![]() |
Дети – продолжение казачьего рода, его будущее. Воспитание сына и дочери в казачьей семье имело свои особенности. Ребенок в казачьей семье с младенчества и до 7 лет находится с родителями под их опекой.
Мальчика стригли первый раз, когда ему исполнялся год. Годовалого казачонка на женской половине дома усаживали на кошму, и крестная срезала его первые прядки волос, которые потом на протяжении всей жизни сохранялись за именной иконой.
Подстриженного мальчонку женщины передавали мужчинам, и те несли его к церкви. Там его ждал неоседланный конь. Казачонка сажали верхом на коня на расстеленный шелковый платок (в который потом заворачивали первые волосы) и гадали, как он будет себя вести, по малейшим приметам стараясь угадать судьбу будущего воина. Схватится за гриву – будет жив. Заплачет, повалится с коня – быть убитому. Коня обводили вокруг церкви. Потом отец брал сына на руки, а крестный надевал на них обоих портупею (портупея – ремень через правое плечо для пристегивания и ношения шашки) так, чтобы издали казалось: идет по улице казак при шашке.
У ворот родного куреня казаков встречали женщины. Крестная снимала с отца и сына шашку, оружие принимал крестный, хранил его и вручал крестнику в семнадцать лет, после того как малолетку приписывали к полку. Он же, крестный, обучал крестника всем церковным обычаям и всем видам воинского искусства.
Обучение начиналось после праздника первых штанов. Штаны дарил старший в роду. Это должны были быть обязательно шаровары. Наступал этот праздник в зависимости от общего развития мальчика, но лет с трех-пяти казачонка уже приучали к верховой езде и рукопашному бою. Стрелять учили с семи лет, рубить шашкой – с десяти. Сначала пускали тонкой струйкой воду и «ставили руку», чтобы клинок шел под правильным углом и резал воду, не оставляя брызг. Потом учили «рубить лозу», сидя на коновязи – на бревне, и только потом на боевом коне.
С пяти лет мальчишки работали с родителями в поле: погоняли волов на пахоте, пасли овец и другой скот. Но время для игры оставалось. И крестный, и атаман, и старики следили, чтоб мальчонку «не заездили», чтобы играть позволяли. Но сами игры были такими, что в них казак обучался либо работе, либо воинскому искусству.
В семь лет мальчика стригли ритуально во второй раз. Бритоголовым он шел в первый раз с мужчинами в баню, а затем к первой исповеди. Дома после праздничного обеда, за которым он в последний раз ел детские сласти, под украдкой роняемые матерью, сестрами и бабушкой слезы, он собирал постель и переходил из детской в комнату братьев.
Старшие братья придирчиво осматривали его одежду и выбрасывали все, что считали излишне теплым или мягким. «Все! – говорили они. – Учись служить! Чай, теперь ты не дите, а полказака!» С этой минуты мальчика могли наказывать только мужчины (если отец погиб или умер, только мать). Женщины не имели права вмешиваться в его воспитание. А когда старшие уезжали из дома, он оставался за хозяина. «Смотри, - говорил отец, - на тебе дом и женщины. Доглядай хозяйство». В десять лет казачонок уже полностью понимал меру ответственности и действительно был опорой дома и семьи.
Главной задачей казачат всегда была учеба. Особым уважением пользовались школяры. Ими гордились в семьях, они вели себя на улице солидно и достойно. Студентов и юнкеров даже старики звали по имени-отчеству…
С весны до осени казачата жили в степи при отарах или на бахчах со стариками. И здесь учеба не прекращалась ни на один день. Их учили ежедневно – стрелять, скакать на коне, рубить шашкой, бороться.
Сыновьям казачьих офицеров времени на детские игры отпускалось меньше, чем сыновьям простых казаков. С пяти-семилетнего возраста отцы забирали их в сменные полки и увозили с собой на службу, часто на войну.
Рождение девочки не праздновалось так широко, как рождение мальчика, при известии о ее рождении не грохотали выстрелы. Однако появление на свет девочки тоже было радостью – тихой, домашней, овеянной легендами и молитвами.
Девочка приносила в дом постоянное душевное тепло, доброту и ласку. Поэтому с самого рождения ее воспитывали иначе, чем мальчика, старались развить в ней женственность, трудолюбие, терпение и отзывчивость.
Все обычаи и обряды, которыми была окружена жизнь девочки, - домашние, семейные… Если мальчика постоянно настраивали на то, что он должен быть первым, быть на людях, постоянно соревноваться, то девочке внушалось, что самое главное – спокойная душа и чистое сердце, а счастье – крепкая семья и честно заработанный достаток, хотя жизнь казачки была полна великих тревог, а трудов и страданий в ней было не меньше, а то и больше, чем в жизни казака.
Начиная от самого первого, все «женские» обычаи были шутливыми и веселыми. Так, «смывали с дочушки заботы» - тетки, мамки, няньки, крестная – первый раз с песнями и добрыми пожеланиями мыли девочку.
В это время отец – единственный мужчина, допускавшийся на этот праздник (ребенка до трех месяцев вообще никому не показывали, боялись сглаза и даже крестить в церковь носили с закрытым кружевами лицом), ел «отцовскую кашу», специально приготовленную – горелую, насоленную, наперченную, политую горчицей, чтобы она была совершенно несъедобной. Он должен был съесть ее, не поморщившись, «чтобы девочке меньше горького в жизни досталось».
Все девичьи праздники отмечались в узком детском кругу на женской половине дома, куда приглашались только родственники. Праздновали «первый шаг», дарили ленточки «на бантик», гребешок на косынку, платочек – в церковь ходить.
Работать девочки, как и мальчики, начинали с очень раннего возраста. Таскаясь «хвостиком» за матерью по дому, они участвовали во всех работах: стирали, мыли полы, ставили заплатки, пришивали пуговицы. С пяти лет учились вышивать, шить, вязать на спицах и крючком – это умела каждая казачка. Делалось это в игре: обшивали кукол, а учились на всю жизнь.
Была и особенная работа – нянчить младших! Трехлетнего брата могла нянчить пятилетняя сестра, а трехлетняя – годовалого. Пятилеток уже в няньки «в люди» отдавали.
Когда девочка становилась девушкой, то об этом, по секрету бабушка сообщала деду – самому старшему в семье. Дед покупал серебряное колечко и дарил его внучке, а то и правнучке. Колечко на левой руке означало, что о ней можно думать как о невесте. С этого момента девушка начинала готовить себе приданое. Девичья жизнь кончалась сватовством.
Несмотря на возвеличивание мужского пола, большая часть юридических прав в станичном обществе принадлежала не казаку, а казачке. Она наследовала имущество. Она полностью верховодила в доме.
Казак, приезжавший со службы, чувствовал себя скорее гостем, чем хозяином, и в домашние подробности не входил, считая это унижением своего воинского и мужского достоинства. Считалось, что дети принадлежат отцу, хотя полной властью даже над взрослыми сыновьями обладала мать. Называли ее САМА. Женщина-мать, женщина-вдова получала от станичного общества материальную поддержку и была социально защищена еще в те далекие годы, когда ни в одной развитой европейской стране об этом и не помышляли.
Вера в Бога являлась главной ценностью, которую воспитывали с детства в ребенке. Народная педагогика осуждала 7 смертных грехов человека, о которых знал каждый ребенок в казачьей семье: леность, гордыня, скупость, зависть, гнев, прелюбодеяние и чревоугодие.
Материалы на данной страницы взяты из открытых источников либо размещены пользователем в соответствии с договором-офертой сайта. Вы можете сообщить о нарушении.