Литературно-музыкальная композиция, посвященная 80-летию блокады Ленинграда.
Вступление. (Звучит вой зениток, рев моторов. Ученик читает стихотворение)
"Опять война, Опять блокада.
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
"Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне".
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда -
Не права !
Чтоб снова
На земной планете
Не повторилось той зимы,
Нам нужно,
Чтобы наши дети
Об этом помнили,
Как мы!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память - наша совесть.
Она
Как сила нам нужна..."
Давно это было, 70 лет назад, но чем дальше уходят эти дни, тем меньше места в учебниках истории занимает рассказ о борьбе нашего народа против фашистских захватчиков. Тем, кто родился после войны, многого уже не понять и того, что пережило военное поколение - не пережить. Можно только слушать рассказы тех, кто выжил, и постараться осознать, попытаться почувствовать, что они пережили, и сохранить это в памяти... И отдать дань вечного уважения и вечной благодарности.
В сентябре 1941 гитлеровские захватчики оккупировали Гатчину, Павловск, Пушкин и Петергоф. 4 сентября противник произвёл первый обстрел города; 6 сентября фашистская авиация впервые прорвалась к городу, разбомбив два дома на Невском проспекте, а через два дня фашисты дважды совершили массированные налёты на Ленинград. В тот же день была прервана железнодорожная связь со страной. 8 сентября гитлеровские войска захватили Шлиссельбург. Начались девятьсот суровых дней ленинградской блокады.
Фашисты не смогли штурмом овладеть Ленинградом и решили взять его измором. Вражеская авиация ежедневно бомбила город. Из-за блокады прекратился подвоз топлива и продовольствия. Осенью 1941 года нормы продовольствия снижались. В ноябре рабочие получали по 250 грамм хлеба в день, все остальные по – 125 грамм. Надвигался голод! Развивалась своеобразная ленинградская кулинария: люди научились делать пышки из горчицы, суп из дрожжей, котлеты из хрена, кисель из столярного клея. Хлеб – это совсем маленький кусочек… тяжелый, липкий, сырой.
Вот такой кусочек хлеба получали жители города.(сценка про хлеб)
(Стоит стол, на нем – свеча, железная кружка, листки бумаги.
За столом сидят два мальчика, одетые в шапки-ушанки, шарфы,
перчатки. Они что-то пишут.)
Фимка:
- Ой, как есть хочется!
Димка:
- Терпи! И мне хочется. Терплю ведь! Ты думаешь, хлеб теперь – это просто хлеб? Получил паек, сто двадцать пять граммов, и ешь сразу?
Фимка:
- А как же? Думай, не думай – хлеба больше не станет…
Димка:
- Не скажи…Паек-то можно есть по-разному.
Фимка:
- Как это по-разному?
Димка:
- Каждый человек, Фимка, должен сейчас найти самый «сытный» способ есть хлеб. Надо суметь, чтоб не сразу паек в животе оказался.
Фимка:
- Как это – самый «сытный»?
Димка:
- А так! Одни по крошечке едят, чтоб дольше хлеб во рту был. Другие режут паек на тоненькие пластинки. Отрежут и жуют.
Фимка:
- Нет, не могу я удержаться, Димка! Кусочек-то такой ведь еще меньше. Съешь и не заметишь.
Димка:
- А вечером как?
Фимка:
- Вечером мама придет с работы. Посмотрит, вздохнет…Отрежет мне кусочек от своего пайка…На, скажет, ешь, голова садовая.
Димка:
- И ты ешь? Так она же работает…Ей же больше надо, чтобы силы сберечь…Будешь так дальше делать, Не стану с тобой дружить…Понял?
Фимка:
- Понял. Но есть-то так хочется…
Димка:
- Хочется, хочется!!! Мне вот на крышу хочется… На небо поглядеть – не летит ли фашистский «Юнкерс». Давай, шагай за мной…
- У нас с мамой полный порядок. «Получил паек, раздели на три кусочка, - говорит мама. – Утром кусочек – на завтрак. Днем кусочек – на обед. Вечером – еще кусочек, граммов сорок… Так и продержишься день…»
Фимка:
- Я тоже паек на три части делить буду.
Димка:
- И правильно! Ты думаешь – бойцам много больше дают? Не очень-то. А они с фашистами дерутся. И мы с тобой тоже защитники Ленинграда, на боевом посту. Выходит, и нам надо держаться.
Хлеб содержал всякую дрянь и лишь немного муки. Почти все ленинградцы стали дистрофиками. Одни распухли и блестели, как будто покрытые лаком. Это первая степень дистрофии. Другие – высохли – вторая степень. В конце декабря хлебная пайка стала почти вдвое тяжелее – к этому времени значительная часть населения погибла.
Некоторые горожане высказывали крамольные мысли в письмах, которые изымались. Давайте посмотрим, что пишут жители города.
«…Жизнь в Ленинграде с каждым днём ухудшается. Люди начинают пухнуть, так как едят горчицу, из неё делают лепёшки. Мучной пыли, которой раньше клеили обои, уже нигде не достанешь».
«…Женя, мы умираем от голода. Ваня настолько истощал, что уже не просит есть, лишь изредка кричит: «Мама, если нет кушать – убей меня». (говорит четырехлетний ребенок)
«…Мы превратились в стаю голодных зверей. Идешь по улице, встречаешь людей, которые шатаются, как пьяные, падают и умирают. Мы привыкли, не обращаем внимания, потому что сегодня они умерли, а завтра я».
«…Ленинград стал моргом. По улицам вереницы покойников».
Давайте
заглянем в одну из квартир и посмотрим, как жили люди.( сценка в доме)Голос
за кадром:
- Время- лекарь и эту роль повторяет оно со
всеми.
Но бывает людская боль, над которой
не властно время.
Звучит метроном.
Мизансцена: воссоздан интерьер блокадной
комнаты: простой стол, стул, зеркало, репродуктор,
буржуйка, алюминиевая посуда на столе.
Несколько девочек в одежде (ватниках , шалях, ботинках,
тёплых кофтах, рейтузах и т.п.), обнявшись попарно, спят.
Голос за кадром:
- В комнате - двенадцать человек,
Спим, к печурке сдвинулись поближе.
Если рядом - стужа, холод, снег,
Поселившись вместе, легче выжить.
И с утра, когда метель опять
Штору через щель в окне колышет,
Я, проснувшись, перед тем, как встать,
Вслушиваюсь –
все ли дышат ?
Мизансцена : пробуждение. И далее играют в соответствии с
текстом..
1-я девушка: Дома - без света и тепла, и без
конца пожары рядом,
Враг зажигалками дотла
спалил бадаевские скалады.
И мы бадаевской землёй теперь
сластим пустую воду,
Земля с золой, земля с золой –
наследье прожитого года.
2-я девушка: Блокадным бедам нет границ,
Мы глохнем под снарядным
гулом.(взрыв)
(перемещаются по сцене, растапливают буржуйку, кипятят чайник,
пугаются бомбёжки и т.д.).
4-я девушка: Здесь даже спички лишней нет. И мы,
коптилки зажигая,
Как люди первобытных лет огонь из камня
высекаем.
И тихой тенью смерть сейчас
ползёт за каждым человеком.
Все вместе: И всё же в городе у нас не
будет каменного века !
Звучит метроном.
5-я девушка: Вместо супа – бурда из столярного клея,
Вместо чая – заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг
не твои,
Только сердце внезапно сожмётся,
как ёжик,
И глухие удары пойдут
невпопад… ( На сцене оказывают помощь упавшей девушке.
Все, кроме одной, встают.)(Зина)
Все вместе : Сердце! Надо стучать, даже если не можешь,
Не
смолкай! Ведь на наших сердцах - Ленинград !
Звучит метроном.
1-я девушка : Концерт начался! (Звучит тема
нашествия из Ленинградской симфонии Д.Д.Шостаковича).
( На сцене: одна девочка садится за пианино, вторая
играет на флейте, третья- на скрипке).2-я девушка : И
музыка встала над мраком развалин,
Крушила безмолвие
тёмных квартир,
И слушал её
ошарашенный мир (встают)Все вместе: Вы так бы смогли,
если б вы умирали ?
В мировой истории нет примеров, равных по трагичности ужасам голодающего Ленинграда. Каждый день в осажденном городе равнялся многим месяцам обычной жизни. Почти постоянные бомбежки уносили жизни. Было жутко видеть, как с каждым часом иссякают силы близких, дорогих людей. На глазах у матерей умирали их сыновья и дочери, дети оставались без родителей, многие семьи полностью исчезали.
Хуже всего приходилось детям. Когда умирают взрослые - это тяжело, но понятно. А смерть детей сознание принимать отказывается.
Заключение. Стихотворение «Пусть голосуют дети»
(Ольга Берггольц)
Пусть голосуют дети
Я в госпитале мальчика видала.
При нем снаряд убил сестру и мать.
Ему ж по локоть руки оторвало.
А мальчику в то время было пять.
Он музыке учился, он старался.
Любил ловить зеленый круглый мяч...
И вот лежал - и застонать боялся.
Он знал уже: в бою постыден плач.
Лежал тихонько на солдатской койке,
обрубки рук вдоль тела протянув...
О, детская немыслимая стойкость!
Проклятье разжигающим войну!
Проклятье тем, кто там, за океаном,
за бомбовозом строит бомбовоз,
и ждет невыплаканных детских слез,
и детям мира вновь готовит раны.
О, сколько их, безногих и безруких!
Как гулко в черствую кору земли,
не походя на все земные звуки,
стучат коротенькие костыли.
И я хочу, чтоб, не простив обиды,
везде, где люди защищают мир,
являлись маленькие инвалиды,
как равные с храбрейшими людьми.
Пусть ветеран, которому от роду
двенадцать лет, когда замрут вокруг,
за прочный мир, за счастие народов
подымет ввысь обрубки детских рук.
Пусть уличит истерзанное детство
тех, кто войну готовит, - навсегда,
чтоб некуда им больше было деться
от нашего грядущего суда.
1945
© ООО «Знанио»
С вами с 2009 года.