Готовимся к сочинению по русскому языку в 11 классе ЕГЭ

Биографии писателей

Борис Петрович Екимов родился 19 ноября 1938 года в г. Игарка (Красноярский край), в семье специалистов по пушнине.

В 1939 году, после смерти отца, семья переехала в Иркутск, а позже - в поселок Или Алма-Атинской области. Потом семья Екимовых жила в Калаче-на-Дону.

Много лет Борис Екимов отдал журналистской работе. Дебютная книга Бориса Екимова, "Девушка в красном пальто", вышла в 1974 году в издательстве "Современник", затем были опубликованы его книги "У своих", "Офицерша", "Доехали благополучно", "Последняя хата", "Теплый хлеб", "Ночь исцеления", его рассказы часто появлядись в столичных журналах. Однако известность писателю принесла публикация в 1979 году в "Нашем современнике" рассказа "Холюшино подворье", вызвавшего оживленную дискуссию.

В 1976 году Борис Екимов стал членом Союза писателей, а в начале 1980-х окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте имен...

В 1988 году он опубликовал в журнале "Волга" роман "Родительский дом". В дальнейшем Борис Екимов работал корреспондентом в "Новой газете", заместителем редактора журнала "Отчий край", ныне сотрудничает в "Волгоградской правде".

В 1999 году писатель стал лауреатом Государственной премии России и Всероссийской литературной премии "Сталинград".

Андрей Геласимов — современный российский писатель, автор рассказов, повестей и стихотворений в прозе.

Андрей Валерьевич Геласимов родился в 1965 году в Иркутске. Первое высшее образование он получил в Якутском государственном университете на факультете филологии, а второе — на режиссерском факультете ГИТИСа. Пройдя стажировку в Халльском университете Великобритании, Александр защитил кандидатскую диссертацию «Ориентальные мотивы в творчестве Оскара Уайльда». В течение десяти лет он работал доцентом кафедры английской филологии в Якутском университете, где преподавал анализ художественного текста и стилистику английского языка. Параллельно Андрей Валерьевич занимался исследованиями для докторской диссертации на тему особенностей романной композиции конца двадцатого века. Писатель женат, имеет троих детей. С 2002 года Геласимов живет в Москве.

В художественной литературе Геласимов дебютировал в начале девяностых годов с переводом детективного триллера «Сфинкс» Робина Кука, опубликованным в журнале «Смена». В 2001 году вышла повесть «Фокс Малдер похож на свинью». Произведение ознаменовало начало плодотворного творческого периода автора: с 2001 по 2003 годы была издана повесть «Жажда» о молодых ветеранах Чеченской войны, роман «Год обмана» о классическом любовном треугольнике, роман «Рахиль» о неудачливом профессоре-филологе. «Рахиль» принесла Геласимову «Студенческий Букер-2004», а «Жажда» получила премию журнала «Октябрь» и премию имени Аполлона Григорьева....

Еще одной литературной награды, «Национальный бестселлер-2009», писатель удостоился за роман «Степные боги», изданный годом ранее. Действие книги происходит накануне бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и вторжения в Японию советских войск. На фоне судьбоносных исторических событий разворачивается непростая и драматичная дружба пленного японца Хиротаро и подростка Петьки.

Андрей Геласимов неоднократно представлял свои произведения на международных книжных ярмарках, а также в рамках Парижских книжных салонов. По итогам салона 2005 года автор был назван самым известным во Франции российским писателем, обойдя по популярности Бориса Акунина и Людмилу Улицкую.

К настоящему времени книги Андрея Геласимова переведены на более десяти языков. Своими литературными учителями он считает Эрнеста Хемингуэя, Уильяма Фолкнера и Иосифа Бродского.

В нашем интернет-магазине электронных книг поклонники творчества Андрея Геласимова смогут не только купить и скачать произведения автора, но и прочесть их онлайн.

Перечень произведений

·                Год обмана

·                Дом на Озерной (2009)

·                Жажда

·                Жанна

·                Кольцо белого волка (2014)

·                Нежный возраст

·                Разгуляевка (2008)

·                Рахиль (2010)

·                Степные боги (2008)

·                Ты можешь

·                Фокс Малдер похож на свинью

·                Чужая бабушка

Даниил Александрович Гранин

(настоящая фамилия - Герман) родился 1 января 1919 года в городе Волынь в семье лесника.

После окончания школы поступил на электромеханический факультет Ленинградского политехнического института, который окончил в 1940. Работал старшим инженером энерголаборатории, затем в конструкторском бюро Кировского завода, где "начал конструировать прибор для отыскания мест повреждения в кабелях".

В 1941 с народным ополчением заводчан ушел солдатом-добровольцем защищать Ленинград. Воевал на Прибалтийском фронте. Закончил войну в Восточной Пруссии командиром роты тяжелых танков.

После войны работал в Ленэнерго восстанавливая разрушенное в блокаду энергетическое хозяйство города. Затем недолго трудился в НИИ и учился в аспирантуре политехнического института, которую оставил в 1954 после выхода в свет романа "Искатели", принесшего Гранину громкий успех. Затем последовали романы "После свадьбы" (1958) и "Иду на грозу" (1961)....

Убедительно отстаивая достоинство науки, талант ученого, Гранин сосредоточивает внимание на нравственных основаниях научного творчества, поэтизирует бескорыстие героев, одержимых поиском. "Иду на грозу" продолжает тему "Искателей".

Была написана целая серия документальных произведений об ученых: о русском физике, о французском математике, об академике Курчатове.

В 1980 выходит роман "Картина", вновь заставившая говорить о писателе, о его таланте создавать прозу высокого интеллектуального уровня. В это же время была написана "Блокадная книга" в соавторстве с А.Адамовичем. В 1984 - повесть "Еще заметен след".

Документальная повесть "Зубр" появилась в 1987 продолжая все ту же тему одержимости ученого (судьба ученого-генетика Н.Тимофеева-Ресовского) правды научного творчества.

В 1996 в журнале "Нева" публикуется серии рассказов Гранина - "Затмение", "У окна", "Дилемма", "Пепел". В 1997 - эссе "Страх" (генеалогия страха). В журнале "Наука и жизнь" начала печататься только что законченный роман о Петре 1.

Читать  далее  »»»

Перечень произведений

·               Блокадная книга

·               Дождь в чужом городе (1973)

·               Дом на Фонтанке (1967)

·               Еще заметен след (1984)

·               Запретная глава

·               Клавдия Вилор (1975)

·               Молодая война (1965)

·               Наш комбат (1968)

·               Пленные (1964)

·               Прекрасная Ута (1967)

·               Ты взвешен на весах... (1982)

·               Чужой дневник (1982)

·               Эта странная жизнь (1974)

Русский характер. Алексей Толстой

Опубликовал HUNTER | 14.04.2010

Русский характер! — для небольшого рассказа название слишком многозначительное. Что поделаешь — мне именно и хочется поговорить с вами о русском характере.

Русский характер! Поди-ка опиши его… Рассказывать ли о героических подвигах? Но их столько, что растеряешься, — который предпочесть. Вот меня и выручил один мой приятель небольшой историей из личной жизни. Как он бил немцев, я рассказывать не стану, хотя он и носит золотую звёздочку и половина груди в орденах. Человек он простой, тихий, обыкновенный, — колхозник из приволжского села Саратовской области. Но среди других заметен сильным и соразмерным сложением и красотой. Бывало, заглядишься, когда он вылезает из башни танка, — бог войны! Спрыгивает с брони на землю, стаскивает шлем с влажных кудрей, вытирает ветошью чумазое лицо и непременно улыбнётся от душевной приязни.

На войне, вертясь постоянно около смерти, люди делаются лучше, всякая чепуха с них слезает, как нездоровая кожа после солнечного ожога, и остается в человеке — ядро. Разумеется — у одного оно покрепче, у другого послабже, но и те, у кого ядро с изъяном, тянутся, каждому хочется быть хорошим и верным товарищем. Но приятель мой, Егор Дремов, и до войны был строгого поведения, чрезвычайно уважал и любил мать, Марью Поликарповну, и отца своего, Егора Егоровича. «Отец мой — человек степенный, первое — он себя уважает. Ты, говорит, сынок, многое увидишь на свете, и за границей побываешь, но русским званием — гордись…»

У него была невеста из того же села на Волге. Про невест и про жён у нас говорят много, особенно если на фронте затишье, стужа, в землянке коптит огонёк, трещит печурка и люди поужинали. Тут наплетут такое — уши развесишь. Начнут, например: «Что такое любовь?» Один скажет: «Любовь возникает на базе уважения…» Другой: «Ничего подобного, любовь — это привычка, человек любит не только жену, но отца с матерью и даже животных…» — «Тьфу, бестолковый! — скажет третий, — любовь — это когда в тебе всё кипит, человек ходит вроде как пьяный…» И так философствуют и час и другой, покуда старшина, вмешавшись, повелительным голосом не определит самую суть… Егор Дремов, должно быть стесняясь этих разговоров, только вскользь помянул мне о невесте, — очень, мол, хорошая девушка, и уж если сказала, что будет ждать, — дождётся, хотя бы он вернулся на одной ноге…

Про военные подвиги он тоже не любил разглагольствовать: «О таких делах вспоминать неохота!» Нахмурится и закурит. Про боевые дела его танка мы узнавали со слов экипажа, в особенности удивлял слушателей водитель Чувилев.

— …Понимаешь, только мы развернулись, гляжу, из-за горушки вылезает… Кричу: «Товарищ лейтенант, тигра!» — «Вперед, кричит, полный газ!…» Я и давай по ельничку маскироваться — вправо, влево… Тигра стволом-то водит, как слепой, ударил — мимо… А товарищ лейтенант как даст ему в бок, — брызги! Как даст ещё в башню, — он и хобот задрал… Как даст в третий, — у тигра изо всех щелей повалил дым, — пламя как рванётся из пего на сто метров вверх… Экипаж и полез через запасной люк… Ванька Лапшин из пулемета повёл, — они и лежат, ногами дрыгаются… Нам, понимаешь, путь расчищен. Через пять минут влетаем в деревню. Тут я прямо обезживотел… Фашисты кто куда… А — грязно, понимаешь, — другой выскочит из сапогов и в одних носках — порск. Бегут все к сараю. Товарищ лейтенант даёт мне команду: «А ну — двинь по сараю». Пушку мы отвернули, на полном газу я на сарай и наехал… Батюшки! По броне балки загрохотали, доски, кирпичи, фашисты, которые сидели под крышей… А я еще — и проутюжил, — остальные руки вверх — и Гитлер капут…

Так воевал лейтенант Егор Дремов, покуда не случилось с ним несчастье. Во время Курского побоища, когда немцы уже истекали кровью и дрогнули, его танк — на бугре, на пшеничном поле — был подбит снарядом, двое из экипажа тут же убиты, от второго снаряда танк загорелся. Водитель Чувилев, выскочивший через передний люк, опять взобрался на броню и успел вытащить лейтенанта, — он был без сознания, комбинезон на нем горел. Едва Чувилев оттащил лейтенанта, танк взорвался с такой силой, что башню отшвырнуло метров на пятьдесят. Чувилев кидал пригоршнями рыхлую землю на лицо лейтенанта, на голову, на одежду, чтобы сбить огонь. Потом пополз с ним от воронки к воронке на перевязочный пункт… «Я почему его тогда поволок? — рассказывал Чувилев, — слышу, у него сердце стучит…»

Егор Дремов выжил и даже не потерял зрение, хотя лицо его было так обуглено, что местами виднелись кости. Восемь месяцев он пролежал в госпитале, ему делали одну за другой пластические операции, восстановили и нос, и губы, и веки, и уши. Через восемь месяцев, когда были сняты повязки, он взглянул на свое и теперь не на свое лицо. Медсестра, подавшая ему маленькое зеркальце, отвернулась и заплакала. Он тотчас ей вернул зеркальце.

— Бывает хуже, — сказал он, — с этим жить можно.

Но больше он не просил зеркальце у медсестры, только часто ощупывал своё лицо, будто привыкал к нему. Комиссия нашла его годным к нестроевой службе. Тогда он пошел к генералу и сказал: «Прошу вашего разрешения вернуться в полк». — «Но вы же инвалид», — сказал генерал. «Никак нет, я урод, но это делу не помешает, боеспособность восстановлю полностью». ![(То, что генерал во время разговора старался не глядеть на него, Егор Дремов отметил и только усмехнулся лиловыми, прямыми, как щель, губами.) Он получил двадцатидневный отпуск для полного восстановления здоровья и поехал домой к отцу с матерью. Это было как раз в марте этого года.

На станции он думал взять подводу, но пришлось идти пешком восемнадцать вёрст. Кругом ещё лежали снега, было сыро, пустынно, студёный ветер отдувал полы его шинели, одинокой тоской насвистывал в ушах. В село он пришел, когда уже были сумерки. Вот и колодезь, высокий журавель покачивался и скрипел. Отсюда шестая изба — родительская. Он вдруг остановился, засунув руки в карманы. Покачал головой. Свернул наискосок к дому. Увязнув по колено в снегу, нагнувшись к окошечку, увидел мать, — при тусклом свете привёрнутой лампы, над столом, она собирала ужинать. Все в том же тёмном платке, тихая, неторопливая, добрая. Постарела, торчали худые плечи… «Ох, знать бы, — каждый бы день ей надо было писать о себе хоть два словечка…» Собрала на стол нехитрое, — чашку с молоком, кусок хлеба, две ложки, солонку и задумалась, стоя перед столом, сложив худые руки под грудью… Егор Дремов, глядя в окошечко на мать, понял, что невозможно ее испугать, нельзя, чтобы у нее отчаянно задрожало старенькое лицо.

Ну, ладно! Он отворил калитку, вошёл во дворик и на крыльце постучался. Мать откликнулась за дверью: «Кто там?» Он ответил: «Лейтенант, Герой Советского Союза Громов».

У него так заколотилось сердце — привалился плечом к притолоке. Нет, мать не узнала его голоса. Он и сам, будто в первый раз, услышал свой голос, изменившийся после всех операций, — хриплый, глухой, неясный.

— Батюшка, а чего тебе надо-то? — спросила она.

— Марье Поликарповне привёз поклон от сына, старшего лейтенанта Дремова.

Тогда она отворила дверь и кинулась к нему, схватила за руки:

— Жив, Егор-то мой! Здоров? Батюшка, да ты зайди в избу.

Егор Дремов сел на лавку у стола на то самое место, где сидел, когда ещё у него ноги не доставали до полу и мать, бывало, погладив его по кудрявой головке, говаривала: «Кушай, касатик». Он стал рассказывать про ее сына, про самого себя, — подробно, как он ест, пьёт, не терпит нужды ни в чем, всегда здоров, весел, и — кратко о сражениях, где он участвовал со своим танком.

— Ты скажи — страшно на войне-то? — перебивала она, глядя ему в лицо тёмными, его не видящими глазами.

— Да, конечно, страшно, мамаша, однако — привычка.

Пришел отец, Егор Егорович, тоже сдавший за эти годы, — бородёнку у него как мукой осыпало. Поглядывая на гостя, потопал на пороге разбитыми валенками, не спеша размотал шарф, снял полушубок, подошёл к столу, поздоровался за руку, — ах, знакомая была, широкая, справедливая родительская рука! Ничего не спрашивая, потому что и без того было понятно — зачем здесь гость в орденах, сел и тоже начал слушать, полуприкрыв глаза.

Чем дольше лейтенант Дремов сидел неузнаваемый и рассказывал о себе и не о себе, тем невозможнее было ему открыться, — встать, сказать: да признайте же вы меня, урода, мать, отец!.. Ему было и хорошо за родительским столом и обидно.

— Ну что ж, давайте ужинать, мать, собери чего-нибудь для гостя. — Егор Егорович открыл дверцу старенького шкапчика, где в уголку налево лежали рыболовные крючки в спичечной коробке, — они там и лежали, — и стоял чайник с отбитым носиком, — он там и стоял, где пахло хлебными крошками и луковой шелухой. Егор Егорович достал склянку с вином, — всего на два стаканчика, вздохнул, что больше не достать. Сели ужинать, как в прежние годы. И только за ужином старший лейтенант Дремов заметил, что мать особенно пристально следит за его рукой с ложкой. Он усмехнулся, мать подняла глаза, лицо ее болезненно задрожало.

Поговорили о том и о сем, какова будет весна, и справится ли народ с севом, и о том, что этим летом надо ждать конца войны.

— Почему вы думаете, Егор Егорович, что этим летом надо ждать конца войны?

— Народ осерчал, — ответил Егор Егорович, — через смерть перешли, теперь его не остановишь, немцу — капут.

Марья Поликарповна спросила:

— Вы не рассказали, когда ему дадут отпуск, — к нам съездить на побывку. Три года его не видала, чай, взрослый стал, с усами ходит… Эдак — каждый день — около смерти, чай, и голос у него стал грубый?

— Да вот приедет — может, и не узнаете, — сказал лейтенант.

Спать ему отвели на печке, где он помнил каждый кирпич, каждую щель в бревенчатой стене, каждый сучок в потолке. Пахло овчиной, хлебом — тем родным уютом, что не забывается и в смертный час. Мартовский ветер посвистывал над крышей. За перегородкой похрапывал отец. Мать ворочалась, вздыхала, не спала. Лейтенант лежал ничком, лицо в ладони: «Неужто так и не признала, — думал, — неужто не признала? Мама, мама…»

Наутро он проснулся от потрескивания дров, мать осторожно возилась у печи; на протянутой верёвке висели его выстиранные портянки, у двери стояли вымытые сапоги.

— Ты блинки пшённые ешь? — спросила она.

Он не сразу ответил, слез с печи, надел гимнастёрку, затянул пояс и — босой — сел на лавку.

— Скажите, у вас в селе проживает Катя Малышева, Андрея Степановича Малышева дочь?

— Она в прошлом году курсы окончила, у нас учительницей. А тебе ее повидать надо?

— Сынок ваш просил непременно ей передать поклон.

Мать послала за ней соседскую девочку. Лейтенант не успел и обуться, как прибежала Катя Малышева. Широкие серые глаза ее блестели, брови изумлённо взлетали, на щеках — радостный румянец. Когда откинула с головы на широкие плечи вязаный платок, лейтенант даже застонал про себя: поцеловать бы эти тёплые светлые волосы!.. Только такой представлялась ему подруга, — свежа, нежна, весела, добра, красива так, что вот вошла, и вся изба стала золотая…

— Вы привезли поклон от Егора? (Он стоял спиной к свету и только нагнул голову, потому что говорить не мог.) А уж я его жду и день и ночь, так ему и скажите…

Она подошла близко к нему. Взглянула, и будто ее слегка ударили в грудь, откинулась, испугалась. Тогда он твердо решил уйти, — сегодня же.

Мать напекла пшённых блинов с топленым молоком. Он опять рассказывал о лейтенанте Дремове, на этот раз о его воинских подвигах, — рассказывал жестоко и не поднимал глаз на Катю, чтобы не видеть на ее милом лице отражения своего уродства. Егор Егорович захлопотал было, чтобы достать колхозную лошадь, — но он ушел на станцию пешком, как пришёл. Он был очень угнетён всем происшедшим, даже, останавливаясь, ударял ладонями себе в лицо, повторял сиплым голосом: «Как же быть-то теперь?»

Он вернулся в свой полк, стоявший в глубоком тылу на пополнении. Боевые товарищи встретили его такой искренней радостью, что у него отвалилось от души то, что не давало ни спать, ни есть, ни дышать. Решил так, — пускай мать подольше не знает о его несчастье. Что же касается Кати, — эту занозу он из сердца вырвет.

Недели через две пришло от матери письмо:

«Здравствуй, сынок мой ненаглядный. Боюсь тебе и писать, не знаю, что и думать. Был у нас один человек от тебя, — человек очень хороший, только лицом дурной. Хотел пожить, да сразу собрался и уехал. С тех пор, сынок, не сплю ночи, — кажется мне, что приезжал ты. Егор Егорович бранит меня за это, — совсем, говорит, ты, старуха, свихнулась с ума: был бы он наш сын — разве бы он не открылся… Чего ему скрываться, если это был бы он, — таким лицом, как у этого, кто к нам приезжал, гордиться нужно. Уговорит меня Егор Егорович, а материнское сердце — все свое: ои это, он был у нас!.. Человек этот спал на печи, я шинель его вынесла на двор — почистить, да припаду к ней, да заплачу, — он это, его это!.. Егорушка, напиши мне, Христа ради, надоумь ты меня, — что было? Или уж вправду — с ума я свихнулась…»

Егор Дремов показал это письмо мне, Ивану Судареву, и, рассказывая свою историю, вытер глаза рукавом. Я ему: «Вот, говорю, характеры столкнулись! Дурень ты, дурень, пиши скорее матери, проси у нее прощенья, не своди ее с ума… Очень ей нужен твой образ! Таким-то она тебя ещё больше станет любить».

Он в тот же день написал письмо: «Дорогие мои родители, Марья Поликарповна и Егор Егорович, простите меня за невежество, действительно у вас был я, сын ваш…» И так далее, и так далее — на четырех страницах мелким почерком, — он бы и на двадцати страницах написал — было бы можно.

Спустя некоторое время стоим мы с ним на полигоне, — прибегает солдат и — Егору Дремову: «Товарищ капитан, вас спрашивают…» Выражение у солдата такое, хотя он стоит по всей форме, будто человек собирается выпить. Мы пошли в поселок, подходим к избе, где мы с Дремовым жили. Вижу — он не в себе, — все покашливает… Думаю: «Танкист, танкист, а — нервы». Входим в избу, он — впереди меня, и я слышу:

«Мама, здравствуй, это я!..» И вижу — маленькая старушка припала к нему на грудь. Оглядываюсь, тут, оказывается, и другая женщина, Даю честное слово, есть где-нибудь ещё красавицы, не одна же она такая, но лично я — не видал.

Он оторвал от себя мать, подходит к этой девушке, — а я уже поминал, что всем богатырским сложением это был бог войны. «Катя! — говорит он. — Катя, зачем вы приехали? Вы того обещали ждать, а не этого…»

Красивая Катя ему отвечает, — а я хотя ушёл в сени, но слышу: «Егор, я с вами собралась жить навек. Я вас буду любить верно, очень буду любить… Не отсылайте меня…»

Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, в большом или в малом, и поднимается в нем великая сила — человеческая красота.

1942–1944

Алексей Николаевич Толстой (10 января 1883 — 23 февраля 1945) — русский советский писатель, граф, академик АН СССР (1939). Член комиссии по расследованию злодеяний немецких захватчиков (1942).

Автор социально-психологических, исторических и научно-фантастических романов, повестей и рассказов, публицистических произведений. Лауреат трёх Сталинских премий первой степени (1941, 1943, 1946 — посмертно). Наибольшую известность ему принесла книга «Золотой ключик, или Приключения Буратино».

Отец — граф Николай Александрович Толстой (1849–1890).

Мать — Александра Леонтьевна (1854–1906), урожденная Тургенева — писательница, двоюродная внучка декабриста Николая Тургенева.
Музей-усадьба А. Н. Толстого в Самаре

Детские годы будущего писателя прошли в небольшом имении на хуторе Сосновка, недалеко от Самары (в настоящее время — пос. Павловка, м.р. Красноармейский).

Повести и рассказы из жизни усадебного дворянства (цикл «Заволжье», 1909–1911).

В 1918–1923 Алексей Толстой находился в эмиграции, впечатления от которой отразил в сатирической повести «Похождение Невзорова, или Ибикус» (1924). В 1927 году принял участие в коллективном романе «Большие пожары», публиковавшемся в журнале «Огонёк».

В трилогии «Хождение по мукам» (1922–1941) стремится представить большевизм имеющим национальную и народную почву, а революцию 1917 г. как высшую правду, постигаемую русской интеллигенцией.

Исторический роман «Петр I» (кн. 1–3, 1929–1945, не окончен), возможно, самый известный образец этого жанра в советской литературе, содержит апологию сильной и жестокой реформаторской власти.

Произведения Толстого повесть «Аэлита» (1922–1923) и роман «Гиперболоид инженера Гарина» (1925–1927) стали классикой советской научной фантастики.

Повесть «Хлеб» (1937), посвящённая обороне Царицына в годы гражданской войны интересна тем, что в увлекательной художественной форме рассказывает то видение Гражданской Войны в Российской Империи, которое бытовало в кругу Иосифа Виссарионовича Сталина и его соратников и послужило основой для создания его культа личности. Одновременно с этим в повести уделяется подробное внимание описанию воюющих сторон, быта и психологии людей того времени.

Среди других сочинений: рассказ «Русский характер» (1944), драматургия — «Заговор императрицы» (1925), о разложении царского режима; «Дневник Вырубовой» (1927).

— Награды и премии
* 1941 — Сталинская премия первой степени за 1–2 части романа «Пётр I».
* 1943 — Сталинская премия первой степени за роман «Хождение по мукам» (передана в Фонд обороны на строительство танка «Грозный»).
* 1946 — Сталинская премия первой степени за пьесу «Иван Грозный» (посмертно).
Великая Отечественная война застала Алексея Толстого уже известным писателем (в 1941 году, в возрасте 58 лет он закончил третью книгу своего романа «Хождение по мукам»).

В годы войны Алексей Толстой пишет около 60 публицистических материалов (очерки, статьи, обращения, зарисовки о героях, военных операциях), начиная с первых дней войны (27 июня 1941 года — «Что мы защищаем») и до самой своей смерти в конце зимы 1945 года. Самым известным произведением Алексея Толстого о войне считается очерк «Родина».

В этих статьях писатель часто обращается к фольклору, к эпизодам русской истории. Часто в статьях вспоминаются русские народные сказки (в «Армии героев» Алексей Толстой сравнивает Гитлера со сказочным волком).

В «Русских воинах» писатель цитирует «Слово о полку Игореве». В других статьях упоминаются борьба с ханом Мамаем, победы Александра Невского и Михаила Кутузова.

Алексей Толстой последовательно выводит некий «русский характер», отмечая определенные черты, характерные для русского народа: «отрешение от привычного в трудные минуты жизни» («Что мы защищаем»), «русская смётка» («Армия героев»), «устремление русского народа к моральному совершенствованию» («К писателям Северной Америки»), «пренебрежение к своей жизни и злость, смышленость и упорство в драке» («Почему Гитлер должен потерпеть поражение»).

Алексей Толстой поднимает на смех психологические методы ведения войны фашистов («Смельчаки»), сравнивая «череп и кости… в петлицах, черные танки, воющие бомбы» с рогатыми масками дикарей. Таким образом, Толстой старался бороться с различными мифами о противнике, которые ходили среди солдат.

С именем А. Н. Толстого связаны некоторые подмосковные места: он бывал в Доме творчества писателей в Малеевке (ныне Рузский район), в конце 30-х годов навещал Максима Горького на его даче в Горках (ныне Одинцовский район), вместе с Горьким посетил в 1932 году Болшевскую трудовую коммуну (ныне территория г. Королева).

Долгое время жил на даче в Барвихе (ныне Одинцовский район). В 1942 году написал здесь свои военные рассказы: «Мать и дочь», «Катя», «Рассказы Ивана Сударева». Здесь же начал третью книгу романа «Хождение по мукам», а в конце 1943 года работал над третьей частью романа «Петр I». Алексей Николаевич Толстой скончался 23 февраля 1945 года в Барвихинском санатории.

Происхождение Толстого вызывает вопросы. Роман Борисович Гуль в своих мемуарах приводит одну из бытовавших версий о том, что А. Н. Толстой не был биологическим сыном графа Николая Толстого, ссылаясь на других сыновей графа, которые по приведённой им версии отрицательно относились к нему, так как он участвовал в разделе наследства отца.

В последней на сегодняшний день биографии Толстого, выпущенной в серии ЖЗЛ (2006 г.), биограф Алексей Варламов приводит убедительные доказательства того, что свидетельство Гуля — всего лишь одна из версий, вызванная вдобавок негативным отношением мемуариста к Толстому, и на самом деле Алексей Николаевич имел право на фамилию, отчество и титул.

Сергей Голицын в книге «Записки уцелевшего» упоминает: «Помню один рассказ дяди Альды из его архивных поисков. Где-то он раскопал копию обращения матери писателя А. Н. Толстого на царское имя: она просит присвоить её малолетнему сыну фамилию и титул своего мужа, с которым не жила много лет. Выходило, что классик советской литературы вовсе не третий Толстой. Дядя показал этот документ Бончу. Тот ахнул и сказал: — Спрячьте бумагу и никому о ней не говорите, это государственная тайна…»
Источник:http://www.aphorisme.ru/about-authors/tolstoy/?q=4348

 Произведения о войне
* Армия героев
* «Блицкриг» и «блицкрах»
* К писателям Северной Америки
* Москве угрожает враг
* Нас не одолеешь!
* Почему Гитлер должен потерпеть поражение
* Родина
* Русский характер
* Цикл «Рассказы Ивана Сударева»
* Черные дни гитлеровской армии
* Что мы защищаем
* Я призываю к ненависти

— Романы
* Похождения Невзорова, или Ибикус (1924)
* Гиперболоид инженера Гарина (1927)
* Эмигранты (1931)
* Хождение по мукам. Книга 1: Сёстры (1922)
* Хождение по мукам. Книга 2: Восемнадцатый год (1928)
* Хождение по мукам. Книга 3: Хмурое утро (1941)
* Пётр I

— Повести и рассказы
* Архип (1909)
* Петушок [= Неделя в Туреневе] (1910)
* Сватовство (1910)
* Мишука Налымов (Заволжье) (1910)
* Актриса (Два друга) (1910)
* Мечтатель (Аггей Коровин) (1910)
* Приключения Растегина (1910)
* Харитоновское золото (1911)
* Любовь (1916)
* Прекрасная дама (1916)
* День Петра (1918)
* Обыкновенный человек (1917)
* Простая душа (1919)
* Четыре века (1920)
* В Париже (1921)
* Граф Калиостро (1921)
* Детство Никиты (1922)
* Повесть Смутного времени (1922)
* Аэлита (1923)
* Бывалый человек (1927)
* Гадюка (1928)
* Хлеб (1937)
* Иван Грозный (Орёл и орлица, 1942; Трудные годы, 1943)
* Русский характер (1944)
* Странная история (1944)
* Семь дней, в которые был ограблен мир (1924)
* Древний путь
* Чёрная пятница
* На острове Халки
* Рукопись, найденная под кроватью
* В снегах
* Мираж
* Убийство Антуана Риво
* На рыбной ловле

— Незавершённые произведения
* Егор Абозов (1915)

— Сказки
* Русалочьи сказки
* Сорочьи сказки
* Золотой ключик, или Приключения Буратино (1936)
* Прожорливый башмак
* Дочь колдуна и заколдованный королевич

— Пьесы
* Смерть Дантона
* Смерть Фёдора Ивановича
* Насильники (Лентяй)
* Касатка
* Заговор императрицы
* Чудеса в решете…
* Любовь — книга золотая
* Петр Первый
* Иван Грозный
* Нечистая сила (другое название: Дядюшка Мардыкин) Пьеса входит в авторские сборники: «Комедии о любви» (1918) и «Горький цвет» (1922)

— Экранизации произведений
* 1924 — Аэлита
* 1928 — Хромой барин
* 1937–1938 — Пётр Первый
* 1939 — Золотой ключик
* 1944 — Иван Грозный
* 1957 — Хождение по мукам: Сёстры (1 серия) 1
* 1958 — Хождение по мукам: Восемнадцатый год (2 серия) 2
* 1958 — Приключения Буратино (мультфильм)
* 1959 — Хождение по мукам: Хмурое утро (3 серия) 3
* 1965 — Гиперболоид инженера Гарина
* 1965 — Гадюка
* 1971 — Aktorka 4
* 1973 — Крах инженера Гарина
* 1975 — Приключения Буратино («Золотой ключик, или Приключения Буратино»)
* 1977 — Хождение по мукам (телесериал)
* 1980 — Юность Петра
* 1980 — В начале славных дел
* 1982 — Похождения графа Невзорова 4
* 1984 — Формула любви («Граф Калиостро»)
* 1986 — Проделки в старинном духе 4
* 1992 — Детство Никиты
* 1992 — Прекрасная незнакомка 4
* 1996 — Милый друг давно забытых лет 4
* 1997 — Новейшие приключения Буратино 4

Как изображается русский характер в рассказе "Русский характер"?

В рассказе «Русский характер» А.Н. Толстой описал эпизод Великой Отечественной войны, когда до победы оставался ещё целый год, причём автор изобразил даже не военный подвиг танкиста Егора Дрёмова (этого скорее всего можно было бы ожидать), а семейные обстоятельства героя — взаимоотношения его с родителями и невестой.

Русский характер в рассказе складывается из отдельных черт характеров всех героев, главных и второстепенных. Главным героем является Егор Дрёмов, командир танка, получивший тяжёлые ожоги в бою на Курской дуге. Его спасает из горящего танка водитель, который сам был ранен, но вытащил командира, потерявшего сознание. Таким образом, водитель танка Чувилёв (этот второстепенный персонаж ещё раз появится в рассказе для описания боевых подвигов танкового экипажа под командованием Егора Дрёмова) в опасный момент думает не только о собственной жизни, но, рискуя собой, спасает боевого товарища. В его совестливости можно видеть черту характера, которая высоко ценится русскими.

Егор Дрёмов проявляет русский характер и в бою, и особенно в отношениях с родителями и невестой. Приехав домой в отпуск после ранения, он пожалел своих старых родителей, побоялся огорчить их. Егору казалось, что его безобразное лицо испугает их: ведь оно стало безжизненной маской, и только глаза остались прежними. Таким образом, в характере главного героя проявились скромность, сдержанность, даже жертвенность, которые ценят русские люди: настоящий человек меньше всего заботится о себе, но прежде всего думает о своих близких, об их счастье.

Егор Дрёмов ошибался, думая, что щадит своих родителей, когда не признаётся, что он их сын. Его родители счастливы уже тем, что их сын жив — ведь все вокруг получают с фронта «похоронки». Егор Егоровичи Мария Поликарповна любят своего сына не за внешность, а потому, что он — сын. Конечно, старики гордятся, что их Егор — герой, но прежде всего ценят в нём не красоту, а мужество и честность. Здесь проявляется ещё одна черта русского характера — главное внимание уделяется не внешности, а душевным качествам. Ведь обожжённое лицо солдата свидетельствует, что он участвовал в страшных боях и не щадил себя, защищая Родину. Такой человек вызывает у русских уважение и восхищение, несмотря на внешнее уродство. Поэтому отец Егор Егорович считает, что таким лицом, какое было у приезжавшего к ним фронтовика, «надо гордиться». Эту мысль формулирует старший Дрёмов — сам русский человек.

Русским характером обладает и мать героя. Мария Поликарповна узнала своего сына, хотя его лицо изменилось после операций до неузнаваемости. Она сердцем, каким-то шестым чувством, угадала, что у неё в доме гостил сын, и проявила необыкновенную чуткость, столь дорогую для русского сердца. Поскольку русский человек обычно сдержан в проявлениях своих чувств, постольку очень важными качествами становятся внимание и наблюдательность окружающих, которые сами должны догадываться о переживаниях близкого человека. Очень хорошо, если друзья и родственники понимают друг друга без слов.

В Кате Малышевой — невесте Егора Дрёмова также раскрывается русский характер: в женщине русские ценят верность и преданность, что и демонстрирует героиня, которая дважды (провожая на фронт и навещая после ранения) заявляет Егору, что будет ждать его с войны и верно любить. А ведь Катя — невеста главного героя, а не жена, то есть пока связана с Егором только словом.

Иван Сударев — друг Егора и доброжелательный рассказчик — сам обладает русским характером, рассудительным, сдержанным, вдумчивым. Он оценивает поступки всех героев, появляющихся в маленькой истории, и отмечает разные грани русского характера в каждом персонаже.

Таким образом, Толстой создаёт русский характер, объединяя черты разных героев, и, благодаря этому приёму, представляет образ русского человека полным, разносторонним и обобщённо-возвышенным. Такое изображение национального характера отличает рассказ Толстого от произведений других советских авторов, писавших о войне. Например, А.Т.Твардовский в поэме «Василий Тёркин» сосредоточивает черты русского характера в одном главном герое.

По художественным принципам — конфликт между хорошим и лучшим и назидательность (поучительность) — «Русский характер» следует отнести к ведущему направлению советской литературы — социалистическому реализму. В рассказе конфликт между Егором Дрёмовым и его родными надуман, ибо существует только в голове скромного главного героя, а на самом деле, персонажи рассказа — один другого лучше и благороднее. Назидательность «Русского характера» выразилась в том, что через Ивана Сударева, который оценивает в произведении всех действующих лиц, писатель поучает: именно так, как Егор Дрёмов, должен вести себя советский солдат; именно так, как его родители и невеста, должны поступать родственники солдата. В конце рассказа автор подсказывает читателю, как правильно понимать идею произведения: «Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придёт суровая беда, в большом или в малом, и поднимется в нём великая сила — человеческая красота».

Итак, история о Егоре Дрёмове закончилась счастливо. Иного финала и не могло быть, учитывая, что все её герои обладают благородными характерами. Во время страшной войны такая история становится необходимой: она даёт надежду, спасает от отчаяния, и поэтому «Русский характер», можно сказать, отражает восприятие военной эпохи и в этом смысле становится памятником эпохи.

Но бесконфликтные истории со счастливым финалом если и встречаются в реальной жизни, то только как исключения. А как обычно происходит встреча солдата и его семьи? Помня о миллионах советских людей, погибших на фронтах и в оккупации, скорее можно ожидать трагических свиданий. В стихотворении М.В.Исаковского «Враги сожгли родную хату» (1945) изображается возвращение солдата-победителя на родное пепелище: все его близкие погибли во время немецкой оккупации, долгожданная встреча с родственниками превратилась в поминки на могиле жены. Другую трагическую ситуацию описывает М.А.Шолохов в рассказе «Судьба человека» (1956). Вернувшись в родной город после фашистского плена. Андрей Соколов узнаёт, что в его дом, когда там находились жена и две дочери-подростки, попала немецкая бомба. В результате любимые родственники главного героя не имеют даже могил — на месте дома воронка с ржавой водой.

Подравнять целую нацию под один, даже правильный образец невозможно. Драматический вариант встречи солдата с семьёй представлен в рассказе А.П.Платонова «Возвращение» (1946).

Капитан Алексей Алексеевич Иванов после победы приезжает в родной город, где его ждут жена Люба, одиннадцати летний сын Петрушка и пятилетняя дочь Настя. В первый же вечер за ужином воин-победитель требует у жены отчёта, как она жила без него. Писатель не рассказывает об Иванове на фронте, хотя его ордена и медали свидетельствуют о боевых подвигах. Зато автор подробно описывает жизнь семьи Ивановых в тылу: Люба все четыре года войны работала на кирпичном (!) заводе, заботилась о двух маленьких детях, постоянно тревожилась за мужа на фронте и, чтобы отвлечься от повседневной тоски, один раз поддалась на нежности какого-то профсоюзного инструктора. Этого капитан Иванов простить жене не может, хотя себе подобные вольности прощает легко: он сам пару дней назад по пути домой задержался в гостях у знакомой фронтовички Маши.

Финал истории о Егоре Дрёмове заранее предрешён, учитывая прекрасные русские характеры всех персонажей в этом рассказе. А как поступит неидеальный платоновский герой? Возмущённый и обиженный признанием Любы, Алексей на следующее утро хочет уехать к Маше (!), но, увидев из окна вагона бегущих к поезду своих детей Петрушку и Настю, вдруг смягчается душой и сходит с поезда: вчера он оценивал свои семейные обстоятельства с точки зрения «самолюбия и собственного интереса», а сейчас понял их «обнажившимся сердцем».

Никакого поучения в рассказе Платонова нет, а счастливый конец объясняется не образцовым благородством Иванова, а чувствами нормального человека — любовью к своей семье. Поэтому рассказ «Возвращение» ближе к жизни, чем «Русский характер»: платоновский рассказ показывает реальный мир таким сложным, каков он и есть, а не таким правильным, каков он должен быть, по мнению писателя А. Н. Толстого.

Источник:http://www.aphorisme.ru/about-authors/tolstoy/?q=4348

«Тот, кто не растёт – умирает!…» пишет В. Астафьев в своём рассказе. В нём говориться о маленькой ёлочке, которая борется за жизнь благодаря своему родителю – пню, который раньше был большим и здоровым деревом. Так стоит ли жертвовать собой до последнего вздоха ради жизни своего чада?

В наше время рост детей, брошенных в детском доме, неуклонно растёт. Всё больше и больше родителей отказываются от своих новорождённых только потому, что не могут их воспитать. Но что, если бы каждый родитель отдавал всё до последней крупицы своему ребёнку?

Автор явно считает, что только с помощью родительской поддержки и любви, ребёнок сможет чувствовать себя уверенно и спокойно во время своего взросления. Это можно увидеть в мыслях главного героя произведения: «Ещё несколько лет она будет в деревянной рубашке пня расти из самого сердца того, кто, возможно, белы её родителем и кто даже после смерти своей хранил и вскармливал дитя».

Соглашаясь с мнением автора, хочу привести пример рассказа В. Закруткина: «Матерь человеческая», где главная героиня повести Мария, во время войны взяла на себя ответственность за своих и чужих детей, спасла их и стала им матерью.

Также можно вспомнить о произведении Л. Улицкой: «Дочь Бухары», где главная героиня отдала всю себя на воспитание дочери Милы у который был синдром Дауна. И даже будучи смертельно больной, Бухара продумала дальнейшую жизнь дочери: устроила на работу, нашла ей новую семью, выдала замуж и только после этого позволила себе уйти из жизни.

В заключение хочу сказать, что данный для анализа текст В. Астафьева дал мне повод для размышлений на различные темы, в том числе и такой вопрос: «А каким бы человеком я сейчас был, если бы не мои родители?» Любите своих детей.

Крупин Владимир Николаевич

·          

·          

·          

(р.1941). Рус. сов. прозаик, ред., более известный произв. др. жанров. 

Род. в с. Кильмезь (Кировской обл.), окончил Моск. обл. пед. ин-т им. Н.К.Крупской; с конца 1980-х гг. - гл. ред. журн. "Москва". Печататься начал с 1970 г.; с 1975 г. - професс. писатель. 

Чл. СП. Живет в Москве. 

Единственное обращение К., видного совр. представителя т.н. "деревенской" прозы, по взглядам близкого к "неославянофильству", к НФ - фантастико-сатирическая повесть с элементами фольклористики, "Живая вода" (1980), сюжет к-рой строится вокруг открытия чудесного источника, делающего людей добродетельными трезвенниками. 

Вл. Б. Крупин, Владимир Николаевич Писатель; родился в 1941 г. в с. Кельмезь Кировской области; автор повестей "Живая вода", "Сороковой день", "Вятская тетрадь"; был членом редколлегии журнала "Новый мир"; 1989—1992 — главный редактор журнала "Москва". Сторонник демократизации общественно-политической жизни. В 1990 г. вышел из КПСС. Выступал против чрезмерной ангажированности в политику писателей, принадлежащих к патриотической оппозиции. 

В 1994 г. обвинял патриотическую газету "Завтра" (главный редактор А. Проханов) в экстремизме, назвав ее "Московским комсомольцем" с обратным знаком.

Кондратьев Вячеслав Леонидович

·          

·          

·          

Род. 30 октября 1920 г., в Полтаве, ум. (погиб) 23 сентября 1993 г., в Москве. 

Писатель. 

Повести "Сашка" (1979, перв. опубл. произв.), "Борькины пути-дороги", "День победы в Чернове", "Отпуск по ранению", "Дорога в Бородухино", рассказы "На станции Свободной", "На сто пятом километре", "Овсянниковский овраг", "На поле овсянниковском", "Привет с фронта", "Селижаровский тракт", "Житье-бытье", "Встречи на Сретенке", рассказы 80-х гг. "Знаменательная дата", "Мы подвигов, увы, не совершали", "Лихоборы", "Асин капитан", "Женька", "Поездка в Демяхи", "Не самый страшный день", "Гошка, бывший разведчик", в 1988 повесть "Что было..." и др.

 Солоухин Владимир Алексеевич (1924 - 1997), поэт, прозаик. Родился 14 июня в селе Алепино Владимирской области в крестьянской семье. Окончив школу, в 1938 - 42 учился в инженерном училище во Владимире, получил специальность механика-инструменталиста. Во время войны Солоухин служил в войсках особого назначения, охранявших Кремль. В 1946, опубликовав свои первые стихи в "Комсомольской правде" и осознав свое призвание, поступил в Литературный институт им. М.Горького, который окончил в 1951. Первый сборник стихотворений "Дождь в степи" появился в 1953. Затем последовали поэтические сборники "Журавлиха" (1959), "Имеющий в руках цветы" (1962), "Жить на земле" (1965), в которых со временем все усиливалось стремление автора к философскому осмыслению жизни. С 1951 много ездит по стране и зарубежным странам, публикуя репортажи в различных изданиях. Первая отдельная книга очерковой прозы "Рождение Зернограда" вышла в 1955; следующая - "Золотое дно" - в 1956. Книга "Владимирские проселки" (1957) привлекла серьезное внимание читателей и критики, получив самые одобрительные отклики. В 1964 опубликовал автобиографический роман "Мать-мачеха". Особое место в творчестве Солоухина занимают его художественно-публицистические книги "Письма из Русского музея" (1966) и "Черные доски" (1969). В 1964 - 81 был членом редколлегии журнала "Молодая гвардия". Живя в Москве, Солоухин не порывал связи с родными местами, тамошними людьми. В 1965 выходит сборник стихотворений "С лирических позиций". В 1970-е увидели свет книги "Олепинские пруды" (1973) и "Посещение 3ванки"(1975). В 1980-е - "Время собирать камни" об Оптиной пустыни (монастыре близ г.Козельска) и сборник рассказов и очерков "Бедствие с голубями". Тема русской природы, духовного богатства народа всегда занимала писателя, писал о необходимости их сохранения и защиты. Умер В.Солоухин 4 апреля 1997 в Москве. 

    СОЛОУХИН Владимир Алексеевич (14.06.1924-4.04.1997), русский писатель и общественный деятель. Чувством любви к Родине и болью за ее судьбу проникнуты его повести “Владимирские проселки” (1957), “Капля росы” (1960), “Смех за левым плечом” (1984). Одним из первых поднял вопрос о бедственном положении крестьян, разоренных социалистическими экспериментами. В книге “При свете дня” (1992) показал антирусскую сущность еврейских большевиков, сознательно моривших голодом русских людей, чтобы заставить их подчиниться своей власти. В книге “Соленое озеро” (1994) вскрыл садизм и патологическую жестокость еврейских большевиков в лице одного из ярких их представителей А. Гайдара. 
    Солоухину принадлежит заслуга одного из зачинателей общественного движения за сохранение национального культурного достояния, исторических памятников и достопамятных мест. В развитии этого движения большую роль сыграли его книги “Письма из Русского музея” (1966), “Черные доски” (1969), “Время собирать камни” (1980). Солоухин был в числе основателей Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИК), активным деятелем “Русского клуба”, а в 1990-е одним из руководителей движения за восстановление храма Христа Спасителя. 
    В своей последней опубликованной книге (написанной еще в 1970-е) “Последняя ступень” (1995) остро ставит вопрос о еврейском засилье в России, о стремлении иудейских вождей к мировому господству над человечеством. 
    Посмертно опубликованы мемуары “Чаша” (1998).

 Юрий Павлович Казаков – замечательный русский писатель 20 века. Родился Казаков в Москве, в августе 1927 года. Родители его были простыми рабочими, отношения в семье были не самые простые. Юрий проживал с матерью в коммуналке. Годы Великой Отечественной Войны он провел в Москве. Здесь же во время бомбежки Юра получил контузию. Травма отразилась впоследствии заиканием. Сам писатель потом говорил, что именно травма подтолкнула его к занятию творчеством. На фронтах еще гремели бои, а Юрий стал писать стихи и обучаться игре на виолончели.

       Когда сражения Великой Отечественной Войны были закончены, когда был взят Берлин, Казаков поступил в Гнесинское музыкальное училище. Учиться юноша закончил в 1951 году. Сразу же Казакова приняли в оркестр Музыкального театра имени Станиславского. Карьера на начальном этапе особо не складывалась. В оркестре Юрий играл нечасто, перебивался заработком музыканта на танцполах. Его пьесы и рассказы не печатались. Отрадой были лишь очерки, которые попадали на страницы знаменитого «Советского спорта».

      Спустя два года (1953г) Юрий Казаков поступил в литературный институт имени Горького. Писательским талантом Казаков, естественно обделен не был. В студенческие годы, писатель много охотился, путешествовал и общался с самыми разными людьми.

       В 1957 году в свет выходит первая книга писателя – «Арктур-гончий пес». Книга получила нелестные отзывы критиков, а вот читателю труд понравился, на прилавках такой книги не было. Наш герой был настоящим мастером рассказа. Рассказы его были необычайно музыкальны и живописны. В пятидесятые годы 20 столетия, из под пера Казакова вышли такие книги как: «Запах хлеба», «Манька», «Голубое и зеленое», «По дороге», «На полустанке», «Легкая жизнь» и многие другие.

       Особое место в творчестве Юрия Казакова занимает сборник очерков о русском севере – «Северный дневник». В нем автор утверждает, что север последней оплот истинно русской жизни, месту, где остановилось время, месту, которому не страшны никакие реформы и излишнее новаторство. В творчестве писателя так же особое внимание стоит уделить рассказу «Трали-вали». Герой рассказа Егор - человек необычайного таланта с сильным голосом, он отлично поет. Но жизнь его пуста, свой талант он не развил, ничего не достиг. А дело все было в водке. По – сути, рассказ намекает на нескончаемое количество талантливых русских людей, которых, к сожалению, губит алкоголь. Вот она, национальная проблема и трагедия!

      Юрий Казаков умер в Москве в ноябре 1982 года. Автору удалось оставить огромно творческое наследие. Произведения писателя включены в школьную программу и учебную литературу по хрестоматии. Книги его переведены на множество иностранных языков.

Юрий Бондарев

Мальчишки, едва закончив школу, едва достигнув совершеннолетия, становились мужчинами, защитниками, которым пришлось взвалить на свои еще не окрепшие плечи непомерный груз войны. Юрий Бондарев – один из этого поколения. Он родился 15.03.1924 в городе Орске Оренбургской области в семье простых тружеников. Его отец в последствии получил юридическое образование и работал следователем. 

Сначала семья жила на Южном Урале, потом по долгу службы – некоторое время в Средней Азии. Там и проходило детство будущего писателя. В 1931 г. Бондаревы переехали в Москву, где их сын стал первоклассником, проучился почти до окончания школы. А потом началась война. Семью эвакуировали в Казахстан

После окончания Бердичевского пехотного училища уже в качестве командира минометного расчета он отправился на фронт. Это было в 1942 году. «Университеты» Бондарева, как и всех остальных юношей этого поколения, проходили на войне, именно она стала его умным и суровым учителем жизни. На фронте И сразу – в эпицентр войны, в Сталинград. Там шли кровопролитные бои, и теперь уже каждый школьник знает, что Сталинградская битва продолжалась более полугода, и наша победа в ней, хоть и досталась дорогой ценой, но переломила весь ход Второй Мировой войны. 

Юрий Бондарев в составе 98-ой дивизии участвовал в яростных боях за Сталинград. Зимой получил контузию и обморожение и, конечно, оказался в госпитале. Лечение и молодые силы организма быстро поставили Бондарева в строй. Его направили в 23-ю Житомирскую дивизию, в составе которой он форсировал Днепр и в жесточайших битвах освобождал Киев. Позже (1944), находясь в распоряжении уже 191-ой дивизии, он участвовал в боях за Польшу, дошел до Чехословакии. А потом его направили учиться в Чкаловское артиллерийское училище, поэтому встретить Победу в Берлине ему не довелось.

Творчество

Годы, проведенные на войне, стали мерилом человеческих ценностей для Юрия Бондарева как личности и как писателя. Известность ему принесли повести о войне: «Батальоны просят огня» и «Последние залпы», а роман «Горячий снег» утвердил его крепнущий талант.

«Горячий снег» (1965 – 1969)

Характеры – вот, что главное в литературе. Герой «Горячего снега» - юный лейтенант Кузнецов, имея стержень порядочности, чести, патриотизма, за одни сутки боя приобрел столько жизненного опыта, на сколько в обычных условиях ушли бы годы. Он учился принимать ответственность на себя, преодолевать страх, управлять боем, быть решительным и мудрым командиром. Бойцы, считавшие его поначалу желторотым птенцом, полюбили своего лейтенанта, поверили ему и выстояли в бою. Бондареву важно было показать, как в преодолениях меняется, растет молодой характер, формируется зрелая личность.

«Берег» (1975)

Конец войны. Молодые лейтенанты, повзрослевшие и возмужавшие за годы великого противостояния, обретшие опыт и авторитет у товарищей по оружию, уже прошли свой самый главный участок жизненного пути, сделавший их творцами истории. Они разные, но их объединяет общая судьба и одно на всех личностное качество – гуманизм. Андрей Княжко – профессорский сын, филолог и книголюб, мечтатель и романтик, воспитанный на классической литературе. Но к концу войны и он обретает твердость характера, решительность и непреклонность.

Поначалу он просто изображал из себя уверенного в себе сурового командира, чтобы скрыть под этой маской свою незащищенность, но как-то незаметно для себя и других эти качества стали частью его натуры, и в его несгибаемости и смелости уже никто даже не сомневался. Лейтенант Никитин – человек более «земной», прагматичный. Он умел легко организовывать огневые позиции, распределить орудия, рассчитать прицелы и время залпов. Его слушались солдаты, потому что он глубинно знал все, что касается жизни каждого из своего взвода.

И все это укрепляло его авторитет среди бойцов всех возрастов, будто он был опытнее и компетентнее всех в вопросах войны. Но он все еще внутренне упрекает себя за «опасную мягкотелость», податливость и «нетвердость» в отношении со своими подчиненными. Он не может, например, противостоять 30-летнему сержанту Меженину, его «выпирающей, незастенчивой силе». Он умело и уверенно командовал людьми, но в некоторых ситуациях вдруг обнаруживал забавную беспомощность в отличие от своих солдат: не умел развести огонь на снегу, сварить примитивный суп или даже растопить печку в избе. 

Но он выработал командный голос, научился крепким словечкам, грубоватым шуткам, которые иногда были спасительными во время боя. Все это делало его похожим на других, как бы частью одного организма взвода. Бондаревские герои, преодолев ненависть к фашистам, убившим Андрея Княжко, отвечают не местью, а заботой о немецких подростках, зомбированных эсэсовцами. Возвысившись над кровожадностью и жестокостью, они с достоинством проходят испытание историей.

По произведениям Юрия Бондарева снято несколько одноименных фильмов: «Тишина», «Батальоны просят огня», «Горячий снег».

  Варлам Шаламов родился5 июня (18 июня) 1907 в Вологде в семье священника Тихона Николаевича Шаламова. Мать Варлама Шаламова, Надежда Александровна, была домохозяйкой. В 1914 году поступил в гимназию, но завершал среднее образование уже после революции. В 1924 году, после окончания вологодской школы 2-й ступени, приехал в Москву, работал два года дубильщиком на кожевенном заводе в Кунцеве. С 1926 по 1928 г. учился на факультете советского права МГУ, затем был исключён «за сокрытие социального происхождения» (укaзал, что отец — инвалид, не указав, что он священник).

В своей автобиографической повести о детстве и юности «Четвёртая Вологда» Шаламов рассказал, как складывались его убеждения, как укреплялась его жажда справедливости и решимость бороться за неё. Юношеским его идеалом становятся народовольцы — жертвенность их подвига, героизм сопротивления всей мощи самодержавного государства. Уже в детстве сказывается художественная одарённость мальчика — он страстно читает и «проигрывает» для себя все книги — от Дюма до Канта.

Репрессии

19 февраля 1929 года Шаламов был арестован за участие в подпольной троцкистской группе и за распространение дополнения к «Завещанию Ленина». Во внесудебном порядке как «социально-опасный элемент» был осуждён на три года лагерей. Отбывал наказание в Вишерском лагере (Северный Урал). В 1932 году Шаламов возвратился в Москву, работал в ведомственных журналах, печатал статьи, очерки, фельетоны.

В январе 1937 года Шаламова вновь арестовали за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». Он был осуждён на пять лет лагерей и провёл этот срок на Колыме (СВИТЛ). Шаламов прошёл таёжные «командировки», работал на приисках «Партизан», «Чёрное озеро», Аркагала, Джелгала, несколько раз оказывался на больничной койке из-за тяжёлых условий Колымы. 22 июня 1943 года его повторно осудили на десять лет за антисоветскую агитацию, состоявшую — по словам самого писателя — в том, что он назвал И. А. Бунина русским классиком: «…я был осуждён в войну за заявление, что Бунин — русский классик».

В 1951 году Шаламов был освобождён из лагеря, но поначалу не мог вернуться в Москву. С 1946 года, окончив восьмимесячные фельдшерские курсы, стал работать в Центральной больнице для заключённых на левом берегу Колымы в посёлке Дебин и на лесной «командировке» лесорубов до 1953 года. Назначением на должность фельдшера обязан врачу А. М. Пантюхову, который лично рекомендовал Шаламова на курсы фельдшеров. Затем жил в Калининской области, работал в Решетникове. Результатами репрессий стали распад семьи и подорванное здоровье. В 1956 году после реабилитации вернулся в Москву.

Творчество, участие в культурной жизни

В 1932 году Шаламов вернулся в Москву после первого срока и начал печататься в московских изданиях как журналист. Также он опубликовал несколько рассказов. Одна из первых крупных публикаций — рассказ «Три смерти доктора Аустино» — в журнале «Октябрь» (1936).

В 1949 году на ключе Дусканья он впервые на Колыме, будучи заключённым, стал записывать свои стихи.

После освобождения в 1951 году Шаламов вернулся к литературной деятельности. Однако с Колымы он уехать не мог. Лишь в ноябре 1953 года было получено разрешение на выезд. Шаламов приезжает в Москву на два дня, встречается с Пастернаком, с женой и дочерью. Однако жить в крупных городах ему было нельзя и он уехал в Калининскую область (посёлок Туркмен, ныне Клинский район Московской области), где работал мастером на торфоразработках, агентом по снабжению. И всё это время он одержимо писал один из главных своих трудов — «Колымские рассказы». Писатель создавал «Колымские рассказы» с 1954 по 1973 год. Отдельным изданием они вышли в Лондоне в 1978 году. В СССР в основном опубликованы в 1988—1990 годах. Сам писатель делил свои рассказы на шесть циклов: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2». Полностью они собраны в двухтомнике «Колымские рассказы» в 1992 году в серии «Крестный путь России» издательства «Советская Россия».

В 1962 году он писал А. И. Солженицыну:

«Помните, самое главное: лагерь — отрицательная школа с первого до последнего дня для кого угодно. Человеку — ни начальнику, ни арестанту не надо его видеть. Но уж если ты его видел — надо сказать правду, как бы она ни была страшна. […] Со своей стороны я давно решил, что всю оставшуюся жизнь я посвящу именно этой правде».

Он встречался с Б. Л. Пастернаком, который высоко отзывался о стихах Шаламова. Позже, после того как правительство заставило Пастернака отказаться принять Нобелевскую премию, их пути разошлись.

Завершил сборник стихов «Колымские тетради» (1937—1956).

С 1956 года Шаламов жил в Москве, сначала на Гоголевском бульваре, с конца 1950-х — в одном из писательских деревянных домов-коттеджей на Хорошёвском шоссе (д. 10), с 1972 года — на Васильевской улице (д. 2, корпус 6). Печатался в журналах «Юность», «Знамя», «Москва», много общался с Н. Я. Мандельштам, О. В. Ивинской, А. И. Солженицыным (отношения с которым в дальнейшем перешли в форму полемики); частым гостем был в доме известного филолога В. Н. Клюевой (улица Арбат, 35). И в прозе, и в стихах Шаламова (сборник «Огниво», 1961, «Шелест листьев», 1964, «Дорога и судьба», 1967, и др.), выразивших тяжкий опыт сталинских лагерей, звучит и тема Москвы (стихотворный сборник «Московские облака», 1972). В 1960-х познакомился с А. А. Галичем.

В 1973 принят в Союз писателей. С 1973 и до 1979, когда Шаламов переехал жить в Дом инвалидов и престарелых, он вёл рабочие тетради, разбор и публикацию которых продолжала вплоть до своей смерти в 2011 году И. П. Сиротинская, которой В. Т. Шаламов передал права на все свои рукописи и сочинения.

Письмо в «Литературную газету»

23 февраля 1972 года «Литературная газета» опубликовала письмо Шаламова, в котором, в частности, говорилось, что «проблематика Колымских рассказов давно снята жизнью». Основное содержание письма — протест против публикации его рассказов эмигрантскими изданиями «Посев» и «Новый журнал». Это письмо было неоднозначно воспринято общественностью. Многие считали, что оно написано под давлением КГБ, и Шаламов потерял друзей среди бывших лагерников. Участник диссидентского движения Пётр Якир выразил в 24-м выпуске «Хроники текущих событий» «жалость в связи с обстоятельствами», заставившими Шаламова подписать это письмо. Современные исследователи отмечают, однако, что появление этого письма обусловлено болезненным процессом расхождения Шаламова с литературными кругами и чувством бессилия от невозможности сделать свою главную работу доступной широкому кругу читателей на Родине.

Не исключено, что в письме Шаламова надо искать подтекст. …там использован типично большевистский обличительный эпитет «зловонные» по отношению к эмигрантским изданиям, что само по себе потрясает, ведь «обонятельные» характеристики, как метафорические, так и буквальные, в прозе Шаламова встречаются редко (у него был хронический ринит). Читателям Шаламова слово должно было резать глаз как чужеродное — выпирающая из текста лексическая единица, «кость», подкинутая сторожевой части читателей (редакторам, цензорам), чтобы отвлечь внимание от истинного предназначения письма — протащить в официальную советскую печать первое и последнее упоминание о «Колымских рассказах» — вместе с их точным названием. Таким образом подлинной целевой аудитории письма сообщается о том, что такой сборник существует: читателей побуждают к мыслям о том, где его достать. Прекрасно понимая, что скрывается за топонимом «Колыма», прочитавшие письмо зададутся вопросом: «„Колымские рассказы?“ Где же?»"

Последние годы

Последние три года жизни тяжелобольной Шаламов провёл в Доме инвалидов и престарелых Литфонда (в Тушине). О том, что представлял из себя дом инвалидов, можно судить по воспоминаниям Е. Захаровой, находившейся рядом с Шаламовым в последние полгода его жизни:

«…такого рода заведения — это самое страшное и самое несомненное свидетельство деформации человеческого сознания, которое произошло в нашей стране в XX веке. Человек оказывается лишенным не только права на достойную жизнь, но и на достойную смерть.»

— Е. Захарова. Из выступления на Шаламовских чтениях 2002 г. 

Тем не менее и там Варлам Тихонович, у которого была нарушена способность правильно двигаться и внятно артикулировать свою речь, продолжал сочинять стихи. Осенью 1980 года А. А. Морозов каким-то невероятным образом сумел разобрать и записать эти последние стихи Шаламова. Они были опубликованы ещё при жизни Шаламова в парижском журнале «Вестник РХД» № 133, 1981.

В 1981 году французское отделение Пен-клуба наградило Шаламова премией Свободы.

15 января 1982 года Шаламова после поверхностного обследования медицинской комиссией перевели в интернат для психохроников. Во время транспортировки Шаламов простудился, заболел пневмонией и скончался 17 января 1982 года.

По мнению Сиротинской:

«Определённую роль в этом переводе сыграл и тот шум, который подняла вокруг него со второй половины 1981 года группа его доброжелателей. Были среди них, конечно, и люди действительно добрые, были и хлопотавшие из корысти, из страсти к сенсации. Ведь именно из-за них у Варлама Тихоновича обнаружились две посмертные „жены“, с толпой свидетелей осаждавшие официальные инстанции. Бедная, беззащитная его старость стала предметом шоу».

16 июня 2011 года, Е. Захарова, которая была рядом с Варламом Тихоновичем в день его смерти, в своем выступлении на конференции, посвященной судьбе и творчеству Варлама Шаламова, сказала:

«Мне попадались некоторые тексты, в которых упоминается, что перед смертью Варлама Тихоновича какие-то недобросовестные люди в каких-то своих корыстных интересах к нему приходили. Это как надо понимать, в каких таких корыстных интересах?! Это инвалидный дом! Вы находитесь внутри картины Босха — без преувеличения, я тому свидетель. Это грязь, смрад, разлагающиеся полуживые люди вокруг, какая к чёрту медицина там? Обездвиженный, слепой, почти глухой, дёргающийся человек — такая вот раковина, и внутри неё живёт писатель, поэт. Время от времени несколько человек приходят, кормят, поят, моют, за руку держат, Александр Анатольевич вот ещё разговаривал и стихи записал. Какие тут могут быть корыстные интересы?! Это вообще о чём? … я настаиваю — это должно быть правильно интерпретировано. Нельзя, чтобы вот это осталось не упоминаемым и неизвестным.»

Несмотря на тот факт, что Шаламов всю жизнь был неверующим, Е. Захарова настояла на его отпевании. Отпевал Варлама Шаламова протоиерей Александр Куликов, бывший впоследствии настоятелем храма св. Николая в Кленниках (Маросейка). Поминки по Варламу Тихоновичу организовывал философ С. С. Хоружий.

Шаламов похоронен на Кунцевском кладбище в Москве. На похоронах присутствовало около 150 человек. А. Морозов и Ф. Сучков прочитали стихи Шаламова.

Варлам Шаламов был дважды женат. В первый раз — на Галине Игнатьевне Гудзь (1909—1956), которая в 1935 родила ему дочь Елену (Шаламова Елена Варламовна, в замужестве — Янушевская, ум. в 1990). Вторым браком (1956—1965) был женат на Ольге Сергеевне Неклюдовой (1909—1989), также писательнице, сын которой от первого брака (Сергей Юрьевич Неклюдов) — известный русский фольклорист, доктор филологических наук.

·         Астероид 3408 Шаламов, открытый 17 августа 1977 года Н. С. Черных, был назван в честь В. Т. Шаламова.

·         На могиле Шаламова был установлен памятник работы его друга Федота Сучкова, также прошедшего через сталинские лагеря. В июне 2000 года памятник Варламу Шаламову был разрушен. Неизвестные оторвали и унесли бронзовую голову, оставив одинокий гранитный постамент. Это преступление не вызвало широкого резонанса и не было раскрыто. Благодаря помощи металлургов АО «Северсталь» (земляков писателя) в 2001 году памятник был восстановлен.

Последний бой майора Пугачева

От начала и конца этих событий прошло, должно быть, много времени – ведь месяцы на Крайнем Севере считаются годами, так велик опыт, человеческий опыт, приобретенный там. В этом признается и государство, увеличивая оклады, умножая льготы работникам Севера. В этой стране надежд, а стало быть, стране слухов, догадок, предположений, гипотез любое событие обрастает легендой раньше, чем доклад-рапорт местного начальника об этом событии успевает доставить на высоких скоростях фельдъегерь в какие-нибудь «высшие сферы».

Стали говорить: когда заезжий высокий начальник посетовал, что культработа в лагере хромает на обе ноги, культорг майор Пугачев сказал гостю:

– Не беспокойтесь, гражданин начальник, мы готовим такой концерт, что вся Колыма о нем заговорит.

Можно начать рассказ прямо с донесения врача-хирурга Браудэ, командированного из центральной больницы в район военных действий.

Можно начать также с письма Яшки Кученя, санитара из заключенных, лежавшего в больнице. Письмо его было написано левой рукой – правое плечо Кученя было прострелено винтовочной пулей навылет.

Или с рассказа доктора Потаниной, которая ничего не видала и ничего не слыхала и была в отъезде, когда произошли неожиданные события. Именно этот отъезд следователь определил как «ложное алиби», как преступное бездействие, или как это еще называется на юридическом языке.

Аресты тридцатых годов были арестами людей случайных. Это были жертвы ложной и страшной теории о разгорающейся классовой борьбе по мере укрепления социализма. У профессоров, партработников, военных, инженеров, крестьян, рабочих, наполнивших тюрьмы того времени до предела, не было за душой ничего положительного, кроме, может быть, личной порядочности, наивности, что ли, – словом, таких качеств, которые скорее облегчали, чем затрудняли карающую работу тогдашнего «правосудия». Отсутствие единой объединяющей идеи ослабляло моральную стойкость арестантов чрезвычайно. Они не были ни врагами власти, ни государственными преступниками, и, умирая, они так и не поняли, почему им надо было умирать. Их самолюбию, их злобе не на что было опереться. И, разобщенные, они умирали в белой колымской пустыне – от голода, холода, многочасовой работы, побоев и болезней. Они сразу выучились не заступаться друг за друга, не поддерживать друг друга. К этому и стремилось начальство. Души оставшихся в живых подверглись полному растлению, а тела их не обладали нужными для физической работы качествами.

На смену им после войны пароход за пароходом шли репатриированные – из Италии, Франции, Германии – прямой дорогой на крайний северо-восток.

Здесь было много людей с иными навыками, с привычками, приобретенными во время войны, – со смелостью, уменьем рисковать, веривших только в оружие. Командиры и солдаты, летчики и разведчики...

Администрация лагерная, привыкшая к ангельскому терпению и рабской покорности «троцкистов», нимало не беспокоилась и не ждала ничего нового.

Новички спрашивали у уцелевших «аборигенов»:

– Почему вы в столовой едите суп и кашу, а хлеб уносите в барак? Почему не есть суп с хлебом, как ест весь мир?

Улыбаясь трещинами голубого рта, показывая вырванные цингой зубы, местные жители отвечали наивным новичкам:

– Через две недели каждый из вас поймет и будет делать так же.

Как рассказать им, что они никогда еще в жизни не знали настоящего голода, голода многолетнего, ломающего волю – и нельзя бороться со страстным, охватывающим тебя желанием продлить возможно дольше процесс еды, – в бараке с кружкой горячей, безвкусной снеговой «топленой» воды доесть, дососать свою пайку хлеба в величайшем блаженстве.

Но не все новички презрительно качали головой и отходили в сторону.

Майор Пугачев понимал кое-что и другое. Ему было ясно, что их привезли на смерть – сменить вот этих живых мертвецов. Привезли их осенью – глядя на зиму, никуда не побежишь, но летом – если и не убежать вовсе, то умереть – свободными.

И всю зиму плелась сеть этого, чуть не единственного за двадцать лет, заговора.

Пугачев понял, что пережить зиму и после этого бежать могут только те, кто не будет работать на общих работах, в забое. После нескольких недель бригадных трудов никто не побежит никуда.

Участники заговора медленно, один за другим, продвигались в обслугу. Солдатов – стал поваром, сам Пугачев – культоргом, фельдшер, два бригадира, а былой механик Иващенко чинил оружие в отряде охраны.

Но без конвоя их не выпускали никого «за проволоку».

Началась ослепительная колымская весна, без единого дождя, без ледохода, без пения птиц. Исчез помаленьку снег, сожженный солнцем. Там, куда лучи солнца не доставали, снег в ущельях, оврагах так и лежал, как слитки серебряной руды, – до будущего года.

И намеченный день настал.

В дверь крошечного помещения вахты – у лагерных ворот, вахты с выходом и внутрь и наружу лагеря, где, по уставу, всегда дежурят два надзирателя, постучали. Дежурный зевнул и посмотрел на часы-ходики. Было пять часов утра. «Только пять», – подумал дежурный.

Дежурный откинул крючок и впустил стучавшего. Это был лагерный повар-заключенный Солдатов, пришедший за ключами от кладовой с продуктами. Ключи хранились на вахте, и трижды в день повар Солдатов ходил за этими ключами. Потом приносил обратно.

Надо было дежурному самому отпирать этот шкаф на кухне, но дежурный знал, что контролировать повара – безнадежное дело, никакие замки не помогут, если повар захочет украсть, – и доверял ключи повару. Тем более в 5 часов утра.

Дежурный проработал на Колыме больше десятка лет, давно получал двойное жалованье и тысячи раз давал в руки поварам ключи.

– Возьми, – и дежурный взял линейку и склонился графить утреннюю рапортичку.

Солдатов зашел за спину дежурного, снял с гвоздя ключ, положил его в карман и схватил дежурного сзади за горло. В ту же минуту дверь отворилась, и на вахту в дверь со стороны лагеря вошел Иващенко, механик. Иващенко помог Солдатову задушить надзирателя и затащить его труп за шкаф. Наган надзирателя Иващенко сунул себе в карман. В то окно, что наружу, было видно, как по тропе возвращается второй дежурный. Иващенко поспешно надел шинель убитого, фуражку, застегнул ремень и сел к столу, как надзиратель. Второй дежурный открыл дверь и шагнул в темную конуру вахты. В ту же минуту он был схвачен, задушен и брошен за шкаф.

Солдатов надел его одежду. Оружие и военная форма были уже у двоих заговорщиков. Все шло по росписи, по плану майора Пугачева. Внезапно на вахту явилась жена второго надзирателя – тоже за ключами, которые случайно унес муж.

– Бабу не будем душить, – сказал Солдатов. И ее связали, затолкали полотенце в рот и положили в угол.

Вернулась с работы одна из бригад. Такой случай был предвиден. Конвоир, вошедший на вахту, был сразу обезоружен и связан двумя «надзирателями». Винтовка попала в руки беглецов. С этой минуты командование принял майор Пугачев.

Площадка перед воротами простреливалась с двух угловых караульных вышек, где стояли часовые. Ничего особенного часовые не увидели.

Чуть раньше времени построилась на работу бригада, но кто на Севере может сказать, что рано и что поздно. Кажется, чуть раньше. А может быть, чуть позже.

Бригада – десять человек – строем по два двинулась по дороге в забои. Впереди и сзади в шести метрах от строя заключенных, как положено по уставу, шагали конвойные в шинелях, один из них с винтовкой в руках.

Часовой с караульной вышки увидел, что бригада свернула с дороги на тропу, которая проходила мимо помещения отряда охраны. Там жили бойцы конвойной службы – весь отряд в шестьдесят человек.

Спальня конвойных была в глубине, а сразу перед дверями было помещение дежурного по отряду и пирамиды с оружием. Дежурный дремал за столом и в полусне увидел, что какой-то конвоир ведет бригаду заключенных по тропе мимо окна охраны.

«Это, наверное, Черненко, – не узнавая конвоира, подумал дежурный. – Обязательно напишу на него рапорт». Дежурный был мастером склочных дел и не упустил бы возможности сделать кому-нибудь пакость на законном основании.

Это было его последней мыслью. Дверь распахнулась, в казарму вбежали три солдата. Двое бросились к дверям спальни, а третий застрелил дежурного в упор. За солдатами вбежали арестанты – все бросились к пирамиде – винтовки и автоматы были в их руках. Майор Пугачев с силой распахнул дверь в спальню казармы. Бойцы, еще в белье, босые, кинулись было к двери, но две автоматные очереди в потолок остановили их.

– Ложись, – скомандовал Пугачев, и солдаты заползли под койки. Автоматчик остался караулить у порога.

«Бригада» не спеша стала переодеваться в военную форму, складывать продукты, запасаться оружием и патронами.

Пугачев не велел брать никаких продуктов, кроме галет и шоколада. Зато оружия и патронов было взято сколько можно.

Фельдшер повесил через плечо сумку с аптечкой первой помощи.

Беглецы почувствовали себя снова солдатами.

Перед ними была тайга – но страшнее ли она болот Стохода?

Они вышли на трассу, на шоссе Пугачев поднял руку и остановил грузовик.

– Вылезай! – он открыл дверцу кабины грузовика.

– Да я...

– Вылезай, тебе говорят.

Шофер вылез. За руль сел лейтенант танковых войск Георгадзе, рядом с ним Пугачев. Беглецы-солдаты влезли в машину, и грузовик помчался.

– Как будто здесь поворот.

Машина завернула на один из...

– Бензин весь!..

Пугачев выругался.

Они вошли в тайгу, как ныряют в воду, – исчезли сразу в огромном молчаливом лесу. Справляясь с картой, они не теряли заветного пути к свободе, шагая прямиком. Через удивительный здешний бурелом.

Деревья на Севере умирали лежа, как люди. Могучие корни их были похожи на исполинские когти хищной птицы, вцепившейся в камень. От этих гигантских когтей вниз, к вечной мерзлоте, отходили тысячи мелких щупалец-отростков. Каждое лето мерзлота чуть отступала, и в каждый вершок оттаявшей земли немедленно вползал и укреплялся там коричневый корень-щупальце.

Деревья здесь достигали зрелости в триста лет, медленно поднимая свое тяжелое, могучее тело на этих слабых корнях.

Поваленные бурей, деревья падали навзничь, головами все в одну сторону и умирали, лежа на мягком толстом слое мха, яркого розового или зеленого цвета.

Стали устраиваться на ночь, быстро, привычно.

И только Ашот с Малининым никак не могли успокоиться.

– Что вы там? – спросил Пугачев.

– Да вот Ашот мне все доказывает, что Адама из рая на Цейлон выслали.

– Как на Цейлон?

– Так у них, магометан, говорят, – сказал Ашот.

– А ты что – татарин, что ли?

– Я не татарин, жена татарка.

– Никогда не слыхал, – сказал Пугачев, улыбаясь.

– Вот, вот, и я никогда не слыхал, – подхватил Малинин.

– Ну – спать!..

Было холодно, и майор Пугачев проснулся. Солдатов сидел, положив автомат на колени, весь – внимание. Пугачев лег на спину, отыскал глазами Полярную звезду – любимую звезду пешеходов. Созвездия здесь располагались не так, как в Европе, в России, – карта звездного неба была чуть скошенной, и Большая Медведица отползала к линии горизонта. В тайге было молчаливо, строго; огромные узловатые лиственницы стояли далеко друг от друга. Лес был полон той тревожной тишины, которую знает каждый охотник. На этот раз Пугачев был не охотником, а зверем, которого выслеживают, – лесная тишина для него была трижды тревожна.

Это была первая его ночь на свободе, первая вольная ночь после долгих месяцев и лет страшного крестного пути майора Пугачева. Он лежал и вспоминал – как началось то, что сейчас раскручивается перед его глазами, как остросюжетный фильм. Будто киноленту всех двенадцати жизней Пугачев собственной рукой закрутил так, что вместо медленного ежедневного вращения события замелькали со скоростью невероятной. И вот надпись – «конец фильма» – они на свободе. И начало борьбы, игры, жизни...

Майор Пугачев вспомнил немецкий лагерь, откуда он бежал в 1944 году. Фронт приближался к городу. Он работал шофером на грузовике внутри огромного лагеря, на уборке. Он вспомнил, как разогнал грузовик и повалил колючую однорядную проволоку, вырывая наспех поставленные столбы. Выстрелы часовых, крики, бешеная езда по городу, в разных направлениях, брошенная машина, дорога ночами к линии фронта и встреча – допрос в особом отделе. Обвинение в шпионаже, приговор – двадцать пять лет тюрьмы.

Майор Пугачев вспомнил приезды эмиссаров Власова с его «манифестом», приезды к голодным, измученным, истерзанным русским солдатам.

– От вас ваша власть давно отказалась. Всякий пленный – изменник в глазах вашей власти, – говорили власовцы. И показывали московские газеты с приказами, речами. Пленные знали и раньше об этом. Недаром только русским пленным не посылали посылок. Французы, американцы, англичане – пленные всех национальностей получали посылки, письма, у них были землячества, дружба; у русских – не было ничего, кроме голода и злобы на все на свете. Немудрено, что в «Русскую освободительную армию» вступало много заключенных из немецких лагерей военнопленных.

Майор Пугачев не верил власовским офицерам – до тех пор, пока сам не добрался до красноармейских частей. Все, что власовцы говорили, было правдой. Он был не нужен власти. Власть его боялась.

Потом были вагоны-теплушки с решетками и конвоем – многодневный путь на Дальний Восток, море, трюм парохода и золотые прииски Крайнего Севера. И голодная зима.

Пугачев приподнялся и сел. Солдатов помахал ему рукой. Именно Солдатову принадлежала честь начать это дело, хоть он и был одним из последних, вовлеченных в заговор. Солдатов не струсил, не растерялся, не продал. Молодец Солдатов!

У ног его лежит летчик капитан Хрусталев, судьба которого сходна с пугачевской. Подбитый немцами самолет, плен, голод, побег – трибунал и лагерь. Вот Хрусталев повернулся боком – одна щека краснее, чем другая, належал щеку. С Хрусталевым с первым несколько месяцев назад заговорил о побеге майор Пугачев. О том, что лучше смерть, чем арестантская жизнь, что лучше умереть с оружием в руках, чем уставшим от голода и работы под прикладами, под сапогами конвойных.

И Хрусталев, и майор были людьми дела, и тот ничтожный шанс, ради которого жизнь двенадцати людей сейчас была поставлена на карту, был обсужден самым подробным образом. План был в захвате аэродрома, самолета. Аэродромов было здесь несколько, и вот сейчас они идут к ближайшему аэродрому тайгой.

Хрусталев и был тот бригадир, за которым беглецы послали после нападения на отряд, – Пугачев не хотел уходить без ближайшего друга. Вон он спит, Хрусталев, спокойно и крепко.

А рядом с ним Иващенко, оружейный мастер, чинивший револьверы и винтовки охраны. Иващенко узнал все нужное для успеха: где лежит оружие, кто и когда дежурит по отряду, где склады боепитания. Иващенко – бывший разведчик.

Крепко спят, прижавшись друг к другу, Левицкий и Игнатович – оба летчики, товарищи капитана Хрусталева.

Раскинул обе руки танкист Поляков на спины соседей – гиганта Георгадзе и лысого весельчака Ашота, фамилию которого майор сейчас вспомнить не может. Положив санитарную сумку под голову, спит Саша Малинин, лагерный, раньше военный, фельдшер, собственный фельдшер особой пугачевской группы.

Пугачев улыбнулся. Каждый, наверное, по-своему представлял себе этот побег. Но в том, что все шло ладно, в том, что все понимали друг друга с полуслова, Пугачев видел не только свою правоту. Каждый знал, что события развиваются так, как должно. Есть командир, есть цель. Уверенный командир и трудная цель. Есть оружие. Есть свобода. Можно спать спокойным солдатским сном даже в эту пустую бледно-сиреневую полярную ночь со странным бессолнечным светом, когда у деревьев нет теней.

Он обещал им свободу, они получили свободу. Он вел их на смерть – они не боялись смерти.

«И никто ведь не выдал, – думал Пугачев, – до последнего дня». О предполагавшемся побеге знали, конечно, многие в лагере. Люди подбирались несколько месяцев. Многие, с кем Пугачев говорил откровенно, – отказывались, но никто не побежал на вахту с доносом. Это обстоятельство мирило Пугачева с жизнью. «Вот молодцы, вот молодцы», – шептал он и улыбался.

Поели галет, шоколаду, молча пошли. Чуть заметная тропка вела их.

– Медвежья, – сказал Селиванов, сибирский охотник.

Пугачев с Хрусталевым поднялись на перевал, к картографической треноге, и стали смотреть в бинокль вниз – на две серые полосы – реку и шоссе. Река была как река, а шоссе на большом пространстве в несколько десятков километров было полно грузовиков с людьми.

– Заключенные, наверно, – предположил Хрусталев.

Пугачев вгляделся.

– Нет, это солдаты. Это за нами. Придется разделиться, – сказал Пугачев. – Восемь человек пусть ночуют в стогах, а мы вчетвером пройдем по тому ущелью. К утру вернемся, если все будет хорошо.

Они, минуя подлесок, вошли в русло ручья. Пора назад.

– Смотри-ка, – слишком много, давай по ручью наверх.

Тяжело дыша, они быстро поднимались по руслу ручья, и камни летели вниз, прямо в ноги атакующим, шурша и грохоча.

Левицкий обернулся, выругался и упал. Пуля попала ему прямо в глаз.

Георгадзе остановился у большого камня, повернулся и очередью из автомата остановил поднимающихся по ущелью солдат, ненадолго – автомат его умолк, и стреляла только винтовка.

Хрусталев и майор Пугачев успели подняться много выше, на самый перевал.

– Иди один, – сказал Хрусталеву майор, – постреляю.

Он бил не спеша каждого, кто показывался. Хрусталев вернулся, крича:

– Идут! – и упал. Из-за большого камня выбегали люди.

Пугачев рванулся, выстрелил в бегущих и кинулся с перевала плоскогорья в узкое русло ручья. На лету он уцепился за ивовую ветку, удержался и отполз в сторону. Камни, задетые им в паденье, грохотали, не долетев еще донизу.

Он шел тайгой, без дороги, пока не обессилел.

А над лесной поляной поднялось солнце, и тем, кто прятался в стогах, были хорошо видны фигуры людей в военной форме – со всех сторон поляны.

– Конец, что ли? – сказал Иващенко и толкнул Хачатуряна локтем.

– Зачем конец? – сказал Ашот, прицеливаясь. Щелкнул винтовочный выстрел, упал солдат на тропе.

Тотчас же со всех сторон открылась стрельба по стогам.

Солдаты по команде бросились по болоту к стогам, затрещали выстрелы, раздались стоны.

Атака была отбита. Несколько раненых лежали в болотных кочках.

– Санитар, ползи, – распорядился какой-то начальник.

Из больницы предусмотрительно был взят санитар из заключенных Яшка Кучень, житель Западной Белоруссии. Ни слова не говоря, арестант Кучень пополз к раненому, размахивая санитарной сумкой. Пуля, попавшая в плечо, остановила Кученя на полдороге.

Выскочил, не боясь, начальник отряда охраны – того самого отряда, который разоружили беглецы. Он кричал:

– Эй, Иващенко, Солдатов, Пугачев, сдавайтесь, вы окружены. Вам некуда деться.

– Иди, принимай оружие, – закричал Иващенко из стога.

И Бобылев, начальник охраны, побежал, хлюпая по болоту, к стогам.

Когда он пробежал половину тропы, щелкнул выстрел Иващенко – пуля попала Бобылеву прямо в лоб.

– Молодчик, – похвалил товарища Солдатов. – Начальник ведь оттого такой храбрый, что ему все равно: его за наш побег или расстреляют, или срок дадут. Ну, держись!

Отовсюду стреляли. Зататакали привезенные пулеметы.

Солдатов почувствовал, как обожгло ему обе ноги, как ткнулась в его плечо голова убитого Иващенко.

Другой стог молчал. С десяток трупов лежало в болоте.

Солдатов стрелял, пока что-то не ударило его по голове, и он потерял сознание.

Николай Сергеевич Браудэ, старший хирург большой больницы, телефонным распоряжением генерал-майора Артемьева, одного из четырех колымских генералов, начальника охраны всего Колымского лагеря, был внезапно вызван в поселок Личан вместе с «двумя фельдшерами, перевязочным материалом и инструментом» – как говорилось в телефонограмме.

Браудэ, не гадая понапрасну, быстро собрался, и полуторатонный, видавший виды больничный грузовичок двинулся в указанном направлении. На шоссе больничную машину беспрерывно обгоняли мощные «студебеккеры», груженные вооруженными солдатами. Надо было сделать всего сорок километров, но из-за частых остановок, из-за скопления машин где-то впереди, из-за беспрерывных проверок документов Браудэ добрался до цели только через три часа.

Генерал-майор Артемьев ждал хирурга в квартире местного начальника лагеря. И Браудэ, и Артемьев были старые колымчане, и судьба их сводила вместе уже не в первый раз.

– Что тут, война, что ли? – спросил Браудэ у генерала, когда они поздоровались.

– Война не война, а в первом сражении двадцать восемь убитых. А раненых посмотрите сами.

И пока Браудэ умывался из рукомойника, привешенного у двери, генерал рассказал ему о побеге.

– А вы, – сказал Браудэ, закуривая, – вызвали бы самолеты, что ли? Две-три эскадрильи, и бомбили, бомбили... Или прямо атомной бомбой.

– Вам все смешки, – сказал генерал-майор. – А я без всяких шуток жду приказа. Да еще хорошо – уволят из охраны, а то ведь с преданием суду. Всякое бывало.

Да, Браудэ знал, что всякое бывало. Несколько лет назад три тысячи человек были посланы зимой пешком в один из портов, где склады на берегу были уничтожены бурей. Пока этап шел, из трех тысяч человек в живых осталось человек триста. И заместитель начальника управления, подписавший распоряжение о выходе этапа, был принесен в жертву и отдан под суд.

Браудэ с фельдшерами до вечера извлекал пули, ампутировал, перевязывал. Раненые были только солдаты охраны – ни одного беглеца среди них не было.

На другой день к вечеру привезли опять раненых. Окруженные офицерами охраны, два солдата принесли носилки с первым и единственным беглецом, которого увидел Браудэ. Беглец был в военной форме и отличался от солдат только небритостью. У него были огнестрельные переломы обеих голеней, огнестрельный перелом левого плеча, рана головы с повреждением теменной кости. Беглец был без сознания.

Браудэ оказал ему первую помощь и, по приказу Артемьева, вместе с конвоирами повез раненого к себе в большую больницу, где были надлежащие условия для серьезной операции.

Все было кончено. Невдалеке стоял военный грузовик, покрытый брезентом, – там были сложены тела убитых беглецов. И рядом – вторая машина с телами убитых солдат.

Можно было распустить армию по домам после этой победы, но еще много дней грузовики с солдатами разъезжали взад и вперед по всем участкам двухтысячекилометрового шоссе.

Двенадцатого – майора Пугачева – не было.

Солдатова долго лечили и вылечили – чтобы расстрелять. Впрочем, это был единственный смертный приговор из шестидесяти – такое количество друзей и знакомых беглецов угодило под трибунал. Начальник местного лагеря получил десять лет. Начальница санитарной части доктор Потанина по суду была оправдана; и едва закончился процесс, она переменила место работы. Генерал-майор Артемьев как в воду глядел – он был снят с работы, уволен со службы в охране.

Пугачев с трудом сполз в узкую горловину пещеры – это была медвежья берлога, зимняя квартира зверя, который давно уже вышел и бродит по тайге. На стенах пещеры и на камнях ее дна попадались медвежьи волоски.

«Вот как скоро все кончилось, – думал Пугачев. – Приведут собак и найдут. И возьмут».

И, лежа в пещере, он вспомнил свою жизнь – трудную мужскую жизнь, жизнь, которая кончается сейчас на медвежьей таежной тропе. Вспомнил людей – всех, кого он уважал и любил, начиная с собственной матери. Вспомнил школьную учительницу Марию Ивановну, которая ходила в какой-то ватной кофте, покрытой порыжевшим, вытертым черным бархатом. И много, много людей еще, с кем сводила его судьба, припомнил он.

Но лучше всех, достойнее всех были его одиннадцать умерших товарищей. Никто из тех, других людей его жизни не перенес так много разочарований, обмана, лжи. И в этом северном аду они нашли в себе силы поверить в него, Пугачева, и протянуть руки к свободе. И в бою умереть. Да, это были лучшие люди его жизни.

Пугачев сорвал бруснику, которая кустилась на камне у самого входа в пещеру. Сизая, морщинистая, прошлогодняя ягода лопнула в пальцах у него, и он облизал пальцы. Перезревшая ягода была безвкусна, как снеговая вода. Ягодная кожица пристала к иссохшему языку.

Да, это были лучшие люди. И Ашота фамилию он знал теперь – Хачатурян.

Майор Пугачев припомнил их всех – одного за другим – и улыбнулся каждому. Затем вложил в рот дуло пистолета и последний раз в жизни выстрелил.

1959

Шаламов В.Т. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1. - М.: Художественная литература, Вагриус, 1998. - С. 319 - 331

·          

Мемориальная доска на фасаде Шаламовского дома

·         С 1991 года действует экспозиция в Вологде в Шаламовском доме — в здании, где родился и вырос Шаламов и где сейчас располагается Вологодская областная картинная галерея. В Шаламовском доме каждый год в дни рождения и смерти писателя проводятся вечера памяти, а также прошло уже 5 (1991, 1994, 1997, 2002 и 2007 годы) Международных Шаламовских чтений (конференций).

·         В 1992 году был открыт Литературно-краеведческий музей в селе Томтор (Республика Саха (Якутия)), где Шаламов пробыл последние два года (1952—1953) на Колыме.

·         Шаламову посвящена часть экспозиции Музея политических репрессий в посёлке Ягодное Магаданской области, созданного в 1994 году местным краеведом Иваном Паникаровым.

·         В 2005 году была создана комната-музей В. Шаламова в посёлке Дебин, где действовала Центральная больница заключённых Дальстроя (Севвостлага) и где Шаламов работал в 1946—1951 гг.

·         21 июля 2007 года мемориал Варлама Шаламова был открыт в Красновишерске — городе, выросшем на месте Вишлага, где он отбывал свой первый срок.

20 июля 2012 года на здании больницы п. Дебин (бывшая центральная больница УСВИТЛ) на Колыме (Ягоднинский район Магаданской области) открыта мемориальная доска.

Художественные фильмы по произведениям В. Т. Шаламова

·         «Завещание Ленина» (2007) — 12-серийный фильм по мотивам произведений В. Шаламова.

·         «Последний бой майора Пугачёва» (2005) — фильм по мотивам произведения «Колымские рассказы» В. Шаламова.

Характеристики героев произведения "Прощание с Матерой" (Распутин В.):

  Прощание с Матерой 

    Андрей Пинигин
  Богодул
  Воронцов
  Дарья Пинигина
  Егор Карпов
  Катерина
  Колька
  Листвень
  Матера
  Настасья Карпова
  Павел Пинигин
  Петруха
  Сима
  Соня Пинигина
  Хозяин острова

    Листвень (царский листвень) – дерево лиственницы, возвышавшееся над Матерой. Л. – полноправный герой повести. Без него невозможно было представить остров. Могучий и властный, Л. стоял на бугре, заметный отовсюду и знаемый всеми. 
    На Матере существовало поверье, что Л. своими корнями держит остров. Поэтому пока будет жив он, будет стоять и Матера. 
    Мужики из санитарной бригады решили уничтожить Л., облив его бензином, Но дерево не загорелось, оно как будто и не заметило полыхавшего под ним огня. Вторая попытка мужиков тоже обернулась неудачей. После этого было решено срубить Л., но ни топор ни бензопила не смогли одолеть дерево-богатыря. Л. остался стоять, оберегая Матеру до последнего, и погиб вместе с островом и его верными жителями, уйдя под воду.

    Хозяин острова – маленький, чуть больше кошки, ни на кого не похожий зверек. Он является добрым духом острова. Никто его не видел и не встречал, кроме Дарьи Пинигиной. Когда Дарья, отдав свою избу на сожжение, уходит, чтобы не видеть этого, рядом с ней бежит и заглядывает ей в глаза маленький, ни на кого не похожий зверек. Х. знает все, что происходит в его владениях. Видит он и будущее: что Петруха сожжет свою избу, что Богодул закончит свою жизнь на Матере, что скоро оборвется исконный порядок вещей. Х. кружит над островом в надежде заворожить его и защитить от беды. В конце повести Х. вместе с Матерой уходит в неизвестность.

     Дарья Пинигина – центральный образ повести. Она самая старая из старух, самая благополучная в отношении семьи и детей, самая уважаемая. У Д. могучий, несгибаемый характер. К ней тянутся люди, потому что от нее веет силой и уверенностью. Основа сильного характера героини – в чувстве сопричастности со всем, что происходит на Матерее. Она винит себя и в том, что землю ее предков затопят. Д. пытается уговорить сына и внука перевезти родные могилы, но это не удается, и старуха винит себя и в этом. Д. и представить себе не может, что уедет жить в город, покинет избу своих предков, которая для нее все равно, что родная душа. Старуха готовит свой дом к смерти: перед сожжением она обряжает его, как обряжают покойника. Смерть не страшна для Д. Гораздо страшнее для нее предать Матеру, свою основу, свою душу. Поэтому героиня, собрав вокруг себя «единомышленников», остается с островом до последнего, скрываясь вместе с ним под водой.

     Павел Пинигин – сын Дарьи Пинигиной 50-ти лет. 
    П. – представитель среднего поколения в повести. Он не может также безоглядно, как Андрей, оторваться от Матеры, от ее жизненных принципов, усвоенных с молоком матери. П. страдает от переселения, но пытается приспособиться, вжиться в городской быт. П. чувствует, что он каждый день заставляет себя жить: после войны он так и не пришел в себя. С героем происходят странные затмения: иногда он не помнит, что делал и где был. Образ П.- знак того, что люди, покинувшие Матеру, покинули и жизнь. И только те, кто остался на острове, живут по-настоящему

    Соня Пинигина – невестка Дарьи Пинигиной. Она быстро освоилась в городе, в новой квартире со всеми благами цивилизации: электроплитой, ванной с горячей водой и т.д. 
    В городе С. быстро отошла от крестьянского труда, стала работать в конторе. На примере этого образа видно пагубное влияние города на человека: С. потолстела, одрябла, коротко постриглась, от чего лицо ее сделалось больше и круглей. С. научилась разбираться в болезнях и лекарствах, тогда как на Матерее ей это не требовалось: там никто на здоровье не жаловался.

     Андрей Пинигин – внук Дарьи Пинигиной, главный представитель молодого поколения в повести. Узнав о затоплении острова, он уехал в город, где устроился на завод. Теперь же нашел себе другое место – на той самой ГЭС, которая должна затопить Матеру. Крестьянскую работу А. забыл, без отца уже и сена накосить не может. А. убежден, что пока у человека есть силы, он должен жить для работы, а не работать для жизни. Он стремится побольше узнать, побывать в разных местах, ухватить жизнь, чтобы она не прошла мимо. Об А. его бабушка говорит: «Пуп вы щас не надрываете…Его-то вы берегете. А что душу свою потратили – вам и дела нету».

    Воронцов – председатель поссовета в новом поселке. Отвечает за санитарное состояние Матеры перед затоплением. Первое его столкновение с жителями острова происходит по поводу разорения санитарной бригадой кладбища. Старик Карпов разъясняет герою разницу между ним и стариками с Матеры: «Ты сам тутока без году неделя. Сам турист…А я родился на Матерее…Я тутока хозяин». В этой схватке В. терпит поражение. Позже он опять появляется на острове по поводу задержки сенокоса из-за дождя. В. убеждает всех, что несмотря на непогоду, сенокос нужно закончить во время. Для этого на подмогу он присылает городскую «банду», которая наводит ужас на жителей Матеры. Последний раз В. пытается попасть на остров, чтобы вывести оттуда оставшихся стариков. Но герой не находит острова, потерявшись в тумане.

    Егор Карпов – муж Настасьи Карповой. На Матере все знали, что расшевелить Е. трудно, но уж если удастся, то держись. 
    Герою, с помощью Богодула, удается прогнать очистительную бригаду, приехавшую разорять кладбище. Он ведет себя достойно: спокойно, с ощущением своей силы. «Ты, парень, не шибко,…Он у нас на выселке. Вот также одного обухом погладил», - говорит он одному из разорителей. «Ну, тогды спытай. Мы поглядим». Перед переездом на материк, чтобы отвыкнуть от людей, Е. почти перестал выходить из дома. Он скрывает свои переживания по поводу разлуки с Матерой. Но в городе не выдерживает, первым умирает, так и не привыкнув к новым условиям.

Настасья Карпова – подруга и соседка Дарьи Пинигиной, моложе ее возрастом и слабее характером. Сначала переселяется с мужем в город, но потом возвращается и погибает вместе со всеми. 
    У героини нелегкая судьба: все ее дети умерли или погибли. После этого Н. начала чудить, наговаривать на мужа Егора. 
    Н. очень тяжело далось расставание с Матерой. Собираться она начала в среду, «чтобы какой-то чудесной судьбой прибило когда-нибудь обратно, к этому же берегу». Героиня заговаривает с каждой вещью, объясняя ей, почему берет ее с собой в город или не берет. 
    Н. очень важно ощущать, что она не зря прожила свою жизнь. Поэтому у каждого героиня ищет подтверждения тому, что у нее действительно были дети. Когда, после возвращения на Матеру, она не получает ответа на свой вопрос, то начинает рыдать так, как будто жизнь ее перечеркнута молчанием срарух.

Петруха (Никита Алексеевич Зотов) – беспутный сын Катерины, «несчастный пьяница». Никто не называл его по имени, а все кликали по прозвищу П., данное ему за простоватость и никчемность. 
    П. очень хочет покинуть Матеру и начать новую жизнь на материке. У него нет ничего дорогого здесь: ни деревня, ни родная изба, которую он хочет поджечь, чтобы получить за это деньги, не греют П. душу. Герой был первым на острове, кто расправился со своим домом собственными руками. Стыдясь материнцев, он утверждал, что изба загорелась сама, да только П. никто не верил. Герой находит себе работу – он сжигает дома на другой земле, готовящейся к затоплению. Даже положительные качества героя (доброта) объясняются его легкомыслием и слабостью. Так, он добавляет сена корове, не думая о том, что его не хватит до весны, и зимой скотине придется голодать.

Катерина – мать Петрухи Зотова. Никогда не была замужем, сына прижила от местного женатого мужика Алеши Звонникова, который погиб на войне. Только его она любила всю жизнь. 
    Когда родился Петруха, Алеша стал открыто заботиться о новой семье. Со временем на Матере к этому привыкли и принимали как должное. 
    К. несла свой горький крест - грехи и позор беспутного сына Петрухи. Героиня всегда старалась заступиться, оправдать сына, но очень страдала от его беспутства. В К. жила вечная надежда на исправление сына. С этой надеждой на исправление не только Петрухи, но и всех искореженных людей, она и уходит вместе с Матерой

Сима – приблудная старуха на Матере. Она была чистенькая, аккуратненькая, немного знала грамоту и пела тоскливые песни о горькой судьбе. 
    У самой С. судьба тоже была несладкой: сначала у нее родилась немая дочь Валька. А на старости лет С. и вовсе осталась одна, с маленьким внуком Колькой на руках. Не насладившись семейной жизнью, героиня до сих пор мечтает о семейном счастье с каким-нибудь старичком, за которым она могла бы ухаживать. Именно по этой причине С. перебралась на Матеру: она узнала, что дед Максим остался бобылем. Но жених заупрямился, материнские бабы его не уговорили, и осталась С. опять одна. Так и мечтает она о счастливой семье до самого ухода вместе с Матерой в неизвестность.

Колька – 5-летний внук Симы, дикий, боязливый, не отходящий от бабкиной юбки мальчик. Говорит плохо и мало. 
    К. смотрел на мир недетским, горьким и кротким взглядом, как будто предчувствовал свою близкую смерть. В финале повести Дарья хотела выпихнуть мальчика с утопающей Матеры. Но К. погибает вместе со всеми – в мире, который остается, нет места не только старикам, но и беззащитным детям.

Богодул – приблудившийся к Матере старик. Очень любил русский мат, за что его и прозвали «богохулом» («богодулом»). 
    Летом герой иногда отлучался с Матеры, зимой же жил здесь безвылазно, все больше у старух, иногда ночевал в бане. 
    Все время до снега Б. ходил босиком, медленно, ступая широко и тяжело. Из копны нестриженных волос выглядывал кончик крючковатого носа и светились налитые кровью глаза. Старухи любили Б., а старики ревновали. Они называли героя бесполезным, зловредным человеком. В повести Б. выступает в роли хранителя Матеры. Он спасает кладбище от варварского разграбления, держит в страхе прибывших «помощников» по уборке хлеба. В финале Б. остается со старухами на острове и вместе с ними уходит под воду. Он до конца не покидает родной земли, отрицая суету и «бестолковщину» новой, современной жизни.

Уроки французского В.Распутин

 Учительница французского языка Лидия Михайловна была добрым и великодушным человеком. Она помогала детям, находящимся в трудных жизненных ситуациях, помогала, чем могла. 
    Узнав, что ее ученик играет на деньги, она не оскорбла и не очернила его, а попыталась разобраться, что заставило мальчика так поступить. Поняв, что ребенок живет один, да еще и на граши, Лидия Михайловна стала ему всячески помогать. Она приглашала его к себе домой для занятий французским языком. Но спустя некоторое время учительница предложила мальчику сыграть в «пристенок», чем очень его удивила. Мальчишка чувствовал себя комфортно и уютно в окружении Лидии Михайловны, она стала ему опорой в его нелегкой жизни. 
    Когда директор узнал об игре на деньги, что в то время было запрещено, он уволил учительницу, но Лидия Михайловна повела себя мужественно и благородно, взяв всю вину на себя и дав мальчику возможность учиться дальше. Учительница уехала к себе на родину на Кубань. И зимой она прислала мальчику посылку с красными яблоками, которые ребенок видел только на картинках. Я считаю такой поступок учительницы очень благородным и добрым. 
    За время общения с мальчиком, Лидия Михайловна заменила ему мать, что так важно для маленького неокрепшего сознания. Она помогла ребенку освоиться в этом жестоком и суровом мире.

Скачано с www.znanio.ru