Сборник пьес по рассказам Владимира Ивановича Даля

Если же друг друга угрызаете и съедаете. Берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом.

Святой апостол Павел

Сватовство не по рукам

/Сцены из городской жизни/

По рассказу В. И. Даля

«Смотрины и рукобитье»

Действующие лица:

Кондратий Семеныч, математик

Филипп Иваныч, музыкант

Анна Кузьминична, почтенная вдова, унтерша

Агафья Терентьевна, вдова неизвестного

происхождения

Девица на выданье

Мать невесты

Глухонемой плотник

Пролог.

Сон Филипп Ивановича

За сценой слышен шум. Появляются горожане и возбужденно обсуждают проблему города.

Терентьевна. Наша...

Кузьминична. Как вам без сомнения известно, Агафья Терентьевна наша, а не ваша...

Девица на выданье (Сплевывая семечку, вздыхая). Наша...

Филипп Иваныч. Наша, губерния.

Входит Кондратий Семеныч

Кондратий Семеныч (Осматривая и оценивая толпу горожан). Наша губерния...

Филипп Иваныч. А в ней есть городок... Козогорье.

Кондратий Семеныч (С издевкой). Городок ... Козье горе...

Филипп Иваныч. Да, не козье горе, а Козогорье. Небольшой, но довольно приятный городок. Он потому небольшой...

Кондратий Семеныч. Что невелик?..

Филипп Иваныч. Невелик.

Кондратий Семеныч. Да невелик он потому. Что, мало охотников в нем строиться?

Филипп Иваныч. А мало охотников, строиться, почему?

Кондратий Семеныч. Невыгодно! Потому, что каждый дом занят то лазаретом то химчисткой.

Терентьевна. Как утверждает градской глава...

Кузьминична (Кривляя Терентьевну). Градской глава.

Терентьевна. Да. Градской глава утверждает. Козогорцы, вскоре будет введена равномерная денежная квартирная оплата, на которую и существует уже Козогорье с 1817 года. Особый комитет... по квартплате. Поэтому Козогорцы. Нет сомнения, что наш город вскоре обстроится весьма порядочно!

Филипп Иваныч. Оставим это. Приятным я назвал его не по этой причине.

Горожане. А по кокой?..

Филипп Иваныч. По кокой он не обстраивается.

Кондратий Семеныч. А...

Филипп Иваныч. А совсем по другой... Место, где располагается наш городок.

Кондратий Семенович (Громко хохочет). Как выражается... Место... городок...

Филипп Иваныч. Ой-ей-ей. А еще учитель математики. Здесь самая благоприятная обстановка всех земных стихий, а особенно небесных. Если вам Кондратий Семеныч доводилось пройти не по закоулкам. И река, вон какая у нас рыбная.

Кондратий Семенович. В этом городке, Козогорье, я...

Филипп Иванович. Мы...

Кондратий Семенович. С ним поселился и проживаю очень давно...

Филипп Иванович. И были мы когда то с вами два товарища...

Кондратий Семенович. Врага! Которых бог свел.

Кузьминична. Вероятно ради христианской мировой.

Терентьевна. Которая, до сих пор не может состояться.

Кондратий Семенович. А почему? Да потому что свел на одну улицу. И на один проулок.

Филипп Иванович. То есть?

Кондратий Семенович. То и есть. Что тут с угла на угол стоят в ожидании грядущих времен. Две такие разваливающиеся годами лачужки. О которых я говорил выше... Их даже не берут не под магазин не под офис. Разве из нужды суют в них по нескольку человек отставных лейтенантов.

Филипп Иванович. Обе лачужки эти сильно покачнулись в основании своем.

Кузьминична. (С ухмылкой). Вероятно разделяя чувство взаимной ненависти своих хозяев.

Кондратий Семенович. А почему покачнулись? Да потому что они были построены еще в те времена, когда ещё не думали ни о плане ни о фасаде.

Филипп Иванович. Так и ремонт их строго запрещен!

Кондратий Семенович. А почему?

Филипп Иванович. Потому что. На воротах огромными черными цифрами написан год.

Кондратий Семенович (Улыбаясь). В котором их должны были снести.

Филипп Иванович. Это почему то не состоялось.

Кондратий Семенович. Да потому надпись эта очень грозна. И цифры эти обозанчают один из давно прошедших годов. А прошедшим временем никто, даже сам мер города Козогорье, не располагает.

Филипп Иванович. Вот и выходит...

Кондратий Семенович. Что?..

Филипп Иванович. Что обе лачужки эти назло своей судьбе. Все еще стоят на старых местах...

Кондратий Семенович. Друг против друга! Подвергаясь действию земных и прочих небесных стихий. Против которых ты!..

Филипп Иванович. И ты!

Кондратий Семенович. Не смеешь принимать никаких действенных мер!

Терентьевна (Девице). Вот они эти два лица.

Филипп Иванович. Которым и принадлежат эти два давно разваливающиеся строения. А были когда то товарищами.

Кондратий Семенович. Товарищами?..

Филипп Иванович. По семинарии!

Терентьевна (Девице). Где получили духовное звания, и посвятили себя образованию.

Девица. Холостяки?

Терентьевна. Оба.

Кузьминична. И оба бывшие учителя городского училища.

Терентьевна. К тому же любители дразнить собак.

Кондратий Семенович Филипп Иванович. Но-но-но!..

Кондратий Семенович. Собака!

Филипп Иваныч. Сам собака!

Кузьминична. Я лучше укажу на разницу друг от друга. И разъясню причины этой загадочной ненависти и взаимной вражды.

Кондратий Семеныч. Я до сих пор остался верным своему званию, и до сих пор посвящаю себя наукам, а в особенности наукам точным и естественным. И не терплю никакого корыстного применения этих наук ... А почему?

Филипп Иваныч. Потому что, ненавидишь вопрос о вечном движении. И никогда им не занимался.

Кондратий Семеныч. Не занимался?.. Так зато давно уже разрешил квадратуру круга и разделил угол на три части.

Филипп Иваныч. Угол на три части? (Заливаясь смехом). Не смеши!.. Вот я в свое время, учил всему.

   Кондратий Семеныч. Чему?

   Филипп Иваныч. Чему меня учить заставляли.

   Кондратия Семеныч. (Жестом показывает игру на скрипке). Но только без надобности...

   Филипп Иваныч. Это для себя.

   Кондратий Семеныч. Занимаешься скрипкой.

   Филипп Иваныч. Это моя страсть, (Берет скрипку, играет). За нею забываешь все!

   Кондратий Семеныч. За что его в Козогорье и называют пиликающим музыкантом.

   Филипп Иваныч. Потому что я всегда весел, говорю просто и считаюсь приятным собеседником. А он, напротив, расхаживает всегда и везде будто в классах уездного училища, (Кривляя его походку) перед тремя скамьями мальчишек. Чинно, степенно и даже грозно; а говорит таким отборным языком.

   Кондратий Семеныч. Что?.. Да когда я прохожу за какою-нибудь покупкою на рынок, то все покупательницы сходятся меня послушать.

   Филипп Иваныч (С иронией саркастически). Твоих отборных речей?

   Кондратий Семеныч. Да моих, отборных речей. За то я постепенно приобрел такой вес и влияние на покупательниц.

   Филипп Иваныч. Что они стараются подражать тебе в разговоре?..

   Кондратий Семеныч. Именно стараются подражать...

   Филипп Иваныч. Нахватались от тебя разных ученых и высоких слов. Разбрасывается ими перед неучеными покупательницами.

   Кондратий Семеныч. Они, уже не говорят иначе, выхваляя ситец или шелковый платок, как?..

   Девица. Какой шикарный товар. С ног шибающей красоты. А что касается природного нрава?

   Терентьевна. Я скажу только одно.

   Девица. Что? Говорите!

   Терентьевна. Оба они дразнят по улицам собак.

   Девица. Собак?..

   Кондратий Семеныч. Музыкант делает это, забавляясь довольно громко.

   Девица. То есть?

   Кондратий Семеныч. Идя мимо, какого небудь забора. Начинает громко лаять, пугая своим зверским лаем, сонную собаку. Или замахивается на нее палкой.

   Девица. А математик?

   Филипп Иваныч. Он это делает напротив. Дразнит собак только исподтишка. Заметит, что никого поблизости нет, заглядывает в калитку и удостоверившись, что людей во дворе нет, толкает тростью в ворота. А сам когда собака бросается с остервенением в подворотню, чинно проходит своим путем, будто и не знал о чем идет речь.

   Кондратий Семеныч. А как только, город осветится утренним солнцем, то ты Филипп Иваныч что делаешь? Берешь в руки смычок и скрипку, подходишь к открытому окну и, распустив пять пальцев по скрипичному грифу, начинаешь корчить соловья. Хоть по часам проверяй. Чтоб тебе в квинту высохнуть!

   Филипп Иваныч. Закрыл окно! Чтоб тебе углом подавиться!

   Сора Филипп Иваныча и Кондратия Семеновича

   Девица. И что этим беседа их заканчивалась?

   Терентьевна. Изредка, только разговор становился несколько крупнее.

   Махая руками и брюзжа слюной влетает как ошпаренный Кондратий Семенович

   Кондратий Семеныч. И вообще Филипп Иванович я держу себя на благородной дистанции. И по этому не считаю приличным вступать с вами в дальнейшие разговоры!

   Топнув ногой по соседскому забору, уходит к себе. Лай собак.

   Девица. Тю! Нечего, не поняла. (Уходит)

   Затемнение слышен храп жильцов городка. Входит, заглядывая во все щели Терентьевна. Подзывает к себе Девицу.

   Терентьевна. Но на следующее утро опять то же обоюдное приветствие. (Носится, стуча по заборам соседям). Соседи...

   Входят сонные соседи

   Кузминична. А, что, опять бранятся плешивые.

   Мать невесты. Или нет еще?

   Девица. А домочадцы...

   Кузминична и Терентьевна (Сплевывая). Тьфу! Та живут точно так же?

   Кондратий Семеныч. У этого музыкантишки, чтоб ему высохнуть в квинту, живет в доме работница, которая варит, хозяйничает, убирает двор, носит воду. И получает за это с гулькин нос!

   Филипп Иваныч. У тебя прямо хозяйство, устроено на более тонком основании? Пустил к себе жильцов, сделавшись их нахлебником и обязал бабу выполнять все домашние дела в доме бесплатно! И еще сверх того по разу в месяц носить продавать по домам детские игрушки.

   Кондратий Семеныч. На изготовление, которых, я большой мастер.

   Филипп Иваныч. Мастер! Да когда подходит праздник или ожидается в Козогорье городское или областное начальство. То каждый раз случается вот что... Перед праздником по дворам обходит начальник жилуправления со строгим оповещением чтобы жильцы подмели улицу. Так Кондратий Семеныч что делает? Выжидает исподтишка...

   Кондратий Семеныч. И что же я выжидаю Филипп Иванович?

   Филипп Иваныч. Выжидаешь, чтобы моя работница вышла первая с метлой на улицу. И подмела чистенько свою половину...

   Кондратий Семеныч. Ага! Она подметает так чистенько. Что все кости, камни и битые кирпичи, оказываются на моей стороне!

   Филипп Иваныч. Да когда выходит со двора твоя толстая бабища, с метлою в руках! И так начинает разметать свою половину улицы своей могучею рукою, перекидывая весь мусор на мою сторону!

   Кондратий Семеныч. Так после этой уборки, твоя работница выходит за ворота. И начинается страшная, неумолкаемая брань.

   Страшная, неумолчная брань

   Кузьминична. О опять Крик. (В сторону в Терентьевны) Вышли!.. Все соседи, близь лежащих домов, и с удовольствием вмешиваются в бурную беседу своих соседей!

   Сора соседей

   Кондратий Семеныч. Чтоб тебе высохнуть в квинту!

   Филипп Иваныч. А тебе подавиться углом.

   Плюют в сторону Кузминичны и расходятся.

   Терентьевна. И твари домашние неприятелей наших живут в таких же точно взаимных отношениях.

   Кузьминична. Как и господа их.

   Кондратий Семеныч. Бывало, моя корова пестравка - выкажет белобрысое рыло свое из ворот на улицу, в намерении пойти прогуляться немного на бульвар. Как лягавый твой пес бросался на нее, с отчаянной решимостью, захлестывая сам себе глаза своими, огромными ушами и подымал такой отчаянный лай.

   Терентьевна. Вот снова музыкант и математик.

   Кондратий Семеныч. Чтоб тебе высохнуть в квинту с собакой твоею!

   Филипп Иваныч. А тебе подавиться углом с твоей коровой.

   Расходятся по своим дворам.

   Терентьевна. Причина такой глубокой вражды!

   Кузьминична. По всей вероятности в различии их нравов, свойственного каждому из них способа дразнить собак.

   (Начинают лаяться как собаки кривляя друг друга)

   Кондратий Семеныч. Да он кричит уже много лет по всему Козьегорью.

   Филипп Иваныч. Что? И буду кричать, что ты самый естественный подлец! Ты всегда оговаривал меня, в глазах начальства, надеясь тем выслужиться. Хотя это тебе не удалось! (Сплевывает и уходит).

   Кондратий Семеныч. Да ты Филипп Иваныч всегда был и будешь негодяем! Во-первых. Не уважал свою службу! Во-вторых. Занимаешься непонятным скоморошеством. И в-третьих. Ты тупой, глупый, как пробка! Преподавал древнюю историю, и математику, в которой ты полный ноль! И ты посмел мне сказать чтоб я подавился математическим углом?!.. Квинта ты недоделанная!..

   С песней "Из-за острова на стрежень" проходит Кузьминична

   Кузьминична (поет). Из-за острова на стрежень,

   На простор речной волны

   Выплывают расписные

   Острогрудые челны.

   Кондратий Семеныч. Пошла по Козогорью... Что Кузьминична работаешь?..

   Кузьминична. По части семейных дел...

   Кондратий Семеныч. Как называл их я...

   Кузьминична. То есть?..

   Кондратий Семеныч. Устраиваешь супружеское благополучие?.. Одна?

   Кузьминична. Одна. Почтенная вдова.

   Кондратий Семеныч. Кузьминична; а в каком это углу Козогорья нашелся холостяцкий товар?

   Кузьминична. Товар, который надо срочно сбыть с рук. Поставишь чашку чаю?

   Кондратий Семеныч. Ну, как водится.

   Выносит большую чашку чая.

   Что, сперва будешь много жаловаться?

   Кузминична берет чашку и залпом выпивает

   Кузьминична. Жаловаться Кондратий Семеныч. Тяжелые кризисные времена, для женихов, отбивающие всю охоту у них жениться...

   Филипп Иваныч. Глянь-ка, из нескольких слов сделала приличный переход.

   Кузьминична (В сторону Терентьевны, громко). А каких поганеньких женихов высватывают сегодня другие старательницы.

   Кондратий Семеныч. Каких?

   Кузьминична. Перейти к причине таких дурных выборов?

   Кондратий Семеныч. То есть к неуменью, незнанью дела свах?

   Филипп Иваныч. Сказать, конечно, все на свете можно...

   Кузьминична (В сторону Терентьевны громко). Только постараться надо, не пожалев хлопот и башмаков, (Кладет ногу с башмаком ему на колено). Которые стали нынче очень дороги.

   Кондратий Семенович тянется к её ноге. Она убирает ногу.

   И наконец, завершить дело таинственным сватовством.

   Филипп Иваныч (Из за забора). Что у нее даже есть на примете женихи?

   Терентьевна (Со злобой). И такие и сякие, всех сортов. Будто она держит их в запасе целый набор. Чай выпила, деньги на башмаки получила, необходимые сведения о приданом и других условиях собрала!..

   Филипп Иваныч. Собрала?.. Что Сваха Кузминична отправилась к Кондратию Семенычу?

   Терентьевна. К Кондратию Семенычу! Пошепталась с квартиросъемщицей его, передала ей гостинца для ребят и просила умоляла посмотреть на хозяина. Эта Сваха никогда не ходила в дома иначе, только с заднего крыльца. А чтобы пройти с заднего крыльца она, наперед задобрила постоялку его.

   Филипп Иваныч. Да чтоб ему углом подавится!

   Скрываются за забором, продолжая подсматривать в щель за ними

   Кондратий Семеныч (Охорашиваясь). Что, матушка Анна Кузьминична, скажете?

   Кузьминична. У, хитрый холостяк, предвидел уже, о чем пойдет речь?

   Проведать пришла, батюшка, больше ничего, только проведать. Как вам ночью хорошо ли спалось?

   Кондратий Семеныч. Слава богу! Смущают меня, правда, умозаключения и выводы мои по поводу святейшей науки. Но особенно очень сильно огорчает наглое поведение, одного ненавистнейшего, противнейшего человека! Но я не огорчаюсь, а приободряюсь и процветаю!

   Кузьминична. Я не поняла вовсе, что ты сказал. Кондратий Семеныч?

   Кондратий Семеныч. Да не заботься об этом.

   Кузьминична. Я знаю, отчего это. Одному-то.

   Кондратий Семеныч. Вот. Одному-то.

   Кузьминична. И скучно и противно.

   Кондратий Семеныч. И скучно и противно.

   Кузьминична. И ночью не спится.

   Кондратий Семеныч. И дома не сидится.

   Кузьминична. Один?

   Кондратий Семеныч. Один.

   Кузьминична. А что такое один?

   Кондратий Семеныч. Один и в поле не воин.

   Кузьминична. Одному и у каши не споро!

   Кондратий Семеныч. А вот бы молодую хозяйку в дом, да хорошую. Такая - то есть?

   Кузьминична. Такая? Есть. Кондратий Семеныч.

   Кондратий Семеныч. Что самая хорошая?

   Кузьминична. Кровь с молоком, да еще со своими серьгами, так, что выйдет житье-то не вытье, а житье - масленица!

   Кондратий Семеныч прошелся по комнате, заложив руки за спину, потом стал против Кузьминичны, вытянулся во весь рост, провел ладонью снизу вверх по бороде и сказал.

   Кондратий Семеныч. Молодость моя еще не утрачена. Душа моя бодрствует! А что думаете, Анна Кузьминична, это дело исполнимое!

   Кузьминична. Конечно исполнимое! Только меня держись, меня, горемычной, не покидай, без меня беда будет. (В сторону Терентьевны). Сами знаете, сегодня все на одних обманах проживают. (в сторону Терентьевны) Живут же люди неправдой! Так и нам не лопнуть, а стать ого-го-го! А у меня не так, батюшка, у меня всё по правде. Не заносись только, батюшка мой родимый.

   Кондратий Семеныч. А невеста будет самая отличная?

   Кузьминична. Невеста будет отличная. Отобьем у всякого. Вы, самый хороший жених,- молодой да видный.

   Кондратий Семеныч. К тому же непьющий и с хорошим достатком. Да и нужды нет.

   Кузьминична. Ты только мне доверься, я такую тебе найду, что пальчики оближешь!

   Кондратий Семеныч. (Улыбаясь) Только тебе доверяюсь.

   Кузьминична. Что улыбаешься?

   Кондратий Семеныч. Самым старательным образом. А, например?

   Входит Девица

   Кузьминична. (Показывает Девицу). И приветлива, и за себя постоять сможет, и козырная девица собой, тише воды, ниже травы, и в люди повести куда угодно, не стыдно. И приданное есть, свой сундук, шесть штук белья, все полотняное. Четыре платья, два платка, третий вязаный.

   Девица. Моей работы... а уж рукодельница какая! Шубка хороших подлисков, летнее пальто, серьги - одни свои, другие ваши будут. Посудка на обзаведеньице, гребенка получерепаховая... Я все правду говорю, без обмана, как есть.

   Кондратий Семеныч. Да? Говорите... Из чьих?

   Девица. Нетерпеливый жених... А нельзя сказать этого.

   Кондратий Семеныч. Никак?

   Девица. Никак.

   Кузьминична (Становится между ними). Много захотел; этак не долго девку ославить, а там хоть вызолоти, куда с нею? Ну, сам посуди, после тебя-то кто ее возьмет? Нет, уж если ты веришь, так верь; я говорю прямо, без обмана.

   Девица. А ручки-то какие, а ножки-то... вот хожу, из милости только что травки-муравки дотыкается... то есть

   Кондратий Семеныч. Пава павой, лебедь лебедем! Ну, так что же, на смотринах пообстоятельствуем, что ли?

   Кузьминична (Отводит Девку на место). Какие тебе, отец мой, смотрины! Не такой это дом; надо ведь разбирать людей, вот ведь и я бы к тебе не пришла теперь, если бы не знала в тебе добродетели. Пожалуй, охотников-то ведь много, только им свистни. Да я знаю сама, что человек, что одно название человека. А ты мне доверься, так небось, отобьем всех. Уж тут предусмотрено все без тебя. Я спроста не пришла бы к тебе. А по рукам, так по рукам; тогда скажу на ушко, как и чествовать.

   Кондратий Семеныч. И пойдем на обрученье?

   Кузьминична. А уж как благодарить будешь!

   Кондратий Семеныч. Как мне музыкант будет завидовать в счастии. Я согласен!

   Кондратий Семеныч пляшет

   Кузьминична. Рукобитье назначаем на третий день. Дайте мне сахарцу

   И полтину на башмаки. Буду наведываться почаще.

   Кондратий Семеныч. А что Кузминична говорят что на Козогорье выискивалась в недавнем времени еще какая-то вдова Терентьевна, неизвестного происхождения?

   Кузьминична. Которая осмеливалась уже не раз делать попытки, чтобы отбить у меня хлеб.

   Кондратий Семеныч. По первым бойким приемам видно, что она может сделаться опасной соперницей для тебя.

   Кузьминична. Так за мною и старшинство по промыслу, и знание дела, и обычай, и самое главное доверие общества. И я обещаюсь при первой встрече наплевать ей в глаза!

   Кондратий Семеныч. А ты сходи к городничему?

   Кузьминична. Уже ходила с жалобой на нее, старалась всеми силами своего красноречия убедить его в том, что Терентьевне таким делом заниматься стыдно.

   Терентьевна. И что?

   Кондратий Семеныч. Ее надобно пристыдить при всех добрых людях.

   Кузьминична. Для чего собственно я, хочу наплевать ей в глаза!

   Кондратий Семеныч. Так, эта Терентьевна, промышляет, как и ты Кузьминична?

   Кузьминична. Ой, она говорит, самодурью. Пронюхала, что я была в таком-то доме и тотчас же смекнула зачем.

   Кондратий Семеныч. В надежде насолить тебе и отбить работу.

   Кузьминична. До послезавтра. И чтоб жених не скучал. А я прямым путем от тебя Кондратий Семеныч отправляюсь в дом родителей невесты и после предварительного широковещательного хвастовства о своем уменье удивлю их известием, что дело уже на мази, что смотрин, пожалуй, и не будет, а послезавтра, если угодно, рукобитье.

Уходят. Входит танцующий со скрипкой Филипп Иванович, затем к танцу пристраивается Терентьевна.

   Филипп Иваныч. Ну и что ты призадумалась Агафья Терентьевна?

   Терентьевна. Так я не знаю, кого сватала Кузминична она накинула глазом на математика и тебя Филипп Иванович

   Филипп Иваныч. Ну и как тебе математик этот?

   Терентьевна. Показался спесивым и недоступным.

   Филипп Иваныч. Да?

   Терентьевна. И работница твоя приходится мне одной хорошей знакомой сватьей. Поэтому я и отправилась к тебе Филипп Иваныч.

   Кондратий Семеныч. Она отправилась к Филипп Иванычу.

   Кузминична. К Филипп Иванычу? Это бесстыдство!

   Кондратий Семеныч. Это ж надо на другой день после твоего сватовства.

   Терентьевна. Филипп Иваныч как же ты здорово играешь на скрипке.

   Филипп Иваныч. Веселая плясовая песня.

Филипп Иванович играет на скрипочке.

   Терентьевна. Как искусно ты подбиваешь щелчком в кузов своего гудка.

   Филипп Иваныч. Прокралась?

   Терентьевна. Через двор ваш вошла в сенцы.

   Филипп Иваныч. Намереваясь зайти на женскую половину?

   Терентьевна. Но, услышав веселую, разудалую песню, я решилась идти...

   Филипп Иваныч. Без дальних намеков прямо на приступ.

   Распахнув смелым приемом двери в комнату хозяина, прямо ввалилась туда пляшучи, притопывая ногами и прищелкивая пальцами.(Пляшут)Такой способ заводить знакомства поразил меня но... Не пьяна ли ты часом?..

   Терентьевна. (Плачет на взрыд). Не пьяна, и в своем уме.

   Филипп Иваныч. Плач навзрыд... после пляски?..

   Терентьевна. Ты так сильно тронул и поразил меня.

   Филипп Иваныч. А почему на взрыд?

   Терентьевна. Потому что я плачу по бедной, злосчастной девице, которая потеряла свой покой через вас Филипп Иваныч. Ест не заест, спит не заспит. Словом, не может без вас ни жить, ни умереть. Если ты, злодей, наслал это на мою пташечку, касаточку заговор, так прикажи снять, не то я тебе жить не дам на свете. Удивлен Филипп Иваныч от удовольствия, а?

   Филипп Иваныч. Я свел с ума такую прелестную девицу.

   Кондратий Семеныч. Гляди что делается. У него на столе стоит уже самовар, Терентьевна пьет чай в прикуску.

   Кузьминична. А он?

   Кондратий Семеныч. Прилизывает жалкие остатки своих волос.

   Филипп Иваныч. Прошу только о том, чтобы вести дело как можно посекретнее.

   Терентьевна. А если оно пойдет да на ладится?..

   Филипп Иваныч. То устроить его поскорее, чтобы не помешал Петровский пост.

   Терентьевна. Вот и отлично. Ну, касатик мой Филипп Иванович я поспешу в дом невесты.

   Филипп Иваныч. Пройдемте, я провожу.

   Терентьевна уходит. За ней Филипп Иванович.

   Кузьминична. Ты глянь Кондратий Семенович что творится. Терентьевна вышла со двора заднею калиткой?

   Кондратий Семеныч. Под проводами самого хозяина, пошла задами и полетела прямо в дом невесты. Глянь, обошла сперва осторожно кругом, заглянула во все щелочки ставней,

   Кузьминична. Глянь что делается. Убедилась, что чужих нет, и втерлась через заднее крыльцо в покой.

   Терентьевна. Матушка,

   Мать невесты. Фу ты на пугала.

   Терентьевна. Я к вам от добрых людей пришла и за добрым делом.

   Мать невесты. Я поняла, о чем тут пойдет речь. Потому приглашаю вас к себе в комнату. Присаживайтесь. Я думаю при таком незавидном женихе, который для мещанской дочери дорог не только как чиновный человек, как дворянская или по крайности полудворянская душа, так же как у дочери моей есть получерепаховая гребенка.

   Терентьевна. Получерепаховая гребенка. Мило, мило.

   Мать невесты. Ну, матушка, от кого же вы?

   Терентьевна. Да от добрых людей. Сперва бы от вас что-нибудь услышать, так можно бы потом и назвать.

   Мать невесты. Ну, да хоть так намекните как-нибудь, а то ведь и мы не знаем, что говорить; хоть из каких мест да каких примет, скажите.

   Терентьевна. Так как улицам в Козогорье, нет названья, то я должна вам объяснить по-нашему. Скажу, что домик стоит на углу, выходит на две улицы, а против угла колодец.

   Мать невесты. Да колодец, а чиновный?

   Терентьевна. Чиновный.

   Мать невесты. В отставке?

   Терентьевна. В отставке.

   Мать невесты. Случается, что запивает?

   Терентьевна. Ну, случается.

   Мать невесты. И домишко на боку? И год на воротах написан?

   Терентьевна. И год на воротах написан. Я изумленная такою прозорливостью. Я не могу отрицать ни одной из этих примет.

   Мать невесты. Подумаем, матушка, подумаем, прибавлю к этому еще, что этот суженый уже стучался в наши ворота.

   Терентьевна. Слово "подумаем" в этом случае означает согласие?

   Мать невесты. Завтра будет рукобитье.

   Терентьевна. У нашего жениха, руки что надо, ноги куда надо, голова на месте, язык не помело.

   Мать невесты (С поддевкой). А карманы хоть полные... Ничего, матушка Агафья Терентьевна, так говорится, к слову пришлось. А вы, скажите-таки мне по правде, вы от него самого-то есть?

   Терентьевна. От него самого, матушка, и прямо вот оттуда пришла, чтоб у меня руки и ноги отсохли!

   Мать невесты. Ну, так что же, матушка, как было сказано, так пусть и будет милости просим на завтрашний вечер... благодарствуем за старание...

   Терентьевна. У меня вскружилась голова от радости. Я хочу посмотреть хорошенько на невесту, чтобы описать жениху всю красоту ее.

   Мать невесты. Завтра вечером матушка... благодарствуем за старание...

   Терентьевна пошла обратной дорогой

   Терентьевна (Поет). Ничего не пожалею,

   Буйну голову отдам!" -

   Раздается голос властный

   По окрестным берегам.

   Появляется как гриб Кузминична

   Кузьминична. Что отбила работу!

   Терентьевна. Да у соперницы своей.

   Уходит. Появляется Кондратий Семеныч

   Кондратий Семеныч. Чесала языком с нею четверть часа и пустилась прямо в притруску.

   Кузьминична. Разумеется, опять по задам, к Филиппу Иванычу, где задняя калитка заперта.

   Кондратий Семеныч. Так она перелезет через забор. Пойду, к сватовству готовится.

   Кузьминична. Иди, готовься.

   Уходят. Входит Филипп Иванович

   Филипп Иваныч. Эх, какой прекрасный день...

   Входит Кондратий Семенович

   Кондратий Семеныч. Жених. Разоделся.

   Филипп Иваныч. По мере средств и возможности!

   Кондратий Семеныч. Нам что по одному и тому же пути?

   Филипп Иваныч. Я вышел первый, а ты ненавистный сосед за мною следишь? Очень ловко.

   Кондратий Семеныч. Я все же продолжу свой путь. Вот только меня глубоко удивляет ваша дерзость, идти впереди, меня указывая мне дорогу.

   Филипп Иваныч. Куда?..

   Кондратий Семеныч. К воротам моей суженой.

   Филипп Иваныч. Вашей?..

   Кондратий Семеныч. Да моей! Вы... просто...

   Филипп Иваныч. Что Кондратий Семеныч не утерпели стали браниться довольно громко и пустились огромными шагами на перегонки за мною. Как вы посмели остановить меня уже в воротах известного нам дома. И почему ваши объяснения начались бранью?

   Кондратий Семеныч (Громко). Я пустился огромными шагами на перегонки за вами? Да это вы меня и остановили уже в воротах известного нам дома.

   Филипп Иваныч. Нет вы! Вот за мной подоспела и Терентьевна.

   Терентьевна (Наступая на Кондратия Семеновича). Я желаю разузнать! В какой это я просак попала? А? И потому вы не посмеете идти в впереди моего жениха Филиппа Иваныча в дом невесты. Мы появимся там в одно время с Филиппа Иванычем и смело вступим в состязание с Кузминичной. А вот и хозяин дома. (Филипп Иванычу). Хозяин дома бедный мещанин, живет, как большая часть мещан наших, неизвестно каким промыслом.

   Кузминична. Хозяин дома вышел на крыльцо встречать нашего жениха. А вы тут каким боком? А?

   Терентьевна. А-а-а-а! Глянь кто за хозяином выскочил!..

   Филипп Иваныч. Это Кузминична.

   Терентьевна. Увидала в окно приход жениха?

   Кузминична. Я вижу незваных и нежданых людей.

   Терентьевна. Как только хозяин показался на крыльце, и стал раскланиваться в недоумении с двумя сужеными, ты Кузминична, вскинувшись на меня Терентьевну, резким и не внятным полуголосом стала бранить меня и спрашивать. Да как ты посмела.

   Кузминична. Зачем и по какому праву ты пожаловала и к чему привела с собою этого бесстыдного пьяницу Филиппа Иваныча, некие свахи не знают этого дела и только портят его своими стараниями. Тогда как тут сошлись за добрым делом одни только добрые люди, и притом почетные, как вот Кондратий Семеныч.

   Терентьевна. Это я порчу своими стараниями?.. Это значит, я не знаю своего дела? Да это ты ходишь и людей в заблуждение вводишь. Придешь, наговоришь чепухи и сидишь, чай попиваешь.

   Кузминична (Напористо громко). Да кто ты такая будешь? Без роду, без племени, не знамо откуда взялась. И ты посмела, сваха недоученная, отбивать у меня Кузьминичны - известной свахи - хлеб!

   Терентьевна. (Становясь в бойцовскую позу петуха). Нет! Вы видели этих добрых людей. Да ты просто чучело, а не сваха. Ты и говорить - то по благородному не умеешь.

   Кузминична. Да как ты посмела своим языком неотесанным меня Кузьминичну обругать и суженого моего!

   Терентьевна. Ах так! (ухватила своего Филиппа Иваныча за руку). Филипп Иванович в перед!

   Стала тащит его. Кузминична с своей стороны поспешила поступить точно таким же образом с Кондратием Семенычем.

   Кузминична. Кондратий Семеныч! На абордаж!

   Девица. Во как обе четы столкнулись на крыльце. Гляньте незастенчивая Терентьевна нашлась.

   Филипп Иваныч. Хватай Кондратия Семеныча за фалды и тащи его вниз!

   Кондратий Семеныч. Ты что Кузминична толкаешь меня в грудь?..

   Начинается перебранка.

   Девица. С четверть часа времени продолжались крупные объяснения, на крыльце, обеими свахами, а перед крыльцом - женихами. Усмирительные речи и поклоны хозяина, а равно и увещания некоторых, более расторопных гостей, их никто не слушал и даже не слыхал. Все были заняты собою и собственною своею беседою. Свахи, бились между собой почти врукопашную.

   Кузминична. Да чтоб я, когда ни будь, ступила на это порог этого дама, где просто хозяин и хозяйка никчемные! Тьфу, на вас!

   Терентьевна. Да чтоб вашему дому и вам, в том числе сто тараканов на голову! Тьфу, на ваше хозяйство!

   Мать невесты. Вон ушли со двора. Женихи, оба!

   Кондратий Семеныч Филипп Иваныч. Мы?..

   Глянув на друг друга волком.

   Кондратий Семеныч. Я!

   Филипп Иванович. И я!

   Кондратий Семеныч Филипп Иваныч. Очень сильно обиженны!

   Филипп Иваныч. Таким соблазном и позором.

   Кондратий Семеныч. Я налево.

   Филипп Иваныч. Что решил дать значительный круг?..

   Кондратий Семеныч. Лишь бы не идти вместе с врагом своим.

   Мать невесты. Фу, наконец, то в доме затихло.

   Кондратий Семеныч. (Возвращаясь). С этого времени два соперника.

   Филипп Иваныч. Я вас возненавидел до такой степени!

   Кондратий Семеныч. А я вас так же! Что даже заколочу досками окна. Чтоб вас не видеть!

   Филипп Иваныч. От этого ваша шаткая лачужка, примет еще более унылый и разоренный вид. Чтобы тебе одному высохнуть в квинту!

   Кондратий Семеныч. А тебе подавиться углом!..

   Музыка, поклоны.

Что выжмешь, то и зашибешь,

такая должность наша.

/По рассказу В. И. Даля «Хлебное дельце»/

Действующие лица

Чиновник                      -

Иван Абрамович          -

Управляющий дома     -

Иностранка                   -

Подследственные         -

Мать Амалии Кейзер   -

Амалия Кейзер             -

Следственная контора. Комната допроса. Входят с папками Чиновник, Иван Абрамович.

Чиновник. Да, искусный вы человек Иван Абрамыч. Скажите, пожалуйста, откуда у вас берутся подачи эти?

Иван Абрамыч. Не понимаю, то есть?..

Чиновник. Я не могу постигнуть, как это вам счастье везет?..

Иван Абрамыч. Да?

Чиновник. На каких же вы теперь опять дураков напоролись?

Иван Абрамыч. На ловца и зверь бежит, сударь мой.

Чиновник. Дураков-то у нас непочатый угол.

Иван Абрамыч. Про это и говорить нечего. Да дело тут не в них, почтеннейший.

Чиновник. Так на одних дураках недалеко уедешь?

Иван Абрамыч. Чтобы и умница рад был попасть в дураки. Тут нашему брату нужно быть не оплошным, а суметь подвести как следует дельце.

Чиновник. Вот в чем дело. Откуда берется?

Иван Абрамыч. Откуда берется? Да нам, с позволения сказать, черт на хвосте приносит - мы и тем не брезгуем!

Чиновник. Дураки, они не вовсе дураки.

Иван Абрамыч. Сударь мой, кто-то есть чтит, и чествует, и уважает нашего брата. Вот попались хотя бы вы…

Чиновник. Я?.. Благодетель мой, как?..

Иван Абрамыч (Улыбаясь). Шучу. Например.

Чиновник. Ах, например. Фу.

Иван Абрамыч. Я говорю, например. Амалия Кейзер.

Чиновник. А это мужчина?

Иван Абрамыч. Мужчина, хоть и Амалия, а он-то тут лицо подставное. Так не в обиду вашей чести сказать, а были бы и вы таковы...

Чиновник. Иван Абрамыч. Я хотел спросить вас…

Иван Абрамыч. Ну?

Чиновник. Об этом-то Амалии Кейзер, Пожалуйте, распотешьте, расскажите.

Иван Абрамыч. Сударик ты мой, у нас, изволишь видеть, заведение вообще такое, что делишки, какие набегают, разбираются по самим разборам. (Шевелит пальцами). Это уж наших рук не минует. И всякое дельце, прежде чем сдается пойдет, в ход соображается по достоинству.

Чиновник. Чего оно стоит, хорошее дело?

Иван Абрамыч. Хорошее дело, (Потирает руками). Хлебное, следственный оставляет за собой и производит его под своим наблюдением. Сам распоряжается и направляет его там куда и как следует. Тут нашему брату поживы нет.

Чиновник. Что много обрывать гривенничков приходится?

Иван Абрамыч. Пустые делишки, второй и третьей руки, с которых поживы мало, раздаются прямо на нашу братью, мелкую сошку, с обложением, по обстоятельствам, по достоинству дела. Вот у тебе есть делишко, подай за него хоть пять, десять, двадцать целковых, а там ведайся, выручка твоя, уж это твое счастье.

Чиновник. Что бог даст этого никто не отберет?

Иван Абрамыч. Кто не изловчился, того и гляди, что свои приплатишь, и сам насилу отвертишься.

Чиновник. Кому счастье счастьем. А что бы поживиться, надо же приложить уменье, и хорошенько вымотать ему требушину.

Иван Абрамыч. Вот, сударик ты мой, вымотать. Наш брат поэтому и бьется над этаким делом и ухитряется, как бы из него соку по выжать.

Чиновник. И воля дана только на производство?

Иван Абрамыч. Разумеется, на производство. Пишешь только, куда и что по соображению оказывается нужным.

Чиновник. А подпись?

Иван Абрамыч. Все его же. Только чтоб уж он не мешал. И тут берегись одного.

Чиновник. Чтобы все было шито-крыто?

Иван Абрамыч. Чтобы все было шито-крыто. И чтоб его не подвести под ответ, а то по шее.

Чиновник. По шее?..

Иван Абрамыч. И тотчас вон, и пошел на мостовую в ногти дуть, хоть сам иди в мазурики.

Чиновник. Например?

Иван Абрамыч. Например, на улице случилась драка?

Чиновник. Драка простая?

Иван Абрамыч. Простая без грабежа, без злого умысла, без увечья, без прикосновенности, ну вот хоть бы в пьяном виде. И все только народ черный, это делишко пустое. Подрались фабричные, все с себя наперед пропивши. Хвать, а у него в кармане, дыра.

Чиновник. Так этот народ предусмотрительный, взятки гладки.

Иван Абрамыч. Вот такое-то дельце, с обложением одним целковеньким, и сдается нашему брату. Надо выручить целковенький, да еще и себе не в убыток, чтоб было из чего хлопотать и чтоб как-нибудь прокормиться. Тут и говорить нечего, вы сами знаете, что в жалованье, каково оно ни есть, только расписываешься, а и в глаза его не видим.

Чиновник. Как тут быть?

Иван Абрамыч. Ну, попридержишь маленько драчунов, чтоб посбить с них спесь. Позовешь к допросу, постращаешь, прикрикнешь.

Чиновник. А не берет?

Иван Абрамыч. Так опять отправишь его туда же, чтоб уходился. В другой раз, уже и растолкуешь, в чем сила, чтоб показаньице сделал нужное, сослался, хоть на свидетеля, с которого бы шерсти клок сорвать можно.

Чиновник. А как, например, отпрашиваться станет, чтоб не путали его?

Иван Абрамыч. А ты ему. На тебя указали, шли мимо да видели, не отворотили рыла. С нас и этого довольно, ну чтоб больше взять. Требуем ему прийти в часть!

Чиновник. А он в отказ. Знать не знаю, ведать не ведаю, и не видал никакой драки, и я эту пору по улице не ходил.

Иван Абрамыч. А ты ему ладно. А пожалуйте завтра опять, утром пораньше. А не пожалуете, так приведем. Пришел, посидел часа три-четыре, просится, молится. А мы, некогда теперь, недосуг. Потерпите, дело нужное.

Чиновник. А как отпустим, он опять то же затевает.

Иван Абрамыч. Пожалуйте завтра! Вот, батюшка, такими-то мизерными способами, глядишь - а все денежки свои с лихвой воротишь. Как отпустишь его совсем, а на поверку выходит, мы оба с ним довольны остались!

Чиновник. Как говорится. Что выжмешь, то и зашибешь?

Иван Абрамыч. Такая должность наша.

Чиновник. Ну, государь мой, а когда дельце поважнее?

Иван Абрамыч. Тут сила уголовного закона.

Чиновник. Например?

Иван Абрамыч. Тут следствие не ради одной острастки. А следствие настоящее, на основании предписания начальства.

Чиновник. По воровству-краже, либо по воровству-мошенничеству, убийству, бывает?

Иван Абрамыч. Бывает. Вся штука в сборе. Чтоб притянуть между делом к прикосновенности с человека с подбитым глазом. Которому б было чем разделываться. Вот его к допросу. Показывай он себе что хочешь, нам все равно.

Чиновник. Так если они врут?

Иван Абрамыч. А мы все пишем, да пишем, а там опять допрашиваем, да опять себе пишем. Сличив на досуге все показания его, и выведешь противоречие. Вот дело-то уже и принимает другой оборот. Прочитаешь ему относящиеся до этого обстоятельства статьи, об уликах, очных ставках, о ложном показании свидетелей и о прочем…

Чиновник. Ну, разумеется, кто же сам себе ворог, не каменная душа в человеке, размякнет.

Иван Абрамыч. Размякнет. Иной жмется долго, все ж под конец подастся. Вот мы и на переговоры и подоим его маленько. А все допросы эти и показания из дела вон да в успокоение его при нем же начетверо. Потроха эти, видишь, и к делу-то не идут. А подкладываются временно, для одной только острастки.

Чиновник. А тут сноровка нужна?

Иван Абрамыч. Сноровка, государь мой, нужна немаловажная. Чтоб дело-то вести в два порядка и не спутывать их, а помнить, в каком показании про что поминать. А о чем умалчивать, либо то чем отбирать показание особо, в виде дополнительного. Это-то мы и называем потрохами, их-то и можно в случае чего по боку, а дело все идет, да идет себе своим порядком. Так и плетем.

Слушатель с жадностью и завистью внимал наставлениям этим.

Чиновник (вздохнул). А дельце Амалии Кейзер, Иван Абрамыч, сделайте одолжение...

Иван Абрамыч. Дельце Амалии Кейзер, о котором вы помянули, или я то есть помянул, а вы напросились на него... Разболтался я больно. Ну, да уж быть так! Да, это дельце выдалось хлебное, нечего сказать... богатейшее! Нашему брату, мелкой сошке, редко на веку такое достается... А ведь для незнающего человека плевое дело было. Гроша не стоило. Чего ведь уж наш следственный не новичок, не олух не промах, уж он то видывал виды, и знает толк, и зубы съел на этом. Да и тот, взглянув на это дельце, сунул его мне, всего-то за три целковых...

Чиновник (Удивляясь). Как за три?

Иван Абрамыч. Да, три!

Чиновник. Да в других руках оно и трех гривенников не стояло.

Иван Абрамыч. А недельки через две у меня не тремя запахло. В моих-то руках, любезнейший, оно вот как развернулось.

Чиновник. Что, пожалуй, к трем-то и два нолика без греха приписать бы можно - вот что.

Иван Абрамыч. Ну, так вот послушайте-ка. У графа Трухина-Соломкина – знаете?

Чиновник. В Волошской от моста третий дом?

Иван Абрамыч. Он самый - какая-то прачка то ли, судомойка украла батистовый платочек.

Чиновник. А кто ворует, да концов хоронить не умеет, тот нашего брата кормит.

Иван Абрамыч. Так вот её прислали в часть. Ну, первое дело, известие, понаведаться в дом графа для разных допросов. Бывает и в таком доме, что впутается кто-нибудь сторонний да пожелает разделаться по-приятельски. Чтоб в таком деле не было его имени на бумаге. Бывает, что струсит, как закинешь намек, что следует вас в часть потребовать, снять показаньице.

Чиновник. А если упирается?

Иван Абрамыч. Просто надоешь частыми приходами да расспросами. Уж тут самому скучать ни как нельзя. Вот ту барину нашему беспокойно покажется. И он тебя, с удовольствием, поблагодарит,

Чиновник. Лишь бы только не беспокой его.

Иван Абрамыч. Вот, вот. Недавно также по воровству стали потаскивать день за день для допроса то кучера, то комнатного, то повара - глядишь, а барин-то день без лошадей, день без обеда, день без чищеного платья и сапог, и пропаже своей не рад. Бросьте, говорит, дело, не желаю продолжать иска. Нельзя, говорят, следствие должно идти своим порядком. В убытках вы вольны прощать вора, а в уголовном деле - нет, не ваша воля, да и не наша, и мы не вправе. Вот тут барин-то и видит, что надо раскошеливаться. Двадцать пять. А нате-ка на ладошку.

Чиновник. И поднес?

Иван Абрамыч. Только что бы оставили его в покое, да не таскали его людей. Да, вишь, не мне достались они, а самому начальству.

Чиновник. Ну, так о нашем-то деле.

Иван Абрамыч. Так вот в этом доме ничего не удалось. Вроде бы самая сущая безделица, а почему, знаете?

Чиновник. Почему?

Иван Абрамыч. Потому что этот дом не такой. Тут надо с осторожностью поступать и деликатно. Тут даже и личного платка батистового не приложили.

Чиновник. То есть?

Иван Абрамыч. Как девку при объявлении отправили в часть. А ведь это первое, чтоб личное было налицо. Хоть оно и не важное дело - платочек, а все годится...

Чиновник. Ну?

Иван Абрамыч. Гну! Тут и этого не удалось.

Чиновник. Дом не такой?

Иван Абрамыч. Нельзя было.

Чиновник. И настаивать.

Иван Абрамыч. Тут надо было осмотрительнее быть. Вот тебе еще пример. В прошлом году.

Чиновник. Так же?

Иван Абрамыч. Так же, нам по усам текло, а в рот не попало. Две серебряные ложки подряд выудил наш воришка из дому после покражи серебра,

Чиновник. Для сравнения что ли?

Иван Абрамыч. А уж за третьей не посмел идти.

Чиновник. Так и бросил дело?

Иван Абрамыч. А в другой раз шубку украл.

Чиновник. В доме, он?

Иван Абрамыч. Он. Меня тогда взяли для допроса.

Чиновник. Да…

Иван Абрамыч. Я стал было допрашивать, чтоб все приметы записать. И он, тут как завизжал. Что опять меня допрашиваете... «Ну, - говорит хозяин, - уж извините, я вижу, чего вам хочется, да у меня другой такой шубы для сравнения нет...»

Чиновник. Срезал злодей!

Иван Абрамыч. Ну, толку нет, на подметки не выбегаешь, незачем и ходить к графу.

Чиновник. Как быть, а три целковеньких задано, надо умудряться.

Иван Абрамыч. Вот я вечером опять взялся за дело, за производство поглядел на него, с которого конца не приступись. И гроша не стоит, не только трех рублей.

Чиновник. А если что-нибудь с девки сорвать?

Иван Абрамыч. Так безделица, едва ли в расходы воротишь, а уж тогда выпустить надо и перешить дело. Не хочется, убыточно. Ну, думаю, не поищешь, не постараешься, так и не найдешь.

Чиновник. А потерять свое жаль.

Иван Абрамыч. Жаль. «Брось, - говорят товарищи, - ничего не доищешься, хоть и не перечитывай». Да и стали еще подсмеиваться, да и подшучивать надо мною, мигнув друг другу, да вполголоса: «Вот зашибет человек копейку, так зашибет!» Ну, ладно. Перепустил я листы еще разок промеж пальцев - чего смотреть, явочная от управителя графского, да адресный билет Матрены этой, да два листка отобранных мною показаний - только и есть.

Чиновник. Как ни верти, не вывертишь.

Иван Абрамыч. А вывертеть надо. Гляжу - так вот глазами и напоролся тебе на аттестацию подсудимой по-прежнему месту пребывания, на адресном то есть билете. Во-первых, подпись не засвидетельствована в квартале?

Чиновник. А во-вторых?

Иван Абрамыч. Аттестация подписана твердою, скорописною мужскою рукою.

Чиновник. Амалия Кейзер врет.

Иван Абрамыч. Врет! Амалии Кейзеры так не пишут; и у меня почуяло что-то ретивое и будто бархатною рукою по сердцу провело. Поглядел еще и молчу. Думаю, пусть посмеются, а последний смех будет лучше первого. Мы тотчас закинули крючок туда, где жила прежде Матрена наша, да вытребовали управляющего дома.

Чиновник. Пришел?

Иван Абрамыч. Куда денется. Вон пришел. Сейчас мы ему адресный билет с аттестатом на стол.

Входит управляющий дома.

Это, что? У вас в доме жила Матрена?

Управляющий дома (Испуганно). Матрена. Жила, но сейчас перешла в другое место.

Иван Абрамыч. Другое место. Там она прокралась и шибко попалась. Дело уголовное, вот и аттестат не засвидетельствован в квартале.

Управляющий дома. Виноват, недоглядели. Дело прошлое, не вводите в беду...

Иван Абрамыч. Чего не вводить, ты видишь, чай, что и без нас сам влез, и с головою. Ныне время строгое, нашему брату за вас не отвечать. Ты, законы знаешь не хуже нашего. Штраф причитается за передержательство по полтора целковых за сутки, и всего за девяносто семь дней вот.

Управляющий туда, сюда.

Управляющий дома. Поправьте как-нибудь, беду нашу. Ведь тут худого умысла не было.

Иван Абрамыч. Просмотрим. Так девка ушла? Где искать ее станешь?

Управляющий дома. Возьмите по-христиански, да и концы в воду.

Иван Абрамыч. Что долго толковать, - дело видимое, либо по полтора целковых за девяносто семь дней, либо тридцать на стол - больше и говорить не стану. Что мы чешемся управляющий?

Управляющий дома. Однако ж…

Иван Абрамыч. Принес денежки.

Управляющий дома (Достает). Вот принес…

Иван Абрамыч. (Открывает папку). Мы пошлем билет от себя засвидетельствовать в квартал.

Управляющий дома. А концы?

Иван Абрамыч. В воду. Их в воду.

Управляющий дома. Спасибо.

Иван Абрамыч. Ну, это конечно. Теперь примемся за другое. Кто такая у вас в доме Амалия Кейзер?

Управляющий дома. Ну, уж про то сама она знает, кто она. Она и всего-то с год, как приехала сюда не знаю, откуда, из Риги либо из Ревеля, из Гамбурга, и больно щеголяет. Доходы она, видно, получает знатные.

Чиновник. А по-русски знает хорошо?

Управляющий дома. Где хорошо, через пятое в десятое ломает.

Иван Абрамыч. Есть чем поживится, - теперь, не уйдет.

Чиновник. Вот принес черт на хвосте, так принес!

Иван Абрамыч. Объяви Амалии Кейзер, чтоб соблаговолила пожаловать в следственную часть. Свободен.

Управляющий ушел

Заметьте, это так пишется у нас в первый раз: «Объявить, чтоб соблаговолила», потому что надо же не об одном себе подумать, а выручить при случае товарищей.

Чиновник. А если по этому приглашению она еще не явится, потому что местный квартальный тоже попользуется небольшим от нее гостинцем?

Иван Абрамыч. Пождем мы недельку да черкнем другое приглашение. Представить немедленно в часть для допроса.

Чиновник. Вот тут-то уж она, голубушка, не отвертелась от нас.

Иван Абрамыч. Не тем голосом заговорила. Отдав там целковенький, чтоб за великую милость позволили ей приехать в своем экипаже, а не водили с городовым.

Чиновник. Вишь амбиция, людей стыдится.

Иван Абрамыч. Изволила прикатить в щегольской парной колясочке.

Чиновник. А лошадки, хоть бы на них мне прокатиться, тысячные.

Иван Абрамыч. Сама в бархате, в шелку, в перьях... ну вот глядеть любо.

Чиновник. Этаких-то подай нам больше, тут хоть щипком урвешь.

Иван Абрамыч. Так на магарычи будет!

Входит Иностранка.

Иван Абрамыч. Служила у вас такая Матрена?

Иностранка. Слюшил.

Иван Абрамыч. А, слюшил - понимаем. Вы ее отпустили?

Иностранка. Ага, пустиль.

Иван Абрамыч. Пустиль… Хорошо и это. А кто ей за вас аттестат подписал на адресном билете, извольте-ка посмотреть, коли эту грамоту знаете. Вы по-русски знаете читать и писать?

Иностранка. Нет, я не знай.

Иван Абрамыч. Не знай. Так кто же это подписался, Амалия Кейзер? Позамялась красавица, хотела прикинуться немогузнайкой да грехи слезами смыть! Да у нас на этой масти не выезжают! Мы тебя к ногтю, если не угодно честью покаяться. Так у нас про вашу милость есть такое местечко, что там на досуге подумать можно... не угодно ли?

 Растворили ей двери в камеру.

Что, красавица ты моя, полились слезы ручьем по шелку да по бархату, а легче.

Иностранка. Нет.

Иностранка вынула бумажник да кошелечек, все высыпала

Иван Абрамыч. И всего-то целковых с двадцать?

Иностранка. Нет, больше ни гроша.

Чиновник. Просится, все.

Иностранка. Пусти, пусти.

Иван Абрамыч. Ну, сударыня, пустить мы пустим и тревожить тебя больше не станем. Мы найдем такого, что и сам за себя постоит, только изволь говорить правду, не то насидишься. Кто это писал?

Иностранка. Это писал один мой знаком. Я девушка бедная, иностранка, порядков ваших не знаю, я его и попросила написать что надо.

Иван Абрамыч. Да это все хорошо, с вами-то уж мы разделались, да он-то кто таков? Как зовут, где живет, чем занимается? Сколько ни жмись голубушка, а назвать виноватого, этого знакомого, то есть франтика, щеголя, расточителя придется.

Иностранка. Это Амалия Кейзер

Иван Абрамыч. Ступай, бог с тобой. Наша пуля виноватого сыщет.

Иностранка стала раскланиваться уходя.

Чиновник. Ишь ты да как она раскланялась, принялась приседать во все стороны, и сторожам-то всем по низенькому поклону, да чуть в пляс не пошла от радости до самой коляски своей!

Иван Абрамыч. Что, кто кому посмеялся?

Чиновник. Да кто же думал, дескать, там искать, где ты нашел. Дело о воровстве, а ты предъявил ей подпись адресного билета прежнего места жительства!

Иван Абрамыч. В том-то сударик мой, и штука, не мудрено из готового выкроить. А ты сам потрудись кудельку вычесать, да выпрясть, да основу извлечь, да уток проложить. Да что тогда выкроишь, так уж это твоя работа, и никто тебя не смеет попрекнуть. Вот что!

Чиновник. Ну, надо навести справочку.

Иван Абрамыч. Оказалось, у этого Амалия Кейзера мать тут же в городе живет.

Чиновник. Так что мать, у кого ее нет. Ее и кормить придется.

Иван Абрамыч. А это такая, что сама кормит, а он-то только обирает! Богатая и знатная барыня, а в сыне души не слышит, и разъезжает с ним все в карете по самой знати.

Чиновник. Так может невест выбирает?

Иван Абрамыч. Все, разузнали обо всем уже обстоятельно, отправляюсь к ней.

Чиновник. Сказать по правде…

Иван Абрамыч. Что?

Чиновник. Без привычки даже трудно в дом такой войти.

Иван Абрамыч. Робеешь?

Чиновник. Робею, сам не знаешь отчего.

Иван Абрамыч. На стены глядя, робеешь. Ну, а мне уж не впервой, я от боялся, не стучит сердце. Знаю, зачем иду.

Перестановка Дом Амалии Кейзер.

Слуга. Что надо?

Иван Абрамыч. Доложите барыне, что следователь и чиновник пришли.

Слуга. Барыня приказала сказать, что некогда ей, занята. А что нужно скажите буфетчику, вот он доложит.

Чиновник. Нет, нельзя, доложи-ка барыне, что сама жалеть будет, коли не переговорит со мной, да после поздно будет. Уж пусть лучше не побрезгует, что речь поведем о сыне ее по важному делу.

Иван Абрамыч. Видишь братец ты мой, тотчас, растворяются двери, и просят в гостиную, и сажают на кресла! Вот оно каково? Что же ты думаешь, А обои кругом.

Чиновник. Все шелковые.

Иван Абрамыч. И картины.

Чиновник. В золотых рамах

Иван Абрамыч. И Под ногами такие ковры лежат.

Чиновник. Что хоть бы тебе на праздничную жилетку.

Выходит барыня, маленько перепуганная

Мать Амалии. Что такое сталось?

Иван Абрамыч. Да вот, сударыня, хоть и очень жаль вас, а несчастьице с сыном вашим приключилось.

Мать Амалии. Боже мой, что такое?

Иван Абрамыч. Под чужую руку изволили подписаться. Сами изволите знать, это подлог и фальшивка такого рода - хоть оно и по неведению, может статься, по молодости, но ведь закон этого не разбирает…

Заломила руки мамаша

Мать Амалии. Я прошу объяснить все.

Иван Абрамыч. Есть, у нас одна знакомая девица, должно быть, что девица. Так она себя показывает. Родом из приезжих, заграничных мест. Вот сынок ваш, конечно, из угождения только к ней, не чая в том худого, изволил за нее подписаться. Вот, изволите видеть.

Показывает документ.

Узнаете ручку своего сына, вот Амалия Кейзер. Об этом завелось у нас дельце. Девица эта оказалась причастной к значительным, и даже, можно сказать, государственным, преступлениям. Дело выходит самое уголовное. Вы, сударыня, простите меня, неуча, потому что мы ведь законов не пишем, а только исполняем их, и что за это очень строго с нас взыскивается, а по закону такая подпись именуется подделкой акта. И судом приговаривается виновный к лишению прав состояния... Вот извольте видеть. Я и томик со статьею захватил и нарочно для вас заложил закладкой...

Достает свод законов

Только не пугайтесь барыня моя насмерть, а то придется нам вас откачивать. А тут у вас ковры персидские, разные мраморы и бронзы, зеркала-трюмо. Богатство такое, что в другое время не нагляделся бы, ну, а тут не до того. Хоть как вы ни привыкли себе барничать да нашего брата похуже своего блюдолизом считать, однако.

Мать Амалии. Полно сейчас пошлю за сыном.

Влетает Амалия Кейзер.

Чиновник. Гляди прилетел в таких прическах да таким козырем.

Амалия. Что беда? Я услышал, о чем тут речь ведете, Сейчас мы по-своему, с мамашей, переговорим.

Чиновник. А что так побелел, что твое полотенце?

Амалия. А я подумал, - вот то-то, видно пословицу-то про кошку да зайца люди не с ветру взяли.

Мамаша вынесла шкатулку и дала денег. Чиновник и Иван Абрамыч ушли. Перестановка. Там же в участке

Иван Абрамыч. Так-то, друг любезный мой, побалагурили мы недолго, а дело сделали хорошее, и все остались довольны.

Чиновник. Взяли, получили, с позволения сказать, три сотенки серебром.

Иван Абрамыч. Да, да, хоть не гляди на меня комом, гляди россыпью, - зашиб-таки и ты за свое старание на бедность, получи триста.

Чиновник. Так что разрываем мы на мировую адресный билет с аттестацией на мелкие клочки,

Иван Абрамыч. Чтоб его и помину не было. (Разрывает). Так вот, государик ты мой, милостями своими человека взыскивает, хоть она и гнетет иную пору нашего брата. Ух, как гнетет! Дельце-то и всего снято было за три, с обеих да и того-то оно в других руках не стоило.

Чиновник. А вся сила вышла не в батистовом платочке графа Трухина-Соломкина, а в Амалии Кейзер.

Иван Абрамыч. Её-то нам нелегкий и принес на хвосте?

Чиновник. Чудесно! Истинные чудеса. Да чем же вы покончили дело, этой Иностранки? Что сталось у вас по делу о покраже?

Иван Абрамыч. Эх да о чем он заботится! Да разве тут об этом речь? Плюнули, да и бросили. Вытребовали из адресной подлинный паспорт ее, сунули ей в зубы - и ступай на все четыре стороны.

Чиновник и Иван Абрамыч. Взяли свои папки посмотрев в зал ушли.

Занавес

Про мышь зубастую да, про воробья богатого

(По сказке В. И. Даля.)

Действующие лица:

МЫША - Безработная лентяйка

ВОРОБЕЙ - Богатый бомж

ЛЕВ - Мафиозный бос

ГРАЧ - Секьюрити

ОРЕЛ - Многообещающий депутат

СТАРУХА - Дух времени

СЕКЮРИТТИ ЛЬВА – Бесчувственные головорезы

Слышен шум, на сцену несется орда. Идет выяснение отношений. В перед выходит Мышь с чемоданом, посмотрев в зал, она вальяжно проследовала дальше. Немая сцена. Масса отмирает и несется дальше. Входит старуха и расставляет, бормоча мышеловки для мышей.

Входит Грач-трубач, Воробей.

Грач. Ты слыхал, что сказала старуха про деревенское раздолье?

Воробей. Слыхал, про ключи студеные, про луга зеленые, про леса дремучие, про хлебы хлебистые да, про ярицу яристую. Это все сказка.

Грач. Сказка? Да? Кстате прийми к сведению.  В селе живет мужичок, исправный, работы не боится, о людях печаловался: Если кто в горе да в нужде, всяк к нему за советом идет, а коли, у кого хлеба в недостаче, идут к его закрому, как к своему. У кого хлеб родился сам-четверт, сам-пят, а у него нередко и сам-десят. Он сжал в вдосталь хлеба свез в амбар, пересчитал снопы и каждый десятый сноп в стороне отложил... На долю бедной братьи.

Услыхав такие речи, воробей зачирикал во весь рот. Проходит митинг с плакатами.

Воробей. (Кричит во весь рот). Да ну! Вот это да! Мы голодать не будем. Ура!!!

Грач. Ты чего кричишь на весь рот, я же не глухой...

Воробей. Так чего же не чирикать! Мужичок полон овин хлеба навалил, да и на нашу братью видимо-невидимо отложил!

Митинг продолжает свое шествие. Входит мышь с чемоданом

Мышь (Грозно шипит). Ш-ш-ш, А не кричи во весь рот! Не то все услышат: налетит понимаешь ли ваша братва, крылатая стая, всё по зернышку разнесет, весь закром склюет, и нам ничего не достанется!

Митинг шепотом говоря уходит

Воробей. Да ты знаешь что ты просишь, ты понимаешь как тут молчать когда столько в амбар навалено хлеба.

Мышь (Грозно шипит).Ша, а то знаешь...

Воробей (Шепотом). Трудновато воробью молчать, да делать нечего ты мышка уж больно строга и грозна. Слушайте а давайте, мышка-норышка, совьем себе по гнездышку - я под стрехой, вы в подполье - и станем жить да быть да хозяйской подачкой питаться, и будет у нас все вместе, все пополам.

Мышь. Пополам говоришь воробей...(Грозно шипит в сторону воробья) Хорошо я согласна.

Воробей. (Радостно). Вот и чудненько, вот и ладненько. Заживем мы вдвоем.

Воробей радостно перхает в танце из кулису в кулису, а мышка сев на чемодан стала думать.

Воробей. Вот мышка и год прошел хорошо?

Мышь. (С сарказмом). Хорошо-о-о-о-о, хорошо-о-о-о...

Воробей. Хорошо, хорошо

Нам живется сладко.

Хорошо, хорошо,

Все прекрасно гладко!

Мышь (Кривляя воробья). Хорошо уже второй год радуешься.

Воробей. Так хорошо же, а мышка.

Мышь. Хорошо то хорошо, а амбар ветшает.

Входит грач

Грач. Ну как живется с воробьем?

Мышь. Не ведешь третий год пошел, радуется...

Грач. Слышишь мышь, а хозяин выстроил другой амбар.

Мышь. (Подходит к чемодану). Да ну?..

Грач. Вот тебе и ну. У вас то в старом зерна совсем мало осталось.

Мышка. Я это уже приметила. Ну ты лети, а мне умишком своим то пораскинуть надо. Что делать дальше, как с ним жить.

Грач. Ну я полетел, в семейных делах я не советчик, да и на службе у царя меня не поймут... Подумают что сгинул, ну бывай мышка норушка.

Мышь. Так-так-так... На двоих тут мало, а кушать надо... Я что самая крайняя чтоб делится с воробьем, и кто он мне, родственник что ли? Нет! Зерно мое!

Мышка достает зерно складывает чемодан свои вещички и уходит. Прыгающий воробей останавливается и видит такую картину, мышки нет, чемодана нет.

Воробей. Э-э-э... Мышка ты где?.. Мышка. Где зерно?.. Зерно где? Во это я в обмане... (Становится на четвереньки и начинает стучать в пол). Ты дома, сударушка мышка? А ну-ка выходи разговор есть к тебе. Вылась подпольная хитрунья. (Прыгает, топая ногами).

Мышь (Потягиваясь). Чего ты тут расчирикался? Убирайся, и без тебя голова болит!

Воробей. Ах ты, мышь подпольная, вишь что затеяла! Это что же получается обман. Да где ж твоя правда? Уговор был?

Мышь. Уговор, когда?

Воробей. Что всё поровну, всё пополам, а ты это что делаешь?

Мышь. А что я делаю... Что делаю?..

Воробей. Да ты просто взяла да и обобрала товарища! Так не поступают.

Мышь. Что... Да полно тебе старое помнить. Я так ничего знать не знаю и помнить не помню! Некогда мне тут с тобой разговаривать.

Мышка ушла. Воробей ложится на пол и начинает его гладить.

Воробей. Ну, милая сударушка мышка, разве ты не помнишь наш уговор, жить в месте рядом с амбаром. Ну вспомни пожалуйста, ты слышишь мышка норушка?

В ярости вылетает мышка, начинает щипать воробья.

Мышь (Щипая воробья). Все мое терпение лопнуло! Сейчас кой у кого полетят перья. А ну-ка проваливай, пока цел! Иначе я тебя сейчас защипаю, искусаю. Ш-ш-ш-ы... Иди по добру по здорову Ш-ш-ш-ы!..

Воробей. Ой-ой-ой... Перестань щипаться ой-ой-ой... Я так тебе этого не оставлю! Я иду к звериному царю с челобитною. Чтобы он нас рассудил.

Мышь. Лети, лети! Привет царю!

Воробей (Опешивши). Привет Царю...

Мышь. Ага большой при большой... Лети.

Щипая мышь, гонится за воробьем. Входит лев, за ним выносят подушки, он ложится спасть. Лев очень тщательно подбираетместо, где спать.

Лев (Умостившись). Хорошо сейчас в лису. Тихо, мухи не кусают. Солнышко греет, лепота... (Засыпает).

Старуха отдает солнце охранникам они его держат над головой у льва. Влетает воробей и начинает возмущено кричать.

Секьюрити. Кто вы такие, чего надо от царя?

Воробей. Вот прилетели мы к звериному царю с челобитною.

Лев (просыпаясь). Зачирикали, защебетали, так что у царя Льва в ушах зазвенело, а я прилег отдохнуть.

Воробей. Да что же это происходит у тебя в лесу. Ты тут на солнышке греешься, а мышь зубастая меня...

Лев (Зевнул, потянулся). Коли попусту слетелись, так убирайтесь восвояси, спать хочу, а коли дело есть до меня, то говори один. Это петь хорошо вместе, а говорить порознь!

Воробей. Лев-государь, я положил уговор с твоей холопкой, мышью зубастой, жить в одном амбаре, есть из одного закрома до последнего зерна; прожили мы так, без мала, три года, а как стал хлеб к концу подходить, мышь подпольная и слукавила, прогрызла в закроме дыру и выпустила зерно к себе в подполье. Я стал ее унимать, усовещивать, а она, злодейка, так меня ощипала кругом, что стыдно в люди показаться. Повели, царь, мышь ту казнить, а всё зерно истцу-воробью отдать; коли же ты, государь, нас с мышью не рассудишь, так мы полетим к своему царю с челобитной!

Лев. И давно бы так, идите к своему Орлу! А то меня попусту понимаешь растревожили.

Лев потянулся и пошел новое место искать.

Воробей. Да что же это такое хорошо. Тогда не пеняй, мы полетим челобитьем к Орлу на тебя звериного царя да на твою холопку-мышь.

Входит Грач трубач

Грач. Что так припекла, что с жалобой прилетел. Вон как она тебя беднягу общипала.

Воробей. С челобитною к царю птиц Орлу на Царя зверей Льва и на его холопку, другого слова не подберу Зубастую мышь.

Грач. Царь сейчас занят я тебя приглашу, как освободится. Жди.

Входит Орел.

Орел. Ну-с записал мое повеление о мирном существовании всех пернатых. Что жили без сор и драк и воин.

Грач. Записал. Ваше величество, тут к вам воробей с челобитною.

Орел. В пусти его.

Грач. Входи воробей, только быстренько по пустякам голову Орлу не забивай.

Воробей. Я к тебе с жалобою на мышь зубастую. Да на его величество царя Льва.

Орел. Начни с мыши зубастой.

Воробей. Это мышь зубастая меня обманула. Мы с ней составили уговор жить в месте возле амбара где мужичек из села оставил нашей братии немного зерна. Чтоб мы не погибли с голода. Три года прожили душа в душу. А потом мышь меня обманула. Прогрызла в полу дыру и таким образом похитила весь урожай.

Орел. Ну, это не порядок. А что за жалоба на льва?

Воробей. Да он, когда я прилетел к нему чтобы он разобрал мою жалобу, так он мало что меня сквозь сон выслушал. И вообще не захотел этого дела разбирать. Что же это получается не справедливость.

Орел. Позвать сюда трубача!

Грач. А грач-трубач уж тут как тут, ваше орлиное величество стоит тише воды, ниже травы.

Орел. Труби, трубач, великий сбор моим богатырям: беркутам, соколам, коршунам, ястребам, лебедям, гусям и всему птичьему роду, чтобы клювы точили, когти вострили! Будет вам пир на весь мир. А тому звериному царю разлетную грамоту пеши.

Грач. Пишу ваше орлиное величество.

Орел. За то, что ты царь - потатчик, присяги не памятуешь, своих зверушек в страхе не держишь, наших пернатых жалоб не разбираешь, вот за то и подымается на тебя тьма-тьмущая, сила великая; и чтобы тебе, царю, выходить со своими зверушками на поле Арекское, к дубу Веретенскому.

Грач. Выполнять?

Орел. И не за медлительно!

Все разлетаются. Появляется Лев. Охранники несут подушки. Лев умостившись, засыпает. Влетают птицы.

Лев (Закрывая себе уши подушками). Ну что вы расчирикались. Дайте царю о после охоты, Ну покоя нет от этих птиц да мошек.

Входит важно грач

Ну что прилетел?..

Грач. Грамота вашему величеству царю льву

Лев. Читай.

Грач. За то, что ты царь - потатчик, присяги не памятуешь, своих зверушек в страхе не держишь, наших пернатых жалоб не разбираешь, вот за то и подымается на тебя тьма-тьмущая, сила великая; и чтобы тебе, царю, выходить со своими зверушками на поле Арекское, к дубу Веретенскому.

Лев. Что?.. Собрать мне сюда рать звериную! Барсы, волки, медведи, весь крупный и мелкий зверь. Всех сюда!

По обе стороны выходит звери и птицы и с чемоданом мышь зубастая. Пронеслась как пуля.

Ах ты, мышь, мелюзга подпольная, из-за тебя, мелкой сошки, бился я, не жалеючи себя, а ты же первая тыл показала! Нет, я буду замиренья просить.

Орел. Замиренья просить?.. А что мне делать с твоей мышью, которая обидела моего меньшего брата воробья?

Лев. Как? А вот как. Пусть весь награбленный хлеб воробью отдать. А Мышь подпольную, если найдется, ему же, воробью, головою выдать.

Грач. Но Мышь не нашли.

Воробей. Да она просто сбежала со страху за тридевять земель, в тридесятое царство, не в наше государство.

Воробей Лев Грач Орел уходят. Появляется крадучись появляется мыша.

Мышь. Вот и я теперь беглянка, как и мои братья... Конечно же думает что разжился, и теперь у него что ни день, то праздник, гостей видимо-невидимо, вся крыша вплотную засажена воробьями, и чирикают они на все село былину про мышь подпольную, про воробья богатого да, про свою удаль молодецкую... Эх, вот вам сказка гладка, смекай, у кого есть догадка.

Мыша собирает картины. Уходит, волоча свой чемодан. Появляются все персонажи с зеркалами на авансцену направляя их на зрителя.

Поклоны.

Лучший певчий

/По одноименной сказке Владимира Ивановича Даля «Лучший певчий»/

Действующие лица:

СОРОКОПУЛ,  Птица из отряда воробьиных

ОРЕЛ

ВОРОНА

ВОРОНЕНОК

Где, как, что, в каких костюмах. Все проходит тут, сейчас и в данное время. В большом и красивом лису. Апартаменты лесного царя птиц Орла. Большой ветвистый дуб. Входит Сорокопул.

Сорокопул. В сказках и притчах всегда говорится, коли вы слыхали, что орел правит птичьим царством и что весь народ птичий у него в послушании. Пусть же так будет и у нас; орел — всем птицам голова, он им начальник. Волостным писарем при нем я Сорокопул, а на посылках все птицы поочередно, и на этот раз в посыльных быть Вороне.

Влетает, напевая свою каркающую песню ворона.

Ворона (Поет). Вороне как то бог

Послал кусочек сыру.

На ель Ворона взгромоздись

Какр-какр-кар-кар!

Позавтракать уж собралась…

Сорокопул. Ворона?

Ворона. Да я Ворона 10 лет. И что. Ты не видишь, я распеваюсь. Хороший день. Солнце светит. А ты Сорокопул мне все настроение испортил. Ну, разве не гениальна поэзия Крылова. (Поет). Вороне как то бог

Послал кусочек сыру… Боже как это романтично…

Сорокопул. Так Певица сорока. Сообщаю тебе, что пришла твоя очередь быть посыльным у Царя птиц Орла.

Ворона. Я? Посыльным, у царя птиц Орла. А как же Баснописец Крылов? Это же шедевр.

Сорокопул. Причем здесь Крылов. И его басни? Ты хоть и ворона, а все-таки тебе надо отбыть свою очередь.

Ворона. Очередь.

Сорокопул. Очередь.

Ворона. Отбыть?

Сорокопул. Очередь твоя отбывать тебе. Все приступай. (Сорокопут копируя). Вороне как то бог

Послал кусочек сыру.

На ель Ворона взгромоздись

Какр-какр-кар-кар!

Позавтракать уж собралась…

Сорокопут уходит Ворона. Прислушивается к тишине. Слышен посапывание Царя

Ворона. Голова вздремнул, наевшись досыта. Ну пока он спит. Можно и распеться. Крылов это шедевр. Может ее надо петь веселей. Все-таки вороне сыр прислали. (Поет на веселый мотив)

Вороне как то бог

Послал кусочек сыру.

На ель Ворона взгромоздись

Какр-какр-кар-кар!

Позавтракать уж собралась…

Не то куража не хватает. Вот реп попробуем. Репером я еще не была.

(Читает в стиле репера)

Вороне как то бог

Послал кусочек сыру.

На ель Ворона взгромоздись

Какр-какр-кар-кар!

Позавтракать уж собралась…

Входит Орел позевал на все четыре стороны

Орел. Что за рев в лесу. Кого-то режут? Или буран ветки ломит?

Ворона. Не что вы ваше Орлиное величество. Прогноз погоды не предвещает никаких штормов.

Орел. Тогда кто сейчас тут так глотку рвал?

Ворона. А что вам понравится горловое пение?

Орел. Не переношу в своем царстве излишнего шума. (Встряхнулся) Скучно!

Ворона. Захотел послушать хороших песен. Вон как кричишь.

Орел. Где рассыльный?

Ворона. А чего кричать я тут ваше орлиное величество. Прибежала вприпрыжку

Орел. Значит ты ворона, сегодня рассыльная?

Ворона (Отвернула учтиво нос в сторону). Да я ваше орлиное величество. Что прикажешь?

Орел. Поди, позови-ка мне скорее что ни есть лучшего певчего. Пусть он убаюкает меня, хочу послушать его, вздремнуть и наградить его.

Подпрыгнула ворона, каркнула и полетела, замахав крыльями, что тряпицами, словно больно заторопилась, а отлетев немного, присела на сухое дерево, стала чистить нос.

Ворона (Думает потирая клюв). Какую-де птицу я позову? Думай-думай. О придумала, Да в этом лесу никому не спеть против родного детища ее, вороненка. приведу его к орлу. Эй где ты там бездельник. Иди-ка сюда.

Входит Вороненок одетый как репер.

Так я сегодня утром слыхала, как ты на дубе белкам и воробьям собственное сочинение исполнял?

Вороненок. Ну, пел, им понравилось.

Ворона. Ну-ка, спой еще раз, для меня.

Вороненок (Вороненок поет).

Я в красивом лесу на дубе сидел,

И свой реп я для белок рыжих пел.

Клюв растопырив сидят воробьи,

Словно не ели сто лет крапивы.

Рыжие смотрят, кайфуют, пищат.

И воробьи от репа уходят в упад.

Ворона. Вот лучший певчий, репер лесной! Орел упадет с Дуба. Так идем скорее к нему.

Ворона хватает вороненка и тащит его к орлу. Орел, сидя, вздремнул

Вот становись тут. Он обалдеет от твоего пения. Давай начинай. Пой сколько сил достает, верти больше клювом, разевая его пошире, и надседался всячески, давай побольше выкрутасов. Я тебя поддержу, буду покачивать головой, постукивать ножкой, сладко улыбаться. Тебя ждет большая похвала и милость начальства.

Вороненок запел свой реп.

Вороненок (Вороненок поет).

Я в красивом лесу на дубе сидел,

И свой реп я для белок рыжих пел.

Клюв растопырив сидят воробьи,

Словно не ели сто лет крапивы.

Рыжие смотрят, кайфуют, пищат.

И воробьи от репа уходят в упад.

Орел вздрогнул, когда вороненок вдруг принялся усердно каркать,

Орел (Отшатнувшись). Это что за набат? Режут, что ли кого аль караул кричат?

Ворона. Это песенник, мой уж лучше этого хоть не ищи, государь, по всему царству своему не найдешь.

Орел. Скорее я упаду с дуба. Чтоб не слушать этого горлопана. Это ж надо такое придумать. Лучшего нашла.

Ворона. Как же он сам сочинил. А клювик как старается разевать. Ваше величество лучшего вам не найти. Строчки-то какие. Я в красивом лесу на дубе сидел…

Орел (Кричит). Сорокопул!

Входит Сорокопул

Сорокопул. Да ваше орлиное величество. Чтоб этой вороны и ее певчего я не видел больше возле своего дуба…

Обиженная ворона и вороненок уходят.

Орел. Сочинитель. И воробьи от репа уходят в упад…

Орел покидает свой дуб.

Музыкальный дивертисмент. Поклоны птиц

Луганск

10.05.2015

Содержание

► Сватовство не по рукам

(по рассказу «Смотрины и рукобитье»).

► Что посеешь то и пожнешь

(по рассказу «Хлебное дельце»).

► Сказка про Воробья богатого да мышь зубастую

(по одноименной сказке).

► Лучший певчий

(По одноименной сказке )