«Верхнесалдинский городской округ»

МБУ «Информационно-методический центр»

Муниципальное образовательное учреждение

«Средняя общеобразовательная школа №1 имени А.С.Пушкина»

Городской конкурс публичной защиты исследовательских работ и проектов

Обучающихся 2-6 классов «Волшебный мир детства»

 

 

 

 

 

 

Тема: Дети войны

 

 

 

 

 

 

 

                                                                                                                                   Авторы работы:

                                                                                                      Лысанова Полина,

Надеина Анна,

                                                                                                                           ученицы 5А класса

                                                                 

                                                                                                                                        Руководитель:

                                                                                          Хайруллина Д.А.,                 учитель русского языка 

                и литературы 1категории

 

 

 

Верхняя Салда 2023 г.

Содержание

Введение ……………………………………………………………………….3

1.   Теоретическая часть

1.1.     Дети Салды в годы войны………………………………………………  5

 

2.   Практическая часть

2.1.     Воспоминания выпускницы 1943 г. Р.Н.Мельковой …………………7

2.2.     Воспоминания выпускника 1943 г. А.С.Кузнецова…………………..10

2.3.     Воспоминания выпускницы 1957 г. Н.А.Андреевой………………… 26

2.4.     Воспоминания Т.А.Ходанецкой, педагога-ветерана школы №1……..29

2.5.     Воспоминания М.Г.Злыгостевой, педагога-ветерана школы №1……32

3.   Вывод………………………………………………………………………33

4.   Список литературы………………………………………………………..34

5.   Приложение………………………………………………………………..35

Введение

Наша работа познакомит вас с очень ценным и важным материалом – воспоминаниями взрослых, которые в годы войны 1941-1942 гг. были детьми. «Детская память цепко хранит страницы жизни. Слова, протянувшиеся из прошлого спаяли жизнь в прошлом и настоящем. Этим воспоминаниям никогда не умолкнуть, как бы далеко ни отодвинулось время…»^[1] Актуальность исследования:

Сравнивая нашу жизнь с жизнью детей военной поры, мы хотим показать, что война – это страшное зло, проходящее не только по жизням взрослых, но и лишающее детства самых маленьких жителей страны. Сейчас где-то тоже рвутся бомбы, свистят пули, рассыпаются от снарядов дома. Надо сохранить страну от войн, чтобы детство было мирным, чтобы не повторилось то, что пережили дети войны 1941-1945 гг.

Цель исследования:

- проследить в сложный отрезок времени поведение детей, которые сохранили человеческие качества, собственное видение жизни в годы войны, определить роль детей в приближении победы.

Гипотеза работы: жизнь детей в годы войны была очень тяжелой, даже спустя десятилетия людям больно вспоминать об этом.

Задачи:

•          Изучить документы архива школьного музея с целью сбора материала;

•          Провести интервью, записать воспоминания учителей, выпускников школы о Великой Отечественной войне, которые в то время были детьми;

•          Систематизировать полученные данные, предоставить их в музей школы.

Объект исследования: 

События военного детства детей Великой Отечественной войны.

Предмет исследования: 

Условия жизни детей в годы Великой Отечественной войны.

 Собранный материал показывает величие души и патриотизм детей, твёрдых волей, стойко переносящих трудности, сильных своею верой в победу.

При написании работы были использованы методы:

•          Сравнительного анализа – анализ доступной для изучения

литературы по теме;

•          Интервьюирования – сбор информации о жизни и деятельности детей в военное время;

•          Обобщения изученного материала – насколько сегодня важно знать ценность мирного времени, уроки истории, чтобы не позволить лишить счастливого детства современное подрастающее поколение.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Теоретическая часть

1.1. Дети Салды в годы войны

Великая Отечественная война стала суровой проверкой для нашего народа. В один строй со взрослыми встали дети. В те страшные горестные дни они быстро взрослели. Они старались ни в чем не уступать взрослым. Они были всюду – на полях боевых сражений, заменили отцов на заводе, дежурили в госпиталях, в своих школьных мастерских клеили пакеты для подарков и посылок. А как невыносимо было работать полуголодными в колхозах на уборке урожая. Ведь нормы были такие большие, как будто не для детей.

«За годы войны учащиеся района убрали хлеб с 267 га, собрали колосья с 1032 га, пропололи 218 га картофеля, на 28 га связали снопы, заготовили сена 2720 тонн, собрали на вооружение 112862 рубля, направили на фронт 2778 посылок, передали на постройку танковой колонны «Свердловский комсомолец» 12800 рублей.

В середине марта 1943г. на заседании учкома школы №1 им. А.С.Пушкина один из учеников предложил организовать в школе сбор средств на строительство танковой колонны «Свердловский школьник». Его предложение поддержали. В течение недели ученики и преподаватели школы собрали 20000 рублей. В банке деньги перечислили в фонд обороны. В тот же день отправили в Москву письмо товарищу Сталину. Ученики писали: «Наши отцы и братья защищают любимую Родину от фашистских захватчиков. Мы, школьники Верхнесалдинской школы №1 им. А.С.Пушкина, решили внести свои скромные сбережения в фонд обороны. Их немного, всего 20000 рублей. Но школьники всей области поддержат нас, и мы соберем средства на танковую колонну «Свердловский школьник». Пусть эти танки помогут нашим отцам и братьям – бойцам Красной Армии уничтожить гитлеровских оккупантов. Мы будем учиться на «хорошо» и «отлично», стараясь быть такими же храбрыми и дисциплинированными, как наши славные красные бойцы…»^[2] В ответ школа получила письмо от И.В. Сталина (Приложение 1).

Вы познакомитесь с воспоминаниями о войне, которые становятся документальной историей. Перед вами предстанут страницы памяти детских лет начала войны, вся война с ее тяжелыми буднями и маленькими радостями в быту, день Победы. Это воспоминания участников тех событий: учителей, выпускников школы №1, которым сейчас 80 и более лет. Вы увидите, как было трудно, очень трудно, но никто не хныкал, каждый стремился помочь фронту, верил в победу, потому что у каждого на фронте кто-то был из родных: отец, брат, сестра, дядя...

Надо обязательно донести материал до современного поколения детей XXI века, пусть проникнутся уважением к сверстникам военных лет 1941-1945 гг., пусть будут стараться быть похожими на них в трудолюбии, бескорыстном желании помочь всем, кому нужна помощь, пусть вырастут с таким же святым чувством патриотизма, как наши герои.

«Военное поколение детей называют "детьми войны,"- так рассказывала нам во вводной лекции руководитель музея О.В.Балычева. (Приложение 2). Дети войны, оставшиеся в тылу, начинали свой трудовой путь в раннем возрасте. Их трудовая деятельность, оптимизм - замечательный пример силы духа. Они честно выполнили свой долг тружеников тыла военного времени, сделали все возможное вместе со взрослыми для обеспечения фронта необходимым. Поколение детей войны в тылу, преодолевая испытания военного лихолетья показало, что нельзя победить Страну, в которой дети наряду со взрослыми оставались сильными, надежными патриотами. Дети, быстро повзрослев, работали наравне со взрослыми, заменив отцов, старших братьев и сестер, ушедших на фронт защищать свою Родину от врага. Время было тяжелым для всех. И в тылу тоже. Впоследствии дети войны участвовали в восстановлении разрушенного войной народного хозяйства страны.  

2. Практическая часть

2.1. Воспоминания выпускницы 1943 г. Р.Н.Мельковой

Розе Николаевне Мельковой 89 лет (Приложение 2). Родилась в 1933 году 12 августа. Воспоминания выпускницы 1953 года: «Я жила в Северском тупике. Это в трех километрах от деревни Северной, небольшой поселок. Там жили рабочие по заготовке леса для салдинских предприятий: старый завод и завод № 95. Начну рассказ с первого дня войны, потому что он мне очень запомнился. Мы 22 июня очень ждали. Должны были побывать на массовке на берегу реки. Рыбы было много в реке, традиционно собирались на берегу для отдыха и ловли рыбы со взрослыми. Мальчишки играли в чапаевцев, превращались в конников, ехали на «коне» (палка). Взрослые на берегу речки суетятся, вдруг мчится «чапаевец». Кричит: «Война началась!» Все мальчишки подхватили крик как в любой игре. А взрослые уже знали, что случилось на самом деле, что это не игра, а война началась настоящая. Так печально закончился наш веселый воскресный день и долгожданная массовка. Так начались трудные военные годы…

12 июля мы уже папу проводили на фронт. Я в этом году должна была пойти в 1 класс. Папа мне наказывал: «Будь помощницей мамы, ты старшая». С папой на фронт ушло 13 человек, вернулись только трое. Письмо было только одно, с дороги, папа писал, что везут в Смоленском направлении.

Наш папа пропал без вести. Об этом мы узнали только после войны, до этого никаких пособий не получали. В 1947 году узнали, тогда семья начала получать пенсию. 

1 сентября я пошла в школу в деревне Северка, у нас в тупике школы не было. И проучилась я в школе месяц. У меня было две младшие сестры и братик. Мне было 7 лет, Люде - 5, Жанне 3, Юре было 1,5 года. Детсада не было. Понятно, что присматривать за ними пришлось мне. Так началась моя взрослая жизнь. В школу я не ходила, воспитывала младших. Мама работала заправщицей машин (тогда чурочками заправляли машины) 1,5 года. Поселок перевели в Салду. Мама уезжала на неделю, я готовила картошку. Ходили пешком из Салды в тупик вдоль железной дороги, иногда по шпалам.  А на следующий год я пришла в школу снова. Когда началась война, еще были учебники, тетради. Потом уже не было ни учебников, ни тетрадей, писали на отдельных листочках. Нас учила Лидия Васильевна Золотухина, очень добрая учительница. Дорога долгая до Северки была, в начале осени мы быстро добегали до школы. Но когда начиналась распутица, то ручеек превращался в бурную речку. Учительница сажала нас на печку греться и сушить ноги. Я проучилась 4 класса. Потом после 4 класса пошли учиться в Салду. Жили на квартире, все в разных квартирах. Нашей маме досталось! 5 класс училась я уже в Салде. Я опять пропустила год – не было садика, братишку с сестрами не с кем было оставить. Да и помогать по хозяйству было необходимо. Нам взрослые сочувствовали, давали самые легкие поручения: мы пасли овец, коз, собирали зерновые (с серпами работали взрослые, срезали и сплетали в снопы колосья). Мы ставили в суслоны собранные взрослыми снопы. Уборка картофеля тоже велась вручную: не было машин. Все копали, садили вручную. Я дома варила, стирала, полы мыла. Сразу на второй год войны мы испытывали трудности: не было соли, голову мыли щелоком (зола в воде настаивалась). Было печное отопление, в дровах не нуждались, потому что жили в селе.  Радио, телевизора не было. Развлечения: играли в ляпки, ручеек, третий лишний. Мы читали письма с фронта – это было почетное право.

Вставали в очередь. 

Вечера коротали так: читали письма по 5-6 раз. Перечитывали повесть «Тарас Бульба». Одна книжка это была у нас, единственная.

Было голодно. В войну все продукты выдавали по карточкам. Хлеба по норме: 100 грамм детям, 400 грамм женщинам, 700 грамм мужчинам. Карточки выдавались на 10 дней. Потерять карточку – беда! Однажды я их потеряла. Это случилось так. Приехали эвакуированные из Узбекистана и привезли урюк. Урюка мы никогда не видели, ребятишки побежали смотреть, что это за диковина. Вот там я в толпе и потеряла их. Настоящее горе для семьи! В магазине работала тетя Дуся. Она пожалела нас и отдавала нам крошки, которые оставались после нарезки хлеба по норме. Потом мы их заваривали кипятком и ели эту тюрю. Готовили картошку, очистки не выбрасывали, толкли – делали лепешки. Весной появлялась трава, мы оживали. Лепешки теперь можно было печь из лебеды, появлялся медунок… Помню, как младшая сестренка все время говорила: «Ой, кушать хочу…». Зимой и осенью было особенно голодно. 

Салда – не было асфальта, от вокзала – грунтовая дорога, по ней после дождя невозможно было пройти. В столовой на улице Ленина я должна была отоварить продуктовые жетоны. Поезд ходил 2 раза в сутки. Когда я вышла с продуктами, поняла, что пешком не дойду - очень тяжело. Я пошла на разгрузку, там бревна разгружали, в сторожке с тетей Нюрой пробыли до приезда поезда. Вечером пошла на вокзал, поезд подходил, мы готовились заранее на посадку. Ступеньки были неровные – я в тамбур вышла, хотела ступить и ноги мои повисли, хорошо, что держалась за поручни, иначе мне отрезало бы ноги. Щелкали над моей головой ступеньки. Поезд остановился, я закричала, подбежали люди, у меня снег во рту, ужас в глазах... Так я встретила 31 декабря 1946 года. 

Угощение на Новый год делали такие: конфеты, пряники, хлеб. Это и были наши подарки. 

Про день Победы узнали мы позднее, не заметили его. Слишком много было забот в семье. Так поэтому желаю всем мирного неба над головой, чтобы таких тяжелых воспоминаний о детстве не было ни у кого!» 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Воспоминания выпускника 1943 г. А.С.Кузнецова

22 июня 1941 года началась война. Закончилось наше безмятежное и счастливое детство. Воспоминания о начале войны Кузнецова Семена Сергеевича (старшего брата А.С.Кузнецова)^[3]:

«Весной 1941 года я окончил третий класс и перешел в четвертый. Радости-то было! В деревне, да и в нашем поселке ребята рано взрослели. Поэтому в четвертом классе у нас учились уже почти взрослые ребята. Теперь меня брали на покос работать, а в лес по грибы или ягоды я уже ходил со своим ведром. Как бы дальше сложилась моя жизнь, не знаю. Но началась война, и моя жизнь пошла кувырком.

Вспоминая начало войны, я не скажу, что война началась внезапно. Все ее ждали. Мальчишки играли в войну и ловили «фашистов». Взрослые включали радио, вслушиваясь в каждое известие. Настроение у всех было тревожное.

Я пришел с улицы домой. Мама плачет. Радио включено на полную мощность, передают известие о начале войны. Отец ушел на собрание в контору. Начались митинги о добровольном призыве в Красную Армию. 23 июня началась мобилизация населения в Красную Армию. Везде были расклеены приказы о призыве в армию военнообязанных.

Первых мужиков провожали на фронт с музыкой и с митингами. Было много плача, но все-таки тихого, в платочек, так как провожали по несколько человек. А потом забрали всех здоровых мужиков и парней сразу.

Из Алапаевска по узкоколейке, по которой раньше возили от нас песок и гравий, пришел поезд с открытыми платформами. На них, не оборудованных скамейками или чем-нибудь, на чем можно сидеть, и грузили народ из поселка и соседних деревень. Вопль стоял неимоверный. Не слышно было ни команд, ни кричавших что-то военных, бегающих туда-сюда со списками в руках. Паровоз почти беспрестанно гудел, призывая садиться на платформы. Но все призывники стояли до последнего со своими семьями. Когда поезд тронулся, за ним долго бежали и призывники, и орущие бабы.

Мужиков на руднике не стало. Стало тихо. К концу лета рудник закрыли, но вскоре на фабрике запустили производство по переработке графита.

Маме было чуть больше 30 лет. Мне было 12 лет, Саше – 6, Валерику – 2,5.

Отец учил маму продавать и менять на хлеб все, что у него было накуплено:

«Вернусь, купим! Береги детей!»

Воспоминания Александра Сергеевича Кузнецова (Приложение3):

«Мне шесть лет исполнилось только в июле, но я тоже помню мужиков и женщин, которые с тревожными лицами собирались кучками, и в их разговоре звучало слово «война». Помню растерянные взгляды взрослых – «что же будет с нами?» - когда по радио объявили о начале войны. Мы, конечно же, этих тревог еще не понимали. Наоборот, все мальчишки хвастались своей силой и силой своих отцов. Для нас война была лишь игрой, развлечением. Но все же общая тревога и напряжение передавались и нам.

 По меркам того времени наша семья жила хорошо. У нас была большая квартира. Был граммофон. У отца было два ружья, двустволка 12-го калибра и одностволка «Берданка», а также весь рыболовный набор: саки разных размеров, бредень и сети крупно- и мелкоячеистые. Он был удачливым рыболовом и охотником. Кроме того, у нас было два велосипеда: взрослый и  Полувзрослый, на котором катался старший брат Семен. Отец, понимая, что его призовут в армию, отвез в деревню граммофон, ружье и два велосипеда (почти все богатство семьи!) и променял их на два мешка муки и мешок соли. Я помню, как отец привез домой эти мешки ночью, и как они с мамой выгружали их в чулан, а меня, любопытного, загоняли в дом.

Начало войны отразилось на всей жизни поселка. Казалось, весь поселок притих. Только перед конторой рудника начались бесконечные митинги. Днем – митинг, а ночью собирают по домам очередную партию призывников на войну. Почему это делалось ночью – не знаю, но по утрам быстро распространялись вести о том, кого сегодня ночью увезли в Алапаевск.

На митингах выявлялись добровольцы. Добровольцем ушел на войну наш дядя Ваня, Иван Петрович Мелкозеров, который был коммунистом и попал в первую группу из 18-ти коммунистов-добровольцев от города Алапаевск.

Поти сразу за ним ушел на войну и дядя Вася, Василий Петрович Мелкозеров.

В конце 1942 года призвали в армию и младшую сестру мамы, Анастасию Петровну, которая окончила Алапаевское медицинское училище и которой только что исполнилось 18 лет.

Нашего отца призывали в армию два раза. Первый раз , ненадолго, сразу в начале войны, где-то что-то они строили. Второй раз – в августе 1941 года. На площади был большой митинг. В этот раз призывников увозили сразу с митинга.

Из Алапаевска приехало несколько грузовых машин и военные на мотоциклах. На одной машине был раскрыт кузов. На застекленном красным материалом стояли выступающие. Они по очереди громко призывали к готовности идти на фронт бить врага.

Отец с котомкой на плече и с Валерием на руках стоял возле нашей калитки. К нему прижимались мама и Семен, а я кутался в длинную мамину юбку. Митинг тянулся долго. Толпа молчала. Зашевелились только тогда, когда раздалась команда: «По машинам!» Начались прощания и тихие причитания. И только потом, когда машины тронулись с площади и поехал по дороге в сторону Алапаевска, толпа кинулась за ними с громкими воплями и протяжным стоном. И я бежал в толпе, ревел и кричал что-то.

Поселок затих. Окна в домах были крест-накрест обклеены бумажными полосами. Потухло и без того скудное уличное освещение. С наступлением темноты окна завешивались специальными, на ширину окна, полотнищами из плотной ткани. Днем они накручивались на палку и подвязывались вверху оконного проема, а вечером опускались до подоконника. По улицам ходил специальный патруль, который следил за общим затемнением поселка. В 23.00 электричество в домах вообще отключалось.

Было страшно в этой тишине. Теперь все внимательно прислушивались к скрипу радиорепродукторов, а потом полушепотом делились между собой о потере наших городов и о быстром наступлении немцев. Мама, никогда не молившаяся ранее, теперь каждое утро шептала что-то вполголоса на кухне, умоляя Боженьку помочь нашему отцу и нам в этой войне.

Однако затишье в поселке длилось недолго.

Через некоторое время появились беженцы из западных районов страны, советские немцы, татары и башкиры из Поволжья, эвакуированные специалисты Московского чугунолитейного завода, перевезенного в наш поселок, мужики из трудармии.

В соседнем поселке лесозаготовителей – Лескоме – появились даже узбеки в длинных полосатых халатах.

Потом привезли сотни две мальчишек и девчонок – детей войны – и организовали для них фабрично-заводское училище (ФЗУ).

Застучали топоры, завизжали пилы – началось строительство жилья для вновь прибывших людей… Все дома строились из бруса, который пилился из бревен на поселковой лесопилке. Заселили и нашу квартиру. В большой комнате поставили пять железных коек, на которых разместились командированные на рудник (у нас их называли «командировочные»). Все командировочные были практически одинаково одеты. На них мятые костюмы, такие же рубашки, но обязательно с галстуком. На ногах – сапоги. Сверху обязательно брезентовые плащи с большими капюшонами. ..День и ночь пять мужиков в квартире, да иногда еще были спящие на полу, - это было много. Мама не успевала мыть полы. 

Через некоторое время командировочных от нас убрали, а к нам поселили семью москвичей… К весне 1942 года нас переселили в дом управляющего., так называли дом бывшего управляющего рудником. Теперь в нем был организован Дом приезжих, которым руководила и обслуживала его в единственном лице наша мама… С южной стороны нашего дома стоял тоже деревянный, широкий и приземистый дом на четыре квартиры, а далее за ним по улице – большая, с высоким крыльцом поселковая столовая. Она была достаточно большая, просторная. Как и поселковый магазин, он а стояла на высоком основании, и в столовую вела широкая и высокая лестница. За дверью была квадратная прихожая, слева от прихожей небольшой буфет, а справа – зал на шесть квадратных столиков, застеленных белыми скатертями.

В буфете мы иногда отоваривали свои продуктовые карточки: брали крупу и сахар. Иногда сахар нам заменяли дешевыми конфетамиподушечками. Мама ругала меня, что я заменял сахар конфетами, но я был доволен.

Я в столовой был крайне редко, но меня всегда привлекал там запах щей. Блюд в столовой, наверное, готовили несколько, но устойчивым и вкусным был именно запах щей. Примечательным зданием в поселке был магазин, стоявший метрах в 50 от нашего дома. Магазин стоял на высоком основании и с трех сторон был окружен широкой террасой… 

Хлеб, сахар, крупы и жиры выдавались в магазине по продуктовым карточкам. Карточки для разных категорий населения были разными: для инженерно-технических работников, для рабочих, для детей и для иждивенцев (неработающих по каким-то причинам). И количество выдаваемых продуктов для этих категорий населения было разное. В самые тяжелые годы количество выдаваемых продуктов уменьшалось. Но даже и этих, строго распределенных продуктов, не хватало. Поэтому возле магазина уже с ночи стояла большая молчаливая толпа – очередь.

Очередь за хлебом, например, приходилось занимать с трех-четырех часов ночи. Но это еще не значило, что занятая очередь сохранится до открытия магазина. Ближе к утру наиболее крикливые и нахальные устраивали «пересчет» очереди. Выстраивали всех, кто в это время был возле магазина, и переписывали всех в новую очередь.

Иногда были драки. Одни доказывали, что они заняли очередь еще ночью и показывали на руке записанный химическим карандашом номер очереди, другие размахивали списком очереди. Только к открытию магазина все умолкали, упорядочивались. В магазин запускали «десятками». А там, внутри, все вели себя уже приниженно тихо. 

Все небольшие детские радости омрачала война. С раннего утра возле магазина стояла плотная темная очередь за хлебом и продуктами. На небольшой площадке перед клубом с раннего утра до поздней ночи готовили народное ополчение. В него входило десятка два мужиков и парней, которые по здоровью или по возрасту не могли быть призваны в Красную Армию. Они, под командой какого-то военного, отрабатывали строевые приемы, а также действия в обороне и в наступлении. Больше всего мне нравились приемы штыкового боя: «Длинным – коли!», «Коротким – коли!», «Прикладом – бей!» Ополченцы, одетые в шинели поверх гражданской одежды и вооруженные самодельными деревянными винтовками с самодельными металлическими штыками, подбегали к соломенным чучелам, висевшим на перекладинах, и кололи штыками, и били прикладами воображаемого врага. Занятия были изнурительно долгими и в любую погоду.

  У соседей было свое хозяйство: корова, куры. Однажды я сидел у окна мансарды и стрелял из рогатки по воробьям, копошившимся в черемухе. Под черемухой были густые заросли крапивы. Перебирая палкой крапиву, я увидел внизу сидящую на земле курицу. Под курицей было около десятка яиц. Это был неожиданный клад! Пойти, сказать об этом маме?! Или достать яйца и съесть их самому?! Есть хотелось постоянно, а тут – яйца! Я слез с черемухи, куриными тропами пробрался к гнезду, взял несколько яиц.

Это был кайф! Я пил сырые яйца и наслаждался! За этим занятием меня застал мой младший брат Валерий. Когда я дал ему одно яйцо, он попросил еще. Полезли к гнезду вместе.

Потом Валерию стало плохо, его рвало. Мама беспокойно спрашивала, что он съел. Пришлось сознаться. Мама поддала мне хорошего подзатыльника и заставила снова лезть подпод черемуху, принести в корзинке остальные яйца. С ревом я принес ей корзину с тремя яйцами. Мама отнесла их Анне Аверьяновне, та обрадовалась: «Я уже несколько дней не могу выследить, куда моя курица яйца несет!»

За то, что часть яиц я без разрешения съел, мама выпорола меня, сломав при этом об мою костлявую спину деревянную шпагу Семена…Потом плакали все вместе: Семен потому, что у него сломали шпагу, я – от боли и обиды; мама – от того, что такая несчастная и голодная жизнь.

В июле 1942 года мне исполнилось 7 лет. А так как я умел читать и писать, то в сентябре Семен повел меня в школу. Но в то время начинали учиться с 8 лет поэтому меня официально в школу не приняли, но какое-то время я в школу все-таки ходил. С началом зимы, уже не помню по каким причинам, я перестал ходить в школу.

Как-то пережили зиму 1942 года. Дом был холодным, и две печи его практически не обогревали. В нашей «детской» комнате печи не было, и пол в этой комнате промерзал насквозь. Теперь мы с младшим братом Валерием ютились на высокой и узкой печи на кухне. Вкусных запахов на кухне уже не было. Мама топила печь и ставила в нее чугунок с картошкой в мундире. Странно, но у меня от картошки в мундире, а особенно от лепешек из картофельных очистков , всегда болела голова.

Лакомством для нас были «парёнки» из свеклы и моркови. Не хватало хлеба. Можно сказать, его почти не было. Тот хлеб, что мы получали по хлебным карточкам, еще надо было купить. 

С раннего утра, а то и с ночи, возле магазина выстраивалась огромная очередь. Рабочие фабрики «отоваривались», то есть получали хлеб, в фабричной столовой, а остальные жители поселка – в магазине. Рано утром мама будила нас, чтобы записаться в очередь, а потом я дежурил возле магазина, чтобы не потерять свою очередь. Всем хлеба не хватало, поэтому возле магазина всегда было много слез и ругани.

Я сейчас не очень хорошо помню, по сколько хлеба давалось нам по карточкам. В разное время были разные нормы. Кроме того, были какие-то льготы и добавки. Но по некоторым воспоминаниям наша мама получала 600 граммов хлеба, а мы с Валерием по 300 или 400 грамм. Во всяком случае, я по трем карточкам (Семен получал хлеб в фабричной столовой) в 1943 и 1944 годах получал только одну булку хлеба с небольшим довеском. Довесок около 50 грамм я съедал, еще не доходя до дома. Правда, каждый раз я говорил себе, что буду есть хлеб медленно, просто держать его во рту, чтобы дольше ощущать вкус хлеба, но он почему-то проглатывался почти мгновенно. 

В сентябре 1943 года я пошел в школу. В первом классе я учился хорошо, без напряжения. Пока все ребятишки читали «ма-ма», «ра-ма», я демонстрировал чтение последней станицы букваря.

В школе было холодно. Школа отапливалась дровами. Но иногда дров не было, хотя лес был рядом. Некому было заготавливать и возить дрова. Мы сидели в холодных классах, тыкали ручками в замерзшие чернильницы и выводили буквы на самодельных тетрадях из бумажных мешков.

Бумажные мешки были американскими. На фабрике в них загружали мелкомолотый графит, а потом отправляли графит на другие заводы. Но, как всегда, возле фабрики было много таких мешков, порванных, грязных. А так как мешки были многослойными, то бумага внутренних слоев была чистой. Мы вырезали из этой бумаги листы, сшивали их нитками, разлиновывали простым карандашом и потом писали в них чернилами деревянными ручками с железными перьями. 

Каждый день в школе начинался с «линейки». В длинном коридоре выстраивалась вся школа. Нам рассказывали обстановку на фронте. В коридоре висела большая карта Европы, и, кто-то из учителей каждое утро передвигал на карте красные бумажные флажки, которые обозначали линию фронта. Тут же на линейке объявляли у кого из ребятишек погиб отец. Заплаканную и напуганную этим известием девчонку или надувшегося мальчишку учительница прижимала к себе, успокаивала и разрешала уйти домой, успокоить маму. Здесь же объявляли, чей раненый отец вернулся домой.

Отрадой и хорошим отдыхом были большие перемены. Наши учителя делали все, чтобы развеселить и разогреть ребятишек. Всей школой водили хороводы, пели песни. Или организовывали игры со старшими школьниками. Мы в этих играх не участвовали, но с удовольствием наблюдали за ними. А позже, во время перерывов, мы в классах играли в «чехарду» и в «жестики». В то время в кармане каждого уважающего себя мальчишки был «жестик», набор пуговиц и разных железных перышек от ручек.

Жестик – это кусок овечьей кожи с шерстью и пришитое к ней свинцовое грузило. Жестик нужно было боковой стороной ступни подкидывать вверх. Шерсть на жестике не позволяла ему крутиться в воздухе, и таким образом можно было подбрасывать его столько, сколько сможешь. Были мастера, подбрасывающие жестик до сотни раз, а иногда еще и обеими ногами поочередно.

…Осенью 1943 года мы переехали в свой дом на хуторе. Первой проблемой в доме были дрова. Никто дров на зиму для нас не заготовил, и мысобирали все деревяшки, какие были вокруг. Пилили какие-то доски с сарая, разбирали забор огорода, ходили с большими санками в лес и собирали там сучья и сухостой. Но дров все равно было мало.

После Нового 1944 года нам выделили на дрова несколько деревьев в лесу за Сталинским разрезом. Среди холодной зимы мы ходили в лес всей семьей. Мама с Семеном пилили и валили деревья. Я обрубал сучки, а Валерий носил сучки к костру. Потом мы с Семеном пилили сваленные деревья на чурки, а мама колола их на четвертины. Я с хорошим трудовым настроением брался за пилу, но двигать пилу туда-сюда у меня не хватало сил. Зимний день был однако коротким и сидеть у костра было некогда. Мама торопила нас, и мы с Семеном, чуть не плача, еле волочили пилу. Уже в темноте, совершенно обессиленные, мы нагружали санки крупными сучками и везли их домой.

Валерия усаживали сверху на дрова, мама и Семен тянули санки за лямку, а я толкал санки сзади…

Сырые дрова в печи гореть не хотели и, вконец измучившись и надышавшись едким дымом, мы засыпали. Но ненадолго. Рано утром гудел фабричный гудок, мама будила и собирала Семена на работу, потом поднимала нас, собирала меня в школу, и сама уходила на работу.

Зима 1944 года была очень трудной. Кроме того, что не было еды, у нас недоставало самых необходимых вещей. Рано утром мама будит меня:

- Сбегай-ка к Романычу, попроси фитилек, печку разжечь нечем!

Я кое-как одеваюсь, выхожу в пургу и бреду по глубокому снегу к Романычу на соседнюю улицу. Александр Романович огромным кресалом высекает сноп искр на свой фитиль, раздувает его. Потом поджигает мой фитилек, скрученный из пакли и ваты. Я засовываю фитилек в железную коробочку, прячу коробочку за пазуху и бреду обратно домой. Мама раздувает фитилек, поджигает сухую лучину и затапливает печь. А я лезу обратно на печь греться.

Спичек не было. Для того чтобы сохранить огонь, нужно было с вечера хорошо заправить загнетку, загрести туда крупные горящие угли и засыпать их сверху золой так, чтобы они не погасли.

Воду мы носили и возили от колодца с соседней улицы. Колодец был глубокий и находился посередине нынешней улицы Пушкина. Рядом с колодцем лежало большое, выдолбленное из целого бревна корыто, из которого поили лошадей. На деревянный вал ворота был намотан металлический трос, на котором висела тяжелая кованая бадья.

Я подтаскивал санки с бочонком и, раскручивая ворот, опускал бадью в колодец. Иногда бадья вырывалась из рук и с грохотом летела вниз. Очередь ругалась. Я опять тащил бадью вверх. Обычно нормально довозил воду до дома. Но иногда санки с бочонком заваливались на бок, вода выливалась, и я , плача и пиная бочонок, опять возвращался к колодцу.

Весна 1944 года была для нас особенно голодной. Я, роясь в сенной трухе в подполе, нашел две маленькие картофелины, сварил их и с восторгом ждал маму и Семена с работы, чтобы угостить вареной картошкой. Картофелины оказались очень горькими, но все-равно мы ели их, точнее возили по языку, со счастливыми лицами.

Вскоре стало тепло и сухо, появились зелень на деревьях, зеленая трава… Я бродил по лесу, собирал молодые сосновые пестики, жевал молодую кисленькую хвою с лиственниц, обдирал молодые березки и «сочил» их (снимал тонкой проволокой сладковатую пленку с голых стволов), через соломинку пил березовый сок, копал луковички только что появившихся из земли «саранок», ползая по траве, собирал маленькие перышки дикого лука и дикого чеснока, сосал соломинку, «обмакнутую» в муравейник…

Вскоре слух о том, что я не хожу в школу, дошел до мамы. Я получил очередную «порцию ремня» и закончил 1-й класс.

Население нашего хутора в основном было деревенским, т.е. выходцами из соседних деревень. В деревнях люди умели делать все необходимые для жизни. Поэтому у нас были настоящие специалисты по плетению корзин, катанию валенок и бурок, изготовлению мебели: комодов, шкафов и больших комнатных зеркал. Сами паяли, лудили посуду, ковали различные штуки для подвески ворот, делали деревянные колеса для телег, сани, кошевки и телеги. Делали из бычьих шкур сыромятину и шили из нее хомуты и конную сбрую. В общем, умели делать все. И если нам в семье чего-нибудь надо было, мы шли не в магазин, а к этим мужикам-умельцам. Брали немного, или продуктами питания или немного деньгами. Никто своими изделиями не торговал. Да и расчета бутылками в то время еще не было…

В ясные солнечные дни на нашей поляне собиралась ребятня со всей округи, в первую очередь с нашей улицы. Мы весь день были в бесконечных играх и беготне. Надо сказать, в этой беготне мы позабывали о голоде и вспоминали о еде, только приходя домой.

Надоедало играть, бежали в сосновый бор за огородами. Там у нас была «тайная землянка». – неглубокая круглая яма метра два шириной. Мы прятались там и рассказывали страшные истории про войну. Потом бегали вокруг пушистых сосенок, играли в «ляпки». Потом показывали друг другу свои «секреты». Как правило, это были небольшие, хорошо замаскированные ямки с какими-то небольшими блестящими игрушками, стекляшками, «золотыми» бумажками и т.д. Иногда «секреты» были страшными». Самым интересным был «секрет» у Сашки Кошутина. В большом «секрете» под дерниной у него стояли хорошо выстроганные виселицы. И на каждой виселице висел большой черный майский жук. На жуках висели бумажки с надписями: Гитлер, Гимлер, Геббельс, Геринг. Мы долго, молча смотрели на его творение. Также молча Саша «запечатал» свой «екрет». А ночью мне снились страшные «гитлеры» и «геринги», и я орал от страха.

Хорошо было летом, но еще лучше осенью. Поспели огородные овощи. Теперь мы постоянно грызли морковь и репу, носили за пазухой большие головки белой сахарной свеклы, турнепса и брюквы. В перелесках на полях было много маленьких маслят. Мама заставляла на собирать эти маслята, варила их с молодой картошкой и получалась губница. 

В конце лета мама купила молодую корову. Нам выделили покос в районе «Малого озерка». Ходить на покос было далеко – километра 4 или 5. Мама с Семеном косили траву, а мы с Валерием помогали грести сено и собирать ветки для овечек. Заканчивалось лето. Надо было вывозить свое сено. Для того, чтобы подвезти дрова или сено для своего хозяйства, на конном дворе давали лощадь. Я помогал маме, как мог. Мама показывала мне, как нужно надевать хомут, как одевать и подвязывать дугу и т.д. А потом мы выехали из конного двора, и я управлял лошадью, дергая вожжи. Мне было 9 лет.

В сентябре 1944 года я пошел во второй класс. Несмотря на трудности военного времени парты и доски были покрашены. На окнах стояли реденькие горшки с цветами. На плечах у нашей учительницы Матрены Ивановны была цветастая шаль с кистями. Настроение было праздничное, боевое. Я, как всегда, внутренне был готов к подвигу и к хорошей учебе. 

Но вскоре опять наступили серые, безотрадные, тягучие дни. С наступлением холодов стало не в чем ходить. Мы повырастали, а новой одежды не было. На мне был сюртук с нашитыми сверху карманами, штаны и ботинки со шнурками. В тряпичной сумке было два учебника по арифметике и грамматике, настоящая тетрадь в косую линейку для чистописания (выдали в школе) и две самодельные тетради из серой бумаги от упаковочных мешков. В отдельном тряпичном мешочке была чернильница-непроливайка и деревянная ручка с металлическим перышком. Хотя чернильница и называлась непроливашкой, но от беготни и постоянного болтания сумка постоянно была обляпана чернилами.

Уже на следующий день нас всех повели на подсобное хозяйство помогать взрослым в уборке урожая.

 Подсобное хозяйство в то время было достаточно большим и хорошо развитым. За хутором было распахано несколько полей, на которых выращивали картошку, горох и зерновые, в основном – ячмень и овес. Мы цепочками ходили по уже скошенным и убранным полям и собирали оставшиеся на поле колоски и картошку. Все собирали в мешок и по весу сдавали представителю подсобного хозяйства. Таким образом между классами проводилось соревнование.

После уроков мы должны были самостоятельно собирать ромашку лекарственную, сушить ее дома и сдавать в школу. Ромашки на нашей улице было много, поэтому эту норму я выполнял без напряжения. 

Сдавали в школу и табак-самосад. Старшие школьницы шили из разноцветных тряпок кисеты, а потом специальными посылками отправляли их на фронт бойцам. С первых дней войны добычу асбеста на руднике прекратили, а фабрику переоборудовали на переработку графита… Поскольку карандашей у нас не было, то мы пользовались графитовыми палочками, такими стержнями в 10-15 сантиметров в длину и около одного сантиметра в диаметре. Палочку надо было завернуть в бумажку, т.к. она сильно мазала руки, а кончиком палочки можно было писать и рисовать. Как ни старались мы не мазаться, но у каждого были черные пальцы. А этими пальцами еще надо было и носы вытирать, конечно, и носы были черными…

Шла война. В государстве неразбериха. А почта работала исправно! Во всяком случае, все военные годы мы получали письма от отца, от дяди Вани Мелкозерова и от Настюши, младшей сестры мамы. Письма были короткими, на одной стороне тетрадного листа. Какой-то информации в них было мало, но зато было ясно, что человек жив.

Писать ответные письма было моей задачей. Во-первых, бабушка и мама плохо писали, а во-вторых, я мастерски сгибал письма-треугольники. Такие же треугольники мы получали и от отца. На отдельных письмах стоял синий штамп «Проверено цензурой». Но очевидно проверяли выборочно, не все письма, потому что в одних письмах, проверенных цензурой, не было ничего вычеркнуто, в других – были жирные синие вычеркивания. В основном это касалось названий городов и населенных пунктов, откуда писались письма. Посылок мы не получали, хотя некоторые жители поселка посылки от своих мужей и братьев получали. Что было у них в посылках – я не знаю, но ближе к концу войны весь поселок был наводнен немецкими губными гармошками.  Иногда в поселок привозили «американскую помощь». Это были продукты питания или одежда. «Помощь» не продавали, а распределяли по спискам среди рабочих как дополнительную премию за хороший труд.

Американские галеты, запечатанные в алюминиевых банках, были невкусными. И даже наши изголодавшиеся животы не принимали эти сухие, забивающие горло галеты. Это были не сухари из хлеба и не печенье, а какието лепешки из несоленого и безвкусного теста.

Сухое американское молоко было вкуснее. Вначале мы набивали им полные рты и постепенно прожевывали. Потом стали добавлять в кипяток, но в нем явно проявлялся какой-то химический вкус, и мама перестала брать такое молоко, т.к. стали появляться слухи, что кто-то отравился американской помощью.

Конечно, самым вкусным было сгущенное молоко. Но оно редко нам доставалось. Однажды мама принесла домой банку сгущенки и решила перелить ее в стеклянную банку. На дне американской банки в молоке лежала большая желтая таблетка. Долго гадали, что это такое. Потом мама под наш рев вылила это молоко в помойное ведро. До сих пор помню эту банку, эту таблетку и то, как мама вылила банку в ведро. Жалко!!!

Наступила весна 1945 года. Наступил долгожданный день Победы!  К моему большому сожалению, я этот знаменательный день не помню. Помню только часть этого дня.

Обстановку на фронте мы знали. Знали, что шли бои в Берлине, и наши уже победили немцев. Ждали только, когда объявят об окончании войны, и когда наши отцы вернутся домой. Помню, что в школе был митинг, потом нас всех отпустили домой.

Был светлый день. У мня был телефонный наушник с намотанным на нем тонким проводом. На конце тонкого провода была примотана большая гайка. Если этот провод с гайкой покрутить в руке, его можно было забросить на радиолинию, натянутую на столбы ниже проводов. Второй провод от наушника нужно было заземлить, а приложив наушник к уху, можно было услышать скрипучий голос или такую же скрипучую музыку. Разобрать, о чем говорят, было трудно, но все-таки это было свое индивидуальное радио, и его можно было слушать, растянув рот от удовольствия.

Я раскрутил провод с гайкой, накинул его на нижний провод электролинии и приложил наушник к уху. Меня шарахнуло, но не очень. Я упал. Подбежавший мужик надавал мне по щекам и привел меня домой. Бабушка вместо того, чтобы плакать и страдать, добавила мне по заднице и загнала меня на печку, где я проспал до вечера. Может, поэтому я плохо помню День Победы?! 

  Победа сытости не принесла, но поселок все-таки ожил, восторженно зашумел, на лицах закутанных в серые платки баб появились счастливые улыбки. Все чаще раздавался смех, плясовые наигрыши гармошек и разухабистые частушки. Возвращались с фронта мужики и повзрослевшие молодые парни…

Наш отец вернулся осенью 1945 года. Я возвращался из школы. Возле нашего дома стоял народ. Меня подталкивали вперед, в дом, в комнату. У окна сидел незнакомый дядька в солдатской форме, с медалями. Он прижал меня к себе, тер шершавой щекой, а я стеснялся этой ласки и стремился побыстрее спрятаться на спасительную печь.

На печи уже сидел весь испачканный Валерий и ел яблоки. Яблоки, правда, были полугнилые, но их одуряющий запах сводил меня с ума. Валерий показал на полмешка яблок и куски сахара в другом мешке. Теперь мы вдвоем ели яблоки, вгрызались в каменные куски сахара и были счастливы…

Таковы судьбы детей войны – моих сверстников. Как и поселок моего детства все они стали историей. Историей, которую надо помнить и знать, историей, которую надо уважать.

Жизнь моей семьи и моих друзей в военную и послевоенную пору мало отличалась от жизни других семей и других детей того времени. В чем-то лучше, в чем-то хуже, но все жили одинаково: воевали на фронтах, защищая независимость нашей Родины, трудились в тылу, обеспечивая нужды фронта, учились в школах, готовя себя к самостоятельной жизни. Все жили в равной степени трудно.

Но пережив тяготы и невзгоды военного времени, все – и взрослые, и дети – вновь вернулись к мирной жизни, к заботам о своих семьях, о своих детях и о своих житейских проблемах.

Моя книга о таких же детях, как и нынешние, но только выросших в необычных условиях, в условиях тяжелой и продолжительной войны.^[4]

2.3. Воспоминания выпускницы 1957 г. Н.А.Андреевой

Родилась Андреева Нелли Александровна в 1939 году 13 августа. Вот что рассказала золотая медалистка выпуска 1957 года: «В моем старом свидетельстве о рождении переправлена цифра 13 на 12. Мама не хотела, чтобы в документе стояло 13 число. Миша и Валентин – старшие братья мои. К 1941 году, к началу войны, Мише было 7 лет, Вале - 5 лет, мне – 2 годика. В садик я не ходила. В семье мы жили очень дружно. У нас не было своих углов, т.е. отдельных комнат. Росли и жили рядом с мамой, все делали дружно, вместе. Мама - медик, но практически не работала. Папа работал на заводе

«Стальмост». Отец ушел на войну добровольцем, бронь в сторону – и пошел. Он твердо считал, что дети должны быть защищены. Мне было 2 годика, когда отец ушел на фронт. Папа погиб в конце Великой Отечественной, воевал с первого дня войны. 40 дней не дожил до Победы, погиб в Польше в деревне Рогулево. Я его даже не помню, хотя видела во сне. Накануне его смерти мне и маме папа приснился. Папа был обязательным, честным, никаких освобождений не взял. Однажды весточка с войны пришла, что он находится в госпитале. Можно было съездить к нему. Но маму отговорили братья и сестры: «Куда - трое маленьких детей!»

Жизнь разделилась на «до» и «после» после того, как началась война. Остались мы с мамой – трое детей, два брата и я – самая маленькая. Помню черную «тарелку», такое у нас тогда было радио, часто все мы сидели около него и слушали последние новости с фронта. Мама была удивительно выносливая, очень правильная, прямая, честная, настолько сильная характером, что нам, ребятишкам, не надо было повторять два раза какуюлибо просьбу или требование. Я была совсем кроха, кнопка, но понимала, что ничего нельзя просить, требовать. До 6 лет научилась читать, уже умела считать и писать. Брат однажды привел меня с собой в школу. Мама пришла в школу, а директор посоветовал отправить Нелю в школу, настолько я уже была подготовлена. Жалко было маме отдавать учиться ребенка в 6 лет, и пошла я в школу, как полагалось тогда, в восемь лет в 1946 году. И я была с характером, самостоятельная, при первом знакомстве с первым учителем, молча встала и ушла за дверь. Мама – за мной. Что случилось? «Мама, я не пойду к нему в школу!» – твердо ответила я: не приняла такого молодого учителя. Хотя был, наверное, хорошим человеком. «Павлина Степановна, не волнуйтесь, ваша девочка будет учиться у самой старой учительницы. Мария Яковлевна Кошелева - статная, высокая женщина в черном костюме со значком отличника на груди. Меня сначала посадили на последнюю парту, потом впереди. Я была влюблена в свою учительницу. По окончании школы каждый год обязательно приходила к ней. Так я начала свою школьную жизнь. Училась я хорошо. В 8 классе все были шустрыми, и я такой же стала. Получила «3», не помню, за какой предмет. Анна Ивановна говорит: «Неля, дай-ка дневник, надо маму пригласить: «3» получила, разговариваешь на уроке». Я не подала дневник, пообещала, что на словах маме передам, учительница мне поверила. А не подала я дневник, потому что дневник для меня был зеркалом души ученика. Обещание маме дала: «Мама, не бойся, больше никогда не получу ни одного замечания». Так и случилось. В школе я мечтала стать геологом. Поехали подавать документы, нашли институт. Ответ «не принимаем девочек» все решил – вернулась в школу. Е.Б.Колтунову не все были нужны, не брали всех подряд. Я первая забастовала: «А почему вы нас всех не взяли, почему остальных в 4 школу отправили?» Дипломатом директор был великим. Всех возьмем 1 сентября. А что 1 сентября? Все уже разместились в своих школах. Вот и все. Ничего менять не стали. Класс был маленьким. Всем заправлял Берковский-умница. После окончания школы поехала поступать в пермский университет, закончила его и стала работать в школе.

Какие радости в войну были? Новый год. Мама откуда-то доставала игрушки. Они потом долго хранились в семье. Дома рос гибискус большой. Мама повесит на цветок игрушки – вот и елка. Ели мы однообразно. Не было разносолов. Особенно было голодно в 1943 г. Картошка даже не уродилась. Мама хлеб разрежет, а свою долю уберет. Нам отдавала, потом слегла, умирала с голоду. Однажды к нам домой пришел мамин племянник, посмотрел на маму и сообщил своей маме: «Мама, тетя Лина умирает с голоду». Принес котелок с картошкой. Маму выходили, пожурили ее, что себя не бережет. Помню, приносила домой шинели, стирала, сушила. Моркови нарвет и кудато уходит – оказалось, в госпиталь к раненым. 

Как война закончилась, помню очень хорошо. 5 мая. Утро. Вдруг в городе пляски, песни, музыка. Мама в этот день плохо себя чувствовала, к окошку подошла. Мы жили на 1 этаже.  Смотрит - солдат стоит. Вышла в сени, и мы услышали, как она с крутой лестницы упала без сознания. Это пришел военный с известием об отце. Она в руки похоронку так и не получила: в коме пролежала месяца три. Ее младшая сестра кого только ни приглашала: врачей, фельдшеров. Мама никак не приходила в себя. А сестра не попускалась: позднее пригласила какого-то пожилого врача, который сумел выписать правильные назначения. А до этого нас, осиротевших, делили уже, кто кого возьмет. Несмотря ни на что, нашу маму выходили. Мы не бегали, не играли, не шумели, очень тихо себя вели. Мама поднялась, вырастила нас, выучила. Со мной прожила почти до 93 лет. Мама говорила всегда: «Я не хочу умирать, потому что мне очень хорошо живется». Вам, дети, радостно и счастливо живется сегодня, желаю вам жизни мирной, без войн, без потери родных.»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.4. Воспоминания Т.А.Ходанецкой

«Я перешла из третьего в четвёртый класс. Жили мы в городе Кольчугино. У меня было три брата я была самая младшая из них. Как же мы услышали о начале войны?  В воскресенье был прекрасный день, но вот по радио передали, что началась Великая Отечественная война. Папа даже уронил топор. А мы с мамой увидели двоих мужчин, которые шли по улице в военной форме. Оказывается, один из этих мужчин был мамин родной брат. Он был военным. А приехал он, чтобы свою семью отвести в Брест. Мама позвала за стол, и снова объявление. Мы проводили дядю в Брест. А на следующий день папа получает повестку на трудовой фронт. Трудовой фронт – вокруг Кольчугино надо было копать траншеи. В Кольчугино была большая плотина. Воду спустили и начали высаживать елки. В течение двух дней затемнили город. Через три месяца папа вернулся с трудового фронта. По радио объявили, что будут эвакуировать рабочих. У нас в семье их было только двое: папа и старший брат. А мы с мамой и двумя братьями должны были остаться в Кольчугино. Было всего тринадцать вагонов. Папа с мамой пошли к руководству папы просить, чтобы мы поехали все вместе. 14декабря.  Зима. Морозы. И в такое время мы должны были выехать из Кольчугино. Не брали ни чемоданов, ни сумок. Все снаряжение сложили в простыни. Верхнюю одежду всю надели на себя. Но швейную машинку забрали, а папа взял большой самовар, который разжигали углями. Мама с машинкой, папа с самоваром, мы – с узлами. Подошли к составу. Зашли в 13 вагон. Из толстой проволоки сделали ступеньки, чтобы можно было подняться в вагон. В каждом вагоне были полки, печка-буржуйка. Средняя полка – наше место. Разместились. Температура в вагоне - 8 градусов. Во всей одежде за брались на полку. Друг к дружке прижимались, буржуйку затопили, дров наносили. Пока стояли, было 12 градусов, поехали - все выдуло, опять холодно. На крупных станциях останавливались – пропускали вагоны, стояли по 40 минут. На одной из станций – колонки, написано «Кипяток». Рабочим выдали по два котелка, папа с котелками - за кипятком, парни - воровать дрова, доски. Мама была истопником, следила за тем, чтоб огонь не потухал. Ели мы в дороге то, что за эти месяцы насушили: сухари. Эти сухари толкли, в кипяток засыпали, это называлось «сухарница». Из котелков ели, т.к. посуду с собой не взяли. Еще, наверное, что-то было поесть. Не помню. Я так и не помню, когда мама ела. Вообще, ела ли? На счастье, в пути нас не заметили самолеты, не обстреляли. 

Новый год наступил, а мы едем. Заснули голодными, в 1942 году проснулись. Вот и весь праздник! На станциях объявляли: «Эвакуированные, зайдите за супом». Подъезжаем к Свердловску (а мы не знали, куда едем). Объявляют: «Стоянка поезда - 40 минут». Я за эти 2 недели не выходила из вагона. Попросилась выйти на перрон. «От вагона никуда не уходи!..» - разрешила мне мама. Мы на 1 пути, на 2 пути стоит военный состав. Военные, молодые парни, угостили меня гостинцами: «С победой ждите нас!» Мама отругала меня: «Продукты-то эти им дали на дорогу! Отнеси обратно!» А поезд ушел. Папа пришел с котелками. Он подсадил меня в вагон. Я на полку все гостинцы сложила. Мама, наверное, представляла своих сыновей, как бы они поехали на фронт: им даже нечего было предложить в дорогу на войну. Начали делить нам гостинцы, ешьте! Приехали в Свердловск. Стоим день-два, никуда нас не везут. Начальство объявило, что не на Балхаш поедет состав, а на военный завод в Н.Салду, военные заводы 95-й и 519-й. Начальник эшелона пришел в вагон, велел сжечь список рабочих, чтоб не ехать в Салду. А военные говорят: «Будете стоять, пока не восстановите списки!» Восстановили. Едем… На станции в В.Салде пришли салдинцы, которым велено поселить к себе на квартиру приехавших. Всех разобрали, а нас, 3 семьи - осталось. Поехали в Н.Салду. Покормили в столовой на станции. Утром наконец заселились. Январские каникулы. Отец с Анатолием и Алексеем уезжали на завод и приезжали только в 9 вечера. Мне надо идти в школу №14 у пруда в 4 класс. С мальчиком посадили на вторую парту. Когда шла в школу мимо хлебозавода проходила, незнакомая женщина всегда меня угощала булочками, а в школе давали кусок черного хлеба граммов на 50 и стакан кипяченой воды. Ленька Гуляев, мой сосед по парте, заметил, что у меня есть булочки, стал просить, дала раз-другой, и он понял, что можно поживиться и стал моим телохранителем. Учился плохо, я ему помогала. 

Как мы праздновали в войну Новый год. 1943 год. Баба Клаша испекла два партизанских пирога в русской печке. Чем сверху мазала, не знаю, но такие вкусные пироги были! Елки не было, парты сдвинули, ели пироги, не пили, не играли, но пробовали танцевать. Часов в 12 мальчишки потерялись, а на втором этаже была учительская. И парни нашли дверь на чердак, обнаружили журналы «Нива», еще довоенные. Взяли себе по стопке журналов, сидят, смотрят. И мы ухватились. Часа 4 ночи, поднимается кто-то – директор! «Чем вы занимаетесь?.. А где вы их взяли? Соберите и отнесите на место!» Пошли по домам. Думаем, после каникул нам всыплют. Но нас не ругали. Это был 1943 г., а в 1944 г. Рита с сестренкой жила с бабой Саней. Уговорили пустить на празднование Нового года. Наделали пельменей из темной муки с редькой. Мальчишки сходили за елкой. Украсили игрушками. Первый раз мы такую елку сами сделали. Шестнадцать человек было нас. И так весело встретили Новый 1944 год!..

 Вот такие маленькие радости мы находили в наши трудные военные будни и праздники. Хорошо все помнится, и были мы счастливыми, несмотря ни на голод, ни на какие лишения! Крепкими духом были мы,

оптимистичными, жили с верой в Победу, в справедливость!» (Приложение 5)

 

 

 

 

 

 

 

 

2.5. Воспоминания М.Г.Злыгостевой

 

Маргарита Георгиевна Злыгостева (Приложение 7) вспомнила о детстве немного: «Я пошла в школу в 1942 году. Но праздников не помню, не запомнилось ничего из зимнего веселья, кроме горки. У нас была огромная горка – дорога к нашему дому в низине. Гора была длиной в два квартала. Так мы на длинных санях целой гурьбой, уцепившись за «ведущего», лежащего впереди на санях, мчались во весь опор до конца горы и еще дальше. Вот эту зимнюю забаву помню. В войну было голодно, самое сладкое, что было в радость – это «паренка», морковь, выпаренная в русской печи. Мама это делала для нас, а мы вместо конфет кушали. Помню елку, наряженную бумажными и ватными игрушками, наверное, это была школьная елка, ведь в садик я не ходила, а дома праздников не было: папа ходил на работу почти сутками, мы его и не видели. Детей было трое, я – старшая, у мамы было много забот. А учились мы старательно, хотя даже тетрадей не было, писали мы на оберточной бумаге. Даже в послевоенные годы. Как же теперь счастливо живется детям. Очень радуюсь за современных детей. Цените то, что вам подарено жизнью.»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вывод

Считаем, что с задачами, которые мы перед собой поставили, мы справились.  Изучили теоретический материал, касающийся истории жизни детей во время Великой Отечественной войны; документы архива школьного музея с целью сбора материала по теме; взяли интервью у учителей и выпускников школы №1. Составили презентацию для экскурсии по теме: «Дети войны», которые представляют военное поколение детей.

Встретилась с учителями-ветеранами школы и выпускниками школы 1953 г. Интервью дали Р.Н.Мелькова, Т.А.Ходанецкая, Н.А.Андреева, которые поделились воспоминаниями о своем участии в жизни страны во время военного лихолетья. Свои воспоминания, фото передали в музей школы №1 Мелькова Р.Н., Кузнецов А.С. Кроме того, Александр Сергеевич подарил в музей книгу «Дети войны», в которой очень подробно и в доступной форме рассказал о судьбе своего старшего брата, своей жизни в годы войны.

 Мы составили и провели экскурсию «Дети войны» (Приложение 9). Интерес учеников разных классов к экскурсии говорит о том, что живые примеры конкретных людей, переживших трудности войны, трогают современное поколение больше, чем теория из Интернета. Рассказы учителей, выпускников школы №1 увлекали учащихся, ребята прониклись тем, что война – это страшное зло, прошедшее не только по жизням взрослых, но и лишившее детства самых маленьких. Сейчас где-то тоже рвутся бомбы, свистят пули, рассыпаются от снарядов на крошки дома и горят детские кроватки. Уверены, что наши сверстники понимают, как необходимо сейчас сохранить страну от войн, чтобы детство было мирным, чтобы не повторилось то, что пережили дети войны 1941-1945 гг.

 

 

 

 

 

Список литературы

1.     Кузнецов А.С.  «Дети войны» Книга 4-я. ООО Центр печатной продукции. 2015 г.

2.     Трубина З.Т. «Страницы детской памяти времен войны».

Самиздат. В.Салда, 2004г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Приложение

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Приложение 1

 

Письмо от И.В. Сталина с благодарностью  детям школы №1им. А.С.Пушкина

 

 

Приложение 2

Интервью с Р.Н.Мельковой, выпуск 1953 года

 

 

Работа с архивами музея школы. О.В.Балычева, руководитель музея,

Р.Н.Мелькова, выпускница школы №1 1953 года

 

 

 

Приложение 3 Интервью с А.С.Кузнецовым, выпускником школы №1 1953 года

 

 

 

 

 

 

 

Приложение 4

 

Интервью с Н.А.Андреевой, выпускницей школы №1 1957 года

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

«Золотой» выпуск школы №1 1957 года. Неля Бабкина (Н.А.Андреева).

Третий ряд слева, первая

 

 

 

Приложение 5

Интервью с Т.А.Ходанецкой, педагогом-ветераном школы №1

 

Почетный Гражданин г. Верхняя Салда, Заслуженный учитель РФ, 

 педагог-ветеран Т.А.Ходанецкая

Приложение 6

М.Г.Злыгостева, педагог-ветеран школы №1.  Воспоминания о детстве в годы войны хранятся в архивах музея школы. 

На выставке «Души прекрасные порывы» в музее школы. 2018 год.

 

 

Приложение 7

Дети войны занимают активную жизненную позицию по сегодняшний день А.С.Кузнецов – автор многих книг, художник, заместитель председателя Совета ветеранов. Экскурсия «Пейзажи.Портреты.» 2023г.

  

 

 

Р.Н.Мелькова, активный член Совета ветеранов, куратор выпуска 1953 года.

На очередной Акции в парке Ю.А.Гагарина, март 2022 года

 

 

 

Н.А.Андреева, участник выставок прикладного искусства (вышивка) городского, школьного уровней. Выставка «Души прекрасные порывы» в музее школы. 2018 год.

 

 

 

Т.А.Ходанецкая, активный член Совета ветеранов,  частый гость на уроках Мужества, мероприятий школы, города.

День тотального чтения 2018 год.

 

 

 

 

Приложение 8

 

Экскурсия «Дети войны» в 5-х классах

 

 

                                  Сенчева ЛА  3 класс      

 

 

 

  

 

  

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  

---