Сергей Есенин. Начало творческого пути.

«Жизнь моя, иль ты приснилась мне» ­Нет, пожалуй, ни одного выдающегося писателя18­19 и первой трети 20 века,  судьба которого так или иначе не была связана с Петербургом­Петроградом­ Ленинградом. ­И Сергей Есенин в этом плане не исключение. В нашем городе сохранилось  немало памятных мест, связанных с жизнью и творчеством великого русского  поэта. ­Сюда, в бывшую столицу Российской империи ,  в Петроград Есенин приехал  ранней весной 9 марта  1915 года. Здесь и  произошло его настоящее   литературное крещение.  Сцена 1. Приезд. Ведущий:   Март 1915 года год был слякотным и промозглым. Раннее утро,  прохожие торопятся по своим делам. Из здания Николаевского вокзала вышел  паренёк в овчинном тулупе, высоких сапогах с котомкой за плечами, в которой  лежало главное  богатство – рукописи его  стихов.     Ведущий: В его облике ничто не предвещало будущего известного поэта –  Сергея Александровича Есенина. Петроград, а потом Ленинград – станет его  второй родиной. Она сделает из него поэта, она же и станет свидетелем его  гибели. Но это потом, а пока…   Есенин: Вот она  Северная Пальмира – столица русских поэтов и писателей! А  это Невский проспект­главная улица столицы: широкая, прямая, как стрела,  нарядная, богатая. (Видеоряд)  Я приехал сюда за своей судьбой и славой.  Но  для начала хочу встретиться с Александром Блоком. Как же найти его?  Ведущий: Есенин спросил об этом  у нескольких встречных прилично одетых  молодых людей: может быть знают( ведь Блок же!) Есенин: Все удивлённо пожимали плечами. Не спеша направился я по Невскому  проспекту в сторону Адмиралтейства . Сразу за мостом , на всех четырёх углах  которого стояло по великолепной скульптуре, изображающей  юношу и коня, я  увидел аптеку и в этом же доме книжную лавку. Здесь то, наверняка, должны  знать , где живёт Блок. Ведущий: Юноша вошёл в магазин. Там, действительно знали адрес Блока: он  часто бывал в книжной лавке: отбирал книги, и мальчик из магазина относил их  Блоку домой. Есенин:Теперь долгожданный адрес в руках, вот он : Офицерская улица, дом  57, квартира 21.  Ведущий: Есенин решил идти пешком, заодно и город можно будет посмотреть.  А вот и заветный дом, обыкновенный в четыре этажа. Здесь живёт Блок, автор  «Стихов о Прекрасной даме» и «Незнакомки». (Блок сидит за столом, входит  Есенин). Есенин (зрителям):Я волновался необычайно, с меня буквально капал пот, я в  первый раз видел живого поэта. (Блок отрывается от бумаг и смотрит на  Есенина). Здравствуйте, а я тоже пишу стихи, хочу Вам почитать их. (Достаёт  из котомки стихи, завёрнутые в платок).   ­ Выткался на озере алый свет зари… Ведущий: Был он для меня словно икона, и еще проездом через Москву я  решил: доберусь до Петрограда и обязательно его увижу. <…> Ну, сошел  я на Николаевском вокзале с сундучком за спиной, стою на площади и не  знаю, куда идти дальше: город незнакомый. <…> Остановил я прохожего,  спрашиваю: „Где здесь живет Александр Александрович Блок?“ „Не знаю,  — отвечает, — а кто он такой будет?“ Ну, я не стал ему объяснять, пошел  дальше. <…> Вот и дверь его квартиры. <…> Встречает меня кухарка. „Тебе чего,  паренек?“ „Мне бы, — отвечаю, — Александра Александровича повидать“. А сам жду, что она скажет „дома нет“, и придется уходить несолоно хлебавши. Посмотрела она на меня, вытирает руки о передник и говорит: „Ну ладно,  пойду скажу. Только ты, милый, выйди на лестницу и там постой. У меня тут,  сам видишь, кастрюли, посуда, а ты человек неизвестный. Кто тебя знает!“  Ушла и дверь на крючок прихлопнула. Стою. Жду. Наконец дверь опять  настежь. „Проходи, — говорит, — только ноги вытри!“ Вхожу я в кухню,  ставлю сундучок, шапку снял, а из комнаты идет ко мне навстречу сам  Александр Александрович. — Здравствуйте! Кто вы такой? Объясняю, что я такой­то и принес ему стихи. Блок улыбается: — А я думал, вы из Боблова. Ко мне иногда заходят земляки. Ну, пойдемте!  — и повел меня с собой». Блок:Представьтесь. Кто Вы? Откуда? Есенин (робко):Я Есенин Сергей, родился в селе Константиново Рязанской  губернии. Воспитывался бабушкой и дедом. Закончил Константиновское училище. Там и начал писать стихи. Мне 19 лет. Блок: Ну что ж, читайте. Есенин: Выткался на озере алый свет зари, На бору со звонами плачут глухари. Плачет  где­то иволга. Схоронясь в дупло, Только мне не плачется – на душе светло.   Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог.  Сядем в копны свежие под соседний  стог.        Зацелую допьяну, изомну, как цвет,         Хмельному от радости пересуду нет.  И пускай со звонами плачут глухари, Есть тоска весёлая в алостях зари. Блок: Стихи светлые, голосистые, многословные. (Берёт бумагу, что­то на ней  пишет, складывает и отдаёт Есенину). Идите с нею в редакцию журнала,  адрес указан. По­моему, ваши стихи можно напечатать.  Есенин (берёт записку): Так началась моя литературная дорога. С лёгкой  блоковской руки!. (Убегает). Сцена 2. Начало пути  Редакция журнала. На сцене за столом сидит редактор, что­то пишет.  Входит Есенин с запиской в руках.  Есенин:Здесь редакция «Ежемесячного журнала литературы, науки и  общественной жизни»? (Редактор кивает). Вам записка от Блока (передаёт  записку редактору). Редактор (читает переданную Есениным записку):Направляю Вам  крестьянского поэта­самородка. Посмотрите его стихи и сделайте всё  возможное. В кармане у него рубль, а в душе богатство. (Редактор с интересом смотрит на Есенина, который достаёт из котомки  стихи, завёрнутые в платок и передаёт их редактору. Тот вынимает их,  кладёт на стол, а платок отдаёт Есенину).Я думаю, в следующем номере мы  напечатаем хотя бы… три ваших стихотворения. (Вместе с Есениным уходят).    Ведущий:Напечатанные стихи произвели фурор. Светский Петроград  «соскучился» по крестьянскому быту. Есенина начинают приглашать на  всевозможные литературные встречи. Комнату он себе так и не снял, ночевал у  новых друзей, которые проявили исключительное гостеприимство. Сцена 3. Выступления  Ведущий:Был какой­то очередной литературный вечер в зале Городской Думы  на Невском. (Поэты, писатели прогуливаются по сцене, что­то обсуждают. Каждого появившегося восторженно встречают. Появляется рыжеволосая красавица, модная поэтесса Зинаида Гиппиус).  А это модная поэтесса Зинаида Гиппиус. (Следом входит Есенин в русской  рубахе и в валенках. Все взгляды обращены на него).  Писатель: Вы случайно ни Есенин ли Сергей? Ждём Вас. Почитайте нам что­ нибудь.  Есенин:С удовольствием. (Читает).   Гой ты, Русь, моя родная... И гудит за корогодом Хаты — в ризах образа... На лугах веселый пляс. Не видать конца и края — Побегу по мятой стежке Только синь сосет глаза. На приволь зеленых лех, Как захожий богомолец, Мне навстречу, как сережки, Я смотрю твои поля. Прозвенит девичий смех. А у низеньких околиц Если крикнет рать святая: Звонно чахнут тополя. «Кинь ты Русь, живи в раю!» Пахнет яблоком и медом Я скажу: «Не надо рая, По церквам твой кроткий Спас. Дайте родину мою». (Все хлопают. Гиппиус подходит к Есенину, рассматривает его).    Гиппиус:Совсем мальчик, тонкий, хрупкий. Светлые глаза смотрят робко, но и  без некоторой дерзости. Читаете превосходно, чудесная улыбка, веет молодостью, здоровьем,  очарованием свежести.( В лорнет рассматривает его валенки). Какие у вас   интересные гетры. Есенин(смущаясь): Это валенки. (Все улыбаются).    Гиппиус:Вы вроде «кустарного пастушка» или «сусального поэта». Ваши стихи  не имеют непосредственной связи с литературой. Ведущий:Так за Есениным закрепились красивые и слащавые прозвища  «Пастушок», «Лель», «Ангел». Есенин от обиды даже уезжает в своё родное  село Константиново.  Есенин:Я словно вырвался на свежий воздух, на простор родных полей из этих  душных Петроградских квартир. Ведущий:  Но этот восторг ненадолго. Его снова тянет в Петроград, в эти  гостиные литературных меценатов. Ведущий:Ведь знакомство с известными людьми, которые там часто бывают,  может пригодиться. Глядишь, понравится кому­нибудь – его и в люди выведут. Ведущий:Он хочет быть европейцем. Я иду долиной. На затылке кепи, В лайковой перчаткесмуглая рука. Далеко сияют розовые степи, Широко синеет тихая река.  Я – беспечный парень. Ничего не надо. Только б слушать песни – сердцем подпевать.  Только бы струилась лёгкая прохлада, Только б не сгибалась молодая стать. Ведущий:Успех, которым пользовался Есенин в светских салонах, был  несомненным. И была опасность, как бы не закружилась голова у юного поэта,  и  как бы не сделался он салонным певцом.   Есенин(выходит в обнимку с другом): Да ладно вам! Мой здоровый  крестьянский инстинкт самосохранения заставляет меня относиться к успеху  настороженно. Ведущий: Есенин не оробел, как следовало бы ожидать, наоборот, с  завидной расторопностью появлялся он в редакциях, на концертах ­ везде,  где можно было встретить поэтов, послушать стихи и самому почитать.  Словом, он старался не упустить ни одного удобного случая, чтобы и людей  посмотреть, и себя показать. Ведущий: Есенин знал многих женщин, со многими расставался. Но сам  говорил, что любил по­настоящему только двух женщин: Зинаиду Райх,  мать своих двоих детей, и Айседору Дункан. «Письмо к женщине» читает Есенин ( Паша) Ведущий: Наивность, доверчивость, какая-то детская нежность уживались в Есенине рядом с озорством, близким к хулиганству, самомнением, недалеким от наглости. Сергей Есенин оказался в самом эпицентре литературной жизни Серебряного века Петербурга (можно даже сказать — он сам был одним из ее эпицентров). Десятки поэтов, писателей, критиков и просто ярких личностей крутилось с ним и вокруг него. Серебряный век нельзя представить без петербургского литературного салона Зинаиды  Гиппиус и Дмитрия Мережковского, где Александр Блок, Андрей Белый, Василий Розанов  и другие крупнейшие поэты и писатели не только проводили время в дружеском общении,  но и узнавали последние новости, обсуждали актуальные проблемы литературы, политики,  философии, читали свои новые произведения. И многие оставили интересные свидетельства о его жизни и творчестве. Сегодня мы познакомим вас с самыми примечательными из них. М. Горький: «...Вскоре я почувствовал, что Есенин читает потрясающе, и слушать его стало тяжело до слёз. Я не могу назвать его чтение артистическим, искусным и так далее, все эти эпитеты ничего не говорят о характере чтения. Даже не верилось, что этот маленький человек обладает такой огромной силой чувства, такой совершенной выразительностью. Читая, он побледнел до того, что даже уши стали серыми. Он размахивал руками не в ритм стихов, но это так и следовало, ритм их был неуловим, тяжесть каменных слов капризно разновесна. Взволновал он меня до спазмы в горле, рыдать хотелось». А. Белый: «Мне очень дорог тот образ Есенина, как он вырисовался передо мной. Ещё до революции, в 1916 году, меня поразила одна черта, которая потом проходила сквозь все воспоминания и все разговоры. Это — необычайная доброта, необычайная мягкость, необычайная чуткость и повышенная деликатность. Так он был повёрнут ко мне, писателю другой школы, другого возраста, и всегда меня поражала эта повышенная душевная чуткость. Таким я видел его в 1916 году, таким я с ним встретился в 18–19-х годах, таким, заболевшим, я видел его в 1921 году, и таким был наш последний разговор до его трагической кончины. Не стану говорить о громадном и душистом таланте Есенина, об этом скажут лучше меня. Об этом много было сказано, но меня всегда поражала эта чисто человеческая нота». В. Ходасевич: «Весной 1918 года я познакомился в Москве с Есениным. Он как-то физически был приятен. Нравилась его стройность; мягкие, но уверенные движения; лицо некрасивое, но миловидное. А лучше всего была его весёлость, лёгкая, бойкая, но не шумная и не резкая. Он был очень ритмичен. Смотрел прямо в глаза и сразу производил впечатление человека с правдивым сердцем, наверное — отличнейшего товарища». Д. Фурманов: «И если улыбался Сережа, тогда лицо его становилось вовсе младенческим: ясным и наивным. Разговоров теоретических он не любил, он их избегал, он их чуть стыдился, потому что очень-очень многого не знал, а болтать с потолка не любил. Но иной раз он вступался в спор по какому-нибудь большому, положим, политическому вопросу. О, тогда лицо его пыталось скроиться в серьезную гримасу, но гримаса только портила наивное, не тронутое большими вопросами борьбы лицо его. А. Мариенгоф:«Каждый день часов около двух приходил Есенин ко мне в издательство и, садясь около, клал на стол, заваленный рукописями, желтый тюречок с солеными огурцами. Из тюречка на стол бежали струйки рассола. И тыкал в меня пальцем: — Трудно тебе будет. Толя, в лаковых ботиночках и с проборчиком волосок к волоску. Как можно без поэтической рассеянности? Разве витают под облаками в брючках из-под утюга! Кто этому поверит? Вот. смотри. Белый. И волос уже седой, и лысина величиной с вольфовского однотомного Пушкина, а перед кухаркой своей, что исподники ему стирает, и то вдохновенным ходит. А еще очень не вредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят... Каждому надо доставить свое удовольствие. Знаешь, как я на Парнас восходил?..