ПОРЯДОК ИЗ ХАОСА

ПОРЯДОК ИЗ ХАОСА Вы можете рассматривать каждую кляксу в отдельности или как-то начать их группировать. Вы можете группировать их по близости расположения друг к другу или же, исходя из некоторого формального количества элементов в каждой группе, группировать их по три или по четыре. Как вы будете смотреть на кляксы, зависит от вашего персонального восприятия. Восприятие — всегда вопрос выбора, даже если этот выбор диктуется вам вашим воспитанием, образованием или сиюминутными эмоциями. Великий софист Протагор утверждал, что мир таков, каким каждый человек хочет видеть его. Эта персонализированная версия истины заключена в его знаменитой фразе: «Человек — мерило всех вещей». Всякое восприятие в равной мере истинно. И Бог существует лишь для тех, кто верит в Бога. Ясно, что такой взгляд на истину делал ее путаной и хаотичной, и этим пользовались ловкие учителя риторики, которые за деньги учили «убеждать» людей и менять их взгляды на окружающий мир. Потом пришел Сократ, а за ним Платон, и они сотворили из хаоса порядок, сделав истину «абсолютной». Посмотрите на рисунок 2. Благодаря наложению сетки каждая клякса приобретает фиксированное положение и даже «имя». Их теперь можно именовать А2 или В4. Даже если мы время от времени будем менять метод группировки, в каждом случае в качестве фундамента будет выступать некая «истина». Давайте не будем забивать себе голову вопросом, был ли этот порядок навязан хаосу или обнаружен в хаосе. Важно лишь то, что порядок теперь есть. Потом пришел Сократ, а за ним Платон, и они сотворили из хаоса порядок, сделав истину «абсолютной».ПОРЯДОК П латона по праву называют отцом западного стиля мышления. Это он научил цивилизацию мыслить. Платон был настоящим фашистом. Но его трудно в этом заподозрить, потому что он при всем при том был хорошим человеком, который желал всем добра и не искал власти для себя. Неудивительно, что западный стиль мышления, с его жесткими правилами и исключениями, резкостью суждений, разделением всего и вся на ячейки и категории и сознанием собственной непогрешимости, является по природе своей откровенно фашистским. В своем «Государстве» Платон описал общество, управляемое особым классом так называемых стражей. Это бывшие воины, захватившие власть. Стражи, в свою очередь, делятся на философов-правите- лей, принимающих политические решения, и их по- мощников-воинов (полиция и т. п.), которые эти решения воплощают в жизнь. Обычные люди в правительстве не представлены, но, разумеется, просвещенные правители должны быть людьми высокообразованными и заботящимися об интересах простого народа. Стражи представляют собой своего рода наследственную касту, представители которой должны выращиваться строго по науке, как выводят чистокровных скакунов или как немцы пытались вывести истинных арийцев. Семья и богатство отвлекают, и потому им нет места в жизни стража. Необходимо учредить государственные детские ясли, чтобы освободить женщин от домашнего рабства. Государство превыше всего, и люди должны подстраиваться под интересы и потребности государства. В искусстве и образовании должна существовать цензура. Все, что могло бы угрожать благу государства, непозволительно. Сама цель образования заключается в воспитании элиты стражей. Чистота породы обеспечивается специальными брачными играми. Неудивительно, что нацистская партия в Германии одну из своих официальных целей видела в «производстве стражей, отвечающих высшим платоновским идеалам». Неудивительно и то, каким звучным эхом отозвались идеи Платона в марксистском подходе к государству и правительству. Как писал Карл Поппер, «критерий нравственности — интересы государства. Мораль есть не что иное, как средство политической гигиены».В сочинении «Горгий» Платон выводит тип фашиста- громилы, который верит в право силы и в то, что управлять людьми должны самые лучшие и самые сильные. В «Государстве» Фрасимах утверждает: справедливо то, что выгодно сильнейшему. Утверждения того и другого в итоге отвергаются. Платон не сторонник силового фашизма, и он против власти богатства. Он лишь хочет, чтобы правители были компетентными. Критий был родственником Платона по матери, Периктионе. После победы Спарты над Афинами в 404 г. до н. э. была создана коллегия из тридцати человек («Тридцать тиранов») для выработки проекта новой конституции. Скоро члены этой коллегии стали использовать полученную власть в своих интересах. Критий был в числе «Тридцати тиранов», однако Платон вроде бы никогда его не критиковал, хотя Критий фигурировал в его сочинениях. Западное мышление со своей категоричностью и сознанием собственной непогрешимости является вполне фашистским. Платон и Критий были согласны с тем, что неуправляемая демократия губительна для государства, — и опыт Афин подтверждал это. Афинская демократия существенно отличалась от демократии сегодняшней. Женщины, рабы и уроженцы других городов права голоса не имели. Все остальные собирались на площади и голосовали по различным вопросам. Волеизъявление было прямым, никаких посредников- делегатов не было. Платон видел в этом опасность, поскольку взглядами людей легко манипулировать (как и сегодня существуют страхи на предмет того, что ловкие профессиональные политтехнологи способны влиять на исход выборов). В то же самое время софисты открывали школы риторики, целью которых как раз и было развитие навыков убеждения людей. Они утверждали, что эти навыки способны «слабые аргументы сделать сильными». Софистам свойственны были также релятивизм и сомнения. Они верили в целесообразность и силу сиюминутного восприятия. Итак, перед лицом демократии «черни» и все большего распространения недобросовестных демагогов, умеющих убеждать, Платон сделал выбор в пользу власти компетентных правителей, которых сызмала учили править людьми. Хоть Платон был фашистом, это отнюдь не означает, что мы должны категорически осуждать его, как того требует традиционное мышление. Если угодно, мы вполне могли бы назвать его централистом, приверженцем тоталитаризма, авторитаризма или попросту утопистом. Платона интересовали порядок, правила, истина, абсолюты, а также категории и принципы, которые позволяют делать четкие сознательные выводы. Это можно в равной степени применить к навязыванию государству фашистского порядка и навязыванию порядка нашему мышлению, что и стало главным вкладом Платона в развитие западной цивилизации. Было бы несправедливо утверждать, что раз мы считаем фашизм в его наиболее жестких формах неприемлемым методом управления государством,то он в мышлении столь же неприемлем. И все-таки верно то, что западное мышление в своей «непогрешимости» и категоричности является вполне фашистским. Ирония заключается в том, что даже когда мы яростно защищаем от нападок демократию, мы при этом мыслим по-фашистски непримиримо и негибко. Мы принимаем за священно-неприкосновенные многие весьма далекие от демократии аспекты. Например, во многих странах избиратели имеют весьма ограниченный выбор кандидатов, которые будут представлять их интересы. Возможности выбора ограничиваются как числом политических партий, так и единообразием политических взглядов внутри самих партий. И чистота такого рода избирательных систем яростно защищается многими поборниками демократии. Поставленные перед выбором между хаосом и порядком, большинство людей отдали бы предпочтение порядку. На Платона неизгладимое впечатление произвел железный порядок, существовавший в сугубо фашистской Спарте (гражданам которой было позволено раз в год убивать своих невольников), незадолго перед тем одержавшей победу над Афинами. Порядок, который внедрили в мышление Платон и другие участники «Банды Трех», их последователям казался весьма привлекательным. Однако настало время двигаться дальше. Возникает необходимость в использовании более конструктивных и созидательных методов мышления. Изучению этих новых методов и посвящена данная книга. Е сли одной из главных тем этой книги является сократовский метод, тогда почему я завел разговор о Платоне? Сократ (469—399 гг. до н. э.) был историческим лицом, которого афинская демократия приговорила к смерти на том основании, что он «разлагал молодежь». Он выпил свою чашу цикуты и навеки сохранил выдающееся место в истории философии. Более того, его известность, господство в философском мире удивительны тем, что Сократ за свою жизнь ничего не написал. Он только разговаривал с людьми. Все, что мы знаем о Сократе, было написано людьми, знавшими его. О нем писал Ксенофонт, военачальник и историк, Аристотель, .цогик и философ (тоже из «Банды Трех»), и более других — Платон. Платон был не только великим мыслителем, но и замечательным писателем. Он придумал оригинальный способ выражения своих мыслей: диалоги между персонажем по имени Сократ и прочими. Платоновского Сократа никак нельзя назвать персонажем вымышленным, поскольку тогда еще были живы многие люди, лично знавшие настоящего Сократа. Этот прием придавал живость философским рассуждениям, которые в противном случае могли быстро наскучить, и заодно защищал Платона от прямых нападок. Поэтому Сократ, которого мы знаем, — это, прежде всего, главный персонаж диалогов Платона.Возможно ли, что Платон, как магнитофон, просто фиксировал то, что говорил и думал Сократ? В некоторых случаях он, без сомнения, делал это или, по крайней мере, пытался, насколько позволяли ему его способности и память. Или он вкладывал в уста Сократа свои собственные идеи? В некоторых случаях это очевидно, как, например, в «Государстве». А может, собственные идеи Платона сформировались под влиянием Сократа, и тогда то, что говорил Платон устами Сократа, так или иначе отражало оригинал? Наиболее вероятным представляется то, что Платон перенял у Сократа его идеи и методы, отполировал их, добавил что-то свое и затем вернул получившееся Сократу в диалогах. Платон не должен был выходить за определенные рамки, поскольку иначе сведения о Сократе из других источников вступили бы в противоречие с его, платоновской, версией Сократа. Тем не менее сейчас уже невозможно отделить чисто сократовские идеи от чисто платоновских. То, что мы называем «сократовским методом», — это сократовский метод в изложении Платона, который вкладывается в уста Сократа как литературного персонажа, но, похоже, хорошо соотносится и с Сократом историческим. Литературные и мыслительные способности Платона сделали для возвеличения Сократа больше, чем он мог сам сделать для себя. Какую истину мы ищем? Как мы ее узнаем, когда найдем? Почему мы думаем, что есть истина, которую можно и должно искать? В чем же заключался «сократовский метод»? Сегодня мы используем этот термин в несколько расширенном смысле, подразумевая «поиск истины путем задавания вопросов». Но в этой простой фразе кроется масса различных факторов. Какую истину мы ищем? Как мы ее узнаем, когда найдем? Почему мы думаем, что есть истина, которую можно и должно искать? Какие вопросы мы должны задавать? Как судить о получаемых ответах и как их использовать? Как перейти от ответов к истине? Мы оказываемся перед необходимостью принимать во внимание истину и неистину, суждения и опровержения, дефиниции и категории, индуктивный метод и т. д. И во все эти вопросы вплетается методика мышления не только Сократа, но также Платона и Аристотеля — других членов «Банды Трех», давшей нам традиционную западную систему мышления. Важно очень четко понимать, что меня в этой книге интересуют не качество или ценность идей Сократа и Платона, а «метод» мышления как таковой. В некоторых ситуациях одно неотделимо от другого. Например, «метод» строится на посыле, что истина действительно существует и ее действительно можно и нужно искать, хотя софисты, которые были современниками Платона, считали, что такой вещи, как абсолютная истина, нет; что истинно только то, во что человека убедили поверить. То, что нам сегодня кажется очевидным, возможно, кажется таковым только потому, что мы слишком уверовали в идеи Платона. Об «идеях» я буду говорить лишь постольку, поскольку они важны для понимания «метода». Изучив сократовский метод (то есть традиционный западный метод мышления), мы можем прийти к нескольким возможным выводам;В свое время этот метод был очень полезен и ценен, но сегодня мы можем двинуться дальше и найти что-то лучшее. Этот метод имеет ограниченную сферу применения и имеет цену лишь в некоторых областях. Этот метод просто неадекватен, поскольку оставляет в стороне многие важные аспекты мышления. Этот метод по-настоящему опасен, поскольку побуждает нас неверно и опасно думать о вещах. Наша удовлетворенность и благодушие в отношении сократовского метода препятствуют развитию более эффективных методов. Между этими вариантами нет выбора. Все они, каждый по-своему, могут оказаться верны. Прочитав книгу до конца, читатель может прийти и к каким- то собственным выводам. Они могут ему показаться такими же очевидными, какими кажутся мне мои. В данный момент достаточно будет сказать, что я рассматриваю удовлетворенность, испытываемую большинством из нас в отношении традиционной системы мышления, неоправданной и опасной. Удовлетворенность эта объяснима, потому что, в каком-то смысле, мы имеем здесь дело скорее с религиозной верой, нежели с объективным анализом информации. Мировоззрение, созданное «Бандой Трех», представляет собой систему верований, которая защищает себя так же энергично, как защищает свои постулаты любая церковь. Невозможно даже и мысли допустить, что эти постулаты могут быть недостаточными, потому что полнота и самодостаточность являются необходимым условием любой религиозной системы. В следующей главе я расскажу о механизме сократовского метода. С читается, что Сократ спустил философию «с неба на землю». В молодости он вроде бы интересовался «естественными науками», но потом отказался от этого, чтобы сосредоточиться на таких вопросах, как мораль, справедливость, любовь, политика и т. д. Его предшественники больше увлекались звездами, планетами и другими спекулятивными занятиями. Сократ был твердо убежден, что подобная наука не имеет никакой практической пользы и вообще непознаваема. Так личные предпочтения Сократа стали началом пути всей западной философии. Сократа очень волновали вопросы «этики». Он поставил перед собой цель выработать четкое определение такому понятию, как «справедливость», и установить ее критерии и стандарты. К этому Сократа подталкивали его современники софисты, которые во всем сомневались и все считали относительным. Они утверждали, что всякая вещь такова, какой мы предпочитаем ее видеть. Фрасимах в «Государстве» Платона утверждает, что мораль есть лишь фикция, призванная маскировать интересы сильных мирасего. Как Сократ намеревался «зафиксировать» дефиниции, которые бы не давали опытным софистам возможности вводить людей в заблуждение? Представьте себе небольшую группу людей, которые регулярно встречаются в попытках разработать грамматику языка, который давно существует в устной форме, но еще не имеет письменности. За многие века развились различные словоупотребления, и нужно как-то уместить их в формальные правила грамматики. Кого-то просят сформулировать какое- нибудь правило. Например, как строятся инфинитивы глаголов. Предлагается общее правило. Вопрошающий приводит контрпримеры, опровергающие предложенное правило. Предлагается новый, улучшенный вариант. Снова приводятся примеры употребления слов, не укладывающиеся в правило. И так далее. Вот это и есть, в сущности, метод Сократа. Сократ: Дайте мне определение справедливости. Ответ: Справедливость требует вернуть человеку то, что принадлежит ему по праву. Сократ'. Минуточку. Предположим, вы одолжили нож у своего друга, а он в скором времени сошел с ума и стал опасен для окружающих. Следует ли возвращать ему нож? Такое непрерывное использование контрпримеров характерно для сократовского метода. Ясно, что это очень важно в работе с индукцией, поскольку один- единственный контрпример способен разрушить весь общий вывод. Здесь следует указать на то, что исследования Сократа в большинстве случаев оканчиваются неудачей, то есть не приводят к выработке согласованного определения как конечного результата. Это едва ли должно удивлять. Если вернуться к группе составителей грамматики, мы можем столкнуться с тем, что любое предлагаемое «правило» опровергается контрпримером иного употребления слов. В какой-то момент кто-то в раздражении мог бы сказать: «Это самое лучшее правило, какое только можно придумать, а ваши контрпримеры — попросту примеры неправильного употребления слов». Но Сократ не мог сказать такого по множеству причин. Сократовский метод строится на предположении, что знания уже где-то есть, а это далеко не всегда справедливо. В знаменитой платоновской аналогии с пещерой человек прикован цепями так, что может видеть только заднюю стену пещеры. У входа в пещеру разведен огонь. В нее заходит человек, несущий некий предмет. Прикованный человек не может повернуться и видит лишь тень, отбрасываемую вошедшим и предметом, который он несет, на заднюю стену. Подобным же образом и мы идем по жизни, видя только тени «истины» или «внутренней формы». Поэтому, в отличие от составителей грамматики, Сократ должен был верить, что все словоупотребления несут в себе элемент истины. Сократ также возвел невежество чуть ли не в ранг добродетели. Судя по всему, дельфийский оракул сказал ему когда-то, что нет человека мудрееСократа. С течением времени он пришел к выводу, что это действительно так, поскольку только он один знал о своем незнании. Поэтому Сократ носился со своим невежеством как с писаной торбой и почти гордился тем, что его исследования не приводят ни к каким результатам. Тогда же Сократ решил, что должен играть роль надоедливой мухи, побуждая людей задумываться о вещах и бороться с леностью ума. Достаточно будет, если его ученики начнут задавать вопросы и думать. А выводы большого значения не имеют. Аристотель считал важным вкладом Сократа в историю мысли его индуктивный метод, ведущий к выработке общих определений. На практике это подразумевало приведение множества примеров, из которых затем выводился некий общий знаменатель. Интересно отметить, что этот метод впоследствии лег в основу тех наук, которые занимаются классификацией вещей, например, ботаники. Сократ любил вести споры с помощью примеров. Порой аргументы Сократа были весьма сомнительными, вводящими в заблуждение и представляли собой не более чем ловкую игру слов, но общий принцип заключался в том, чтобы из частного примера вывести общее правило. Сократ: Кормчим на судне выбирают наиболее умелого моряка, не так ли? Вы же не станете выбирать кормчего по жребию? Ответ: Нет, конечно. Сократ: Лучшего атлета тоже выбирают по его выступлениям, а не по жребию, верно? Ответ: Разумеется. Сократ: Значит, и политиков мы должны выбирать по их компетентности, а не по жребию? Ответ: Конечно. Частью афинской политической системы был Совет Пятисот, члены которого выбирались по жребию. Аргумент кажется весомым, но в его основе лежит предположение, что в политике, как и в управлении судном или в спорте, нас интересует «компетентность». Но представим, что мы ищем в политиках независимость, нейтральность, непредвзятость, нетерпимость к коррупции, неучастие вполитических дрязгах. Тогда выбор по жребию заслуживает большего уважения. Можно также предположить, что люди хотят иметь не «компетентное» правительство, а правительство, которому они доверяют. Приведенный пример, который не является точным воспроизведением диалога, указывает также на один весьма любопытный факт. Считается, что суть сократовского метода состоит в задавании вопросов. Но сам Сократ редко пользовался сократовским методом. Его вопросы редко были настоящими вопросами. Это были утверждения, дополняемые лишь вопросительными оборотами типа «верно?», «не так ли?», «вы согласны?», «я прав?». Подобные так называемые вопросы требовали не ответа по существу, а лишь подтверждения или отрицания высказанного утверждения. Давайте посмотрим на некоторые ответы собеседников Сократа, как их записал Платон. Следующие ответы на вопросы-утверждения Сократа дает Сим- мий в «Федоне»: «Да, конечно». «Нет, то самое». «Ни в коем случае». «И того меньше!» «По-моему, так». «Да, пожалуй». «Да, ты совершенно прав». «Нет, что ты!» «Ты прав». «Верно». «Так оно и есть». «Очевидно, так». А вот некоторые реплики Адиманта между вопросами-утверждениями Сократа в «Государстве»: «Конечно». «Конечно». «Больше». «По-моему, это хорошее предложение». «Пожалуй, что так». «Конечно».«Нет, ничему иному». «Конечно». «Конечно». «Несомненно». «Безусловно». «Это верно». Всякого, кто читал диалоги Сократа, не могло не поразить изобилие вопросов-утверждений, которые можно свести к такому образцу: «Мы можем рассчитывать, что солнце сегодня утром встанет как обычно, не так ли?» Достаточно будет, если ученики начнут задавать вопросы и думать. А выводы большого значения не имеют. Высказав ряд утверждений, с каждым из которых было сравнительно легко согласиться, Сократ подводил ученика к умозаключению. Каждый шаг казался простым и вытекал из предыдущего. Это очень эффективный метод, и адвокаты в судах по всему миру пользуются им каждый день. И одновременно это очень опасный метод, чреватый обманом и злоупотреблением. Как это было показано на примере с выбором политиков по жребию, легко сделать простое и незаметное предположение, чтобы привести всю цепочку рас- суждений к ложному выводу. Интересно, как протекали бы диалоги Сократа, если бы ученики отвечали ему с меньшей определенностью? «Возможно». «Иногда». «При определенных обстоятельствах». « Н еобязател ьно». «Может, и так». Такие ответы допускают возможность, но отрицают необходимость, которая является главным требованием такого рода споров. Но чтобы так отвечать, ученик должен обладать немалыми творческими способностями, должен уметь представить себе обстоятельства, при которых высказываемое утверждение не всегда является верным. Если вы никогда не видели и не можете представить себе черного лебедя, как вы ответите на вопрос: лебеди всегда белые, не так ли? Вы можете согласиться с оговорками: «Насколько я знаю» или «В пределах моего опыта». Но едва ли вы сможете возразить: «Необязательно» или «Не всегда».Я не хочу здесь долго рассуждать о достоинствах и недостатках такого рода рассуждений. Я просто хочу указать на то, что так называемые сократовские вопросы вопросами зачастую вовсе и не были. Сократ видел себя «повитухой». Он не считал, что должен кого-то чему-то учить. Он видел свою роль в том, чтобы помочь ученикам извлечь на поверхность шамия, которые уже были у них, но оставались дезорганизованными, спутанными и потому не использо- иллись. Сократ, в процессе «совместного поиска», помогал ученикам прояснить их убеждения и принципы и прийти к фиксированным определениям. Это дела- пось с помощью вопросов, испытаний, примеров, перекрестного рассмотрения и других способов «бесконечного поиска». Идиома «повивальной бабки» оказалась весьма привлекательной, и, вполне естественно, именно в такой роли желали видеть себя просветители на про- інжении веков. Но она строится на предположении, что знания уже где-то есть, а это отнюдь не всегда справедливо — даже в сфере этики, которая особо занимала Сократа. А уж в других областях такой метод обучения может оказаться весьма неуклюжим. В том, что делал Сократ, есть, однако, и привлекательные стороны, заслуживающие уважения. Он прививал ученикам свою точку зрения, делая простые шаги, добиваясь на каждом этапе согласия ученика. Сократ сам обучался как софист, а софисты были сильны в риторике, искусстве убеждать. Даже несмотря на то, что Платон по очевидным причинам резко оппонировал софистам, многие аргументы Сократа в платоновских диалогах подходят очень близко к присущему софистам словоблудию. Сократ был так озабочен поиском знания потому, что считал знание добродетелью. Обладающий полным знанием человек не способен поступать плохо. А это замкнутый круг, потому что, если кто-то ведет себя плохо, мы всегда можем утверждать, что это происходит от неполноты знаний. Если грабитель знает, что вероятность его поимки составляет лишь один к двадцати, это знание может побуждать его идти на новые преступления. Но тогда мы можем сказать, что если бы грабитель знал, как его преступная деятельность отразится на его душе, насколько это не угодно Богу и т. д., это «истинное» знание переубедило бы его. Кроме того, обладая «истинным» знанием, грабитель нашел бы способы зарабатывать куда больше денег честным путем. Сократ строил многие свои аналогии на примерах ремесленников, изготавливающих горшки, статуи, лодки и т. д. Он делал различие между «техническим» мастерством и «добродетелью», с какой это мастерство применяется. Так, технически умелый мастер может изготавливать лишь однообразные и скучные горшки. Изготовление же прекрасных горшков требует дополнять мастерство добродетелью. То же относится и к жизни в целом, и Сократ взял на себя миссию развивать в людях эту добродетель методами повитухи — помогая рождаться знанию.За этим внешне невинным «совместным поиском» истины через диалог и вопросы кроются многие неявные привычки и предположения, которые я намерен исследовать в этой книге. Следует также отметить, что меня интересует не только сократовский метод в его чистом, идеальном виде (которым сам Сократ не пользовался), но также его практическая эволюция, то есть современная версия этого метода — тот образ мышления, которым мы пользуемся сегодня. Например, мы высоко ценим критику и противостояние аргументов, представленные в сократовских диалогах, но в современном мышлении они играют все же не такую доминирующую роль.