Статья к урокам: Чайковский. Времена года. Июнь - Баркарола

ВРЕМЕНА ГОДА

Июнь. Баркарола

Выйдем на берег, там волны
Ноги нам будут лобзать,
Звезды с таинственной грустью
Будут над нами сиять...
(А. Н. Плещеев)

Барка - это итальянское слово, означает лодка. Баркаролой в итальянской народной музыке назывались песни лодочника, гребца. Особенно эти песни были распространены в Венеции, городе на набережных бесчисленных каналов, по которым день и ночь передвигались на лодках и при этом пели. Песни эти были, как правило, певучими, и ритм и аккомпанемент подражали плавному движению лодки под равномерные всплески весел. В русской музыке первой половины XIX века получили большое распространение баркаролы. Они стали неотъемлемой частью русской лирической вокальной музыки, а также нашли свое отражение и в русской поэзии и в живописи.

Уильям Тёрнер. Венеция. Большой канал (1835)Название пьесы происходит от итальянского слова barcarola. Как и многие заимствованные слова (например, «вальс», «соната», «ноктюрн»), пришедшие к нам из других языков, оно вошло в русский язык и обозначает музыкальный жанр. В итальянском языке это слово образовано от двух слов — barca, что значит «лодка», «барка», и rolla — буквально «бортовая качка». Таким образом, музыкальные пьесы в жанре баркаролы всегда навеяны образами водной стихии, но не бурной, разбушевавшейся, а спокойной, с мерным, убаюкивающим и располагающим к мечтательности покачиванием. Первоначально баркарола была песней венецианских гондольеров — гондольерой. Песни гондольеров, которые по характеру своему мягкие и умиротворенные, и есть, в сущности, баркаролы.Типичные черты баркаролы: минорный лад (хотя известны и мажорные баркаролы), трехдольный размер (6/8), колеблющийся характер мелодии.История музыки знает множество баркарол: Ф. Шуберт — «Баркарола», «Любовное счастье рыбака», М. Глинка — романс «Уснули голубые...», Ф. Шопен — фортепианная пьеса «Баркарола», Ф. Мендельсон — пьесы из цикла «Песни без слов» (ор. 19, № 6, ор. 30, № 6, ор. 62, № 5), пьесы А. Рубинштейна (ор. 30, № 1, ор. 45, ор. 50, ор. 104, № 4 и другие, всего шесть), А. Лядова (ор. 44), С. Рахманинова (ор. 10, № 3). Все они при всем их разнообразии имеют типичные черты баркаролы.

Уильям Тёрнер. Венеция. Маяк и церковь святого Георгия (1842)Прислушаемся к звучанию июньской пьесы П. Чайковского. Мы сразу заметим, что она не вписывается в ряд традиционных баркарол:

1) она не трехдольная, а четырехдольная, то есть на 4/4 по своей нотной записи; на слух же она скорее двухдольная — по две половины в каждом такте;

2) с большой натяжкой здесь можно говорить об образе какой бы то ни было водной стихии, которая обычно в пьесах такого рода передается прежде всего своеобразным — именно «баркарольным» — аккомпанементом; в аккомпанементе, милом и приятном самом по себе, мало чувствуется «водная зыбь» или «легкое волнение», это типичный аккомпанемент городского романса. Характер мелодии тоже вполне романсовый, хотя с этим и можно смириться, поскольку баркарола не противоречит песне, но тоже все-таки в трехдольном, а не четном метре;

3) само стихотворение, из которого взята первая строфа в качестве эпиграфа, не дает повода для ассоциации с баркаролой.

Вот стихотворение целиком:

Песня

Выйдем на берег; там волны
Ноги нам будут лобзать;
Звезды с таинственной грустью
Будут над нами сиять.

Там ветерок ароматный
Кудри твои разовьет;
Выйдем... Уныло качаясь,
Тополь к себе нас зовет.

В долгом и сладком забвеньи,
Шуму внимая ветвей,
Мы отдохнем от печали,
Мы позабудем людей.

Много они нас терзали,
Мучили много, друг мой:
Те — своей глупой любовью,
Те — бесконечной враждой.

Всё мы забудем, как месяц
В темной лазури блеснет,
Всё — как природе и Богу
Гимн соловей запоет!

Рубенс Санторо. Венеция. В гондоле (конец XIX - начало XX вв.)В этом стихотворении нас приглашают «выйти на берег», то есть подойти ближе к воде (отнюдь не выйти на берег из лодки после, например, катания в ней); мы слышим, как «тополь к себе нас зовет», и мы можем «внимать шуму ветвей» — тоже, надо полагать, на берегу, а не на воде. Словом, напрашивается вывод, что название пьесы несколько случайное. Как музыкальное произведение эта пьеса замечательна, но это совсем не баркарола. Скорее она похожа на элегический романс вроде «песни без слов». Она, как и остальные пьесы во «Временах года», написана в трехчастной форме.

Средняя часть вносит контраст — явст­венное оживление в несколько меланхолическое настроение крайних частей. Эта часть — в мажоре, ее движение согласно ремарке композитора несколько более оживленное, и дальше, по ходу развития, музыка приобретает восторженный характер. В этом разделе пьесы особенно проявляются различия в интерпретации произведения, связанные, во-первых, с отличиями в тексте, который дают разные издания произведения, во-вторых, с различиями в эмоциональном выражении, с которым этот эпизод исполняют разные пианисты (мы пользуемся каждым удобным случаем, чтобы обратить внимание на важность для музыки проблемы интерпретации, то есть ее живого исполнения).

Что касается первого обстоятельства — отличий в тексте, — то человеку, не знакомому с практикой нотоиздания, это может показаться странным, если не сказать диким. А дело в том, что далеко не всегда музыкальные произведения печатаются точно в том виде, в котором они написаны композитором. Часто в авторский текст редакторы вносят свои добавления, исправления, всяческие изменения. И происходит это в музыке в гораздо большей степени, чем, скажем, в литературе. Все-таки нужно обладать изрядной смелостью, чтобы «редактировать» (в том смысле, как это происходит в музыке) написанное Пушкиным, Толстым, Достоевским… В музыке же каждый редактор считает себя вправе вносить массу своего в текст, в данном случае, П. Чайковского. Так, в среднем разделе этой пьесы в изданиях (с какого-то момента) появилась ремарка allegro giocoso (итал. — скоро, игриво), которой нет в автографе Чайковского¹.

Такая, казалось бы, незначительная деталь повлекла за собой исполнительские — художественные — погрешности, обернувшиеся прегрешениями против хорошего вкуса, когда пианисты с целью продемонстрировать «силу своих чувств» стали превращать этот светлый и радостный эпизод в повод для излияния «бурных страстей». Преувеличенный таким образом контраст превратил радостно-воодушевленный эпизод, после которого следует речитативная фраза (ей тоже добавили отсутствующее у Чайковского energico (итал — энергично), вы чувствуете — добавление того же рода!), в выражение неуместной здесь напряженной драматической коллизии. Замысел композитора оказался искаженным.

Эмилио Фоссати. Венеция (конец XIX - начало XX вв.)Слушатель в концерте, не знающий и не видевший подлинной авторской записи (нотной) или авторизованного прижизненного издания, доверяющий только исполнителю, может остаться в недоумении, если у него развит художественный вкус и чувство меры. Чувство меры — это то, что совершенно необходимо исполнителю музыки Чайковского, чтобы не впасть в слащавость, сентиментальность и ложный пафос. Эти прегрешения — реально существующая опасность, ведь в музыке Чайковского действительно есть и обаяние, и чувство, и патетика. Но нет фальшивости чувств.

Антонио Мариа Рейна Манеско. Венеция (ок. 1937 г.)Итак, после оживленной и воодушевленной средней части возвращаются мелодии и настроение первой части, мажор среднего раздела опять уступает место минору. Этот раздел называется репризой. Но повторение первой части здесь не буквальное — главной мелодии, которая, кстати, по-прежнему поручена женскому голосу (она звучит в меццо-сопрановом регистре), вторит более пространными фразами явно мужской голос в баритональном регистре. Получается выразительный разговор — с вопросами, ответами, близко сходящимися интонациями или в другие моменты, наоборот, отдаляющимися друг от друга — словом, буквально диалог, как человеческая речь, в передаче которой П. Чайковский был непревзойденным мастером.

Сцена — не столько в лодке, сколько на берегу реки или озера — закончилась, влюбленные (нет сомнений, что это именно они) удалились, остался один пейзаж… Мелодии растворились, мерно покачивающиеся арпеджированные аккорды (их звуки берутся на рояле не одновременно, а как бы ломано, как на гитаре или арфе) кивают нам, словно машут рукой на прощание. Всё замирает…

«Баркарола» уже при жизни П. Чайковского стала очень популярным произведением. Делясь с Н. фон Мекк соображениями о распространенности своих произведений за границей, композитор писал 19 марта 1878 года: «Я даже сюрпризом нашел там совершенно неизвестные мне дотоле переложения, как, например, переложение фортепианной баркаролы (g-moll) для скрипки с фортепиано и Andante первого квартета для флейт».

¹ В изданиях нашего времени можно встретить пояснение, что эта ремарка впервые появилась в издании П. Юргенсона. Смею засвидетельствовать, что в этом издании (оно у меня сейчас перед глазами, и его титульный лист мы привели во вступительной статье о цикле) этой ремарки нет.

Скачано с www.znanio.ru