Детство на фронте

Муниципальное общеобразовательное учреждение «Гимназия №10» имени учителя В.А. Смирнова города Ржева Тверской области

Детство на фронте

Работу выполнила:

Огулина Елизавета Николаевна

Обучающаяся 7 – А класса

МОУ «Гимназия №10»

Руководитель: Иванова Марина Алексеевна

Директор МОУ «Гимназия №10»

Ржев 2019

На сайте «Про РЕУТОВ» 31.05.2017 был размещён материал Екатерины Марулиной - Прерванное детство: «О картошке, соли или сахаре мечтали во сне», рассказывающий о Тамаре Петровне Лебедевой, юной участнице Великой Отечественной войны. Пускай она и не была непосредственной участницей военных действий, но она считается «ребёнком войны». Маленькая девочка перенесла все военные тяготы тех лет. Она оставила нам свои воспоминания о тех тяжёлых и страшных военных днях. Тамара Петровна Лебедева, живущая сегодня в Подмосковье, в детстве стала очевидцем кровопролитной Ржевской битвы. У Лебедевой острый ум и твердая память. Ее семья оказалась в уникальной и трагической ситуации: маленькие дети и старики не позволили ей уйти в эвакуацию, так что им приходилось выживать прямо на линии фронта во время страшных боев осени 1942 года.

Тамаре Лебедевой сейчас 88 лет, она с дочерью живёт в Реутове, у неё трое внуков и двое правнуков. Невозможно не восхищаться её умению живо и искренне рассказывать, её памятью, вмещающей столько имён, дат, названий мест, различных деталей. Вспоминая о пережитом в годы Великой Отечественной войны, Тамара Петровна вновь и вновь горько повторяет: «Лишь бы не было войны!..». И значимость этой расхожей фразы постигаешь, представляя всё от неё услышанное.

«Я родилась 1 мая 1930 года в деревне Щеколдино Тверской области. Детство мое прошло в деревне Чашниково. Здесь было барское имение, а после революции - чашниковская школа. Здесь рядом есть кладбище и церковь, еще до войны была построена прекрасная ветеринарная лечебница. Ее заведующим был мой папа Петр Павлович Яковлев.

Мое детство до войны? Оно было прекрасным. Я жила с бабушкой. Она меня обожала. Трудиться нужно было, конечно. Прополоть, корову накормить, сходить за водой - это все на нас, детях. Война для меня началась так. Мы жили при ветлечебнице. Было утро, хороший солнечный день. Я слышу, как плачут мама и бабушка. Радио в деревне у нас тогда не было, газеты приходили только на следующий день. Но папа с его братом смастерили за несколько лет до войны самодельный приемник, маленькую коробочку. Она шипела, но какие-то звуки можно было разобрать, и папа периодически ее слушал. Так он и узнал в этот день, что началась война. К обеду к нам уже прибежал нарочный с этой вестью. Папу мы проводили в армию».

Тамара Лебедева в школьные годы.

Ей было 12, когда её детство было безжалостно прервано. После начала войны её отец, ветеринарный врач Пётр Павлович Яковлев, ушёл воевать. Мать стала председателем колхоза - должность очень ответственная в наступившие голодные времена. Она одна тянула на себе двух престарелых бабушек (мать и свекровь) и пятерых детей: дочерей - Тамару, 10-летнюю Галину и 3-летнюю Нину, а также племянников - Надю (4 года) и Бореньку (1 год), отец которых погиб на фронте, а мать расстреляли немцы.

В октябре 1941 года родная деревня Тамары Щеколдино Зубцовского района Тверской области оказалась в оккупации, которая продлилась 8 месяцев.

«Но мы с мамой и со всей семьей оставались жить здесь. Училась я хорошо, доучилась до третьего класса. Мы, помню, сидели в классе, и тут налетели немецкие истребители, открыли пулеметный огонь. Старшеклассники стали выбегать из школы и все кричат: «Ложись, ложись!» Напротив школы был шикарный парк бывшей усадьбы. А я выбежать не могла, у меня ведь сестра была в первом классе. Я побежала в этой толпе ее искать. Мы  залегли в кусты, а истребители как раз улетели.

Чувствуем, что немцы уже наступают, жмут на Москву. Мы слышали надвигающиеся раскаты артиллерийских орудий. Раньше здесь было шоссе вдоль реки. Немцы шли, избегая проселочных дорог, двигаясь на технике по этому шоссе. Папе по работе полагалась лошадь. Мы сели в телегу - моя мама, три ее дочери и папина мама, старенькая бабушка, - и поехали. У деревни Веригино - отсюда до нее не больше двух километров - слышим грохот. По тем временам это было необычно. Ни мотоцикла, ни машины я в то время не видела. А тут по шоссе несутся мотоциклы, грузовики. Нас остановили. Мама говорит: «Ну вот и настал наш последний час». Бабушка перекрестилась. Из одной машины вышел высокий мужчина, наверное, офицер. На чистом русском языке спросил: «И куда это мы едем, мамаша?» Мама ответила: «Уезжаем от немцев». - «А уже поздно, мы здесь. Срочно разворачивай свою лошадку и уезжай отсюда. Сейчас здесь пойдут танки. Да, кстати, я должен спросить: этот храм православный или католический?» - «Православный». - «Ну что ж вы, нехристи, с ним сделали». Немцы, видимо, побывали в церкви и в нашем доме, где мы оставили все. Мы развернулись и по проселочной дороге поехали в Щеколдино, где у нас был свой дом, который был закрыт, пока мы жили при ветлечебнице.
Немцы заняли Зубцов, Ржев и мчались к Москве. А Щеколдино на полуострове между реками Вазузой и Осугой остались незанятым».

Деревня Щеколдино была оккупирована немцами 14 октября 1941 года. Немцы приехали рано утром.  Все мужчины были на фронте, в деревне оставались старики, женщины и дети. По воспоминаниям местной жительницы Яковлевой Тамары Петровны: "Немцы вели себя в деревне очень нагло. Когда они пришли в деревню, то приказали жителям выстроиться в шеренгу, выбрали старосту, Лебедева П.С. Потом стали ходить по дворам со словами: яйки, мясо, масло. Туши свиней, овец жарили на больших кострах на улице, остальное мясо увозили. А вот крупный рогатый скот они резали и на фурах, в которые были запряжены огромные лошади-битюги, куда-то увозили туши так они ходили каждый день до тех пор, пока у жителей ничего не осталось».

 «Оккупация началась с того, что немцы собрали всех жителей на деревенской площади, где было объявлено, что нужно отдать еду и скот, а также кому какой работой заниматься, - начинает свой рассказ Тамара Петровна. - Линия фронта была очень близко. В зимние дни женщины и дети расчищали снег, а по ночам в дома стучались советские партизаны. В 1941 году под Смоленском и Вязьмой очень много наших войск попало в окружение. Оттуда они выходили большими группами и по одиночке. Шли в основном ночью, днем отсиживались в лесах. От Щеколдино начинался Алёнин лес, в котором сидели группы наших солдат. Немцы ехали вдоль этого леса к деревне Гачево, и у одного из наших бойцов сдали нервы, он выстрелил и застрелил немца. В Гачево после этого расстреляли каждого десятого жителя. А в ходе перестрелки у леса были ранены два наших офицера, старший лейтенант Зайцев и лейтенант Панарин. Ночью солдаты их принесли в нашу деревню и умоляли не выдать их немцам и оказать им медицинскую помощь. Лейтенантов не выдали .

16 октября 1941 года из леса советские солдаты принесли в деревню на плащ-палатке двух раненых офицеров, и вся деревня тайком выхаживала их, рискуя своими жизнями. Ими оказались лейтенант Зайцев и старший лейтенант Панарин. У солдат были прострелены ноги. В подвале дома Лебедевой Марии и разместили раненых. Медицинскую помощь им оказывал старенький фельдшер Денисов Илья Егорович. Он, рискуя своей жизнью, лечил бойцов, делал им перевязки. Кормили раненых всей деревней. Офицеры выздоровели и присоединились к нашей армии. После войны, один из выживших солдат долго писал письма Илье Егоровичу».

«Жизнь какая-то шла. В Щеколдино немцы постоянно не стояли. Но навещали нас часто с целью ограбления. Зима 1941-1942 года была очень морозной и снежной. Нашу деревню прикрепили для расчистки дороги, которая вела в Зубцов. Расчищать выходили все жители деревни начиная с 12 лет. Мне 12 еще не было, но я среди сверстниц была несколько выше ростом. Поэтому на меня показали пальцем и сказали: «Ты тоже будешь чистить дорогу». И я ходила и чистила. Можно ли назвать это спокойной жизнью? Нет, нельзя. Мы голодали. Моя семья больше других, потому что мои родители относились к категории служащих. У крестьян были рожь, овес. Было тревожно. Днем появлялись немцы. Ночью они никогда не беспокоили, по ночам они не ходили. Но в соседнем лесу был партизанский отряд. Руководил им секретарь местного райкома партии. Партизаны приходили в деревню ночью, им ведь тоже нужно было на что-то существовать и как-то жить».

«В нашу семью партизаны обращались три или четыре раза. Я хорошо это помню, потому что после нашего возвращения из эвакуации в 1943 году это нам помогло. Тогда все боялись говорить про то, что было при немцах, потому что лишнее слово - и сразу КГБ и Колыма. Мама была после войны председателем колхоза. И вот внезапно ее вызывают в райком партии. Она поняла, что сделала что-то не так, что должны её теперь посадить. Она взяла с собой узелок, мы распрощались. Секретарь райкома партии ей сказал: «Анастасия Ивановна, ваши услуги я не забыл. Я лично в ваш дом приходил, вы никогда не отказывали, помогали нам, хотя знаю, как вы жили». И вешает ей медаль - за участие в Великой Отечественной войне.

Партизаном был и двоюродный брат Тамары - 17-летний Алексей.

Дом Яковлевых в Щеколдино.

«Никто в семье не знал об этом до того момента, пока в 4 утра не пришли эсесовцы и не потребовали от него сдать оружие. Всего тогда арестовали 18 партизан, всех сдал предатель - за банку тушёнки! Одну женщину, у которой нашли рацию, били плетьми до тех пор, пока тонкое светлое платьице не стало совершенно алым. После этого их всех расстреляли».

Подпольщики и партизаны во время Великой Отечественной войны сослужили своей Родине неоценимую службу. Хоть их деятельность не так заметна, но без этой самоотверженной и опасной работы нашему народу победы ждать пришлось бы ещё дольше. Жаль конечно, что большинство этих, порой совсем юных ребят, так и не дожили до Победы…

Лейтенант Зайцев и ст. лейтенант Панарин стали готовить молодежь для переброски их в партизанский отряд. Ребята собирали оружие для партизан, собирали сведения о расположении немецких батарей. Возглавил подпольную группу Василий Кузнецов, уроженец деревни Щеколдино (ему было 16 лет). С конца 1941 года подпольщики начали свою активную деятельность. Подпольная организация комсомольцев (14 человек) наладила связь через Ефима Осиповича Громова, жителя с. Буконтово, где до войны был сельский Совет. По заданию партизан Е.О. Громов согласился работать старостой в деревне. Он организовал ребятам встречу с партизанами в лесу за мельницей на реке Осуге в день праздника Первое Мая. Участвуя вместе с партизанскими отрядами из здешних лесов в налётах на немецкие заставы и опорные пункты, подпольщики много вреда причинили немецким оккупантам. 27 июня 1942 г. в плен к немцам попал местный житель Виноградов Иван, который на допросе, где ему угрожали расправой, выдал товарищей и других жителей деревень, причастных к партизанскому подполью. По его доносу было арестовано и расстреляно около 80 человек местных жителей, среди них 14 комсомольцев подполья. Тамара Петровна, двоюродная сестра Алексея Яковлева, одного из подпольщиков, вспоминает: «27 июня рано утром в наш дом постучали. Мама открыла дверь. В дом вошли четверо эсесовцев со старостой, Лебедевым П.С.. Они разбудили брата и спросили у него, где он прячет оружие. Под подушкой Алексей прятал пистолет. Староста сказал, чтобы Алеша принес все остальное оружие. Маме сказали, чтобы она собрала пару нательного белья и продуктов на три дня. Мы подумали, что Алешу увезут в Германию на работы. В середине дня всех мальчишек собрали и повели к дому старосты. Там им приказали вырыть яму. В этой яме комсомольцев пытали, били плетьми. Потом их выстроили в шеренгу и повели в Логово, через брод в деревне Золотилово. Вечером мы узнали, что наших ребят расстреляли. При расстреле Василий Кузнецов и Иван Смирнов пытались бежать, но немцы из автоматов прострелили им ноги. Когда страшная весть дошла до Щеколдино, раздался такой вой матерей, что ничем нельзя его было заглушить» На обелиске, который позже был поставлен на месте гибели ребят, выбиты такие слова: «Бессмертным в борьбе комсомольцам от комсомольцев Зубцовского района». Вот имена комсомольцев, расстрелянных 27 июня 1942 г.: Бровиков Е.А. Бровиков И.А. Громов Г.Н. Громов Н.И. Гусев Б.А. Иванов Н.И. Кузнецов В.Ф. Мауричев М.В. Мауричев С.М. Меньшиков Е.С. Прокофьев Е.Т. Смирнов И.В. Яковлев А.Д..

Люди жили в постоянном страхе. Соперничать с ним по силе могло разве что чувство голода. Ели липовые листья и цветки клевера. Как чуда ждали созревания моркови и свёклы. «О картошке, соли или сахаре мечтали во сне», - вспоминает Тамара Петровна.

«Все мирное население, все, кто мог ходить, уходили. Брали деток за ручку и уходили. Моя семья не могла этого сделать. У мамы было трое детей: мне 12 лет, дальше - 10 лет и 4 года. И у папиного брата мальчикам 3,5 и 1,5 годика, они с нами были. А еще папина мама, обгоревшая во время обстрела деревни. Мы идти не могли. На линии фронта осталась одна наша семья. Местному начальству до нас дела не было, им было главное удержать эти рубежи. Здесь, между Осугой и шоссейной дорогой, как раз на том месте, где мы жили, началась такая месиловка, какую нельзя ни в одном фильме увидеть и нельзя это рассказать. Бомбежки. Обстрелы с бронепоезда. Вы себе можете представить, что это такое? Бронепоезд для меня, наверное, страшнее атомной войны. Минометы, крупнокалиберные, артиллерия. Днем и ночью. Крики «Ура! За Родину! За Сталина!» - ты всегда это слышишь. С августа до конца ноября мы, мама, дети и бабушка, сидели в нашей землянке, не разувались, не раздевались и не умывались. И водичку пили только ту, которую дождик накапает или из лужицы - потому что ни на речку не сходишь, ни до колодца не дойдешь. Потому что при виде человеческой фигуры сразу открывался огонь. Летала «Рама» - немецкий самолет-корректировщик, который пока не убьет, не успокоится, это такая скотина, которую мы боялись все, а он тут постоянно барражировал.
В сентябре к маме пришел командир и сказал, что нужно охранять оставшуюся в деревне рожь. От кого охранять? Никого же нет. И кто будет сторожем? Но перечить нельзя было. Так что мы с сестрой сидели возле этого зерна. 3 октября мы все еще ее охраняли. Началось такое месилово, взрывы, крики. А мы зарылись в эту рожь и сидим. Нас увидел какой-то боец: «Что же вы тут делаете?» Я пошла в землянку, а сестра осталась в этой ржи.

В тот день убили мамину маму, это была основная ее помощница. Мне было двенадцать и во мне было чувство, что, если я потеряю маму, значит, вся эта куча останется на меня. Ведь старше меня уже не было никого. И я старалась маму ни на шаг от себя не отпускать. Всегда с ней ходила. Рядом с нами находились штабной блиндаж и минометная батарея. Там ребята очень хорошо к нам относились. Но похоронить бабушку они смогли только на четвертый день, да и то ночью. Потом, на наше счастье или несчастье, приехало с инспекцией высокое начальство - с ним была большая свита. И этот генерал увидел, что у землянки копошатся дети. И говорит нашему командиру: «Это что еще такое? Почему здесь находятся дети? Чтоб их духу тут не было». Но вы не забывайте, это 1942 год, когда машин почти не было, каждую пушечку тащили лошадки или солдаты на себе. Откуда командир возьмет подводу? Кто нас мог везти? На следующее утро к нашей землянке подошла машина, нас всех погрузили, но отвезли только за шесть километров. Что такое шесть километров от фронта? Тоже постоянные бомбежки и обстрелы. Мы там жили до декабря. А потом нас оттуда перевезли на лошадке в деревню Старое, где и высадили прямо в лесу, на снег. Там был большой госпиталь, и мама стирала белье и бинты. За это ей несколько сухарей давали. Вот она принесет эти сухари, а я сижу и плачу. Руки опухли от голода, я и есть не могла. Думаю: «Почему не убили вместе с бабушкой? Зачем мы так мучаемся?»

«Вдруг приехала машина, нас всех отвезли в Погорелое городище, на станцию. Посадили в товарный вагон, весь изрешеченный осколками и пулями. Там еще много семей было. Нас повезли в сторону Москвы. Все проходящие военные эшелоны на Ржев мы пропускали. И мы до Москвы ехали четырнадцать суток. Началась эпидемия тифа, трупы с состава снимали каждый день, складывали прямо на станциях. В Москву мы не въезжали, остановились на окружной железной дороге, между Савеловским и Рижским направлениями. Там выдали по 300 граммов черного и белого хлеба. Я долгую жизнь прожила, но такого вкусного хлеба никогда не ела. А наша бабушка, обгорелая, без зубов, она так долго свой хлеб ела. Мы его, как утки, проглотили, и сидим, смотрим на эту бабушку. Она нам разломала на кусочки и отдала свой хлеб. Только к Новому году нас привезли в Кесовогорский район Калининской области, поселили в дом, где жила эвакуированная из Ленинграда семья - мать с тремя детьми. Там нас тепло встретили, нагрели воды, намыли, нас уже вши доедали ведь, я тифом заболела. Но самое главное - там не стреляли.

Я не знаю, как я выжила».

На протяжении всех военных лет скидки на детский возраст не было ни в чём: «Наряду с взрослыми мы преодолевали десятки километров пути, таскали 16-килограммовые мешки с зерном - плакали, но шли. С ответственными поручениями нас отправляли одних через нашпигованные минами леса. В один из дней я прошла 40 километров, чтобы обменять единственную мамину блузку на ведро картошки». По возвращении ей досталась лишь половинка клубня. «Ты взрослая, ты поймёшь», - сказала мать 12-летней девочке.

За четыре сухаря в день мама устроилась в военный госпиталь стирать бинты в ледяной воде. А разделить их на всех не могла - руки были обморожены. Да и у Тамары получалось это плохо. Когда мимо них проезжал грузовик с детьми, которых везли в Ярославский детский дом, Анастасия Ивановна посадила на него Надю с Боренькой, чтобы хоть они оказались подальше от линии фронта. Четырёхлетняя девочка прятала распухшего от голода братца под платьем и непрестанно укачивала, чтобы не плакал. Взгляд Тамары Петровны мутнеет от слез: «Обречённых детей снимали с машины ещё живыми и складывали у дороги. Боренька умер у Надюши на руках».

Линия фронта постоянно смещалась: сегодня здесь немцы, завтра - наши. Случались артобстрелы. Когда все дома сгорели, женщины выкопали землянку. Воду собирали в гильзы от снарядов. Свекровь Прасковья Никифоровна сильно обгорела, спасая котёнка из тлевшего дома, и с тех пор больше не поднималась. Умирая от голода и дизентерии, она бредила, мечтая о куске сахара, и до последнего вздоха умоляла Тамару найти его. Другую бабушку, Евдокию Семёновну, на глазах у Тамары разорвало снарядом на куски - та успела прикрыть собой ребёнка. «Мама собрала части тела бабушки в коробку, но похоронить её мы не могли четыре дня - из-за кружащегося в небе жуткого самолета-рамы, выискивающего живых, чтобы добить их. Трупы были повсюду: они плыли по реке, валялись в лесах…», - вспоминает Тамара Петровна.

«Это было страшно, но мы пережили. В августе 1942 года я жала на поле рожь. Из Алёниного леса на поле выскочили четыре человека в солдатской форме. Мы кричим: «Наши! Наши!» Побросали серпы и побежали им навстречу. Они нам не обрадовались. Спросили, есть ли в деревне немцы. Немцев не было, и они пошли дальше. Оказалось, это наша разведгруппа. К вечеру в нашу деревню вошли наши войска. Была освобождена и следующая деревня Кортнево. А дальше вдоль реки была деревня Васильки, и там немцам удалось закрепиться и не сдать ее до весны 1943 года. Сейчас здесь водохранилище, трудно себе представить, но тогда реку Осугу наши войска перешли в брод, заняли там небольшой плацдарм, а дальше не продвинулись. Так для нас наступило освобождение.

В августе 1942 года оккупация д. Щеколдино закончилась. Тут не осталось ни одного дома, все сгорели. Яковлева Тамара Петровна вспоминает: "Наша семья последней уезжала из д. Щеколдино и первой вернулась. Эвакуированы мы были в Кесову Гору Тверской области, там прожили 3 месяца. Когда передали сообщение, что 3 марта освободили г. Ржев, то мама сказала, что пора возвращаться домой. На вокзале в г. Зубцове к нам подошли солдаты и спросили, куда мы собрались ехать. От них мы и узнали, что в Щеколдино домов нет, сожжены, и что все поля заминированы. Наша семья вместе с саперами отправились в Щеколдино. Только по тополям и огромной липе можно было узнать нашу деревню".

«Ржев навсегда останется тёмной страницей войны, - говорит она. - Когда на станцию Осуга прибыл немецкий бронепоезд, сыпавший дальнобойными снарядами на расстояние до 6 км, как из решета, был отдан приказ бросить на него конницу. Какой в этом был смысл? В той мясорубке, конечно же, никого не осталось в живых».

Пётр Павлович Яковлев.

Из весточки от отца семья узнала, что он дважды побывал в плену, бежал из концлагеря, был сильно ранен. «Винтовки, которые вручали солдатам, часто были незаряженными - добыть себе патроны нужно было в рукопашной. А вот немцы готовились к войне заранее. Всё у них было налажено и продумано. Машины, мотоциклы, военная техника - за лошадками никто из них не ходил, недостатка в боеприпасах не испытывал и тяжестей на своем горбу не таскал».

В боях под Ржевом погибли сотни тысяч человек. Тамара Петровна ведёт свой рассказ, а в её глазах оживают все ужасы и боль войны. Я спрашиваю, верит ли она в Бога, и Лебедева рассказывает о том, что девочкой видела цветной сон, в котором ангелы в два голоса говорили ей «Молись! За всех молись!». А ещё о том, что её свекровь, Прасковья Никифоровна, смогла проводить лишь двоих сыновей из пятерых ушедших на фронт, с остальными проститься не успела. Обоим она вшила в полотенце крестики, просила: «Береги! Только не потеряй!». И лишь эти двое, включая отца Тамары, смогли выжить.

Случались и другие чудеса. Словно бы сама природа понимала, как тяжело людям, и приходила им на помощь. Змеи не кусали обессилевших людей, проползали мимо. А однажды, когда они жили в окопе, к ним прибилась кошка, которая стала таскать для них птиц и один раз даже принесла кролика!

Немощные от голода, насквозь промёрзшие, больные (легко было подхватить тиф, малярию или дизентерию), люди всё-таки верили в то, что настанет день, когда они будут праздновать победу. И он настал!

Мама Тамары Петровны всегда говорила: «Я самая счастливая. Мне повезло не схоронить детей, и муж живым с фронта вернулся». После войны Пётр Павлович продолжил работать в ветеринарной клинике, причём лечить приходилось больше людей, а не животных - больницы в округе ещё долго не было, а на минах детишки подрывались постоянно. До сих пор на могилу её отца приходят благодарные люди.

«3 марта 1943 года мы по радио услышали, что освободили Ржев. Мама говорит: нам домой ехать нужно, скоро же посевная. С нами уже папа в это время был, демобилизованный после равнения, он ходил на костылях. Мы были первой семьей, вернувшейся из эвакуации в Зубцов. Там ни одного окна, ни одной скамеечки.
Но, чтобы попасть в деревню, нам нужно было через реку переправиться. А как это сделать? Еды у нас нет, мы испугались. На вокзале нас заметил лейтенант, потом я стала его звать дядей Ваней. Он с командой саперов разминировал окрестности. В Щеколдино было не попасть, и он нас взял с собой - мы жили на другой стороне Осуги в землянке. Везде были таблички «Осторожно, мины!» и колючая проволока. Некоторое время назад солдаты сделали нам плот и разминировали тропинку до Щеколдино. Что такое детство на фронте? Я знала, что бывают мины противопехотные и противотанковые и что на противотанковую я могу наступить, она от 60 килограммов срабатывает. Когда мины убирали, мы начинали убирать трупы. Их было очень много, особенно по краю леса. Дети вытаскивали смертные медальоны и относили их в сельсовет. Могилы копать не было сил, находили воронку от снаряда и засыпали ее. До посевной мы этим занимались, а потом началась тяжелая работа в поле. Ни одной лошадки, только ручной труд и только женщины и дети. Мы с сестрой построили домик из спиленных бревен, чтобы не жить в землянке. Со своим будущим мужем мы в нем и познакомились, спали на одной печке, вместе росли.

Постепенно местное население начало возвращаться. 1 апреля маму уже выбрали председателем колхоза. Рядом с деревней было огромное военное кладбище. Маме из района была дана установка сопровождать родственников погибших. Этим занимались в основном дети. И я тоже. Одна могилка была очень ухожена, я познакомилась с мужчиной, который приезжал за ней ухаживать. Он оказался командиром полка, который удерживал здесь рубеж. И в его полку в первую же ночь прибытия погиб его сын. Каждый год они приезжали с женой на его могилу. Шесть лет копили средства, потом на грузовой машине привезли материал и сделали памятник на могиле своего сына. В это время готовилось к затоплению Вазузское водохранилище, и кладбище было затоплено. Но землю с останками перенесли. А памятник теперь стоит перед школой в деревне.
Я переболела тифом и пошла в школу. Там мы писали сочинение на тему «Мой самый несчастливый день». В моей жизни самым несчастливым днем был тот, когда погибла моя бабушка, заслонив меня от осколка своим телом и сохранив мне жизнь. Мы так привыкли уже, что если слышен артиллерийский выстрел, то сейчас сюда прилетит снаряд. Я тогда закричала «Бабушка, ложись!» Она говорит: «Я-то уже пожила», и тут бабушки нет. Это было для меня самым страшным потрясением. Но когда сочинение начали писать, я обо всем этом рассказать не смогла. Я почему-то свела к тому, что самым несчастным днем был тот, когда началась война.

С 1944 года в деревне уже были два вола и лошадка. Я вспахивала землю тяжелым двухотвальным плугом. Вдруг от деревни к деревне побежали дети и кричат: «Война закончилась!» Я бросила плуг и тоже побежала. Что в деревне творилось! Мальчишки стали собирать среди деревни столы. Девчонки от домика к домику несли еду, у кого что есть. Все плакали».

Бабушка Тамара с дедушкой Ваней.

«В 1948 году я уехала из Щеколдино. В 1951 году вышла замуж за своего одноклассника и односельчанина Ивана Яковлевича Лебедева. Он после Тамбовского военного училища закончил Военную академию имени Дзержинского и 25 лет честно прослужил в Ракетных войсках стратегического назначения. Все эти годы мы приезжали в отпуск сюда, на свою малую родину. Вырастили дочь и сына. Мы жили в закрытых гарнизонах на севере Свердловской области - и не дай бог никому попасть в такие места. Оставаться после демобилизации там было нельзя. Мы приехали жить в подмосковный Железнодорожный, а сейчас я живу в Реутове со своей дочерью».

Многие годы на тех, кто побывал в оккупации, лежало клеймо предателей Родины. Поэтому сестёр не приняли в комсомол, а другим, в том числе однокласснику Тамары Ивану Лебедеву, за которого она в 1951 году вышла замуж, сложно было подняться по служебной лестнице.

Иван окончил Тамбовское военное училище и Военную академию имени Ф. Э. Дзержинского, много лет служил в ракетных войсках стратегического назначения. После демобилизации семья Лебедевых поселилась в Подмосковье.

Сейчас фильмы про войну Тамара Петровна не смотрит, зато не пропускает новостные сводки из горячих точек. Особенно болезненно воспринимает вести с Украины: «Те, кому выгодно переписывать историю, не были на войне. Только не война! Не дай нам Бог!».

«Мне до слез обидно, что Запад умаляет заслуги наших солдат. А про Ржев в наших учебниках умалчивали, потому что это была ошибка Сталина и Жукова, мы теперь это знаем. Солдат здесь много не захороненных лежит, потому что не так просто их найти. Ведь каждый старался укрыться получше, чтобы выжить. Когда идет наступление - я-то это видела - раненых убитых потом уже подбирают, но не всех находят».

Одна из любимых фотографий Тамары Лебедевой, которая всегда висит на стене в её доме.

Источники:

Материал группы Щеколдинского сельского www.odnoklassniki.ru/schekoldino

Мнения ру, запись рассказа Тамары Петровны. Детство на фронте. 

Материал из Letopisi.Ru - «Время вернуться домой» Щеколдино во время Великой Отечественной войны.

Скачано с www.znanio.ru