Реферат: Образ сестры милосердия времен Крымской войны

Образ сестры милосердия времен Крымской войны Введение Тема нашей исследовательской работы ­ "Образ сестры милосердия времен Крымской   войны".   Интерес   к   этой   теме   возник   у   нас   после   гуманитарной практики в Севастополе осенью 2012 года. Во времена русско­турецкой войны 1853­1856 г.г. город был центром военных действий на Крымском полуострове. Первой обороне Севастополя придают большое значение как в России в целом, так и в истории самого города. Поэтому там находится множество памятников, мемориалов   и   музеев,   посвященных   этому   событию.   Мы   посетили   большое количество мест, связанных с ним, но наиболее глубокое впечатление  на нас произвела   панорама   обороны   Севастополя,   написанная   Францем   Рубо. Экскурсовод обратил наше внимание на женщин, присутствующих на полотне панорамы. Их было всего три ­ знаменитая Даша Севастопольская и две сестры милосердия. Нам рассказали, что именно во времена Крымской войны появились первые   сестры   милосердия   ­   девушки   и   женщины   из   Москвы   и   Петербурга, которые добровольно согласились ехать на места военных действий и помогать раненым. Нас поразил героизм девушек, и мы решили выяснить истоки этого движения, понять, что их подвигло совершить такой поступок. К тому же нам стало интересно, почему женщины 19 века выбирали именно такой жизненный путь, так как мы тоже вскоре встанем перед выбором. Целью нашей работы было составление наиболее полного образа сестры милосердия, создание исторической реконструкции её костюма и дневника. Для достижения   данной   цели   мы   сформулировали   следующие   задачи: сестра милосердие война . Изучение истории движения сестер милосердия в западноевропейской и русской культурах. . Систематизация исторических материалов. .   Изучение   и   анализ   литературных   источников,   таких   как   письма Н.И.Пирогова   к   своей   жене   во   время   пребывания   в   Севастополе, "Севастопольские   рассказы"   Л.Н.Толстого,   воспоминания   сестры   милосердия Е.М.Бакуниной. . Подбор и оформление презентации  по теме «Эволюция образа сестры милосердия в живописи». .   Подбор   и   изучение   материалов   (живописных   и   литературных произведений) для создания реконструкции костюма сестры милосердия. . Реконструкция дневника сестры милосердия времен Крымской войны на основе ранее изученных воспоминаний Е.М.Бакуниной. Поставленные задачи определили структуру и содержание нашей курсовой работы. История сестер милосердия На заре существования христианства не было специально организованных женских   общин,   занимавшихся   благотворительностью.   Упоминаются   лишь некоторые случаи церковного служения диаконис, которые посещали больных и бедных,   а   также   христиан,   заключённых   в   тюрьму.   Последнее   упоминание   о диаконисах относится к 12 веку. В   эпоху   крестовых   походов   женщины   создавали   собственные   общины. Одна из первых женских общин такого рода была основана около 1184 года в Люттихе, современном Льеже (Бельгия). Эта община носила название «Бегинки», как   и   последующие,   которые   просуществовали   вплоть   до   19   века.   Бегинки занимались призрением девиц и покинутых жен, служили больным, при общинах создавались больницы и странноприимные дома. Они ходили по домам, посещая тяжелобольных,   трудились   даже   во   время   чумы,   воспитывали   детей­сирот, иногда основывая целые училища. Первая   община,   связанная   с   деятельностью   сестер   милосердия,   была создана в 1633 году, ее основателем был католический священник Винсент де Поль. Начало   же   профессиональной   сестринской   деятельности   положила англичанка Флоренс Найтингейл (1820­1910). Она, первая исследовательница и основоположница современного понятия «сестринское дело», сумела изменить общественное сознание и взгляды на роль и место медицинской сестры. Впервые в истории она применила научные методы в решении проблем сестринского дела: соблюдение   строжайшей   чистоты   в   палатах,   регулярное   проветривание помещений,   режим   питания,   полный   карантин   для   заразных   больных   и внимательное отношение ко всем их жалобам. Найтингейл называет сестринское дело искусством, при этом подчёркивает, оно требует «организации и научной подготовки».   Девизом   же   первого   почётного   медицинского   общества   стали слова:   Любовь,   Мужество,   Честь.   Во   время   Крымской   войны,   в   1854   году Флоренс   было   предложено  организовать   особый  женский  отряд  для  ухода  за ранеными. К лету 1855 года смертность в госпитале уменьшилась с 300 до 20 человек   на   тысячу   больных.   Наряду   с   сестрами   в   госпитале   трудились солдатские   жены.   Крымская   война   принесла   Флоренс   невероятную   славу   в Англии: к сестре стекались добровольные пожертвования со всех концов страны. В 1863 г. в Швейцарии был организован Международный комитет помощи раненым,   переименованный   в   1867   г.   в   Международный   комитет   Красного Креста, утверждён особый отличительный знак­красный крест. Крымская война (1853­1856 г. г.) породила вспышку женского патриотизма не только в Великобритании, но и в России. Но прежде, чем мы перейдём к освещению   событий   периода   1853­1856г.   г.,   вернёмся   ненадолго   ранее   в петровские времена в Москву и Петербург. Сестры милосердия в России Впервые в России женский труд для ухода за больными был использован при   Петре   I.   В   соответствии   с   царским   указом   в   1715   г.   были   созданы воспитательные   дома,   в   которых   служили   женщины.   Однако,   в   дальнейшем, привлечение женщин для работы в больницах было отменено, и роль сиделок была   отведена   отставным   служащим.   Вновь   женский   труд   в   гражданских больницах начали использовать в середине 18 века. Осуществляли его «бабки ­ сидельницы». До конца века специальных сестёр по уходу за больными не было, поэтому можно считать, что сестринское дело в России началось в 1803 г. с появлением служб «сердобольных вдов». В том же 1803 г. в Москве, а следом и в Петербурге при воспитательных домах создаются «вдовьи дома» для призрения неимущих.  В  1824  г.  по   распоряжению   Марии   Фёдоровны   из   петербургского «вдовьего   дома»   на   добровольных   началах   приглашаются   и   направляются   в больницы   женщины   для   ухода   за   больными,   и   императрица   каждую присягнувшую из этих женщин отмечает особым знаком ­ «Золотой Крест», на одной из сторон которого было написано "Сердолюбие". В 1818 г. в Москве был создан   Институт   сердобольных   вдов,   а   при   больницах   организуются   курсы сиделок. С этого времени в России начинается специальная подготовка женского медицинского   персонала.   Преподавание   ведется   по   учебнику   Христофора Фёдоровича   Оппеля.   (Христофор   Оппель,   получил   высшее   образование   в Медико­хирургической   академии   и   защитил   диссертацию   на   степень   доктора медицины. Во время войны 1812 года он оказывал медицинскую помощь раненым русским воинам в горящей Москве.) октября   1854   г.   великая   княгиня   Елена   Павловна   учредила   в   Санкт­ Петербурге Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия. Главным врачом и непосредственным руководителем общины стал замечательный русский хирург Николай   Иванович   Пирогов,   который   провел   реорганизацию   общины.   Любая женщина, желавшая вступить в нее, в течение года проходила под руководством старших сестер испытания в госпиталях: по окончании первого месяца срока, когда она еще оставалась «на наблюдении», ей выдавалась форменная одежда. По инициативе ученого в Севастополе впервые в истории отечественной и зарубежной   медицины   на   место   военных   действий   были   привлечены   сестры милосердия.   Большую   помощь   в   этом   ему   оказала   великая   княгиня   Елена Павловна,   отдавшая   много   сил   и   времени   делу   благотворительности.   Под   её попечительством   находились   Максимилиановская   больница,   Повивальный институт, приюты для детей­сирот и беспризорных, бесплатные столовые для больных,   школы.   Для   реализации   своей   идеи   она   нашла   в   Н.   И.   Пирогове единомышленника, предложив ему подобрать медицинский персонал и взять на себя управление всем делом. Николай Иванович впоследствии писал, что видел до   того   женскую   службу   в   госпиталях   и   больницах,  «но   ещё   нигде   не   было испробовано посылать женщин на поле битвы». 25 октября 1854 года Еленой Павловной был утверждён устав Крестовоздвиженской общины. Одновременно она обнародовала воззвание о помощи больным и раненым «Ко всем русским женщинам, не связанным обязательствами семейными, желающим принести свою долю жертвы и добра Отчизне». Многие женщины различных слоев населения горячо откликнулись, изъявив желание отправиться в Крым и принять участие в уходе за ранеными севастопольцами. Крестовоздвиженская   община   в   короткий   срок   была   укомплектована. Женщины   в  течение  2­3  месяцев   проходили   подготовку   в  Петербурге.  Н.   И. Пирогов с большим уважением относился к деятельности Елены Павловны. В одном   из   своих   писем   он   писал:   «Великая   княгиня   содержит   в   себе   много превосходного: она принадлежит к недюжинным личностям, и если что можно сделать хорошего, то именно через неё». 24 ноября в Крым во главе с А. П. Стахович   прибыло   1­е   отделение   сестёр   милосердия   Крестовоздвиженской общины в составе 28 человек. В своём письме к жене в декабре 1854 года Н. И. Пирогов сообщал: «Дней пять тому назад приехала сюда Крестовоздвиженская община сестёр, числом до тридцати… Они день и ночь попеременно бывают в госпиталях, помогают при перевязке, бывают на операциях, раздают чай и вино. Присутствие   женщины,   опрятно   одетой   и   участием   помогающей,   оживляет плачевную   юдоль   страданий   и   бедствий».   Вскоре   в   осажденный   Севастополь приехало еще несколько отделений самоотверженных женщин. Организация и содержание деятельности общины были разработаны Н. И. Пироговым, который видел в ней, прежде всего, медицинское учреждение со специализацией труда сестёр.   Николай   Иванович   составил   «Инструкцию   сестрам   на   время   их дежурства в госпиталях и перевязочных пунктах», подробно изложив в ней все их обязанности. Впоследствии он выделил группу транспортных сестёр, которые должны   были   сопровождать   раненых   в   пути.   Для   них   была   также   написана специальная инструкция. Под руководством Н. И. Пирогова сестры милосердия работали в перевязочных и операционных, ухаживали за ранеными в палатах, изготавливали лекарства в аптеках, следили за выдачей пищи, помогали готовить её,   наблюдали   за   тем,   чтобы   интересы   раненых   не   страдали   из­за   воровства интендантских чиновников. В это же время в Крыму стало широко известным и популярным имя Даши Севастопольской.   Ее   называли   «Женщиной   из   легенды».   Дочь   матроса, погибшего   в   Синопском   сражении,   переодевшись   в   матросский   костюм   и снарядив   свою   повозку   ветошью,   корпией,   уксусом,   отправилась   вслед   за русскими   войсками   к   реке   Альме.   Там   она   организовала   первый   на   театре Крымской войны импровизированный перевязочный пункт, а сама стала первой сестрой милосердия. «Знаменитая Дарья» ­ так отзывался о ней Н. И. Пирогов. Имя   Даши   стало   символом   мужества,   храбрости,   самоотверженности.   Царь Николай I пожаловал девице Дарье золотую медаль на Владимирской ленте с надписью «За усердие» и 500 рублей серебром. В   знак   заслуг   сестер   милосердия   в   Крымской   войне   Комитет Крестовоздвиженской   общины   учредил   памятный   серебряный   позолоченный крест. Многие из них были награждены бронзовыми медалями в память защиты Севастополя. По возвращении из Крыма Н. И. Пирогов написал «Исторический обзор   действий   Крестовоздвиженской   общины   сестер   попечения   о   раненых   и больных в военных госпиталях в Крыму и Херсонской губернии с 1­го декабря 1854 по 1 декабря 1855 годов», где, анализируя действия сестер, дал оценку их деятельности: «Настоящие и прошедшие события предвещают будущее. Будущее Крестовоздвиженской общины предзнаменуют действия ее сестер, изложенные здесь без всякого пристрастия правдолюбивыми очевидцами и заслуживающие остаться   в   памяти   современников».   Крестовоздвиженская   община   сестер милосердия,   работавшая   в   Крыму,   стала   прообразом   будущих   организации Красного Креста. Как   только   общины   сестер   милосердия   в   России   получают систематическое   развитие,   первоначальный   энтузиазм   начинает   угасать   ­   он восполняется   и   постепенно   подменяется   обще   благотворительной   и профессиональной медицинской деятельностью женщин. Большую роль в этом, с одной стороны, сыграла деятельность Общества Красного Креста, а с другой ­ стремление женщин приобрести в обществе одинаковый с мужчинами статус. Эмансипация   способствовала   развитию   женского   образования,   однако стремление женщин во всем уподобиться мужчинам постепенно привело русские общины   к   тем   же   результатам,   что   и   в   Западной   Европе:   уход   становится профессией,   а   духовная   основа   медицины   или   вообще   забывается,   или становится   чем­то   второстепенным.   После   революции   проявилась   иная   в   обязанность   медицинским   сестрам   вменялся   только крайность: профессионализм, тогда как элементарный уход, который учитывал не только физическое, но и духовное состояние больного, был утрачен. Остается только надеяться,   что   возрождающиеся   в   современном   обществе   общины   сестер милосердия не повторят прежних ошибок и восстановят утраченную традицию ухода за больными, что возможно только при условии осознания религиозного смысла своего служения. Подводя   итог   проведенного   изучения   исторических   материалов,   можно сделать следующие выводы: Движение сестер милосердия зародилось в Европе в 17 веке и приобрело массовый   характер   к   середине   19   века.   Оно   стало   важным   фактором   в последующих войнах. До этого существовали лишь единичные случаи создания таких общин. Причиной   возникновения   подобных   движений   является   появившаяся необходимость подготовить квалифицированные кадры для ухода за ранеными во   время   войн,  которые   становились   все  более   ожесточенными   отчасти   из­за появления   новейших   технических   изобретений   и   развития   экономики   многих стран. Также   работа   сестрой   милосердия   давала   женщинам   возможность реализовать себя в обществе и найти профессию. В   России   первые   общины   возникают   в   середине   19   века.   Со   временем изменялись и принципы работы сестер милосердия. Идем патриотизма, защиты православия и духовной поддержки зачастую отходили на второй план, уступая место простому выполнению обязанностей медицинской сестры. После революции 1917 года общины сестер милосердия исчезают вовсе, уступая   место   медицинским   сестрам,   выполнявшим   лишь   профессиональный уход.   Но   в   современной   России   движение   сестер   милосердия   возрождаются вновь. Литературный анализ произведений, посвященных теме Крымской войны В   процессе   работы   над   выбранной   темой   мы   познакомились   с литературными   произведениями   и   источниками,   посвященными   событиям Крымской войны и образу сестры милосердия. В своих «Севастопольских рассказах» Лев Толстой создает образ войны. Но   не   такой,  как   её  принято   считать:   победоносной,  блестящей,  похожей   на парад, с рвущимися вперед солдатами с саблями наголо, готовыми умереть за Родину и царя. Он создает картину настоящей войны. Страшной, губительной, беспощадной   и   готовой   поглотить   всех   без   разбора.   Он   рассказывает   об офицерах, среди которых были не только доблестные защитники, но и живущие в золоте   «аристократы»,   выбившиеся   в   чуть   более   высокий   чин,   о   простых солдатах   и   матросах,   которые   относятся   к   войне   как   к   должности,   к   своей привычной работе. Его рассказы состоят, по сути своей, из двух историй. Одна рассказывает об офицерах и «аристократах» на этой войне, показывает истинное лицо таких защитников родины, которым важнее показать себя храбрецом перед обществом, рассказывая, как близко пролетел снаряд, как его не задело, и как он ничуть не струсил. Во второй же части рассказывается  история судьбы двух братьев, встретившихся на станции недалеко от Севастополя. В этой истории Толстой особое внимание уделяет их внутренним переживаниям, ощущениям от происходящего.   Так   противоположные   образы   двух   братьев   в   полной   мере показывают ощущение страха, своей беспомощности перед войной, стыда за свою трусость и обретение новой, непохожей ни на что внутренней силы и храбрости младшего брата, и обыденность своего дела, своей работы, появившегося лишь перед   смертью   чувства   исполнения   собственного   долга   у   старшего. Заканчиваются эти две печальные истории главой­описанием переправы через Северную   бухту,   оставления   Севастополя   его   защитниками,   которых пронизывает  ощущение  какого­то «бессознательного страха  преследования»  и тяжести от оставления родного города. Совсем немного упоминает Л.Н. Толстой и о важном нам образе сестры милосердия.   Он   лишь   мелькают   в   его   рассказах,   проходит   мимо   героев   его первой истории и немного задевает героев второй. Когда автор упоминает их в первый раз, сестры милосердия выступают как часть описания госпиталя, один из его неизменных атрибутов. Однако уже здесь писатель отмечает, что женщины ведут себя совершенно иначе. Они «с выражением  не того пустого женского болезненно­слезного   сострадания»,   а   с   целенаправленным,   немного отстраненным   от   действительности   «деятельным   практическим   участием» проходят   между   больных   с   инструментами   в   руках.   Здесь   создается   образ человека, делающего своё дело, то, что он должен, и автор никак не показывает их ощущения или внутренние переживания. Во второй же раз сестры милосердия выступают в качестве проводников двух братьев в госпитале, куда те пришли навестить боевого товарища старшего из них. Толстой описывает два, наверняка, противоположных типа: «женщину, лет   50,   с   черными   глазами   и   строгим   выражением   лица»   и   совсем   молодую девушку «лет 20, с бледным и нежным белокурым личиком, как­то особенно мило­беспомощно   смотревшим   из­под   белого   чепчика».   Если   старшая   сестра вполне соответствует первому описанию автора, то есть она лишь делает свое дело, не показывая эмоций и чувств, то вторая, которая и была непосредственно проводником   братьев,   совсем   не   скрывает   своих   переживаний.   Узнав,   что младший только приехал, она вдруг начинает плакать, с отчаянием восклицая: «Когда   же   это   кончится!».   Её   явно   заботят   судьбы   солдат,   пусть   она   и   не смотрит на каждого в отдельности (все раненые для неё ­ единое целое), но младшая сестра искренне волнуется и переживает за них. То, что она поправляет подушку больному товарищу старшего брата и вполне искренне спрашивает его о   самочувствии,   только   выдает   в   ней   такую   чувствительность   к   ближнему. Вполне   возможно,   что   она   была   одной   из   тех   знатных   девушек,   которые добровольно   шли   в   сестры   милосердия,   чтобы   оказывать   хоть   какую­нибудь помощь страдающим в этой войне. В   «Севастопольских   рассказах»   Льва   Толстого   сестра   милосердия представляется   как   женщина,   выполняющая   свой   долг,   но   в   то   же   время   и искренне сочувствующая и переживающая за тех, кому она помогает. В целом, Толстой не уделяет образу сестры милосердия большого внимания и совсем не рассматривает   его   как   женский,   то   есть   чувствительный   и   необыкновенно проникновенный.   Но   в   следующем   литературном   источнике   автор   полностью раскрывает женский образ именно с этой стороны. Николай   Иванович   Пирогов   ­   знаменитый   русский   хирург,   анатом   и основоположник   военно­полевой   хирургии.   Во   время   Крымской   кампании   он стал известен тем, что впервые использовал гипсовую повязку, благодаря чему многие раненые смогли избежать ампутации. Также, во время операций Пирогов впервые   начал   использовать   анестезию.   Ему   же   принадлежит   способ «разделения» больных по степени тяжести ран и их характеру. В этом ему и помогали сестры милосердия Крестовоздвиженской общины, непосредственным предводителем   которой   он   был.   Эта   община   была   создана   великой   княгиней Еленой   Павловной,   в   неё   набирали   петербуржских   и   московских   девушек дворянского   сословия,   которые   по   своему   желанию   решались   ехать   в осажденный   Севастополь.   Там   ими   и   руководил   Пирогов   ­   распределял   по госпиталям   и   перевязочным   пунктам,   обеспечивал   их   всем   необходимым   и наблюдал за их деятельностью. В своих письмах к жене Александре он создает один из наиболее полных и достоверных образов сестер милосердия, а также окружающего их мира и отношения окружающих к этому нововведению. В   своих   первых   письмах   Пирогов   редко   упоминает   сестер:   про   них известно   только   то,   что   их   приезд   ­   дело   решенное,   и   их   ждут   с   не   очень благодушным настроем: «Будет ли­с толк от них? Чтобы не сделать­с после еще 3­го   сифилитического   отделения   в   госпитале­с».   Однако,   после   их   приезда, Пирогов с явной симпатией описывает то, как «ревностно» они принялись за дело и как оно у них получается: «Если они так будут заниматься, как теперь, то принесут, нет сомнения, много пользы». Описывая то, как сестры ухаживают за больными,   Пирогов   создает   образ   искренних,   настоящих   сестер   милосердия, которые готовы выхаживать, перевязывать и всячески помогать раненым. Также хирург   говорит   о   благотворном   влиянии   самого   образа   сестры   на   раненых: «Присутствие женщины, опрятно одетой и с участием помогающей, оживляет плачевную юдоль страданий и бедствий». Однако, далее, до самого конца его первого пребывания в Севастополе, Пирогов пишет про сестер мало, достаточно официально   описывая   их   дела   и   неоднократно   повторяя,   что   «если   великая княгиня пришлет спросить, то скажи, что ее сестры до сих пор оказались так ревностными, как только можно требовать; день и ночь в госпитале». Также он несколько раз повторяет, как «чудно» они разносят чай с вином и раздают сахар. Такая характеристика Пирогова показывает, что он достаточно сильно удален от дел общины, почти ими не занимается и не очень интересуется. До конца своего пребывания Пирогов лишь несколько раз упоминает о медсестрах ­ видно, что он с ними не очень близок, хоть и говорит о личных делах  общины: «Все­таки, однако же, теперь меньше грязи и нечистоты; сестры помогают нам усердно; жаль только, что между ними, точно так же, как и между военными в главной квартире, есть множество интриг». Но даже с помощью этих не очень объемных сведений   можно   попытаться   воссоздать   образ   сестры   милосердия   ­ трудолюбивой,   отзывчивой   и   по­настоящему   добросердечной   девушки. Постепенно   Пирогов   проникается   к   сестрам   настоящим   уважением, подтверждает их пользу и необходимость: «Врачей почти целая половина лежит ­   больны,   и   еще   что   из   всего   этого   хаоса   точно   хорошо,   так   это   сестры милосердия.   Они   и   хозяйничают   в   госпиталях,   и   кушанье   даже   готовят,   и лекарство раздают,­ зато также и болеют». Хирург несколько раз упоминает о болеющих и даже умирающих сестрах, говоря об их мужестве и удивительной   Уже   собираясь   уезжать,   что стойкости. «прикомандированные ко мне врачи знают, что их заедят без меня, и поэтому,   Пирогов   пишет   жене, несмотря   на   все   увещания   и   обещания,   хотят   за   мною   бежать   без   оглядки. Достанется и сестрам; уж и теперь главные доктора и комиссары распускают слухи, что прежде, без сестер, с одними фельдшерами, шло лучше». А затем он объясняет: «Я думаю, действительно для них шло лучше; я учредил хозяек из сестер, у которых теперь в руках водка, вино, чай и все пожертвованные вещи,­ это  комиссарам   не  по  зубам,  и потому  прежде  шло  лучше».  Таким  образом, Пирогов   говорит   о   честности   сестер   и   одновременно   об   эгоизме,   подлости местных чиновников. В последнем упоминании о сестрах хирург пишет о первом небольшом столкновении со  Стахевич ­ главой  общины, назначенной великой княгиней. В этом эпизоде показывается другой образ сестры милосердия ­ она заботится не о раненых, а о том, что про неё подумают местные чиновники и на каком она у них счету. Во время второго приезда Николая Ивановича Пирогова в Севастополь в начале   сентября   1854   года   обстановка   полностью   изменилась,   о   чем   также упоминается в его письмах. Теперь почти все переехали на Северную сторону, Южная же сдана неприятелю, Севастополь фактически оставлен. И, все же, у хирурга и сестер милосердия множество дел ­ транспортировка раненых, уход за оставшимися   и   за   пребывающими.   Всё   это   осложняется   также   и   погодой   ­ становится холодней, идут дожди, что доставляет особенно много хлопот при перевозке раненых ­ дороги размыты, солдат везут в открытых телегах и надо как­то   уберегать   их   от   дождя,   поить   и   кормить   на   протяжении   всего   пути, заменять   промокнувшие   и   непригодные   перевязки.   Именно   поэтому   Пирогов принимает важное и опять­таки неожиданное для всех решение: он отправляет сестер милосердия помогать на протяжении всей транспортировки: «Я послал в первый раз четырех сестер с транспортом и поручил одной из них, к которой я более имею доверие, Бакуниной, ­ осмотреть все на этапах и передать мне свои замечания». Далее приводятся инструкции, данные Пироговым непосредственно Бакуниной: «1. В какой мере возможна перевязка раненых на этапах и сколько примерно нужно сестер на каждую сотню раненых? 2. Каким образом утоляется жажда   раненых   на   пути   и   снабжены   ли   они   или   сопровождающие   транспорт средствами, необходимыми для этой цели? 3. Выдаются ли раненым, кроме их шинелей, еще каждому одеяло, или халат, или же (трудно больным) полушубок? 4. Как приготовляется пища на этапах, и возможно ли снабдить этап теплыми напитками в холодное время? 5. Осматривают ли транспорт, растянутый иногда на целую версту и более от одного этапа до другого, врачи или фельдшера? 6. Соблюдается ли порядок, назначенный в снабжение больных пищей, т. е. кормят ли их на тех этапах, где изготовлено должно быть для этой цели?» Сам факт того, что сестрам доверили такую сложную и тяжелую работу, говорит о доверии к   ним   и,   разумеется,   об   их   стойкости,   готовности   помочь   ­   обо   всех   тех качествах, которые просто необходимы для такой работы. Но не только сестры работали   действительно   в   полную   силу   ­   в   тех   ­   же   дневниках   Бакуниной описывается, как сам Пирогов лично контролировал отправку раненых: «Живо помню, как Н. И. Пирогов по нескольку часов сряду простаивал при отправке транспортов, и как, несмотря на дождь, грязь и темноту, он всякий день ходил в лагерь больных, что и от наших палаток было далеко, а его маленькая квартира была   еще   дальше».   То   есть   можно   утверждать,   что,   помимо   собственного мужества   и   стойкости,   у   сестер   был   пример   настоящего   трудолюбия   и профессионализма, что, как  нам  кажется,  очень  важно. Но, помимо  Николая Ивановича,   в   Крестовоздвиженской   общине   была   ещё   одна   сестра,   Хитрово, которую   и   Бакунина,   и   Пирогов   называют   «примером   истинной   сестры милосердия». Она была прислана из Одессы и должна была заменить Стахович на посту начальницы общины. Скорее всего, именно поэтому Пирогов постоянно сравнивает их работу, обращение с больными и другими сестрами, и благодаря этому   становится   видна   разница   между   сестрами,   искренне   старающимися помочь, и теми, кто приехал сюда не ради помощи, а для какой­либо личной выгоды. Пирогов несколько раз упоминает, что «Хитрово ­ это не Стахович» и что она «сама ходит на дежурство; не стыдится скатывать бинты и перевязывать больных и не величает себя превосходительством, как Стахович; за то и не будет называться, и не хочет быть главной начальницей общины, а просто старейшей сестрою».   На   мой   взгляд,   то,   что   Пирогов   «предложил   великой   княгине уничтожить   чиновническое   имя   ­   главной   начальницы,   а   называть   просто старейшею сестрой», говорит о более человечных, личных и близких отношениях в   общине,   а   также   о   приближенности   самого   врача   к   ней.   Во   время   своего второго пребывания в Севастополе Пирогов почти в каждом письме упоминает и часто подробно описывает дела общины, говорит о наиболее приближенных и помогающих ему сестрах ­ «трех столбах общины» ­ Бакуниной («я не понимаю, как великая княгиня с ее умом и желанием добра могла послушать наветов на Бакунину;   это   удивительная   женщина:   она,  с  ее   образованием,  работает,  как сиделка, ездит с больными в транспорты и не слушает никаких наветов; держит себя, как нужно даме ее лет и ее образования», «редкий характер; нельзя не уважать»), Карцева («несмотря на то, что мала ростом, так славно работает в госпиталях, что любо смотреть», «она принялась совестливо за дело, и мы в семь дней так поставили запущенный госпиталь на ногу, что теперь не узнаешь») и, разумеется, Хитрово («опытная женщина, по делам общины мне много помогает и   сообщает   многое,  чего   я   не   знал,   не   занимаясь   общиной,  т.  е.  внутренним бытом, так, как теперь»). Также, Пирогов часто пишет об общих делах общины, что показывает его причастность к ним. Он выражает свои надежды, догадки, рассказывает,   сколько   было   вложено   сил   и   стойкости   в   то   или   другое предприятие: «Не знаю, что вперед будет; но я вижу теперь, по крайней мере, что есть сестры, которые действительно одушевлены желанием исполнять свои обязанности и достаточно просвещенны, чтобы понять их святое назначение». Он отзывается   о   них   с   уважением,   всячески   поддерживает   и   помогает   общине, выражает надежду на её будущее процветание. Подводя итог, можно сделать следующие выводы: В   русской   литературе   впервые   образ   сестры   милосердия   появился   в «Севастопольских   рассказах»   Л.Н.   Толстого.   В   этом   произведении   сестра милосердия представляется как женщина, выполняющая свой долг, но в то же время и искренне сочувствующая и переживающая за тех, кому она помогает. Образу   сестры   милосердия   времен   Крымской   войны   посвящены   многие письма   Н.И.   Пирогова.   В   них   героини   представлены   неоднозначно:   с   одной стороны, это трудолюбивая, готовая помочь девушка с удивительной силой воли, помогающей стойко выдержать все тяготы её работы. С другой же, это та, кто приехал   сюда   за   личной   выгодой   и   которая   хочет   «только   блистать   и важничать». Пирогов описывает своеобразное соперничество двух типов сестер милосердия. Для нас более интересными при знакомстве с образом сестры милосердия были письма Н.И.Пирогова. Описание костюма сестры милосердия времен Крымской войны Одна из целей нашей работы состояла в том, чтобы определить внешний облик   сестры   милосердия   Крымской   войны,   т.е.   создание   ее   костюма.   Для решения этой задачи мы опирались, как на литературные, так и на живописные произведения. Одним из литературных примеров послужил дневник Екатерины Михайловны   Бакуниной,   одной   из   знаменитых   сестер   милосердия.   В   период Крымской войны она работала под началом Николая Ивановича Пирогова. Не смотря на то, что когда она решила стать сестрой милосердия, ей было уже за 40 лет,   это   ей   не   помешало.   Впоследствии   Пирогов   писал   о   ней:   «… настойчивостью,   трудолюбием   и   терпением   она   выделялась   среди   всех,   она обнаруживала   присутствие   духа,   не   совместимое   с   женской   натурой».   В   ее записях   присутствует   описание   женского   костюма   сестры   милосердия.   Она пишет: «…После обедни священник громко прочел наше клятвенное обещание перед аналоем, на котором лежали Евангелие и крест, и мы стали подходить и целовать   слова   Спасителя   и   крест,   а   потом   становились   на   колени   перед священником; и он надевал на нас золотой крест на голубой ленте. Эта минута никогда не выйдет из моей памяти!..». Действительно, крест являлся одним из наиболее   важных   элементов   костюма   сестры   милосердия.   Использование голубой ленты символично. Как и белый, голубой ­ это цвет истины, верности, целомудрия   и   правосудия   в   христианской   традиции.   Светло­голубой   цвет   ­ символ непостижимого и чудесного. Позже Бакунина пишет: «И вот наступило 10 декабря. Мы все восемь, уже одетые в коричневые платья, белые передники и белые чепчики, пошли к обедне в верхнюю церковь дворца. Великая княгиня была там; еще были разные дамы и тоже мои родственники: сестра моя, Федор Николаевич Глинка с женой и другие». Последний отрывок четко иллюстрирует нам все элементы костюма. Позже, уже в 20 веке, советский русский писатель С. Н.   Сергеев­Ценский   в   своём   романе­эпопее   «Севастопольская   страда»   так описывает внешний вид сестёр общины накануне их отъезда в Крым: «На всех сестрах были коричневые платья с белыми накрахмаленными обшлагами; ярко­ белые и тоже накрахмаленные чепчики на простых гладких прическах; белые фартуки с карманами и ­ самое главное и самое заметное ­ наперсные золотые продолговатые кресты на широких голубых лентах». Все это мы с вами наглядно можем рассмотреть на костюме. Помимо   литературных   источников   мы   обратились   к   живописным произведениям. Одним из наиболее важных примеров стало живописное полотно Франца   Алексеевича   Рубо   ­   панорама   обороны   Севастополя.   Автор, основоположник русского панорамного искусства, профессор класса батальной живописи Петербургской Академии художеств Франц Алексеевич Рубо положил в основу произведения самый яркий эпизод севастопольской эпопеи ­ бой на Малаховом кургане 6 июня 1855 года. В этот день 75­тысячная русская армия успешно отразила натиск 173­тысячного англо­французского войска. Главным героем сражения Ф. А. Рубо считал народ, в прославлении его подвига   он   и   видел   основную   свою   задачу.  Работу   над   панорамой   художник начал в 1901 году. Приехав в Севастополь, он изучал исторические документы, как   мы   считаем,   возможно   опирался   на   записи   Пирогова   и   Бакуниной, знакомился с местами боев, а поскольку он писал картину спустя небольшой промежуток времени после Крымской войны, то его основными достоверными источниками, возможно, являлись встречи с самими участниками и очевидцами событий, т.е. ветеранами войны. Затем в Петербурге он создал эскиз полотна. Огромное живописное полотно (14 м × 115 м) создавалось в Мюнхене с помощью художников   Шенхена,   Мерте,   Фроша   и   20   студентов   Баварской   академии художеств.   Одновременно   велась   работа   над   созданием   натурного   плана площадью 900 м². Летом 1904 года произведение доставили в Севастополь, а 14 мая 1905 года, к 50­летию героической обороны города, панорама была открыта для   всеобщего   обозрения.   Одними   из   первых   ее   посетителей   были   ветераны севастопольских   сражений,   которых   удивила   и   растрогала   доподлинность воспроизведенных   событий.   Несмотря   на   то,   что   в   здании   во   время   второй мировой   войны   (1942   г.)   был   пожар,   и   часть   полотна   сгорела,   советские художники восстановили панораму на основании реставрированных фрагментов, фотографий,   авторских   этюдов,   старых   буклетов   и   других   сохранившихся документов. Они стремились  наиболее  полно и правдиво изобразить  военную обстановку, в которой происходили события, четко передать севастопольский пейзаж. Одной из участниц военных событий, отраженных на полотне, является сестра милосердия. На полотне панорамы она изображена нечетко, контуры ее фигуры неясно выражены, тем не менее это изображение является практически единственным портретом сестры милосердия, и поэтому мы можем опираться на него   в   своей   работе   над   костюмом   сестры   милосердия.   Ее   изображение соответствует   записям  из  дневников  Бакуниной  и  описаниям  в романе  С. Н. Сергеева­Ценского.  Следует   также   отметить,   что   в   процессе   создания   костюма   нами   были проанализированы   и   проинтерпретированы   картины   и   фотографии   с изображением   сестер   милосердия   в   период   от   начала   Крымской   войны   до настоящего   времени.   Мы   наблюдали   процесс   изменения   костюма   сестры милосердия.   Во­первых,   на   наш   взгляд,   это   было   связано   с   возникновением различных   духовных   общин   в   середине   19   века   (различные   интерпретации костюмов   с   отличительными   знаками   каждой   общины).   Во­вторых,   это   было связано с изменением нравственных устоев и отношения к женщине в начале 20 века   (костюмы   более   открытие).   В­третьих,   с   образованием   СССР   у   людей меняется отношение к религии, следовательно, исчезает одна из ролей сестры милосердия как духовного помощника (исчезает элемент костюма ­ крест). Главное отличие сестер милосердия ­ духовная поддержка раненых. Одним из   наиболее   важных   символических   элементов   костюма   был   золотой   крест   ­ символ   веры.   Крепился   крест   на   ленте   голубого   цвета,   символизирующего истину, верность, целомудрие и правосудие в христианской традиции. Костюм   сестры   милосердия   был   очень   практичен.   Немаркое   платье коричневого цвета, белые манжеты, фартук и воротничок, свидетельствующие об аккуратности сестры милосердия, платок, покрывающий голову, для того, чтобы волосы не мешали во время работы, пелерина, которая одевалась в холодное время года. Описание одежды сестер милосердия представлено в таких литературных произведениях,   как   роман­эпопея   С.Н.   Сергея­Ценского   «Севастопольская страда» и дневники Е.М. Бакуниной. Изображение   сестер   милосердия   представлено   во   многих   живописных произведениях, таких как панорама Ф. Рубо «Севастопольская оборона», Н.А. Ярошенко «Сестра милосердия», а также нами был использована реконструкция костюма в Михайловской батарее. Костюм сестры милосердия изменяется в связи с различным культурным контекстом. Заключение В результате проведенной работы мы пришли к следующим выводам: Движение сестер милосердия зародилось в Европе в 17 веке и приобрело массовый   характер   к   середине   19   века.   Оно   стало   важным   фактором   в последующих войнах. До этого существовали лишь единичные случаи создания таких общин. Причиной   возникновения   подобных   движений   является   появившаяся необходимость подготовить квалифицированные кадры для ухода за ранеными во время войн, становившихся все более ожесточенными отчасти из­за появления новейших технических изобретений. Также   работа   сестрой   милосердия   давала   женщинам   возможность реализовать себя в обществе и найти профессию. В России первые общины возникают в середине 19 века, исчезают после Первой мировой войны, возрождаясь снова лишь в начале 21 века. Со   временем   изменялись   и   принципы   работы   сестер   милосердия.   Идеи патриотизма, защиты православия и духовной поддержки зачастую отходили на второй план, уступая место простому выполнению обязанностей медицинской сестры. В   русской   литературе   впервые   образ   сестры   милосердия   появился   в «Севастопольских   рассказах»   Л.Н.   Толстого.   В   этом   произведении   сестра милосердия представляется как женщина, выполняющая свой долг, но в то же время и искренне сочувствующая и переживающая за тех, кому она помогает. Образу   сестры   милосердия   времен   Крымской   войны   посвящены   многие письма   Н.И.   Пирогова.   В   них   героини   представлены   неоднозначно:   с   одной стороны, это трудолюбивая, готовая помочь девушка с удивительной силой воли, помогающей   стойко   выдержать   все   тяготы   её   работы.   С   другой   же,   героиня приехала за личной выгодой, стремится «только блистать и важничать». Пирогов описывает своеобразное соперничество двух типов сестер милосердия. В костюме сестры милосердия отражаются особенности их деятельности и воплощаются некоторые символы: Главное отличие сестер милосердия ­ духовная поддержка раненых. Одним из   наиболее   важных   символических   элементов   костюма   был   золотой   крест   ­ символ   веры.   Крепился   крест   на   ленте   голубого   цвета,   символизирующего истину, верность, целомудрие и правосудие в христианской традиции. Костюм   сестры   милосердия   был   очень   практичен.   Немаркое   платье коричневого цвета, белые манжеты, фартук и воротничок, свидетельствующие об аккуратности сестры милосердия, платок, покрывающий голову, для того, чтобы волосы не мешали во время работы, пелерина, которая одевалась в холодное время года. Описание одежды сестер милосердия представлено в таких литературных произведениях,   как   роман­эпопея   С.Н.   Сергея­Ценского   «Севастопольская страда» и дневники Е.М. Бакуниной. Изображение   сестер   милосердия   представлено   во   многих   живописных произведениях, таких как панорама Ф. Рубо «Севастопольская оборона», Н.А. Ярошенко «Сестра милосердия», а также нами был использована реконструкция костюма в Михайловской батарее. Костюм сестры милосердия изменяется в связи с различным культурным контекстом. Помимо   создания   костюма   сестры   милосердия,   нам   стало   интересно попробовать создать её дневник и стилизовать его под речь ХIХ века. Такая мысль возникла у нас после прочтения воспоминаний Екатерины Михайловны Бакуниной,   которые   поразили   и   вдохновили   нас.   Именно   поэтому   в   нашем дневнике   присутствуют   прямые   цитаты   из   воспоминаний   для   достоверного создания внутреннего состояния героини и атмосферы того времени. Сюжетной основой для дневника нам служили реальные исторические события, которые упоминались в воспоминаниях Бакуниной и письмах Пирогова. Для того чтобы более полно   передать  переживания, мысли  и  чувства   героини, мы  описывали различные   ситуации,   в   которые   могла   попасть   сестра   милосердия.   Финал дневника   остается   открытым,   так   как   наша   героиня   при   переезде   на   другой перевязочный пункт теряет его. В начале нашей работы мы хотели сделать только электронную версию дневника,   но   в   процессе   написания   возникла   идея   создания   реконструкции записной книжки, внешне стилизованной под настоящие дневники ХIХ века. Библиография Постернак А В. Очерки по истории общин сестер милосердия. М., 2011. Сестры милосердия России // Под общ ред. НА Белякова. ­ СПб., 2010. Иванова Ю.Н. Храбрейшие из прекрасных: Женщины России в войнах. М., 2012. Бураков Ю. Н. Утоли моя печали // Наука и религия. 1991. № 12. С. 18 Воспоминания Е.М.Бакуниной //Журнал «Вестнике Европы» за 1898 год, № 3 ­ 6. Роман­эпопея С.Н. Сергея ­ Ценского «Севастопольская страда», в 3­х кн.: 1939­ 1940 гг. Л.Н.Толстой «Севастопольские рассказы», 1855­1856 г.г. журнал «Современник  ». Севастопольские письма Н. И. Пирогова 1854­1855 г.г. ­ СПб., 1899. Приложение Дневник сестры милосердия. марта. Первая запись. Сегодня, седьмого марта, решила я начать вести свои заметки, потому как мне   хотелось  в  полной   мере  передать   свои  переживания   и  мысли   по   поводу событий, произошедших со мной в последнее время. Волею судьбы оказалась я в осажденном Севастополе при Первом перевязочном пункте на Северной стороне. Сейчас, сидя в каморке с маленьким окошком, выходящим на Севастопольскую бухту, странной и далекой кажется мне моя московская жизнь. Большей частью она прошла так, как проходит жизнь девушек нашего звания, то есть в выездах, занятиях музыкой, рисованием, домашними спектаклями, балами, на которых я, должна признаться, танцевала с удовольствием. Тогда мы все были такие, и мое желание поступить в сестры милосердия встретило сильную оппозицию родных и знакомых.   Особенно   усердствовал   мой   родной   брат,   Николай   Лазарев, принимавший участие в кампании 28­29 годов. Он все говорил, что это вздор, самообольщение, и что мы не принесем никакой пользы, хотя сам собирался вскоре ехать на место военных действий. Я же отвечала ему, что мои намерения тверды и он не в силах отговорить меня, потому что я верю, что мы сможем принести там более пользы, чем если будем танцевать на балах и заниматься музыкой. Несмотря ни на что, я решилась ехать и отправилась в Петербург к собиравшемуся   четвертому   отряду   сестер   милосердия   под   началом   великой княгини Елены Павловны, о доброте и милосердии которой я была наслышана ещё в Москве. В Петербурге мы пробыли неделю, так как было необходимо обучить нас, и каждый второй день мы проводили в госпитале, помогая докторам и   делая   перевязки.   Вскоре   мы   отправились   в   путь.   Я   не   стану   подробно рассказывать этого длинного путешествия, потому как ничего примечательного в нем не было. Напишу только, что дорога была прескверная, и все мы ужасно вымотались. По приезде нас разместили в морском госпитале, нам дали комнату, всю   заваленную   разными   тюками,   на   которых   мы   и   расположились. Разложившись, я тотчас принялась за свои заметки, ведь неизвестно, будет ли у меня   позднее   достаточно   времени.   Чувство   неизвестности   пугает   меня,   но   я ничуть не жалею о своем решении и верю, что научусь противостоять своему страху. марта Прошло   5   дней   с   тех   пор,   как   мы   здесь.   Не   буду   описывать   всех   тех ужасов, которые я тут видела, потому что не хочу, чтобы они остались в памяти. Все это я выдержала  только лишь благодаря неустанным  молитвам. Недавно один  из  солдат  в ответ   на мои  вопросы   о  близости  неприятеля,  а, значит, и опасности быть взятыми, ответил: «Везде одинаковая опасность, и если Господь хочет помиловать, то и везде помилует». Эти слова запали мне в душу, и я часто вспоминаю их, чтобы перебороть свой страх. Недавно случилась первая наша тревога: в ночь с 10 на 11 нас разбудила Бакунина, одна из добрейших сестер, и сказала нам быть готовыми к приему раненых. Мы поспешно собрались и пошли к нашему пункту. Над Севастополем словно светило яркое, ослепляющее солнце ­ то было зарево пожара на горе, где в дом попала ракета. Пока ещё далекие выстрелы гулким эхом отзывались на пустых улицах. Звук этот приводил нас почти в ужас, и мы старались как можно скорее дойти до госпиталя. Казалось, только одна Бакунина не боялась ничего ­ все мы удивлялись её храбрости. Всю ночь   просидели   мы   в  госпитале,   но   раненых   было   немного.  Нам,  едва   ли   не впервые  видевших такие страшные увечья, становилось жутко только при их виде,   тогда   как   Бакунина   с   несколькими   старшими   сестрами   промывали   их водой   и   накладывали   сухие   накрахмаленные   бинты.   Нам   же   пока   сказали смотреть   и   запоминать,   что   надо   делать   при   какой   ране,   и   мы   наблюдали   с чувством некоторого благоговения перед нашими старшими сестрами, которые так умело и ловко выполняли эту сложную и, признаться, неприятную работу. Знали ли мы, что уже днем нам придется делать по несколько перевязок за час, попутно заменяя загрязнившиеся бинты на чистые и отпаивая раненых чаем с вином из вечно кипящего самовара в углу залы. Вечером мы, уставшие донельзя, едва дойдя до тюков уснули и проспали до самого утра следующего дня. Теперь же я, едва проснувшись, села за свои заметки, припомнив, что давно не писала. Меня   обуревают   странные   чувства,   но   недостаточно   времени,   чтобы   всерьез задумываться о своем положении. Вот и сейчас, окончив писать, я поспешу в госпиталь на перевязки. И отрадно мне, что работает с нами такой чуткий и знающий человек, как Николай Иванович Пирогов ­ без него не было бы того товарищеского   чувства,   которое   соединяло   всех   вокруг   него,   не   было   того оживления,  той  живости,  того  душевного  участия!  По праву   считаем мы его нашей поддержкой и опорой! марта. Сегодня   с   утра   я   была   направлена   работать   в   дом   Собраний.   Некогда величавое,   богато   украшенное   здание   с   просторными   танцевальными   залами, отделанными розовыми пилястрами и белым мрамором, и множеством комнат теперь   представляет   печальную   картину   пока   пустого   лазарета   с  его   серыми кроватями и другими необходимыми предметами быта. Теперь здесь все по­другому ­ Николай Иванович с остальными докторами создали   новый   порядок   распределения   раненых,   по   которому   легкораненых отправляют   в   Николаевскую   батарею,   тем,   кому   необходима   операция, оставляют   здесь   же,   а   совсем   безнадежных   отсылают   в   Гущин   дом.   На   его дверях, как мы говорили, должна была быть та же надпись, что на дверях ада у Данте: "Оставьте надежду все входящие". Редким там было выздоровление, и никак не выйдет у меня из памяти один случай. Недавно привезли нам раненых с Малахового кургана, где велись самые страшные бои. Среди них был офицер с тяжелым   ранением   в   голову,   который   тотчас   был   отправлен   в   Гущин   дом. Несмотря   на   его   положение,   он   старался   не   падать   духом,   стойкость   его поражала;   взгляд   оставался   твердым   и   уверенным.   Услышав   такое   известие, офицер лишь произнес тихим голосом: «Господь за нас страдал, и мы должны страдать». Эти слова тронули меня до глубины души... марта. Сегодня день был нелегким для всей нашей общины ­ добрейшая Бакунина заболела   тифом,   а   ещё   одна   сестра,   Голубцова,   скончалась.   Мы   ходили   на похороны, батюшка отпевал её в полупустом темном храме, который не смели иллюминировать   снаружи,   чтобы   не   сделать   мишенью   для   выстрелов.   После отпевания   мы   вышли   из   храма.  Ощущение   того,  что   с  каждой   из   нас   может случиться подобное, тяготило, лица сестер были удрученные, резче проступали следы усталости и бессонных ночей на дежурствах. Пейзаж полуразрушенного города на фоне неестественно багрового зарева производил жуткое впечатление. После службы все прямиком отправились в госпиталь. Сегодня собралось восемь докторов   и   восемь   фельдшеров,   да   ко   мне   пришли   две   сестры;   мы   все приготовляли, резали, катали бинты. Наша дежурная комната была в дамской уборной.   Там   жила   одна   сестра,   которая   заведовала   хозяйством,   имела   чай, сахар, водку для больных. У нас постоянно кипел самовар, так как часто надо было поить раненых чаем с вином или водкой, чтобы поднять пульс, прежде чем хлороформировать.  А   как   ужасно,   когда   по   слабости   раненого   операцию   делали   без хлороформа: что за страшные были тогда крики. У нас было 30 раненых и 10 ампутаций ­ день не очень тяжелый, иногда бывало и по 100, 200 раненых ­ тогда доктора с фельдшерами проводили по 15­20 операций за день и к вечеру едва держались   на   ногах.   Более   всех   уставал   Николай   Иванович,   который собственноручно   проводил   около   половины   ампутаций,   а   после   занимался обеспечением раненых и сестер, ежедневно споря с местными чиновниками, не желавшими то давать новое помещение, то выдать ещё несколько тюков в дни, когда раненых было особенно много. Под вечер случилась бомбардировка ­ шум, треск ­ настоящий ад! А когда стемнело, то точно фейерверк: по десяти и более бомб вдруг летали. На ночное дежурство остались трое сестер: я, Громова и Кахель. Около часу  ночи начали приносить  много раненых, пострадавших во время вечерней кампании. Мы с сестрами спешили сделать как можно больше перевязок, промыть как можно больше ран, успеть напоить чаем с вином. Утром нас пришли сменить другие сестры, и мы, так как были очень уставшими, едва попав в нашу маленькую комнатку, уснули крепким сном. ­29 марта. Пасха   в   1855   году   была   ранняя   ­   27   марта.   Несмотря   на   то,   что   это светлый и радостный праздник, грустно было встречать его в полуразрушенном храме и без праздничного звона колоколов. Служба была долгой, а в конце ещё поминали погибших ­ список был большой, поэтому она затянулась. Более всего запомнился мне Крестный ход ­ он состоял в основном из сестер милосердия, нескольких фельдшеров и раненых, которые могли ходить. Все остальные же были на своих рабочих местах ­ на завтра планировалось большое дело, и врачи готовили   места   для   раненых.   Даже   противники,   к   нашему   удивлению, прекратили канонаду. Пожалуй, впервые за все это время мне пришла мысль, что, возможно, наши враги тоже благородные и в чем­то честные люди, ведь, в сущности, они лишь выполняют приказ своего командования, так же, как и наши солдаты. Во время Крестного хода мы трижды обошли вокруг храма со свечами в   руках   ­   все   было   наполнено   неизъяснимой   торжественностью,   словно   я находилась не в полуразрушенном осажденном городе, а в храме недалеко от своего московского дома. Впервые за всю нашу беспокойную и суетную жизнь в Севастополе   я   ощутила   ни   с   чем   ни   сравнимое   чувство   умиротворения   и спокойствия, которого мне так не хватало. Покой, который дается свыше только при искренней молитве или в храме, где сегодня так тихо и светло от зажженных повсюду свечей, где знакомо и успокаивающе пахнет лампадным маслом и чуть­ чуть   ­   плавленым   воском.   Лучшие   чувства   и   мысли   посещают   нас,   отрадно становится   на   душе   и   на   сердце.   Вышла   из   храма   я   со   спокойствием   и   с небывалыми силами во всем теле. Омрачалась наша светлая служба лишь тем, что несколько сестер, в числе которых была и любимая всеми Бакунина, болели тифом, а потому не смогли присутствовать в храме. Как жаль, что их не было, ведь   им   как   никому   из   нас   нужны   и   спокойствие,   и   сила   духа!   Но   Господь милостив, и он не может не помочь им в такую трудную для них минуту. Когда мы шли после службы, произошло ещё одно событие, которое укрепило нас в вере и светлом настроении праздника. Проходя мимо ворот Гущина дома, откуда раздавались стоны несчастных раненых, мы увидели на скамеечке подле калитки уже   знакомого   мне   офицера,   чьи   слова   я   так   часто   припоминала   в   трудную минуту. Он курил трубку, что, по  нашему опыту, говорило о выздоровлении больного; взгляд его был столь же уверенный и прямой, как и в первую нашу встречу. Увидев нас, он тотчас вскочил на ноги, чтобы поприветствовать дам, но, по­видимому, был ещё слаб ­ на перебинтованной голове его ещё видна была кровь, он был бледен. Во второй раз его стойкость поразила меня ­ пока не скрылись мы из виду, офицер стоял у скамеечки, слегка наклоняясь вперед и смотря на всех с почтением, словно каждая из нас помогла ему чем­то. И снова сегодня тепло наполнило меня ­ радостно было смотреть на человека, которому Господь даровал выздоровление, ведь из Гущина дома немного людей выходило здоровыми; и который, несмотря на новую осадную жизнь держался привычных всем   нам   правил,   которые   так   живо   напомнили   о   наших   домах   и   семьях,   о привычном укладе жизни. апреля Сегодня   одна   из   сестер   говорила   о   том,   что   Пирогов,   по   слухам, собирается уезжать из Севастополя. Это известие поразило и удивило нас, ведь мы   привыкли   считать   его   неотъемлемой   частью   того   коллектива,   который сложился во время работы в Севастополе. Но сам Пирогов утром по приходе в госпиталь, как всегда в веселом  расположении духа, развеял наши сомнения, заявив, что если и уедет, то только летом и на небольшой срок. Это приободрило нас.  Офицера, о котором я не единожды упоминала, перевели в наш госпиталь. Сам Пирогов, обследовав его, сказал, что подобное выздоровление ­ настоящее чудо.   Так   как   его   ранение   могло   дать   серьезные   осложнения,   мы   решили положить офицера в дальнюю палату, где лежало меньше людей. В эту ночь я была единственной дежурной сестрой, так как многие сестры слегли от тифа и оставшиеся   вынуждены   были   работать   весь   день   почти   без   отдыха. Тяжелораненых было много, поэтому я не сразу вспомнила о дальней палате, куда не заходила с вечера. Взяв свечу, я поспешила  по темному коридору в другую   часть   здания.   Смутная   тревога,   охватившая   меня   при   мысли   о тяжелораненом   офицере,   заставляла   поторопиться.   Очутившись   на   пороге темной комнаты, я услышала слабые стоны. Тот самый офицер метался в бреду: от   него   исходил   жар,   повязка   на   голове   сбилась   и   окрасилась   красным. Склонившись над ним со свечой, я поразилась болезненному блеску черных глаз, которые всегда были так ясны и спокойны; они резко выделялись на его бледном лице. Я почувствовала себя ужасно виноватой перед ним, ведь, если бы не моя забывчивость, то приступ горячки можно было бы предотвратить. Поэтому я разбудила   другую   сестру   и,   упросив   её   подежурить   оставшуюся   часть   ночи, оставалась   подле   него   до   того,   как   офицер   очнулся   после   беспамятства. Состояние его было скверным: жар долго не удавалось сбить, рана кровоточила, поэтому повязку постоянно приходилось смачивать холодной водой. К середине этой утомительной ночи офицеру стало совсем худо: он выкрикивал бессвязные фразы, кого­то звал, просил о помощи, несколько раз порывался встать, и мне приходилось   его   успокаивать.   Чаще   всего   он   кричал:   «Пустите!   Я   должен дойти!».   Слава   Богу,   к   утру   ему   полегчало:   дыхание   выровнялось,   жар понемногу спадал. Я была так вымотана этой ночью, что, сама того не заметив, уснула прямо на стуле возле кровати. Проснувшись от яркого света, бьющего мне в лицо, я оглядела комнату. Все спокойно спали, даже офицер, который неловко подвернул руку так, что она свисала с кровати и соприкасалась с моей. Я   тотчас   отдернула   руку,   но   чувства   мои   были   неясны   мне   самой.   По наставлениям   матушки   я   должна   была   стыдиться   этого,   однако,   сейчас произошедшее не кажется мне недостойным. Вероятней всего, офицер просто неудачно перевернулся во сне. Но тогда я, быстрым шагом выйдя из комнаты, отправилась спать, стараясь позабыть эту неловкость.  апреля Два   дня   назад   со   мной   произошло   удивительное   событие!   Сам   день начинался хорошо: к нам вернулась Бакунина и ещё несколько сестер, которые были больны. Пока им не давалось долгой работы, так как они были ещё слабы, но делали сестры свою пусть и небольшую работу с воодушевлением. Я вышла набрать воды и остановилась на пороге, наслаждаясь теплым весенним солнцем. Вдруг,   меня   едва   не   сбил   с   ног   молодой   статный   человек.   Я   оглянулась,   и поняла, что это был мой родной брат, с которым мы не виделись более месяца.  Эта   встреча   была   для   меня   радостной   и   неожиданной.   Я   стала расспрашивать его о том, как он здесь оказался. Коленька с улыбкой отвечал, что   его   недавно   перевели   сюда   из­за   нехватки   опытных   военных.   С   одной стороны, я была рада тому, что он будет находиться рядом и навещать меня хотя бы изредка. Но, несмотря на это, у нас шли самые ожесточенные бои, и его легко могли ранить или, не приведи Господь, убить. Его присутствие здесь может стать еще одним поводом для моего беспокойства. Заметив мой испуганный взгляд, Коленька заверил меня, что все будет хорошо, что он постарается беречь меня и извещать о себе как можно чаще. На мой вопрос же о том, по каким делам он в госпитале,   Коля   ответил,   что   пришел   навестить   раненого   товарища   Алексея Прилевского и передать ему вещи. Я решилась проводить его, и выяснила, где он находится. Каково же было мое удивление, когда, войдя в ту самую дальнюю комнату, мой брат направился прямиком к постели уже знакомого мне офицера! Они явно были рады встрече и тут же начали оживленно беседовать, и, чтобы не мешать им, я вышла. В тот вечер Коля навестил меня и после дежурства, и мы замечательно провели время в воспоминаниях о нашей прежней жизни. Он рассказал мне о событиях, происходящих с ним в последнее время, а я, в свою очередь, о своей работе в общине и о том, что тревожило меня все эти дни. Как и в прежние времена, брат поддержал меня, после разговора с ним у меня словно появились новые силы. Говорили мы и о его товарище Алексее. Коля рассказал мне о том, как он получил ранение, и что он по праву может считаться героем. В один из жилых домов попала бомба, даже непонятно чья: вражеская или наша. Алексей в то время находился рядом и попытался потушить разгоревшийся пожар и спасти запертых в доме женщину с тремя маленькими детьми. Он сумел забраться на балкон второго этажа и оттуда передавал стоящим внизу товарищам испуганных детей.   Однако,   едва   сама   женщина   сумела   выбраться   на   балкон,   тот   начал рушиться. В тот самый момент, когда Алексей помогал ей спуститься, осколок лопнувшего   от   жара   стекла   попал   ему   в   голову,   и,   потеряв   равновесие,   он, покачнувшись, упал через перила на мостовую. Его товарищи, среди которых был и мой брат, бросились к нему, однако Алексей был в бреду, отталкивал их, выкрикивая: «Пустите! Я должен дойти!».  Я спросила у брата, жива ли та женщина. Он ответил, что она и дети живы и   почти   не   пострадали,   о   чем   он   сегодня   сообщил   Алексею   и   передавал   её искреннюю благодарность. Также Коля сказал, что его друг просил узнать, что за сестра провела подле него всю ночь, когда у него была горячка, а, узнав, что это я, обрадовался, так как брат мог передать мне его благодарность.  Было уже поздно, и Коле было пора уходить, я вышла с ним на крыльцо. Тяжело   было   провожать   его   и   следить   глазами,   как   он   идет   по Екатеринославской   улице   на   четвертый   бастион,   и   видеть,   как   в   этом направлении на черном небе появляются маленькие беленькие вспышки, и знать, что это лопаются бомбы.  апреля Сегодня проходила проверка раненых, так как нужны были места перед большим сражением, и всех, кто уже выздоравливал, выписывали. Среди них был и Алексей. В середине дня я вышла в сад с каким­то поручением и услышала, как меня окликнули   по   имени.   Я   обернулась:   быстрым   шагом   ко   мне   приближался Алексей.  Здравствуйте, Александра Дмитриевна. Здравствуйте, ­ отвечала я с некоторым удивлением, ­ брат уже передал мне Вашу благодарность, Я хотел бы выразить ее лично. Я не встречал в своей жизни девушки более заботливой, чем Вы. Это всего лишь мой долг, ­ отвечала я со смущением. Но в глубине души мне все равно приятно было слышать это от Алексея. Если Вы позволите... Я хотел бы... ­ начал говорить он, почти не глядя на меня. Я собралась что­то ответить ему, но вдруг он решительно посмотрел мне в глаза: Я хотел бы оставить Вам на память одну вещь. Она дорога мне, но именно Вы,  как   мне   кажется,  тот   человек,   которому   она   должна   принадлежать.  Это медальон, подаренный еще моему деду, с нашим именным вензелем. Надеюсь, этот   предмет   будет   напоминать   Вам   обо   мне.   И,   если   все   же   нам   удастся встретиться, он будет знаком того, что наше знакомство не случайно. Я не готова... ­ начала я. Но, видя глубокую грусть в его глазах, замолчала. Мы простояли, не отводя глаз, еще несколько секунд, которые показались мне вечностью. Медальон скользнул мне в ладонь. Он оказался неожиданно теплым, и я, не задумываясь, сжала его в руке. Прощайте! ­ вдруг бросил он и пошел по направлению к городу. Я стояла и смотрела ему вслед, пока его силуэт совсем не пропал из виду.