Марк Ильич Панарин о боях под Ржевом.

Марк Ильич Панарин о боях под Ржевом.

Автор записок «В боях под Ржевом» майор запаса Марк Ильич Панарин родился в 1901 году в Белгородской области, в крестьянской семье. Участвовал в гражданской войне. Член КПСС с 1924 года.

В начале Великой Отечественной войны вступил в истребительный батальон Ростокинского района города Москвы и первое время воевал в качестве красноармейца ополченской дивизии. Во время боев под Москвой был парторгом, затем политруком роты. Весной 1942 года после госпиталя, где он находился по ранению, получил назначение в 912-й стрелковый полк 243-й стрелковой дивизии и стал секретарем партийного бюро полка.

912-й стрелковый полк прошел большой, и трудный боевой путь. Он бил немецко-фашистских захватчиков под Москвой, в Донбассе и на Днепре, на Южном Буге и Днестре, освобождал от гитлеризма народы Румынии, Венгрии, Чехословакии, принимал участие в разгроме японских милитаристов.

После Великой Отечественной войны М. И. Панарин уволился в запас и работал в профессиональном союзе рабочих строительства и  промстройматериалов.

В своих записках автор повествует о фронтовых буднях советских воинов, коммунистов и комсомольцев 912-го стрелкового полка в боях под Ржевом.

М. И. Панарин не литератор. Записки секретаря партийного бюро стрелкового полка - его первая попытка выступить в печати. Он не претендует на всестороннее изложение опыта партийно-политической работы в полку, а лишь рассказывает о событиях, участником которых был во время боев под Ржевом в 1942 году. Для современного читателя его записок ценно то, что они создавались по горячим следам после окончания Великой Отечественной войны и не содержат, как мне кажется, не нужных прикрас и неточностей. Первое издание «В боях под Ржевом» было опубликовано через 15-ь лет после того, как закончилась война и ещё многие участники этих событий были живы, и могли уличить автора во лжи, если бы автор был не точен в описании событий, участником которых он был. Я из записок Марка Ильича Панарина выбрал лишь то, что описывает обстановку под военным Ржевом в 1942/1943 годах.

Весной 1942 года.

Колонна автомашин подошла к лесу и остановилась. На опушке нас встретил офицер. Приветливо посмотрев на военных, сидевших в кузовах машин, он назвал себя:

- Представитель политотдела 29-й армии старший политрук Болдырев!

Старший нашей группы батальонный комиссар Оленский предъявил Болдыреву документ, в котором было сказано, что семьдесят два политработника направляются политическим управлением Калининского фронта в распоряжение политотдела 29-й армии для прохождения дальнейшей службы.

Все мы лечились в госпиталях после ранений, полученных в боях под Москвой, а теперь снова возвращались на передний край.

Из лесу доносился звон пил и треск падавших на землю деревьев.

- Саперы орудуют, - сказал Болдырев. - Готовят лес. Оборона у нас пока жиденькая: сооружения слабы и людей мало. Да и место не пришлось выбирать: где застала весенняя распутица, там и начали зарываться в землю.

Завязался разговор о значении оборонительных сооружений, о взаимодействии огневых точек в системе обороны. Сопоставляли оборудование наших позиций с позициями врага.

Известно, что после поражения под Москвой гитлеровское командование прилагало огромные усилия к тому, чтобы на центральном участке советско-германского фронта не только удержать в своих руках позиции, на которых удалось закрепиться, но и восстановить потерянную репутацию о «непобедимости» гитлеровского оружия, захватить Москву.

Во время приёма  у члена Военного совета 29-й армии бригадного комиссара Савкова нам рассказали следующее. «Оккупанты стремятся  удержать за собой выдающийся в сторону Москвы плацдарм на участке Ржев - Гжатск - Вязьма, расположенном в 120 километрах от столицы. А пока этот плацдарм находится в руках врага, наша столица остается под угрозой. Вы понимаете, следовательно, как велика роль и нашей 29-й армии в системе обороны, которую она сейчас занимает в районе Ржева».

Значительно позднее, в «Красной звезде» от 4 марта 1943 года, мы читали о том, как один немецкий генерал в докладе генеральному штабу в 1942 году писал: «Мы должны удержать Ржев любой ценой. Какие бы мы потери ни понесли, Ржев должен быть нашим. Ржев - это трамплин. Пройдет время, и мы совершим отсюда прыжок на Москву».

Читая эту выдержку из доклада гитлеровского генерала, я вспомнил о том, как командование 29-й армии оценивало тогда обстановку под Ржевом и как правильно ориентировало командиров, политработников и красноармейцев, накануне летних боев 1942 года.

Наступил день отправки в полк. Старший батальонный комиссар Егоров пригласил меня в политотдел и поздравил с присвоением воинского звания «политрук». Затем сказал:

- Надевайте знаки различия и готовьтесь в путь. Вы назначены инструктором по пропаганде 912-го стрелкового полка 243-й дивизии. Надеемся, что вы оправдаете оказанное вам доверие.

Он вручил мне предписание о назначении, показал на карте место, где дивизия и полк занимают оборону, и пожелал успеха в боевых делах.

И я зашагал по военным дорогам.

Моя дивизия находилась на правом фланге, добираться от штаба армии пришлось далеко. Погода стояла прекрасная, всюду зелень, цветы, высоко в небе звенели жаворонки. В этот чудесный солнечный день я прошел несколько деревень, но нигде не видел жителей. Смерч войны оставил здесь руины да пепелища. Лишь осиротело торчали трубы. Всюду зияли воронки от авиабомб, огороды, усадьбы зарастали бурьяном. Земля ждала пахаря.

К заходу солнца я пришел в политотдел дивизии, находившийся в двух километрах от переднего края, в деревне Леонтьево, Ржевского района. Доложил начальнику политотдела старшему батальонному комиссару Сорокину о своем прибытии. Начальник политотдела мне понравился - спокойный, седовласый человек с приятным мужественным лицом. На груди орден Красного Знамени. Когда я докладывал, все присутствовавшие встали.

После беседы Сорокин предложил мне отдохнуть с дороги и познакомиться с работниками политотдела.

После вручения партийных документов бойцам и командирам 912 сп. Во втором ряду (четвертый справа) начальник политотдела 243 сд старший батальонный комиссар П. Сорокин.  

Политотдел размещался в двух колхозных домах. Деревня почти ежедневно подвергалась артиллерийскому обстрелу, и потому около домов были оборудованы укрытия. Работники политотдела, как я узнал, постоянно находились в полках, но в этот день некоторые из них были на месте.

Только вечер и утро провел я среди политотдельцев, а как мне понравился этот коллектив партийных работников! Все они жили как одна семья, спаянная фронтовой дружбой. Меня, нового человека, они как-то по-товарищески расположили к себе, и я сразу почувствовал поддержку в этом коллективе.

Встреча со старшими, их советы, участие в семинаре вооружили меня для работы в полку. Остальное зависело от меня самого.

На этом закончился мой путь от госпиталя до окопов.

В те дни 912-й стрелковый полк занимал оборону под Ржевом, по линии населенных пунктов Ильино, Назарово, Подсосенье. В деревне Щелково и ее окрестностях расположились тылы полка. За зоной ничейной земли на сильно укрепленном участке деревень Буруково, Ниж. Пронино, Коровино, Агарьково зарылись в землю немцы, тылы их гнездились в деревне Починки и на заросшей лесом высоте «Очки».

В первые дни я знакомился с расположением обороны полка, с размещением пулеметов, минометов, огневых позиций полковой артиллерии, запоминал тропки-дорожки, по которым предстояло днем и ночью пробираться в траншеи, к блиндажам, к огневым точкам.

Больше всего меня, естественно, интересовали люди, их быт, моральное состояние. Людей было мало, обязанностей же для них - с избытком.

После зимних боев по-прежнему в полку числилось 9 стрелковых, 3 пулеметные и 3 минометные роты, а также роты автоматчиков, связи, санитарная, транспортная, была полковая артиллерия, разведка, саперы, но из каждой роты с трудом набирался полный взвод. Немногочисленной была и полковая партийная организация: всего 44 члена партии и 67 кандидатов, а комсомольцев и того меньше. Этими силами полк выполнял боевые задачи в обороне. Нужно было одновременно делать многое: обеспечивать устойчивость и активность обороны, прочно удерживать занимаемые позиции и быть готовыми в любой момент отражать атаки врага. Нашей важнейшей задачей было совершенствовать оборону, инженерное оборудование позиций. Только одной земли предстояло перекопать многие тысячи кубометров.

Не налажен был быт людей. Не каждый взвод имел свой блиндаж; дверь, снятая с петель где-нибудь в сарае, доска, охапка соломы являлись чуть ли не предметами роскоши в окопной жизни. Плохо обстояло дело с санитарным обслуживанием, баней, стиркой белья, стрижкой и др. Не все было гладко и с питанием. Пищу фронтовика составляли пшенные концентраты, сухари, сахар. Причем из-за отсутствия проезжих дорог и нехватки транспорта бойцам нередко приходилось доставлять продукты на себе.

На участке нашего полка противник вел себя спокойно. Это усыпляло бдительность, порождало у некоторых бойцов стремление не тревожить врага.

Конечно, командиры, политработники и красноармейцы понимали значение своего полка в системе обороны наших войск под Ржевом. Хотя людей в полку было мало, но они упорно трудились, укрепляли оборонительные сооружения, зорко следили за врагом.

В те дни оккупанты возлагали большие надежды на свой плацдарм под Ржевом. На переднем крае и в глубине обороны они усиленно строили мощные узлы сопротивления, совершенствовали доты, их блиндажи достигали 8-10 накатов, они отрывали окопы полного профиля, всюду создавали проволочные заграждения, минные поля. Провалившись с планом «молниеносной войны» в 1941 году, немецко-фашистские оккупанты рассчитывали не только закрепиться на Ржевском выступе, но и во взаимодействии с другими фронтами обрушить новый удар на Москву.

Мы понимали, что, пока этот плацдарм не ликвидирован, Москва остается под угрозой. Каждый фронтовик чувствовал также и то, что наша оборона на исконной русской земле - дело времени. Вот соберемся с силами, пройдет весенняя распутица, солнце и летние ветры подсушат дороги, наступят летние бои. К ним надо готовиться активно, напряженно, изматывать силы врага, уничтожать его.

Однажды ночью офицер Бельский с группой саперов минировал проволочное заграждение перед передним краем обороны противника. Саперы тщательно подготовились к этому заданию, продумали меры маскировки от осветительных ракет, которыми гитлеровцы по ночам обычно подбадривали себя. Но странное дело, на этот раз ракет не было. Бельский обратил внимание на необычное явление. Решив, что немцы что-то затевают, он предупредил саперов и приказал им усилить наблюдение.

Подозрения Бельского оправдались. Наблюдавший за обороной немцев сапер Зверев заметил, что в нашу сторону ползут два человека, но из-за кромешной тьмы он увидел их тогда, когда они были так близко от него, что сообщить командиру или товарищам он уже не имел возможности, и принял самостоятельное решение: накрыть фрицев. Он замер на месте и, когда лазутчики проползли чуть дальше него, мгновенно набросился сразу на обоих: одного правой рукой за шею придавил к земле, левой поймал второго за поясной ремень и тоже прижал к земле. Началась борьба без шума, без крика. Но Бельский все же почувствовал что-то неладное и бросился туда, где был Зверев. Однако он опоздал. В какие-то доли секунды второй немец сумел расстегнуть пряжку своего ремня и, выскользнув из рук Зверева, скрыться во тьме. У Зверева остался пояс, две винтовки и пленник.

Находчивость и смелость Зверева сыграли тогда большую роль - помогли уточнить группировку противника. Пленный дал ценные показания. Оказалось, что в район Ржева прибыли новые части гитлеровцев, солдатом одной из этих частей и был пленный.

Передний край обороны нашего полка проходил по пересеченной местности, кое-где заросшей лесом. Места эти были заманчивыми для вражеской разведки, и случалось ранее, что разведчики проникали за наш передний край. Но эту особенность и мы хорошо понимали, она требовала от каждого военнослужащего высокой бдительности. Поэтому командование тщательно организовало службу охранения, велось усиленное наблюдение за противником, проволочные заграждения были оборудованы «сюрпризами», установлен строгий режим передвижения на участке полка.

В тот день когда красноармеец Сагандыков находился в боевом охранении, со стороны противника никого из наших не ожидалось. Если же возвращалась наша разведка или должны были пройти связные от партизан, то нас заблаговременно предупреждали, мы их встречали и на всякий случай готовились прикрыть их переход огнем. И вдруг после заката солнца Сагандыков заметил человека, пробиравшегося по кустарнику к нашей обороне. Лазутчик тоже увидел бойца и, уже не таясь, уверенно, выпрямившись во весь рост, направился прямо к нему. Сагандыков увидел чисто выбритого, упитанного человека, одетого в форму командира Красной Армии: в офицерской шинели, на петлицах кубики, на пилотке звезда, на поясном ремне пистолет и фляга. Тем не менее красноармеец понял, что здесь что-то неладно, взял автомат на изготовку и скомандовал:

- Стой! Кто идет?

Тот, предвидя такую встречу, не растерялся и зычно прикрикнул:

- В чем дело? Не видишь, кто идет, или не знаешь командира своего 912-го полка?

Часовой услышал от диверсанта точный номер нашего полка, но не поддался обману и дал вторую предупредительную команду:

- Ложись!

«Офицер» понял, что у красноармейца слова не разойдутся с делом, и нехотя лег.

К месту происшествия подбежали другие красноармейцы, они подняли «офицера», обыскали его и обнаружили два пистолета ТТ, финский нож, флягу со спиртом. Задержанного доставили в штаб полка. При допросе он пытался хитрить, говорил, что из партизанского отряда и по заданию перешел линию обороны. Но затем был вынужден сказать правду:

- Окончил школу гестапо. Из Смоленска нас, восемнадцать человек, привезли на передний край с заданием пробраться к русским. В течение месяца мы должны были работать в тылах вашего фронта, а потом возвратиться назад, к немцам.

Высокая бдительность помогла красноармейцу Сагандыкову задержать матерого диверсанта, а кроме того, и нашей разведке помогла выловить других лазутчиков из этой группы и получить ценные сведения о замыслах врага.

Был и такой примечательный факт, свидетельствующий о высокой бдительности наших воинов. Однажды красноармейцы увидели голубя, летевшего со стороны обороны оккупантов. Вообще-то птицы редко перелетали через передний край, - очевидно, инстинкт самосохранения не позволял им совершать такие «экскурсии». Через некоторое время голубь возвращался тем же путем. Затем полет повторился. Через посты наблюдения было установлено место в глубине нашей обороны, где голубь садился. Оказалось, что голубь почтовый и использовался гитлеровской разведкой для связи. Гнездо разведчика было накрыто и ликвидировано.

Однако потеря людей происходила нередко и потому, что не придавалось должного значения изучению некоторых уязвимых мест в системе обороны. Как-то в партбюро позвонил политрук стрелковой роты Гольдяев:

- Вы знаете, что в глубине обороны, за нашей ротой, немцы устроили ловушку? - И рассказал, что это такое.

В тот же день мы встретились с Гольдяевым и пошли к тому месту, которое он называл ловушкой. Оказалось, что это дорога, по которой мы тоже не раз хаживали. Она была кратчайшим путем из тылов к переднему краю обороны полка и считалась наиболее удобной, так как была замаскированной невысоким, но густым хвойным лесом. Единственным ее недостатком была поляна в лощине, ограниченная с одной стороны ручейком, а с другой - крутым подъемом. На пути в оборону нужно было обязательно пройти по этой поляне, а дальше опять лесом. Гитлеровцы, находившиеся на высоте, в районе деревни Агарьково, присмотрелись к поляне, засекли ее, пристрелялись и вели наблюдение. Стоило показаться нашему человеку, как пулеметчик нажимал на спуск, и у нас появлялась новая жертва. Показалась подвода с продовольствием или боеприпасами, и тут же, на поляне, ее накрывают из миномета. Так несколько суток немцы охотились за нашими людьми. А в штабе механически отчитывались за потери, не вникая в то, где и почему они произошли.

После доклада командир и комиссар потребовали от штаба полка, командиров и комиссаров батальонов строго следить за уязвимыми местами в обороне, пользоваться знаками предупреждения на тропинках и дорогах, которые мог засечь противник.

К весне 1942 года враг еще располагал большими силами и положение на фронте, в том числе и на участке, который занимала наша дивизия, оставалось весьма напряженным. Воины видели, что предстоит еще долгая и трудная борьба.

Обсудив состояние воспитательной работы в полку с командиром мы решили больше внимания уделить пропаганде боевых и революционных традиций нашего народа, боевых традиций Советской Армии, нашей дивизии, полка. Это заставило нас срочно подобрать дополнительные материалы по истории своей дивизии, т. е. сделать то, что следовало бы сделать еще до начала занятий по намеченным темам. Было решено провести на эту тему инструктивный доклад для политруков, парторгов, агитаторов и редакторов боевых листков. Докладчиком был батальонный комиссар Смирнов, который не только знал историю дивизии, но и лично участвовал в ее боевых делах. Вот что он рассказал.

- Наша 243-я стрелковая дивизия была сформирована в июле 1941 года из отрядов народного ополчения Ярославской области и пограничных подразделений, прибывших в Ярославль с далеких застав страны. Потому-то в наших полках много людей с волжским говорком и офицеров с зелеными петлицами и в таких же фуражках.

Мы, ярославцы, гордимся своими предками, оставившими нам в наследство замечательные боевые традиции. Ярославцы - народ мирный, но уж если возьмутся за оружие, то дерутся до полной победы. Об этом говорит богатая боевая история. Вспомните 1611-1612 годы, - рассказывал Смирнов, - когда на Руси было создано народное ополчение для борьбы с иностранными интервентами. В ту тяжкую пору, весной 1612 года, Минин и Пожарский прибыли с нижегородскими ополченцами в Ярославль. В своих грамотах они призвали русские города прислать к ним «из всяких чинов людей». Тогда Ярославль и стал центром формирования ополченческих отрядов. В июле 1612 года ополчение выступило из Ярославля, а в октябре освободило Москву от польско-шляхетских захватчиков. Затем, спустя двести лет, снова ярославские ополченцы взялись за оружие. Они стеной стали между Клином и Тверью, закрыли дорогу Наполеону на Петербург. Ярославские ополченцы ходили с Кутузовым освобождать Европу.

Как видите, - подчеркивал Смирнов, - людям нашей дивизии есть чем гордиться, есть чему поучиться у своих предков. А как складывалась боевая история дивизии в Отечественной войне?

В июле сорок первого года, - рассказывал он, - эшелоны нашей дивизии прибыли на фронт, разгрузились в городе Селижарово, а оттуда пешим маршем полки двинулись в бой. Наши первые схватки с немецко-фашистскими оккупантами произошли на берегах Западной Двины.

Год сорок первый был тяжелым для всего нашего народа и его вооруженных сил. Сдерживая напор врага, перемалывая его живую силу и технику, Красная Армия отходила. Отходили и войска нашего фронта, наша дивизия. Оккупанты врезались в Калининскую, Московскую области, заняли много городов и сел. С болью в сердце солдаты и офицеры покидали родные места.

По ходу рассказа Смирнов давал некоторые исторические и другие справки о городах, с которыми был связан боевой путь дивизии. Он говорил, например, о том, что многие города, временно оккупированные врагом, играли значительную роль в развитии русской культуры и науки, в накоплении боевых традиций народа. В Клину сочинял многие свои произведения замечательный русский композитор Чайковский; в Твери жил путешественник Афанасий Никитин, первым проложивший путь из России в Индию. В Ржеве создавал свои произведения известный русский драматург Островский, здесь бывали Пушкин, Чернышевский.

Эти, хотя и краткие, отступления были необходимы, чтобы напоминать каждому воину о тех величайших богатствах, которые накоплены нашим народом во всех областях экономики, науки и культуры, о том, что гитлеровские захватчики ставят своей целью разрушение национальной культуры и государственности свободных народов Советского Союза, превращение советских людей в рабов.

- Наша дивизия, - подчеркивал докладчик, - не только отходила с боями, она все время совершала дерзкие налеты, направляла в тылы противника отряды смельчаков, которые взрывали склады, поджигали базы, громили штабы врага. В одной из таких операций участвовал целый полк.

А дело было так. Разведка установила, что для обеспечения наступательных операций в деревне Поломеницы и ее окрестностях немцы сосредоточили большое количество боеприпасов, горюче-смазочных материалов и автотранспорта. Командиру нашей дивизии было приказано направить в тыл врага полк и разгромить склады в указанном районе. Эту боевую задачу поставили перед 906-м стрелковым полком.

Тогда в обороне немцев, занятой поспешно, с ходу, в лесисто-болотистой местности, имелись разрывы. Наша разведка изучила места разрывов, и с вечера полк в составе трех батальонов с четырьмя противотанковыми орудиями вышел для выполнения боевого задания, оставив на месте обозы и все то, что могло усложнить проведение операции. На рассвете полк незаметно вышел в район деревни Поломеницы, рассредоточился и укрылся в лесу.

Весь день разведчики во главе с начальником штаба изучали размещение складов, подъезды к ним, численность охраны, время и порядок смены часовых, места скопления автомашин с горючим и боеприпасами. Перед вечером командир и комиссар полка утвердили план ночной операции, которым намечалось нанести внезапный удар с трех сторон.

С наступлением сумерек батальоны скрытно сосредоточились на исходных позициях и по сигналу командира полка начали атаку. Вперед были высланы специальные группы подрывников. Завязался бой с усиленной охраной складов. Загорелись постройки, в небо взметнулись столбы огня, а вскоре послышались взрывы большой силы, - это означало, что группы подрывников выполнили задание.

Операция по ликвидации вражеских складов длилась около четырех часов. Задание было успешно выполнено с незначительными потерями для нас. Зато гитлеровцам эта операция стоила огромного количества боеприпасов и десятков тонн горючего и смазочных материалов.

Под утро командир полка вывел свои батальоны в расположение обороны дивизии.

До декабря 1941 года дивизия вела ожесточенные оборонительные бои на московском стратегическом направлении. 5 декабря войска Калининского фронта, 6 - Западного и Юго-Западного фронтов перешли в контрнаступление. Результаты зимних сражений, - рассказывал Смирнов, - вам известны. С битвы под Москвой началась новая страница боевой истории нашей дивизии. Герои наступательных боев прославили свой полк, свою дивизию. Примечательно и то, что в битве под Москвой ярославские ополченцы 1941 года прошли по тем же дорогам, по которым шли их предки - ярославские ополченцы в 1812 году, когда они вели бои с французскими оккупантами между Клином и Тверью.

Под Калинином Красная Армия разгромила дивизии 9-й германской армии генерала Штрауса. Не забыть декабрьские дни, - вспоминал Смирнов. - Сорокаградусный мороз обжигал лица и руки, но бойцы, командиры и политработники были горды сознанием того, что шли по улицам старинного русского города, носящего имя Всесоюзного старосты М. И. Калинина. Бойцы нашей дивизии водрузили красное знамя над Калинином, начальником гарнизона города стал командир нашей дивизии генерал-майор Поленов, подписавший первый приказ в освобожденном городе в штабе дивизии, находившемся на Советской улице, в доме номер сорок три.

Герои боев за Калинин есть в каждом полку. Например, в вашем полку знатный пулеметчик Василий Дегтярев одним из первых награжден орденом Красного Знамени за храбрость, проявленную в зимних боях с оккупантами. Дегтярев в полку не один. Старший лейтенант Мясников, санинструктор Солодянкин, разведчики Михеев и Носков, связист Травин и другие могут рассказать бойцам немало интересного, у них поучительный опыт наступательных боев.

Воины 2 стр. батальона любили и уважали своих командира и комиссара, защищали их в бою. На снимке: командир батальона старший лейтенант П. Мясников и комиссар старший политрук А. Борисов.  

Среди героев полка нельзя не назвать бывшего секретаря комсомольского бюро младшего политрука Собко. Многие ваши однополчане знали его и помнят о нем. В апреле этого года в одном из боев Собко был трижды ранен, но, заявив, что коммунисты не уходят с поля боя, пока бьется их сердце, продолжал драться с врагом до последнего вздоха. Так и пал смертью храбрых этот бесстрашный воин, замечательный организатор молодежи. Комсомольцы полка над могилой героя поклялись беспощадно мстить врагам нашей Родины за смерть своего вожака.

Об этом отважном воине, пламенном советском патриоте, - сказал Смирнов,-должен знать каждый боец и командир 912-го стрелкового полка...

После инструктивного доклада групповоды рассказывали на политзанятиях, как начала складываться история и боевая слава родного полка, дивизии, называли имена воинов-героев. В пулеметной роте старший политрук Ситников начал рассказ о боях за освобождение Калинина словами газеты «Красная звезда»: «Части Поленова буквально на плечах противника ворвались в город...»

Старший политрук рассказал о некоторых особенностях этого наступления дивизии.

- Полкам предстояло наступать на центр города. Правее Горбатого моста, на подступах к укреплениям врага, нашей пехоте нужно было форсировать Волгу по льду. Но, как установила разведка, берега реки немцы полили водой и превратили их в сплошные ледяные барьеры.

Для наступающей пехоты такие барьеры, - отмечал Ситников, - были серьезным препятствием. Потребовалась некоторая подготовка для того, чтобы перехитрить противника. Было решено в полках создать отряды из добровольцев, в задачу которых входило: под прикрытием огня пехоты первыми перейти через реку, преодолеть обледеневший берег, занять плацдарм и своим огнем прикрывать переход пехоты через Волгу.

Бойцы внимательно слушали рассказ, но кто-то не утерпел и спросил:

- Кто в нашем полку возглавлял такой отряд?

- Командиром,- ответил старший политрук, - был лейтенант Мясников, ныне старший лейтенант, командир второго батальона, политруком Носков, ныне политрук полковой разведки. От вашей роты в состав отряда входил расчет станкового пулемета Василия Дегтярева. Это смелые, ловкие и дерзкие воины. Здесь присутствует сам Василий Дегтярев и другие участники боев за Калинин, и лучше будет, если они продолжат мой рассказ.

Мужественный пулеметчик красноармеец В. И. Дегтярев.  

Дегтярев был общительным, душевным человеком и никогда не отказывался поделиться своим боевым опытом. И в этот раз он охотно выступил перед бойцами.

- Штурм вражеских укреплений начался в три часа ночи шестнадцатого декабря. Не забыть ту декабрьскую ночь. Мороз сковывал тело, коченели руки. «Лодку» с пулеметом приходилось тащить по пояс в снегу. Да и картина боя была страшная: трассирующие пули летели навстречу роями, то и дело с треском рвались мины, над городом висело зарево пожаров. Как только цепь пехоты подошла к реке, наш отряд рванулся вперед и начал штурмовать ледяной скат берега.

В декабре 1941 г. развернулись бои за освобождение города Калинина. На снимке: бойцы 912 сп преодолевают укрепления врага на дальних подступах к городу. 

В ход пошли топоры, лопаты, клинья, специально подготовленные для вырубания лесенок. Чтобы быстрее выбраться на берег, применяли веревки и пояса. Преодолев ледяной барьер, отряд зацепился за два дома, открыл огонь и шаг за шагом начал расширять плацдарм, продвигаясь к улице Урицкого. Когда дальше продвигаться стало невозможно, я облюбовал огневую позицию с хорошим сектором обстрела в сторону улицы Урицкого. Заметив, что наш отряд ведет огонь уже вблизи их укреплений, гитлеровцы перешли в контратаку. Стиснув зубы, мы терпеливо ждали, когда они подойдут поближе, чтобы ударить наверняка, уничтожить побольше живой силы и сорвать контратаку. Наконец гитлеровцы сосредоточились для рывка вперед, и тут наш станкач дал о себе знать. А стрелять мы умеем! Было видно, как ряды атакующих редели. Те, кто уцелели, бросились назад, оставив убитых и раненых. Вскоре подошли роты полка. Завязался большой кровопролитный бой. К трем часам дня город Калинин был очищен от фашистских захватчиков.

Другие участники боев за Калинин рассказывали о том, каким они увидели город после боя. На улицах торчали коробки домов, без окон и дверей, всюду была разбросана поломанная мебель, на столбах висели оборванные провода, зияли пробоины в стенах фабричных корпусов, больниц, школ, клубов. За рекой Тьмака в большом нетопленном доме оказались давно оставленные на мучительную голодную смерть советские воины, раненными попавшие в плен. Они, как скелеты, лежали на нарах, обросшие, в лохмотьях, с загноившимися ранами, перевязанными грязными тряпками...

- На политзанятии пулеметчик Леонов с возмущением говорил:

- Открыли мы склад с военным имуществом и удивились: он был набит резиновыми дубинками. Стояли мы и гадали: для чего оккупанты завезли такой запас дубинок, да еще в один город? К нам подошли горожане, и все стало ясно. Они показали инструкцию для бургомистров, старост, полицейских, в которой было сказано: «Служба поддержания внутреннего порядка в городах и селах России должна быть службой резиновой дубинки». Далее следовала «инструкция» по применению дубинки: за невыход на работу виновный наказывался ударами в количестве от 25 до 30, ослушание каралось смертной казнью и т. д.

Итог занятия подвел старший политрук Ситников. Заканчивая беседу, он обратил внимание слушателей на то, что гитлеровская армия не считается ни с какими требованиями человеческой морали, ведет не обычную войну, а войну разбойничью, преследующую цели истребления миролюбивых народов.

- Товарищ Леонов говорил здесь о складе резиновых дубинок. Я расскажу вам о другом, более жутком, факте, показывающем, насколько беспредельна жестокость и кровожадность фашистских вандалов. Во время боев наших войск за освобождение Калинина подразделения германского 303-го полка 162-й дивизии собрали в пригородной деревне женщин и, поставив их впереди себя, пошли в контратаку. К счастью, нам удалось вклиниться между гитлеровцами и их жертвами и, отбив контратаку, спасти женщин.

Гитлеровцы использовали мирное советское население для прикрытия своих войск и на других фронтах. Это подлое преступление, которому нет оправданий! Не ищите, товарищи, в гитлеровцах человека - не найдете! Будьте беспощадны в бою, ибо перед вами обагренные кровью убийцы, дикие звери, которых надо уничтожать. Необходимо выжечь след фашистской стопы с наших полей, с наших дорог и улиц, выжечь дотла!

Наступили теплые летние дни. Солнце заливало землю горячими лучами, буйно зеленели леса и травы. Но не это занимало фронтовиков. Они понимали, что с наступлением лета возобновятся ожесточенные сражения. Когда, где и кто первым начнет, мы, конечно, знать не могли. Но были основания предполагать, что при определенных условиях это может произойти и под Ржевом.

И вдруг в одно июльское утро стало известно, что немецко-фашистские войска перешли в наступление на южном крыле советско-германского фронта. Было очевидным, что началась гигантская битва и она прямо или косвенно захватит все фронты.

Шло время. И каждые сутки поступали тяжелые вести. Враг занимал города: Ворошиловград, Новочеркасск, Шахты, Ростов, пробивался к Сталинграду и на Кавказ. Отход наших войск на юге отзывался тревогой в сердцах людей полка.

Нелегко было тогда политрукам, парторгам, агитаторам проводить беседы о положении на фронтах. Обстановка требовала смотреть правде в глаза, и воины мужественно воспринимали действительность. Все понимали, что над Отечеством снова нависла большая угроза. Но и в такое тяжелое время у нас не было пессимизма. Наоборот, все еще больше подтянулись, еще крепче стала боевая дружба, еще сильнее стремление к решительным боям с захватчиками. Героическая битва за Москву укрепляла уверенность в том, что Красная Армия в состоянии не только выдержать очередной натиск оккупантов, но и разгромить их.

В связи с начавшимся наступлением немцев в полку оживились разговоры о наших военных союзниках, об открытии второго фронта, так как в этом люди видели возможность скорейшего окончания войны и, следовательно, уменьшения жертв и разрушений. Подобные разговоры возникали еще и потому, что в газетах от 12 июня 1942 года было опубликовано коммюнике, в котором сообщалось, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 г.».

Известие о том, что наша страна приобрела в войне союзников, с одобрением встретил личный состав полка. Но когда шла речь об открытии второго фронта, бойцы не скрывали своих сомнений. Каждый раз беседы о втором фронте оставались незаконченными, сомнения нерассеянными, и бойцы говорили:

- А тяжесть-то войны все же ляжет на наши плечи. Надо надеяться на себя.

Надеясь на себя, личный состав готовился к боям. Было видно, что скоро и мы начнем действовать. О том, что наши войска перейдут в наступление, красноармейцы догадывались по приметам, которые в таких случаях неизбежно появлялись в обороне: то генералы зачастят в окопы, то появятся представители танковых, артиллерийских и авиационных частей, то санитарные работники начнут пополнять запасы медикаментов в ротах.

В этот период в полку возникла мысль о создании штурмовых групп. Командир, комиссар, начальник штаба полка, обсудив предложение, решили создать при двух стрелковых батальонах штурмовые группы по 50 человек, укомплектовав их добровольцами. На выполнение этого приказа потребовалось неполных два дня. Добровольцев было больше, чем требовалось. Многим пришлось доказывать, что нельзя же в штурмовые группы включить весь личный состав. Командирами групп были назначены коммунисты Бурдин и Сидоров, комиссарами - политруки Богданов и Хоменко.

Партбюро полка решило создать в каждой штурмовой группе партийные организации. На собраниях коммунистов-штурмовиков парторгами избрали Кожевникова и Сагандыкова. Штурмовые группы тут же были выведены из окопов во второй эшелон полка для подготовки к предстоящему штурму обороны противника.

А готовиться было к чему. За месяцы позиционной войны под Ржевом немецко-фашистские захватчики сделали свою оборону долговременной - об этом говорили пленные, это же подтверждала и наша наземная и воздушная разведка.

В 7 часов утра 30 июля земля застонала от разрывов снарядов. И вот уже в небе стоит непрерывный грохот. Артиллерия засыпает снарядами передний край противника, прожигая огнем путь пехоте и танкам. Над обороной оккупантов поднялись тучи дыма и пыли.

Прозвучал залп «катюш». Это был сигнал окончания артподготовки и начала наступления. С ревом двинулись вперед танки непосредственной поддержки пехоты, и вслед за ними устремились стрелки. Разрывы снарядов смешались с ружейной и пулеметной стрельбой и криками «ура». И тут же по всем линиям полевой связи разнеслись слова: «Пехота поднялась!», «Пехота пошла вперед!»

Так началось летнее наступление нашего полка. Но бой легко не дается. Опыт войны показывал: как бы артиллерия ни обрабатывала передний край врага, все равно в обороне противника то в одном, то в другом месте начинают оживать огневые точки. Так было и в первые часы наступления нашего полка. Как только пошла пехота, тут же со стороны врага застрочили пулеметы, заухали минометы. Было видно, что немцы пытаются отрезать нашу пехоту от танков и прижать к земле, с тем чтобы затем расстреливать порознь: танки - артиллерией, пехоту - минометным и пулеметным огнем.

Этот прием противника не был новым. При подготовке полка к наступлению командование предусмотрело возможность таких контрмер врага и потому располагало боевыми средствами для того, чтобы подавлять ожившие огневые точки. Но в тот момент не огонь противника создал угрозу срыва наступления пехоты, а другие непредвиденные обстоятельства.

На рассвете в день наступления было солнечно и сухо. Перед началом же артиллерийской подготовки по небу поплыли лохматые тучи, все больше и больше заволакивая солнце, а к концу артподготовки пошел проливной дождь, который и длился до конца дня. На пути продвижения пехоты образовались огромные лужи, непролазная грязь, каждая межа, воронка, окопчик заполнились водой. Во время перебежек автоматы, пулеметы засорялись, эффективность огня пехоты снижалась, люди отставали от танков, да и танки с трудом преодолевали  месиво из воды и вязкого грунта. Из-за ненастной погоды наша авиация не поддерживала наступавшую пехоту, плохая видимость мешала артиллеристам и минометчикам точно накрывать ожившие огневые точки врага.

На поле боя складывалась тяжелая обстановка. В то время я находился в первом стрелковом батальоне вместе с комбатом Макаровым и комиссаром батальона членом партбюро полка Тимохиным. Мы своими глазами видели, что вся тяжесть боя ложилась на плечи пехоты, обстановка осложнялась. Нельзя было допустить, чтобы под ударами врага пехота залегла, надо во что бы то ни стало продвигаться вперед, выбить врага с занимаемых им позиций - только это изменит характер боя.

Так и поступили комбат Макаров и комиссар Тимохин. Не теряя времени, комбат приказал штурмовой группе Бурдина, десантируясь на танках, ворваться в оборону оккупантов в деревне Буруково. Другим подразделениям своим огнем поддержать штурмовиков и продвигаться вслед за ними.

Наступил критический момент наступления батальона, когда должна была решиться судьба боя. В такой момент нужно было морально поддержать воинов штурмовой группы и обеспечить выполнение приказа. Комиссар батальона Тимохин сам пошел со штурмовиками.

При поддержке артиллерии и минометов штурмовая группа преодолела сопротивление и ворвалась в окопы врага, и это изменило характер боя. Наши и немецкие артиллеристы и минометчики прекратили огонь по деревне, так как ни одна из сторон не знала, где свои, а где чужие. Воспользовавшись затишьем, другие роты батальона также ворвались в оборону врага. Немцы пытались сопротивляться, местами завязался рукопашный бой. Это был первый рукопашный бой пехоты полка за год войны. Начался он с поединка командира штурмовой группы коммуниста Бурдина и гитлеровского офицера. Бурдин оказался сильнее и ловчее гитлеровца и прикончил его.

Бой продолжался. Уже прошли в глубину обороны танки, а продвижение пехоты то и дело сдерживали пулеметные очереди из уцелевших дотов и дзотов врага. Наши танки пытались «утюжить» эти огневые сооружения, но это было нелегко, так как дзоты имели по 6-7 и более накатов. Вот тут и началась схватка штурмовой группы Бурдина с фашистскими пулеметными гнездами. Штурмовики подползали к дзотам врага, блокировали их и забрасывали амбразуры гранатами.

В итоге победа осталась за 1-м батальоном, который своими успешными действиями способствовал выполнению боевой задачи соседом справа - 2-м батальоном, сумевшим ворваться в опорный пункт немцев - деревню Ниж. Пронино. К вечеру подразделения полка окончательно закрепились в двух опорных пунктах обороны захватчиков - в деревнях Буруково и Ниж. Пронино, хотя фактически эти деревни теперь существовали лишь на картах, так как они были полностью уничтожены гитлеровцами.

По окончании дневного боя полк стал закрепляться на достигнутом рубеже. Мы посмотрели, как здесь жили немцы. У них были комфортабельные блиндажи. Как зверь в нору, они перетащили сюда добычу - краденое добро, принадлежащее колхозникам. Здесь мы увидели хорошую мебель, коврики, посуду, никелированные кровати с теплыми одеялами и пуховыми подушками, самовары. Блиндажами служили вкопанные в землю колхозные дома.

- Кто строил блиндажи? - спросили пленных бойцы.

- Рус дом, рус и строили, - отвечали гитлеровцы.

Из допросов пленных выяснилось, что все их оборонительные сооружения построены руками наших жителей. Немцы ночами привозили из-за Волги колхозников и заставляли их выполнять все тяжелые работы.

В первый день наступления наш полк добился определенного успеха. На второй день мы должны были продолжать наступление. Но дождь, не прекращавшийся всю ночь, к утру усилился. Разведка установила, что за ночь оккупанты получили значительное подкрепление живой силой и техникой и намеревались возвратить свои потерянные позиции.

С утра они пытались взять инициативу в свои руки. По переднему краю второго батальона был совершен минометный и артиллерийский налет, затем противник открыл пулеметный огонь.

- Шума много, а пули свистят редко, и снаряды не так уж чтобы часто рвутся, что это означает? - гадали наши бойцы.

Оказалось, что ночью на этом участке немцы установили мощные репродукторы и, для того чтобы воздействовать на психику наших бойцов, организовали «шумовое оформление» путем транслирования артиллерийской и пулеметной стрельбы по радио.

Вскоре началась демонстрация другого рода, также рассчитанная на слабонервных. На флангах батальона появились две густые цепи оккупантов, они шли в полный рост, строчили из автоматов и во все горло галдели. Командир батальона Мясников и комиссар член партбюро полка Борисов разгадали и эту затею врага.

- Надо предупредить подразделения, чтобы они не портили настроения психующим, не спугнули бы их преждевременно, - сказал Борисов комбату.

Комбат тут же приказал командирам рот:

- Приготовиться к отражению психической атаки, не спешить. Пусть поближе подойдут. Огонь по моему сигналу - красная ракета.

Немцы, продвигавшиеся без потерь, еще больше воодушевлялись, больше кричали, а наши пулеметчики, державшие их на прицеле, ожидали приказа.

Но вот взвилась красная ракета - сигнал комбата. Мгновенно застучали «максимы», ударили ручные пулеметы, автоматы, на головы атакующих обрушился ливень огня и сразу отрезвил их. Вначале они остановились: вперед бежать не оказалось смельчаков, назад - еще не было инициаторов.

Цепи гитлеровцев редели, хмель улетучивался, ими овладел страх, и они бросились назад, оставляя на поле боя убитых и раненых.

В отражении психической атаки отличился молодой коммунист пулеметчик Лобанов. Одна из рот совсем близко подошла к огневой позиции, где находился замаскированный пулеметный расчет Лобанова. Когда в небо взвилась красная ракета, Лобанов длинными пулеметными очередями положил на землю роту и не давал ей подняться, а когда немцы бросились бежать, Лобанов стал бить по ним короткими очередями. В этой атаке гитлеровцы потеряли более половины наступавших.

Несмотря на проливные дожди, бои не прекращались. Через некоторое время бойцы и командиры с удовлетворением читали в сообщении Совинформбюро:

«Дней 15 тому назад войска Западного и Калининского фронтов на Ржевском и Гжатско-Вяземском направлениях частью сил перешли в наступление. Ударом наших войск в первые же дни наступления оборона противника была прорвана на фронте протяжением 115 километров... Фронт немецких войск на указанных направлениях отброшен на 40-50 километров... Нашими войсками освобождено 610 населенных пунктов, в их числе города Зубцов, Карманово, Погорелое-Городище... Количество убитых немецких солдат и офицеров достигает 45000...»

Немало перебили гитлеровцев и воины нашего полка. Когда мы освободили деревню  Губино (вернее говоря, то, что от деревни осталось, так как, отступая, гитлеровцы все постройки сожгли), то на ее окраине увидели большое кладбище немецко-фашистских захватчиков. Там оказалось свыше трехсот березовых крестов, увенчанных поржавевшими и совсем свежими гитлеровскими касками. Как нам рассказали потом местные жители, под каждым крестом было захоронено не по одному, а по нескольку фашистских солдат.

Воины полка остались довольны результатами своей боевой работы: деревня Губино располагалась как раз перед участком обороны нашего полка.

Воины полка самоотверженно сражались с врагом. 30 августа 1942 года в газете «Известия» о боях под Ржевом корреспондент писал:

«...Эти дни принесли нам много примеров отваги и мужества. Небольшая группа бойцов под командованием тов. Безуглого, стойко державшая деревню, отразила семь немецких атак».

Это было в нашем полку. Штурмовая группа под командованием начальника разведки полка коммуниста капитана Безуглого и политрука Селезнева ночью выбила немцев из деревни Копытиха и стойко удерживала ее, отразив семь вражеских атак, что имело немалое значение для развития успеха полка.

Помощник начальника штаба 912 сп по разведке капитан Н. Т. Безуглый. 

В этой деревне был мощный опорный пункт обороны немцев, откуда они контролировали все подходы к переднему краю. При наступлении они открывали фланговый огонь, срывая продвижение вперед. Назрел вопрос: как выбить немцев из Копытихи? Пойти в лобовую - будут большие потери. Обойти деревню? Но для этого не было условий. А обстановка настоятельно требовала найти способ, чтобы с минимальными потерями разгромить опорный пункт и занять его. Тогда-то капитан Безуглый и политрук Селезнев предложили простой, но очень дерзкий план: ночью, без артиллерийской подготовки, их штурмовая группа должна ползком пробраться к переднему краю обороны гитлеровцев, бесшумно снять наблюдателей и часовых, забросать окопы и блиндажи гранатами и закрепиться в опорном пункте.

Командир полка и комиссар одобрили предложение Безуглого и Селезнева. Группа прошла небольшую подготовку и в одну из августовских ночей вышла выполнять боевое задание. Капитан Безуглый с двумя бойцами продвигался впереди штурмовой группы, а политрук Селезнев по его сигналам подтягивал штурмовиков. По-пластунски штурмовая группа подтянулась к окопам противника, по сигналу Безуглого забросала их гранатами и тут же ворвалась в опорный пункт. Немцы, застигнутые врасплох, в основном были уничтожены.

Но это было лишь начало. Мы знали, что как только фашисты одумаются, так обязательно будут контратаковать. Поэтому в ту же ночь в Копытиху были переброшены противотанковые орудия и другие огневые средства. Предположение оправдалось. На рассвете гитлеровцы пошли в контратаку, но потерпели поражение. Затем в течение дня они еще шесть раз атаковали, однако опорный пункт так и не смогли вернуть. В последующее время не раз завязывались артиллерийские дуэли и даже рукопашные схватки, но все попытки оказались бесполезными, и деревня Копытиха навсегда была освобождена от оккупантов.

Вот об этих примерах отваги и мужества писал корреспондент газеты «Известия» и по понятным причинам не указал номер полка и место, где «небольшая группа бойцов под командованием тов. Безуглого, стойко державшая деревню, отразила семь немецких атак».

27 сентября день был погожий - теплый, ясный, без облачка на небе; передний край противника хорошо просматривался даже невооруженным глазом. Примечателен был этот день для людей полка - завершив сражение, они получили заслуженный отдых. Запомнилась эта дата и по результатам боя: наступление прошло организованно, успех достигнут малой кровью. Это радовало людей. О результатах этого боя Илья Эренбург писал:

«В шестнадцать часов был очищен от немцев весь северный берег Волги, освобождены двадцать пять населенных пунктов, захвачены трофеи. 87-я немецкая дивизия считалась жемчужиной германской армии. Ее называли «зеленое сердце».  Солдаты «зеленого сердца» валяются мертвые на черной топи или плывут вниз по Волге. Те, что спаслись, оставили в штабе полковое знамя, а на берегу Волги штаны: через реку они переправлялись налегке».

На эту операцию наш полк, один из дивизии, был передан в оперативное подчинение соседней армии и замыкал левый фланг наступавших частей. Командование до деталей продумало операцию, и это предрешило успех. Вечером того же дня полк вывели из боев на отдых.

В трудных испытаниях войны проверялись люди, их боевые и моральные качества. Мы испытали все: артиллерийские и минометные налеты, пулеметные и автоматные обстрелы, авиационные бомбежки, дрались против танков и огнеметов. И все выдержали. За время летних боев 1942 года была навсегда изжита танкобоязнь, мы научились разжимать клещи, отражать психические атаки.

В ходе боев с оккупантами люди овладели военным мастерством, политически выросли, стали драться смелее и злее. И хотя под Ржевом длительное время велись бои «местного значения», но по количеству металла, выпущенного на каждый квадратный метр площади в виде снарядов, мин, авиационных бомб, пуль, они мало уступали боям больших масштабов.

На вопрос о том, как выполнена главная задача, мы отвечали словами писателя из статьи «Так зреет победа»:

«Ржев останется доблестной страницей в истории России. Здесь была проверена огнем сила нашего государства. Здесь слова «взаимная выручка» чертились кровью лучших. «За юг!» - кричали бойцы, идя на штурм ржевских кварталов и очищая от немцев северный берег Волги. Защита Сталинграда жива здесь, среди тверских болот».

Теперь, спустя много лет, бывшие гитлеровские генералы с горечью пишут о причинах своего провала в походе на восток и о тех серьезных затруднениях, которые они испытали в летних боях под Ржевом в 1942 году. Гитлеровский генерал Типпельскирх в книге «История второй мировой войны» сетует на то, что когда немецкие войска рвались к Сталинграду, то на ряде других фронтов советские войска проявили большую активность и сковали значительные силы немцев. Он пишет: «В начале августа сложилась очень тяжелая обстановка.  Три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовились к переброске на южный фронт, были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем и для контрудара.  Русские, сковав такое большое количество немецких войск, принесли этим большую пользу своему главному фронту».

На отдых полк тронулся ночью. Позади, у берегов Волги, оставался наш передний край, где то и дело взвивались ракеты. За рекой зловеще полыхали огни: там бесновались фашисты. Озлобленные из-за своего поражения, они жгли села и деревни, разоряли колхозы, превращая их в «зону пустыни», угоняли в рабство советских людей.

Мы все дальше и дальше удалялись от передовых позиций. Над головами уже не выли снаряды, не жужжали осколки, не свистели пули. Поэтому люди выпрямились и шагали во весь рост, без опаски. Но все то, что встречалось на их пути, порождало стремление не отдыхать, а жестоко мстить за преступления, совершенные захватчиками на временно оккупированной территории.

Бойцы с горечью смотрели на выжженные деревни, вырубленные леса, на изрытую воронками от мин, снарядов и бомб землю, на истоптанные и засохшие поля. И, видя это страшное зрелище, они говорили: «Вот что враг делает на нашей родной земле».

У глухих дорог, в лесу, куда гитлеровцы боялись заходить, стали попадаться деревни и хутора, уцелевшие от огня. Здесь встречались и люди. Это были те, кто в часы смертельной опасности бросали свое жилье и добро, с детыми уходили в леса. По пути они встречали не тронутые врагом хутора, останавливались передохнуть, да так тут и оседали. Жили в каждом доме по три - четыре семьи.

К одной из таких деревень наш полк подошел перед рассветом. Еще вдали из колонн послышались голоса:

- Товарищи, слушайте, петухи поют!

Командир стрелковой роты лейтенант Малыхин, с которым я шел, сказал:

- Слышь, чему радуются. Вроде второй раз родились. Взрослые люди, смерти в глаза смотрели, а теперь, как дети, голосу петуха удивляются. Да, видно, здорово изменились мы там, в окопах.

Большинство фронтовиков полка несколько месяцев не встречались с жителями, жили в окопах, вели бои и действительно во многом изменились. Всем нам хотелось посмотреть на мирные очаги, услышать голоса женщин, увидеть улыбки детей.

Вскоре полк вошел в деревню Житенка и остановился на привал. Тут же состоялась первая встреча с населением. Появились женщины, дети, старики. Они стояли у каждого дома, пристально всматривались, как бы стараясь найти среди нас своих близких. А фронтовики всматривались в лица женщин, детей и мысленно представляли своих матерей, жен, ребятишек.

К колонне подошла пожилая женщина. Она держала большое блюдо с горячей картошкой.

- Покушайте, милые мои сыночки,- со слезами на глазах проговорила она. - Вот так и мои двое где-то странствуют, ходят где-то с ружьями. Гришей одного звать, а другого - Васей. Они еще молоденькие... - Она вздохнула и добавила: - А может, уже и отходились...

Женщина говорила нам о своем горе, а я смотрел на ее лицо, покрытое морщинами, на ее добрые глаза, на натруженные руки и думал: «Такая же и у меня мать. Наверное, и она, вот так же сгорбившись, стоит у своего дома и со слезами на глазах приговаривает: «И мои два сына где-то ходят... а может, уже и отходились!»

Женщины называли нас сыночками, родненькими. Чувствовалось, что люди, появившиеся из пекла войны, вызывали у них материнскую любовь. Гимнастерки наши выжжены солнцем и пропитаны потом, лица обветренные, осунувшиеся. Но самочувствие у всех бодрое. Хозяйки домов, в которых мы остановились, вызывались постирать наше белье, погладить обмундирование, готовили, кто какое мог, угощение.

В просторной избе, где поселилось несколько человек из нашего полка, собралось много женщин. Им хотелось поскорее узнать новости с фронта. Вопросы задавали  всякие: «Долго ли еще продлится война?», «А кого больше на фронте убивают - наших или немцев?», «Как вы там, в окопах-то, жили, родненькие?»

Отвечали мы по очереди. Но было заметно, что женщинам и самим хотелось рассказать о пережитом в дни оккупации, сказать свое слово о войне, о наших злейших врагах. Да и нам интересно было их послушать.

- Тяжко нам было при фашистах, - тяжело вздохнув, проговорила хозяйка дома. - И немного были под ними, а казалось, вечность. Думали, навсегда лишились свободы. Насмотрелись мы на этих разных фрицев и гансов. Не верится, что у них есть матери. Если бы вы знали, как они нас унижали, как насмехались над нами. А вам, дорогие наши защитники, наш женский наказ: «Надоела нам война, но кончать ее надо в Берлине. Надо за все отомстить оккупантам».

- Правду сказала Надежда Петровна, - подтвердила вторая женщина. - Казалось, мы попали в такую яму, из которой не выбраться. Как змеи, вместе с гитлеровцами выползли полицейские, старосты. Немцы гнали на работу палками, били, полицейские доносами занимались и грабили.

Тут вмешалась в разговор третья женщина.

- Ох, а как противно было смотреть на продажных шкур, на иуд, - сказала она. - Бывало, поглядишь на них и подумаешь: откуда такие выродки взялись? А ведь жили с нами, один хлеб ели, одним солнцем грелись, считались советскими - русскими, а как пришла беда, так стали полицейскими. Правда, одно нас утешало, что до войны из тех, кто стал иудами, ни одного не было порядочного: то вор, то из бывших, то хулиган-пьяница. В общем, люди - труха...

А хозяйка дома добавила:

- Труха-то труха, а у Гитлера опорой были. Что хотели, то и делали, жили сыто, пьяно, в собственное удовольствие. Полицейские учиняли обыски и, что им нравилось, то и брали, а станешь возражать, назовут партизаном и убьют.

На следующую походную ночь мы остановились в деревне Абакумовке. Я и другие политработники ночевали в доме старушки колхозницы. И снова разговоры о войне, о бесчинствах, о предателях.

- Насмотрелась я на разных подлюг, - рассказывала она. - В моей хате жил фашистский поп, военный. Бывало, он и дня не посидит, все хоронит да хоронит. Может быть, и грешно, а рада я была тому, что квартирант так много «трудится». И тогда я говорила себе: «Раз поп много хоронит своих соотечественников, значит, наши хорошо их бьют».

Старушка поднялась со скамейки, не спеша протянула руку в ящик стола, вынула оттуда связку бумаг и сказала:

- Поп-то мой ночью ушел, с перепугу забыл какие-то бумаги, посмотрите, что в них написано.

В «трофеях» оказались фотографии, запечатлевшие похороны гитлеровцев на чужой земле, наставления «святых отцов» Ватикана. На досуге мы познакомились с этой «литературой», из которой явствовало, что папа римский, благословивший Гитлера и Муссолини на крестовый поход против Советского Союза, также имел свой стратегический план похода на восток, своих «генералов во Христе» и финансировал их.

Сразу же после вероломного нападения немецко-фашистских оккупантов на Советский Союз Ватикан выделил огромные средства на «ликвидацию последствий влияния большевизма» в западных районах Украины. «Генералы во Христе» получили приказ прибирать к рукам земли совхозов, в городах вывешивать гитлеровские флаги, организовывать торжественные богослужения, посвященные приходу гитлеровских войск.

Вот что было, например, написано в «календаре миссионера», изданном фашистами во Львове: «Наша мечта исполнилась. Дня 30 июня немецкая армия вошла в княжный город Львов. Да здравствует фюрер Германии Гитлер!»

«Наместники бога на земле» прославляли кровопролитную войну, вместе с гитлеровским командованием гнали на смерть миллионы людей. И тут мы вспомнили то, что говорил о католической церкви и ее служителях бравый солдат Швейк:

- В Пруссии пастор подводил  обвиненного под топор; в Австрии католический священник - к виселице, а во Франции - под гильотину, в Америке - к электрическому стулу.

Теперь же пасторы из Ватикана направляли германских  юношей в мясорубку войны против Советского Союза.

Неподалеку от города Погорелое-Городище наш поход закончился. Полк остановился в лесу. Погода в те дни стояла солнечная. Сбрасывали пожелтевшие листья деревья. Но прелесть осеннего леса не скрадывала следы жестоких боев, проходивших в этих местах. То тут, то там виднелись извилины обвалившихся траншей. Около полотна железной дороги высились завалы, громоздилась разбитая гитлеровская техника. И все же после долгой жизни на переднем крае лесная тишина положительно влияла на самочувствие. Люди посвежели, стали спокойнее, а когда оделить в новенькое зимнее обмундирование - совсем повеселели.

Вскоре в полк прибыло большое пополнение красноармейцев, еще не видевших войну. Это и предопределило характер боевой и политической подготовки. Командованию полка и партийному бюро было ясно, что новое пополнение прежде всего должно хорошо ознакомиться с боевым опытом. Помощь в этом могли оказать ветераны полка. И таких людей у нас было немало.

Но в работе с пополнением сразу возникли серьезные трудности. Из состава прибывших свыше 70 процентов составляли узбеки, казахи, туркмены, киргизы. Большинство из них не знало русского языка. И тут же из подразделений посыпались вопросы: как быть, ведь уставы - на русском языке, приказы и команды - тоже, а красноармейцы русского языка не знают? Что делать? Вопросы были резонными. Мы понимали, что, когда с человеком объясняешься на его родном языке, он и чувствует себя по-иному, родной язык легче доходит до сердца, до сознания воина.

Зима вступила в свои права. От первого снега, покрывшего пушистым ковром поля и леса, рябило в глазах. Ветер шумел в вершинах деревьев, поскрипывали сосны. Но солдатам было не до прелестей зимнего пейзажа. С полной выкладкой на натруженных плечах они тяжело шагали по мерзлой земле к станции погрузки. Нас перебрасывали на другой участок фронта.

20 ноября эшелон тронулся в путь. Застучали колеса, замелькали телеграфные столбы, железнодорожные будки, семафоры, разрушенные войной станции и полустанки.

22 ноября полк прибыл на ст. Мятлево, Смоленской области. На другой день мы были уже в лесу, около деревни Живодеровка, уничтоженной войной. Начали устраивать солдатское жилье: отрывать землянки, щели, делать шалаши. Задымились костры, появились фронтовые печки. Мороз крепчал, снег похрустывал под ногами.

Но не крепкими морозами и глубокими снегами врезалась в память людей полка эта первая ночь на Смоленщине. Она была памятна радостной вестью, которая облетела землянки и шалаши. В «последний час» Совинформбюро сообщило, что наши войска, расположенные на подступах к Сталинграду, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. За три дня напряженных боев войска продвинулись на десятки километров, захватили тысячи пленных и сотни орудий. Утром в подразделениях состоялись митинги, посвященные успехам Красной Армии под Сталинградом.

Через несколько дней Совинформбюро сообщило о начале наступления Красной Армии на Центральном фронте, в районе восточнее Великих Лук и западнее Ржева. Так в ноябрьские дни 1942 года началась зимняя перекличка фронтов.

По сообщению о начале наступления в районе восточнее Великих Лук и северо-западнее Ржева можно было судить о том, что и нашему полку предопределено иное место дислокации. И действительно, снова марш, погрузка в эшелоны, поход по зимним дорогам Калининщины, и наконец в лесу недалеко от Ржева полк «расквартировался». Опять землянки в лесу, шалаши, щели. Снова сизый дымок костров.

На новом месте мы не задержались. 9 декабря поступил приказ: к утру 11 декабря сосредоточиться в районе деревень Подсосенки и Жеребцово. В тот же день на лесной поляне полк был построен для вручения бойцам, командирам и политработникам правительственных наград. Командир дивизии полковник Куценко зачитал приказы Военного совета фронта и начал вручать ордена и медали.

Суровым выдался декабрь 1942 года в этих местах. Зима стояла холодная и снежная, то было тихо, то вдруг поднималась вьюга, метель.

Таким оказался и день 10 декабря. Выйдут солдаты из землянок, поежатся на буране и тут же возвращаются, приговаривая: «Ох и погодка! В такой денек дома бы на печке сидеть!» Но приказ есть приказ. Перед вечером полк вышел на марш. Первой двигалась головная походная застава, за ней тронулись батальоны. Погода такая, что не видно ни зги. Снег забивал глаза и уши, на бровях наросли ледяные сосульки, потрескивали обледеневшие шинели, но солдаты шли и шли по колено, а то и по пояс в снегу, несли на себе ручные пулеметы, винтовки, автоматы, боеприпасы. Там, где застревали тягачи, автомашины с пушками на прицепах, появлялась пехота:

- Раз-два, взяли!

И движение снова возобновлялось.

К рассвету полк вышел на исходные позиции у деревень Жеребцово и Подсосенки, которые, правда, значились лишь на картах. На местности же, кроме двух яблонь, чудом уцелевших, ничего не оказалось.

В районе, куда мы прибыли, разгорались ожесточенные бои. Фашистские войска превратили Ржев и подступы к нему в мощный узел сопротивления и, не считаясь с большими потерями, стремились удержать его во что бы то ни стало. Впоследствии нам стало ясно, что наступлением наших войск восточнее Великих Лук и северо-западнее Ржева советское командование стремилось сковать силы врага на центральном участке фронта и воспрепятствовать переброске отсюда подкреплений на сталинградское направление.

Наступило серое, туманное и холодное утро 12 декабря. Подразделения полка, находившиеся на исходных позициях, ожидали начала артиллерийской подготовки. Кое-кто в шутку говорил:

- Скорей бы начали пушки стрелять, авось от огня потеплеет, а то уже вторые сутки согреваемся в снегу.

Бывалые фронтовики знали, что такое артподготовка и как после нее начинает развиваться бой. Но новое пополнение этого еще не знало. Новички больше всех волновались, ожидая, когда грянет первый залп. Правда, каждый старался оставаться спокойным, но это не многим удавалось. Чтобы владеть собой, нужна большая сила воли, для новичков же в такой момент был нужен еще и локоть бывалого товарища. Вроде и цель ясна, а вдруг растеряешься, замешкаешься, здесь-то и выручит боевой друг. Для этого-то в каждой роте и имелся костяк из боевого актива - наша опора  в учебе и в бою. Командиры отделений, бывалые солдаты, еще и еще раз рассказывали молодым воинам, как выскакивать из траншей, как совершать перебежки, укрываться за местными предметами, вести огонь на ходу.

- Не отставать, не задерживаться, в атаке равняться только по передним, - напоминали они.

Наконец загрохотали пушки. В течение двух часов разрывы снарядов сотрясали оборону врага. Но вот включились «катюши» - это сигнал для атаки пехоты. На склонах высоток мгновенно выросли цепи. Зарокотали танковые моторы, за выхлопами густого черного дыма взметнулись снежные вихри. Танки рванулись вперед, за ними пошла пехота.

Поле боя превратилось в кромешный ад. Рвались снаряды и мины, стучали пулеметы, автоматы. Оккупанты оказывали ожесточенное сопротивление. Для авиации погода казалась неблагоприятной, однако над наступающими вдруг появились немецкие самолеты и стали бомбить. Мы понесли первые потери.

Преодолевая огонь противника, наши батальоны продвигались вперед. По мере приближения к переднему краю обороны немцев плотность огня из района узла сопротивления увеличивалась, зато левее огонь был более слабым. Командир полка вовремя определил слабое место в обороне немцев и приказал роте капитана Михальченко при поддержке танков продвинуться в том направлении и ударить противнику во фланг.

Бойцы роты, преодолев заграждения, вслед за танками ворвались в траншеи врага. В ход пошли гранаты, штыки, то и дело раздавались автоматные очереди. Противник значительную часть огня перенес на роту Михальченко. Этим воспользовались подразделения первого батальона. Сделав рывок, они выбили гитлеровцев из первой траншеи и, следуя за разрывами снарядов, стали пробиваться вперед.

В ходе боя то здесь, то там оживали огневые точки противника. И тут в бой с гитлеровцами, находившимися в укрытиях, вступили группы блокировки. Они подтягивались вплотную к дзотам и забрасывали амбразуры гранатами. В этой операции особенно дерзко действовали группы, состоявшие из бойцов нерусской национальности, которыми командовали старший сержант Илья Бушмин и сержант Азы Киримбаев. О подвигах групп блокировки мы оповестили весь полк, а на второй день в газете «В бой за Родину» о славных делах блокировщиков писали:

Бейся, страха не зная,

Родины воин и сын,

Как бьется Азы Киримбаев

И как Илья Бушмин!

К концу дня полк во взаимодействии с другими частями дивизии полностью очистил от оккупантов две деревни, превращенные немцами в опорные пункты, но дальше продвинуться не смог. С наступлением темноты подразделения полка стали закрепляться на достигнутом рубеже. Саперы вышли минировать подступы к нашему переднему краю, разведчики под командой сержанта Чхарташвили направились за «языком». Подтягивались кухни, в роты доставляли термосы с горячей пищей, подвозили боеприпасы, шли в медсанбат легкораненые.

Вечером 12 декабря мне было приказано выполнять обязанности заместителя командира полка по политчасти. Это была для меня дополнительная «нагрузка». Ночью, посоветовавшись с командиром полка, я представил кандидатов на должности заместителей командиров рот по политчасти вместо выбывших из строя, направил из резерва полка группу политработников в батальоны для помощи в подготовке к предстоящим боевым действиям.

Той же ночью ко мне вошел запыхавшийся боец, доставлявший боеприпасы в подразделения, и сообщил, что на окраине деревни в блиндаже он видел наших солдат вместе с немцами. Они о чем-то говорили, потом разошлись - немцы к своим, а наши остались на месте. «Это что-то похоже на братание», - сказал боец.

«Неужели в полку оказались люди, которые способны брататься с фашистскими оккупантами?» - подумал я и тут же вызвал к себе комсорга полка Шарова. Рассказав о случившемся, я приказал ему немедленно разыскать бойцов, встречавшихся с немцами, и доставить в штаб полка.

Через некоторое время Шаров привел трех красноармейцев. Все они оказались из пополнения и действительно встречались с немцами, но разошлись с ними совсем не так, как мне доложили. Бойцы неожиданно наткнулись на немцев в полуразрушенном доме. Соотношение сил было не в пользу наших, но они не растерялись, наставили на немцев автоматы и крикнули: «Хальт! Хэндэ хох!» Немцы без сопротивления подняли руки. Оказалось, что они остались в этом доме, чтобы сдаться в плен, но боялись сделать это ночью, так как наши могли принять их за разведку и открыть по ним огонь. Бойцы вывели из укрытия 12 немецких солдат, но в это время к ним подошел с группой солдат лейтенант из соседней части.

- Вы оказались в чужой зоне, - сказал он, - это место относится к обороне нашего полка.

Тут же лейтенант отобрал пленных и увел к себе в полк.

Я сразу же связался с соседями и услышал подтверждение: «Да, действительно, в таком-то месте взято 12 немецких солдат, добровольно сдавшихся в плен».

Для нас было не так уж важно, на чьем счету увеличится количество пленных. Важно было то, что наши бойцы и помысла не имели запятнать честь своего полка. Больше того, ценно было, что молодые бойцы не растерялись, очутившись перед численно превосходящим противником, и сделали то, что, казалось, могли сделать  лишь бывалые солдаты. Я от души поблагодарил их за хорошую службу, и мы тепло расстались.

На второй день противник оказывал жестокое сопротивление и бой свелся для нас лишь к незначительному улучшению позиций.

С утра 14 декабря полки нашей дивизии после ударов артиллерии начали продвигаться вперед. День выдался погожий. Местность впереди хорошо просматривалась. Деревья вдоль железнодорожного полотна по линии Сычевка - Ржев четко вырисовывались на снежном поле. В этом направлении и шли цепи нашей пехоты.

С командного пункта командира полка было видно, как роты первого батальона продвигались по глубокому снегу. Но батальон выпячивался клином, отрывался от соседей. Командир полка приказал соседу справа подтягиваться вперед, а Маслову, командиру первого батальона, не оголять свой левый фланг, где соседями были подразделения другой дивизии. Они-то и отставали от батальона Маслова, хотя гитлеровцы отходили.

Все шло хорошо, вдруг Маслов доложил:

- За посадками замечено скопление пехоты противника.

Через несколько минут он снова докладывал:

- Бронепоезд противника там же высадил пехоту.

Вслед за этим на командный пункт полка из штаба дивизии поступило сообщение, что на правом фланге дивизии отмечено скопление танков. Командир полка приказал подготовиться к отражению контратаки танков противника.

Тем временем солнце медленно уходило за горизонт, нависали сумерки, по-зимнему морозило. В это время немцы перешли в контратаку. Под прикрытием двух бронепоездов за танками шла пехота врага. Неожиданно командиру полка донесли, что сосед справа, не выдержав натиска немецких танков, стал отходить. Создалась угроза для наших батальонов, находившихся впереди, особенно для батальона Маслова. И только командир полка приказал выдвинуть противотанковый резерв, как тут же прекратилась связь с батальонами. Однако гитлеровцы, встретив сильное сопротивление советских войск, продвинуться не смогли, и контратака захлебнулась. Постепенно бой затихал, хотя перестрелка продолжалась.

Скоро мы узнали новость: дивизия уходит из-под Ржева. В связи с этим вспомнили истекающий 1942 год. Тяжел был этот год для Родины. На юге враг занял важные в экономическом отношении районы нашей страны. Но 1942 год принес оккупантам и сталинградский «котел», в чем немалая заслуга других фронтов, которые своими активными действиями срывали врагу возможность маневрировать резервами, оттягивали эти резервы на себя и перемалывали их. Так было и под Ржевом.

В дело защиты Отечества в 1942 году много самоотверженного ратного труда вложили и люди нашего полка. Теперь, вспоминая о недавнем прошлом, бойцы и командиры были горды тем, что этот год было чем вспомнить, было что рассказать о людях полка. В зимних боях 1941/42 года под Москвой, в летних и зимних боях 1942 года под Ржевским выступом, на ближайших подступах к столице крепла боевая дружба, оттачивалось боевое мастерство воинов. Здесь мы познали чувство радости за боевые успехи. Именно здесь складывалась военная биография солдат и офицеров полка. В боях под Ржевом многие бойцы стали командирами, многие командиры и бойцы стали коммунистами. Здесь к ним пришла и боевая слава, отмеченная правительственными наградами.

Вспоминали мы и боевых друзей, павших смертью храбрых в боях под Ржевом, тех, с кем вместе в бой ходили, из одного котелка ели, под одной шинелью спали, вместе мечтали о победе над врагом.

Теперь, перед отправкой на другой фронт, воины мысленно подводили некоторые итоги и видели, какие большие изменения произошли с ними за полтора года войны. Теперь они уже не те, какими были в начале войны. Это подтверждала и практика партийно-политической работы в полку. Фронтовая обстановка часто меняла условия жизни людей: сегодня - бой, завтра - поход. Все это создавало определенные трудности в партийной работе, требовало от коммунистов и всего личного состава при любых условиях сохранять бодрость и высокий моральный дух. Однако при разъяснении целей войны партийная организация особых трудностей уже не встречала. Фронтовики сами хорошо знали, с кем они дерутся, почему должны воевать, чьи интересы защищают.

Участие в боях под Ржевом лишь одна из страниц боевой летописи 912 стр. полка. Уже в 1943 году он дрался под Ворошиловградом, вышел на Днепр.

В ожесточенных сражениях с гитлеровскими захватчиками воины полка прошли многие тысячи километров. На их счету немало подбитых фашистских танков, разгромленных артиллерийских и минометных батарей, дотов и дзотов, тысячи убитых и взятых в плен гитлеровских солдат и офицеров.

В боях и походах крепла и закалялась партийная организация. Коммунисты показывали пример мужества и бесстрашия, они первыми шли в бой и последними выходили из боя. Все более возрастало влияние партийной организации на личный состав, ее организующая сила сказывалась на каждом шагу.

Высокий моральный дух коммунистов, комсомольцев и всех воинов воплощался в сокрушительных ударах по врагу, в умении каждого бойца использовать свое оружие и боевую технику, в тактической зрелости командиров. Сознание своего долга перед Родиной сочеталось у воинов с высоким боевым мастерством.

Воины полка были достойными сынами своего народа, они с честью пронесли по полям сражений наши овеянные славой боевые Знамена.

Источник:

Издание: Панарин М.И. В боях под Ржевом. - М.: Воениздат, 1961.

Скачано с www.znanio.ru