать о тебе. Но, чорт возьми! я полагаю, что был в своем праве, как и ты теперь в своем!.. Раз в жизни к каждому человеку приходит судьба и говорит: выбирай! Итак, тебе стоит захотеть... Хведор Кандыба, ты здесь? — крикнул он по направлению к слепым.

 Один голос отделился от скрипучего хора и ответил: 

— Тут я... Это вы кличете, Максим Михайлович?

 — Я! Приходи через неделю, куда я сказал.

 — Приду, паночку. — И голос слепца опять примкнул к хору.

 — Вот, ты увидишь человека, — сказал, сверкая глазами, Максим, — который вправе роптать на судьбу и на людей. Поучись у него переносить свою долю... А ты...

 — Пойдем, паничу, — сказал Иохим, кидая на старика сердитый взгляд. 

— Нет, постой! — гневно крикнул Максим. — Никто еще не прошел мимо слепых, не кинув им хоть пятака. Неужели ты убежишь, не сделав даже этого? Ты умеешь только кощунствовать со своею сытою завистью к чужому голоду!..

 Петр поднял голову, точно от удара кнутом. Вынув из кармана свой кошелек, он пошел по направлению к слепым. Нащупав палкою переднего, он разыскал рукой деревянную чашку с медью и бережно положил туда свои деньги. Несколько прохожих остановились и смотрели с удивлением на богато одетого и красивого панича, который ощупью подавал милостыню слепому, принимавшему ее также ощупью.

 Между тем Максим круто повернулся и заковылял по улице. Его лицо было красно, глаза горели... С ним была, очевидно, одна из тех вспышек, которые были хорошо известны всем, знавшим его в молодости. И теперь это был уже не педагог, взвешивающий каждое слово, а страстный человек, давший волю гневному чувству. Только кинув искоса взгляд на Петра, старик как будто смягчился. Петр был бледен, как бумага, но брови его были слоты, а лицо глубоко взволновано.

 Холодный ветер взметал за ними пыль на улицах местечка. Сзади, среди слепых поднялся говор и ссоры из-за данных Петром денег...

 

1.      Эпизод «Чего ты испугался?»  Школа Максима Яценко. Почему дядя так жёстко разговаривает с племянником? В чём обвиняет Петра?

2.      Этот эпизод кульминационный /наиболее значимый и, следовательно, наиболее напряженный/ в развитии сюжета. Как дальше пойдёт развитие сюжета?

3.      Что происходит с Петрусем после долгого странствования?

4.      Какова роль музыки в становлении личности Петруся?

5.      Какие черты характера героя в финале произведения вызывают восхищение?

6.      Запишите развёрнутый ответ на вопрос: что помогло Петру вернуться к полноценной жизни?

 

 

 

Александр Иванович Куприн

 

 

 

1870 – 1938

Перед тем, как стать писателем, Александр Иванович Куприн успел освоить множество профессий. 

После окончания Александровского военного училища Александр Куприн отправился на службу в пехотный полк. Быт русских офицеров, их взаимоотношения, принципы долга и чести, некая отстраненность от общества – всё это дало богатый материал для будущей литературной карьеры. 

После выхода в отставку писатель переехал в Киев. Отсутствие профессии привело к бедности и скитаниям, которые продлились семь лет и в конце привели в Петербург. Именно за это время он получил колоссальный опыт. Кем он только не был: пробовал себя в роли актера, борца в цирке, мелкого журналиста, учителя, землемера, псаломщика, рыбака, работал на заводах и в различных конторах, в рекламном агентстве. Всего не перечесть! Всего же за свою жизнь Куприн сменил около 20 (!) профессий.

Ему все было интересно, и каждый раз хотелось попробовать себя в новом деле. В результате накопилось столько идей, образов и сюжетов для будущих произведений!

 

«Гранатовый браслет»

Текст здесь:

 

https://ilibrary.ru/text/1022/p.13/index.html

              https://my.mail.ru/list/kelberg/video/_vfavorites/3877.html

1.      Что является эпиграфом к рассказу?

2.      Послушаем и мы отрывок из Largo appassionato. Слушая, запишите ваши ощущения, чувства. 

    https://www.youtube.com/watch?v=gB88JnCpfno

 

3.      Почему Куприн «заставляет» читателей слушать эту музыку перед чтением рассказа?

 

X I

Княгиня Вера Николаевна никогда не читала газет, потому что, во-первых, они ей пачкали руки, а во-вторых, она никогда не могла разобраться в том языке, которым нынче пишут.

Но судьба заставила ее развернуть как раз тот лист и натолкнуться на тот столбец, где было напечатано:

«Загадочная смерть. Вчера вечером, около семи часов, покончил жизнь самоубийством чиновник контрольной палаты Г. С. Желтков. Судя по данным следствия, смерть покойного произошла по причине растраты казенных денег. Так, по крайней мере, самоубийца упоминает в своем письме. Ввиду того что показаниями свидетелей установлена в этом акте его личная воля, решено не отправлять труп в анатомический театр». 

Вера думала про себя: 

«Почему я это предчувствовала? Именно этот трагический исход? И что это было:

любовь или сумасшествие?» Целый день она ходила по цветнику и по фруктовому саду. Беспокойство, которое росло в ней с минуты на минуту, как будто не давало ей сидеть на месте. И все ее мысли были прикованы к тому неведомому человеку, которого она никогда не видела и вряд ли когда-нибудь увидит, к этому смешному Пе Пе Же. 

«Почем знать, может быть, твой жизненный путь пересекла настоящая, самоотверженная, истинная любовь», — вспомнились ей слова Аносова. В шесть часов пришел почтальон. На этот раз Вера Николаевна узнала почерк Желткова и с нежностью, которой она в себе не ожидала, развернула письмо. 

Желтков писал так: 

«Я не виноват, Вера Николаевна, что богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам. Случилось так, что меня не интересует в жизни ничто: ни политика, ни наука, ни философия, ни забота о будущем счастье людей — для меня вся жизнь заключается только в Вас. Я теперь чувствую, что каким-то неудобным клином врезался в Вашу жизнь. Если можете, простите меня за это. Сегодня я уезжаю и никогда не вернусь, и ничто Вам обо мне не напомнит. Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я проверял себя — это не болезнь, не маниакальная идея — это любовь, которою богу было угодно за что-то меня вознаградить. Пусть я был смешон в Ваших глазах и в глазах Вашего брата, Николая Николаевича. Уходя, я в восторге говорю: „Да святится имя Твое“. Восемь лет тому назад я увидел вас в цирке в ложе, и тогда же в первую секунду я сказал себе: я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет ничего лучше, нет ни зверя, ни растения, ни звезды, ни человека прекраснее Вас и нежнее. В Вас как будто бы воплотилась вся красота земли... Подумайте, что мне нужно было делать? Убежать в другой город? Все равно сердце было всегда около Вас, у Ваших ног, каждое мгновение дня заполнено Вами, мыслью о Вас, мечтами о Вас... сладким бредом. Я очень стыжусь и мысленно краснею за мой дурацкий браслет, — ну, что же? — ошибка. Воображаю, какое он впечатление произвел на Ваших гостей. Через десять минут я уеду, я успею только наклеить марку и опустить письмо в почтовый ящик, чтобы не поручать этого никому другому. Вы это письмо сожгите. Я вот сейчас затопил печку и сжигаю все самое дорогое, что было у меня в жизни: ваш платок, который, я признаюсь, украл. Вы его забыли на стуле на балу в Благородном собрании. Вашу записку, — о, как я ее целовал, — ею Вы запретили мне писать Вам. Программу художественной выставки, которую Вы однажды держали в руке и потом забыли на стуле при выходе... Кончено. Я все отрезал, но все-таки думаю и даже уверен, что Вы обо мне вспомните. Если Вы обо мне вспомните, то... я знаю, что Вы очень музыкальны, я Вас видел чаще всего на бетховенских квартетах, — так вот, если Вы обо мне вспомните, то сыграйте или прикажите сыграть сонату D-dur № 2, op. 2. Я не знаю, как мне кончить письмо. От глубины души благодарю Вас за то, что Вы были моей единственной радостью в жизни, единственным утешением, единой мыслью. Дай бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу. Целую Ваши руки.  Г. С. Ж.».

Она пришла к мужу с покрасневшими от слез глазами и вздутыми губами и, показав письмо, сказала: — Я ничего от тебя не хочу скрывать, но я чувствую, что в нашу жизнь вмешалось что-то ужасное. Вероятно, вы с Николаем Николаевичем сделали чтонибудь не так, как нужно…

 

X I I

Вера Николаевна оставила свой экипаж за две улицы до Лютеранской. Она без большого труда нашла квартиру Желткова. Навстречу ей вышла сероглазая старая женщина, очень полная, в серебряных очках, и так же, как вчера, спросила: 

— Кого вам угодно?

— Господина Желткова, — сказала княгиня. Должно быть, ее костюм — шляпа, перчатки — и несколько властный тон произвели на хозяйку квартиры большое впечатление. Она разговорилась. 

— Пожалуйста, пожалуйста, вот первая дверь налево, а там... сейчас... Он так скоро ушел от нас. Ну, скажем, растрата. Сказал бы мне об этом. Вы знаете, какие наши капиталы, когда отдаешь квартиры внаем холостякам. Но какие-нибудь шестьсот — семьсот рублей я бы могла собрать и внести за него. Если бы вы знали, что это был за чудный человек, пани. Восемь лет я его держала на квартире, и он казался мне совсем не квартирантом, а родным сыном. Тут же в передней был стул, и Вера опустилась на него. 

— Я друг вашего покойного квартиранта, — сказала она, подбирая каждое слово к слову. 

— Расскажите мне что-нибудь о последних минутах его жизни, о том, что он делал и что говорил.

— Пани, к нам пришли два господина и очень долго разговаривали. Потом он объяснил, что ему предлагали место управляющего в экономии. Потом пан Ежий побежал до телефона и вернулся такой веселый. Затем эти два господина ушли, а он сел и стал писать письмо. Потом пошел и опустил письмо в ящик, а потом мы слышим, будто бы из детского пистолета выстрелили. Мы никакого внимания не обратили. В семь часов он всегда пил чай. Лукерья — прислуга — приходит и стучится, он не отвечает, потом еще раз, еще раз. И вот должны были взломать дверь, а он уже мертвый.

— Расскажите мне что-нибудь о браслете, — приказала Вера Николаевна. 

— Ах, ах, ах, браслет — я и забыла. Почему вы знаете? Он, перед тем как написать письмо, пришел ко мне и сказал: «Вы католичка?» Я говорю: «Католичка». Тогда он говорит: «У вас есть милый обычай — так он и сказал: милый обычай — вешать на изображение матки боски кольца, ожерелья, подарки. Так вот исполните мою просьбу: вы можете этот браслет повесить на икону?» Я ему обещала это сделать — Вы мне его покажете? — спросила Вера.

— Про́шу, про́шу, пани. Вот его первая дверь налево. Его хотели сегодня отвезти в анатомический театр, но у него есть брат, так он упросил, чтобы его похоронить похристианску. Про́шу, про́шу. 

Вера собралась с силами и открыла дверь. В комнате пахло ладаном и горели три восковых свечи. Наискось комнаты лежал на столе Желтков. Голова его покоилась очень низко, точно нарочно ему, трупу, которому все равно, подсунули маленькую мягкую подушку. Глубокая важность была в его закрытых глазах, и губы улыбались блаженно и безмятежно, как будто бы он перед расставаньем с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю человеческую его жизнь. Она вспомнила, что то же самое умиротворенное выражение она видела на масках великих страдальцев — Пушкина и Наполеона.

— Если прикажете, пани, я уйду? — спросила старая женщина, и в ее тоне послышалось что-то чрезвычайно интимное.

— Да, я потом вас позову, — сказала Вера и сейчас же вынула из маленького бокового кармана кофточки большую красную розу, подняла немного вверх левой рукой голову трупа, а правой рукой положила ему под шею цветок. В эту секунду она поняла, что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее. Она вспомнила слова генерала Аносова о вечной исключительной любви — почти пророческие слова. И, раздвинув в обе стороны волосы на лбу мертвеца, она крепко сжала руками его виски и поцеловала его в холодный, влажный лоб долгим дружеским поцелуем. 

Когда она уходила, то хозяйка квартиры обратилась к ней льстивым польским тоном:

— Пани, я вижу, что вы не как все другие, не из любопытства только. Покойный пан Желтков перед смертью сказал мне: «Если случится, что я умру и придет поглядеть на меня какая-нибудь дама, то скажите ей, что у Бетховена самое лучшее произведение...» — он даже нарочно записал мне это. Вот поглядите...

— Покажите, — сказала Вера Николаевна и вдруг заплакала. — Извините меня, это впечатление смерти так тяжело, что я не могу удержаться. И она прочла слова, написанные знакомым почерком: «L. van Beethoven. Son. № 2, op. 2. Largo Appassionato».

 

1.      Почему Вера заплакала? Только ли «впечатление смерти» повлияло на неё?

2.      Какие слова генерала Аносова она вспоминает? 

 

X I I I

Вера Николаевна вернулась домой поздно вечером и была рада, что не застала дома ни мужа, ни брата. Зато ее дожидалась пианистка Женни Рейтер, и, взволнованная тем, что она видела и слышала, Вера кинулась к ней и, целуя ее прекрасные большие руки, закричала:

— Женни, милая, прошу тебя, сыграй для меня что-нибудь, — и сейчас же вышла из комнаты в цветник и села на скамейку. 

Она почти ни одной секунды не сомневалась в том, что Женни сыграет то самое место из Второй сонаты, о котором просил этот мертвец с смешной фамилией Желтков. Так оно и было. Она узнала с первых аккордов это исключительное, единственное по глубине произведение. И душа ее как будто бы раздвоилась. Она единовременно думала о том, что мимо нее прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в тысячу лет. Вспомнила слова генерала Аносова и спросила себя: почему этот человек заставил ее слушать именно это бетховенское произведение, и еще против ее желания? И в уме ее слагались слова. Они так совпадали в ее мысли с музыкой, что это были как будто бы куплеты, которые кончались словами: «Да святится имя Твое». 

«Вот сейчас я вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни упрека, ни боли самолюбия я не знал. Я перед тобою — одна молитва: „Да святится имя Твое“. 

Да, я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно расстаться телу с душой, но, Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и тихая любовь. „Да святится имя Твое“. 

Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой, прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было богу и судьбе. „Да святится имя Твое“. 

В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: „Да святится имя Твое“.

Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою — слава Тебе.

Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю — слава Тебе!..» 

Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и плакала. Дерево мягко сотрясалось. Налетел легкий ветер и, точно сочувствуя ей, зашелестел листьями. Острее запахли звезды табака... И в это время удивительная музыка, будто бы подчиняясь ее горю, продолжала:

«Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко, сладко, сладко». 

Женни Рейтер вышла из комнаты, уже кончив играть, и увидала княгиню Веру, сидящую на скамейке всю в слезах.

— Что с тобой? — спросила пианистка. 

Вера, с глазами, блестящими от слез, беспокойно, взволнованно стала целовать ей лицо, губы, глаза и говорила: — Нет, нет, — он меня простил теперь. Все хорошо.

 

 

1.      Что значат эти слёзы для Веры?

2.      Почему так гармонично влились в чувства и думы Веры Николаевны белыми стихами чувства и думы влюбленного человека?

3.      Почему эти стихи так напоминают слова молитвы?

4.      Что заставило Веру сказать: «Нет, нет, теперь он простил меня. Всё хорошо»?  

 

Александр Степанович Грин

 

 

 

1880 – 1932

 

Александр Грин (настоящее имя Александр Степанович Гриневский)— русский писатель-прозаик и поэт. Он проработал в русской литературе четверть века, оставил после себя романы, повести, несколько сотен рассказов, стихи, басни, юморески. «Знаю, что мое настоящее будет всегда звучать и сердцах людей», — говорил он. Предвидение Грина сбылось. Он один из самых любимых писателей нашей молодежи.

Непримиримые к фальши книги его полны огромной и требовательно-строгой любви к людям. Грин — наш друг, наставник, добрый советчик.

            Грин открыто дидактичен, то есть его произведения основаны на ясной системе ценностей и предлагают читателю принять и разделить с автором эти идеалы. Общепризнано, что Грин — романтик.  Трудный выбор и последствия сделанного выбора — одна из важных тем у Грина. Его цель — показать, как органичны для человека добро, любовь и сострадание, и как разрушительны зло, жестокость, отчуждение. Грин — моралиста, талантливый защитник традиционных для русской литературы гуманистических нравственных идеалов. 

 

«Чёрный алмаз»

 

I

Ягдин сидел в холодной губернаторской приемной на жестком стуле, с прямой, как стена, спинкой, и ждал очереди. Прошло около двадцати минут, как секретарь доложил о нем, но из-за высокой белой двери кабинета все еще проникало в приемную монотонное глухое бормотанье. Там кто-то засел крепко. Ягдин томился, рассматривая других посетителей, вздыхавших, как в церкви. Тут был купец старообрядческой складки, почтмейстер, выгнанный за пьянство, начисто выбритый, в нестерпимо блестящих сапогах, но еще с блеском похмельной ошеломленности в красных глазах; сухая дама с лорнеткой и рыжим боа да отставной военный, дремавший в углу старикашка, такой пушисто-белый и дряхлый, что вид его вызывал незлобную улыбку. Ягдин пришел пятым. «Если меня по очереди введут — плохой знак, — думал он, стараясь решить, подействует ли визитная карточка знаменитого скрипача Ягдина на сибирского

губернатора. — Не мог же он не слыхать обо мне, газеты ведь читает, я думаю? Мог бы принять без очереди. А вдруг захочет «выдержать стиль», «осадить» ...  Есть ведь такие, что приди к ним сам Лев Толстой с Рафаэлем и, скажем, Бахом, так все равно будут выдерживать часами в приемной, а сам в замочную скважину поглядит: «Что, голубчики, нарвались?» И это бы еще...»

Не успела мысль его от упомянутых великих людей перейти к себе, с глухой, но самолюбиво-высокой оценкой своего дарования, как дверь скрипнула, открылась, и из нее по диагонали приемной, не смотря ни на кого, направился к выходу толстейший, идололицый мужчина в сапогах бутылками, распространяя запах помады; пол шумно скрипел под толстяком. «Местный Крез, надо полагать», — решил Ягдин. Молоденький завитой куколка-секретарь вышел из кабинета, обвел публику томными бараньими глазами и, сложив губы в трубочку, галантно осклабился перед Ягдиным с полупоклоном, не то официальным, не то паркетным.

— Мсье Ягдин, их превосходительство к вашим услугам.

«Ну, вот, знают, чувствуют, ценят», — удовлетворенно подумал Ягдин, входя в кабинет.

Губернатор стоял за столом, резкие глаза его встретили в упор мягко мерцающий взгляд Ягдина. Стянув губы в улыбку, губернатор подал музыканту руку, сел, положил локти на деловые бумаги, сухо сказал: «Прошу садиться», — и вдруг, не утерпев, просиял. Он никогда не видал знаменитостей. Редко-редко кто из них заезжал в Сибирь-Дочь его училась в Петербургской консерватории. Душа многих администраторов склонна к возвышенному. Так вот он — живой знаменитый Ягдин.

Губернатор был крепкий человек, среднего роста, с седеющими солдатскими усами, наплывом на тугой воротник жирной шеи и масляными, гладко размазанными по лысине черными прядками. Длинные каштановые волосы и длинный, с узкой талией, сюртук Ягдина дополнялись в женственности своего выражения бабьим профилем гладко выбритого лица артиста. Сбоку он казался переодетой женщиной, обрезавшей волосы. Но анфасом его лицо было широко, массивно и замкнуто. Это лицо спереди странно противоречило узким плечам и хилой груди музыканта.

— Так что же... э-э... Андрей Леонидович... изволите объезжать наши трущобы? — приветливо и широко улыбаясь, сказал губернатор. — Очень, очень рад познакомиться. И все, что могу, конечно...

— Я, ваше превосходительство, — с достоинством, как неизбежное, титулуя губернатора, — хотел бы...

— Нет, нет, увольте. Для вас я — Петр Николаевич.

«Что ж, хорошо», — подумал Ягдин и продолжал:

— Я, Петр Николаевич, составил докладную записку. Вот она. В ней я провожу мысль, что весьма благодетельное влияние на души каторжан оказала бы музыка. Я прошу вас разрешить объезд каторжных тюрем; в каждой я дал бы концерт. Я верю в облагораживающую силу искусства.

— Ах, вот что», — сказал, настораживаясь, губернатор.

Лицо его вытянулось.

«А что скажут в Петрограде?» — подумал он, слушая Ягдина, продолжавшего развивать банальное положение об «искре божьей», которой может быть нужен только толчок. Таким толчком может явиться музыка. Губернатор же думал иначе.

— Так-то так... Но не думаете ли вы, — простите, я в музыке не компетентен, — что это... как бы сказать... жестоко несколько? Каторга, говоря прямо, — вещь тяжелая.

Боюсь, не раздразните ли вы их в ихнем-то положении. Откроется им сладкий просвет да и закроется тут же.

Ягдин вздрогнул. Губернатор в простоте своего отношения, прямо, сам не зная этого, коснулся тайной цели артиста. Целью этой была жестокая и подлая месть.

— Но, — натянуто возразил музыкант, — они сами слагают песни, поют их с увлечением. Гартевельд доказывал музыкальность каторжного мира.

— Не знаю, не знаю... — Губернатор задумался, но более в отношении того, что скажет Петроград.

Затея Ягдина казалась ему сама по себе опытом невинным и любопытным. — Они не поймут вас, — сказал он.

Ягдин ответил рассказом об известном даже по газетам скрипаче Н., ходившем играть по дворам классические произведения.

— Я отвечу вам официально, через канцелярию, — решил, наконец, губернатор, — простите, но так необходимо...  Наверное, будет можно. Надеюсь, до свидания? У нас по четвергам... заезжайте. Всего, всего лучшего. Очень рад познакомиться!

 

II

Солнце тяготело к горам. Партия каторжан вернулась с лесных работ. Трумов умылся и в ожидании ужина лег на нары. Тоска душила его. Ему хотелось ничего не видеть, не слышать, не знать. Когда он шевелился, кандалы на его ногах гремели, как окрик.

Социалист Лефтель подошел к Трумову и присел на краю нар.

— Сплин или ностальгия? — спросил он, закуривая. — А вы в «трынку» научитесь играть.

— Свободы хочу, — тихо сказал Трумов. — Так тяжко, Лефтель, что и не высказать.

— Тогда, — Лефтель понизил голос, — бегите в тайгу, живите лесной, дикой жизнью, пока сможете.

Трумов промолчал.

— Знаете, воли не хватает, — искренно заговорил он, садясь. — Если бежать, то не в лес, а в Россию или за границу. Но воля уже отравлена. Препятствия, огромные расстояния, которые нужно преодолеть, длительное нервное напряжение... При мысли о всем этом фантазия рисует затруднения гигантские... это ее болезнь, конечно. И каждый раз порыв заканчивается апатией.

Трумова привела на каторгу любовь к жене скрипача Ягдина.

Три года назад Ягдин давал концерты в европейских и американских городах. Трумов и жена Ягдина полюбили друг друга исключительной, не останавливающейся ни перед чем любовью. Когда выяснилось, что муж скоро вернется, Ольга Васильевна и Трумов порешили выехать из России. Необходимость достать для этого несколько тысяч рублей застигла его врасплох — денег у него не было, и никто не давал. Вечером, когда служащие транспортной конторы (где служил Трумов) собрались уходить, он спрятался в помещении конторы и ночью взломал денежный шкаф. Курьер, страдавший бессонницей, прибежал на шум. Трумов в отчаянии повалил его и ударом по голове бронзового пресспапье, желая только оглушить, — убил. Его арестовали в Волочиске. После суда Ольга Васильевна отравилась.

— А мне вот все равно, — сказал Лефтель, — философский склад ума помогает. Хотя...

Вошел надзиратель, крича:

— Всем выходить во двор, жива-а! — Окончив официальное приказание, исходившее от начальника тюрьмы, он прибавил обыкновенным голосом: — Музыкант вам играть будет, идиотам, приезжий, вишь, арестантскую концерту наладил.

Трумов и Лефтель, приятно заинтересованные, живо направились в коридор; по коридору, разившему кислым спертым воздухом, валила шумная толпа каторжан, звон кандалов временами заглушал голоса. Арестанты шутили:

— Нам в первом ряду кресло подавай!

— А я ежели свистну...

— Шпанку кадрель танцевать ведут...

Кто-то пел петухом.

— Однако не перевелись еще утописты, — сказал Трумов, — завидую я их светлому помешательству.

— Последний раз я слышал музыку... — начал Лефтель, но оборвал грустное воспоминание.

На широком каменистом дворе, окруженном поредевшими полями, арестанты выстроились полукругом в два ряда; кое-где усмиренно позванивали кандалы. Из гористых далей, затянутых волшебной нежно-цветной тканью вечера, солнце бросало низкие лучи. Дикие ароматные пустыни дразнили людей в цепях недоступной свободой. Из конторы вышел начальник тюрьмы. Человек мелкий и подозрительный, он не любил никакой музыки, затею Ягдина играть перед арестантами считал не только

предосудительной и неловкой, но даже стыдной, как бы уничтожающей суровое значение тюрьмы, которую он вел без послаблений, точно придерживаясь устава.

— Ну вот, — громко заговорил он, — вы так поете свои завывания, а настоящей музыки не слыхали. — Он говорил так потому, что боялся губернатора. — Ну, вот, сейчас услышите. Вот вам будет сейчас играть на скрипке знаменитый скрипач Ягдин, — он по тюрьмам ездит для вас, душегубов, поняли?

Трумов помертвел. Лефтель, сильно изумленный (он знал эту историю), с сожалением посмотрел на него.

— Это зачем же... — растерянно, криво улыбаясь, прошептал Трумов Лефтелю. Ноги его вдруг задрожали, весь он ослабел, затосковал. Сознание, что уйти нельзя, усиливало страдание.

— Подержитесь, черт с вами, — сказал Лефтель.

Трумов стоял в первом ряду, недалеко от крыльца конторы. Наконец вышел Ягдин, задержался на нижней ступеньке, медленно обвел каторжан внимательно проходящим взглядом и, незаметно кивнув головой, улыбнулся измученному, застывшему лицу Трумова. Глаза Ягдина горели болезненным огнем сдержанного волнения. Он испытывал сладчайшее чувство утоляемой ненависти, почти переходящей в обожание врага, в благодарность его мучениям.

        Трумов из гордости не отвел глаз, но душа его сжалась; прошлое, оплеванное появлением Ягдина, встало во весь рост. Арестантская одежда давила его. Ягдин учел и это.

Вся месть была вообще тщательно, издалека обдумана музыкантом. Схема этой мести заключалась в таком положении: он, Ягдин, явится перед Трумовым, и Трумов увидит, что Ягдин свободен, изящен, богат, талантлив и знаменит по-прежнему, в то время как Трумов опозорен, закован в цепи, бледен, грязен и худ и сознает, что его жизнь сломана навсегда. Кроме всего этого, Трумов услышит от него прекрасную, волнующую музыку, которая ярко напомнит каторжнику счастливую жизнь человека любимого и свободного; такая музыка угнетет и отравит душу.

Ягдин сознательно откладывал выполнение этого плана на третий год каторги Трумова, чтобы ненавистный ему человек успел за это время изныть под тяжестью страшной судьбы, и теперь он пришел добить Трумова. Каторжник это понял. Пока артист вынимал дорогую скрипку из блестящего золотыми надписями футляра, Трумов хорошо рассмотрел Ягдина. На скрипаче был щегольской белый костюм, желтые ботинки и дорогая панама. Его пышный, бледно-серый галстук походил на букет. Устремив глаза вверх, Ягдин качнулся вперед, одновременно двинул смычком и заиграл. И так как желание его как можно больнее ранить Трумова своим искусством было огромно, то и играл он с высоким, даже для него не всегда доступным совершенством. Он играл небольшие, но сильные вещи классиков: Мендельсона, Бетховена, Шопена, Годара, Грига, Рубинштейна, Моцарта. Беспощадное очарование музыки потрясло Трумова, впечатлительность его была к тому же сильно обострена появлением мужа Ольги Васильевны.

— Какая сволочь все-таки, — тихо сказал Лефтель Трумову.

Трумов не ответил. В нем глухо, но повелительно ворочалась новая сила. Совсем стемнело, он уже не видел лица Ягдина, а видел только сумеречное пятно белой фигуры. Вдруг звуки, такие знакомые и трогательные, как если бы умершая женщина ясно шептала на ухо: «Я здесь с тобой», — заставили его вскочить (арестанты, получив разрешение держаться «вольно», сидели или полулежали). Сжав кулаки, он шагнул вперед; Лефтель схватил его за руку и удержал всем напряжением мускулов.

— Ради бога, Трумов... — быстро сказал он, — удержитесь; ведь за это повесят. Трумов, скрипнув зубами, сдался, но Ягдин продолжал играть любимый романс соперника: «Черный алмаз». Он с намерением заиграл его. Этот романс часто играла Трумову Ольга Васильевна, и Ягдин однажды поймал их встречный взгляд, которому тогда еще не придал значения. Теперь он усиливал живость воспоминаний каторжника этой простой, но богатой и грустной мелодией. Смычок медленно говорил: Я в память твоих бесконечных страданий Принес тебе черный алмаз... 

И эту пытку, окаменев, Трумов выдержал до конца. Когда скрипка умолкла и кто-то в углу двора выдохнул всей грудью: «Эх-ма!» — он нервно рассмеялся, пригнул к себе голову Лефтеля и твердо шепнул:

— Теперь я знаю, что Ягдин сделал жестокую и непростительную ошибку. Он ничего не прибавил к этому, и слова его стали понятны Лефтелю только на другой день, часов в десять утра, когда, работая в лесу (рубили дрова), он услыхал выстрел, увидел многозначительно застывшие усмешки в лицах каторжников и надзирателя с разряженной винтовкой в руках. Надзиратель, выбегая из лесу на вырубленное место, имел вид растерянный и озабоченный.

— Побег! — пронеслось в лесу.

Действительно, рискуя жизнью, Трумов бежал в тайгу на глазах надзирателя, водившего его к другой партии, где был напильник, — править пилу.

 

III

Прошло после этого полтора года. Вечером в кабинет Ягдина вошел лакей с подносом, на подносе лежали письма и сверток, запечатанный бандеролью.

Музыкант стал рассматривать почту. Одно письмо с австралийской маркой он распечатал раньше других, узнал почерк и, потускнев, стал читать: «Андрей Леонидович! Наступило время поблагодарить вас за ваш прекрасный концерт, который вы дали мне в прошлом году. Я очень люблю музыку. В вашем исполнении она сделала чудо: освободила меня. Да, я был потрясен, слушая вас; богатство мелодий, рассказанных вами на дворе Ядринского острога, заставило меня очень глубоко почувствовать всю утраченную мной музыку свободной и деятельной жизни; я сильно снова захотел всего и бежал.

Такова сила искусства, Андрей Леонидович! Вы употребили его как орудие недостойной цели и обманулись. Искусство-творчество никогда не принесет зла. Оно не может казнить. Оно является идеальным выражением всякой свободы, мудрено ли, что мне, в тогдашнем моем положении, по контрасту, высокая, могущественная музыка стала пожаром, в котором сгорели и прошлые и будущие годы моего заключения.

Особенно спасибо вам за «Черный алмаз», вы ведь знаете, что любимая мелодия действует сильнее других.

Прощайте, простите за прошлое. Никто не виноват в этой любви. В память странного узла жизни, разрубленного вашим смычком, посылаю «Черный алмаз»!» Ягдин развернул сверток; в нем были ноты Бремеровского ненавистного романса. Скрипач встал и до утра ходил по кабинету, забрасывая ковер окурками папирос.

 

 

1.      Что мы узнаем о герое в начале рассказа? Каково его состояние?

2.      Что привело Трумова на каторгу?

3.      Расскажите историю любви Трумова. Почему Трумов решил пойти на преступление?  

4.      Каков образ тюрьмы в произведении Грина?  Найдите в тексте и зачитайте.

5.      Каково же было состояние Трумова, когда он узнал, что в тюрьму приехал Ягдин?

6.      Зачитайте портрет Ягдина, прокомментируйте.

7.      Зачем Ягдин приехал с концертом в тюрьму?

8.      «…медленно обвел каторжан внимательным проходящим взглядом и, незаметно кивнув головой, улыбнулся измученному, застывшему лицу Трумова». Объясните, почему Грину так важно было показать действия Ягдина?

9.      Расскажите о схеме мести Ягдина. Удалась ли отомстить?

10.  Почему Ягдин решил, что «…  Трумов услышит от него прекрасную, волнующую музыку, которая ярко напомнит   каторжнику   счастливую   жизнь человека, любимого и свободного: такая музыка угнетет и отравит душу»

11.  Огромное влияние на Трумова сыграл романс «Чёрный алмаз».  Почему? Как вы думаете, что пришлось пережить Ягдину, когда он услышал этот романс?

12.  О какой жестокой и непростительной ошибке говорит Трумов Лефтелю?

13.  В конце рассказа Ягдин получает письмо, которое раскрывает ценность всего рассказа. Зачитайте его. Объясните слова, как вы их понимаете?    

 

После прочитанного

 

1.       Тысячи лет существует музыка на земле, и тысячи лет люди снова и снова пытаются ответить на этот вопрос: “Почему музыка волнует и трогает? Почему к ней, как к солнечному свету, тянутся не только люди, но и животные, и даже растения? И почему именно с музыкой связывает человек свои представления о прекрасном, когда, желая высказать высшую прелесть мира, он говорит: “музыка природы”, “музыка души” ?..

2.       Напишите эссе «В чём сила музыки?»

 

 

Крылатые выражения о музыке   «Там, где слова бессильны, является во всеоружии своём более красноречивый язык – музыка».  П. И. Чайковский *** «Музыка — это стенография чувств». Л. Н. Толстой

 

 

 

Александр Трифонович Твардовский  

 

 Фото, 1945 г.

1910-1971

 

«Петь привыкший на войне» - так сказал Твардовский о себе. И лучше его не скажешь.  Трудные и опасные фронтовые дороги, которые Александр Трифонович прошел «с «лейкой» и с блокнотом, а то и с пулеметом», отмечены заслуженными наградами – орденами «Красной Звезды» и «Отечественной войны» I и II степеней. 

Герой его поэмы – Василий Теркин был знаком, наверное, всем солдатам Великой Отечественной войны. Моему отцу, герою войны, инвалиду, по его признанию, в своё время помогла выжить эта книга про бойца, она и после войны находилась у него в книжном шкафу на первом плане /Прим. авт./

Вот как отзывался «придирчивый и требовательный» (по его собственному определению) И.А. Бунин об этом произведении: «…это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный солдатский язык – ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова».

 

«Василий Теркин»

 Глава 8

«Гармонь»

 

По дороге прифронтовой,

Запоясан, как в строю,

Шел боец в шинели новой,

Догонял свой полк стрелковый, Роту первую свою.

Шел легко и даже браво

По причине по такой,

Что махал своею правой, Как и левою рукой.

Отлежался. Да к тому же

Щелкал по лесу мороз,

Защемлял в пути все туже,

Подгонял, под мышки нес. Вдруг — сигнал за поворотом, Дверцу выбросил шофер, Тормозит:

— Садись, пехота, Щеки снегом бы натер.

Далеко ль? — На фронт обратно, Руку вылечил.

— Понятно.

Не герой?

— Покамест нет.

— Доставай тогда кисет.

Курят, едут. Гроб — дорога. Меж сугробами — туннель. Чуть ли что, свернешь немного, Как свернул — снимай шинель.

— Хорошо — как есть лопата.

— Хорошо, а то беда.

— Хорошо — свои ребята. — Хорошо, да как когда. Грузовик гремит трехтонный, Вдруг колонна впереди.

Будь ты пеший или конный, А с машиной — стой и жди.

С толком пользуйся стоянкой. Разговор — не разговор. Наклонился над баранкой,— Смолк шофер, Заснул шофер.

Сколько суток полусонных,

Сколько верст в пурге слепой На дорогах занесенных Он оставил за собой...

От глухой лесной опушки До невидимой реки — Встали танки, кухни, пушки, Тягачи, грузовики, Легковые — криво, косо.

В ряд, не в ряд, вперед-назад,

Гусеницы и колеса

На снегу еще визжат.

На просторе ветер резок,

Зол мороз вблизи железа,

Дует в душу, входит в грудь — Не дотронься как-нибудь.

— Вот беда: во всей колонне Завалящей нет гармони, А мороз — ни стать, ни сесть... Снял перчатки, трет ладони, Слышит вдруг:

— Гармонь-то есть.

Уминая снег зернистый, Впеременку — пляс не пляс — Возле танка два танкиста Греют ноги про запас.

— У кого гармонь, ребята? — Да она-то здесь, браток... — Оглянулся виновато

На водителя стрелок.

— Так сыграть бы на дорожку?

— Да сыграть — оно не вред.

— В чем же дело? Чья гармошка?

— Чья была, того, брат, нет... И сказал уже водитель Вместо друга своего:

— Командир наш был любитель...

Схоронили мы его. — Так... — С неловкою улыбкой Поглядел боец вокруг,

Словно он кого ошибкой, Нехотя обидел вдруг. Поясняет осторожно,

Чтоб на том покончить речь: — Я считал, сыграть-то можно, Думал, что ж ее беречь.

А стрелок:

— Вот в этой башне

Он сидел в бою вчерашнем...

Трое — были мы друзья.

— Да нельзя так уж нельзя. Я ведь сам понять умею, Я вторую, брат, войну...

И ранение имею, И контузию одну.

И опять же — посудите — Может, завтра — с места в бой... — Знаешь что,— сказал водитель, Ну, сыграй ты, шут с тобой. Только взял боец трехрядку, Сразу видно — гармонист. Для началу, для порядку

Кинул пальцы сверху вниз.

Позабытый деревенский

Вдруг завел, глаза закрыв,

Стороны родной смоленской

Грустный памятный мотив,

И от той гармошки старой,

Что осталась сиротой,

Как-то вдруг теплее стало На дороге фронтовой.

От машин заиндевелых

Шел народ, как на огонь. И кому какое дело, Кто играет, чья гармонь.

Только двое тех танкистов,

Тот водитель и стрелок,

Все глядят на гармониста — Словно что-то невдомек. Что-то чудится ребятам, В снежной крутится пыли. Будто виделись когда-то, Словно где-то подвезли...

И, сменивши пальцы быстро,

Он, как будто на заказ,

Здесь повел о трех танкистах, Трех товарищах рассказ. Не про них ли слово в слово, Не о том ли песня вся. И потупились сурово

В шлемах кожаных друзья. А боец зовет куда-то, Далеко, легко ведет. — Ах, какой вы все, ребята, Молодой еще народ. Я не то еще сказал бы,— Про себя поберегу. Я не так еще сыграл бы,— Жаль, что лучше не могу.

Я забылся на минутку,

Заигрался на ходу,

И давайте я на шутку Это все переведу. Обогреться, потолкаться К гармонисту все идут. Обступают.

— Стойте, братцы, Дайте на руки подуть. — Отморозил парень пальцы,— Надо помощь скорую. — Знаешь, брось ты эти вальсы, Дай-ка ту, которую...

И опять долой перчатку, Оглянулся молодцом

И как будто ту трехрядку

Повернул другим концом.

И забыто — не забыто,

Да не время вспоминать, Где и кто лежит убитый И кому еще лежать.

И кому траву живому

На земле топтать потом,

До жены прийти, до дому,— Где жена и где тот дом? Плясуны на пару пара С места кинулися вдруг. Задышал морозным паром, Разогрелся тесный круг.

— Веселей кружитесь, дамы! На носки не наступать! И бежит шофер тот самый, Опасаясь опоздать. Чей кормилец, чей поилец, Где пришелся ко двору?

Крикнул так, что расступились: — Дайте мне, а то помру!..

И пошел, пошел работать,

Наступая и грозя, Да как выдумает что-то, Что и высказать нельзя.

Словно в праздник на вечерке

Половицы гнет в избе, Прибаутки, поговорки Сыплет под ноги себе.

Подает за штукой штуку:

— Эх, жаль, что нету стуку,

Эх, друг,

Кабы стук,

Кабы вдруг — Мощеный круг!

Кабы валенки отбросить,

Подковаться на каблук,

Припечатать так, чтоб сразу Каблуку тому — каюк! А гармонь зовет куда-то, Далеко, легко ведет... Нет, какой вы все, ребята, Удивительный народ.

Хоть бы что ребятам этим, С места — в воду и в огонь.

Все, что может быть на свете, Хоть бы что — гудит гармонь. Выговаривает чисто, До души доносит звук. И сказали два танкиста Гармонисту:

— Знаешь, друг...

Не знакомы ль мы с тобою?

Не тебя ли это, брат,

Что-то помнится, из боя Доставляли мы в санбат? Вся в крови была одежа, И просил ты пить да пить...

Приглушил гармонь:

— Ну что же,

Очень даже может быть.

— Нам теперь стоять в ремонте.

У тебя маршрут иной. — Это точно...

— А гармонь-то,

Знаешь что,— бери с собой.

Забирай, играй в охоту, В этом деле ты мастак, Весели свою пехоту.

— Что вы, хлопцы, как же так?.. — Ничего,— сказал водитель,— Так и будет. Ничего. Командир наш был любитель, Это — память про него...

И с опушки отдаленной Из-за тысячи колес

Из конца в конец колонны:

«По машинам!» — донеслось.

И опять увалы, взгорки, Снег да елки с двух сторон... Едет дальше Вася Теркин,— Это был, конечно, он.

 

https://www.youtube.com/watch?v=G_x7i984MjI

 

1.      Составьте план главы «Гармонь»

2.      Образ гармони. Расскажите о военной судьбе этого музыкального инструмента.

3.      Какие черты характера проявил герой Твардовского в этой главе? Запишите.

4.      Почему сослуживцы убитого командира, особенно водитель, сомневаются, можно ли сыграть на гармони? Понимает ли их Тёркин?

5.      Какие чувства переживали бойцы во время игры гармониста? О чём им вспоминалось, о чём мечталось?

6.      О чём говорит тот факт, что гармонь подарена Василию Тёркину?

 

 

 

 

 

 

 

 

ЖИВОПИСЬ, СКУЛЬПТУРА, АРХИТЕКТУРА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

 

ЖИВОПИСЦЫ И ЗОДЧИЕ В РУССКОЙ ЛИРИКЕ

 

Дмитрий Борисович Кедрин

 

 

 

 

 Портрет из Библиотеки советской поэзии

1907 - 1945

 

Злая судьба преследовала поэта Кедрина весь его недолгий век. Он никогда не имел собственного угла, очень много времени отдавал работе, получал маленькие деньги, откладывал в стол очередные неопубликованные произведения. 

Дмитрий Борисович Кедрин по основной профессии журналист. Военкором был в годы Великой Отечественной войны.

В 1929 году «за недонесение известного контрреволюционного факта» (отец приятеля был деникинским генералом был осуждён, провёл за решёткой 15 месяцев и был досрочно освобождён.

У поэта был чудесный дар проникать в далёкие эпохи. В истории его интересовали не князья и вельможи, а люди труда, творцы материальных и духовных ценностей. Особенно любил он Русь, изучал и поэтизировал её историю.

 

Информация к размышлению. 

-Сопоставьте информацию. Прочтите стихотворение в контексте того времени и истории.

 

Историческая справка об Иване Грозном Из знаменитой «Истории государства российского» Н. М. Карамзина

Историческая справка о Сталинских репрессиях NB:  год написания стихотворения «Зодчие» - 1938. Сталинские годы принято называть «мясорубкой». К 30-му году власть полностью

«Он имел разум превосходный, не чуждый образования и сведений, соединённый с необыкновенным даром слова; хвалился с милостью и щедростью, обогащая любимцев достоянием опальных бояр и граждан, хвалился правосудием, карая вместе, с равным удовольствием, и заслуги и преступления; хвалился духом царским, соблюдением державной чести, велев разрубить присланного из Персии в Москву слона, не хотевшего стать перед ним на колена, и жестоко наказывал бедных царедворцев, которые смели играть лучше державного в шашки или в карты… и если иго Батыево унизило дух россиян, то, без сомнения, не возвысило его царство Иоанново».

сосредоточилась в руках одного человека - Сталина. Апогея репрессии достигли в 19351938 гг. после убийства в 1934 г. руководителя ленинградской партийной организации С. М. Кирова. Был принят упрощенный порядок (без участия прокурора и защитника) рассмотрения дел о террористических актах и контрреволюционных заговорах. Приговоры выносились без права обжалования и исполнялись незамедлительно. Смертная казнь применялась с 12-летнего возраста. Были разрушены величайшие памятники христианской культуры (храм Христа Спасителя, Чудов монастырь в Московском кремле. Неугодные произведения искусства – под запретом. Удары были нанесены во всех областях искусства, самый мягкий из них – запрет на издание.

 

«Зодчие»

 

Как побил государь

Золотую Орду под Казанью, Указал на подворье свое Приходить мастерам.

И велел благодетель,- Гласит летописца сказанье,- В память оной победы

Да выстроят каменный храм.

И к нему привели

Флорентинцев,

И немцев,

И прочих

Иноземных мужей,

Пивших чару вина в один дых.

И пришли к нему двое

Безвестных владимирских зодчих,

Двое русских строителей,

Русых, Босых, Молодых. Лился свет в слюдяное оконце, Был дух вельми спертый.

Изразцовая печка.

Божница.

Угар и жара.

И в посконных рубахах

Пред Иоанном Четвертым, Крепко за руки взявшись, Стояли сии мастера. «Смерды! Можете ль церкву сложить Иноземных пригожей?

Чтоб была благолепней

Заморских церквей, говорю?» И, тряхнув волосами, Ответили зодчие:

«Можем!

Прикажи, государь!»

И ударились в ноги царю.

Государь приказал.

И в субботу на вербной неделе,

Покрестясь на восход,

Ремешками схватив волоса,

Государевы зодчие

Фартуки наспех надели, На широких плечах Кирпичи понесли на леса.

Мастера выплетали

Узоры из каменных кружев,

Выводили столбы И, работой своею горды, Купол золотом жгли,

Кровли крыли лазурью снаружи И в свинцовые рамы

Вставляли чешуйки слюды. И уже потянулись

Стрельчатые башенки кверху.

Переходы, Балкончики, Луковки да купола.

И дивились ученые люди,

Зане эта церковь

Краше вилл италийских И пагод индийских была! Был диковинный храм

Богомазами весь размалеван,

В алтаре,

И при входах,

И в царском притворе самом.

Живописной артелью

Монаха Андрея Рублева Изукрашен зело

Византийским суровым письмом…

А в ногах у постройки

Торговая площадь жужжала, Торовато кричала купцам: «Покажи, чем живешь!»

Ночью подлый народ

До креста пропивался в кружалах, А утрами истошно вопил, Становясь на правеж.

Тать, засеченный плетью,

У плахи лежал бездыханно,

Прямо в небо уставя

Очесок седой бороды,

И в московской неволе

Томились татарские ханы, Посланцы Золотой,

Переметчики Черной Орды.

А над всем этим срамом Та церковь была — Как невеста!

И с рогожкой своей,

С бирюзовым колечком во рту,-

Непотребная девка

Стояла у Лобного места

И, дивясь,

Как на сказку, Глядела на ту красоту… А как храм освятили,

То с посохом,

В шапке монашьей,

Обошел его царь — От подвалов и служб До креста.

И, окинувши взором

Его узорчатые башни, «Лепота!» — молвил царь. И ответили все: «Лепота!» И спросил благодетель: «А можете ль сделать пригожей,

Благолепнее этого храма

Другой, говорю?»

И, тряхнув волосами, Ответили зодчие:

«Можем!

Прикажи, государь!» И ударились в ноги царю.

И тогда государь

Повелел ослепить этих зодчих,

Чтоб в земле его

Церковь

Стояла одна такова,

Чтобы в Суздальских землях

И в землях Рязанских

И прочих Не поставили лучшего храма, Чем храм Покрова! Соколиные очи

Кололи им шилом железным, Дабы белого света Увидеть они не могли.

Их клеймили клеймом,

Их секли батогами, болезных,

И кидали их,

Темных,

На стылое лоно земли.

И в Обжорном ряду,

Там, где заваль кабацкая пела,

Где сивухой разило,

Где было от пару темно, Где кричали дьяки:

«Государево слово и дело!»- Мастера Христа ради

Просили на хлеб и вино.

И стояла их церковь

Такая,

Что словно приснилась.

И звонила она,

Будто их отпевала навзрыд, И запретную песню

Про страшную царскую милость

Пели в тайных местах По широкой Руси Гусляры.

 

  https://www.youtube.com/watch?v=gWw46BSMbFU

 

 

1.      Какое впечатление производит поэма?

2.      Удалось ли автору передать дух той далёкой эпохи 16 века? При помощи каких средств?  

3.      Выпишите все архаизмы и историзмы. Выясните их значения. Объясните их роль в тексте.

4.      Какими словами называет автор царя? Почему ни разу не назвал его Иоанн Грозный?

5.      В каких случаях он называет его благодетелем? Какой смысл придаёт автор в первом и во втором случае?

6.      Зачитайте портрет зодчих, прокомментируйте.

7.      Как проявляется отношение зодчих к своему труду? Дайте характеристику, выделите особо яркое в описании.

8.      Случайно ли поэма называется «Зодчие», а не «Иван Грозный»?

9.      Основной композиционный прием – антитеза. Что противопоставлено в поэме?

10.  Что противопоставляется красоте храма? Каким словом называет это автор?

11.  Какой художественный приём лежит в основе этих понятий: красота и срам?

12.  В чем смысл образа храма? В чем его ценность? Какой храм стал прототипом описанного.

13.  Что победило: добро или зло? Докажите фактами текста.

14.  Вспомните историческую справку, подумайте, почему поэт обратился к эпохе Ивана Грозного?

15.  Обратите внимание на то, каким гражданским мужеством и честностью в трудные времена приходится обладать деятелям искусства!

Булат Шавлович Окуджава

 

 

 

1924 – 1997

 

Родился в Москве. До войны жил в Москве, Нижнем Тагиле, Тбилиси. В 1942 году из 9 класса добровольцем ушел на фронт, служил минометчиком, был ранен. После госпиталя был связистом. В 1945 году демобилизовался, работал, заканчивал 10 класс. Окончил филфак Тбилисского государственного университета в 1950 году и два года работал учителем русского языка и литературы в деревне Шамордино Калужской области. В 1952 году перевелся в школу города Калуги, в 1953-54 годах работал в издательстве областной калужской газеты "Молодой ленинец". В 1956 году вернулся в Москву. Работал редактором в издательстве "Молодая гвардия", зав. отделом поэзии в "Литературной газете", с 1962 года член Союза писателей СССР. Один из основателей жанра авторской песни.   Страна влюбилась в его песни, от них струилась доброта, мужество, красота.             Особое мнение о песнях Окуджавы было и у Д. Д. Шостаковича. Он как-то сказал, что у Окуджавы настолько органично единство стихов, музыки и исполнения, что нет надобности в том, чтобы профессиональные композиторы писали новые мелодии на тексты уже существующих песен.

 

«Живописцы»

 

Живописцы, окуните ваши кисти в суету дворов арбатских и в зарю, чтобы были ваши кисти, словно листья, словно листья, словно листья к ноябрю. Окуните ваши кисти в голубое, по традиции забытой городской, нарисуйте и прилежно и с любовью, как с любовью мы проходим по Тверской.

Мостовая пусть качнется, как очнется!

Пусть начнется, что еще не началось. Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется… Что гадать нам: удалось — не удалось?

Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы, наше лето, наше зиму и весну… Ничего, что мы чужие. Вы рисуйте! Я потом, что непонятно, объясню.

 

https://www.youtube.com/watch?v=kfgC5X8PKtw

   Слушать автора:                                                                                   

 

 

1.      Сформулируйте тему.

2.      В произведении РЕФРЕНОМ (рефрен - (от стар.-фр. refrain (от refraindre) — «повторять») — в музыке главная тема, определённый музыкальный материал, неоднократно возвращающийся на протяжении произведения) проходит одно слово. Найдите его. Объясните смысл возвращения к его смыслу.

3.      Назовите все самобытные метафоры, сравнения, помогающие автору воссоздать образ живописи и живописцев.

4.      Дайте толкование строке: «Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы».

5.      Какие черты характера побуждает бард воспитывать в себе людям искусства?

6.      Какой отдачи ждёт поэт от живописцев?

 

 

Николай Алексеевич Заболоцкий

 

 

 

1903-1958

 

Русский советский поэт, переводчик; член Союза писателей СССР. В 1938 году был репрессирован «за антисоветскую пропаганду». Реабилитирован 24 апреля 1963 года.

Поэт Заболоцкий - один из самых недооцененных авторов того времени. Все знают, что Ахматова – гений, но не каждый может процитировать её стихи. То же касается и Блока или Цветаевой. А вот творчество Заболоцкого знают практически все – но многие понятия не имеют, что это именно Заболоцкий. «Зацелована, околдована, с ветром в поле…», «Душа обязана трудиться…» и даже «Котя, котенька, коток…». Все это – Заболоцкий Николай Алексеевич. Стихи принадлежат его перу. Они ушли в народ, стали песнями и детскими колыбельными, имя автора превратилось в лишнюю формальность.

Это самое искреннее признание народа в любви из всех возможных.  

Заболоцкий увлекался живописью Филонова, Шагала, Брейгеля. Умение видеть мир глазами художника осталось у поэта на всю жизнь.

 

«Любите живопись, поэты»

 

 

Портрет Александры Петровны Струйской. Худ. Ф. С. Рокотов

 

Любите живопись, поэты! 

Лишь ей, единственной, дано  Души изменчивой приметы Переносить на полотно.

 

Ты помнишь, как из тьмы былого, 

Едва закутана в атлас,  С портрета Рокотова снова

Смотрела Струйская на нас? 

 

Ее глаза - как два тумана, 

Полуулыбка, полуплач, 

Ее глаза - как два обмана,  Покрытых мглою неудач.

 

Соединенье двух загадок, 

Полувосторг, полуиспуг, 

Безумной нежности припадок, 

Предвосхищенье смертных мук.

 

Когда потемки наступают 

И приближается гроза,  Со дна души моей мерцают Ее прекрасные глаза.

 

  https://teatr.audio/zabolockiy-nikolay-portret_2

 

 

1.      К кому обращается лирический герой?

2.      Почему он предлагает любить живопись?

3.      Через весь текст проходит описание глаз молодой дворянки. Дайте комментарий, о какой загадке говорит поэт.

4.      Может быть, вспомните по ассоциации другой известный шедевр?

5.      В стихотворении есть еще одна загадка. Прочтите две последние строки и задумайтесь: не носит ли описанное впечатление еще и личный характер?

Любознательным рекомендуется узнать о личной жизни поэта Заболоцкого и о его любви.

6.      Подготовьте небольшое сообщение о судьбе А. П. Струйской

 

 

ЖИВОПИСЦЫ И ЗОДЧИЕ В РУССКОЙ ПРОЗЕ

 

Николай Васильевич Гоголь

 

 

Худ. А. Иванов

1809 - 1852

 

В глазах западного читателя двумя столпами русской литературы являются Ф.М. Достоевский и Л.Н. Толстой; в глазах российского читателя оба они находятся в тени невысокого роста человека с длинным носом, птичьим взглядом и саркастической улыбкой. Этот человек является, возможно, самым экстраординарным, гениемсамородком, которого когда-либо знал мир. Среди писателей своего времени он предстает как уникальный феномен, который, очень быстро избавившись от влияния других, увлекает своих почитателей в мир фантасмагорий, в котором сосуществуют смешное и ужасное.

«Вся его жизнь была ожесточенной борьбой со снедавшими его противоречиями. Его истинное лицо скрывается за десятком масок. Мифотворец, терзающийся желанием быть чистосердечным; эгоист с благородными устремлениями; гурман, мечтающий об аскетизме; гордец, понуждающий себя к смирению; мужчина, равнодушный к женщинам, проповедовавший им добропорядочность; мистик, привязанный к благам сего мира, — вот таким предстает передо мною Н.В. Гоголь, и таким я пытался его нарисовать. Вокруг него я стремился воссоздать Россию его времени, говорящую и осязаемую. Я старался как можно лучше представить его друзей, врагов, салоны, деревню, немецкие водолечебницы, где он лечился от своей ипохондрии; Париж 1836 года, где он написал столько страниц «Мертвых душ»; Рим, который стал его второй родиной. И неожиданно у меня сложилось такое впечатление, что Гоголь является не кем иным, как персонажем, который сошел со страниц его же собственного произведения».

Анри Труайя

 

«Портрет»

 

Нигде не останавливалось столько народа, как перед картинною лавочкою на Щукином дворе. Эта лавочка представляла, точно, самое разнородное собрание диковинок: картины большею частью были писаны масляными красками, покрыты темнозеленым лаком, в темно-желтых мишурных рамах. Зима с белыми деревьями, совершенно красный вечер, похожий на зарево пожара, фламандский мужик с трубкою и выломанною рукою, похожий более на индейского петуха в манжетах, нежели на человека, — вот их обыкновенные сюжеты. К этому нужно присовокупить несколько гравированных изображений: портрет Хозрева-Мирзы в бараньей шапке, портреты каких-то генералов в треугольных шляпах, с кривыми носами. Сверх того, двери такой лавочки обыкновенно бывают увешаны связками произведений, отпечатанных лубками на больших листах, которые свидетельствуют самородное дарованье русского человека. На одном была царевна Миликтриса Кирбитьевна, на другом город Иерусалим, по домам и церквам которого без церемонии прокатилась красная краска, захватившая часть земли и двух молящихся русских мужиков в рукавицах. Покупателей этих произведений обыкновенно немного, но зато зрителей — куча. Какой-нибудь забулдыга лакей уже, верно, зевает перед ними, держа в руке судки с обедом из трактира для своего барина, который, без сомнения, будет хлебать суп не слишком горячий. Перед ним уже, верно, стоит в шинели солдат, этот кавалер толкучего рынка, продающий два перочинные ножика; торговкаохтенка с коробкою, наполненною башмаками. Всякий восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьезно; лакеи-мальчики и мальчишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными карикатурами; старые лакеи во фризовых шинелях смотрят потому только, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает народ, и посмотреть, на что он смотрит.

В это время невольно остановился перед лавкою проходивший мимо молодой художник Чартков…

 

   Далее читать здесь:

  https://ilibrary.ru/text/77/p.1/index.html

 

      https://akniga.org/gogol-nikolay-portret

 

     https://www.youtube.com/watch?v=kBkPhreZH6w

 

    

1.      Почему Чартков "прошмыгнул" мимо профессора? Вспомните наставления учителя талантливому ученику.

2.      Как Чартков использует найденные деньги?

3.      Как вы понимаете выражение "нравственная чистота"?

4.      Чартков становится «практическим человеком».  Это плохо?

5.      Как был написан портрет ростовщика?

6.      Кем был написан портрет ростовщика?

7.      Как происходит падение художника, нарисовавшего портрет ростовщику?

8.      Почему в его картинах нет святости? 

9.      Как он относится к семье?

10.  Почему он не сжег портрет?

11.  Сделайте выводы, которые напрашиваются как предупреждение художникам и всем творческим личностям.

 

 

12.  Итак, что получил Чартков от века-«торгаша»? Чем пожертвовал, что утратил?

13.  Осталось ли в Чарткове что-то человеческое? Что его разбудит?

Процитируйте. Сделайте вывод о влиянии истинного творения на человеческую душу. И всё-таки те ли это чувства, которые могут полностью очистить душу? Виноват замысел художника или восприятие Чарткова?

14.  Для чего Чарткову "отпадший ангел"?

15.  Какие ассоциации возникают у вас с образом падшего ангела?

 

Иван Сергеевич Шмелёв

 

 

 

1873-1950

 

Шмелев Иван Сергеевич – русский писатель, публицист. Все его творчество было пронизано добротой к простому русскому человеку, ностальгией по неспешной красоте дореволюционной России. Биография Шмелева Ивана Сергеевича была весьма трагической, и справиться со всеми испытаниями ему всегда помогала искренняя любовь к Богу и литературе.

А. И. Куприн писал о Шмелеве, что он «изо всех русских писателей самый распрерусский, да еще и коренной, прирожденный москвич, с московским говором, с московской независимостью и свободой духа». Москворецкий златоуст.

В нашей столице одно из самых красивейших мест – набережная Москвы-реки от парка имени Горького с Нескучным садом до самых Воробьевых гор с их кое-где сохранившимися среди университетских корпусов рощами. Когда-то здесь гнездились приречные предприятия рода Шмелёвых трех поколений. В этой атмосфере торжества старого, патриархального во всем жизненном укладе семьи вырос будущий писатель. Замечательны его слова: «Прошлое, детское. О как надо беречь его, беречь это бесценное, детское!» Эта детской чистотой, целомудренностью, на мой взгляд, веет от страниц предлагаемой к прочтению повести.

 

 

Дачники с Ляпуновки и окрестностей любят водить гостей «на самую Ляпуновку».

Барышни говорят восторженно:

–                     Удивительно романтическое место, все в прошлом! И есть удивительная красавица… одна из Ляпуновых. Целые легенды ходят.

Правда: в Ляпуновке все в прошлом. Гости стоят в грустном очаровании на сыроватых берегах огромного полноводного пруда, отражающего зеркально каменную плотину, столетние липы и тишину; слушают кукушку в глубине парка; вглядываются в зеленые камни пристаньки с затонувшей лодкой, наполненной головастиками, и стараются представить себе, как здесь было. Хорошо бы пробраться на островок, где теперь все в малине, а весной поют соловьи в черемуховой чаще; но мостки на островок рухнули на середке, и прогнили под берестой березовые перильца. Кто-нибудь запоет срывающимся тенорком: «Невольно к этим грустным бере-га-ам…» – и его непременно перебьют:

–                     Идем, господа, чай пить! 

Пьют чай на скотном дворе, в крапиве и лопухах, на выкошенном местечке. Полное запустение – каменные сараи без крыш, в проломы смотрится бузина.

–                     Один бык остался! 

Смотрят – смеются: на одиноком столбу ворот еще торчит побитая бычья голова. Во флигельке, в два окошечка, живет сторож. Он приносит осколок прошлого – помятый зеленый самовар-вазу и говорит неизменное: «Сливков нету, хоть и скотный двор». На него смеются: всегда распояской, недоуменный, словно что потерял. И жалованья ему пять месяцев не платят. 

–                     А господа все судятся?! – подмигивая, удивляется бывалый дачник…

 

Дальше читать здесь:

 

 

1.      Каков был свободный выбор "несвободного" талантливого художника, крепостного Ильи Шаронова?  

2.      С образом какого святого иконописца ассоциируется образ крепостного художника Ильи?

3.      Жизненный путь Ильи – процесс становления «истинного» художника 4. Завершение и вершина этого процесса –  чудотворная икона Неупиваемая Чаша.

5.      Искушения героя (традиция жития). Перечислите их.

6.      Любовь к праведной жизни.

7.      Становление личности праведника – необходимое условие в процессе становления художника-иконописца. Противостояние порочному усиливает его тягу к духовному

8.      Житейские знаки. Видение глаз

9.      «Небывающие» глаза От Божьих зарниц– отличительная черта стиля Ильи.

10.  Сны как знаки и как композиционный прием.

11.  Зов родной деревеньки. Выбор подвижника.

12.  Любовь в образе Анастасии Ляпуновой, воплотившей для него все небесное и земное, в итоге – Святая с ликом Богородицы.

13.  Муки и радости творца.

14.  Творец из народа – его дар народу.

15.  «Неупиваемая Чаша» - символ живой народной христианской стихии.

16.  Парадный портрет Анастасии – символ преходящего, суетного, земного.

17.  Кому служит парадное искусство, а кому – духовное?

18.  Противопоставление сокровенной христианской сущности народа и духовной пустоты существующих вне её, не способных воспринять подлинные творения.

 

 

 

 

Викентий Викентьевич Вересаев

 

 

 

1867 -1945

 

Писатель Вересаев появился вместо врача Викентия Викентьевича Смидовича (настоящая фамилия). Похоже на А. П. Чехова и М. А. Булгакова. С серьезной поправкой:

на врача пошел учиться историк с университетским дипломом. Может быть, поэтому считал себя бытописателем русской интеллигенции и совсем не стеснялся подобной характеристики. 

Жизнь Вересаева была долгой и насыщенной: он стал свидетелем трёх революций и трёх войн. Успел он увидеть и победу России в самой тяжёлой из них — Великой Отечественной — Викентий Викентьевич умер 3 июня 1945 года. Скромный памятник на его могиле на Новодевичьем кладбище обращается к нам цитатой из рассказа «Легенда»:

«Да, в жизнь нужно входить не весёлым гулякою, как в приятную рощу, а с благоговейным трепетом, как в священный лес, полный жизни и тайны».

Слово «жизнь» было любимым в лексиконе писателя. Его духовное завещание призывает уважать и беречь этот бесценный дар.

 

«Состязание»

 

 

А.Г. Веницианов.  Девушка в платке

 

Когда состязание было объявлено, никто в городе не сомневался, что выполнить задачу способен только Дважды-Венчанный – на весь мир прославленный художник, гордость города. И только сам он чувствовал в душе некоторый страх: он знал силу молодого Единорога, своего ученика.

Глашатаи ходили по городу и привычно зычными голосами возвещали на перекрестках состоявшееся постановление народного собрания: назначить состязание на картину, изображающую красоту женщины; картина эта, огромных размеров, будет водружена в центральной нише портика на площади Красоты, чтоб каждый проходящий издалека мог видеть картину и неустанно славить творца за данную им миру радость. Ровно через год, в месяц винограда, картины должны быть выставлены на всенародный суд. Чья картина окажется достойною украсить собою лучшую площадь великого города, тот будет награжден щедрее, чем когда-то награждали цари: тройной лавровый венок украсит его голову, и будет победителю имя – Трижды-Венчанный.

Так выкликали глашатаи на перекрестках и рынках города, а Дважды-Венчанный, в дорожной шляпе и с котомкою за плечами, с кизилевою палкою в руке и с золотом в поясе, уже выходил из города. Седая борода его шевелилась под ветром, большие, всегда тоскующие глаза смотрели вверх, в горы, куда поднималась меж виноградников каменистая дорога.

Он шел искать по миру высшую Красоту, запечатленную в женском образе. У хижины за плетнем чернокудрый юноша рубил секирою хворост на обрубке граба. Он увидел путника, выпрямился, откинул кудри с загорелого лица и радостно сверкнул зубами и белками глаз.

–                    Учитель, радуйся! – весело приветствовал он путника.

–                    Радуйся, сын мой! – ответствовал Дважды-Венчанный и узнал Единорога, любимого своего ученика.

–                    В далекий путь идешь ты, учитель. Шляпа у тебя на голове и котомка за плечами, и сандалии у тебя из тяжелой буйволовой кожи. Куда идешь ты? Зайди под мой кров, отец мой, осушим с тобою по кружке доброго вина, чтоб мне пожелать тебе счастливой дороги.

И с большою поспешностью ответил Дважды-Венчанный: – Охотно, сын мой!

Единорог с размаху всадил блестящую секиру в обрубок и крикнул, ликуя:

–                    Зорька! Скорее сюда! Неси нам лучшего вина, сыру, винограду!.. Великая радость нисходит на дом наш: учитель мой идет ко мне!

Они сели перед хижиною, в тени виноградных лоз, свешивавших над их головами черные свои гроздья. С робким благоговением поглядывая на великого, Зорька поставила на стол кувшин с вином, деревянные тарелки с сыром, виноградом и хлебом.

И спросил Единорог:

–                    Куда собрался ты, учитель?

Дважды-Венчанный поставил кружку и удивленно поглядел на него.

–                    Разве ты не слышал, о чем третий день кричат глашатаи на площадях и перекрестках города?

–                    Слышал.

–                    И… думаешь выступить на состязании?

–                    Да, учитель. Знаю, что придется бороться с тобою, но такая борьба не может быть тебе обидна. Знаю, что трудна будет борьба, но не художник тот, кто бы испугался ее.

–                    Я так и думал. Знаю и я, что борьба предстоит трудная и победить тебя будет нелегко. Когда же идешь ты в путь?

–                    Куда?

–                    Как куда? Искать ту высшую Красоту, которая где-нибудь да должна же быть. Отыскивать ее, в кого бы она ни была вложена – в гордую ли царевну, в дикую ли пастушку, в смелую ли рыбачку, или в тихую дочь виноградаря.

Единорог беззаботно усмехнулся. – Я уж нашел ее.

Сердце Дважды-Венчанного забилось медленными, сильными толчками, груди стало мало воздуху, а седая голова задрожала. Он осторожно спросил, не надеясь получить правдивого ответа:

–                    Где ж ты нашел ее? – А вот она!

И Единорог указал на Зорьку, свою возлюбленную. Взгляд его был прям, и в нем не было лукавства.

Дважды-Венчанный в изумлении смотрел на него.

–                    Она?

–                    Ну да!

Голова старика перестала дрожать, и сердце забилось ровно. И заговорило в нем чувство учителя.

–                    Сын мой! Твоя возлюбленная мила, я не спорю. Счастлив тот, чью шею обнимают эти стройные золотистые руки, к чьей груди прижимается эта прелестная грудь. Но подумай: та ли эта красота, которая должна повергнуть перед собою мир.

–                    Да, именно та самая. Нет в мире и не может быть красоты выше красоты золотой моей Зорьки, – восторженно сказал Единорог.

И взяло на минуту сомнение Дважды-Венчанного: не обманул ли его глаз, не просмотрел ли он чего в этой девушке, потупленно стоявшей в горячей тени виноградных лоз? Осторожно и испытующе он оглядел ее. Обыкновеннейшая девушка, каких везде можно встретить десятки. Широкое лицо, немножко косо прорезанные глаза, немножко редко поставленные зубы. Глаза милые, большие, но и в них ничего особенного… Как слепы влюбленные!

В груди учителя забился ликующий смех, но лицо осталось серьезным. Он встал и, пряча лукавство, сказал:

–                    Может быть, ты и прав. Блажен ты, что так близко нашел то, что мне предстоит искать так далеко и долго… Радуйся! И ты радуйся, счастливая меж дев!

Когда Дважды-Венчанный вышел на дорогу, он вздохнул облегченно и успокоенно: единственный опасный соперник сам, в любовном своем ослеплении, устранил себя с его пути. Спина старика выпрямилась, и, сокращая путь, он бодро зашагал в гору по белым камням русла высохшего горного ручья.

 

II

Дважды-Венчанный переходил из города в город, из деревни в деревню, переплывал с острова на остров. Не зная усталости, искал он деву, в которую природа вложила лучшую свою красоту. Он искал в виноградниках и рыбачьих хижинах, в храмах и на базарах, в виллах знатных господ, в дворцах восточных царей. Славное имя его открывало перед ним все двери, делало его повсюду желанным гостем. Но нигде не находил он той, которую искал.

Однажды, в месяц ветров, за морем, он увидел у городских ворот едущую на мулах восточную царевну и остановился и с минуту жадно смотрел на ее сверкающую красоту. И подумал в колебании:

–        Может быть, она?

Но сейчас же преодолел себя, отвернулся и решительно зашагал дальше.

–        Может быть? «Значит, не она… Истинная красота как светляк», – сказал он себе. – Когда ночью ищешь в лесу светляков, часто бывает: вдруг остановишься, – «стой! Кажется, светляк!» Кажется… Не останавливайся, иди дальше. Это белеет в темноте камушек или цветок анемона, это клочок лунного света упал в чаще на увядший листок. Когда ясным своим светом, пронзая темноту, засветился светляк, – тогда не спрашиваешь себя, тогда прямо и уверенно говоришь: это он!

Месяц шел за месяцем. Отшумели на море равноденственные бури, осыпались листья с дубов. Все ниже стало ходить солнце, все глубже заглядывать в окна хижин. Туманные тени поползли по волнам остывающего моря. Горы надели на головы белые шапки, ледяной ветер гнал по долинам сухой, шуршащий снег. И опять солнце стало ходить выше. Перед утреннею зарею выбегал из-за гор небесный Стрелец и целился стрелою в изогнутую спину сверкающего Скорпиона. Больше пригревало теплом.

А Дважды-Венчанный странствовал.

Был месяц фиалок. Путник расположился на ночлег на песчаном берегу бухты. Отпил из фляги вина, перекусил куском черствого ячменного хлеба с овечьим сыром, сделал себе ложе: нагреб для изголовья возвышение из морского песку, разостлал волосяной свой плащ и склонился на ложе головою.

В теле была усталость, в душе – отчаяние. Никогда, никогда, казалось ему, не найдет он того, чего ищет. Не найдет, потому что не способен найти.

С полуденной стороны, от гор, дул теплый ветер, и весь он был пропитан запахом фиалок. Там, на горных перевалах, лесные поляны покрыты сплошными коврами фиалок. Сегодня вечером он шел тропинкою по этим, перевалам и любовался всем, что кругом, и вдыхал целомудренные запахи ранней весны. А теперь, когда сумерки одели горы, когда в теплом ветре издалека несся запах фиалок, ему казалось: там все прекраснее, таинственнее и глубже, чем он сумел увидеть вблизи. А пойдет туда, – и опять красота отодвинется, и опять будет хорошо, но не то… Что же это за колдовство в мировой красоте, что она вечно ускользает от человека, вечно недоступна и непостижима и не укладывается целиком ни в какие формы природы?

Оглянулся Дважды-Венчанный на все, что сотворил за свою жизнь, что сделало его славным на весь мир, и припал лицом к изголовью. Противно стало ему и стыдно за неумелые его намеки на то великое и непостигаемое, что носилось перед его тоскующими глазами и чего никогда он не мог воплотить в формы и краски.

Так он и заснул, уткнувшись лицом в жесткий свой плащ. С гор все дул теплый ветер, пропитанный запахом фиалок, и вздыхало вдоль берега вечно тоскующее, не знающее спокойствия море.

Когда Дважды-Венчанный проснулся, над морем занималась зеленоватозолотистая заря. Горы, кусты, колючая трава на берегу стояли в ровном сумеречном свете, – мягко светящиеся, объединенные; свет обнимался с тенью. Потом запылал над морем огромный, ясный костер, без дыма и чада, медленно вылетело из него солнце и ударило лучами по земле. И отшатнулся свет от тени, и разъединились они. Ярче стал свет, чернее тень.

Дважды-Венчанный взглянул на мрачные, утонувшие в тени горы. Взглянул – и вскочил на ноги быстро, как юноша. С предгорного холма, залитая лучами солнца, спускалась стройная дева в венке из фиалок. И сотряслась душа художника до самых глубин, и сразу, без колебаний, без вопросов, с ликованием воскликнула душа: – Это – она!

Дважды-Венчанный упал на колени и в молитвенном восторге простер руки к светозарной деве.

 

III

Настал месяц винограда. Площадь Красоты, как море, шумела народом. В глубине площади возвышались два огромных, одинаковой величины, прямоугольника, завешанных полотном. Возле одного стоял Дважды-Венчанный, возле другого –

Единорог. Толпа с обожанием смотрела на уверенное, сурово-спокойное лицо ДваждыВенчанного и посмеивалась, глядя на бледное под загаром лицо красавца Единорога.

Граждане кричали:

– Единорог! Беги со своею мазнёю, не срамись.

Единорог в ответ встряхивал курчавыми волосами и вызывающе усмехался, сверкая зубами.

Старец в пурпуровом плаще и с золотым обручем на голове ударил палочкой из слоновой кости по серебряному колоколу.

Все притихли. Старец простер палочку к картине Дважды-Венчанного. Полотно скользнуло вниз.

            Высоко над толпою стояла спускающаяся с высоты, озаренная восходящим солнцем дева в венке из фиалок. За нею громоздились темно-серые выступы суровых гор, еще не тронутых солнцем. По толпе пронесся гул, и вдруг стало на площади тихо, как знойным полднем в горном лесу.

Божественно-спокойная, стояла дева и смотрела на толпу большими глазами, ясными, как утреннее небо после грозы. Никто никогда еще не видал в мире такой красоты. Она слепила взгляд, хотелось прикрыть глаза, как от солнца, только что вышедшего из моря. Но падала рука, не дошедши до глаз, потому что не могли глаза оторваться от созерцания. А когда отрывались и смотрели по сторонам, было с ними, как после взгляда на солнце, только что вышедшее из моря: все вокруг казалось темным и смутным. Тело, какого еще не обнимала ни одна мужская рука, сквозило сквозь легкую ткань. Но не было вожделения. Было только молитвенное склонение и блаженная, нездешняя печаль.

Темные горы были за девой, и темно стало кругом на площади. Девы и жены пристыженно отвращали лица в сторону, а юноши и мужи глядели на Фиалковенчанную, переносили взгляд на своих возлюбленных и спрашивали себя: что же нравилось им в этих нескладных телах и обыденных лицах, в этих глазах, тусклых, как коптящий ночник? Старый погонщик мулов, с брюзгливым лицом и щетиною на подбородке, искоса оглядывал свою старуху: была она жирная, с отвислым подбородком и огромной грудью, с лицом, красным от кухонного чада. Взглянул он опять на Фиалкове чанную и опять на жену. Больно ущемила тоска по красоте его жесткое, как подошва, сердце, и страшно стало ему, с кем суждено проводить ему его трудную, серую жизнь.

Долго стояли люди в благоговейном молчании, и смотрели, и что-то шептали. И всеобщий вздох священной, великой тоски пронесся над толпою.

Старец в красном плаще стряхнул с себя очарование и встал. Было лицо его строго и торжественно. С усилием, как бы свершая вынужденное кощунство, протянул он палочку ко второй картине.

 

IV Покров упал.

Ропот недоумения и негодования прошел по площади. На скамье, охватив колено руками, подавшись лицом вперед, сидела и смотрела на толпу – Зорька! Люди не верили глазам и не верили, чтоб до такой наглости мог дойти Единорог. Да, Зорька! Та самая Зорька, что по утрам возвращается с рынка, неся в корзине полдесятка кефалей, пучки чесноку и петрушки; – та самая Зорька, что мотыжит за городом свой виноградник и по вечерам доңт на дворике коз. Сидит, охватив колено руками, и смотрит на толпу. За нею – полуоблупившаяся стена хижины и косяк двери, над головою – виноградные листья, красные по краям, меж них – тяжелые сизые гроздья, а вокруг нее – горячая, напоенная солнцем тень. И все. И была она на картине такая же большая, локтей в двадцать, как и божественная дева на соседней картине.

–                    Хоть с гору величиной нарисуй, лучше не станет! – крикнул озорной голос. И все засмеялись. Раздался свист, шип. Кто-то завопил: – Камнями его!

И другие подхватили:

–                    Побить камнями!

Но вот шум начал понемногу затихать. Кричащие и хохочущие рты сомкнулись, поднятые с камнями руки опустились. И вдруг стало тихо. Так иногда неожиданно налетит с гор ветер, – завоет, завьется, поднимет к небу уличную пыль – и вдруг упадет, как в землю уйдет.

Люди смотрели на Зорьку, и Зорька смотрела на них. Один юноша в недоумении пожал плечами и сказал другому:

–                    А знаешь, я до сих пор не замечал, что Зорька так прелестна. Ты не находишь?

И другой ответил задумчиво:

–                    Странно, но так. Глаз не могу оторвать.

Высоко подняв брови, как будто прислушиваясь к чему-то, Зорька смотрела перед собою. Чуть заметная счастливая улыбка замерла на губах, в глазах был стыдливый испуг и блаженное недоумение перед встающим огромным счастьем. Она противилась, упиралась и, однако, вся устремилась вперед в радостном, неодолимом порыве. И вся светилась изнутри. Как будто кто-то, втайне давно любимый, неожиданно наклонился к ней и тихотихо прошептал:

–                    Зорька! Люблю!

Люди молчали и смотрели. Они забыли, что это – та самая Зорька, которая носит в корзине тускло поблескивающую рыбу и серебряные пучки чесноку, не замечали, что лицо ее несколько широко, а глаза поставлены немного косо. Казалось, будь она безобразна, как дочь кочевника, с приплюснутым носом и глазами как щелки, – само безобразие, освещенное изнутри этим чудесным светом, претворилось бы в красоту небывалую.

Как будто солнце взошло высоко над площадью. Радостный, греющий свет лился от картины и озарял все кругом. Вспомнились каждому лучшие минуты его любви. Тем же светом, что сиял в Зорьке, светилось вдруг преобразившееся лицо его возлюбленной в часы тайных встреч, в часы первых чистых и робких ласк, когда неожиданно выходит на свет и широко распускается глубоко скрытая, вечная, покоряющая красота, заложенная природой во всякую без исключения женщину.

Прояснилось лицо старого брюзги погонщика, взглянул он на свою старуху, и улыбнулся, и толкнул ее сухим локтем в жирный бок.

–                    А помнишь, старуха… Гы-гы!.. У водопоя-то? Ты поила коз, а я перепрыгнул через плетень… Молодой месяц стоял над горой, цвели дикие сливы…

И, застенчиво улыбнувшись, взглянули на него с оплывшего, багрового лица знакомые, милые, давно забытые глаза, и осветилось это лицо отблеском того вечного света, который шел от Зорьки. Погонщик хихикал и грязною рукою вытирал слезы на гноящихся своих глазах. И казалось ему, – не умел он ценить того, что у него было, и по собственной вине сделал свою жизнь серою и безрадостною.

Это был он, который первым крикнул на всю площадь:

–                    Да будет Единорог Трижды-Венчанным!

 

 

https://www.youtube.com/watch?v=Nc3KnddJ-9o

 

 

1.      О чём сказка? Ответив, вы назовёте тему.

2.      Красива ли дева, найденная и изображенная на картине художником ДваждыВенчанным?  

3.      Как понимает высшую красоту художник Дважды-Венчанный?

4.      Как подействовала эта творение на зрителей?

5.      Замечали ли красоту возлюбленной Единорога окружавшие её люди?

6.      Обратил ли внимание на красоту Зорьки настоящий талантливый художник Дважды-Венчанный, встречавшийся с ней много раз?

7.      Красива ли Зорька на картине Единорога?

8.      Как понимает высшую красоту художник Единорог?

9.      Чем объясните такую странную, даже агрессивную, реакцию зрителей на творение Единорога? Чего они ждали от творца?

8.      Как подействавало произведение искусства на зрителей, когда они все же разглядели, что Зорька и в жизни так же прекрасна?

9.      Найдите определения к именам: 

Красота Фиалковенчанной – это красота…

Красота Зорьки – красота…

Обратите внимание на имена дев. Они тоже информативны.

10.  Прочтите еще раз вслух отрывок со слов: «Люди молчали и смотрели. Они забыли, что это – та самая Зорька» - до слов: «вечная, покоряющая красота, заложенная природой во всякую без исключения женщину.  

11.  Сделайте вывод: от чего зависит видение красоты?

12.  Запишите в конспектах нравственный урок сказки.

 

Павел Петрович Бажов

 

 

Фехнер Д. Ф. – художник-график, член Союза художников СССР (1936),

 

1979 – 1950

 

Биографы Павла Петровича Бажова считают, что у этого писателя была счастливая судьба. Великий сказатель прожил долгую и достойную, насыщенную событиями жизнь.  Он спокойно пережил все политические перевороты и даже сумел добиться признания и славы. Наверное, всё же главный подарок судьбы: Бажов занимался любимым делом - старался сделать быль сказкой. 

Бажов вспоминал, что благодаря Пушкину сумел получить достойное образование. Мальчиком он взял томик великого поэта в местной библиотеке; библиотекарь пошутил: велел, чтобы тот выучил все произведения наизусть. Но Павел воспринял всерьёз. Потом школьный учитель рассказывал своему другу об удивительном ученике, который знал все произведения Пушкина назубок!

Всё-таки не получив университетского диплома из-за нехватки средств, Павел Петрович работал преподавателем в духовных училищах Екатеринбурга и Камышлова, обучал студентов русскому языку и литературе. Бажова обожали, потому что он читал произведения классиков чувственно и с душой. Павел Петрович был одним из тех редких преподавателей, которые могли заинтересовать даже заядлого двоечника. У девочек в училище имелся своеобразный обычай: они прикалывали любимым учителям бантики из разноцветных ленточек. У Павла Петровича Бажова не оставалось свободного места на пиджаке, ведь «знаков отличия» у него было больше всех.

 

 

«Каменный цветок»

В сокращении

 

 

 

Не одни мраморски на славе были по каменному-то делу. Тоже и в наших заводах, сказывают, это мастерство имели. Та только различка, что наши больше с малахитом вожгались, как его было довольно, и сорт — выше нет. Вот из этого малахиту и выделывали подходяще. Такие, слышь-ко, штучки, что диву дашься: как ему помогло. Был в ту пору мастер Прокопьич. По этим делам первый. Лучше его никто не мог. В пожилых годах был.

Вот барин и велел приказчику поставить к этому Прокопьичу парнишек на выучку.

— Пущай-де переймут все до тонкости.

Только Прокопьич, — то ли ему жаль было расставаться со своим мастерством, то ли еще что, — учил шибко худо. Все у него с рывка да с тычка. Насадит парнишке по всей голове шишек, уши чуть не оборвет да и говорит приказчику:

— Не гож этот… Глаз у него неспособный, рука не несет. Толку не выйдет.

Приказчику, видно, заказано было ублаготворять Прокопьича.

— Не гож, так не гож… Другого дадим… — И нарядит другого парнишку.

Ребятишки прослышали про эту науку… Спозаранку ревут, как бы к Прокопьичу не попасть. Отцам-матерям тоже не сладко родного дитенка на зряшную муку отдавать, — выгораживать стали свои-то, кто как мог. И то сказать, нездорово это мастерство, с малахитом-то. Отрава чистая. Вот и оберегаются люди.

Приказчик все ж таки помнит баринов наказ — ставит Прокопьичу учеников. Тот по своему порядку помытарит парнишку да и сдаст обратно приказчику.

— Не гож этот… Приказчик взъедаться стал:

— До какой поры это будет? Не гож да не гож, когда гож будет? Учи этого… Прокопьич, знай, свое:

— Мне что… Хоть десять годов учить буду, а толку из этого парнишки не будет…

Какого тебе еще?

— Мне хоть и вовсе не ставь, — об этом не скучаю…

Так вот и перебрали приказчик с Прокопьичем много ребятишек, а толк один: на голове шишки, а в голове — как бы убежать. Нарочно которые портили, чтобы Прокопьич их прогнал. Вот так-то и дошло дело до Данилки Недокормыша. Сиротка круглый был этот парнишечко. Годов, поди, тогда двенадцати, а то и боле. На ногах высоконький, а худой-расхудой, в чем душа держится. Ну, а с лица чистенький. Волосенки кудрявеньки, глазенки голубеньки. Его и взяли сперва в казачки при господском доме: табакерку, платок подать, сбегать куда и протча. Только у этого сиротки дарованья к такому делу не оказалось. Другие парнишки на таких-то местах вьюнами вьются. Чуть что — на вытяжку:

что прикажете? А этот Данилко забьется куда в уголок, уставится глазами на картину какую, а то на украшенье, да и стоит. Его кричат, а он и ухом не ведет. Били, конечно, поначалу-то, потом рукой махнули:

— Блаженный какой-то! Тихоход! Из такого хорошего слуги не выйдет… …Приказчик Данилушку призвал да и говорит:

— Иди-ко теперь к Прокопьичу — малахитному делу обучаться. Самая там по тебе работа.

Ну, что сделаешь? Пошел Данилушко, а самого еще ветром качает. Прокопьич поглядел на него да и говорит:

— Еще такого недоставало. Здоровым парнишкам здешняя учеба не по силе, а с такого что взыщешь — еле живой стоит.

Пошел Прокопьич к приказчику:

— Не надо такого. Еще ненароком убьешь — отвечать придется.

Только приказчик — куда тебе, слушать не стал;

— Дано тебе — учи, не рассуждай! Он — этот парнишка — крепкий. Не гляди, что жиденький.

— Ну, дело ваше, — говорит Прокопьич, — было бы сказано. Буду учить, только бы к ответу не потянули.

— Тянуть некому. Одинокий этот парнишка, что хочешь с ним делай, — отвечает приказчик.

Пришел Прокопьич домой, а Данилушко около станочка стоит, досочку малахитовую оглядывает. На этой досочке зарез сделан — кромку отбить. Вот Данилушко на это место уставился и головенкой покачивает. Прокопьичу любопытно стало, что этот новенький парнишка тут разглядывает. Спросил строго, как по его правилу велось:

— Ты это что? Кто тебя просил поделку в руки брать? Что тут доглядываешь?

Данилушко и отвечает:

— На мой глаз, дедушко, не с этой стороны кромку отбивать надо. Вишь, узор тут, а его и срежут. Прокопьич закричал, конечно:

— Что? Кто ты такой? Мастер? У рук не бывало, а судишь? Что ты понимать можешь?

— То и понимаю, что эту штуку испортили, — отвечает Данилушко.

— Кто испортил? а? Это ты, сопляк, мне — первому мастеру!.. Да я тебе такую порчу покажу… жив не будешь!

Пошумел так-то, покричал, а Данилушку пальцем не задел. Прокопьич-то, вишь, сам над этой досочкой думал — с которой стороны кромку срезать. Данилушко своим разговором в самую точку попал. Прокричался Прокопьич и говорит вовсе уж добром:

— Ну-ко, ты, мастер явленый, покажи, как по-твоему сделать?

Данилушко и стал показывать да рассказывать:

— Вот бы какой узор вышел. А того бы лучше — пустить досочку поуже, по чистому полю кромку отбить, только бы сверху плетешок малый оставить.

Прокопьич знай покрикивает:

Ну-ну… Как же! Много ты понимаешь. Накопил — не просыпь! — А про себя думает: «Верно парнишка говорит. Из такого, пожалуй, толк будет. Только учить-то его как? Стукни разок — он и ноги протянет».

Подумал так да и спрашивает:

— Ты хоть чей, экий ученый?

Данилушко и рассказал про себя. Дескать, сирота. Матери не помню, а про отца и вовсе не знаю, кто был. Кличут Данилкой Недокормышем, а как отчество и прозванье отцовское — про то не знаю. Рассказал, как он в дворне был и за что его прогнали, как потом лето с коровьим стадом ходил, как под бой попал. Прокопьич пожалел:

— Не сладко, гляжу, тебе, парень, житьишко-то задалось, а тут еще ко мне попал. У нас мастерство строгое. Потом будто рассердился, заворчал:

— Ну, хватит, хватит! Вишь разговорчивый какой! Языком-то — не руками — всяк бы работал. Целый вечер лясы да балясы! Ученичок тоже! Погляжу вот завтра, какой у тебя толк. Садись ужинать, да и спать пора.

Прокопьич одиночкой жил. Жена-то у него давно умерла. Старушка Митрофановна из соседей снаходу у него хозяйство вела. Утрами ходила постряпать, сварить чего, в избе прибрать, а вечером Прокопьич сам управлял, что ему надо.

Поели, Прокопьич и говорит:

— Ложись вон тут на скамеечке!

Данилушко разулся, котомку свою под голову, понитком закрылся, поежился маленько, — вишь, холодно в избе-то было по осеннему времени, — все-таки вскорости уснул. Прокопьич тоже лег, а уснуть не мог: все у него разговор о малахитовом узоре из головы нейдет. Ворочался-ворочался, встал, зажег свечку да и к станку — давай эту малахитову досочку так и сяк примерять. Одну кромку закроет, другую… прибавит поле, убавит. Так поставит, другой стороной повернет, и все выходит, что парнишка лучше узор понял.

— Вот тебе и Недокормышек! — дивится Прокопьич. — Еще ничем-ничего, а старому мастеру указал. Ну и глазок! Ну и глазок!

Пошел потихоньку в чулан, притащил оттуда подушку да большой овчинный тулуп.

Подсунул подушку Данилушке под голову, тулупом накрыл: — Спи-ко, глазастый!

А тот и не проснулся, повернулся только на другой бочок, растянулся под тулупом-то — тепло ему стало, — и давай насвистывать носом полегоньку. У Прокопьича своих ребят не было, этот Данилушко и припал ему к сердцу. Стоит мастер, любуется, а Данилушко знай посвистывает, спит себе спокойненько. У Прокопьича забота — как бы этого парнишку хорошенько на ноги поставить, чтоб не такой тощий да нездоровый был.

— С его ли здоровьишком нашему мастерству учиться. Пыль, отрава, — живо зачахнет. Отдохнуть бы ему сперва, подправиться, потом учить стану. Толк, видать, будет.

На другой день и говорит Данилушке:

— Ты спервоначалу по хозяйству помогать будешь. Такой у меня порядок заведен… 

…Шубу ему Прокопьич справил, шапку теплую, рукавицы, пимы на заказ скатали. Прокопьич, видишь, имел достаток. Хоть крепостной был, а по оброку ходил, зарабатывал маленько. К Данилушке-то он крепко прилип. Прямо сказать, за сына держал. Ну, и не жалел для него, а к делу своему не подпускал до времени.

В хорошем-то житье Данилушко живо поправляться стал и к Прокопьичу тоже прильнул. Ну, как! — понял Прокопьичеву заботу, в первый раз так-то пришлось пожить. Прошла зима. Данилушке и вовсе вольготно стало. То он на пруд, то в лес. Только и к мастерству Данилушко присматривался. Прибежит домой, и сейчас же у них разговор. То, другое Прокопьичу расскажет да и спрашивает — это что да это как? Прокопьич объяснит, на деле покажет. Данилушко примечает. Когда и сам примется:

«Ну-ко, я…» Прокопьич глядит, поправит, когда надо, укажет, как лучше… Пытал-пытал приказчик:

Этот, видно, гож тебе пришелся?

— Не жалуюсь, — отвечает Прокопьич, а сам дивуется:

 — Когда хоть ты, Данилушко, все это понял? Ровно я тебя еще и вовсе не учил.

— Сам же, — говорит Данилушко, — показывал да рассказывал, а я примечал.

У Прокопьича даже слезы закапали, — до того ему это по сердцу пришлось.

— Сыночек, — говорит, — милый, Данилушко… Что еще знаю, все тебе открою… Не потаю…

Только …приказчик на другой день послал за ним и работу на урок стал давать. Сперва, конечно, попроще что: бляшки, какие женщины носят, шкатулочки. Потом с точкой пошло: подсвечники да украшения разные. Там и до резьбы доехали. Листочки да лепесточки, узорчики да цветочки. У них ведь — малахитчиков — дело мешкотное. Пустяковая ровно штука, а сколько он над ней сидит! Так Данилушко и вырос за этой работой.

А как выточил зарукавье — змейку из цельного камня, так его и вовсе мастером приказчик признал. Барину об этом отписал:

«Так и так, объявился у нас новый мастер по малахитному делу — Данилко Недокормыш. Работает хорошо, только по молодости еще тих. Прикажете на уроках его оставить али, как и Прокопьича, на оброк отпустить?»

Работал Данилушко вовсе не тихо, а на диво ловко да скоро. Это уж Прокопьич тут сноровку поимел. Задаст приказчик Данилушке какой урок на пять ден, а Прокопьич пойдет да и говорит:

— Не в силу это. На такую работу полмесяца надо. Учится ведь парень.

Поторопится — только камень без пользы изведет.

Ну, приказчик поспорит сколько, а дней, глядишь, прибавит. Данилушко и работал без натуги. Поучился даже потихоньку от приказчика читать, писать. Так, самую малость, а все ж таки разумел грамоте. Прокопьич ему в этом тоже сноровлял. Когда и сам наладится приказчиковы уроки за Данилушку делать, только Данилушко этого не допускал:

— Что ты! Что ты, дяденька! Твое ли дело за меня у станка сидеть!

Смотри-ка, у тебя борода позеленела от малахиту, здоровьем скудаться стал, а мне что делается?

Данилушко и впрямь к той поре выправился. Хоть по старинке его Недокормышем звали, а он вон какой! Высокий да румяный, кудрявый да веселый. Однем словом, сухота девичья. Прокопьич уж стал с ним про невест заговаривать, а Данилушко, знай, головой потряхивает:

— Не уйдет от нас! Вот мастером настоящим стану, тогда и разговор будет.

Барин на приказчиково известие отписал:

«Пусть тот Прокопьичев выученик Данилко сделает еще точеную чашу на ножке для моего дому. Тогда погляжу — на оброк отпустить али на уроках держать. Только ты гляди, чтобы Прокопьич тому Данилке не пособлял. Не доглядишь — с тебя взыск будет» Приказчик получил это письмо, призвал Данилушку да и говорит:

— Тут, у меня, работать будешь. Станок тебе наладят, камню привезут, какой надо. Прокопьич узнал, запечалился: как так? что за штука? Пошел к приказчику, да разве он скажет… Закричал только: «Не твое дело!»

Ну, вот пошел Данилушко работать на ново место, а Прокопьич ему наказывает:

— Ты гляди не торопись, Данилушко! Не оказывай себя.

Данилушко сперва остерегался. Примеривал да прикидывал больше, да тоскливо ему показалось. Делай не делай, а срок отбывай — сиди у приказчика с утра до ночи. Ну, Данилушко от скуки и сорвался на полную силу. Чаша-то у него живой рукой и вышла из дела. Приказчик поглядел, будто так и надо, да и говорит:

— Еще такую же делай!

Данилушко сделал другую, потом третью. Вот когда он третью-то кончил, приказчик и говорит:

— Теперь не увернешься! Поймал я вас с Прокопьичем. Барин тебе, по моему письму, срок для одной чаши дал, а ты три выточил. Знаю твою силу. Не обманешь больше, а тому старому псу покажу, как потворствовать! Другим закажет!

Так об этом и барину написал и чаши все три предоставил. Только барин, — то ли на него умный стих нашел, то ли он на приказчика за что сердит был, — все как есть наоборот повернул.

Оброк Данилушке назначил пустяковый, не велел парня от Прокопьича брать — может-де вдвоем скорее придумают что новенькое. При письме чертеж послал. Там тоже чаша нарисована со всякими штуками. По ободку кайма резная, на поясе лента каменная со сквозным узором, на подножке листочки. Однем словом, придумано. А на чертеже барин подписал: «Пусть хоть пять лет просидит, а чтобы такая в точности сделана была» Пришлось тут приказчику от своего слова отступить. Объявил, что барин написал, отпустил Данилушку к Прокопьичу и чертеж отдал.

Повеселели Данилушко с Прокопьичем, и работа у них бойчее пошла. Данилушко вскоре за ту новую чашу принялся. Хитрости в ней многое множество. Чуть неладно ударил, — пропала работа, снова начинай. Ну, глаз у Данилушки верный, рука смелая, силы хватит — хорошо идет дело. Одно ему не по нраву — трудности много, а красоты ровно и вовсе нет. Говорил Прокопьичу, а он только удивился:

— Тебе-то что? Придумали — значит, им надо. Мало ли я всяких штук выточил да вырезал, а куда они — толком и не знаю.

Пробовал с приказчиком поговорить, так куда тебе. Ногами затопал, руками замахал:

— Ты очумел? За чертеж большие деньги плачены. Художник, может, по столице первый его делал, а ты пересуживать выдумал!

Потом, видно, вспомнил, что барин ему заказывал, — не выдумают ли вдвоем чего новенького, — и говорит:

— Ты вот что… делай эту чашу по барскому чертежу, а если другую от себя выдумаешь — твое дело. Мешать не стану. Камня у нас, поди-ко, хватит. Какой надо — такой и дам.

Тут вот Данилушке думка и запала. Не нами сказано — чужое охаять мудрости немного надо, а свое придумать — не одну ночку с боку на бок повертишься.

Вот Данилушко сидит над этой чашей по чертежу-то, а сам про другое думает. Переводит в голове, какой цветок, какой листок к малахитовому камню лучше подойдет. Задумчивый стал, невеселый. Прокопьич заметил, спрашивает:

— Ты, Данилушко, здоров ли? Полегче бы с этой чашей. Куда торопиться?

Сходил бы в разгулку куда, а то все сидишь да сидишь.

— И то, — говорит Данилушко, — в лес хоть сходить. Не увижу ли, что мне надо. С той поры и стал чуть не каждый день в лес бегать. Время как раз покосное, ягодное. Травы все в цвету. Данилушко остановится где на покосе либо на полянке в лесу и стоит, смотрит. А то опять ходит по покосам да разглядывает траву-то, как ищет что. Людей в ту пору в лесу и на покосах много. Спрашивают Данилушку — не потерял ли чего? Он улыбнется этак невесело да и скажет:

— Потерять не потерял, а найти не могу. Ну, которые и запоговаривали: — Неладно с парнем.

А он придет домой и сразу к станку, да до утра и сидит, а с солнышком опять в лес да на покосы. Листки да цветки всякие домой притаскивать стал, а все больше из объеди: черемицу да омег, дурман да багульник, да резуны всякие.

С лица спал, глаза беспокойные стали, в руках смелость потерял. Прокопьич вовсе забеспокоился, а Данилушко и говорит:

— Чаша мне покою не дает. Охота так ее сделать, чтобы камень полную силу имел.

Прокопьич давай отговаривать:

— На что она тебе далась? Сыты ведь, чего еще? Пущай бары тешатся, как им любо. Нас бы только не задевали. Придумают какой узор — сделаем, а навстречу-то им зачем лезть? Лишний хомут надевать — только и всего.

Ну, Данилушко на своем стоит.

— Не для барина, — говорит, — стараюсь. Не могу из головы выбросить ту чашу. Вижу, поди ко, какой у нас камень, а мы что с ним делаем? Точим, да режем, да полер наводим и вовсе ни к чему. Вот мне и припало желание так сделать, чтобы полную силу камня самому поглядеть и людям показать.

По времени отошел Данилушко, сел опять за ту чашу, по барскому-то чертежу.

Работает, а сам посмеивается:

— Лента каменная с дырками, каемочка резная… Потом вдруг забросил эту работу.

Другое начал. Без передышки у станка стоит. Прокопьичу сказал:

— По дурман-цветку свою чашу делать буду. Прокопьич отговаривать принялся. Данилушко сперва и слушать не хотел, потом, дня через три-четыре, как у него какая-то оплошка вышла, и говорит Прокопьичу:

— Ну ладно. Сперва барскую чашу кончу, потом за свою примусь. Только ты уж тогда меня не отговаривай… Не могу ее из головы выбросить.

Прокопьич отвечает:

— Ладно, мешать не стану, — а сам думает: «Уходится парень, забудет. Женить его надо. Вот что! Лишняя дурь из головы вылетит, как семьей обзаведется». Занялся Данилушко чашей. Работы в ней много — в один год не укладешь. Работает усердно, про дурман-цветок не поминает. Прокопьич и стал про женитьбу заговаривать:

— Вот хоть бы Катя Летемина — чем не невеста? Хорошая девушка… Похаять нечем.

Это Прокопьич-то от ума говорил. Он, вишь, давно заприметил, что Данилушко на эту девушку сильно поглядывал. Ну, и она не отворачивалась. Вот Прокопьич, будто ненароком, и заводил разговор. А Данилушко свое твердит:

— Погоди! Вот с чашкой управлюсь. Надоела мне она. Того и гляди — молотком стукну, а он про женитьбу! Уговорились мы с Катей. Подождет она меня.

Ну, сделал Данилушко чашу по барскому чертежу. Приказчику, конечно, не сказали, а дома у себя гулянку маленькую придумали сделать. Катя — невеста-то — с родителями пришла, еще которые… из мастеров же малахитных больше. Катя дивится на чашу.

— Как, — говорит, — только ты ухитрился узор такой вырезать и камня нигде не обломил! До чего все гладко да чисто обточено!

Мастера тоже одобряют:

— В аккурат-де по чертежу. Придраться не к чему. Чисто сработано. Лучше не сделать, да и скоро. Так-то работать станешь — пожалуй, нам тяжело за тобой тянуться.

Данилушко слушал-слушал да и говорит:

— То и горе, что похаять нечем. Гладко да ровно, узор чистый, резьба по чертежу, а красота где? Вон цветок… самый что ни есть плохонький, а глядишь на него — сердце радуется. Ну, а эта чаша кого обрадует? На что она? Кто поглядит, всяк, как вон Катенька, подивится, какой-де у мастера глаз да рука, как у него терпенья хватило нигде камень не обломить.

— А где оплошал, — смеются мастера, — там подклеил да полером прикрыл, и концов не найдешь.

— Вот-вот… А где, спрашиваю, красота камня? Тут прожилка прошла, а ты на ней дырки сверлишь да цветочки режешь. На что они тут? Порча ведь это камня. А камень-то какой! Первый камень! Понимаете, первый! Горячиться стал. Выпил, видно, маленько.

Мастера и говорят Данилушке, что ему Прокопьич не раз говорил:

— Камень — камень и есть. Что с ним сделаешь? Наше дело такое — точить да резать.

Только был тут старичок один. Он еще Прокопьича и тех — других-то мастеров — учил! Все его дедушком звали. Вовсе ветхий старичоночко, а тоже этот разговор понял да и говорит Данилушке:

— Ты, милый сын, по этой половице не ходи! Из головы выбрось! А то попадешь к

Хозяйке в горные мастера… — Какие мастера, дедушко?

— А такие… в горе живут, никто их не видит… Что Хозяйке понадобится, то они сделают. Случилось мне раз видеть. Вот работа! От нашей, от здешней, на отличку.

Всем любопытно стало. Спрашивают, — какую поделку видел.

— Да змейку, — говорит, — ту же, какую вы на зарукавье точите.

— Ну, и что? Какая она?

— От здешних, говорю, на отличку. Любой мастер увидит, сразу узнает — не здешняя работа. У наших змейка, сколь чисто ни выточат, каменная, а тут как есть живая. Хребтик черненький, глазки… Того и гляди — клюнет. Им ведь что! Они цветок каменный видали, красоту поняли.

Данилушко, как услышал про каменный цветок, давай спрашивать старика. Тот по совести сказал:

-Не знаю, милый сын. Слыхал, что есть такой цветок Видеть его нашему брату нельзя. Кто поглядит, тому белый свет не мил станет.

Данилушко на это и говорит:

— Я бы поглядел.

Тут Катенька, невеста-то его, так и затрепыхалась:

— Что ты, что ты, Данилушко! Неуж тебе белый свет наскучил? — да в слезы. Прокопьич и другие мастера сметили дело, давай старого мастера на смех подымать:

— Выживаться из ума, дедушко, стал. Сказки сказываешь. Парня зря с пути сбиваешь.

Старик разгорячился, по столу стукнул:

— Есть такой цветок! Парень правду говорит: камень мы не разумеем. В том цветке красота показана. Мастера смеются:

— Хлебнул, дедушко, лишка! А он свое:

— Есть каменный цветок!

Разошлись гости, а у Данилушки тот разговор из головы не выходит. Опять стал в лес бегать да около своего дурман-цветка ходить, про свадьбу и не поминает. Прокопьич уж понуждать стал:

— Что ты девушку позоришь? Который год она в невестах ходить будет? Того жди — пересмеивать ее станут. Мало смотниц-то?

Данилушко одно свое:

— Погоди ты маленько! Вот только придумаю да камень подходящий подберу И повадился на медный рудник — на Гумешки-то. Когда в шахту спустится, по забоям обойдет, когда наверху камни перебирает. Раз как-то поворотил камень, оглядел его да и говорит:

— Нет, не тот…

Только это промолвил, кто-то и говорит;

— В другом месте поищи… у Змеиной горки.

Глядит Данилушко — никого нет. Кто бы это? Шутят, что ли… Будто и спрятаться негде. Поогляделся еще, пошел домой, а вслед ему опять:

— Слышь, Данило-мастер? У Змеиной горки, говорю.

Оглянулся Данилушко — женщина какая-то чуть видна, как туман голубенький. Потом ничего не стало.

«Что, — думает, — за штука? Неуж сама? А что, если сходить на Змеиную-то?»

Змеиную горку Данилушко хорошо знал. Тут же она была, недалеко от Гумешек.

Теперь ее нет, давно всю срыли, а раньше камень поверху брали.

Вот на другой день и пошел туда Данилушко. Горка хоть небольшая, а крутенькая. С одной стороны и вовсе как срезано. Глядельце тут первосортное. Все пласты видно, лучше некуда.

Подошел Данилушко к этому глядельцу, а тут малахитина выворочена. Большой камень — на руках не унести, и будто обделан вроде кустика. Стал оглядывать Данилушко эту находку. Все, как ему надо: цвет снизу погуще, прожилки на тех самых местах, где требуется… Ну, все как есть… Обрадовался Данилушко, скорей за лошадью побежал, привез камень домой, говорит Прокопьичу:

— Гляди-ко, камень какой! Ровно нарочно для моей работы. Теперь живо сделаю. Тогда и жениться. Верно, заждалась меня Катенька. Да и мне это не легко. Вот только эта работа меня и держит. Скорее бы ее кончить!

Ну, и принялся Данилушко за тот камень. Ни дня, ни ночи не знает. А Прокопьич помалкивает. Может, угомонится парень, как охотку стешит. Работа ходко идет. Низ камня отделал. Как есть, слышь-ко, куст дурмана. Листья широкие кучкой, зубчики, прожилки — все пришлось лучше нельзя, Прокопьич и то говорит — живой цветок-то, хоть рукой пощупать. Ну, как до верху дошел — тут заколодило. Стебелек выточил, боковые листики тонехоньки — как только держатся! Чашку, как у дурман-цветка, а не то… Не живой стал и красоту потерял. Данилушко тут и сна лишился. Сидит над этой своей чашей, придумывает, как бы поправить, лучше сделать. Прокопьич и другие мастера, кои заходили поглядеть, дивятся, — чего еще парню надо? Чашка вышла — никто такой не делывал, а ему неладно. Умуется парень, лечить его надо. Катенька слышит, что люди говорят, — поплакивать стала. Это Данилушку и образумило.

— Ладно, — говорит, — больше не буду. Видно, не подняться мне выше-то, не поймать силу камня. — И давай сам торопить со свадьбой.

Ну, а что торопить, коли у невесты давным-давно все готово. Назначили день. Повеселел Данилушко. Про чашу-то приказчику сказал. Тот прибежал, глядит — вот штука какая!

Хотел сейчас эту чашу барину отправить, да Данилушко говорит:

— Погоди маленько, доделка есть.

Время осеннее было. Как раз около Змеиного праздника свадьба пришлась. К слову, ктото и помянул про это — вот-де скоро змеи все в одно место соберутся. Данилушко эти слова на приметку взял. Вспомнил опять разговоры о малахитовом цветке. Так его и потянуло: «Не сходить ли последний раз к Змеиной горке? Не узнаю ли там чего?» — и про камень припомнил: «Ведь как положенный был! И голос на руднике-то… про Змеиную же горку говорил».

Вот и пошел Данилушко! Земля тогда уже подмерзать стала, снежок припорашивал. Подошел Данилушко ко крутику, где камень брал, глядит, а на том месте выбоина большая, будто камень ломали. Данилушко о том не подумал, кто это камень ломал, зашел в выбоину. «Посижу, — думает, — отдохну за ветром. Потеплее тут». Глядит — у одной стены камень-серовик, вроде стула. Данилушко тут и сел, задумался, в землю глядит, и все цветок тот каменный из головы нейдет. «Вот бы поглядеть!» Только вдруг тепло стало, ровно лето воротилось. Данилушко поднял голову, а напротив, у другой-то стены, сидит Медной горы Хозяйка. По красоте-то да по платью малахитову Данилушко сразу ее признал. Только и то думает:

«Может, мне это кажется, а на деле никого нет». Сидит — молчит, глядит на то место, где Хозяйка, и будто ничего не видит. Она тоже молчит, вроде как призадумалась. Потом и спрашивает:

— Ну, что, Данило-мастер, не вышла твоя дурман-чаша?

— Не вышла, — отвечает.

— А ты не вешай голову-то! Другое попытай. Камень тебе будет, по твоим мыслям.

— Нет, — отвечает, — не могу больше. Измаялся весь, не выходит. Покажи каменный цветок.

— Показать-то, — говорит, — просто, да потом жалеть будешь.

— Не отпустишь из горы?

— Зачем не отпущу! Дорога открыта, да только ко мне же ворочаются.

— Покажи, сделай милость! Она еще его уговаривала:

— Может, еще попытаешь сам добиться! — Про Прокопьича тоже помянула: — Он-де тебя пожалел, теперь твой черед его пожалеть. — Про невесту напомнила: — Души в тебе девка не чает, а ты на сторону глядишь.

— Знаю я, — кричит Данилушко, — а только без цветка мне жизни нет. Покажи!

— Когда так, — говорит, — пойдем, Данило-мастер, в мой сад.

Сказала и поднялась. Тут и зашумело что-то, как осыпь земляная. Глядит Данилушко, а стен никаких нет. Деревья стоят высоченные, только не такие, как в наших лесах, а каменные. Которые мраморные, которые из змеевика-камня… Ну, всякие… Только живые, с сучьями, с листочками. От ветру-то покачиваются и голк дают, как галечками кто подбрасывает. Понизу трава, тоже каменная. Лазоревая, красная… разная… Солнышка не видно, а светло, как перед закатом. Промеж деревьев змейки золотенькие трепыхаются, как пляшут. От них и свет идет.

И вот подвела та девица Данилушку к большой полянке. Земля тут, как простая глина, а по ней кусты черные, как бархат. На этих кустах большие зеленые колокольцы малахитовы и в каждом сурьмяная звездочка. Огневые пчелки над теми цветками сверкают, а звездочки тонехонько позванивают, ровно поют.

— Ну, Данило-мастер, поглядел? — спрашивает Хозяйка.

— Не найдешь, — отвечает Данилушко, — камня, чтобы так-то сделать.

— Кабы ты сам придумал, дала бы тебе такой камень, теперь не могу. —

Сказала и рукой махнула. Опять зашумело, и Данилушко на том же камне, в яминето этой оказался. Ветер так и свистит. Ну, известно, осень.

Пришел Данилушко домой, а в тот день как раз у невесты вечеринка была. Сначала Данилушко веселым себя показывал — песни пел, плясал, а потом и затуманился. Невеста даже испугалась:

— Что с тобой? Ровно на похоронах ты! А он и говорит:

— Голову разломило. В глазах черное с зеленым да красным. Света не вижу. На этом вечеринка и кончилась. По обряду невеста с подружками провожать жениха пошла. А много ли дороги, коли через дом либо через два жили. Вот Катенька и говорит:

— Пойдемте, девушки, кругом. По нашей улице до конца дойдем, а по Еланской воротимся.

Про себя думает: «Пообдует Данилушку ветром, — не лучше ли ему станет».

А подружкам что. Рады-радехоньки.

— И то, — кричат, — проводить надо. Шибко он близко живет — провожальную песню ему по-доброму вовсе не певали.

Ночь-то тихая была, и снежок падал. Самое для разгулки время. Вот они и пошли. Жених с невестой попереду, а подружки невестины с холостяжником, который на вечеринке был, поотстали маленько. Завели девки эту песню провожальную. А она протяжно да жалобно поется, чисто по покойнику.

Катенька видит — вовсе ни к чему это: «И без того Данилушко у меня невеселый, а они еще причитанье петь придумали».

Старается отвести Данилушку на другие думки. Он разговорился было, да только скоро опять запечалился. Подружки Катенькины тем временем провожальную кончили, за веселые принялись. Смех у них да беготня, а Данилушко идет, голову повесил. Сколь Катенька ни старается, не может развеселить. Так и до дому дошли. Подружки с холостяжником стали расходиться — кому куда, а Данилушко уж без обряду невесту свою проводил и домой пошел.

Прокопьич давно спал. Данилушко потихоньку зажег огонь, выволок свои чаши на середину избы и стоит, оглядывает их. В это время Прокопьича кашлем бить стало. Так и надрывается. Он, вишь, к тем годам вовсе нездоровый стал. Кашлем-то этим Данилушку как ножом по сердцу резнуло. Всю прежнюю жизнь припомнил. Крепко жаль ему старика стало. А Прокопьич прокашлялся, спрашивает:

— Ты что это с чашами-то?

— Да вот гляжу, не пора ли сдавать?

— Давно, — говорит, — пора. Зря только место занимают. Лучше все равно не сделаешь.

Ну, поговорили еще маленько, потом Прокопьич опять уснул. И Данилушко лег, только сна ему нет и нет. Поворочался-поворочался, опять поднялся, зажег огонь, поглядел на чаши, подошел к Прокопьичу. Постоял тут над стариком-то, повздыхал… Потом взял балодку да как ахнет по дурман-цветку, — только схрупало. А ту чашу, — по барскому-то чертежу, — не пошевелил! Плюнул только в середку и выбежал. Так с той поры Данилушку и найти не могли.

Кто говорил, что он ума решился, в лесу загинул, а кто опять сказывал — Хозяйка взяла его в горные мастера.

На деле по-другому вышло. Про то дальше сказ будет.

 

 

https://www.youtube.com/watch?v=XRxZLEZmwXQ

 

1.      Вспомните, что такое сказ и чем он отличается от сказки?

2.      Что удивило или, может быть, даже поразило во время чтения сказа?

3.      От чьего лица идет повествование: от лица автора или рассказчика? Свое мнение нужно обосновать.

4.      Как же Даниле удалось стать настоящим мастером? Покажи на примерах, что жизнь не баловала Данилку. Как удалось ему, сироте, овладеть мастерством резчика? Благодаря кому и чему?

5.      Почему Данило разбил свою чашу, но оставил чашу, сделанную на заказ? Что мучило его? Какого результата хотел добиться мастер? 

6.      Чего не хватало Даниле, может быть, таланта? Как раскрывается его душа художника?

7.      Почему Хозяйка не дала Данилушке желанный камень? Какой урок дала она ему словами: «Кабы ты сам придумал, дала бы тебе такой камень, теперь не могу»?

8.      Зачем Медной горы Хозяйка напомнила Данилушке о Прокопьиче и о невесте?

9.      Чем и кем жертвовал Данило-мастер в поисках красоты?

10.  Почему же сказ называется «Каменный цветок», а не «Данило-мастер»?

11.  Какую мысль вложил Бажов в сказ, дав ему название «Каменный цветок»?

12.  Чему учит сказ? Есть она, совершенная красота? Стоит ли обездоливать родных и близких в погоне за эфемерным идеалом?

13.  Нарисуйте свой каменный цветок, а будущие скульпторы попробуйте вылепить.

 

 

Константин Георгиевич Паустовский

 

 

 

1892  - 1968

 

Константин Паустовский работал на заводах, был вожатым трамвая, санитаром, журналистом и даже рыбаком… Чем бы писатель ни занимался, куда бы ни ехал, с кем бы ни знакомился — все события его жизни рано или поздно становились темами его литературных произведений. «…Писательство сделалось для меня не только занятием, не только работой, а состоянием собственной жизни, внутренним моим состоянием. Я часто ловил себя на том, что живу как бы внутри романа или рассказа», - писал Паустовский.

Писатель жил во времена тотального восхваления Сталина, но умудрился не написать о вожде ни одного слова. Он не был членом КПСС, не подписывал письма и доносы на близких ему людей. Наоборот, во времена травли писателей всячески поддерживал их, отзываясь положительно об их творчестве. Паустовский подписал письмо писателя Солженицына, в котором выдвигалось требование отмены цензуры в литературе. Он не признавал торговлю талантом и заискивание перед властями, писал о том, что его понастоящему волнует. Может быть, поэтому его произведения актуальны и сейчас, они входят в обязательную программу учебных заведений и вызывают живой интерес читателя.

 

«Золотая роза»

Повесть

 

   Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти.

М. Е. Салтыков-Щедрин

   Всегда следует стремиться к прекрасному.

   Оноре Бальзак

 

Многое в этой работе выражено отрывисто и, быть может, недостаточно ясно.

            Многое будет признано спорным.

            Книга эта не является   ни теоретическим исследованием, ни тем более руководством. Это просто заметки о моем понимании писательства и моем опыте.

Огромные пласты идейных обоснований нашей писательской работы не затронуты в книге, так как в этой области у нас нет больших разногласий.

Героическое и воспитательное значение литературы ясно для всех.

В этой книге я рассказал пока лишь то немногое, что успел рассказать.

Но если мне хотя бы в малой доле удалось передать читателю представление о прекрасной сущности писательского труда, то я буду считать, что выполнил свой долг перед литературой.

 

«Драгоценная паль»

 

Не могу припомнить, как я узнал эту историю о парижском мусорщике Жане Шамете. Шамет зарабатывал на существование тем, что прибирал ремесленные мастерские в своем квартале.

Жил Шамет в лачуге на окраине города. Конечно, можно было бы обстоятельно описать эту окраину и тем самым увести читателя в сторону от основной нити рассказа. Но, пожалуй, стоит только упомянуть, что до сих пор в предместьях Парижа сохранились старые крепостные валы.  В то время, когда происходило действие этого рассказа, валы были еще покрыты зарослями жимолости и боярышника и в них гнездились птицы.

Лачуга мусорщика приткнулась к подножию северного крепостного вала, рядом с домишками жестянщиков, сапожников, собирателей окурков и нищих.

Если бы Мопассан заинтересовался жизнью обитателей этих лачуг, то, пожалуй, написал бы еще несколько превосходных рассказов.  Может быть, они прибавили бы новые лавры к его устоявшейся славе.

К сожалению, никто из посторонних не заглядывал в эти места, кроме сыщиков. Да и те появлялись только в тех случаях, когда разыскивали краденые вещи.

Судя по тому, что соседи прозвали Шамета "дятлом", надо думать, что он был худ, остронос и из-под шляпы у него всегда торчал клок волос, похожий на хохол птицы.

Когда-то Жан Шамет знал лучшие дни.  Он служил солдатом в   армии

"Маленького Наполеона" во время мексиканской войны.

Шамету повезло. В Вера-Крус он заболел тяжелой лихорадкой.  Больного солдата, не побывавшего еще ни в одной настоящей перестрелке, отправили обратно на родину. Полковой командир воспользовался этим и поручил Шамету отвезти во Францию свою дочь Сюзанну - девочку восьми лет.

Командир был вдовцом и потому вынужден был всюду возить девочку с собой.

Но на этот раз он решил расстаться с дочерью и отправить ее к сестре в Руан. Климат Мексики был убийственным для европейских детей.   К   тому   же беспорядочная партизанская война создавала много внезапных опасностей.

Во время возвращения Шамета во Францию над Атлантическим океаном дымилась жара. Девочка все время молчала. Даже на рыб, вылетавших из маслянистой воды, она смотрела не улыбаясь.

Шамет как мог заботился о Сюзанне. Он понимал, конечно, что она ждет от него не только заботы, но и ласки. А что он мог придумать ласкового, солдат колониального полка? Чем он мог занять ее?  Игрой в кости?  Или грубыми казарменными песенками?

Но все же долго отмалчиваться было нельзя. Шамет все чаще ловил на себе недоумевающий взгляд девочки. Тогда он наконец решился и начал нескладно рассказывать ей свою жизнь, вспоминая до мельчайших подробностей рыбачий поселок на берегу Ламанша, сыпучие пески, лужи после отлива, сельскую часовню с треснувшим колоколом, свою мать, лечившую соседей от изжоги.

В этих воспоминаниях Шамет не мог найти ничего смешного, чтобы развеселить Сюзанну. Но девочка, к его удивлению, слушала эти рассказы с жадностью и даже заставляла повторять их, требуя новых подробностей.

Шамет напрягал память и выуживал из нее эти подробности, пока в конце концов не потерял уверенность в том, что они действительно существовали. Это были уже не воспоминания, а слабые их тени. Они таяли, как клочья тумана. Шамет, правда, никогда и не предполагал, что ему понадобится возобновлять в памяти это ненужное время своей жизни.

Однажды возникло смутное воспоминание о золотой розе. Не то Шамет видел эту выкованную из почернелого золота грубую розу, подвешенную к распятью в доме старой рыбачки, не то он слышал рассказы об этой розе от окружающих.

Нет, пожалуй, он однажды даже видел эту розу и запомнил, как она поблескивала, хотя за окнами не было солнца и мрачный шторм шумел над проливом. Чем дальше, тем яснее Шамет вспоминал этот блеск - несколько ярких огоньков под низким потолком.

            Все в поселке удивлялись, что старуха не продает свою драгоценность.  Она могла бы выручить за нее большие деньги. Одна только мать Шамета уверяла, что продавать золотую розу -  грех, потому что ее подарил старухе «на счастье" возлюбленный, когда старуха, тогда еще смешливая девушка, работала на сардинной фабрике в Одьерне.

-                      Таких золотых роз мало на свете, - говорила мать Шамета. -  Но все, у кого они завелись в доме, обязательно будут счастливыми. И не только они, но и каждый, кто притронется к этой розе.

Мальчик Шамет с нетерпением ждал, когда же старуха сделается счастливой. Но никаких признаков счастья не было и в помине.  Дом старухи трясся от ветра, а по вечерам в нем не зажигали огня.

Так Шамет и уехал из поселка, не дождавшись перемены в старухиной судьбе. Только год спустя знакомый кочегар с почтового парохода в Гавре рассказал ему, что к старухе неожиданно приехал из Парижа сын-художник, бородатый, веселый и чудной. Лачугу с тех пор было уже не узнать. Она наполнилась шумом и достатком. Художники, говорят, получают большие деньги за свою мазню.

Однажды, когда Шамет, сидя на палубе, расчесывал Сюзанне своим железным гребнем перепутанные ветром волосы, она спросила:

-                      Жан, а мне кто-нибудь подарит золотую розу?

-                      Все может быть, -  ответил Шамет.  -  Найдется и для тебя, Сузи, какой-нибудь чудак. У нас в роте был один тощий солдат. Ему чертовски везло. Он нашел на поле сражения сломанную золотую челюсть.  Мы пропили ее всей ротой. Это было во время аннамитской войны. Пьяные артиллеристы выстрелили для забавы из мортиры, снаряд попал в жерло потухшего вулкана, там взорвался, и от неожиданности вулкан начал пыхтеть и извергаться.  Черт его знает, как его звали, этот вулкан! Кажется, Крака-Така. Извержение было что надо! Погибло сорок мирных туземцев. Подумать только, что из-за поношенной челюсти пропало столько людей! Потом оказалось, что челюсть эту потерял наш полковник. Дело, конечно, замяли, - престиж армии выше всего. Но мы здорово нализались тогда.

-                      Где же это случилось? - спросила с сомнением Сузи.

-                      Я же тебе сказал - в Аннаме. В Индо-Китае. Там океан горит огнем, как ад, а медузы похожи на кружевные юбочки балерины. И там такая сырость, что за одну ночь в наших сапогах вырастали шампиньоны! Пусть меня повесят, если я вру!

До этого случая Шамет слышал много солдатского вранья, но сам никогда не врал. Не потому, что он этого не умел, а просто не было надобности.  Сейчас же он считал святой обязанностью развлекать Сюзанну.

Шамет привез девочку в Руан и сдал с рук на руки высокой женщине с поджатым желтым ртом - тетке Сюзанны. Старуха была вся в черном стеклярусе, как цирковая змея.

Девочка, увидев ее, крепко прижалась к Шамету, к его выгоревшей шинели.

-                      Ничего! - шепотом сказал Шамет и подтолкнул Сюзанну в плечо.  -  Мы, рядовые, тоже не выбираем себе ротных начальников. Терпи, Сузи, солдатка!

Шамет ушел. Несколько раз он оглядывался на окна скучного дома, где ветер даже не шевелил занавески. На тесных улицах был слышен из лавчонок суетливый стук часов. В солдатском ранце Шамета лежала память о Сузи -  синяя измятая лента из ее косы. И черт ее знает почему, но эта лента пахла так нежно, как будто она долго пробыла в корзине с фиалками.

Мексиканская лихорадка подорвала здоровье Шамета. Его уволили из армии без сержантского чина. Он ушел в гражданскую жизнь простым рядовым.

Годы проходили в однообразной нужде. Шамет перепробовал множество скудных занятий и в конце концов стал парижским мусорщиком.  С тех пор его преследовал запах пыли и помоек. Он чувствовал этот запах даже в легком ветре, проникавшем в улицы со стороны Сены, и в охапках мокрых цветов -  их продавали чистенькие старушки на бульварах.

           Дни сливались в желтую муть. Но иногда в ней возникало перед внутренним взором Шамета легкое розовое облачко - старенькое платье Сюзанны.  От этого платья пахло весенней свежестью, как будто его тоже долго держали в корзине с фиалками.

Где она, Сюзанна? Что с ней?  Он знал, что сейчас она уже взрослая девушка, а отец ее умер от ран.

Шамет все собирался съездить в Руан навестить Сюзанну. Но каждый раз он откладывал эту поездку, пока наконец не понял, что время упущено и Сюзанна наверняка о нем позабыла.

Он ругал себя свиньей, когда вспоминал прощание с ней. Вместо того чтобы поцеловать девочку, он толкнул ее в спину навстречу старой карге и сказал:

"Терпи, Сузи, солдатка!"

Известно, что мусорщики работают по ночам.  К этому их понуждают две причины: больше всего мусора от кипучей и не всегда полезной человеческой деятельности накапливается к концу дня, и, кроме того, нельзя оскорблять зрение и обоняние парижан. Ночью же почти никто, кроме крыс, не замечает работу мусорщиков.

Шамет привык к ночной работе и даже полюбил эти часы суток.  Особенно то время, когда над Парижем вяло пробивался рассвет. Над Сенои курился туман, но он не подымался выше парапета мостов.

Однажды на таком туманном рассвете Шамет проходил по мосту Инвалидов и увидел молодую женщину в бледном сиреневом платье с черными кружевами.  Она стояла у парапета и смотрела на Сену.

Шамет остановился, снял пыльную шляпу и сказал:

-                      Сударыня, вода в эту пору в Сене очень холодная.  Давайте-ка я лучше провожу вас домой.

-                      У меня нет теперь дома, -  быстро ответила женщина и повернулась к Шамету. Шамет уронил свою шляпу.

-                      Сузи! - сказал он с отчаянием и восторгом.  -  Сузи, солдатка!  Моя девочка! Наконец-то я увидел тебя. Ты забыла меня, должно быть.  Я -  Жан Эрнест Шамет, тот рядовой Двадцать седьмого колониального полка, что привез тебя к этой поганой тетке в Руан. Какой ты стала красавицей!  И как хорошо расчесаны твои волосы!  А я-то, солдатская затычка, совсем не умел их прибирать!

-                      Жан! - вскрикнула женщина, бросилась к Шамету, обняла его за шею и заплакала. - Жан, вы такой же добрый, каким были тогда. Я все помню!              - Э-э, глупости! -  пробормотал Шамет.  -  Какая кому выгода от моей доброты. Что с тобой стряслось, моя маленькая?

Шамет притянул Сюзанну к себе и сделал то, на что не решился в Руане, - погладил и поцеловал ее блестящие волосы. Тут же он отстранился, боясь, что Сюзанна услышит мышиную вонь от его пиджака.  Но Сюзанна прижалась к его плечу еще крепче.

-                      Что с тобой, девочка? - растерянно повторил Шамет.

   Сюзанна не ответила. Она была не в силах сдержать рыдания. Шамет понял - пока что не надо ее ни о чем расспрашивать.

-                      У меня, -торопливо сказал он, -  есть логово у крепостного вала. Далековато отсюда. В доме, конечно, пусто - хоть шаром покати. Но зато можно согреть воду и уснуть в постели. Там ты сможешь умыться и отдохнуть.  И вообще жить сколько хочешь.

Сюзанна прожила у Шамета пять дней.  Пять дней над Парижем подымалось необыкновенное солнце. Все здания, даже самые старые, покрытые копотью, все сады и даже логово Шамета сверкали в лучах этого солнца, как драгоценности.    Кто не испытал волнения от едва слышного дыхания спящей молодой женщины, тот не поймет, что такое нежность. Ярче влажных лепестков были ее губы, и от ночных слез блестели ресницы.

            Да, с Сюзанной все случилось именно так, как предполагал Шамет.  Ей изменил возлюбленный, молодой актер. Но тех пяти дней, какие Сюзанна прожила у Шамета, вполне хватило на их примирение.

            Шамет участвовал в нем. Ему пришлось отнести письмо Сюзанны к актеру и научить этого томного красавчика вежливости, когда тот хотел сунуть Шамету несколько су на чай.

Вскоре актер приехал в фиакре за Сюзанной. И все было как надо: букет, поцелуи, смех сквозь слезы, раскаяние и чуть надтреснутая беззаботность.

Когда молодые уезжали, Сюзанна так заторопилась, что вскочила в фиакр,

забыв попрощаться с Шаметом. Тут же она спохватилась, покраснела и виновато протянула ему руку.

-                      Раз уж ты выбрала себе жизнь по вкусу, - проворчал ей напоследок Шамет, - то будь счастлива.

-                      Я ничего еще не знаю, - ответила Сюзанна, и слезы заблестели у нее на глазах.

-                      Ты напрасно волнуешься, моя крошка, - недовольно протянул молодой актер и повторил: - Моя прелестная крошка.

-                      Вот если бы кто-нибудь подарил мне золотую розу! - вздохнула Сюзанна. - Это было бы наверняка к счастью. Я помню твой рассказ на пароходе, Жан.

-                      Кто знает! - ответил Шамет. - Во всяком случае не этот господинчик поднесет тебе золотую розу. Извини, я солдат. Я не люблю шаркунов.

Молодые люди переглянулись. Актер пожал плечами. Фиакр тронулся.

Обыкновенно Шамет выбрасывал весь мусор, выметенный за день из ремесленных заведений.  Но после этого случая с Сюзанной он перестал выбрасывать пыль из ювелирных мастерских. Он начал собирать ее тайком в мешок и уносил к себе в лачугу. Соседи решили, что мусорщик "тронулся". Мало кому было известно, что в этой пыли есть некоторое количество золотого порошка, так как ювелиры, работая, всегда стачивают немного золота.

Шамет решил отсеять из ювелирной пыли золото, сделать из него небольшой слиток и выковать из этого слитка маленькую золотую розу для счастья Сюзанны. А может быть, как говорила ему мать, она послужит и для счастья многих простых людей. Кто знает! Он решил не встречаться с Сюзанной, пока не будет готова эта роза.

Шамет никому не рассказывал об этом. Он боялся властей и полиции. Мало ли что придет в голову судебным крючкам. Они могут объявить его вором, посадить в тюрьму и отобрать у него золото. Ведь оно было все-таки чужое.

           До поступления в армию Шамет батрачил на ферме у сельского кюре и потому знал, как обращаться с зерном.  Эти познания пригодились ему теперь.  Он вспомнил, как веяли хлеб и тяжелые зерна падали на землю, а легкая пыль уносилась ветром.

Шамет построил небольшую веялку и по ночам перевеивал во дворе ювелирную пыль. Он волновался до тех пор, пока не увидел на лотке едва заметный золотящийся порошок.

Прошло много времени, пока золотого порошка накопилось столько, что можно было сделать из него слиток. Но Шамет медлил отдавать его ювелиру, чтобы выковать из него золотую розу.

Его не останавливало отсутствие денег, - любой ювелир согласился бы взять за работу треть слитка и был бы этим доволен.

Дело заключалось не в этом. С каждым днем приближался час встречи с Сюзанной. Но с некоторых пор Шамет начал бояться этого часа.

Всю нежность, давно уже загнанную в глубину сердца, он хотел отдать только ей, только Сузи. Но кому нужна нежность поношенного урода!  Шамет давно заметил, что единственным желанием людей, встречавшихся с ним, было поскорее уйти и забыть его тощее, серое лицо с обвисшей   кожей   и пронзительными глазами.

У него в лачуге был осколок зеркала. Изредка Шамет смотрелся в него, но тотчас же с тяжелым ругательством отшвыривал прочь.  Лучше было не видеть себя - эту неуклюжую образину, ковылявшую на ревматических ногах.

Когда роза была наконец готова, Шамет узнал, что Сюзанна год назад уехала из Парижа в Америку и, как говорили, навсегда. Никто не мог сообщить Шамету ее адрес.

В первую минуту Шамет даже испытал облегчение. Но потом все его ожидание ласковой и легкой встречи с Сюзанной превратилось непонятным образом в железный заржавленный осколок. Этот колючий осколок застрял у Шамета в груди, около сердца, и Шамет молил бога, чтобы он скорее вонзился в это хилое сердце и остановил его навсегда.

Шамет бросил прибирать мастерские. Несколько дней он пролежал у себя в лачуге, повернувшись лицом к стене. Он молчал и только один раз улыбнулся, прижав к глазам рукав старого пиджака. Но никто этого не видел. Соседи даже не приходили к Шамету - у каждого хватало своих забот.

Следил за Шаметом только один человек - тот пожилой ювелир, что выковал из слитка тончайшую розу и рядом с ней, на одной ветке, маленький острый бутон.

Ювелир навещал Шамета, но не приносил ему лекарств. Он считал, что это бесполезно.

И действительно, Шамет незаметно умер во время одного из посещений ювелира. Ювелир поднял голову мусорщика, достал из-под серой подушки золотую розу, завернутую в синюю помятую ленту, и не спеша ушел, прикрыв скрипучую дверь. От ленты пахло мышами.

Была поздняя осень. Вечерняя темнота шевелилась от ветра и мигающих огней. Ювелир вспомнил, как преобразилось после смерти лицо Шамета.  Оно стало суровым и спокойным.  Горечь этого лица показалась ювелиру даже прекрасной.

"Что не дает жизнь, то дает смерть", - подумал ювелир, склонный к дешевым мыслям, и шумно вздохнул.

Вскоре ювелир продал золотую розу пожилому литератору, неряшливо одетому и, по мнению ювелира, недостаточно богатому, чтобы иметь право на покупку такой драгоценной вещи.

Очевидно, решающую роль при этой покупке сыграла история золотой розы, рассказанная ювелиром литератору.

Запискам старого литератора мы обязаны тем, что кое-кому стал известен этот горестный случай из жизни бывшего солдата 27-го колониального полка Жана Эрнеста Шамета.

В своих записках литератор, между прочим, писал:

"Каждая минута, каждое брошенное невзначай слово и взгляд, каждая глубокая или шутливая мысль, каждое незаметное движение человеческого сердца, так же, как и летучий пух тополя или огонь звезды в ночной луже, - все это крупинки золотой пыли.

Мы, литераторы, извлекаем их десятилетиями, эти миллионы песчинок, собираем незаметно для самих себя, превращаем в сплав и потом выковываем из этого сплава свою "золотую розу" - повесть, роман или поэму.

Золотая роза Шамета! Она отчасти представляется мне прообразом нашей творческой деятельности.  Удивительно, что никто не   дал   себе   труда проследить, как из этих драгоценных пылинок   рождается   живой   поток литературы.

            Но, подобно тому как золотая роза старого мусорщика предназначалась для счастья Сюзанны, так и наше творчество предназначается для того, чтобы красота земли, призыв к борьбе за счастье, радость и свободу, широта человеческого сердца и сила разума преобладали над тьмой и сверкали, как незаходящее солнце".

 

  https://www.youtube.com/watch?v=VmNkPPtEp50

 

1.      С чем ассоциировалась золотая роза у Шамета и у Сюзанны?

2.      Для кого предназначалась золотая роза Шамета и что она должна была внести в жизнь?

3.      Отношение к золотой розе ювелира?

4.      Какие ассоциации и мысли вызывала золотая роза у литератора?

5.      Кто, по мнению автора, может стать писателем?

6.      Обратите внимание на рассказы Шамета. Согласитесь, что они по ходу времени становятся интереснее и даже – художественнее, выразительнее. Объясните эту динамику.

7.      Устно сформулируйте общее представление «о прекрасной сущности писательского труда»: о писательском призвании, о начале творческого пути, о зарождении замысла, об особенностях композиции, о роли пейзажа и детали в художественном произведении, о выборе названия.

8.      Сделайте иллюстрацию к рассказу, постарайтесь красками передать цветовую гамму рассказа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

«ПОД СЕНЬЮ ДРУЖНЫХ МУЗ»

РИСУНКИ А. С. ПУШКИНА

Рисунков А.С. Пушкина множество. Несколько сот портретов: близких людей, друзей, знакомых, государственных деятелей, исторических лиц, литераторов, автопортреты. Есть иллюстрации к собственным произведениям. Единичные пейзажные зарисовки. Наброски птиц, лошадей, деревьев. Великолепные по своей ритмике, пластике росчерки, порой даже переходящие в изображения. Рисунки покрывают рукописи поэта. Некоторые из них находятся на отдельных листах, вне текста. Пушкин очень ревниво относился к полиграфическому оформлению изданий своих произведений. Находясь в ссылке, он не раз писал брату и друзьям о том, каким бы хотел видеть оформление будущих книг. В его рукописях часто встречаются виньетки, концовки, проекты обложек ( иногда тщательно продуманные, как, например, обложка к драмам 1830 года), наброски иллюстраций. Тонкий знаток пушкинской графики А.М. Эфрос так определяет её содержание: "...Это дневник в образах, зрительный комментарий Пушкина к самому себе, особая запись мыслей и чувств, своеобразный отчёт о людях и событиях". 

Пушкин любил определение «быстрый» и не раз пользовался им, характеризуя отличительную особенность чьей-либо творческой манеры, таланта, ума. Этим же словом пользуется Пушкин и применительно к художнику: «Бери свой быстрый карандаш, рисуй, Орловский, ночь и сечу».

Быстрый карандаш — образ, как нельзя больше отвечающий собственной пушкинской манере, одинаково лёгкой, стремительной, летящей как в начертаниях букв, так и в многочисленных зарисовках, постоянно сопутствующих процессу творчества, заполняющих страницы рукописей поэта.

Рисунки Пушкина возникали в минуты раздумий, неудовлетворённости написанным. Они почти никогда не создавались специально. Это рисунки для себя, и в этом их особая ценность. Выявляя неожиданные ассоциации, они позволяют проникнуть в ту мысль, образ, чувство поэта, которые, не выразившись в словах, остались запечатлёнными в рисунке.

 

 

 

 

  

 

 

РИСУНКИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА

М. Ю. Лермонтов на протяжении всей своей короткой жизни увлекался рисованием и живописью. Любовь к изобразительному искусству обнаружилась у него с самого раннего возраста: «...он был счастливо одарён способностями к искусствам; уже тогда рисовал акварелью довольно порядочно и лепил из крашеного воску целые картины...» — писал Аким Павлович Шан-Гирей, вспоминая о его детских годах. 

По воспоминаниям С.А. Раевского, пол в комнате маленького Мишеля в Тарханах был покрыт сукном, и величайшим удовольствием ребенка было ползать по полу и чертить мелом. 

      Достоверно не установлено, обучался ли Лермонтов рисованию в детстве, но известно, что уже во время пребывания в Московском университетском благородном пансионе он берет уроки у знаменитого художника А. Солоницкого. Тогда М. Ю. Лермонтов и пришел к мнению, на котором настаивал его учитель, что все должно быть натурально и максимально приближено к действительности. Такой и была впоследствии не только живопись и графика Лермонтова, но и поэзия.

После окончания пансиона будущий классик не бросает занятия рисованием. В Петербурге он продолжает учиться под руководством Петра Заболоцкого.

Александра Михайловна Верещагина в письме к Лермонтову в Петербург в 1835 г.

писала: «…Что касается вашего рисования, говорят, что вы делаете удивительные успехи, и я этому охотно верю; умоляю, Мишель, не забрасывайте этот дар, картина, которую вы прислали Алексею [Лопухину], очаровательна». 

Работы Лермонтова-художника по тематике и жанровым признакам подразделяются на следующие группы: 1) военная тема; 2) пейзажи; 3) портреты; 4) карикатуры; 5) жанровые сцены; 6) наброски и рисунки без определённого сюжета (головы, всадники, военные и лошади, и т. д.); 7) иллюстрации, включая несколько автоиллюстраций, например, фронтиспис к поэме «Кавказский пленник», выполненный гуашью (1828), зарисовки к поэме «Вадим», рисунок на автографе стихотворения «На севере диком...». 

Сохранилась серия картин Лермонтова, выполненных маслом, множество акварелей, рисунков пером, сепией, карандашом. Однако многие рисунки и живописные полотна Лермонтова считаются утерянными.

 

 

 

Автопортрет М. Ю. Лермонтова, 1837-38, бумага, акварель.

 

 

 

 

«Вид Тифлиса» (1837; картон, масло; ГЛМ). Был подарен Лермонтовым его родственнику ген. П. И. Петрову в Ставрополе в 1837. Общий вид города со стороны Авлабарского предместья. Авторство Лермонтова подтверждается живописной манерой

 

 

 

Лермонтов - Пятигорск. масло, 1837

 

 

 

 

 

РИСУНКИ В. В. МАЯКОВСКОГО

 

Как известно, талантливый человек талантлив во всем, и вся жизнь Владимира  Владимировича – сплошное тому подтверждение! Маяковский известен в первую очередь как автор хлестких, остроумных стихов. А ведь он был и на редкость одаренным художником!

Талант живописца у Маяковского проявился еще в семилетнем возрасте, во время учебы в кутаисской гимназии. Маяковский признавался: «Начало мастерства. Думалось - стихов писать не могу. Опыты плачевные. Взялся за живопись». Когда семья переехала в столицу, он поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества. В 1911 – 1915 годах создал много работ – от смешных рисунков и шаржей до вполне профессиональных портретов. В годы войн и революций Маяковский рисовал плакаты, снабжая их стихотворными строками, – сначала для издательства «Сегодняшний лубок», а потом для «Окон РОСТА». Количество рисунков Маяковского исчисляется тысячами.

 

                                

 

    "Натурщица" 1912–1913 гг                                                  Шарж на И. Репина.1915 г.

 

 

 

 

«Окно» РОСТА № 742. Рисунок В. Маяковского

 

Маяковский гордился «Окнами Роста». «Пусть вспоминают лирики стишки, под которые влюблялись, — писал он в 1930 году.

 

 

РИСУНКИ Б. Л. ПАСТЕРНАКА

 

"Мне 13 лет", - написал юный художник на развороте альбомчика со своими рисунками. Такие малоформатные альбомчики, напоминающие записные книжки, Леонид Осипович,  художник, академик Петербургской Академии художеств, всегда держал при себе, занося в них наброски с натуры и свои мысли. Один из сохранившихся в бумагах отца альбомчиков оказался заполненным рисунками старшего сына Бориса. 

Большинство выполнены во время поездки с отцом в Петровское-Разумовское. И дом, и его обитателей, и кузину Ольгу Фрейденберг, и вид с холма на церковь, и мост через реку, и саму реку можно и сейчас увидеть на сохранившихся рисунках 13-летнего Бориса. И хотя ничего удивительного не было в том, что сын художника пробовал свои силы в рисовании, однако уверенная рука, меткий глаз и упорство, с которым мальчик, неоднократно повторяя рисунок, добивался все большего сходства с натурой, говорят о явных способностях маленького рисовальщика.

 

                    

 

"Жоня за столом". 6 апреля 1903 г.                                        "Оля". 16 июля 1903 г

   

 

 

 

 

  Борис. Пастернак. "Дача в Оболенском". 20 июля 1903 г.

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

У ИСТОКОВ. СЛАВЯНСКАЯ И АНТИЧНАЯ МИФОЛОГИЯ

 

ИЗ МИФОЛОГИИ ДРЕВНИХ СЛАВЯН

Мир глазами славян-язычников ...................................................................................... 3

Велес ................................................................................................................................. 3

Миф о Велесовом рождении ........................................................................................... 4

Миф о Велесе и Азовушке ............................................................................................... 4 

ИЗ АНТИЧНОЙ МИФОЛОГИИ

 

Античная литература – норма и недосягаемый образец .......................................... …..5

 

«Вечные проблемы» творчества и творческих личностей, осмысленные в древности

 

Древнегреческий миф «Дедал и Икар» ........................................................................... 6

Миф «Орфей и Эвридика» ............................................................................................... 9

 

 

МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ В РУССКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

 

Александр Сергеевич Пушкин и легендарный Арион ................................................. 14

Афанасий Афанасьевич Фет и античная Венера Милосская ....................................... 17

Глеб Иванович Успенский и его Венера Милосская .................................................... 19

 

ТЕМА ПОЭТА И ПОЭЗИИ В РУССКОЙ ЛИРИКЕ

 

Александр Сергеевич Пушкин ...................................................................................... 23

«Поэт» ............................................................................................................................ 24

«К  Н.Я. Плюсковой» ..................................................................................................... 24

«Пророк» ........................................................................................................................ 26 Михаил Юрьевич Лермонтов ........................................................................................ 28

«Поэт» ............................................................................................................................ 28

«Я жить хочу! хочу печали» .......................................................................................... 30

Два «Пророка» ............................................................................................................... 31

Николай Алексеевич Некрасов ..................................................................................... 33

«Сеятелям» ..................................................................................................................... 34

«Друзьям»....................................................................................................................... 35 

ПОЭТЫ «ЧИСТОГО ИСКУССТВА»

 

Афанасий Афанасьевич Фет, Фёдор Иванович Тютчев ............................................... 36

А. А. Фет «Музе» ........................................................................................................... 37 Ф. И. Тютчев «Поэзия» .................................................................................................. 37

Н. А. Некрасов  «Блажен незлобивый поэт» и  А. А. Фет «Псевдопоэту» .................. 37

Валерий Яковлевич Брюсов .......................................................................................... 39

«Творчество» .................................................................................................................. 40

Александр Александрович Блок ................................................................................... 41

«Земное сердце стынет вновь» ...................................................................................... 42

«Я вам поведал неземное» ............................................................................................. 42

Борис Леонидович Пастернак ....................................................................................... 44

«Определение поэзии» ................................................................................................... 44 Владимир Владимирович Маяковский ......................................................................... 46

«Поэзия» ......................................................................................................................... 46

«Я знаю силу слов, я знаю слов набат» ......................................................................... 47

Анна Андреевна Ахматова ............................................................................................ 48

«Творчество» .................................................................................................................. 49 Сергей Александрович Есенин...................................................................................... 50

«Мне осталась одна забава» .......................................................................................... 50 

МУЗЫКА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ.  

 

СПАСИТЕЛЬНАЯ И ОБЛАГОРАЖИВАЮЩАЯ РОЛЬ МУЗЫКИ В

ПРОИЗВЕНИЕЯХ Л. Н. ТОЛСТОГО, В. Г. КОРОЛЕНКО И А. И. КУПРИНА

 

Лев Николаевич Толстой ............................................................................................... 52

«Война и мир» ................................................................................................................ 53 Владимир Галактионович Короленко ........................................................................... 56

«Слепой музыкант» ....................................................................................................... 57

Александр Иванович Куприн ........................................................................................ 61

«Гранатовый браслет» ................................................................................................... 62

 

Александр Степанович Грин ......................................................................................... 66

«Чёрный алмаз» ............................................................................................................. 66 Александр Трифонович Твардовский ........................................................................... 72

«Василий Теркин». Глава «Гармонь» ........................................................................... 72

 

ЖИВОПИСЬ, СКУЛЬПТУРА, АРХИТЕКТУРА В РУССКОЙ

ЛИТЕРАТУРЕ

 

ЖИВОПИСЦЫ И ЗОДЧИЕ В РУССКОЙ ЛИРИКЕ

 

Дмитрий Борисович Кедрин .......................................................................................... 78

«Зодчие» ......................................................................................................................... 79 Булат Шавлович Окуджава ........................................................................................... 83

«Живописцы» ................................................................................................................. 83 Николай Алексеевич Заболоцкий ................................................................................. 84

«Любите живопись, поэты» ........................................................................................... 85  

ЖИВОПИСЦЫ И ЗОДЧИЕ В РУССКОЙ ПРОЗЕ

 

Николай Васильевич Гоголь.......................................................................................... 86

«Портрет» ....................................................................................................................... 87

Иван Сергеевич Шмелёв................................................................................................ 89

«Неупиваемая чаша»...................................................................................................... 90 Викентий Викентьевич Вересаев ................................................................................. .91

«Состязание» .................................................................................................................. 92

Павел Петрович Бажов .................................................................................................. 98

«Каменный цветок» ....................................................................................................... 99

Константин Георгиевич Паустовский ......................................................................... 109 «Золотая роза» .............................................................................................................. 110 «Драгоценная пыль» .................................................................................................... 110

ПРИЛОЖЕНИЕ

«ПОД СЕНЬЮ ДРУЖНЫХ МУЗ»

Рисунки А. С. Пушкина ............................................................................................... 117

Рисунки М. Ю. Лермонтова......................................................................................... 118

Рисунки В. В. Маяковского ......................................................................................... 121 

Рисунки Б. Л. Пастернака ............................................................................................ 122