Сказки старого дуба

Сказки старого дуба  Дуб был очень старый. Казалось, что он жил не одно тысячелетие, и потому "знал" столько, что, заговори он, по его  рассказам можно будет изучать историю со времен Адама и Евы и до наших дней. Но он в тихую погоду был молчалив и  задумчив. А когда дул ветер, становился необычайно болтлив. Казалось что­то важное сообщал остальным деревьям... И  только раз в году мог обратиться к людям. Это случалось в Рождество... Этот могучий, старый дуб был главной достопримечательностью на даче Анны Александровны Смирновой, профессора  МГУ, бабушки моей лучшей подруги детства Ирины. Но дачу хорошо знали в округе не только потому, что почти рядом с  самым домом, украшенным деревянными кружевами, стоял этот самый дуб, но еще и потому, что здесь с утра до вечера  пропадали дети со всей округи. С этим дубом были связаны многие наши детские игры. Помню, в начале июня, видимо, в Троицын день, мы водили  хороводы вокруг этого зеленого богатыря, отмечая его день рождения или именины. Он для нас был почти живым,  одушевленным существом. У него было даже почти человеческое "лицо". Следы от двух давно спиленных, расположенных  на одном уровне сучков напоминали глаза, а нависшая над ними кора ­ насупленные, а порой при солнце и насмешливые  брови. Ниже шел сучок подлиннее ­ нос. Под этим дубом мы часто устраивали чтение вслух, и все это при участии милой Анны Александровны. Начинала обычно  она, а дальше остальные дети по кругу. Были даже ссоры, обиды, от того, что кому­то из­за иллюстраций достался совсем маленький отрывок, и он просил "добавки". Нам так нравилось это чтение под дубом, что если кому­то нельзя было в тот  день на нем быть, сильно огорчался. Мы так прочитали "Черную курицу" Одоевского, все сказки Пушкина и Мамина­ Сибиряка, сказы Бажова, сказки Андерсена, "Аленький цветочек" Аксакова, "Приключения доисторического мальчика" Д­ Эрвильи и многие другие замечательные книги. Став постарше, читали Твена, Купера, Катаева. А, будучи уже  подростками, вместе с Анной Александровной читали только начало книги. Помню, сидит она в своем неизменном плетеном кресле, а мы располагаемся рядом полукругом. Она, улыбаясь, достает  из­за спины заранее припасенный том, обязательно обернутый в плотную бумагу и тихо, почти шепотом, почему­то  говорит: "А сегодня мы начнем читать..." Тут Ирина бабушка делает значительную паузу и, наконец, открывает обложку.  "Будем читать "Отверженные" Гюго или "Графа Монте­Кристо" Дюма". Или, скажем, рассказы Станюковича, которые мы  все очень любили. Она прочитывала несколько страниц (читала замечательно, почти как профессиональная актриса),  читала, как бы завораживая развивающимся сюжетом, заманивая "участвовать" в истории, придуманной писателем. А  дальше мы читали самостоятельно, иногда сообща, по очереди, как привыкли в раннем детстве, но чаще читали каждый  сам по себе, а потом обязательно обменивались впечатлениями. Это бывало в летнюю пору. Но мне больше всего нравилось собираться под этим дубом зимой... И тогда он сам "рассказывал" нам сказочные истории.  Тогда мы почти верили этому. В зимнюю пору на дубе оставались редкие, одинокие листочки, как редкие пряди волос на  голове древнего старика. Они то дремали, то еле слышно щебетали, то весело бормотали, будто вспоминая о чем­то. Нам было по 5­6 лет. Анна Александровна подводила нас к старому дубу, мы гладили рукавичками его шершавую кору, как бы согревая старого друга. А потом она говорила нам: "Закройте глаза и представьте себе, что вы попали на Северный полюс". Мы послушно  закрывали глаза, и нам, вернее, мне, начинало казаться, что сразу резко похолодало, что я слышу плеск студеных волн,  вижу плывущие стада айсбергов, а из­за ледяной горки белый мишка показывает мне язык. Все это рисовало детское  воображение, а нам всем казалось, что эти картинки нашептывает старый всезнающий дуб. Но больше всего мы любили подходить к дубу на Рождество. Накануне Анна Александровна говорила, что когда  стемнеет, мы сможем увидеть из окошка, как загорится яркая звезда, которая возвестит миру, что, родился маленький  мальчик, самый добрый и самый смелый и что он спасет весь мир. Мы отогревали в расписанных инеем оконных стеклах  глазок и по очереди смотрели в него, как в телескоп. Звезда действительно загоралась, почти над самым дубом. И мы,  довольные, расходились. К сожалению, до сих пор не знаю, что это была за звезда... А самое интересное начиналось на другой день, в Рождество. Нет, на библейские темы с нами, можно сказать, совсем не  беседовали, хотя, как я позже узнала, Анна Александровна была глубоко верующим человеком и хорошо знала Библию, но тогда об этом говорить было не принято. А в рождественское утро она вела нас, детей, не в церковь, а все к тому же старому дубу. ­ А теперь закройте глаза, ­ шепотом просила нас Анна Александровна, ­ и дуб расскажет вам самую важную историю,  приключившуюся с ним в Рождественскую ночь. Мы закрыли глаза. И дуб голосом, почему­то очень похожим на голос Ириной бабушки, начинал рассказывать: ­ В ночь на Рождество зажглась яркая Вифлеемская звезда, она возвестила миру, что родился чудесный мальчик. Она  светила только тем людям, которые спешили делать добро. И надо было случиться, что в том лесу, где рос в те времена  этот дуб (а тогда вокруг него был дремучий лес, да и сам дуб был высоким, стройным, настоящим лесным богатырем), и  произошла эта история. Своими могучими плечами он подпирал небо, а всякая звездная мелочь нередко играла в прятки в его ветвях. И вот в ту ночь через лес на легких санях ехал один доктор. Он спешил в лесную сторожку, где его ждала  тяжело больная маленькая девочка. Пока он не въехал в лес, Вифлеемская звезда освещала его путь. Но в лесу звезды  не стало видно, и доктор сбился с пути. Могучий дуб, молодой, но мудрый не по летам, понял все. Он поднял вверх свои  сильные руки ­ ветви, сломил свою вершину ­ голову и бросил ее к своему подножью. Звезда снова засияла над лесом.  Путешественник нашел дорогу, и легкие санки его помчались прямо к лесной сторожке. Девочку спасли. А дуб был уверен, что без своей вершины он засохнет, погибнет, но его успокаивало то доброе дело, которое он сотворил. Однако дуб остался жить. Только за многие столетия он сильно раздался в ширину, уменьшился в росте и потому стал  ближе к земле, нежели к небу. Он и сейчас многое может: укрыть от дождя и ветра своей кроной взрослых, а маленьким  детям рассказывать сказки. Прошли десятилетия. Мы ­ воспитанники Анны Александровны ­ давно взрослые, у нас уже и дети стали взрослыми. Но  мы помним и Анну Александровну, и старый, мудрый дуб. И если мы способны делать добро и сострадать людям, то во  многом благодаря нашим встречам, беседам, рассказам и сказкам, которые слышали под старым, мудрым дубом.