Презентация на тему "М.Ю. Лермонтов "Песня про купца Калашникова"

Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Про тебя нашу песню сложили мы, Про твово любимого опричника Да про смелого купца, про Калашникова; Мы сложили ее на старинный лад, Мы певали ее под гуслярский звон И причитывали да присказывали.

Не сияет на небе солнце красное, Не любуются им тучки синие: То за трапезой сидит  во златом венце, Сидит грозный царь  Иван Васильевич. Позади его стоят     стольники, Супротив его все    бояре да князья, И пирует царь   во славу божию, В удовольствие   свое и веселие. Улыбаясь, царь повелел тогда Вина сладкого заморского Нацедить в свой золоченый ковш И поднесть его опричникам. ­ И все пили, царя славили.

Опричнина

Малюта Скуратов

Вопреки распространённому мнению, Скуратов  не стоял у истоков опричнины, в которую он был  принят на низший пост параклисиарха  (пономаря). Возвышение Скуратова началось  позже, когда опричное войско начало  действовать, «ограждая личную безопасность  царя» и «истребляя крамолу, гнездившуюся в  Русской земле, преимущественно в боярской  среде». Вскоре Скуратов выдвинулся в число  самых приближенных к Ивану Грозному  опричников. Н. М. Карамзин, ссылаясь на  показания очевидцев, описывает, как Малюта с  опричниками совершал налёты на дворы  опальных вельмож, отбирая у них жён и  дочерей «на блуд» царским приближенным.

Народ говорит «Не так страшен царь как его  Малюта»  «По тем улицам, где ты ехал, Малюта,  кура не пила» (ничего живого не  сохранилось)

И. Е. Репин «Иван Грозный и сын его Иван»

Вот нахмурил царь брови  черные И навел на него очи  зоркие, Словно ястреб взглянул  с высоты небес На младого голубя  сизокрылого…  Н. М. Васнецов

«Гей ты, верный наш слуга,  Кирибеевич, Аль ты думу затаил  нечестивую? Али славе нашей завидуешь? Али служба тебе честная  прискучила? Когда всходит месяц —  звезды радуются, Что светлей им гулять  по поднебесью; А которая в тучку прячется, Та стремглав на землю падает... Неприлично же тебе,  Кирибеевич, Царской радостью гнушатися; А из роду ты ведь  Скуратовых, И семьею ты вскормлен    Малютиной!..»

Отвечает так Кирибеевич, Царю грозному в пояс кланяясь: «Государь ты наш, Иван Васильевич! Не кори ты раба недостойного: Сердца жаркого не залить вином, Думу черную — не запотчевать! А прогневал я тебя — воля царская: Прикажи казнить, рубить голову, Тяготит она плечи богатырские И сама к сырой земле она клонится».

Скучно, грустно мне, православный царь, Одному по свету маяться. Опостыли мне кони легкие, Опостыли наряды парчовые, И не надо мне золотой казны: С кем казною своей поделюсь теперь? Перед кем покажу удальство свое? Перед кем я нарядом похвастаюсь? Отпусти меня в степи приволжские, На житье на вольное, на казацкое. Уж сложу я там буйную головушку И сложу на копье бусурманское; И разделят по себе злы татаровья Коня доброго, саблю острую И седельце браное черкасское. Мои очи слезные коршун выклюет, Мои кости сирые дождик вымоет, И без похорон горемычный прах На четыре стороны развеется!..

Как я сяду поеду на лихом коне За Москву­реку покатитися, Кушачком        подтянуся шелковым, Заломлю на бочок шапку  бархатную, Черным соболем отороченную, ­ У ворот стоят у тесовыих Красны девушки да молодушки…

Лишь одна не глядит,  не любуется, Полосатой фатой  закрывается... На святой Руси, нашей матушке, Не найти, не сыскать такой  красавицы: Ходит плавно —  будто лебедушка; Смотрит сладко —  как голубушка; Молвит слово — соловей поет; Горят щеки ее румяные, Как заря на небе божием; Косы русые, золотистые, В ленты яркие заплетенные, По плечам бегут, извиваются. Во семье родилась она  купеческой, Прозывается  Аленой Дмитревной.

И сказал, смеясь, Иван Васильевич: “Ну, мой верный слуга! я твоей беде, Твоему горю пособить постараюся. Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый Да возьми ожерелье жемчужное. Прежде свахе смышленой покланяйся И пошли дары драгоценные Ты своей Алене Дмитревне: Как полюбишься—празднуй свадебку, Не полюбишься — не прогневайся”. Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Обманул тебя твой лукавый раб, Не сказал тебе правды истинной, Не поведал тебе, что красавица В церкви божией перевенчана, Перевенчана с молодым купцом По закону нашему христианскому...

Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Обманул тебя твой  лукавый раб, Не сказал тебе правды  истинной, Не поведал тебе, что  красавица В церкви божией  перевенчана, Перевенчана с молодым  купцом По закону нашему  христианскому...

Домострой

• О строении духовном (Как веровати)  • О строении мирском (Как царя чтити)  • Об организации семьи  (Как жить с женами и с детьми и с  домочадцами)  • Об управлении семейным хозяйством  (О строении домовном)

И приходит он в свой высокий дом, И дивится Степан Парамонович: Не встречает его молода жена, Не накрыт дубовый стол белой скатертью, А свеча перед образом еле теплится. И кличет он старую работницу: “Ты скажи, скажи, Еремеевна, А куда девалась, затаилася В такой поздний час Алена Дмитревна? А что детки мои любезные — Чай, забегались, заигралися, Спозаранку спать уложилися?” “Господин ты мой Степан Парамонович, Я скажу тебе диво дивное: Что к вечерне пошла Алена Дмитревна; Вот уж поп прошел с молодой попадьей, Засветили свечу, сели ужинать,— А по сею пору твоя хозяюшка Из приходской церкви не вернулася. А что детки твои малые Почивать не легли, не играть пошли —   Плачем плачут, всё не унимаются”.

Вот он слышит, в сенях дверью хлопнули. Потом слышит шаги торопливые; Обернулся, глядит — сила крестная! — Перед ним стоит молода жена, Сама бледная, простоволосая, Косы русые расплетенные Снегом­инеем пересыпаны; Смотрят очи мутные, как безумные; Уста шепчут речи непонятные.

«Не на то пред святыми иконами Мы с тобой, жена, обручалися, Золотыми кольцами менялися!.. Как запру я тебя за железный замок, За дубовую дверь окованную, Чтобы свету божьего ты не видела, Мое имя честное не порочила...» И услышав то, Алена Дмитревна Задрожала вся, моя голубушка, Затряслась как листочек осиновый, Горько­горько она восплакалась, В ноги мужу повалилася. «Государь ты мой, красно солнышко, Иль убей меня, или выслушай! Твои речи — будто острый нож; От них сердце разрывается. Не боюся смерти лютыя, Не боюся я людской молвы, А боюсь твоей немилости…»

От вечерни домой шла я нонече Вдоль по улице одинешенька. И послышалось мне, будто снег хрустит; Оглянулась — человек бежит. Мои ноженьки подкосилися, Шелковой фатой я закрылася. И он сильно схватил меня за руки И сказал мне так тихим шепотом: «Что пужаешься, красная красавица? Я не вор какой, душегуб лесной, Я слуга царя, царя грозного, Прозываюся Кирибеевичем, А из славной семьи из Малютиной...» И он стал меня целовать­ласкать И, целуя, все приговаривал: «Отвечай мне, чего тебе надобно, Моя милая, драгоценная! Хочешь золота али жемчугу? Хочешь ярких камней аль цветной парчи? Как царицу я наряжу тебя, Станут все тебе завидовать, Лишь не дай мне умереть смертью грешною; Полюби меня, обними меня Хоть единый раз на прощание!"

И ласкал он меня,  целовал меня; На щеках моих и  теперь горят, Живым пламенем  разливаются Поцалуи его  окаянные... А смотрели в калитку  соседушки, И кому на глаза  покажусь теперь?

Опозорил он, осрамил меня, Меня честную, непорочную,— И что скажут злые соседушки, И кому на глаза покажусь теперь? «Ты не дай меня, свою верную жену, Злым охульникам в поругание! На кого, кроме тебя, мне надеяться? У кого просить стану помощи? На белом свете я сиротинушка: Родной батюшка уж в сырой земле, Рядом с ним лежит моя матушка, А мой старший брат, сам ты ведаешь., На чужой сторонушке пропал без вести, А меньшой мой брат — дитя малое, Дитя малое, неразумное...»

«Я скажу вам, братцы любезные, Что лиха беда со мною приключилася: Опозорил семью нашу честную Злой опричник царский Кирибеевич; А такой обиды не стерпеть душе Да не вынести сердцу молодецкому. Уж как завтра будет кулачный бой На Москве­реке при самом царе, И я выйду тогда на опричника, Буду на смерть биться, до последних сил; А побьет он меня — выходите вы За святую правду­матушку. Не сробейте, братцы любезные! Вы моложе меня, свежей силою, На вас меньше грехов накопилося, Так авось господь вас помилует!” И в ответ ему братья молвили: “Куда ветер дует в поднёбесьи, Туда мчатся и тучки послушные, Когда сизый орел зовет голосом На кровавую долину побоища, Зовет пир пировать, мертвецов убирать, К нему малые орлята слетаются: Ты наш старший брат, нам второй отец; Делай сам, как знаешь, как ведаешь, А уж мы тебя, родного, не выдадим».

Возможно, что вспомнился Лермонтову  эпизод, рассказанный Н.М.Карамзиным  и относящийся к эпохе Ивана IV, о  чиновнике Мясоеде Вислом, который  «имел прелестную жену: её взяли,  обесчестили... а ему отрубили голову»  (Н. М. Карамзин. «История государства  Российского».).

Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлевской белокаменной Из­за дальних лесов, из­за синих гор, По тесовым кровелькам играючи, Тучки серые разгоняючи, Заря алая подымается; Разметала кудри золотистые, Умывается снегами рассыпчатыми, Как красавица, глядя в зеркальце, В небо чистое смотрит, улыбается. Уж зачем ты, алая заря, просыпалася?   На какой ты радости разыгралася?

И сказал ему Кирибеевич: «А поведай мне, добрый молодец, Ты какого роду­племени, Каким именем прозываешься? Чтобы знать, по ком панихиду служить, Чтобы было чем и похвастаться». Отвечает Степан Парамонович: «А зовут меня Степаном Калашниковым, А родился я от честнова отца, И жил я по закону господнему: Не позорил я чужой жены, Не разбойничал ночью темною, Не таился от свету небесного... И промолвил ты правду истинную: По одном из нас будут панихиду петь, И не позже, как завтра в час полуденный; И один из нас будет хвастаться, С удалыми друзьями пируючи... Не шутку шутить, не людей смешить К тебе вышел я теперь, бусурманский сын,— Вышел я на страшный бой, на последний бой!» И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег; Бойки очи его затуманились, Между сильных плеч пробежал мороз, На раскрытых устах слово замерло...

И   подумал   Степан   Парамонович: «Чему   быть   суждено,   то   и   сбудется, Постою   за   правду   до    последнева!» Изловчился   он,    приготовился, Собрался   со   всею   силою И   ударил   своего   ненавистника Прямо   в   левый   висок   со   всего   плеча…

И, увидев то, царь Иван Васильевич Прогневался гневом, топнул о землю И нахмурил брови черные; Повелел он схватить удалова купца И привесть его пред лицо свое. Как возговорил православный царь: «Отвечай мне по правде, по совести, Вольной волею или нехотя Ты убил насмерть мово верного слугу, Мово лучшего бойца Кирибеевича?»

«Я скажу тебе, православный царь: Я убил его вольной волею, А за что про что — не скажу тебе, Скажу только богу единому. Прикажи меня казнить — и на плаху несть Мне головушку повинную; Не оставь лишь малых детушек, Не оставь молодую вдову Да двух братьев моих своей милостью...»

«Хорошо тебе, детинушка, Удалой боец, сын купеческий, Что ответ держал ты по совести. Молодую жену и сирот твоих Из казны моей я пожалую, Твоим братьям велю от сего же дня По всему царству русскому широкому Торговать безданно, беспошлинно. А ты сам ступай, детинушка, На высокое место лобное, Сложи свою буйную головушку. Я топор велю наточить­навострить, Палача велю одеть­нарядить, В большой колокол прикажу звонить, Чтобы знали все люди московские, Что и ты не оставлен моей милостью…»

А лихой боец, молодой купец, Со родными братьями прощается: «Уж вы, братцы мои, други кровные, Поцалуемтесь да обнимемтесь На последнее расставание. Поклонитесь от меня Алене Дмитревне, Закажите ей меньше печалиться. Про меня моим детушкам не сказывать; Поклонитесь дому родительскому, Поклонитесь всем нашим товарищам, Помолитесь сами в церкви божией Вы за душу мою, душу грешную!” И казнили Степана Калашникова Смертью лютою, позорною; И головушка бесталанная Во крови на плаху покатилася.

Схоронили его за Москвой­рекой, На чистом поле промеж трех дорог: Промеж Тульской, Рязанской,  Владимирской. И бугор земли сырой тут насыпали, И кленовый крест тут поставили. И гуляют шумят ветры буйные Над его безымянной могилкою. И проходят мимо люди добрые: Пройдет стар человек —  перекрестится, Пройдет молодец — приосанится, Пройдет девица — пригорюнится, А пройдут гусляры — споют песенку.

Гей вы, ребята удалые, Гусляры молодые, Голоса заливные! Красно начинали —  красно и кончайте, Каждому правдою  и честью воздайте! Тароватому боярину  слава! И красавице боярыне  слава! И всему народу  христианскому слава!