Сон матери поэта-декабриста К. Рылеева

Сон матери поэта­декабриста К. Рылеева    бледные   ручки,   уже   не   узнавая   меня,  «Коне было всего три года, когда он, дорогой, любимый мой мальчик, опасно, безнадежно занемог. Вероятно, то был круп или дифтерит — доктора не объяснили мне; они, созванные на консилиум, только качали головой, сознавая всю невозможность выздоровления ребенка. «Он не проживет и до утра», — сказали они няне, плакавшей о Коничке. Мне, видя мое полное отчаяние, они не решались говорить об этом, но разве я не замечала сама всей опасности положения бедняжки. Он, задыхаясь, метался по постельке, сжимая тоненькие исхудавшие,   своей   матери. Радость,   счастье,   сокровище   мое,   неужели   ты   уйдешь   от   меня?!   Уйдешь!..   Нет,   это невозможно, немыслимо!.. Разве могу я пережить тебя! — шептала я, обливая слезами эти дорогие мне ручки. — Разве нет спасения!.. Есть оно, есть... Спасение — одно милосердие Божие... Спаситель, Царица Небесная возвратят мне моего мальчика, возвратят, и снова он, здоровенький, весело улыбнется мне!.. А если нет!.. О, Боже, поддержи меня, несчастную!.. И в страшном отчаянии своем упала я пред ликами Спасителя и Богородицы, освещенными мерцающим светом лампады, и жарко, горячо молилась о выздоровлении моего крошки. Молилась так, как никогда потом не могла пламенно сосредоточиться на молитве. Тогда я всю   душу   свою   вложила   в   слова   незаученного   обращения   к   Господу. Не   знаю,   сколько   времени   длился   молитвенный   экстаз   мой...   Помню   только,   что   всем существом моим овладела какая­то непонятная, светлая радость, какое­то тихое чувство покоя...   Меня   точно   что­то   убаюкивало,   навевая   сон.   Веки   мои   отяжелели.   Я   едва поднялась с колен и, сев у кровати больного, облокотясь на нее, тотчас же забылась легким сном.   До   сих   пор   не   могу   отдать   себе   отчета,   был   ли   то   сон,   или   я   действительно услыхала... О, как ясно услышала я чей­то незнакомый, но такой сладкозвучный голос, говорящий мне: — Опомнись, не моли Господа о выздоровлении... Он, Всеведущий, знает, зачем нужна теперь смерть ребенка... Из благости, из милосердия Своего хочет Он избавить его и тебя от будущих страданий... Что, если я тебе покажу их... Неужели и тогда будешь ты все­таки молить выздоровлении!.. — Да... да... буду... буду... все... все отдам... приму сама какие угодно страдания, лишь бы он, счастье моей жизни, остался жив!.. — говорила я, с мольбой обращаясь в ту сторону, откуда   слышался   голос,   тщетно   стараясь   разглядеть,   кому   он   принадлежит. — мной... И я, повинуясь чудному голосу, шла, сама не зная куда. Пред собой видела я только длинный ряд комнат. Первая из них по всей обстановке своей была та же самая, где теперь лежал мой умирающий ребенок. Но он уже не умирал... Не слышно было более свиста или как  бы предсмертного хрипа,  выходившего  из   горлышка.  Нет,  он  тихо, сладко  спал,  с легким румянцем на щеках, улыбаясь во сне... Крошка мой был совсем здоров! Я хотела подойти   к   кроватке   его,   но   голос   звал   уж   меня   в   другую   комнату. Там крепкий, сильный, резвый мальчик; он начинал уже учиться, кругом на столе лежали книжки, тетради. Далее, постепенно, видела я его юношей, затем взрослым... на службе. Но вот уж предпоследняя комната. В ней сидело много совсем мне не знакомых лиц. Они оживленно совещались, спорили, шумели. Сын мой с видимым возбуждением говорил им о чем­то. Но тут снова слышу я голос, и в звуках его как бы более грозные, резкие ноты. — Смотри: одумайся, безумная!.. Когда ты увидишь то, что скрывается за этим занавесом, отделяющим последнюю комнату от других, будет уже поздно!.. Лучше покорись, не проси жизни ребенку, теперь еще такому ангелу, не знающему житейского зла... Но я с криком: «Нет,   нет,   хочу,   чтобы   жил   он»...   задыхаясь,   спешила   к   занавесу.   Тогда   он   медленно следуй   за   так   Ну,   о и   я         во   — сне   в   там, первой увидела приподнялся, виселицу!.. Я громко вскликнула и очнулась. Первым движением моим было наклониться к ребенку, и, как выразить удивление мое... — он спокойно, сладко спал, ровное, тихое дыхание сменило болезненный свист в горле; щечки порозовели, и вскоре, просыпаясь, он протянул ко мне ручки, зовя маму. Я стояла, как очарованная, и ничего не могла понять и сообразить... Что это такое? Все тот же ли сон или радостная действительность?.. Но ведь все точно как было комнате!.. Все еще не доверяя глазам своим, я кликнула няню и вместе с нею убедилась в чуде исцеления приговоренного к смерти младенца. Няня передала мне решение докторов о невозможности   его   выздоровления.   И   надо   было   видеть   изумление   одного   из   этих эскулапов, приехавшего на другой день осведомиться о часе кончины мальчика, когда няня вместо трупа показала ему спокойно сидящего на постельке Коню, здорового и веселого. —   Да он. Время шло, а сон мой исполнялся с буквальною точностью во всех, даже самых мелких подробностях...   те   тайные   сборища. Более   не   могу   продолжать!..   Вы   поймете...   эта   смерть...   виселица...   О,   Боже!..» Трудно   с   достоверностью   решить   вопрос   о   том,   дожила   ли   злополучная   мать   до окончательного   исполнения   своего   знаменательного   сна   или   же   не   дождалась   она завершения   трагической   судьбы   своего   сына   и   скончалась   за   год­два   ранее   его. «Православный собеседник», август, № 8, 1938 г. Русский ежемесячный православный журнал в Эстонии    и   юность   его,   наконец,   —   твердил   же чудо!   чудо,     и,   ведь   это       аа Кондр тий   Фёдорович   Рыл ев     сентября] 1795,   село Батово, Санкт­ Петербургская крепость, Санкт­ Петербург) —   русский   поэт,   общественный   деятель, декабрист,   один   из   пяти   казнённых руководителей декабрьского восстания 1825 года.     июля 1826, Петропавловская губерния — 13 [25]  (18 сентября [29    еа