Статья: Светская музыка (XIX век)

Светская музыка (XIX век) _____________________ начале   В   царствования императора Александра I   , вместе с общим   подъемом   общественной жизни,   особенно   оживилась   совсем было   упавшая   при   Павле   русская   Главную   роль   в   этом опера. оживлении   играл   К.А.   Кавос, приехавший в Россию в 1798 г. Его неутомимый   труд   при   разучивании новых опер с тогдашними русскими певцами­самородками,   ряд   реформ оперного   дела,   введенных   по   его почину, плодовитая композиторская деятельность подняли   русскую   оперу   на   такую высоту, которой в XVIII веке она не достигала. В 1803 г. русская оперная труппа   от драматической. При Александре I на русской   сцене   поставлены   были новые   русские   оперы   следующих композиторов   (не   считая   Кавоса): , Антонолини , Бюлана , Алябьева     отделена   была     егобратьев Верстовского   , Давыдова , Кашина , Козловского   ,   Левашова,   Ленгарда, Масловича , Маурера , Паскевича , А. Титова   ,   С.   Титова   ,   Е.   Фомина (последняя   его   опера   ­   "Золотое яблоко", 1804 г.). Большинство этих "опер"   ­   не   более   как   незатейливые оперетки­водевили.  Новым   элементом   является   обилие дилетантских   произведений   (Алябьева, Верстовского,   Титовых); композиторы   Екатерининской   эпохи были музыкантами­профессионалистами. Характерно   и   то,   что   первые   наши "национальные"   композиторы   прошлого века   были   люди   плебейского   или разночинного происхождения, тогда как композиторы XIX века принадлежат все к дворянской, купеческой или чиновной среде.   Плебеи­композиторы   прошлого века   являлись   продуктом   того общественного   строя,   в   котором искусство,   литература   и   наука   играли подчиненную,   служебную   роль   и   были предоставлены   низшему   "подлому" сословию.   Музыканты­профессионалы XVIII   и   первой   половины   XIX   векалестницы.     Талантливые стояли   на   самой   низкой   ступени общественной   Наши театральные   и   прочие   мемуары, воспоминания, записки полны примерами грубейших   оскорблений,   наносимых русским   артистам   и   проистекавших   не только   из   отсутствия   уважения   к человеческой личности вообще, но и из специально презрительного отношения к званию   музыканта,   певца,   актера.   С начала   нынешнего   века   отношение   это начинает   постепенно,   хотя   и   медленно, изменяться. люди, принадлежащие   к   высшим   классам, получают мало­помалу возможность если не развить вполне свои способности, то по   крайней   мере   приобрести   вкус   к искусству   и   даже   к   самостоятельному творчеству. Материальный достаток дает много   досуга,   который   и   посвящается любимому   занятию.   Сочинения   русских композиторов­дилетантов первой четверти   XIX   века   не   были,   однако, богаты   музыкальными   достоинствами. Выше   их   стоял   профессиональный музыкант Кавос, хотя дарование его не отличалось   оригинальностью:   в   еготак была операх часты заимствования у Моцарта, Керубини, Чимарозы и др. В сущности, это называемая капельмейстерская  музыка, со всеми ее достоинствами   и   недостатками.   От всякого   новаторства   Кавос   был   далек; оперы   его   по   форме   не   поднимались выше Singspiel ­ водевиля с куплетными ариями,   очень   редкими   ансамблями   и диалогом   вместо   речитатива.   Только оркестровка   Кавоса   была   звучнее   и богаче, чем у его предшественников (так, он   первый   стал   у   нас   употреблять тромбоны).  Национальный   элемент   в   операх Кавоса   не   шел   дальше,   чем   у предшествовавших ему композиторов, и заключался   частью   в   употреблении народных   мотивов,   частью   в   подделке под   них,   в   установившемся   уже   quasi­ русском стиле, с западной (итальянской) гармонизацией   и   проистекающими отсюда   мелодическими   уклонениями. Большая часть опер его писана на тексты князя   Шаховского   Сюжеты   в большинстве имеют национальный   характер:   попадаются случаев   .опера сюжеты былинные ("Добрыня Никитич", "Илья богатырь"), исторические ("Сокол князя   Ярослава",   "Юность   Иоанна   III", "Иван   Сусанин"),   сказочные   ("Жар­ Птица", "Князь Невидимка", "Светлана"), ("Откупщик   Бражкин"). бытовые Некоторые оперы Кавоса имели особый успех   именно   благодаря   сюжету, например, "Крестьяне", поставленная в 1814 г. и изображавшая патриотическую   готовность   умереть   за веру и царя. Такой же успех выпал и на долю "Ивана Сусанина", лучшей из опер Кавоса,   хотя   по   музыке   нередко обнаруживающей   влияние   "Водовоза" Керубини.   Опер   с   общеевропейскими сюжетами   у   Кавоса   было   немного.   Как курьез может быть отмечено исполнение на   французской   сцене   (1806)   оперы   А. Титова: "Tatiana ou la jeune paysanne des Montagnes   de   Vorobioff",   на   текст французского   Клапареда. Замечается некоторое усиление интереса к   немецкой   и   французской   музыке, объясняющееся   отчасти   отсутствием итальянской   оперы,   но   все­таки свидетельствующие   и   о   некотором   певцанаполеоновских развитии   музыкального   вкуса   публики. Капельмейстерами   были   Антонолини   и Л.   Мауер   (хороший   скрипач),   во французской   опере   (с   1803   до   1811   г., когда она выехала из России) ­ известный композитор   Буальдьё   и   Штейбельт.   По окончании   войн французская опера опять возобновилась. Итальянская   опера,   при   Павле уничтоженная, была возобновлена в 1801 г. и просуществовала до 1806 г.; открыта вновь   она   была   лишь   при   Николае   I   (1828). ­ Рядом с давно укоренившейся оперной музыкой начинает развиваться у нас   впервые   симфоническая   и концертная.        \В 1802 г. основывается старейшее у музыкально­благотворительное нас общество", "Филармоническое делающееся   надолго   единственным рассадником   серьезной   концертной   и симфонической музыки. С 1802 по 1819 г.   концертами   его   дирижировал капельмейстер   Парис,   исполнявший, между   прочим,   Моцарта, Генделя, Бетховена. Здесь же выступали такие   виртуозы   как   скрипач   Роде   и   Гайдна,"Музыкальное пианист   Фильд,   с   1804   г.   живший   в России и образовавший многих учеников, в том числе Верстовского. Из приезжих певиц   славилась   Каталани.   В   начале этого   века   в   Петербурге   существовало собрание" еще (музыкальный   клуб),   членами   которого были сам император, его фамилия и вся знать.   Кроме   публичных   концертов   за плату, богатые люди устраивали у себя домашние концерты. Давались концерты и   в   разных   учебных   заведениях,   с участием   воспитанников.   В   некоторых частных   домах   культивировалась серьезная музыка. Вообще музыкальность общества выросла особенно за это время. Из "Записок" Глинки можно видеть, как много   уже   в   первую   четверть   этого столетия   было   любителей   музыки   и более или менее порядочных дилетантов­ исполнителей.   По   данным   "Указателя Петербурга на 1822 ­ 23 г." в Петербурге было   около   20   дипломированных профессоров   и   учительниц   музыки, множество   оркестровых   музыкантов, около   40   мастерских   и   магазинов музыкальных инструментов, (в том числепопадались люди     фортепьянные   фабриканты   Тишнер   и Шредер ), несколько нотных магазинов и издателей.   Процветали   домашние оркестры,   игравшие   по   праздничным дням   в   окрестностях   Петербурга,   на   Среди дачах   различных   вельмож. крепостных   певцов   и   музыкантов нередко с   несомненными способностями. Крепостному   оркестру   своего   дяди обязан   был   Глинка   своими   первыми музыкальными впечатлениями; в нем он прошел   первую   практическую   школу инструментовки.   Отрицательных   сторон в   крепостном   музицировании   было, однако,   чем положительных. Исполнение большинства   крепостных   артистов, выученных   из­под   палки,   стояло   ниже всякой   критики.   Невежественны   и эстетически   неразвиты   были   иногда   и богачи­меценаты,   державшие   свои   Одним   из оркестры   и   оперы. любимейших   музыкальных   развлечений, особенно   у   светской   молодежи,   были цыганские   хоры,   которые   посещала   и тогдашняя   интеллигенция   (Пушкин   , гораздо   больше,Языков , воспевший цыганку Таню, и т. д.).   опера­водевиль   В   театре пользовалась,   наряду   с   балетом, наибольшим успехом. Одним из любимых родов   театральных   представлений   дивертисменты, являлись состоявшие   из   пения,   танцев,   музыки   и пантомим. Вокальными  в них номерами были   большей   частью   народные   песни. Музыку   к   этого   рода   произведениям писали Кавос, Кашин, Давыдов.  также   Подъём   патриотизма   после   победы над Наполеоном вызвал также появление первых   русских   ораторий:   "Минин   и Пожарский, или Освобождение Москвы" Дектерева   и   его   же   (неоконченная) "Бегство   Наполеона".   К   этому   роду произведений   относится   и   кантата Бортнянского   на   текст   Жуковского "Певец   во   стане   русских   воинов"   (с аккомпанементом   фортепиано,   1813). Невзыскательный публики проявился   и   в   успехе   известных романсов   Александровской   эпохи. Самым   любимым   и   популярным композитором   русских   романсов   конца царствования   Александра   I   был   Н.А. вкусТитов   (1800   ­   1876),   сын   оперного композитора   А.Н.   Титова,   прозванный "дедушкой   русского   романса",   т.   к.   он первый будто бы начал писать романсы с русским текстом. Это не совсем верно: такие   романсы   писались   уже   при Екатерине   II.   Первый   печатный   романс Н.А. Титова , "Уединённая сосна" (1820), пользовался огромным распространением и   увековечен   Тургеневым   в   одном   из рассказов "Записок охотника" ("Татьяна Борисовна   и   её   племянник"),   где   он ошибочно приписан Варламову. К концу царствования Александра I относится и первый   очень   слабый   романс   М.И. Глинки   "Моя  арфа"  (1824),   написанный во   вкусе   Титова.   Романсы   писали   ещё слепец­музыкант   Жилин   ("Малютка, шлем   нося",   на   слова   Мерзлякова   , пользовался   большой   популярностью), Кашин,   Кавос,   Верстовский   ("Чёрная шаль",   на   слова   Пушкина,   "Бедный певец", на слова Жуковского и другие). Особый успех выпал на долю только что названных   романсов   Верстовского, окрещенных   именем   "кантат"   и исполнявшихся с сцене     насопровождением   оркестра   и   со сценической обстановкой. "Черная шаль" и   другие   "кантаты"   Верстовского вызвали   в   "Вестнике   Европы"   (1842, январь,   №   1)   восторженную   статью Одоевского   (князя   В.О.   Одоевского). Молодой критик нашел, что Верстовский "одухотворил гармонией поэтические им избранные, дал им новую жизнь, открыл в них оттенки, совершенно потерянные при чтении".  своей произведения,             право Статья   Одоевского   вызвала   целую полемику   с   неким   Н.   Д.   (иначе "Лужницким   стариком"),   сотрудником того же "Вестника Европы", отрицавшим у   этих   произведений   Верстовского   (и основательно) называться кантатами.   Одоевский   возразил   целой "феерией"   кантаты,   напечатанной   в издававшемся   им   тогда   альманахе "Мнемозина" (1824 ­ 25); противник его отвечал насмешками над юным возрастом критика,   д. Приведенная   полемика   интересна   как образчик критики Александровской эпохи. На самом деле   его   ученостью   и   т.   музыкальнойв   поползновениями кантаты   Верстовского   были   просто романсами довольно большого объема, с некоторыми к музыкально­драматической характеристике, но невыдержанными  ни в   техническом,   ни   в   музыкально­ драматическом   отношениях: так, например,   в   "Черной   шали",   с   ее мрачным   содержанием,   господствует плясовой,   вальсообразный   ритм.   Рост музыкальности обществе Александровской  эпохи отражается и в появлении   довольно   большого   числа руководств по теории музыки, школ для различных   инструментов,   музыкальных журналов и т. д. В 1805 г. вышло в Санкт­ Петербурге (переводное) руководство   по   гармонии:   "Правила гармонические   и   мелодические   для обучения   всей   музыки",   Винченцо Манфредини,   перевод   с   итальянского Дехтярева.   К   1816   г.   относится   другое подобное   же   руководство:   "Грессета рассуждения о гармонии"; переведенное с   французского   Дьяковым   .   (Санкт­ Петербург).   Через   два   года   выходит "Теория   музыки"   Гессе   де   Кальве   ,   первоеуказывают     Кроме переведенная   с   немецкого   Гонорским (Харьков, 1818). Несколько "школ" для фортепьяно на распространение   игры   на   этом инструменте.   переводного "Новейшего   самоучителя"   и   т.   д., Плейэля   и   Дюссека   (Санкт­Петербург, 1817), является и оригинальная "Полная школа   для   фортепиано",   сочинение   И. Прача.   (Санкт­Петербург,   1816).   Для скрипки   выходят   две   переводные "школы".   На   большое   распространение гитары указывает ряд "школ", журналов, сборников песен для этого инструмента, впервые   у   нас   появившихся   лишь   при Елизавете   Петровне.   В   1808   г.   вышел "Русский   карманный   песенник   для семиструнной   гитары   на   1808   г." Алферова,   в   1810   г.   ­   его   же   "Журнал гитарный", в 1819 г. ­ "Междуделье, или Собрание образцовых русских и других песен   для   семиструнной   гитары", Дмитревского   (Санкт­Петербург).   Две "школы"   для   гуслей   указывают   на известное этого   и   число инструмента. музыкальных   журналов: "Журнал   распространение   Растетотечественной   музыки   на   1806   г.", изданный   Д.   Кашиным   в   Москве; "Журнал   для   фортепиано   на   1811   г., содержащий   в   себе   русские   песни   с вариациями",   изданный   Ф.   Нерлихом; "Азиатский   музыкальный   журнал", изданный в Астрахани в 1816 ­ 18 г. И. Добровольским   и   заключавший   в   себе, между прочем, записи разных восточных напевов.   Русские   песни,   кроме   второго издания сборника Прача, издаются в ряде сборников разных наименований.      также Вторая четверть XIX столетия, столь знаменитая в истории нашей литературы и   искусства,   и   в   области   музыки составляет эпоху, характеризуемую   именем   Глинки.   Если принято   говорить,   что   Пушкин   создал русскую поэзию и литературу, а Иванов  ­ русскую живопись, то с еще большим правом можно сказать, что Глинка создал русскую   музыку.   Пушкин   и   Иванов имели   замечательных   предшественников и современников; у Глинки их не было. Верстовский, с его слабой дилетантской техникой   и   наивным,   бессознательным творчеством, с его операми­водевилями,имел     техники, лишенными   музыкально­драматических характеров   ­   пигмей   в   сравнении   с Глинкой   и   его   могучей   музыкальной характеристикой,  роскошью  и  яркостью музыкальных   красок, гениальной   классической легкости   простотой и вместе с тем поразительной новизной   творчества.   "Аскольдова могила"   Верстовского   уже   потому   не могла   оказать   никакого   влияния   на Глинку как на оперного композитора, что последний возможность ознакомиться с ней лишь после того, как "Жизнь за царя" была если не поставлена, то написана. "Аскольдова могила" была поставлена в Москве 15 сентября 1835 г.; "Жизнь за царя", начатая зимой 1834 г., писалась   летом   и   зимой   1835   г.,   когда Глинка,   только   что   женившийся,   был прикован к своей смоленской деревне и Петербургу.   Весной   1836   г.   "Жизнь   за царя" была почти кончена и поставлена 27   ноября   того   же   года,   тогда   как "Аскольдова   могила"   в   Санкт­ Петербурге   шла   впервые   в   1841   г. Национальный   элемент   в   "Аскольдовой могиле" столь же притом условен, как у"русских"   композиторов   прошлого   века или у Кавоса. Форма опер Верстовского в   сущности   даже   ниже   немецкого Singspiel и представляет собой ряд песен или романсов, исполняемых то хором, то солистами,   т.   е.   очень   недалека   от обыкновенного   водевиля.   Прогресс,   не говоря   о   прирожденном   мелодическом даровании   Верстовского,   заключается лишь   в   большей   последовательности   и выдержанности,   с   которой   применен Верстовским   quasi­русский   стиль музыки. Точно так же едва ли на Глинку могли   иметь   особое   влияние   оперы Кавоса. Мы знаем из "Записок" Глинки, что он находил музыку Кавоса в "Иване Сусанине"   удачной,   но   тут   же   он говорил, что опера эта написана "когда­ то"   ­   стало   быть,   едва   ли   он   часто   ее слышал.   Сюжет   "Жизни   за   царя"   был предложен   Глинке   Жуковским   и, следовательно,   даже   в   выборе   сюжета опера Кавоса могла иметь на него только косвенное влияние.  Особого   уважения   к   музыке   Кавоса Глинка,   кажется,   не   питал,   как   это можно заключить из его непочтительногообычного   обращения   с   одной   из   популярнейших тем   Кавоса,   приложенной   им   еще   в пансионе   к   смехотворному   школьному "канту   на   подинспектора   Колмакова" ("Записки",   стр.   11).   Правда,   Глинка также не всегда, даже в "Руслане", был свободен   от тогда полуитальянского,   полурусского   склада русской   музыки;   но   рядам   со страницами,   в   которых   он   является сыном   своей   эпохи,   идут   другие, поражающее   своей   новизной,   своим гениальным   прозрением   в   самую   глубь народного творчества (хоры "Славься" и "Разливалася" в "Жизни за царя", многих местах  "Руслана").  Как  поэмы  и  драмы Пушкина   ближе   связаны   духовно   с произведениями   Байрона,   Шекспира, Шиллера,   чем   с   Богдановичем   , Херасковым   , Озеровым   , так и оперы Глинки   имеют   больше   духовного сходства с операми Моцарта, Керубини, Вебера,   чем   с   произведениями предшествующих русских композиторов.   От   великих   европейских мастеров   Глинка   усваивал   не   ту   или другую внешнюю манеру выражения (как   емусказалось, это   делал   Верстовский,   подражая Веберу), но самую основу их творчества, самую   тайну   их   гения.   Как   Пушкин, Глинка был бы немыслим в допетровской Руси,   с   её   духовным   византийско­ татарским   рабством.   Родство   Глинки, создателя самобытной русской музыки, с гениальными европейскими композиторами     между   в   отношении   к   его прочим, произведениям   русской   большой публики   и   европейских   ценителей. Оперы Верстовского пришлись вполне по плечу   нашей   тогдашней   публике,   еще мало   развитой   в   эстетическом   и специально­музыкальном   отношениях; оперы Глинки, особенно "Руслан", были оценены   по   заслугам   лишь   небольшим числом лиц, поднимавшихся над общим уровнем массы. Успеху "Жизни за Царя" еще   способствовали   патриотический   и драматический   сюжет,   превосходное исполнение Петровым   роли Сусанина, а также   те   стороны   музыки,   которые наименее   уклонялись   от   привычного итальяно­русского стиля; но гениальный "Руслан"   большинством   публики   имногими   присяжными   ценителями   был признан   оперой   скучной,   ученой, неудачной,   "немецкой"   и   т.   д.   Даже такой,   по­тогдашнему,   знаток   музыки, как   гражданин   М.Ю.   Виельгорский   , находил   первую   половину   пятого   акта плохой   музыкой   ("Mon   cher,   c   est manvais"), а всю оперу ­ неудачной ("un opera   manque").   Истинное   значение Глинки   сознавалось   разве   князем   В.Ф. Одоевским   и   ещё   очень   немногими. Восторги и похвалы близких приятелей, как   Кукольник   и   его   кампания,   имели обычный   "приятельский"   характер   и   Только были   мало   авторитетны. европейцы,   ­   Мериме,   Лист,   Берлиоз, Дрезеке,   ­   верно   угадали   значение Глинки.   Берлиоз   дал   первую   оценку музыкального   дарования   Глинки, правильно указав его характерные черты ("Journal des Debats", 16 апреля 1845). С появлением   Глинки   заканчивается переходной   период   в   истории   нашей музыки.   Хотя   после   Верстовского   и являются как бы эпигоны quasi­русского стиля,   ­   Вильбоа   ,   с   "Наташей"   иприемы   Кашнеров   с   "Грозой",   ­   но   по   своей форме эти оперы все­таки принадлежат к другому типу, чем оперы Верстовского, последнего   в   ряду   наших   оперных водевилистов.   Русское   самобытное   усвоившее музыкальное   искусство, западные   средства   выражения, ­ тематической известные разработки,   общие   нормы   гармонии   и контрапункта, богатый и яркий западный оркестр, ­ отныне ищет и находит в своем собственном исконном запасе народного творчества законы истинно­национальной мелодии,   гармонии   и   контрапункта. Глинка   первый   угадывает   эти   законы, первый   создает   неувядаемые   образы вполне   национальной   русской   музыки. Начало   царствования   Николая   I   было особенно   благоприятно   для   русской оперы,   пользовавшейся   большим расположением   публики   и   не встречавшей   опасной   конкуренции   со стороны   иноземных   трупп.   Правда,   в 1828 г. возобновилась итальянская опера, но она просуществовала только до 1830 ­ 31 г., вновь сформировалась в 1832 г. и опять закрылась в 1835 г. Одновременнотеатре.   В     прекрасное с   нею   была   в   Санкт­Петербурге   и прекрасная   немецкая   опера   (с   1832   по 1843   г.),   но   их   присутствие   не   мешало русским оперным спектаклям, шедшим в Большом   составе петербургской   русской   оперной   труппы особенно   выделялись   знаменитый   бас О.А.   Петров   (с   1839   г.),   сопрано   М.М. Степанова   ,   А.Я.   Воробьева   (по   мужу Петрова,   контральто, создательница партии Вани в "Жизни за Царя").   В   Москве   состав   труппы   был слабее.   Капельмейстерами   русской оперы   в   Петербурге   были   Альбрехт   и , в Москве ­ Шольц и Кубишта . Лядов  В 1843 ­ 44 г. вновь явилась в Петербург итальянская   труппа,   с   такими знаменитостями   во   главе,   как   Виардо­ Гарсиа   ,   Рубини,   Тамбурини,   (позже   ­ Гризи,   Марио,   Лаблаш   и   другие),   и перетянула   на   свою   сторону   симпатии всей   публики   и   высшего   общества,   с двором   во   главе.   Большой   театр   был отдан   итальянцам:   русская   труппа частью   была   переведена   в   Москву, частью   почти   распалась.   Итальянскийтеатр   был   закрыт   для   произведений русских   композиторов.   Высочайшее повеление   по   этому   предмету   вызвано было,   правда,   заслуженным   фиаско оперы А.Ф. Львова "Bianca e Gualtiero", но из­за него и "Жизнь за царя" не могла быть поставлена у итальянцев, несмотря на   желание   Фреццолици   дать   её   в   свой бенефис (см. "Записки" Глинки, страница 171).   С   этих   пор   итальянская   опера свивает   себе   прочное   гнездо   в Петербурге,   отвлекая   публику   от народного   искусства;   она   была упразднена   только   в   1885   г.,   и содержание   её   вполне   резонно предоставлено   частной   антрепризе.   В царствование Николая I на наших сценах были   поставлены   новые   оригинальные произведения   следующих   русских   или поселившихся   в   России   композиторов (кроме   Глинки):   Ю.   Арнольда,   М. Бернарда   ,   Верстовского,   Геништа   , ("Эсмеральда", Даргомыжского обнаруживающая   еще   сильное   влияние Галеви и Обера). О.Дютша , Кавоса, А.Ф. Львова   ,   Мундта,   А.   Рубинштейнавызвали     "Фомка­дурачок",   "Сибирские ("Куликовская   битва", охотники",   1853), Сапиенцы   ,   Соливы,   Струйского   , Толстого   ,   Шелехова   .   Преобладание итальянской оперы и ее влияние на вкусы публики появление подражателей,   вроде   Ф.М.   Толстого, писавшего дилетантские оперы во вкусе Россини   и   Беллини.   Этому   влиянию поддавались и композиторы романсов (в огромном   большинстве   ­   дилетанты), которых   в   данную   эпоху   народилось бесчисленное   множество.   Даровитый дилетант   А.А.   Алябьев   (1802   ­   52) написал   более   100   романсов, обличающих   несомненные   способности. Мелодическим дарованием он не уступал Верстовскому   и   превосходил   его гармоническим вкусом, хотя его талант остался   недоразвитым   вследствие отсутствия   серьезного   музыкального образования и беспорядочной жизни. Как и   Верстовский,   Алябьев   стремился   к национальности,   приближаясь   иногда   к народной песне. Попытка его в оперном роде: "Кавказский пленник" обнаружила полную   несостоятельность   его   талантано     немногочисленные, перед более обширной задачей. Не менее даровитый   мелодист   А.Е.   Варламов   (1801 ­ 1851) стоит ниже Алябьева как гармонист, плодовитостью превосходит   его   (более   250   романсов). К.П.   Вильбоа   (1817   ­   1882),   также дилетант,   стремился   подражать   Глинке. Романсы   М.Ю.   Виельгорского   (1788   ­ 1856),   выдаются несомненным вкусом и музыкальностью. Геништа,   солидный   музыкант,   один   из первых   писал   на   тексты   Пушкина ("Черная   шаль",   шуми, послушное   ветрило").   А.   Гурилев   , дилетант­мелодист во вкусе Алябьева и Варламова,   написал   около   сотни романсов.   Ни   один   из   перечисленных композиторов   не   может,   однако, считаться   родоначальником   русского художественного   романса;   отцом   его является   только   Глинка   .   У   него первого   мы   находим   художественно законченную   внешнюю   форму, заключающую   в   себе   музыкально­ поэтическое содержание. Уже ранние его романсы,   "Разочарование"   например,   "Шуми,д.),       стиле,   однако, (1828), превосходят свежестью музыки и художественной   законченностью   все   другие романсы. современные Национальный   элемент,   хотя   еще условный, начинает сказываться в них с первых   же   шагов   ("Ах   ты   душечка", 1827; "Дедушка", 1828; "Ночь осенняя", 1829   и   т.   но   впоследствии встречается   все   реже   и   реже.   Большая часть   романсов   Глинки   написана   в ярко общеевропейском обнаруживая,   свою принадлежность   к   совершенно   особой школе   европейского   искусства   разными особенностями гармоническими, ритмическими   и   мелодическими (плагальные   каденции,   редкие   размеры, обороты мелодии, близкие к народным). Многие   романсы   Глинки   устарели,   в особенности из­за безвкусных текстов, но некоторые   до   сих   пор   являются неувядаемыми   образчиками   русского   Таковы, художественного   романса. например,   гениальный   по   декламации   и живописности   сопровождения   "Ночной смотр", "Песнь Маргариты", "Еврейская песня", "Слышу ли голос твой", "Дубраварусских   I.   образом написанные шумит", "Как сладко с тобой мне быть". Второе   место   по   художественному значению   занимают   романсы   А.С. Даргомыжского, в   Они, царствование   Николая   прочей талантливее безусловно, тогдашней романсной литературы, но, за редкими   исключениями   ("Влюблен   я, дева­красота" и др.), невыдержанны или бледны   по   музыке   и   представляют главным историко­ биографический   интерес.   Фортепьянная музыка композиторов, получившая   начало   еще   в   царствование Александра   I   (одним   из   первых произведений   этого   рода   была фортепьянная   соната   Верстовского, посвященная им своему учителю Фильду, а также ранние фортепьянные сочинения Глинки   ­   большей   частью   вариации   на темы   из   модных   опер,   изданные   уже после   его   смерти),   насчитывала   при   еще   очень   немного Николае   представителей.   Небольшие   салонные пьесы,   большей   частью   ничтожные   по содержанию и не имевшие в себе ничего русского,   издавались   обыкновенно   в   Iальманахах,   музыкальных вроде "Музыкального   альбома"   (изданного Верстовским   в   1827   и   1828   годах)   или "Подарка   любителям   танцев   для   ф.   п." (Москва,   1833).   В   30­х   и   40­х   годах большим распространением пользовались салонные   композиции   московского композитора   Фердинанда   Лангера (фантазии,   транскрипции   и   т.   п.), находившие себе восторженную хвалу в музыкальных рецензиях В.П. Боткина   . Многочисленные сочинения   И.Ф. Ласковского (умер в 1855 г.), ­ мазурки, вальсы, вариации, экспромты, песни без слов,   этюды,   ноктюрны,   тарантеллы, сонаты,   ­   в   настоящее   время   совсем позабытые,   менее   разнообразное виртуозное фортепьянное письмо, чем у Шопена, но отличаются и гармоническим   вкусом,   искренним   и задушевным  настроением   и,  безусловно, возвышаются над всем, что писалось в то время   для   фортепьяно,   кроме   очень немногих   вещей   Глинки   ("Баркалолла", "Souvenir   d'une   mazurka").   Глинка   еще менее   тяготел   к   фортепьянной   музыке, представляют   мелодическим иГензельт,   но     произведения чем к романсной, не будучи настоящим пианистом­виртуозом   и   обладая   в   этом отношении довольно устарелым вкусом, заставлявшим   его   ставить   Фильда   как пианиста   выше   Листа.   Фортепьянные сочинения занимают в его творчестве еще менее   заметное   место,   чем   романсы.   К началу   50­х   годов   относятся   и   первые фортепьянные   А. Рубинштейна.   С   1838   г.   проживал   в Петербурге его композиторская деятельность протекала совершенно   независимо   от   нашей музыкальной жизни и не оказывала на нее никакого   влияния.   Прочие   роды камерной   музыки   не   получили   еще законченного   выражения.   Квартеты   для смычковых инструментов писали Глинка (квартет   F­dur,   1830   г.   в   Гайдновском роде,   слабое   раннее   произведение, изданное   только   много   спустя   после смерти   автора).   Ласковский,   М.Ю. Виельгорский   и   др.   Ни   одно   из   этих произведений   не   составило   эпохи   в истории   нашей   музыки.   Тоже   следует сказать и о других сочинениях Глинки в камерном   роде,   относящихся   к   ранней"Буря"   фантазия   эпохе   его   творчества.   Многие   из   них напечатаны   лишь   после   его   смерти   в качестве   интересного   биографического материала.   Зато   самобытная   русская симфоническая   музыка,   как   и   оперная, восходит   к   Глинке.   Все   другое   в   этом роде, что было написано до Глинки и в его   время   (симфонии   графа   Ю. Виельгорского и Д. Резвого, концертные увертюры   Верстовского,   симфонии   Л. Маурера,   Д. Струйского и др.), частью ординарно и не имеет   ничего   национального,   частью крайне   слабо.   Как   в   своей   оперной музыке, так и в симфонической, Глинка не имел в России предшественников. При всем своем русском характере, увертюра "Руслана"   (увертюра   "Жизни   за   царя"   ­ слабое   произведение   в   смысле симфонической   работы)   коренится   в Моцарте и Бетховене. Музыка к "Князю Холмскому"   обнаруживает   такое   же духовное   родство   с   "Эгмонтом" Бетховена,   какое   имеет,   например, "Борис Годунов" Пушкина с хрониками и трагедиями   Шекспира.   Одно   из   самих высоких   произведений   Глинки   ­"Арагонская хота", ­ представляет чисто бетховенскую   мощь   тематической разработки.   Юмор,   каким   исполнена "Камаринская",   также   не   имел   у   нас раньше   музыкального   воплощения; только   в   симфонических   скерцо Бетховена   Глинка   мог   найти   нечто подобное.   Среди   этих   произведений,   к которым  еще нужно  прибавить  "Ночь в Мадриде", с ее контрастами жгучей неги и бодрого веселья, а также превосходные оперные антракты в "Жизни за Царя" и особенно   в   "Руслане",   нет   ни   одной настоящей   симфонии   в   общепринятой четырехчастной форме, но мы находим в них   готовый   русский симфонический   стиль,   все   элементы симфонии. Концертная жизнь Петербурга в царствование Николая I развилась еще более, чем  в предыдущее   царствование. По серьезности программ (до начала 50­х годов)   выше   всех   стояли   концерты Филармонического   общества.   Русские произведения исполнялись здесь редко. К началу   50­х   годов,   под   влиянием увлечения   итальянской   оперой,   вкусы публики все более и более отвращаются вполнеот серьезной музыки; даже "Дон Жуан" Моцарта  (см. статьи  Серова   )  кажется тогдашней   публике   ученой   и   скучной музыкой.   Концерты   Филармонического общества   начинают   падать;   дирекция, идя   навстречу   вкусам   общества,   резко меняет   характер   своих   программ, привлекая к участию в своих концертах виртуозов   и   итальянских   певцов.   Хоры исполнялись   придворными   певчими   до 1849 г., когда  директор  капеллы  Львов основал   особые   концерты   капеллы   (см. ниже). В связи с уходом хора находится и   исчезновение   из   филармонических концертов хоровых   произведений.   Некоторые   из   этих концертов   состоялись   под   управлением Берлиоза, исполнявшего в них ряд своих весьма произведений, немногими.   Незамеченным   прошел приезд   в   Россию   Шумана   (1844),   хотя одна   из   его   симфоний   и   струнный квартет   были   исполнены   в   концерте, устроенным графом М.Ю. Виельгорским. Из­за виртуозной славы его жены, Клары Шуман,   тогдашние   знатоки   проглядели одного из величайших композиторов XIX   оцененных   большихвека. Зато Лист, бывший в России в 1843 г., встретил самый восторженный прием, благодаря   своей   виртуозной   игре   (см. В.В. Стасов, "Лист, Шуман и Берлиоз в России", "Северный Вестник", 1889, № 4 и 8; его же, "Лист в России", в "Русской Музыкальной   Газете",   1896).   С   1850   г. устраивались концерты в зале певческой   имевшие   преимущественно капеллы, серьёзно­классический   характер.   В начале   царствования   Николая   I   в Петербурге   недолго   существовали   два музыкальных   хоровых   общества   из любителей, принадлежавших  к высшему обществу:   "Музыкальная   Академия"   и "Академия   пения",   первое   под управлением   Львова,   второе   ­   графа М.Ю. Виельгорского. Здесь исполнялись хоры   Генделя,   Моцарта, Керубини  и т. д. Из  "Академии  пения" образовалась "Sing­ Akademie".   Музыкально­теоретическая литература   мало   подвинулась   за   это время. (сделанный   Е.   "Истории   музыки" Вороновым   Штафорда (Санкт­Петербург, 1838) был первой   русской   книгой   по   этому   Перевод     Гайдна, )   теперешняя(под предмету:   в   ней   дан   очерк   истории музыки в России. Музыкальной критикой занимались князь В.Ф. Одоевский, Ф.М. Толстой псевдонимом "Ростислава"),   Серов   (с   начала   50­х годов),   В.П.   Боткин,   М.Я.   Раппопорт   и другие. Из прочих тогдашних писателей о музыке необходимо упомянуть о А.Д. Улыбышеве   (1795   ­   1858)   и   В.   Ленце (1809   ­  1883).   Первый  выпустил  в  свет биографию   Моцарта,   пользовавшуюся большой   известностью   и   в   европейской музыкальной   литературе   ("Nouvelle biographie   de   Mozart",   1843;   русский перевод   Чайковского   ,   с   приложением статьи   Лароша   "О   жизни   и   трудах Улыбышева",   1890   ­   93),   а   второй   ­   не менее известное сочинение "Beethoven et ses trois styles" (Санкт­Петербург, 1852). Музыкальное образование все еще было предоставлено, главным   образом, частному   почину.   Только   в   женских институтах   ведомства   Императрицы Марии, со времени назначения Гензельта инспектором   музыки,   наблюдалось некоторое   стремление   к   более рациональному методу обучения музыке,под   которой   подразумевалась   игра   на фортепьяно.   Специальную   музыкально теоретическую   подготовку   можно   было получить только путем частных занятий с теоретиком­музыкантом вроде Гунке , И.Г. Мюллера, Фукса  и других. Учебных заведений,   посвященных   преподаванию разных   отраслей   музыки,   все   еще   не было.   Только   в   певчей   капелле   да   в театральном   училище   преподавалась теория   музыки,   вместе   с   пением   или игрой   на   оркестровых   инструментах. Теорию  музыки   в  театральном   училище преподавал с 1833 г. Солива. Оживление общественной   жизни,   начавшееся   с воцарения Александра II   , отразилось и в области музыки. Школа передвижников в   нашей   живописи   и   так   называемая "могучая   кучка"   в   нашей   музыке   в одинаковой   мере   являются   результатом стремления   вперед,   охватившего   наше общество.   Отсюда   прогрессивный, нередко доходящий до полного разрыва с прошлым, новых художественных направлений. В связи с "народничеством"   в   литературе   и живописи,   и   наша   новая   музыкальная характерсвязаны   школа   выставляет   своим   девизом "народность",   примыкая   в   этом отношении   к   Глинке   и   стараясь   иногда еще полнее и точнее усвоить себе стиль народной   русской   песни.   Рядом   с   этой основной   чертой   замечается   и   сильно выраженное   стремление   к   реализму,   с которым попытки преобразования   оперной   формы   (в основных   чертах   родственные   оперной реформе Вагнера, но совершенно от нее не   зависимая),   создание   особого вокального   декламационного   стиля, выбор целого ряда поэтических тем, до сих пор ускользавших от воплощения в музыкальных   формах.   Другие   черты роднят   нашу   новую   музыку   с новоевропейским музыкальном движением,   влиянием   которого   они   и были   вызваны.   Сюда   надо   отнести стремление   к   изобразительности, живописности музыки, замечавшееся уже у   Глинки   в   "Руслане",   но   главным образом   западному музыкальному романтизму и неореализму (Берлиоз, Шуман, Лист, Вагнер), откуда оно   и   было   усвоено   нашей   новой свойственноедля музыкальной школой. У нас оно хорошо гармонировало   со   стремлением   к реализму   и   в   связи   с   ним   приняло несколько иной характер, чем на Западе. Характерное европейского музыкального   романтизма   стремление расширить музыкальные архитектонические   формы,   сделать   их более   гибкими   и   разнообразными, поставить   их   в   зависимость   от содержания или требований музыкальной характеристики или даже создать совсем новые, небывалые формы отразилось и у нас,   вместе   с   его   чисто   техническими особенностями: склонность к пряности и новизне гармонии, пестроте, богатству и яркой   звучности   инструментовки, разнообразию и свободе ритма и т. п. В последнем   отношении   наша   новая музыкальная   школа   в   равной   мере зависела и от европейских музыкальных романтиков   и   неоромантиков   (Берлиоз, Шопен,   Шуман,   Лист),   и   от   своего родоначальника,   Глинки.   В   связи   с указанными   чертами   музыкального   ­   кроме   интереса   к романтизма, фантастическому,   привитому   нашейнашей   местный музыке, в лице Глинки, влиянием Вебера и его "Волшебного стрелка", ­ находится и наклонность к экзотическим сюжетам. Отсюда испанский, греческий, польский, чешский, сербский, финский, еврейский,   грузинский   и   вообще арабский, восточный колорит, сделавшийся   одной   из   необходимых принадлежностей новой музыкальной   школы.   Влияние   Вагнера сказалось   только   на   немногих   наших композиторах   (Серов,   Чайковский   , Глазунов   ), и то лишь отчасти. После Глинки   новая   русская   музыкальная характерными школа особенностями   больше   всего   обязана Даргомыжскому, ближайшему преемнику и   в   известном   смысле   последователю Глинки.   Главное   художественное   и историческое значение имеют вокальные произведения Даргомыжского ­ оперы и романсы.   Как   и   Глинка,   Даргомыжский не   был   профессиональным   музыкантом; музыкальное   образование   его   было   еще менее систематично и закончено, чем у сравнительная Глинки.   Отсюда своимии     композиторской недостаточность техники   Даргомыжского:   известная слабость   симфонической   разработки, бледность однообразие инструментовки, по временам некоторая сухость и неловкость гармонии, вообще оригинальной.   В   мелодическом отношении   Даргомыжский   также   был менее одарен, чем Глинка: его мелодии нередко   бледны   и   даже   банальны, обнаруживая   большую   зависимость   от ходящих   в   то   время   образцов   оперной музыки, главным образом французской. В одном отношении только Даргомыжский не   только   равнялся   с   Глинкой,   но   и превосходил   его:   в   отношении драматизма,   способности   переживать положение своих героев и передавать их душевное   состояние   взволнованной музыкальной   речью.   Глинка   в   своих операх   является   преимущественно лириком   и   эпиком   и   ограничивается,   только   общей большей   частью, драматической характеристикой   ситуации; дает слушателю   детальное   изображение душевного   состояния   своих   героев,   со   Даргомыжскийвсеми   изгибами   и   неожиданными поворотами   настроения.   В   1856   г.   (год постановки   на   сцене   "Русалки"), Даргомыжский   писал:   "большинство наших   любителей   и   газетных   писак   не признает во мне вдохновения. Рутинный взгляд   их   ищет   льстивых   для   слуха "мелодий", за которыми я не гонюсь. Я не намерен   низводить   для   них   музыку   до забавы.   Хочу,   чтобы   звуки   прямо выражали слово. Хочу правды. Они этого понять   не   умеют".   В   правдивом, реалистическом   выражении   слова посредством   звуков   и   заключается главное   значение   Даргомыжского   в нашей музыке. В связи с ним находится и новый   ариозно   мелодический   стиль речитатива, созданный Даргомыжским в лучших   местах   "Русалки",   в   некоторых романсах и в "Каменном госте", и более или   менее   обратившийся   в   образец   для всех   последующих   композиторов   новой русской музыкальной школы. Некоторые примеры этого стиля встречаются уже у Глинки (самый выдающийся ­ в романсе "Ночной   смотр"),   но   Даргомыжский почти   независим   в   этом   отношении   отсвоего   великого   предшественника;   его ариозно   мелодический   речитатив, превосходящий   речитатив   Глинки гибкостью,   точностью   в   передаче интонаций   речи   и   драматической выразительностью,   может   считаться   его созданием.   В   связи   с   реализмом Даргомыжского   находится   и   его реформа оперы, роднящая его, в общем, с Глуком и Вагнером, хотя и достигаемая иными   средствами.   С   Вагнером Даргомыжский сходился лишь в том, что допускал   условные   оперные   формы,   ­ арии, дуэты, терцеты и прочие ансамбли, ­   только   в   умеренных,   позднее   даже минимальных размерах, только там, где они   не   противоречили   драматическому действию   или   прямо   вытекали   из   него. Специальные   вагнеровские   средства выражения, ­ вроде лейтмотива, передачи всей   музыкальной   характеристики   в оркестр   и   т.   д.,   ­   у   Даргомыжского отсутствуют.   Лейтмотив   встречается   у Даргомыжского, как и у Глинки, только в зачаточном   виде   "реминисценции", который находим уже у Моцарта, Вебера и   других.   Сопровождение   оркестра   кречитативу мелодическому у Даргомыжского   самостоятельней   и богаче   в   смешанной   и   переходной "Русалке", чем в новаторском "Каменном госте",   где   оно   доходит   иногда   до аскетической   бедности,   граничащей   с отсутствием музыкального содержания и характеристики.   Таким   образом, сближение   Даргомыжского   с   Вагнером возможно только в самом общем смысле. Гораздо ближе тип музыкальной драмы, созданной   Даргомыжским   в   "Каменном госте",   подходит   к   тому,   который   мы находим   у   мало   известного   в   России немецкого   композитора   Иосифа   Губера (родился   в   1837   г.),   современника   и соперника Вагнера, автора оперы "Irene" и "Die Rose von Libanon". Даргомыжский и   Губер   не   знали   друг   друга,   работая приблизительно в одно и то же время , но известное   формальное   сходство   между их безусловно существует   и   представляет   интересный пример совпадения. "Каменный   гость"   Даргомыжского вызвал в своё время ожесточенные споры между и произведениями   поклонниками   его     духовногоновой противниками,   до   сих   пор   ещё   не приведшие к соглашению. Одни считали и   считают   его   капитальнейшим произведением русской музыкальной школы, другие отрицали и отрицают   в   нём   всякий   элемент   вдохновения, его признавая мертворождённым   курьёзом,   чисто головной,   тенденциозной   работой, насилием над прирождённым талантом в угоду   книжной,   мёртвой   теории. Несомненно   одно:   при   последовательно проведённом   сплошном   мелодическом речитативе вокальные партии не могли не сделаться   монотонными,   несмотря   на всю     и выразительность музыкальной декламации.   Наши   новые   композиторы, последователи   и   единомышленники Даргомыжского,   очевидно   чувствовали это, ­ и в своих операх (сознательно или бессознательно) не пошли вполне по тому пути,   которым   шёл   Даргомыжский   в "Каменном   госте".   Даже   такой безусловный   поклонник   "Каменного гостя", как Ц. Кюи  (см. его "La musique en Russie", Париж, 1880), ни в одной из оригинальность,   силуи весьма последней своих   опер   не   пытался   вполне последовательно   осуществить   систему мелодического   речитатива   на   фоне бледного, большей частью, оркестрового сопровождения, характеризующую оперы музыку Даргомыжского.   Как   бы   то   ни   было, художественное   музыкально­ историческое   значение   "Каменного гостя" значительно: положительные   достоинства   яркой   и выразительной музыкальной декламации, требующей   все­таки   особого   таланта   и вдохновения, забывать бледность   собственно   музыкального содержания   и   делают   последнюю оперную   партитуру   Даргомыжского необходимым   предметом   изучения   для каждого вокального композитора,   желающего   усвоить   себе свободный   и   выразительный   вокальный стиль. В мелодическом речитативе всех оперных выдающихся композиторов рассматриваемого периода заметны   несомненные,   подчас   глубокие следы     мелодического речитатива   Даргомыжского   (особенно   у заставляют   влияния   русского     наших,   в   меньшей Кюи   и   Мусоргского   ,   Римского­ степени   ­   у   Бородина   Корсакого   и   Чайковского,   не   шедшего дальше   того   типа   речитатива,   который представляет   "Русалка").   В   связи   с реализмом   Даргомыжского   находится сильно   развитое   комическое   его дарование. В этом отношении он также превосходил   Глинку,   юмор   которого имеет   более   спокойный,   эпический оттенок.   Ряд   комических   романсов, такие типы, как сват и Ольга в "Русалке", совсем новые в нашей музыке, некоторые места гостя", симфоническая картина "Казачок" и т. д., живо   свидетельствуют   об   этой   стороне таланта   Даргомыжского,   не   оставшейся без   влияния   и   на   последующих композиторов, особенно на Мусоргского. Новаторским   реалистическим стремлениям   Даргомыжского   в   области оперы пришлось испытать тот же приём со стороны русского общества, какой в своё   время   встретил   "Руслан"   Глинки, снятый с репертуара на целых 15 лет со времени   первой   постановки.   "Русалка" "Каменного     и"Русалка" Даргомыжского сначала не имела успеха ни у публики, ни в печати: исключение составил   Серов,   посвятивший   новой опере   большую   сочувственную   статью. Только   в   конце   60­х   годов   наступил поворот во мнении публики, отчасти под влиянием   прекрасного   исполнения   роли Наташи   ­   Платоновой   и   мельника   ­ Петровым. Вместе с "Жизнью за Царя" и "Русланом", делается репертуарной   оперой   и   начинает нравиться   публике.   Ещё   меньше   успеха имел   "Каменный   гость",   встреченный враждебно   почти   всей   критикой   и публикой   (1872).   После   нескольких представлений   опера   была   снята   с репертуара   и   с   тех   пор   появлялась только   на   частных   сценах,   с исполнителями­любителями с и   сопровождением   фортепиано.   В романсах Даргомыжского мы находим те же основные черты таланта, как и в его лучших   операх.   Среди   его   зрелых произведений   этого   рода   имеется несколько   превосходных   образчиков художественного   русского   романса:   в лирическом широко мелодическом стиле,комические     декламационные, в   закруглённой   стройной   форме   ("Я помню   глубоко",   "Я   всё   ещё   его, безумная,   люблю",   "Не   скажу   никому", "Как часто слушаю", "Что в имени тебе моём"), сильно ("Старый   капрал", драматические   "Паладин"), ("Червяк", "Титулярный советник", "Мельник", "Ох тих тих", "Лихорадушка" и т. д.), этюды мелодического   речитатива   ("Ты   вся полна   очарованья"   и   превосходные восточные ("О дева роза", "Ты рождена воспламенять") и т. д. Некоторые из них имеют и особое  историческое  значение, по  новизне  поэтических   тем  (например, комические)   или   приёмов   (восточные, речитативные)   и   т.   д.   Как   композитор романсов, Даргомыжский является более обдуманным   и   сознательным   мастером, чем   Глинка:   он   строже   относится   к соответствию   музыки   и   текста,   к музыкальной и характеристике, тоньше и гибче передаёт смену   настроений   и   с   большим   вкусом выбирает   тексты.   Симфонические произведения   Даргомыжского,   из которых   самые   удачные,   ­   "Казачок"   и   декламации"Чухонская   фантазия",   имеют второстепенное   значение.   Существенно новых элементов в нашу симфоническую музыку,   кроме   известного   угловатого комизма,   иной   раз   граничащего   с карикатурой   ("Баба­Яга,   или   С   Волги nach Riga") они не внесли. Национальный элемент у Даргомыжского бледнее, чем у Глинки.   Таких   глубоко   национальных страниц,   как   хоры   "Разливайся"   или "Славься" в "Жизнь за царя", "Не лебёдка белоснежная" или "Лель таинственный" в "Руслане",   у   Даргомыжского   нет.   Хоры "Русалки"   только   в   первом   действии имеют   ясный   национальный   отпечаток (особенно "Как на горе мы пиво варили" и   романсов Даргомыжского   только   немногие   носят яркий отпечаток. Фантастический элемент, столь яркий у Глинки,   у   реалиста   Даргомыжского бледен   и   прозрачен   (хоры   русалок). Независимое положение в нашей музыке занимал   О.   Дютш   (1825   ­   1863)   ­ датчанин   родом,   талантливый   автор оперы   "Кроатка"   (1860)   и   довольно большого романсов, национальный "Заплетися". числа   Из         ­