С истема убеждений, привитая нам «Бандой Трех», настолько доминирует в нашем сознании, что от любого упоминания об «истине» у нас мурашки бегут по спине. Мурашки эти вызываются страхом, что мы можем поступиться истиной во имя выгоды и иных утилитарных интересов. Нас пугает возможность поступиться священными принципами (которые на практике представляют собой просто то, что мы привыкли делать постоянно) во имя релятивизма. Мы боимся, что прагматизм может занять место абсолютной истины и таким образом сделать общество заложником политических авантюристов. Даже при том, что эта наша вера в истину не сопровождается какими-то конкретными действиями, нам нравится верить в нее. Как сохранение монархии в Великобритании оберегает страну от президентов-политиканов, так и обладание «истиной» предупреждает появление каких-то «опасных» ее заменителей.
ЦЕННОСТЬ И ИСТИНА
С истема убеждений, привитая нам «Бандой Трех», настолько доминирует
в нашем сознании, что от любого упоминания об «истине» у нас мурашки
бегут по спине. Мурашки эти вызываются страхом, что мы можем поступиться
истиной во имя выгоды и иных утилитарных интересов. Нас пугает
возможность поступиться священными принципами (которые на практике
представляют собой просто то, что мы привыкли делать постоянно) во имя
релятивизма. Мы боимся, что прагматизм может занять место абсолютной
истины и таким образом сделать общество заложником политических
авантюристов. Даже при том, что эта наша вера в истину не сопровождается
какими-то конкретными действиями, нам нравится верить в нее. Как
сохранение монархии в Великобритании оберегает страну от президентов-
политиканов, так и обладание «истиной» предупреждает появление каких-то
«опасных» ее заменителей.
Здесь опять важно вспомнить, на каком фоне развивалась философия
Сократа/Платона. (Поскольку мы не можем провести точную границу между
собственно Сократом и Сократом в изображении Платона, приходится
использовать комбинацию «Сократ/ Платон».) Непосредственным
интеллектуальным фоном служили «чужеземные» (выходцы не из Афин, а из
других греческих городов) софисты, которые за
плату учили людей риторике, или искусству убеждения. Эти люди (или
большинство из них) верили в относительность истины, в то, что у каждого
своя «истина», основанная на восприятии вещей, и что во главе угла должна
стоять «целесообразность». Из таких фундаментальных убеждений вытекало,
что чужую «истину» можно изменить посредством убеждения, и поэтому
навыки риторики очень важны, поскольку становятся источником власти в
обществе, где умение убеждать имеет первостепенное значение как в
политике, так и в бизнесе. Я не хочу здесь проводить грань между теми
софистами, которые проявили себя истинными новаторами в области
философии, и обыкновенными шарлатанами, ловившими рыбку в мутной воде.
Проблема отношений с «софистами» в сфере менеджмента сохраняется и
поныне.
Важно то, что Сократ/Платон постарались поместить истину на
абсолютный, неизменный, лишенный всякой субъективности фундамент. И
они в этом весьма преуспели. Затем пришел Аристотель и навел в этой
системе окончательный порядок. Таким вот образом «Банда Трех» на века
предопределила наше мышление в отношении «истины».
Понятия «истина», «правомерность» и «ценность» в значительной мере
пересекаются, перекликаются между собой. Философы пытаются бороться с
этим пересечением, пытаясь строго разграничить эти понятия и рассовать их
по отдельным ячейкам. Я этого делать не намерен.
Если бы вы сделали гвозди из золота, имели бы они ценность? Вы могли бы
продать эти гвозди на вес их золотого содержимого. Вы могли бы сохранить
их как средство страхования от инфляции. Вы могли бы даже смастерить с их
помощью роскошный ларчик для хранения драгоценностей. Правда, для этоговам пришлось бы сверлить дырочки, поскольку золото слишком мягкое, чтобы
можно было забивать золотые гвозди молотком, как обычные. И все-таки
«золото» ценный металл. Значит ли это, что ценность золота внутренне
присуща самому металлу?
Мы не просто пытаемся выяснить, какая ценность должна превалировать.
Мы стараемся, насколько возможно, примирить враждующие ценности. Мы
стараемся разработать способы побудить эти ценности измениться.
Если бы вы из золота отлили пистолет, толку от такого пистолета было бы
немного. Но зачем пистолет нужен вам вообще? Если вы хотите с его
помощью грабить людей, он может иметь ценность для вас, но не для
общества. Если вам нужен пистолет для того, чтобы защищать свою страну от
интервентов, тогда общество будет приветствовать это, даже несмотря на то,
что для вас лично обладание оружием в этой ситуации представляет скорее
опасность, нежели пользу.
Аспирин — вещество опасное, если вспомнить, сколько людей погибло от
передозировки аспирина. Продолжительное применение аспирина в больших
дозах может вызывать кровотечение в желудочно-кишечном тракте. В редких
случаях у маленьких детей развивается сильная реакция на аспирин. Так что,
аспирин вреден? Напротив, это самое популярное в мире лекарство. Когда у
вас болит голова, таблетки аспирина достаточно, чтобы эту боль снять.
Некоторые находят, что аспирин облегчает боль при артрите. Есть
свидетельства того, что употребление половины таблетки аспирина в день
снижает риск инфаркта у мужчин средних лет. Как же может что-то быть
полезным и вредным одновременно?
Именно к такого рода аргументам прибегал Протагор. Всякий, кто имеет
дело с лекарствами, наталкивается на относительность их ценности
(полезности) — относительность, связанную с дозировкой, диагнозом, стадией
развития болезни, индивидуальными реакциями людей. Так как же быть с той
«истиной», что аспирин «полезен»? «Истина» заключается в том, что аспирин
может быть и полезен, и вреден. Проблема только с классификацией: в какую
«ячейку» поместить аспирин? Приходится конкретизировать ситуации, когда
аспирин «хорош» и когда он «плох».
Гораздо проще говорить о «ценности». Ценность напрямую связана с
«отношениями». Ценность изначально относительна. Удар по голове
«ценнейшим» слитком золота может быть очень опасен.
Минусом западного образа мышления является недостаточное внимание,
уделяемое понятию «ценность». Нежелание вводить в оборот это понятие
было отчасти вызвано опасением по поводу возможной путаницы между
«истиной» и «ценностью» (такая путаница возникала в головах софистов) и
боязнью релятивистского отношения к «истине». С другой причиной этого
небрежного отношения к ценности мы уже неоднократно сталкивались ранее:
убежденность, что из «истины» вытекает все остальное.
Каждый камень имеет свою ценность в кладке свода, потому что исполняет
определенную роль в этой системе. Дрожжи и температурный контрольимеют ценность в процессе ферментации, поскольку служат верой и правдой
системе. Ценности заставляют нас думать о системах.
Для системы небольшого химического завода снижение производственных
издержек является ценностью, поскольку это ведет к росту прибыли. Прибыль
имеет ценность для владельцев или акционеров завода, а также для
работников, поскольку это обеспечивает сохранность рабочих мест. Наличие
рабочих мест имеет ценность для семей рабочих, которым нужно что-то есть.
Но этот завод может сбрасывать в реку вредные отходы, загрязняя ее. Это
имеет негативную ценность для живой природы, для людей, живущих на
берегу этой реки, для общего состояния окружающей среды, для экологов,
для общего отношения общества к загрязнению среды и т. д.
Поскольку многие системы вынуждены существовать бок о бок или внутри
друг друга, ценности тоже сосуществуют. В таких условиях мы можем ставить
одни ценности выше других или спорить о том, какие ценности должны
превалировать. Традиционное мышление по линии «я прав — ты не прав»
пытается разрешить эти конфликты, называя один набор ценностей
«правильным», а другой «неправильным». Ясно, что ваше мнение на этот счет
зависит от того, к какой системе вы сами принадлежите. Следует ли
развивающимся странам остановить свое развитие только потому, что
развитые страны уже развились и загрязнили все, что могли, а теперь
борются за чистоту окружающей среды? Может ли мир позволить себе
дальнейшее загрязнение среды, кто бы ни был прав или не прав в этой
ситуации?
Присущая традиционному мышлению система суждений/ячеек эту
проблему решить не может. Споры судебного типа, соперничество
аргументов, где каждая сторона отстаивает свою позицию, бесполезны, пока
не будет принят новый кодекс экологических законов, под которым
подпишутся все страны. А для этого не обойтись без параллельного
мышления и конструирования решения.
Хорошим примером такого рода сконструированного решения являются
«подлежащие купле-продаже права на загрязнение среды». Завод,
загрязняющий окружающую среду, получает «право» на это. В первую минуту
такая идея кажется ужасным абсурдом, чем-то совершенно противоположным
тому, чего мы хотим. Но это пока мы не увидим эту систему целиком, во всей
ее полноте.
Если завод построит очистные сооружения, он сможет продать свое
«право» другому заводу. Таким образом, снижение уровня загрязнения
приобретает «денежную ценность». Есть также и другая, менее очевидная
ценность: время, предоставляемое заводу для очистки своих стоков. Я не
утверждаю, что это единственный возможный выход или что он самый
лучший, я привожу это лишь как хороший пример «построения пути вперед».
Там, где есть конфликтующие ценности, нет большого смысла спорить о
том, какие ценности важнее или какие являются «правильными», а какие нет.
Я не утверждаю, что все ценности равны или что нет такого понятия, как
«неправильная» ценность. Ясно, что показ многочисленных сцен насилия потелевидению имеет ценность с точки зрения рейтинга программ, стоимости
рекламного времени и профессионального успеха директоров этих программ.
Но с точки зрения воздействия, оказываемого на общество, эти сцены имеют
негативную ценность, снижая в нем порог приемлемости насилия. Я не
уверен, что это сколько-нибудь отличается от любой формы эксплуатации,
где ценности эксплуататоров расходятся с ценностями эксплуатируемых.
Однако здесь присутствует дополнительная ценность. Это ценность «свободы
слова». Существуют опасения, что любая цензура в отношении сцен насилия
может быстро распространиться на политические свободы и другие ценности
(как того и желал Платон).
Путь «конструирования», обходящий это затруднение, мог бы быть
следующий: разрешить показывать сцены насилия, но за деньги. Например,
установить плату в 10 ООО фунтов за каждое показанное в эфире убийство.
Можно разработать шкалу тарифов для разных форм насилия. Тогда
телевизионщикам пришлось бы задуматься о финансовой стороне вопроса.
Если они считают, что показывать убийства «необходимо», у этой
необходимости должна быть своя цена, так же как вам пришлось бы
раскошелиться, если бы вы были «вынуждены» снимать фильм где- нибудь на
Таити. Соображения себестоимости производства и показа стали бы в такой
ситуации играть немаловажную роль. При этом никто не запрещал бы вам
показывать все, что вы захотите. А вырученные деньги можно было бы
направить в фонд помощи жертвам насилия.
Я хочу здесь еще раз показать, что «конструирование» не есть «открытие».
Мы не просто пытаемся выяснить, какая ценность должна превалировать. Мы
стараемся, насколько возможно, примирить враждующие ценности. Мы
стараемся разработать способы побудить эти ценности измениться,
придумать, как дать людям свободу в выборе ценностей. Люди должны быть
вольны курить, если они того хотят и при этом знают, что делают, готовы
платить (при необходимости) полную цену за свое лечение и не вредят своим
курением другим людям.
Ценность вещи определяется системой, контекстом и обстоятельствами.
На практике мы стараемся оперировать определенной прагматичной
иерархией ценностей: планетарный уровень, общество, страна, семья, я.
Иногда для установления такой иерархии мы ориентируемся на обычаи и
традиции. Иногда — на общественное мнение или на голос большинства.
Почти всегда мы опираемся на «базовые моральные принципы» или закон.
Нам так удобнее и уютнее, потому что мы чувствуем под собой надежную
опору знания того, что это «правильно», а это нет. То, что другие могут иначе
смотреть на «правильность»/«неправильность» ценностей, никакого значения
не имеет. Мое «право» основано на истине, а ваше нет.
Бывают ситуации, когда решение в отношении ценностей или выбора
между ними необходимо базировать на абсолютах какой-то системы
убеждений. Нет никакой нужды исключать или отрицать такую возможность.
Параллельное мышление не допускает слов «всегда» и «никогда». Но дело в
том, что, если вы разовьете в себе привычку «конструирования» в духе
параллельного мышления, у вас может появиться больше шансов эффективносправиться со многими «ценностными» конфликтами, чем это удается
посредством традиционной системы мышления.
Защищаю ли я «относительность» и «прагматизм»? Эти понятия являются
попросту суждениями-ячейками с привычными ценностями, прикрепленными
к ним. Многие ценности относительны, нравится нам это или нет. Почему
тогда не «все»? Потому что нет
никакой необходимости утверждать такое. Прагматизм подразумевает
выбор того, что наиболее «полезно» при данных обстоятельствах. Прагматизм
тоже базируется на том, «что есть»: это выбор между уже существующими
вариантами. В параллельном мышлении упор делается на создание,
конструирование новых вариантов. Через этот процесс конструирования
могут проходить также фундаментальные принципы и «абсолютные»
ценности. Они не являются исключением. Многие считают, что «абсолютный»
запрет на убийство ближнего отчасти преодолевается в условиях войны или
самообороны. Истинные пацифисты и истинные вегетарианцы — большая
редкость.
Одной из трудностей традиционного мышления является система
«контроля на входе», подразумевающая, что каждую идею нужно оценить,
прежде чем пускать в «дом». Каждая идея должна доказать свою
состоятельность. Нельзя составить цепочку рассуждений, если хоть одно ее
звено с дефектом. Однако иногда бывает необходимо увидеть всю картину
целиком, прежде чем оценивать ее части, и это может относиться в том числе
и к ценностям. Нужно знать, в каких обстоятельствах будет применяться
аспирин, прежде чем судить о том, полезен он или вреден. Стоит или не стоит
повышать цены на продаваемые вами товары? Это зависит от общей
экономической ситуации на данный момент. Это зависит от состояния рынка,
на котором вы работаете. Это зависит от того, насколько престижна марка
ваших товаров. Это зависит от того, достаточно ли будет повысить цену,
чтобы продвинуть ваши товары в более высокий «класс». Это зависит от того,
как вы намерены использовать дополнительную выручку (если цена
повышается не по необходимости, а исключительно по вашему желанию). Вы
направите эти деньги на разработку более привлекательной упаковки или
просто раздадите их акционерам?
В системе параллельного мышления все возможности принимаются и
выкладываются бок о бок. Только тогда картина может стать ясна. Иногда к
решению удается прийти сразу, а иногда его приходится конструировать.
Возможно, лучше выпустить новую версию товара по более высокой цене, чем
просто поднимать цену на существующий товар.
Ценность вещи определяется системой, контекстом и обстоятельствами. А
еще восприятием. Однажды произошла история с духами, которые обрели
успех на рынке только после того, как цена на них была увеличена вчетверо.
Может быть, люди сочли, что такие дорогие духи не могут не быть лучшими?
Может, они больше доверяли ценнику, чем своему обонянию? Может быть,
они видели ценность в том, чтобы дарить любимым женщинам только самые
дорогие духи? Кто-то скажет, что это всего лишь хитрая уловка и обман со
стороны маркетологов, которые наловчились убеждать людей словоблудием вдухе софистов и менять их восприятие. Но будет ли такая оценка
справедливой? Если вы хотите показать любимой женщине, что дарите ей
такие дорогие подарки, потому что высоко цените ее и считаете, что она
заслуживает только самого лучшего, разве в этом не проявляется истинная
ценность духов? Если вы искренне не доверяете своему обонянию и вкусу,
разве не разумно предполагать, что духи, имеющие устойчивый спрос при
такой высокой цене, действительно самые лучшие?
Нам кажется, что все это не связано с некоей настоящей ценностью духов,
внутренне присущей им: истиной. Но весь парфюмерный бизнес строится на
восприятии и имидже. Это системы, которые придают духам ценность. Может
быть, вы хотите, чтобы ваши друзья знали, что вы пользуетесь дорогими
духами? На самом деле существуют дешевые духи, которые часто не
отличишь от дорогих (что не запрещается, лишь бы название у них было
другое). Если бы вы ориентировались только на запах, вы вполне могли бы
купить их практически с тем же эффектом (разве что в качестве подарка они
большой ценности не имели бы).
Важно изучать ценности, которые не всегда очевидны. Важно
конструировать ценности, которые не существуют, пока вы их не придумаете.
Ценность продажи пончиков половинками в том, что покупатель и вкусом
пончика насладился, и может поздравить себя с тем, что ограничился только
половинкой «вредного» пончика. Это совсем не то, что съесть целый пончик
наполовину меньшего размера, поскольку во втором случае воспринимается
только то, что съедено, а ощущения «сознательно несъеденного» нет.
Общественно-политическая ценность слухов и сплетен постоянно
недооценивается политическими теоретиками. А ценность их в том, что они
сами устанавливают шкалу ценностей.
Когда какая-то политическая партия долго остается у власти и доводит
экономику до кризиса, именно в период экономических неурядиц у нее
возникают отличные шансы на переизбрание. Дело в том, что избиратели
видят в оппозиции скопище дилетантов, не имеющих опыта управления
страной в трудные времена.
Известно, что некоторым супружеским парам перебранки доставляют
удовольствие, потому что оказывают возбуждающее действие, нарушая скуку
повседневной жизни, и свидетельствуют о сохранении чувств друг к другу.
Некоторые люди предпочитают, чтобы их ненавидели, но только не
игнорировали. Бывает, что люди не хотят, чтобы их жалобы возымели
действие, — они предпочитают иметь возможность продолжать ворчать на
что-нибудь. Можно ли утверждать, что все сказанное правда, что это иногда
бывает правдой или что все это циничные мифы?
Умение чувствовать ценности придает ценность самой жизни. Искусство —
это упражнение в создании ценностей. Должно ли искусство лишь высветлять
и обнажать ценности, которые существовали всегда, или оно должно
стремиться открывать новые ценности? Системы убеждений являются
высшим творцом и арбитром ценностей, которыми определяется поведениелюдей. Сократ считал, что для этого достаточно знания, и это была лишь еще
одна система убеждений. '
Работая с ценностями, нужно принимать во внимание параллельные
возможности. Вот почему параллельное мышление является важным
средством изучения ценностей, их примирения и создания новых. И
конструирование представляет собой часть этого процесса.
«ВОДНАЯ ЛОГИКА» И ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ
К
акая связь между «водной логикой» и параллельным мышлением? В разных
местах этой книги я ссылался на «водную логику», и у читателя может
возникнуть некоторое замешательство по поводу того, какое место она
занимает по отношению к параллельному мышлению.
Какая связь между спагетти и томатным соусом?
Какая связь между парой брюк и застежкой-молнией?
Параллельное мышление представляет собой общий метод мышления, а
«водная логика» — это тип логики, применяемый в параллельном мышлении.
В традиционном мышлении общим методом является противостояние
аргументов (диалектика). В рамках этого метода применяются традиционная
логика типа «да/нет», индукция, дедукция и другие способы обработки идей.
В принципе, можно пользоваться параллельным мышлением без
использования «водной логики», как можно есть спагетти без томатного
соуса или носить брюки без молнии. Но по разным причинам, о которых будет
сказано ниже, «водная логика» для параллельного мышления и полезна, и
необходима.
Традиционная логика основывается на том, «что есть», и на «определениях».
Определения — это то,
что мы ищем, и то, чем занимался Сократ. Имея определение, мы можем
«судить», отвечает такой-то объект данному определению или нет.«Водная логика» основывается на «направлениях»: «К чему это ведет?»,
«Что дальше?». Это как дорога, где каждый встреченный населенный пункт
ведет к следующему населенному пункту.
«Водная логика» — это логика восприятия и логика самоорганизующихся
информационных систем. Традиционная логика — это «игра», в которую мы
играем с окружающим миром, используя слова-ячейки как определения. Это
логика систем, которые не организуются сами, а требуют организации извне.
В параллельном мышлении прочное место занимает творчество. Вы не
просто судите (критическое мышление), но также генерируете возможности.
Творчество является одним из методов генерирования возможностей.
Творчески мыслить — это не просто сидеть и ждать рождения новых идей.
Это нечто большее. Для генерирования идей можно сознательно применять
специальные методы латерального мышления. Одним из таких методов
является «провокация». Провокация означает, что вы высказываете идею,
которая выходит за рамки жизненного опыта и может казаться полным
абсурдом. Например, мы можем сказать: «Билет в кино стоит 100 долларов».
Ясно, что нет никакого смысла «судить» провокацию как таковую. Вместо
ментальной операции «суждение» мы применяем ментальную операцию
«движение» и переходим к идее дать возможность простым любителям кино
инвестировать средства в только что увиденный фильм. Эту идею я как-то
предложил шведским кинематографистам, которые искали новые пути
финансирования фильмов. Это движение вперед служит четким примером
«водной логики».
Параллельное мышление ориентировано на действие. Мы переходим от
возможностей к прямому конструированию действия.
Первая стадия параллельного мышления связана с выстраиванием поля
параллельных возможностей. Такое мышление больше интересуется
«возможностями», нежели суждениями по поводу «истины». Куда приведет
нас данная возможность? Вы движетесь вперед, чтобы посмотреть, к чему это
может привести. Точно так же мы используем гипотезы (возможности) в
науке, чтобы они указали направление, в котором нам следует проводить
эксперименты для сбора дальнейших фактов. В работе с возможностями
использование «водной логики» на практике необходимо. «Что дальше?»
В системе параллельного мышления мы не нуждаемся в ячейках с четко
очерченными границами и категорических суждениях, загоняющих вещи в
границы ячеек. Здесь имеет место «пересечение», частичное наложение
понятий. Что-то может быть А и одновременно немножко Б. Если вещи никак
не укладываются в ячейки, что нам делать? Двигаться вперед и посмотреть,
что будет. В системе традиционного мышления противоречия используются
для доказательства ошибок и принуждения к выбору. В условиях
параллельного мышления мы можем допустить обе противоречащие друг
другу возможности и двигаться с ними вперед, чтобы выяснить, что из этого
может получиться.Одним из приемов латерального мышления является «стратал». Здесь мы
просто выкладываем параллельно около пяти утверждений по какому-то
вопросу и смотрим, куда они ведут. Эти утверждения «сенсибилизируют»
определенные паттерны в мозге, и мы смотрим, что за этим следует. Так мы
динамичной «водной логикой» заменяем статично-описательную каменную
логику.
Вместо того чтобы судить о вещах уже «с порога», параллельно мыслящий
человек старается сначала выстроить целостную картину. Мы собираем как
можно больше возможностей и затем смотрим, что каждая из них привносит в
систему.
Если традиционное мышление ориентировано на описание вещей — по
принципу: если мы знаем, «что есть», дальнейшие действия понятны, — то
параллельное мышление ориентировано на действие. Мы переходим от
возможностей к прямому конструированию действия. Нам не нужно
предварительно размещать вещи по ячейкам.
Параллельное мышление во главу угла ставит не анализ, а
«конструирование». «Как из поля параллельных возможностей построить
решение?» «Какую роль возможности играют в построении этого решения?»
«К чему может привести само предложенное решение?» Короче говоря, упор
делается на вопросе «что дальше?».
Иногда мы можем заимствовать стандартные конструкции, но во всех
других случаях конструкция не существует, пока мы ее не создадим.
Архитектор не «находит», не «открывает» дома, он их проектирует и создает.
В этом фундаментальное различие между идиомой «поиска», присущей
традиционному западному образу мышления, и идиомой «конструирования»,
характерной для параллельного мышления (конструктивный подход).
Весьма специфическим применением «водной логики» является техника
потокограммы. Мы изучаем поле параллельных возможностей и смотрим,
какие возможности вытекают из других. Окончательная потокограм- ма дает
наглядное представление о восприятии вами изучаемого предмета. «Где
имеются устойчивые петли?» «Каков характер ,,стока“?» «Какие точки
являются высокочувствительными, а какие периферическими?» Можно также
увидеть, как меняется характер потока с изменением обстоятельств. Эта
техника служит простым примером самоорганизации информации.
«К чему ведет данная вока (то есть «возможная картина» мира)?» «Что
произойдет, если мы переключимся на другую воку?» Мы можем перебирать
варианты. Мы можем сравнивать. Все это является частью параллельного
мышления и его отличием от мышления на основе суждений.
Традиционное западное мышление твердо стоит на «суждениях», отходя от
которых мы приходим к движению «водной логики». «Куда этот поток занесет
нас?» «К чему это ведет?»
Мы стремимся к формированию концепций, идей и образов окружающего
мира (которые я предлагаю называть воками). Сформировав их, мы смотрим, к
чему их можно применить, и при необходимости проверяем. При этом мырассчитываем не на то, что откроем истину, а на то, что нам удастся
преобразовать информацию в определенную конструкцию для «возможного»
действия или понимания. В основе нашего метода лежит убежденность в том,
что информация, если дать ей шанс, сама должным образом организуется в
нашем мозге (но не на бумаге).