О Сергее Павловиче Павлове.

О Сергее Павловиче Павлове.

 

 

Для справки:

Павлов Сергей Павлович (1929-1993). Родился 19.1.1929 в семье служащего во Ржеве. В годы Великой Отечественной войны Павлов в силу юного возраста не был призван на фронт, но трудился почтальоном в военном госпитале в Литве, за что позже был награжден медалью "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". По словам Сергея Павловича, именно эта награда оставалась для него самой ценной до конца жизни.

По советской и российской энциклопедиям - советский партийный и государственный деятель. Член КПСС с 1954 года. Окончил техникум механизации и электрификации сельского хозяйства в Ржеве и Государственный центральный институт физкультуры в Москве. С 1952 г. был на комсомольской работе, в 1955-1958 г. г. секретарь, 2-й, 1-й секретарь МГК ВЛКСМ. В 1958-1959 г. г. второй секретарь, 1959-1968 г. г. 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ. В 1968-1983 г. г. председатель Госкомспорта СССР. В 1983-1985 г. г. посол в Монголии, в 1985-1989 г. г.  посол в Бирме. В 1989-1993 г. г. работал в спортивном фонде. На XXII (1961г.) и XXIII (1966г.) съездах КПСС избирался членом ЦК, на XXIV (1971г.) членом Центральной ревизионной комиссии. Депутат Верховного Совета СССР 6-7-го созывов. Награжден орденами - Ленина, Октябрьской революции,  Отечественной Войны II степени, «Знак Почёта». Медалями - «За трудовую доблесть», «За доблестный труд в ознаменование  100-летия  со дня  рождения  Владимира  Ильича  Ленина»,  «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».  Юбилейными медалями - «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».  Медалями - «Ветеран труда»,  «За освоение целинных земель»,  «За строительство Байкало-Амурской магистрали». Юбилейными медалями «50 лет Вооружённых Сил СССР», «60 лет Вооружённых Сил СССР»,  «70 лет Вооружённых Сил СССР» и другими знаками отличия.

Долгое время был занят на партийной работе в комсомоле, спорте и в МИДе.

Все три направления его трудовой деятельности оценивались его сослуживцами следующим образом.

Доктор исторических наук, профессор Владимир Константинович Криворученко, талантливый историк молодежного движения, в своих заметках, поводом для которых послужил телевизионный фильм о С. П. Павлове, рассказывает о нашем земляке не только как исследователь, но и как непосредственный участник процесса развития молодежных организаций в стране.

Речь идет о фильме «Зигзаги номенклатуры. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов», показанном по московскому каналу 13 октября 2005 года. Автор и ведущий фильма - доктор исторических наук Юрий Николаевич Жуков, что вселяло надежду на историческую правду.

Не интригуя читателя, скажу, что автор фильма не оправдал этой надежды, даже неправильно назвал дату избрания своего героя первым секретарем Цекамола. Собственно, это и побудило меня, доподлинно зная часть «суммы фактов», заступиться за правду истории.

Но вернемся к Сергею Павловичу Павлову.

И здесь хочу обратиться к моей книге «В тисках сталинщины. Трагедия комсомола», изданной на самом закате советской системы, в 1991 году.

«По моим представлениям, да не обидятся все остальные секретари, по-настоящему молодежными «вождями» были А. Косарев и С. Павлов.

После Косарева Сергей Павлович первым и пока последним поднялся на комсомольскую вершину в молодые годы. Не имея в то время высшего образования, он отличался эрудицией, достаточно высокой культурой, широким кругозором, увлекался музыкой, спортом, хорошо пел, имел высокие спортивные разряды. Обладал поистине даром общения, у него было много настоящих друзей, первыми из которых следует назвать Юрия Гагарина и Александру Пахмутову. Из косаревских времен он взял прекрасное качество иметь друзей среди комсомольских вожаков разного уровня. Его можно было видеть в гостях у шахтера Кузьмы Северинова и хлопкороба Турсуной Ахуновой. Высокое товарищество соединяло его с молодежными лидерами: Грузии - Эдуардом Шеварднадзе, Украины - Юрием Ельченко, Узбекистана - Мирзо Ибрагимовым. Помимо обширных знаний в спортивной области Сергей Павлов обладал потрясающим кругозором и богатой эрудицией. Он был знаком и поддерживал общение с самыми разными людьми - от художников до космонавтов. Например, дома у Павлова неоднократно бывал Юрий Гагарин.

Для комсомольского вожака немаловажное значение имеет умение выступать, «схватить» аудиторию. И это Сергей Павлович делал превосходно, причем это могли быть комсомольские активисты Москвы, предвестники сегодняшней перестройки в союзе молодежи - новосибирские молодые ученые и студенты, комсомольцы Новочеркасского политехнического института в период трагических событий, военачальники Тихоокеанского военного флота, слушатели партийной школы, я уже не говорю о блистательных выступлениях за рубежом.

По справедливой обиде Евгений Александрович Евтушенко назвал С. Павлова «румяным комсомольским вождем». Мне кажется, в этом сарказме отражен истинный штрих в портрете Павлова, хотя в обиходе никто не называл его «вождем», время было иное, тогда еще не было вождей и повыше...

Немаловажно и то, что у Сталина с Косаревым сложились хорошие отношения... У С. Павлова такие же отношения были с Н. С. Хрущевым. Никита Сергеевич ценил, я бы сказал, любил Павлова, опирался на него, инициировал на общегосударственной значимости его предложения, активно его поддерживал, а если надо, то и защищал. Мне приходилось не раз слышать, как Н. С. Хрущев звонил Павлову по «кремлевке» - это было естественным в деловых отношениях.

Мне кажется, такие отношения, хотя и совершенно правильные, в какой-то мере отрицательно сказывались на самом Сергее Павловиче, где-то он, как говорится, зарывался, преувеличивал себя, допускал зазнайство. У Н. С. Хрущева была привычка - перебивать выступающего, но он это делал как-то необидно, по-деловому, подпускал «ежа», вставлял русскую поговорку. И вдруг С. Павлов стал перебивать членов ЦК на пленуме. Надо отдать ему должное - сразу же отреагировал на критику».

Представлюсь, пишет о себе автор цитируемой мною статьи Владимир Константинович Криворученко: был комсоргом ЦК ВЛКСМ на заводе «Ростсельмаш», в свои 25 - инструктор ЦК ВЛКСМ, помощник первого секретаря ЦК Владимира Ефимовича Семичастного и по наследству шесть лет помощник первого секретаря ЦК ВЛКСМ Сергея Павловича Павлова, затем четыре года при нем заведующим общим отделом. Естественно, виделся с ним каждый день, сопровождал в командировках по всей стране, откровенно разговаривал и не раз критиковал «в глаза».

Мне искренне дорог человек, с которым я прошел лучшие свои годы. И если я скажу нелицеприятное, то разделяю это с ним. Об этом говорит и то, что всего лишь за 16 дней до перевода Павлова в спорт я был утвержден на установленную под меня должность первого заместителя директора издательства «Молодая гвардия». (Учитывая смысл этого материала, скажу, что к этой должности я был готов, имел постоянные связи с издательством, являлся членом редколлегии «Молодого коммуниста», имел за сто листов публикаций.)

В короткой зарисовке я не могу передать всего Павлова. Своим именем заявляю, что Павлов Сергей Павлович достоин, чтобы о нем была создана подлинная, всецело объективная книга из «Жизни замечательных людей». Это российский самородок, выдающийся патриот, которым вправе гордиться Отечество. Его страстно любила молодежь, уважали на «верху» и побаивались кругами пониже. Почему боялись? Он резал «правду-матку» в глаза, с фактами, именами.

Маленький сюжет о большом государственном деле. В ЦК комсомола стало известно, что в Иркутске для скрытия бесхозяйственности закопали не использовавшееся новое горное оборудование. Немедленно командировка. Работникам ЦК не дают возможность вывести документы. И вот на пленуме ЦК партии Павлов приводит нашумевшие факты. Звонок Хрущева: вот у меня первый секретарь обкома партии говорит, что факты подтасованы. Через 5 минут документы представлены Хрущеву. Не надо говорить о самочувствии партработника. Этому давалась огласка, а следовательно, у руководителей разного уровня появлялось боязливое уважение к ЦК комсомола.

После поездки на «Остров свободы» Павлов выступает в подмосковном закрытом предприятии. Шкал оваций братской Кубе. В какой-то момент казалось, что выступает не Павлов, а сам Фидель.

Выше я упомянул Е. Евтушенко. Мы были знакомы, на фестивале в Хельсинки сидели за одним столом, кстати, и с Леной Хрущевой. Может быть, приведу сюжет из моего отзыва официального оппонента на докторскую диссертацию (10 октября 2005 г., за несколько дней до фильма):

«... Автор диссертации пишет: «Во второй половине 1960-х годов позиция руководства по отношению фрондерствующей интеллигенции становится все более жесткой. Нагнетанию атмосферы способствовал пленум ЦК ВЛКСМ, состоявшийся в декабре 1965 года, на котором первый секретарь С. П. Павлов обвинил журналы «Новый мир» и «Юность» в том, что на их страницах пропагандируются не подлинные герои, а «политически аморфные личности, замкнувшиеся в скорлупу индивидуальных переживаний». Выражая недоверие профессиональным критикам, Павлов предложил обсуждать рукописи молодых поэтов и прозаиков на открытых комсомольских собраниях. Его выступление было опубликовано в «Комсомольской правде».

Я тоже приложил к этому выступлению свою руку, но считаю, что эта позиция была принципиально правильной. Разве не об этом говорят бандиты, проходимцы, проститутки с сегодняшнего экрана телевидения?! Осознание приходит с большим опозданием. Люди перерождаются под влиянием коррупции и вседозволенности. Поэтому, уверен, позиция моего шефа - Сергея Павловича Павлова - была правильной...».

Но нельзя не сказать и о том, что тот же Евгений Евтушенко, как и Андрей Вознесенский, Александра Пахмутова и многочисленная плеяда молодых состоялись при участии комсомола, а если быть точным, то и при внимании, пробивной силе, организаторском таланте Сергея Павлова.

Особо следует сказать о Евтушенко, который во время VII Всемирного фестиваля в 1962 году был комсомольским поэтом. В Хельсинки Е. Евтушенко увидел и почувствовал антифестивальщиков -

«Фашизм я знал

по книгам

и по фильмам,

а тут его увидел наяву.

Фашизм стоял,

дыша в лицо мне виски,

у бронзовой скульптуры кузнецов.

Фашизм орал! ...

Но не забыть,

как твердо,

угловато

у клуба «Спутник» -

прямо грудь на грудь - стеною встали русские ребята,

как их отцы,

закрыв фашизму путь.

«Но - фестиваль!» -

взвивался вой шпанья.

«Но коммунизм!» -

был дикий рев неистов.

И, если б коммунистом не был я,

то в эту ночь

я стал бы коммунистом!»

Привожу по подлиннику, написанному Е. Евтушенко на теплоходе советской делегации и озвученному по корабельной рубке. Надпись: «Борт теплохода «Грузия», 29 июля 1962 года» с его дарственной: «Доброй памяти и счастья. Ев. Евтушенко».

А потом была поэма «Братская ГЭС», которую не принимали в комсомольском ЦК - и не только: на пленуме ЦК ВЛКСМ прозвучала пленка с записью оценки поэмы легендой Братска Борисом Гайнуллиным, об этом говорил и Юрий Гагарин. Стенограмма пленума была издана в «Молодой гвардии», я скрупулезно проверял и пленку, и запись стенографов. Как считает Евтушенко, из-за этого пленума ему не дали государственную премию. Но это была открытая борьба взглядов, понимания жизненных ценностей. После этого появилось известное стихотворение «Памяти Есенина», прочитанное в Колонном зале и опубликованное в Париже.

«Когда румяный комсомольский вождь

на нас,

поэтов,

кулаком грохочет

и хочет наши души мять, как воск,

и вылепить свое подобье хочет,

его слова, Есенин, не страшны,

но тяжко быть от этого веселым,

и мне не хочется,

поверь,

задрав штаны,

бежать вослед за этим комсомолом».

Но ведь до этого «бегал», да еще как. А если бы мяли души как воск, то не было бы самородка Евтушенко, а ведь он всегда процветал, читал в «Политехническом» ...

Примером этого - творчество А. Н. Пахмутовой. Ее комсомольские песни принимались на «ура» молодежными низами, но не сразу получили признание партийно-государственных верхов. Комсомол (читай - Павлов) делает «ход конем». Учреждаются премии Ленинского комсомола, и в числе первых лауреатов Аля Пахмутова. А затем уже премии государственные и прочие. Символично скажем - «ЛЭП-500» - это же комсомольский прорыв в искусство, и первоматерью его были комсомольская молодежь, командировки ЦК ВЛКСМ.

Одна женщина спросила: почему в фильме Пахмутова сказала только о том, что Павлов способствовал их дружбе с отрядом космонавтов. Я тоже это заметил, и ответа сам себе не дал. Если по старой дружбе с Александрой Николаевной Пахмутовой и Николаем Николаевичем Добронравовым - они бы должны создать такую же знаменитую «Поехали» о так много сделавшем им их ближайшем друге, о верном соратнике Гагарина и просто о Хорошем Человеке - Сергее Павловиче Павлове.

Теряюсь в мыслях, о чем рассказать из великолепной комсомольской павловской биографии.

Сконцентрируюсь на вопросе, который и призвал меня написать отклик на указанный фильм. Его постановщик проводит мысль, что С. Павлова всячески зажимали как молодого лидера, не давали ходу в большую номенклатуру. В принципе, это объективная картина для советской системы, но что касается конкретной исторической фигуры, то должна быть объективная историческая конкретика.

Длительное время С. Павлов был в фаворе. Скажите, быть целых десять лет руководителем молодежной организации, разве это не выдающийся срок! Павлов стал первым секретарем в 29 лет, а ушел уже в 39. Это потом один член Политбюро скажет, что 70 - это средний возраст, и первые секретари комсомола стали постарше павловских лет, скажем, его преемник по возрасту был старше на год, а, следовательно, на десять лет «повысился» возраст самой должности.

В целом я считаю десять лет в должности первого секретаря молодежного ЦК - это почтенный срок. Следовательно, уход Павлова нельзя рассматривать «зигзагами номенклатуры».

Виталий Георгиевич Смирнов в фильме бросает: при смене руководителей государства естественна и смена нижестоящих. Логично, но только теоретически. После отставки Н. С. Хрущева в 1964 году С. Павлов еще проработал до 1968 года, то есть четыре года из секретарских десяти. Четыре года для первого секретаря ЦК ВЛКСМ, простите, это немалый срок. Следовательно, принимать версию, что Павлова подвинули как ставленника Хрущева, нельзя.

Можно ли считать, что перевод С. Павлова в спорт - это снятие, унижение, понижение в должности? Нет, нельзя. Спорт - это огромный механизм в обществе и стране, это международный престиж, в конце концов, это физически здоровая нация. Более того, это важнейший политический фактор. Именно этот фактор был официальной версией ЦК КПСС. На пленуме ЦК ВЛКСМ второе лицо в партии М. А. Суслов заявил, что спорт - дело партийное, политическое, что во главе спорткомитета в свое время стоял крупнейший партийный и советский работник, член ЦК партии Подвойский Николай Ильич. И вот сейчас, мол, партия направляет своего члена ЦК Павлова на этот участок. Следовательно, версия снятия и зигзагов номенклатуры также не состоятельна.

О переводе в спорт С. Павлову звонил сам Л. И. Брежнев. Я случайно присутствовал при этом разговоре. Сергей Павлович несколько раз выражал благодарность за доверие, на столь высокое назначение. В разговоре С. Павлов высказал предложение (именно предложение) - произвести эту перестановку после Всемирного фестиваля молодежи и студентов в силу того, что он был знаком с лидерами молодежных организаций многих стран мира. Но на втором конце провода было сказано, что новый секретарь справится, а мы, мол, поможем.

Так в пятиминутном телефонном разговоре решались судьбы. Могу заверить, что С. П. Павлов воспринял назначение весьма одобрительно. Для него это не был неведомый участок, он хорошо знал структуру управления в спорте, там работали многие его выдвиженцы, он хорошо знал многих спортсменов, и они его признавали и ценили. Спорт для Павлова был своей стихией, работая здесь, он завершил учебу в физкультурном институте. Конечно, по знанию «предмета» и богатейшему опыту практической работы, по реализации своих новинок ему бы заслуженно надо было присвоить звание «профессор спорта».

При Л. И. Брежневе комсомол развивался вполне нормально, выполнял указания партии и ее генсека. Ни в одном официальном документе критики в адрес ЦК комсомола и тем более С. Павлова не было. На XXIII съезде, то есть опять же при Брежневе, С. П. Павлов вновь избирается членом ЦК КПСС, он был депутатом Верховного Совета СССР. Следовательно, никаких намеков не было.

Но были факты. Я знаю один принципиальный вопрос того времени, не гарантирую, что он был единственным, но, по крайней мере, другого не знаю. В декабре 1967 года заместитель председателя Комитета молодежных организаций СССР на встрече со своим соседом по правительственному дому первым заместителем заведующего организационным отделом ЦК КПСС заявил, что при приеме зарубежных делегаций в ЦК ВЛКСМ и КМО списывается, скажем так, большое количество спиртного. Павлова пригласили в ЦК КПСС и сказали об этом заявлении. Он (по-хрущевски) горячо возмутился и сказал, что подаст в суд и в тот же день уехал в командировку в Хельсинки. В это время была проведена ревизия в комсомольских гостинице «Юность», доме отдыха «Переделкино», доме отдыха Аю-Даг в Артеке. Подсчеты были оглушительные. Считалось, что принимать иностранные делегации надо со всей щедростью, но, конечно же, были и приписки. Я встретил Павлова на перроне в Ленинграде, рассказал ему об этих событиях, на что он отпарировал: «Преувеличиваешь». Но по приезде в Москву признал: «Да, ты был прав». В декабре этот вопрос обсуждался на секретариате ЦК КПСС, был снят с работы председатель Комитета молодежных организаций и предложено снять с работы управляющего делами ЦК ВЛКСМ. (Профессор истории знает, что это документы постоянного хранения; кстати, копию рассматривавшийся записки, вопреки правилам, я передал на хранение в б. Центральный архив ВЛКСМ). Через полгода С. П. Павлова назначают председателем спорткомитета СССР.

Есть ли здесь зацепка к переводу С. Павлова? Думаю, есть.

Были передвинуты на другие участки некоторые руководящие работники ЦК комсомола и республик, в том числе на должности заместителя министра просвещения СССР, второго секретаря обкома Компартии Украины. Это не снятия, а уважение к сделанному этими людьми, доверие, хотя в «уме» оставалась «зарубка». Такое же доверие было оказано и С. П. Павлову. Если употреблять термин «зигзаги номенклатуры», то вполне резонно сказать, что номенклатура щадила «своих», как говорили, их «ссылали» в послы. И ни в коем случае нельзя упрекнуть «номенклатуру» в несправедливом отношении к С. Павлову.

Деятельность С. Павлова в спорте я знаю лишь по печати и высказываниям спортсменов, которые отмечали его внимание, заботу, деловитость. В фильме С. Смирнов отмечал большие заслуги С. Павлова в развитии спортивного движения, в совершенствовании управления в спорте.

Но опять был срыв, который больше я бы отнес на несовершенство существовавшей системы, и тот же В. Смирнов «по поручению» вскрыл для того времени существенный проступок. Опять секретариат ЦК КПСС, опять М. А. Суслов говорит - мы еще раз прощаем ...

Звонок это или нет? Думаю, звонок.

Впереди была Московская Олимпиада, блестящая организация, крупнейшие достижения. С. П. Павлов получает орден Ленина (до этого у него был один «Знак Почета», хотя рядом идущие имели по три «Трудового Красного Знамени»).

И все же осадок, видимо, сказывался. Из членов ЦК он стал членом ревкомиссии, не было его в разнарядке на избрание депутатом Верховного Совета СССР. Я видел, как руководитель комсомола скромно прошел, чтобы на виду не подать руки Павлову. Многие обратили внимание на то, что Юрий Никифорович Ельченко, занимавший высокие посты в украинской компартии, демонстративно ходил по кремлевскому дворцу в обнимку с Павловым. Не знал Сергей Павлович, что и у его могилы прекрасно говорил о нем верный украинский друг. Да..., жизнь дает ответ на вопрос «кто твой друг».

Насколько понимаю, Павлов не собирался уходить из спорткомитета. Я был у него в кабинете всего один раз. В «Молодой гвардии» выпустили три книги о Юрии Алексеевиче Гагарине. С директором издательства Валерием Николаевичем Ганичевым привезли их Павлову. Надо было видеть радость этого человека, ближайшего друга первого космонавта.

О переназначении Павлова я узнал на Кубе. Первый советник нашего посольства сказал, что Павлову отложили вылет в Мехико по спортивным делам, прилетел заместитель спорткомитета. Павлова назначили послом в Монголию. Как я слышал, он болезненно воспринял это решение. Опять же, по разговорам, он добросовестно выполнял установки, «приложил руку» к уходу с поста первого секретаря ЦК партии Монголии.

Была и «закавычка» - попросил разрешение на развод с Евгенией Михайловной Павловой, которая в фильме не обозначена в этом статусе. Был внебрачный ребенок.

Тогда это воспринималось крайне негативно. Вскоре новая страна на жарком юге, но ранг посла сохранился.

В это время, будучи в отпуске, С. П. Павлов выступил в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ - все тот же оратор и политик. Мне он сказал, что по нормам будет еще три года послом. Но вскоре отозвали в Москву. И не трудоустраивали. Приютил спортивный фонд. Тут вспомним о другом ближайшем друге - Э. А. Шеварднадзе. Министр иностранных дел. Он не соизволил даже позвонить Павлову, я уже не говорю о чашке чая, тем более роге вина, которым он дома угощал в комсомольские годы Павлова (и меня с ним). Ну что ж, его судьба показала, кто есть кто.

Наверное, одно было правильным, «законным» - с Сергеем Павловичем Павловым прощались в большом траурном зале правительственной больницы, море цветов, масса людей, больше из комсомола и спорта, незаметными были мидовцы, и правильно сделали, что не произносили речи, - о чем им сказать?!

Сергей Павлович Павлов ушел из жизни после тяжелой болезни (сказался климат страны второго пребывания в ранге посла) в 1993 году. Ему было всего шестьдесят четыре, из которых сорок «членства» в номенклатуре, тяжелейшая работа, встречи с сотнями тысяч самых разных людей, включая двух генсеков правящей партии. А сколько людей обязаны ему за внимание, поддержку, за понимание жизни ...

И все же спасибо за фильм. Это первый телефильм. Он обозначил Имя, которое вошло в историю, которое знали миллионы в стране и за ее рубежами. Как бы хотелось увидеть второй и десятый фильмы, прочесть в ЖЗЛ книгу «Сергей Павлович Павлов».

 

 

Сергей Павлов в течение 15 лет возглавлял советский спорт.

О легендарном руководителе спорткомитета в своей публикации от 19 января 2019 («Министр золота». Памяти Сергея Павлова) вспоминает специальный корреспондент РИА Новости, олимпийская чемпионка Елена Вайцеховская. Здесь она рассказывает о деятельности Павлова на спортивном поприще.

Говорят, что сам Леонид Брежнев попросил Павлова возглавить спортивное движение в стране. Благодаря доверию со стороны высшего руководства и своему высокому профессионализму Павлов вошел в историю советского спорта как первый президент НОК СССР (1977 - 1983 гг.).

За это время сборная СССР шесть раз подряд побеждала на летних и зимних Олимпийских играх в общекомандном зачете. Люди, близкие к спорту тех времен, называли период с 1968 по 1983 год эпохой "СП".

Помимо олимпийской истории Павлов оставил свой след и в летописи мирового хоккея. Именно он стал инициатором суперсерии СССР - Канада в 1972 году.

Но самой яркой вехой в биографии Сергея Павловича, безусловно, является Олимпиада в Москве. Ее проведение в 1980 году во многом стало возможным благодаря его организаторскому таланту и непререкаемому авторитету на международном уровне. Символичным стало и количество золотых медалей, завоеванных нашей командой на домашних Олимпийских играх - 80! За большой вклад в организацию и успешное выступление советской команды на московских Играх Павлов был награжден орденом Ленина.

Чиновников редко оценивают с позиции «лучший». Павлов был лучшим. Однозначно. Достаточно найти в поисковике имена советских олимпийских чемпионов - начиная с 1968 года и заканчивая 1983-м, и дискуссии на тему можно будет прекратить за бессмысленностью: более ярких страниц история отечественного спорта не знала ни до, ни после. Но в 1983-м Павлова списали. Полностью. Сначала выкинули из страны  - послом в Монголию, а затем в Бирму, а шесть лет спустя, менее чем через неделю после 60-летнего юбилея, отправили на пенсию. С циничной формулировкой: «в связи с достижением пенсионного возраста».

Его обожали спортсмены и тренеры, и было за что: Сергей Павлович мало того, что обожал приходить на соревнования по всем видам спорта, которые проводились на домашних аренах, но и знал по именам всех спортсменов, едва те попадали в зону внимания главных тренеров национальных команд. Интересовался их проблемами, вникал, помогал.

Вот как вспоминал о нем еще один выдающийся спортивный руководитель тех лет Валерий Сысоев:

"Когда Павлов пришел в  Спорткомитет из  ЦК комсомола, где  десять лет работал первым секретарем, он привел с собой большой отряд. Там было немало бывших известных спортсменов, например, гимнаст Юра Титов - олимпийский чемпион Мельбурна в  командном первенстве. Павлову каким-то непостижимым образом удавалось находить очень профессиональный баланс: он  с  первого взгляда видел в  людях их  потенциал и  давал им  возможность его реализовать, пусть даже путем проб  и ошибок. При этом на «хозяйственные» должности Сергей Павлович брал людей из других сфер и тоже почти никогда не ошибался с выбором. Это было удивительно: когда тебя вот так внезапно политически «опустили», как считалось по тем временам, и бросили из ЦК на спорт…

Интересно, что когда много лет спустя точно так же - партийным решением высшего руководства страны  - на должность председателя Спорткомитета пришел Марат Грамов, он, говорят, выйдя из кабинета Юрия Андропова, от  которого узнал о  назначении, в  сердцах бросил: «Знать бы  еще, кто  порекомендовал  направить  меня  в  это  дерьмо?»

Павлов же нашел в спорте себя. Причем - стремительно.

Величайшей его заслугой стало, на мой взгляд, то, что он сумел из абсолютной «местечковости» спорта, своего рода символом которой был застиранный тренировочный костюм с  вытянутыми коленками и  ракеткой под мышкой, сделать социальное явление, достойное той страны и того общества, в котором мы жили. В спорт пришли представители мира искусств, литературы, космонавтики. Именно Павлов выстроил эту горизонталь, дал понять обществу, что спорт - это не просто голы, очки и секунды.

Нам, работникам спорта того периода, Сергей Павлович дал  понять, что мы такие же ценные для страны люди, как представители любой другой отрасли, любой другой профессии. Иначе говоря, он  окружил спортивную профессию множеством сопутствующих «платформ», оперся на них - и лифт пошел вверх.

Оппонентов у  Павлова тоже хватало. Хозяйство ему досталось сложное, положение - в связи с отсутствием каких-то выдающихся результатов - тоже, и надо было обладать незаурядным умом и талантом руководителя, чтобы сдвинуть всю эту махину с места и заставить работать. Меня всегда удивлял тот факт, что, не вписавшись в какой-то сегмент политической власти, Павлов никогда не выглядел перед своими бывшими коллегами по ЦК пораженцем. Напротив, сохранил и  развил в  себе  все  то  могучее, что должно отличать настоящего мужика, лидера.

При всей своей авторитарности Павлов был всегда очень человечен и абсолютно не злопамятен. Фантастически умел объединять людей, они к нему тянулись. Думаю, на характере Сергея Павловича очень отразился тот факт, что в войну в  12-летнем возрасте он работал почтальоном в  литовском госпитале  - носил солдатские письма, похоронки. То есть насмотрелся на человеческое горе с избытком.

Конечно же, карьера в спорте далась ему дорогой ценой. Думаю, что ранний уход Сергея Павловича из жизни  - это тоже совокупность многих вещей и постоянно растущее число не только оппонентов, но и завистников.

Но тогда об этом никто не думал. К тому же Павлов очень быстро сумел найти общий язык со  всеми выдающимися тренерами и  спортсменами. Как это ему удалось? Наверное, весь секрет заключался в том, что при своей всепоглощающей любви  к  людям спорта, Сергей Павлович никогда не пытался мериться с ними авторитетом…"

- Вы понимали, за что его выбросили из спорта?  - спросила я Сысоева при одной из личных встреч.

- Это понимали все,  -  ответил он. -  Павлов был слишком ярок. Он был членом ЦК КПСС, членом Ревизионной комиссии, много чего знал. После московской Олимпиады к нему было приковано внимание, появилось много завистников. К  тому же  Павлов входил не  в  «ту» политическую группировку. Вот его и отправили послом в  Монголию - убрать с  глаз долой, вычеркнуть из политической жизни страны. В свое время Сергей Павлович очень сильно поспособствовал политическому восхождению Эдуарда Шеварднадзе, так именно Шеварднадзе, который знал о  Павлове больше, чем о ком-либо другом, его  и  убрал. Знаю, что по возвращении из  Бирмы Павлов ходил к Шеварднадзе в  Кремль, но тот его не принял. Почему? Наверное, потому, что Павлов был в роли просящего. А просящих власть не любит.

Сам Павлов, с которым мы в самом начале 90-х встретились в его уже «другой» жизни, рассказывал о том периоде:

- После московской Олимпиады я чувствовал, что еще мог работать в спорте. Тогда мне было пятьдесят с  небольшим. Но в то же время назначение послом не  было для меня унижением, оскорблением, ссылкой. Я  действительно воспринял его  как  большое доверие и  повышение. Другое дело, что  сопровождалось все  это, как  мне  потом сказали, разговорами, полунамеками…

- Но чем была вызвана ваша отставка как министра спорта?

- Не знаю. Со мной беседовал бывший секретарь ЦК КПСС Зимянин, который сказал: «Есть мнение… Вы устали».

- Это не было связано со смертью Брежнева?

- Не думаю. Я никогда не был «брежневистом». Начало правления Брежнева совпало с тем периодом, когда перетряхивали всю деятельность ЦК ВЛКСМ с  целью найти что-то криминальное в работе ЦК  и  первого секретаря - Павлова. Когда я начинал работу в качестве первого, комсомолу еще ежегодно выделялись дотации из партийной казны.

Усилиями великолепных специалистов и организаторов, работавших тогда в  ЦК ВЛКСМ, за  полтора-два  года на  базе издательства «Молодой гвардии» были поставлены две чудо-машины фирмы «Мариннони». Благодаря им мощности нашего полиграфкомбината позволили во много раз увеличить тираж изданий. Например, тираж «Веселых картинок» вырос с 500 тысяч до 10 миллионов (я по памяти говорю, могу немного ошибиться). Одно только это так подняло доходы комсомола, что  не  нужны стали дотации. Организация стала рентабельной.

Мы  много строили. Всего за  год  был  возведен Дворец молодежи в  Комсомольске - на - Амуре,  уникальный Дворец пионеров в  Южно-Сахалинске. Заново был построен «Артек», а за ним и «Орленок». Тогда была просто одержимость - строить. Строили базы международного молодежного туризма, памятники, музеи…

Короче, все многочисленные проверки закончились тем, что секретарь ЦК КПСС объявил мне партийное взыскание. Скорее, это было проявлением того, что сейчас принято называть командно-административной системой. Самодеятельность и активность не прощали…

- И за все эти «прегрешения» вас решили назначить спортивным министром?

- Выходит, так.

- Как вы относились тогда к спорту?

-Я считал и считаю его  колоссальным инструментом формирования личности - самостоятельной, независимой, сильной, способной что-то реально изменить в жизни в лучшую сторону. Я же закончил институт физкультуры, был даже сталинским стипендиатом. Хотя попал туда, как говорится, волею судьбы. До этого учился в  техникуме механизации и  электрификации сельского хозяйства, за который выступал на первенстве Москвы по лыжам. К спорту тянуло. Был  49-й  год, когда я  случайно зашел на  улицу Казакова, где располагался тогда инфизкульт, заглянул в актовый зал и увидел на сцене молодого парня, который профессионально играл одно из моих любимейших произведений  - «Песню Сольвейг» Грига. Я  могу об  этом судить, так как в моей семье три поколения - профессиональные музыканты. В этот момент, видимо, произошел во мне какой-то перелом - я перешел в институт физкультуры.

Поэтому когда начал работать в спортивной сфере, то очень быстро вошел во вкус.

- Скажите, став спортивным министром, вы чувствовали какой-либо контроль сверху, давление? Или же были свободны?

- Конечно, чувствовал.

- А  в чем  это  выражалось?

- На протяжении всех пятнадцати лет меня и моих коллег пытались заставить полностью подчиняться указаниям аппарата ЦK  партии, требовали согласовывать там абсолютно все: от формирования сборных команд, подбора кадров до распределения средств «Спортлото». Компетентности при этом, мягко говоря, было мало, было лишь желание диктовать условия, подчинять своей воле, пристрастию, субъективным интересам все спортивное движение. Дня не проходило, чтобы нас не проверяла какая-нибудь комиссия.

Помню такой случай. Мы очень хотели внедрить спортивный принцип в футбол, где он нарушался постоянно. И тут московский "Спартак" выбывает из высшей лиги. Гришин лично написал три или четыре докладные записки в  Секретариат ЦК  партии с  требованием освободить меня от  работы. И  Секретариат рассматривал эти записки, не  единожды вызывали меня «на ковер».

- А чем объяснить, что именно те, как мы говорим, застойные годы - начиная с 68-го - были, можно сказать, «золотым веком» нашего большого спорта?

- Была оттепель после сталинских времен. Народ вздохнул. Люди почувствовали раскованность. Многого еще не знали о коррумпированности «верхушки». Кстати, должен вам сказать, что я категорически не приемлю, когда вешают ярлыки на целые исторические эпохи. Историю ведь делали не  Сталин и  даже не  Ленин. И, конечно же, не  Хрущев и  не  Брежнев. Они попадают в  историю (и  не  всегда  с  парадного  входа), но делает ее только народ. И зачем же обижать целые поколения людей, приписывая им  какую-то  немощность, превращение их  чуть ли  не  в  роботов? Это же чудовищная ересь и несправедливость.

Что значит «застойный период»? Для кого застойный? Для аппарата  - да! Потому что  те, кто  там  сидел, по  сути, ни  за  что  не  отвечали. Но  люди-то работали. Пусть не «благодаря», а «вопреки». Может быть, интерес к спорту возрастал и потому, что он давал возможность больше увидеть.

На мой взгляд, сыграло роль и то, что в руководство спортом пришли молодые люди. Мне было сорок лет, одним из моих заместителей был совсем молодой Анатолий Колесов  - спортсмен-профессионал высокого класса, другим - Валентин Сыч. Его впоследствии пытались изобразить одиозной фигурой, но  это  был  знающий и  способный специалист: у  него в  мозгу, как в электронно-вычислительной машине, заложена вся информация о спорте, Он был чрезвычайно компетентным руководителем.

В то время начались перемены и в международном олимпийском движении. Было покончено с практикой единовластного правления МОК. По нашей инициативе появилась Ассоциация национальных олимпийских комитетов (АНОК), которая могла в значительной мере балансировать все действия и  решения МОК. После 40-летнего перерыва вновь стали проходить Олимпийские конгрессы.

Появились тогда и новые правила федераций, новые формы проведения международных соревнований. Мы работали очень много, чтобы создать свою систему подготовки спортсменов высокого класса,

Кто-то из журналистов упрекнул меня в том, что за первый год своей работы в Спорткомитете я выступил семьдесят шесть раз. Не считал, возможно, это так. Я старался больше времени проводить в командировках, много ездил по стране  и  знал, что  это  необходимо: надо было изменить отношение к спорту, пробудить к нему интерес со стороны местных руководителей. И если бы это не было сделано, то не было бы Медео, не было бы Раубичей…

Не надо забывать, что и среди спортсменов было немало выдающихся личностей. Я помню, как Фурцева, которая была тогда министром культуры, приехала в США, когда там с триумфом проходили гастроли наших гимнастов. И во время одной из встреч кандидат в  президенты США Форд сказал ей, что если бы в Америке проводили выборы президента, то избрали бы Ольгу Корбут. Шутка, конечно, но о популярности Корбут в Америке говорит хотя бы такой факт: после турне в Спорткомитете пришлось создать специальное подразделение по обработке писем, которые шли на ее имя.

Когда мы  ввели войска в  Афганистан, я  не  предполагал, что  нам  могут объявить бойкот. Тем более  что  мы прошли такое испытание, как Спартакиада 1979 года, где были и американцы, и спортсмены других стран. Правда, войска в Афганистан вошли после Спартакиады, осенью. Но, я повторяю, не думал, что в США так отреагируют. Да и не только я.

Помню свои беседы в США с одним из главных владельцев компании «Кока-Кола», которая поставила Оргкомитету Олимпиады - 80 помимо валюты еще и современнейшее оборудование на многие миллионы долларов. Мой собеседник, умный и уверенный в себе человек, категорически отрицал возможность бойкота со  стороны его компании, подчинение диктату. Уже потом, приехав в  очередной раз  из  Вашингтона в  Лейк-Плэсид, он  рассказывал, какому прессингу его  подвергали Картер и  другие руководители американской администрации. И только когда ему пригрозили отобрать американский паспорт, он  сломался. Не  стал официальным поставщиком Олимпиады - 80, но все свои обязательства, тем не менее, фирма выполнила.

Я помню и  президента Национального олимпийского комитета Великобритании Джеймса Фоллоуза. С  характером был человек. Впервые побывал в  СССР в 1979 году, а через год рассказывал, как на него давили Тэтчер, правительство. Как звонили домой, угрожали разделаться с детьми, внуками… А ведь он привез команду в Москву!

И снова о Павлове вспоминает Сысоев:

"В отличие от многих своих предшественников Павлов очень быстро создал в спорте не только крепкую управленческую команду, но  и  оперативный персонал  - я имею в  виду спортсменов и  тренеров. После Игр  в  Мехико он смело пошел на омоложение всего аппарата. В этом был определенный риск, поскольку у большинства людей не было никакого административного опыта. Я сам был в этом потоке - стал начальником отдела Спорткомитета в 27 лет. Когда Павлов подтянул к спорту таких выдающихся личностей, как Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Иосиф Кобзон, Юрий Гагарин, я себе часто задавал вопрос: если бы  Сергей Павлович сам  не  был  «настоящим», не был столь цельным и масштабным человеком, пошли бы к нему эти люди? Да никогда!

В нем очень прочно сидело желание понять. Он постоянно с кем-то советовался, кого-то о чем-то расспрашивал, приглашал к себе тренеров, не стеснялся признаться в  том, что чего-то не знает. Глобально я бы сказал, что Павлов очень активно участвовал в становлении спортивного образа СССР в  глазах международной общественности. С его уходом мы потеряли в  руководстве спортом  главное - мысль. При Сергее Павловиче все очень четко понимали, куда мы идем, зачем идем и что для этого делаем.

Вспомните хоккейную суперсерию 1972 года. По сути, Павлов взял решение этого вопроса на себя. Ходил в ЦК, доказывал, убеждал, объяснял. Риск был огромный. У всех была свежа в памяти история, как Иосиф Виссарионович расформировал, а по сути уничтожил футбольную команду ЦСКА, когда она проиграла товарищеский матч югославам. Если бы хоккеисты проиграли за океаном, Павлова бы стерли с лица земли. Но он пошел на это. Понимал, что для советского спорта такая серия может стать колоссальным прорывом.

Интересно, что в те годы, при том, что в стране был очень популярен лозунг «Партия  - наш рулевой», никто не спускал сверху директив и  указаний. Контролировали каждую мелочь, но не указывали, как руководить, что делать. Вспоминаю диалог между известным питерским велосипедным тренером Александром Кузнецовым и одним из секретарей ЦК Николаем Русаком. Когда тренер стал на что-то жаловаться, Русак ему ответил: «Этот вопрос вы должны решать на Лужнецкой набережной, а не у меня в кабинете». То есть отправил Кузнецова к Павлову.

Сегодня над спортом слишком много различных руководителей. А это очень быстро воспитывает в людях отсутствие собственной инициативы. Они перестают рисковать, перестают продуцировать собственные решения. Хотя много раз доказано: если руководитель берет решение проблемы в свои руки и это решение  - разумно и обоснованно, «верха» никогда не пойдут наперекор".

Интересно, согласился бы с этим сам Павлов? В том давнем интервью он говорил:

- Степень давления аппарата ЦК бывала очень высока. Взять, к примеру, последний при моем руководстве чемпионат мира по футболу 1982 года. Мне просто, что называется, связали руки и заставили послать и  Бескова, и Лобановского, и  Ахалкаци. Этот триумвират был несовместим, но я сдался и, по существу, предопределил исход чемпионата для нашей команды.

Вы не представляете, сколько бывало звонков «сверху»! Скажем, ночью по домашнему телефону мне звонит Леонид Ильич Брежнев: «Слушай, почему судья засудил „Нистру“? Прими меры…». Или звонит еще один высокий чин: «У вас есть связь с Прагой? Позвоните немедленно и скажите, чтобы хоккеисты бросали по воротам…». Еще пример: играют Карпов и  Корчной в  Милане. После очередной партии звонок: «Надо было Карпову g5 ходить. Почему он пошел g7?»

На мой вопрос, правда ли, что на время чемпионатов мира по шахматам в штат спорткомитета вводились специальные советники  - консультанты, которые должны были анализировать партию для последующей передачи этого анализа в ЦК КПСС, Павлов тогда рассмеялся:

- При мне такого не было. Мы с моим замом Виктором Ивониным справлялись с разбором партий сами. Оба играли, хотя не настолько хорошо, чтобы давать советы чемпиону мира. А ведь такое в аппарате считали в порядке вещей.

О ситуации в уже не советском, а российском спортивном руководстве экс-председатель тогда сказал:

- Мне кажется, что в спорте сейчас немало «пересидевших». Я не хочу никого обижать, а сужу по себе. У меня и сейчас хватает сил, энергии, фантазии. Но смелости в принятии самостоятельных решений, риска, конечно же, меньше, чем у молодых людей. Я уже начинаю осматриваться, страховаться. Руководителю надо все время быть чуть-чуть впереди. С точки зрения прогнозов, анализа, планов. Пусть эти планы и кажутся кому-то фантазией, но они должны чуточку опережать сегодняшний день.

7 октября 1993 года Сергея Павловича не стало. Последнюю свою награду - за заслуги в развитии олимпийского движения в России - он получит спустя 12 лет. Посмертно.

Бывшего руководителя Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР и президента Олимпийского комитета СССР Сергея Павлова связывали долгие годы дружбы с почетным президентом Олимпийского комитета России Виталием Смирновым, успевшим поработать со всеми руководителями советского спорта послевоенного периода. Павлова Виталий Георгиевич вспоминает с особой теплотой.

- У него очень интересная, насыщенная биография, - рассказывал Смирнов корреспонденту журнала "Олимпийский вестник Юга России".

- Павлов во время войны работал в госпитале, теперь об этом мало кто помнит. Позже поступил в московский институт физкультуры. Учился по специализации «лыжный спорт» и там же стал секретарем комитета комсомола.

- Закончить вуз Павлову было не суждено?

- Да. В 1956 году Сергей Павлович ушел из института и уже через год принимал участие в организации и проведении Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Из институтского общежития Павлова, естественно, выселили, и он одно время вместе с женой ночевал в своем кабинете первого секретаря Красногвардейского райкома ВЛКСМ. А первым секретарем горкома КПСС тогда была Екатерина Фурцева, которая высоко ценила служебные качества Сергея Павловича. Светловолосый, с огромными голубыми глазищами, Павлов обладал невероятной харизмой и мог управлять любым коллективом.

- Его карьера стремительно двигалась вверх.

- Уже в 59-м он был избран первым секретарем ЦК ВЛКСМ. В 32 года стал членом ЦК КПСС. Павлов был любимцем Хрущева, но даже после отставки Никиты Сергеевича сумел сохранить должность. В 68-м его направили в Спорткомитет СССР, который тогда был общественной организацией. Идея перевести государственные органы на общественные рельсы принадлежала члену президиума ЦК КПСС Александру Шелепину. Эксперимент решили начать со спорта.

- Не лучшее решение?

- Сразу было потеряно финансирование на местах. Впрочем, Павлов вскоре сумел добиться, что «Союз спортивных обществ» вновь стал Комитетом по физкультуре и спорту. В те годы я работал заместителем у Сергея Павловича и курировал международные дела, управления пропаганды и водных видов спорта. Павлов был очень сильным руководителем. Когда был первым секретарем ЦК ВЛКСМ, в его подчинении находились десятки газет и журналов, которые возглавляли известные, талантливые люди. Чтобы общаться с ними на равных, Павлову приходилось пропускать через себя море информации, изучая не только доклады и отчеты, но и их фундаментальные труды. Естественно, для него не составило большого труда собрать профессиональную команду на новом месте.

- Однако свои первые Олимпийские игры в качестве главы Комитета по физической культуре и спорту СССР Павлов проиграл…

- Формально это так. На Играх 1968 года в Мехико советская сборная не смогла занять первое место во многом из-за того, что специалисты неправильно рассчитали период акклиматизации. Это произошло всего лишь второй раз за всю советскую историю. Но Павлов тут ничего исправить не мог, потому что занял ответственный пост незадолго до этих Игр.

Возглавив спорткомитет, Сергей Павлович внес свежую струю в быт наших атлетов на Олимпийских играх. Например, в Мехико, где руководители и спортсмены жили вместе в олимпийской деревне, перед каждой церемонией чествования наших чемпионов поэт Николай Добронравов сочинял в честь героя настоящую оду. Именно с той поры пошла традиция приглашать на Игры творческий десант. Мы привозили в олимпийскую деревню артистов, поэтов, писателей, устраивали своеобразные творческие вечера, за что все олимпийцы были очень благодарны Павлову.

- Затем были триумфальные для советского спорта Игры в Мюнхене.

- В год 50-летия советской власти мы завоевали 50 золотых медалей! Даже недоброжелатели Павлова сочли эту цифру его персональным достижением, хотя на самом деле имело место простое совпадение.

- Как и многие, Павлов, наверное, мечтал о том, чтобы Олимпийские игры прошли в СССР?

- Естественно. В 1970-м мы проиграли предвыборную гонку за право принять у себя Игры - 1976. Голосование проходило на сессии МОК в Амстердаме. В первом туре отсеялся Лос-Анджелес и все его голоса перешли к Монреалю. Реакция в СССР была жуткая. В «Советском спорте» даже появилась рубрика «МОК под огнем критики». Проклятых капиталистов ругали все, и заодно сразу же была поставлена новая задача - любой ценой заполучить Игры 1980 года. Фундамент будущего успеха заложил именно Павлов благодаря своему высочайшему авторитету на международном уровне.

- Перед судьбоносным голосованием в Вене, в 1974 году, были курьезные эпизоды?

- Мы решили подарить членам МОК по набору «хохломы». Курьез заключался в том, что у нас не было упаковочной бумаги - ее купили только в Вене. В итоге подарки готовили накануне ночью, в авральном порядке, в буквальном смысле на коленях. Голосование на этот раз завершилось в нашу пользу, но, как вы понимаете, «хохлома» была ни при чем.

- По отношению к себе Сергей Павлович был требовательным человеком?

- Судите сами. Во время работы в Комитете по физкультуре и спорту Павлов возобновил обучение и заочно закончил ГЦОЛИФК. Причем с отличием! Так что Сергей Павлович - первый из советских спортивных руководителей, кто имел высшее физкультурное образование.

- Все знают о вашей крепкой дружбе с Павловым.

- У нас были очень доверительные отношения. Могу открыть вам маленькую тайну: это я уговорил Сергея Павловича в середине 70-х возглавить Олимпийский комитет СССР.

- Чем он увлекался?

- Лет пятнадцать мы вместе играли в большой теннис. Моим напарником на корте был Семен Павлович Белиц - Гейман, а компанию Павлову составлял известный ныне теннисный тренер Владимир Голенко.

Помимо тенниса Павлов увлекался водными лыжами - с его комплекцией (невысокий рост, крепкие, мускулистые ноги) этот вид спорта подходил ему как нельзя лучше. После шли в баню, где к нам частенько присоединялись близкие друзья Сергея Павловича Николай Добронравов и Роберт Рождественский.

- Хоккеем интересовался?

- Не то слово! Вспоминаю один эпизод на Олимпийских играх в Мюнхене. Параллельно в Канаде шла знаменитая хоккейная суперсерия. Чтобы посмотреть первый, исторический матч советской сборной и канадских профессионалов, Павлов повел меня через олимпийскую деревню в местный телерадиоцентр. Там нас уже ждал Николай Озеров. Народу в маленькой студии набилось уйма. Сели прямо на полу, а в соседнем помещении - канадская аппаратная. После того как наши выиграли со счетом 7:3, канадские хоккеисты не пожали руки советским игрокам - у энхаэловцев не было такой традиции. Запомнилось, что соседи-канадцы, выходя из студии, бурно обсуждали этот момент.

- А искусство Павлов ценил?

- Сергей Павлович не мыслил свою жизнь без театра, любил музыку, много читал. Под его руководством в Манеже прошла выставка «Спорт в изобразительном искусстве», посвященная VII летней Спартакиаде народов СССР 1979 года. «Третьяковка» отдала на выставку картины Александра Дайнеки и других художников, народ валом валил, рыдая и плача от восторга.

- Как прошли последние годы жизни Павлова?

- В 1983-м его перевели на дипломатическую работу в Монголию. Перед этим он развелся с женой, затем был новый брак, командировка в Бирму. После выхода на пенсию жил очень скромно - в небольшой «двушке» вместе со второй супругой и ее взрослой дочерью. Никого ни о чем не просил. Многие друзья Сергея Павловича и те люди, кому он помогал, от него отвернулись. Но, к сожалению, таковы были реалии начала 90-х...

О Сергее Павловиче - Виктор Хоточкин, Советник президента ОКР по работе с международными спортивными организациями:

- Павлов пользовался огромным авторитетом у зарубежных коллег, был признанным лидером международного олимпийского движения. Президент МОК Хуан Антонио Самаранч на одной из встреч предложил Павлову стать членом Международного олимпийского комитета. Сергей Павлович поблагодарил его, но вежливо отказался. "Как коммунист, я не смогу удержаться от критики МОК, а его есть за что критиковать, но это, как известно, запрещено Олимпийской хартией", - сказал он.

Легендарная хоккейная серия СССР - Канада 1972 года стала возможной во многом благодаря настойчивости Сергея Павловича и его уверенности в мастерстве наших спортсменов. Тогдашнее партийное руководство нашей страны, сомневаясь в возможных итогах, предупредило его, что в случае разгромного проигрыша он будет отвечать своим партбилетом. Такие были времена и такова была мера ответственности руководителя.

Владимир Васин, олимпийский чемпион 1972 года по прыжкам в воду, почетный вице - президент ОКР:

- Это был удивительный человек - светлый и открытый. Потрясающий организатор и руководитель с большой буквы. В отличие от многих чиновников во время Олимпийских игр он жил вместе со спортсменами в Олимпийской деревне. Знал обо всем, что происходит в команде, разделял чаяния и заботы атлетов. Всегда мог дать полезный совет и подбодрить. К нему можно было прийти и поделиться своими идеями, зная, что они будут услышаны. Поэтому все спортсмены очень уважали Павлова. Для них он был больше, чем просто руководитель. Сергей Павлович в буквальном смысле жил спортом и интересами людей, которые им профессионально занимались.

 

Сергей Павлов в течение 15 лет возглавлял советский спорт

 

Всеволод Кузьмич Радченко в своей книге «Главная профессия - разведка» в восьмой главе «Монголия. Представитель КГБ» упоминает о совместной работе с Сергеем Павловым в советском посольстве в Монголии. Учёный секретарь Научно-оперативного Совета внешней разведки в 80-90-х годах В.Н. Попов об авторе говорит следующее. «Книга написана кадровым разведчиком, до конца верным присяге, занимавшим высокий пост в иерархии внешней разведки вплоть до 1991 года. Радченко Всеволод Кузьмич прошёл большой жизненный и оперативный путь: от лейтенанта до генерал-майора; от оперуполномоченного до заместителя начальника внешней контрразведки. Человек уникальных способностей, свободно владеющий английским и французским языками, кандидат юридических наук, защитивший диссертацию по оперативной тематике на базе изданной монографии». Не верить Радченко у читателей нет повода и его воспоминания о его работе в Монголии вместе с Сергеем Павловым крайне интересны для нас.

 

 

Я прибыл в Монголию в середине 1983 года. Напомню только, что Монголия по территории составляет почти три Франции и занимает важное стратегическое положение между Россией и Китаем. Это положение имело и будет продолжать иметь в обозримом будущем геополитическое значение. МНР входила в число социалистических стран, в число наших ближайших союзников. Наше влияние на экономическую и политическую жизнь в стране было очень велико. Крупнейшие объекты промышленности, строительство городов, обучение кадров - всё это делалось при нашем непосредственном участии и с нашей помощью.

Отношения наших стран были не только союзническими, но и по-настоящему дружескими. Однако ещё до моего приезда, примерно с начала 1983 года, стала резко обостряться обстановка в высшем руководстве Монголии. В первую очередь, это было вызвано значительным ухудшением здоровья Генерального секретаря ЦК МНРП, Председателя Верховного Хурала МНР Ю. Цеденбала.

Развивающийся склероз головного мозга резко снизил его трудоспособность. А поскольку Цеденбал возглавлял государство в течение тридцати трёх лет, страна была приучена если не к культу личности, в нашем понимании, то к полной зависимости всех решений практически от одного человека. Положение в значительной мере усугублялось тем, что жена Цеденбала, русская по происхождению и сохранившая советское гражданство, Анастасия Филатова к этому времени всё больше брала на себя роль соправительницы государством, вмешиваясь во все стороны жизни МНР.

Особенно это проявлялось в вопросах кадровой политики, включая высшее руководство страны. Филатова активно пользовалась информацией Министерства общественной безопасности страны, располагала данными о жизни и деятельности всех видных работников партийного и государственного аппарата. Фактически подчинила себе подразделение, обеспечивающее охрану Цеденбала и правительства.

Естественно, как бывает в таких случаях, в её непосредственном окружении появились влиятельные подхалимы и, более того, интриганы, расчищающие себе «место под солнцем» руками Филатовой и, соответственно, Цеденбала.

Состояние здоровья Цеденбала порождало у Филатовой и у самого Цеденбала боязнь за своё исключительное положение, возникала болезненная подозрительность с их стороны к любым действиям других лидеров ЦК, которые, по их мнению, могли бы претендовать на лидерство в государстве.

Тяжелое заболевание Цеденбала усугублялось. Положение обострялось, и негативная информация у московского руководства накапливалась, приближаясь к критической точке. В феврале 1984 года наш посол Сергей Павлович Павлов и я были приглашены на заседание комиссии Политбюро ЦК КПСС по международным вопросам, которую возглавлял Громыко. В совещании участвовали Министр обороны Устинов, председатель КГБ Чебриков, секретарь ЦК по социалистическим странам Русаков, зам. председателя КГБ (он же начальник разведки) Крючков.

Вопрос об обстановке в Монголии был на повестке дня комиссии. Были заслушаны выступления Павлова и моё, освещавшие действительное положение дел. Помню, что Громыко поставил передо мной и Павловым единственный вопрос: «Есть ли действительно силы в ЦК Монгольской партии, которые поддержат предложение об оздоровлении обстановки в руководстве, т. е. о замене Цеденбала?». Русаков и, в определенной степени, Громыко занимали скорее радикальную позицию, Чебриков - более осторожную, считая, что пока не следует решать вопрос кардинально. Было решено, что следует держать вопрос под постоянным контролем, активно работать по сбору и анализу информации.

Однако события развивались своим чередом. Цеденбал вместе с Филатовой выехали в Москву на отдых, где он проходил обследование у врачей 4-го Управления Министерства здравоохранения. Заключение врачей было самым неутешительным.

Вскоре Громыко провёл ещё одно совещание комиссии Политбюро, которая приняла соответствующие рекомендации. Подводя итог, Громыко предложил написать отделу ЦК по соцстранам и, в частности, секретарю ЦК Русакову, записку в Политбюро, излагающую план радикального решения вопроса, иначе говоря, план замены Цеденбала. Русаков тут же, на заседании, попросил, чтобы эту записку подготовило КГБ, и добавил, что он готов подписать будущий документ без дополнительных обсуждений. Крючков согласился с тем, что записка будет за тремя подписями, а именно: вышеупомянутый отдел ЦК, МИД, КГБ. Очередное заседание Политбюро по этому вопросу должно было состояться несколько позднее, а я в этот же день отбыл в Улан-Батор. Решение ЦК было принято, и соответствующие рекомендации были переданы монгольским лидерам по партийным каналам. В решении ЦК подчёркивалось, что следует дружески уговорить Цеденбала отойти от активной политической жизни, сославшись на заключения врачей. В то же время отмечалось, что как мы, так и Монголия заинтересованы в том, чтобы сохранить доброе имя Цеденбала как видного политического деятеля.

По просьбе монголов Евгений Иванович Чазов, в то время начальник 4-го Управления Минздрава Союза, конфиденциально прилетел в Улан-Батор. Мне было поручено организовать пребывание Чазова в Улан-Баторе и, соответственно, конфиденциальную встречу с членами Политбюро МНР. Чазов прибыл в Улан-Батор на спецсамолёте один, без всякого сопровождения. В аэропорту, прямо у трапа самолёта его встречали только заместитель министра общественной безопасности, абсолютно доверенный с нашей стороны человек, Жамсранжав, будущий министр, как вы можете догадаться. Люк самолёта открылся, и Чазов, надо отдать ему должное, очень эффектно сбежал по трапу, заявив, что больше никого не будет, а самолёт будет его ждать на месте. Я был, конечно, в курсе дела, так как весь сценарий пребывания Чазова в Монголии и его встреча с полным составом Политбюро МНР, как я указывал ранее, разрабатывался непосредственно с моим участием.

На ПБ МНРП Чазов наглядно продемонстрировал компьютерные томограммы с изменениями головного мозга Цеденбала и сравнил его с мозгом здорового человека. Это произвело на монгольских товарищей большое впечатление и подтолкнуло их к решительным действиям.

Наша роль заключалась в том, чтобы давать руководству Москвы полную объективную информацию о состоянии дел в монгольском руководстве, о состоянии дел в стране в целом и о настроениях в различных слоях монгольской общественности.

Вновь было проведено широкое обследование Цеденбала и подготовлено новое заключение врачей, в котором в категорической форме подчеркивалась необходимость продолжения лечения Цеденбала в стационарных условиях. Можно сказать, что это было волевое решение, принятое вопреки желанию семьи Цеденбала и его самого. Однако является несомненным и то, что в государственной политике нередко твёрдая линия приводит к безболезненному и даже более спокойному решению той или иной проблемы.

На 23 августа был назначен внеочередной Пленум ЦК МНРП. Ещё до объявления даты пленума у нас произошёл небольшой инцидент. Сергей Павлович Павлов, наш посол, опираясь на своё знание «кухни» в наших верхах, не верил, что решение Москвы и, соответственно, Улан-Батора претворится в жизнь. И вот, прямо накануне решения о созыве пленума, он получил разрешение от заместителя министра иностранных дел в Москве, который не был в курсе планируемых событий, на недельный отпуск с поездкой в Москву.

Так как у нас сложились дружеские отношения с послом и полное взаимопонимание по вопросам нашей политической работы, я, имея информацию о переговорах в Москве по Цеденбалу, пытался отговорить Павлова от поездки, но он настоял на своём. Дело в том, что Сергей Павлович давно уже был в фактическом разводе со своей женой, в Монголии находился один, а в Москве у него была любимая женщина, на которой он позднее женился. Короче, он уехал в Москву «за свой счёт».

В Монгольском руководстве в это время появились такие настроения: не следует ли, освободив Цеденбала от поста Генерального секретаря партии, оставить его на должности Председателя Президиума Верховного Хурала? Влияние Цеденбала было настолько велико, что это постоянно сказывалось на позиции монгольских руководителей и выражалось в их постоянных колебаниях.

Нам стало известно, что высказывания в этом духе сделал и сам возможный преемник Цеденбала - Батмунх. Естественно, я информировал своё руководство. За день до пленума поздно вечером, а по-монгольски ночью, раздался звонок по «ВЧ» Крючкова прямо мне на квартиру. Крючков ещё раз выслушал мою информацию о колебаниях Батмунха и попросил, чтобы прямо на следующее утро посол посетил Батмунха и твёрдо разъяснил ему, что такое раздвоение в решении вопроса о замене Цеденбала вызовет в дальнейшем ненужное напряжение, а возможно и осложнение обстановки.

Понятно, что этого допускать было нельзя. Выслушав Крючкова, я вынужден был сказать, что посла нет в Монголии, что он находится в Москве. «Как в Москве?!» - воскликнул Крючков. Последовала пауза, и он чётко сказал: «Возьмите всё в этом вопросе на себя».

На следующее утро я был принят Батмунхом, и мы обсудили с ним возможные «нежелательные политические последствия любых половинчатых решений» в вопросе замены Цеденбала на его постах. Батмунх с полным пониманием отнёсся к моим аргументам. И на мой вопрос, следует ли мне посетить по этому же вопросу Моломжанца, он заверил меня, что в этом нет необходимости.

Павлов прибыл в Улан-Батор первым же рейсом самолёта на следующий день. Кто и как нашёл его в Москве? Не знаю. Помню с его слов, что его прямо отвезли к самолёту. Он долго вспоминал потом, что его нашли на даче под Москвой, дали 10 минут на сборы и отвезли в аэропорт. Он говорил, что пока не взлетел самолёт в сторону Монголии, он был уверен, что везут его на Лубянку или в Лефортово.

Подводя итог этому непростому периоду в истории Монголии, отмечу, что создавшуюся ситуацию в МНР необходимо было нормализовать, и это было назревшим вопросом. Уход Цеденбала вместе с соправительницей Филатовой с политической сцены позволил провести исключительно важные кадровые изменения в стране. На руководящие посты пришли грамотные и порядочные деятели. Эти изменения послужили как бы основой того, что события конца 80-х и начала 90-х годов в Монголии, связанные с демократизацией и изменением социально-экономического состояния страны, прошли спокойно. Вся процедура освобождения Цеденбала от занимаемых постов и кадровые изменения в руководстве получили высокую оценку политических аналитиков и высшего руководства, как в Улан-Баторе, так и в Москве.

В вопросе смены руководства МНР, особенно в первый период после ухода Цеденбала, и укреплении отношений с новым руководством страны большую положительную роль сыграл советский посол в МНР Сергей Павлович Павлов.

В некоторых кругах московской интеллигенции, да, видимо, и у нас в службе, бытовало негативное мнение в отношении Павлова. Оно сложилось ещё в период его работы первым секретарём комсомола. Затем он успешно работал председателем комитета по делам физкультуры и спорта. Но укрепить свои позиции во всесильном аппарате ЦК КПСС не сумел. ЦК его «освободил» от этого министерского поста, направив в Монголию. Павлов выехал в МНР за три недели до моего отъезда в Улан-Батор. Я был настроен слегка скептически насчёт назначения на эту должность Павлова. С Павловым, как с новым послом, перед его отъездом беседовали в разведке в Ясенево. Крючков был срочно вызван куда-то в Центр, и с Павловым в 10 часов утра беседовали два первых зама начальника разведки Кирпиченко и Грушко. Я присутствовал на встрече как уже назначенный новый представитель КГБ в Монголии. Казус был в том, что Павлов прибыл на встречу вовремя, но с сильно опухшей физиономией, и когда он брал чашечку с кофе, у него заметно тряслись руки и чувствовался «лёгкий» запашок перегара. После встречи мои начальники дружно предупредили меня, что мне придётся иметь дело с настоящим «алкашом». Уже в Монголии Сергей Павлович рассказал мне, что накануне этой встречи в разведке он был в гостях у родных в Твери на поминках своего дяди, хорошо подвыпил, но вспомнив о встрече в КГБ, решил ехать ночным поездом и был настолько обязателен, что прямо с поезда, после бессонной ночи прибыл на встречу в Ясенево.

Плохое впечатление о Павлове существенно подправил Ф. Д. Бобков, в то время первый заместитель председателя КГБ.

Я побывал у Бобкова с обязательным визитом перед отъездом в МНР, так как в состав представительства, куда я ехал начальником, входили все основные линии работы КГБ. Бобков очень откровенно и весьма положительно характеризовал будущего моего посла как честного, умного и порядочного человека и посоветовал мне установить с ним хорошие деловые отношения. Мнение Бобкова было для меня очень ценным и сыграло положительную роль на первом этапе совместной работы с Павловым в Монголии. Позднее эти отношения переросли в дружбу. Прошёл год-полтора. Приближался очередной Пленум ЦК партии, на котором избирались члены ЦК. По неписаному правилу советские послы в социалистических странах, в том числе в МНР, должны были быть кандидатами или членами ЦК КПСС. На московской кухне ЦК кандидатура Павлова не устраивала, и «организаторы» пленума решили его заменить своим человеком, хотя по линии МИДа никаких претензий к Сергею Павловичу не было. Из Москвы пришло указание об отзыве Павлова, и он начал собираться, хотя не хотел уезжать - ему Монголия понравилась во всех отношениях. Уезжающего посла монголы решили наградить своим главным орденом - орденом Сухэ-батора. По этому вопросу должно было поступить согласие Москвы, иначе говоря ЦК. И вот в один прекрасный день раздался звонок по «ВЧ». Мне звонил первый заместитель заведующего отделом ЦК по соцстранам Замятин. Он извинился и, сославшись на разрешение Крючкова, спросил, не могу ли я уточнить, по какому вопросу генеральный секретарь ЦК партии Монголии Батмунх просит о личной беседе по «ВЧ» с Горбачёвым, в то время уже генеральным секретарём ЦК в Москве. Я был в курсе дел и тут же сказал, что Батмунх хочет переговорить о после Павлове. Замятин воскликнул: «Неужели вопрос в том, что Москва задержала согласие на награждение Павлова орденом Сухэ-батора! Мы завтра же направим такое согласие». Я возразил, что речь, скорее всего, будет не об этом. «Батмунх хочет просить Горбачёва не отзывать Павлова, так как тот завоевал большой авторитет и уважение в МНР, и это положительно сказывается на укреплении советско-монгольской дружбы». Замятин не скрывал своего удивления и очень благодарил за предоставленную мной достоверную информацию. Для него было важным упредить нового генерального секретаря о незапланированном разговоре. На следующий день состоялся разговор по «ВЧ» между Батмунхом и Горбачёвым. Аппарат ЦК «сделал своё дело».

Горбачёв в своей манере, ничего не сказав толком, дал понять что-то о «нецелесообразности», о чём-то ещё, но навстречу просьбам Батмунха не пошёл. Хотя очевидно, что для пользы взаимопонимания, даже пусть с «маленькой» Монголией, этот отказ был ошибкой.

Павлов по прибытии в Москву получил аудиенцию у Громыко. Министр сказал ему, что у него никаких претензий к Павлову нет, и что Павлов получит вскоре предложения на новом участке работы. Вскоре он действительно получил предложение поехать послом в Бирму. Сергей Павлович посоветовался со мной, и я ему сказал, что Бирма - это «не сахар», но «послом можно ехать куда угодно»…

Ещё в Монголии Павлов поделился со мной своими семейными проблемами. Он уже много лет не жил со своей женой, но так как занимал высокие посты, развестись не решался. Я видел его жену в Улан-Баторе, куда она приезжала на 5 дней - закупила всё что могла на советских базах снабжения на деньги Павлова и укатила. Я предложил Павлову написать короткое заявление в суд о разводе. Он сомневался в правильности этих действий, но всё же написал заявление. Я переслал это заявление нашим товарищам в Москву с личной просьбой передать его в соответствующий суд и, по возможности, обойтись без вызова Павлова к судье. Через 3 недели пришло сообщение, сначала мне, а потом и Сергею Павловичу, что он разведён. Перед поездкой в Бирму Павлов оформил брак с любимой женщиной и выехал в Бирму, уже будучи женатым.

И ещё два характерных эпизода о Павлове для тех, кто мало знаком с армейскими буднями.

На юге страны вблизи с китайской границей взрывается крупный склад армейских боеприпасов. Послу Павлову сообщают об этом из монгольского руководства. На его вопрос я подтверждаю сведения и говорю, что сообщу об этом в свою службу. Павлов решает сам сообщить об этом в Москву, так как он был проинформирован на уровне монгольского министра иностранных дел. Московский МИД размечает сообщение Павлова по высшей разметке, и она попадает к Брежневу. Брежнев лично поручает министру маршалу Соколову, что бы тот «съездил и навёл порядок» в другой стране, тем более находящейся по соседству с Китаем. Соколов взбешён. Он прилетает на своём самолёте на другой день в Улан-Батор, прямо из аэропорта приезжает в посольство и без всякого уведомления является в кабинет посла. Я как раз нахожусь у Павлова. Маршал входит и, не здороваясь, говорит: «Почему же Вы, посол, не могли сообщить мне лично о произошедшем, почему сразу Генеральному?». Павлов в своей жизни уже много чего повидал и, не вставая со своего стула, говорит: «Я здесь посол Советского Союза и чётко знаю, что и как должен делать!». Соколов, облачённый в маршальскую форму, поворачивается на каблуках и уходит, хлопая дверью. Позже мы узнали, что он вылетел прямо к месту ЧП (там была армейская авиационная посадочная полоса), снял с должностей двух полковников, трём объявил взыскания и сразу улетел в Москву.

Где-то осенью 1983 года я был приглашён на учения авиационных частей Сибирского военного округа. В учениях принимали участие авиационные части армии, находившиеся в Монголии. Учения обещали быть интересными, так как планировалось проведение показательного бомбометания по наземным, специально подготовленным целям. Полигон был расположен километрах в 250 на восток от Улан-Батора, за рекой Керулен, в малонаселённой степной местности. Посередине бесконечной степи (если у неё есть середина) была построена кирпичная башня высотой в три этажа. На самом её верху, на плоской крыше, поместили площадку для наблюдения. Из приглашённых гостей были только мы с послом Павловым. Командовал учениями начальник авиации округа. Он восседал на площадке за столом в окружении своих штабных офицеров. Нам показали цели. С одной стороны, метрах в 500-700 стояла колонна грузовых автомобилей, старых, конечно, видимо, списанных. Далее виднелось несколько небольших строений. Второй полигон был с другой стороны башни, там находился какой-то барак и несколько больших автомашин. Бомбометание по первой группе целей намечалось ровно в 12.30. Оставалось пять-семь минут до объявленного времени, как вдруг все увидели сначала в бинокли, а потом уже и невооружённым глазом, что к назначенной к уничтожению через несколько минут группе целей приближается довольно большой табун лошадей, позади которого мелкой рысцой движутся три всадника. Едут бок о бок, как любят монголы. Среди офицеров произошло лёгкое замешательство, как нам показалось, и, наконец, прозвучал вопрос: «Что это значит?». На площадке перед столом, как из-под земли, появился невысокий коренастый полковник. Он явно запыхался, так как, казалось, просто взлетел на третий этаж башни. Он громко доложил: «Товарищ генерал! Все в радиусе пятнадцати километров предупреждены под расписку». «И куда мы будем эту расписку засовывать?» - отреагировал генерал и тут же взял в руки трубку, как оказалось, от рации и начал связываться с командиром эскадрильи штурмовиков, которые уже были на подлёте. Генерал сам отдал в трубку приказ о перенесении очерёдности бомбардирования объектов. Сработано было так чётко, что могло показаться, что вся сцена была отрепетирована много раз.

Через три-четыре минуты с рёвом пронеслась первая пара самолётов (они шли парами), за ней - вторая, следом - третья. Один за другим самолёты пикировали над цепями второго полигона, бомбы рвались прямо у нас на глазах, строения и машины разлетались в щепки. Вся группа бомбардировщиков на вираже ушла в небо, и тут же появилась вторая такая же группа штурмовиков, и действо на втором полигоне повторилось. Считаные минуты - и рёв стих. Мы с Сергеем Павловичем сочли нужным зааплодировать. Все остальные не сводили глаз с генерала. Наконец, он улыбнулся, и тут наступила разрядка: все заговорили, обсуждая увиденное. Впечатления были потрясающими. Оценки должны были быть высокими, судя по разбитым целям. Однако полковника с его «распиской», очевидно, ждал хороший нагоняй. После «обеда в поле» с командующим мы отправились в обратный путь по степным дорогам. Долго ещё обсуждали увиденное, повторяя: «Могут же, когда захотят!».

Но сейчас расскажу о первой моей охоте на волка в Монголии. Это была поздняя осень 1983 года, год приезда в МНР. Секретарь ЦК МНРП Балхажав пригласил нашего посла Павлова Сергея Павловича и меня посетить Восточный аймак.

 

 

Посещение Восточного аймака помимо официальной части включало охоту на волков. Восточный аймак - это степной скотоводческий район с редким населением. Через необъятные степи и невысокие сопки этого района проходит ежегодная миграция многотысячных стад азиатской антилопы - джейрана и дзейрана. Волку есть где развернуться. В Монголии степной волк крупный и производит впечатление могучего животного. Отдельные особи матёрых самцов достигают 70, а то и 80 кг веса.

Наша база, две нарядные гостевые юрты, была разбита прямо в открытой степи, в районе предполагаемой охоты. Рано утром на рассвете мы выехали на трёх «уазиках»: на одном - посол, на втором - Балхажав, на третьем - я. Моими проводниками были председатель аймачного совета и председатель совета района. Мы въехали на сопку, возвышающуюся над большим участком степи, одни. Рассвело. Все четверо, включая водителя, с биноклями в руках разглядывали степь и ближайшие сопки.

Мы смотрим во все стороны и во все глаза. Шарим через стёкла биноклей по окрестности. Вдруг вижу, именно я вижу, по склону идёт «он». Далеко, наверное, метрах в 800, а то и в 1000. Говорю, что вижу волка, и показываю председателю аймачного совета. В его голосе и в замедленных движениях явное недоверие. Скажу сразу: у монголов особое «степное» зрение и огромный навык видеть то, что далеко не всякий увидит. Председатель смотрит на указанную мной далекую сопку и вдруг весь преображается. «Все в машину!» На ходу показывает направление водителю. С рёвом, уже никак не скрываясь, мчимся наперерез уходящему волку. Но мы едем уверенно ему наперерез. И он вновь появляется. До волка метров 200. Сближаемся. У меня в руках ружье, заряженное картечью. Я готов стрелять из окна машины на полном ходу. Расстояние сокращается до 50, затем 40 метров. Водитель всё знает. Мы едем не прямо в след, а слева, сзади от волка. Стреляю. Удачно. Волк переворачивается, но тут же вскакивает и бросается на машину.

Мы уехали от лагеря далеко и решили возвращаться назад. Но Монголия решила преподнести мне охотничий сюрприз в полной мере. Через полчаса мой хозяин, председатель аймачного совета Доржи, первым замечает волков, хотя и сидит на заднем сиденье УАЗа. Несколькими секундами позже мы все видим стаю из пяти волков. На махах они уходят от нас под углом. Бегут цепью один за другим, всего в 150-200 метрах. Хорошо виден вожак, крупный волк впереди стаи. Стреляю. Попал. Волк на этот раз падает сразу. Команды водителю Доржи отдаёт по-монгольски, и я только потом понимаю суть плана. Машина, только немного замедлив ход, подъезжает к волку, тормозит и передним колесом переезжает волку шею. Тут же вновь взревел мотор, и мы мчимся за следующим волком. Вновь стрельба, и вновь колесо переезжает через шею волка. Из стаи, из пяти волков, взяли четырех. Затем по своему же следу проехали весь маршрут гонки и собрали всех подстреленных волков. След машины в степи по сухой низкой траве хорошо виден, а водитель ориентируется отлично.

Привал. Спадает моё нервное напряжение. Хозяева открывают бутылку шампанского. Монголы хвалят мою стрельбу и тут же начинают снимать шкуры. Они большие мастера своего дела. Волка прикрепляют задними ногами за бампер и вдвоем снимают шкуру чулком, одновременно, где нужно, работая острыми ножами. Шкуры закрепляются на крыше головами вперед. В пасть вставлены свернутые в трубку картонки, что даёт возможность подсушить всю шкуру изнутри. Картина невероятная - пять волчьих морд торчат прямо над передним стеклом УАЗа.

Возвращаемся в лагерь часа в два дня. Посол Сергей Павлович уже отдыхает. Видимо, перекусил и радостно объявляет, что взял двух волков. «А как у Вас?» - «А вот они», - я показываю на крышу. Торчащие морды, которые он сразу не заметил, производят большое впечатление на него, он не может поверить и требует «сознаться», что шкуры подарили монголы, но быстро понимает, что они свежие и только что сняты.

Опыт и квалификация охотников имеет при загонной охоте совершенно особое значение. А когда такие опытные охотники отсутствуют, то охота может превратиться в анекдот. Гуляя недалеко от дачи посла в Баянголе (предгорье, покрытое лесом), я встретил на спуске в овражек, прямо возле зимней дороги, наполовину съеденную тушу крупной косули. По свежим следам было хорошо видно, какая лесная драма здесь разыгралась. Были хорошо видны свежие следы четырёх волков. Волки перехватили косулю на спуске под горку сразу с двух сторон. Туша косули была совсем свежая, ещё не совсем замёрзла. Кругом следы крови, но для четырёх зверей съедено вроде бы мало. Я даже не исключаю, что я спугнул хищников, когда подходил к месту драмы. Я рассказал всё виденное Сергею Павловичу и своему помощнику Киму, страстному охотнику и энтузиасту, всегда готовому к охотничьим выездам и походам. Через пару дней выехали немного дальше за дачу, в предгорье, в направлении, куда, как нам казалось, ушли волки. Выбрали довольно открытый большой склон, на котором должны были ждать стрелки, т. е. посол Сергей Павлович и я. Водители прикрыли с машинами правый фланг, а Ким пошёл обходить покрытую лесом сопку, чтобы выгнать на стрелков зверя, если не волка, то, во всяком случае, косулю. Район подходящий, места непуганные. Сергей Павлович одет как на европейском горнолыжном курорте: шведские утеплённые кроссовки, зимние модные западные штаны, стёганая куртка. Я - как всегда для зимней охоты: валенки, ватные лётные штаны, полушубок. Одежда посла сразу вызывает у меня сомнения. Но он сам бодр и мужик здоровый, так что всё вроде бы нормально. Инструктаж обычный. Сидеть скрытно, не шевелиться и ждать зверя. Расположились в укрытиях, метрах в 150 друг от друга. Ким ушёл в загон, минут через 20-30 мы должны были услышать его выстрелы уже на стороне сопки, на склоне, обращённом к нам. Прошёл час - тишина. Ещё минут тридцать. Начинаю мерзнуть и вспоминаю о после. Он одет явно легкомысленно для 15-20-градусного мороза. Не выдерживаю и иду к нему. Сергей Павлович вылезает из своего укрытия - ямки в снегу. Вид удручающий. Он совершенно замёрз. Подхожу ближе. У него синие губы и какая-то приглушенная речь. Кричу ему, чтобы он бежал к машине и на одной из них уезжал на дачу. Благо это в 10 минутах. Вместе с водителем растираем посла водкой. Даём ему выпить. Отходит медленно, постепенно, но обморожений нет. Мужик он был на редкость здоровый и крепкий. Спрашиваю, как же он сидел, буквально замерзая? Его объяснения просты. Было сказано, что успех охоты зависит от соблюдения всех условий. В первую очередь: скрытность и неподвижность. Но не до такой же степени! Много лет спустя Сергей Павлович сам, уже со смехом, вспоминал не один раз, как он едва не замёрз в соответствии с моим инструктажем. А Ким вышел к машине ещё через час, так как промахнулся в лесу и пошёл в обход не первой сопки, а следующей за ней, т. е. ещё километров 7-8 по карте.

 

Скачано с www.znanio.ru