Статья "Мир детства в рассказах А.П.Чехова"

Мир детства в рассказах А.П.Чехова Мир детства – особый мир, со своей логикой и своим обаянием. Ребенок часто видит то, что не видит взрослый. Все мы помним сказку о Голом Короле: правду смог увидеть и высказать   только   ребенок.   Существует   даже   понятие   "детскости"   как   психологический   и нравственный категории, открытости миру, готовности делать добро. Вторая   половина   19   века   –   период   необыкновенного   плодотворной   для   русской литературы в целом и в частности для литературы для детей и о детях. Отдельно выделенная тема детства появилась в зарубежной и русской литературе сравнительно поздно. Повести   о   детстве   второй   половины   19в.   Счастливо   сочетали   в   себе   мемуарный элемент,   наполняющий   их   жизненным   правдоподобием,   и   психологическое   обобщение, которое выводило такие повести за рамки простых воспоминаний. Мир детства уникален и самодостаточен, он разительно отличается от мира взрослого. Многие   события, казалось бы, неважные с точки зрения выросшего человека, для ребенка приобретают огромное значение и, напротив, события огромной для взрослого важности легко могут остаться вне поля зрения ребенка.  А.П.Чехов (1860—1904) вошел в историю русской и мировой литературы как мастер психологического   анализа.   Он   умел   выявить   тончайшие   нюансы   человеческой   личности, скрытые мотивы поступков и слов. Развивая тему «маленького человека», традиционную для русской прозы XIX века, Чехов делал акцент на ответственности самого человека за свое унижение. О детской литературе Чехов высказывался парадоксально: «Так  называемой детской литературы   не   люблю   и   не   признаю.   Детям   надо   давать   только   то,   что   годится   и   для взрослых». Он считал, что лучше не писать специально для детей, а «выбирать из того, что уже   написано   для   взрослых,   т.е.   из   настоящих   художественных   произведений».   «Так называемая детская литература» вызывала у него стойкое неприятие, которое выражалось в остроумных замечаниях, насмешливых подражаниях плохим нравоучительным стихам, а то и в злой сатире на фальшь и безграмотность иных детских рассказов («Сапоги всмятку»). От этих взглядов Чехов не отступал на протяжении всего творческого пути, но все­ таки   два   его   рассказа   были   предназначены   специально   для   детей—   «Белолобый»   и «Каштанка». Да и многие другие его рассказы вскоре после публикации во «взрослых» жур­ налах входили в детское чтение. О детских годах самого Чехова его старший брат Александр писал: "Ребенком он несчастный человек ". Антон Павлович, вспоминая детские годы в родительском доме. Был 1 шутливо ироничен: "Разница между временем, когда меня драли, и временем, когда перестали драть, была страшная".   Детство Чехова, казалось бы, могло быть вполне благополучным. Мальчик некоторое время посещал  греческую школу, затем учился в гимназии. Но, став взрослым, он утверждал: «В детстве у меня не было детства». В его письме  к брату Александру 2 января 1889 года конкретизируется эта мысль: «Деспотизм и ложь исковеркали детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать…. Отец теперь никак не может простить всего этого». Отец, стремясь воспитать предприимчивых деловых людей, упорно заставлял сыновей участвовать в его плохо удававшейся торговле. Вот зарисовка из воспоминаний Ал. Чехова. В короткий зимний   день   Антоша,   при   слабом   свете   сальной   свечки   выполняет   урок   по   латыни. Появляется отец «в шубе и в глубоких кожаных калошах. Руки его серо­синие от холода». Отец приказывает сыну идти в лавку... «У мальчика навертываются на глазах слезы»... «В лавке холодно, — возражает он, — а я и так озяб, пока шел из гимназии. — Ничего... Оденься хорошо, и не будет холодно. — На завтра уроков много... —   Уроки   выучишь   в   лавке...   Ступай,   да   смотри   там   хорошенько...   Скорее!   Не копайся!..» Ни слезы сына, ни заступничество матери не помогают. «Мальчик, не переставая плакать,   заходит   за   прилавок,   взбирается   с   ногами   на   ящик   из­под   Казанского   мыла, обращенный в сидение перед конторкой, и с досадою тычет без всякой надобности пером в чернильницу.   Кончик   пера   натыкается   на   лед:   чернила   замерзли...   О   латинском   нечего   и думать. Завтра — единица, а потом — строгий нагоняй от отца за плохую отметку...» Антон лишь   издали   видел   счастливых   детей:   сам   он   не   имел   возможности   ни   побегать,   ни порезвиться — не хватало времени. Довлел и отцовский запрет: «…бегать нельзя, потому что «сапоги побьешь»; шалить запрещалось оттого, что «балуются только уличные мальчишки»; играть    с товарищами — «пустая и вредная забава»: «товарищи бог знает чему научат...» Казалось бы, из самых лучших побуждений П.Е.Чехов, перестав быть регентом соборного хора, организует свой собственный хор из певцов­любителей пения и включает в него своих детей. Любитель церковного благолепия,  и пения, он был захвачен этим своим увлечением и требовал такой же полной самоотдачи от всех хористов. Никакой поблажки не имели и его сыновья:   «Тяжеленько   приходилось  бедному   Антоше...   Немало   было   пролито   им   слез   на спевках и много  детского здорового сна отняли у него эти ночные, поздние спевки». Детей будили и в два, и в три часа ночи и, невзирая ни на какую погоду, вели в церковь. Не меньше 2 сил   отнимали   и   домашние   репетиции,   выступления   семейного   трио   в   различных, присутственных местах...  Воспитание   чувства   собственного   достоинства,   осознание   порядочности,   чести   как ценностей   —   один   из   самых   интересных   и   значительных   жизненных   уроков   чеховского детства и отрочества.  Не выделяя для себя отдельно детской темы, А.П.Чехов ввел ребенка в круг своих персонажей.   Наиболее   интенсивно   он   писал   рассказы   о   детях   во   второй   половине восьмидесятых   годов:   «Детвора»,   «Ванька»,   «Событие»,   «Кухарка   женится»,   «Беглец», «Дома»,   «Гриша»,   «Мальчики»,   «Спать   хочется»,   «Житейская   мелочь»,   «На   страстной неделе» и другие. В 1889 г. вышел сборник под названием «Детвора», куда вошли рассказы «Детвора», «Событие», «Ванька», "Беглец",  «Спать хочется», а также повесть «Степь». Эти рассказы  неоднородны, в них действуют  дети разного возраста и социального положения, создается   разный   эмоциональный   тон.   Некоторые   представляют   собой   небольшой   психо­ логический   этюд.   Другим   произведениям   свойственен   драматизм   положения   ребенка   во взрослом мире, часто они изображают жестокость этого мира по отношению к детям. Это в первую очередь «Ванька» и «Спать хочется», где детям­сиротам приходится тяжело работать в чужом доме. В целом же центре внимания чеховского рассказа детях — противопоставление двух   равных   по   значимости   миров,   детского   и   взрослого.   Поэтому   персонаж­ребенок   в пределах   чеховской   прозы   80­х   гг.   не   находится   в   изоляции   от   других   персонажей,   а действует наравне с ними в сложном и многосоставном мире.  Как и во всем, что написано Чеховым, в его рассказах о детях отражалась подлинная жизнь того времени. Строгая и объективная позиция писателя, ясность и выразительность повествования   о   явлениях   действительности   придавали   неотразимую   убедительность   его произведениям. «Все, что он говорит, выходит у него потрясающе убедительно и просто, до ужаса просто и ясно, неопровержимо и верно»!— так высказывался о Чехове М.Горький. В рассказах о детях с особой силой проявилось умение писателя видеть за внешним благополучием невидимую миру душевную драму, неустроенность, смятение чувств. Чехов, например, показывает, как взрослые вымещают на маленьких досаду, обиду за свои неудачи, унижения и т.п. Становой Прачкин из рассказа «Не в духе», проиграв в карты восемь рублей, не   находит   иного   утешения,   как   высечь   сына   Ваню.   В   рассказе   «Лишние   люди»   член окружного суда  Зайкин  чувствует  себя заброшенным  оттого, что вечна даче разошлись  и некому подать ему обед; в результате он набрасывается на шестилетнего сынишку. Событие в детской жизни — рождение котят. Дети строят планы их «прекрасного будущего, когда один 3 кот будет утешать свою старуху мать, другой жить на даче, третий — ловить крыс в погребе». Взрослые,   одна   ко,   не   только   не   разделяют   детской   радости,   но   еще   и   смеются   когда происходит нечто ужасное: громадный дог съедает копи («Событие», 1886). Мир взрослый и мир детский в произведениях Чехова не изолированы абсолютно друг от друга   ­   они   лишь   существуют   по  разным  законам   и   в   разных   измерениях.  По   степени соотнесенности   детского   и   взрослого   миров   и   конфликтности   в   отношениях  между  ними можно говорить о трех группах рассказов в чеховском творчестве: 1) рассказы, в которых характеризуются преимущественно особенности   детского мира («Детвора», «Кухарка женится», «Гриша»); 2)рассказы,   раскрывающие   особенности   взаимодействия   взрослого   и   детского   миров («Событие», «Житейская мелочь», «Дома»); 3) рассказы, в которых изображается трагический переход ребенка во взрослый  мир («Беглец», «Ванька», «Спать хочется»). Можно прибегнуть и к другой классификации, выделив группу произведений, в которых писатель не только создает образ маленького героя, но и воссоздает его взгляд и голос, ведет повествование в его «тоне и духе». Такие   рассказы   вошли   в   подготовленный   писателем   сборник  рассказов   о   детях «Детвора»  (1889), названный так же, как и  один из вошедших в него рассказов, в котором взгляд ребенка становится организующим началом. Рассказ   основан   на   действительных   жизненных   впечатлениях   писателя.   М.П.Чехов вспоминал, что летом 1885 года А.П.Чехов  бывал в семье полковника Маевского, у которого «были очаровательные дети — Аня, Соня и Алеша, с которыми сдружился Антон Павлович и описал их в рассказе «Детвора». Сюжет рассказа внешне незамысловат: в отсутствие родителей несколько детей разного возраста играют в лото, а потом все засыпают. Подражая взрослым, играют на деньги, которые для них не имеют никакой цены, и копейка оказывается дороже рубля. Возраст детей разный: Соне шесть лет, а Вася — уже ученик пятого класса. Дети не просто играют в лото — они играют во взрослую игру,  играют   в   азартных игроков, подражая взрослым, и это подражание сталкивается с детской непосредственностью, которая определяет их поведение. Замечательные   в   рассказе   разговоры,   которые   ведут   дети.   Взрослые   темы переплетаются с детской наивностью и простодушием. 4 Своеобразие   психики   ребенка   пристально   исследовано   Чеховым   в   рассказе "Дома"(1887). Отец изыскивает средства воздействия на семилетнего Сережу, замеченного в курении. Из ежедневных наблюдений зав сыном отец понял, что у детей свои художественные воззрения. И отец наконец находит действенное средство в борьбе с вредным увлечением сына: он рассказывает сказку о царевиче, который умер от курения в расцвете лет и оставил старика отца и государство на верную гибель. После этого мальчик обещает больше не курить. В рассказе "Гриша" (1886) внешний мир, с которым сталкивается маленький персонаж, предстает целиком в его восприятии. Он попал в новый большой мир, который поразителен и не похож на то, к чему Гриша привык. Гришу переполняют впечатления, которыми он пытается поделиться с матерью, но он еще очень мал и не умеет толком говорить. А взрослые не могут и не пытаются его понять. К "Грише" тесно примыкает рассказ "Мальчики" (1887), в котором речь идет о том, как Володя Королев и его друг Чечевицын под впечатлением от авантюрных романов Майн Рида собираются бежать в Америку. Здесь перед читателем детское восприятие событий.  Вхождение ребенка во взрослый мир сопровождается уничтожением многих детских представлений,   и,   раскрывая   этот   процесс,   Чехов   характеризует   то,   насколько   детское восприятие не укладывается в рамки взрослых понятий и правил. Взаимопонимание   ребенка   и   взрослого   человека   возможно   тогда,   когда   взрослый старается понять и принять то, чем живет ребенок, осознать его способ мышления, постижение им мира. Это трудно, но возможно, и здесь нужна инициатива взрослого. Чехов, тонко чувствовавший детское восприятие жизни, воспроизводит огромный мир, постигаемый маленьким ребенком, переживания которого зачастую не принимаются взрослыми, и это ранит детскую душу. В этом отношении пронзительные чеховские рассказы: «Ванька» и «Спать хочется». В них центральным "является трагическое противопоставление обществами обездоленного ребенка, "выкидыша" общества, по определению Достоевского. Однако Чехов идет дальше. Детская обездоленность не воспринимается взрослым миром как отклонение от нравственной нормы. Нет никакого   сострадания,   взрослый   мир   страшен,   потому   что   детские  страдания   становятся обыденностью и не замечаются взрослыми. «Ванька Жуков, девятилетний мальчик...».  Так начинается рассказ  Чехова «Ванька», известный, наверное, каждому грамотному человеку в России. Этот рассказ про Ваньку печален. И   вся   грусть  незамысловатой   истории   о   том,   как   деревенский   мальчонка,   отданный   в подмастерье к сапожнику, умоляет дедушку забрать его домой, в деревню, заключается в том, что письмо Ваньки не дойдет до адресата. Никогда. Действие в рассказе «Ванька» происходит в 5 ночь   под  Рождество.   Время   действия   выбрано   автором   неслучайно.   Это   праздник   рождения Христа, когда происходит чудо. И Ванька Жуков,  мальчик девяти лет, отданный в учение к сапожнику Аляхину,  тоже надеется на чудо. Он пишет письмо деду Константину Макарычу, который остался жить в деревне. Мальчик рассказывает о  тяжелой жизни в подмастерьях и умоляет деда избавить его от  такой жизни. Ванька вспоминает о деревне:  « Ночь темна, но видно   всю   деревню   с   ее   белыми   крышами   и   струйками   дыма,   идущими   из   труб,   деревья, посеребренные инеем, сугробы. Все небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом», и эти воспоминания оказываются самыми светлыми для ребенка, несмотря на то, что и в деревне он тоже был в общем­то никому не нужен: его мать,  Пелагея, служившая у господ горничной, умерла, а мальчика «спровадили в людскую кухню к деду, а из кухни в Москву к сапожнику Аляхину». Правда, барышня Ольга Игнатьевна от нечего делать выучила его читать и писать. Пронзительность рассказа усиливается оттого, что Ванька  уверен: его письмо дойдет до   дедушки,   поскольку   «сидельцы   из  мясной   лавки,   которых   он   расспрашивал   накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами». Ванька, как ему кажется, все сделал правильно: и конверт купил, и адрес надписал. Вот только читатель понимает, что никто не придет на помощь сироте, ведь письмо адресовано «на деревню дедушке», и ребенок никому не нужен. Пьяница сапожник будет и впредь избивать почем зря мальчика, морить его голодом, му­ тить и унижать — Константин Макарыч не узнает об этом и не вызволит внука из беды. Но с другой стороны это не так, потому что Ванька все сделал правильно. Есть письма, а есть письмена. Между ними такая же разница, как между  отделением связи и мирозданием. Великий  русский  писатель,  склонившись к лавке,  на которой лежит припасенная мальчонкой бумага, осторожно водит детской рукой, сочиняя письмо ко всем на свете, кто прочитает слова, исполненные детской печали, горше которой на свете нет. Бывают послания, которые оставляют потомкам, закладывая их в фундаменты зданий и памятников. Случается, отправляют к звездам в надежде обрести братьев  по разуму. Или, запечатав письмо в бутылку,  бросают в море — может, нашедший ее узнает, какая беда случилась с автором послания. Я думаю, Ванька в этом ряду — первый.  И самый  главный,  хотя и самый  маленький.  Потому что в одиночестве и беззащитности ребенка повинен весь мир. Ему, миру, и отправлено письмо. 6 Ванька Жуков, отправив свое послание всем и навсегда, крепко засыпает: «Ему снилась печка. На печи сидит дед, свесив босые ноги, и читает письмо кухаркам... Около печи ходит Вьюн и вертит хвостом». Детский сон, слаще которого нет ничего на свете, охватывает всех малышей  чеховских рассказов. Кроме одной девочки, Варьки, которая почти не спит, и это составляет весь ужас ее детской жизни. Рассказ так и называется — «Спать хочется». Весь день тринадцатилетняя Варька чистит, моет, убирает, бегает в лавку, ставит самовар, топит печь и делает много других работ. И все это время ей ужасно хочется спать. Но когда все дела сделаны, расходятся гости и хозяева, у которых она в служанках, укладываются на ночь, раздается последний приказ: «Варька, покачай ребенка!» колыбель и напевает: «Баю, баюшки, баю...». Как только она, не выдержав пытки бессонницей, задремывает, Варька качает       ребенок начинает плакать. Варька вновь качает колыбель, вновь поет... Так проходит вся ночь. А утром круговерть начинается     дел, работ по дому: «Варька, сбегай в лавку», «Варька, вымой полы», «Варька, почисти хозяину калоши...». Варька чистит, и ей хочется спрятаться в теплой, мягкой глубине галоши, свернуться   там и сладко. Поздно вечером, когда хозяева засыпают, она вновь на своем мучительном посту: «Баю, калачиком крепко уснуть и         баюшки, баю...». Измученная девочка впадает в беспамятство. Она пытается понять, что ей так мешает в этой ужасной жизни, что не дает видеть сны, что впивается в мозг, мучает и терзает ее. И, сознание, напрягая догадывается, что источник всех ее бед, всего  зла, усталости и тоски — в колыбели: «Смеясь, больное     подмигивая... Варька подкрадывается к колыбели и наклоняется к ребенку. Задушив его,  она быстро ложится на пол, смеется от радости, что ей можно спать, и через минуту спит  уже крепко, как мертвая...». Физическая мука Варьки неизбывно сильна, ей никто не может прийти на помощь.   Фантастически   страшно   то,   что   в   рассказе   один   ребенок   убивает   другого,   но   это единственный   выход,   который   может   дать   Варьке   возможность   удовлетворить   естественную потребность в сне. У Ваньки и Варьки нет детства ­ счастливой и беззаботной поры. Дети   вовлечены во взрослую работу, которая их ломает, а взрослый мир, которому нет никакого дела до нюансов детского восприятия, корежит детей и переделывает их на свой лад.   Конечно,   ребенок   в   рассказах   Чехова   —   это   не   рассказчик.   Но   его   восприятие играет   такую   же   роль,   как   и   фигура   условного   рассказчика.   Иными   словами,  важна   не детская   точка   зрения   сама   по   себе   и   не   авторская   позиция   (или   позиция   взрослого 7 персонажа), но  соотношение, взаимокорректировка  этих восприятий. В каждом рассказе всегда   есть   две   точки   зрения,   детская   и   авторская,   их   соотношение,   игра   между   ними. Ребенок  (особенно   маленький)   видит   мир   по­другому,  еще  не  опираясь  на  общепринятые нормы   и   условности,   только   открывает   его   для   себя.   И   читатель   как   бы   приглашается исследовать мир вместе с ребенком, видеть в обычном непривычное и новое. Функция   детской   точки   зрения   —   побуждение   к   размышлениям,   активизация читательского   сознания.   Объективное   письмо   прёдполагает   отображение   жизни   во   всей   ее сложности. «Художественная литература потому и называется  художественной, что рисует жизнь такою, какова она есть на самом деле». Большую роль играет и умение видеть в ребенке особую   точку   зрения,   особую  индивидуальность.   Рассказы:   о   детях  фиксируют   интерес писателя   к   внутреннему   миру   ребенка.   «   Дети   святы   и   чисты.   Даже   у   разбойников   и крокодилов они состоят в ангельском чине»  Очень   часто   писатель,   пишущий   о   детях,   решает   задачи,   весьма   далекие   от   задач детской "литературы. В этом случае мир ребенка интересен ему не как самоцель, но как способ   по­новому,   под   новым   углом   зрения;   взглянуть   на   взрослый  мир   или   показать становление   и   развитие   характера.   Многие   детские   рассказы   у   Чехова   развивают   тему одиночества, глухости людей по отношению друг к другу. Разобщенность людей начинается в детстве. Есть   в произведениях Чехова и юмор.  Юмор в рассказах Чехова помогает скрыть трогательную любовь к детям. Сколько в рассказах Чехова о детях пристального внимания к подробностям   их   жизни,   интересам   детей   разного   возраста,   сословий,   характеров!   Это   и двухлетний   карапуз   Гриша   из  одноименного   рассказа,   и   гимназисты   Володя   и   Чечевицын («Мальчики»), собравшиеся 'бежать в Южную Америку, и детвора из одноименного рассказа, солидно и серьезно играющая в лото, когда взрослых нет дома. Одни рассказы согреты солнечным теплом, веселы от того, что в мире есть дети. Другие   ­   о   детях,   у   которых   нет   детства,   как   в   хрестоматийном   рассказе   «Ванька». Картина горькой Ванькиной жизни вызывает сочувствие, сопереживание, и вряд ли кто­нибудь засмеется над адресом, написанным Ванькой: «На деревню дедушке Константину Макарычу». Хотя своих детей у Чехова не было, он всегда очень внимательно относился к детям. Во   время   своей   поездки   на   Сахалин   он   особенно   сочувствовал   детям.   В   книге «Остров   Сахалин»   он   писал:   «Рождение   каждого   нового   человека   в   семье   встречается неприветливо;   над   колыбелью   ребенка   не   поют   песен   и   слышатся   только   одни   зловещие причитывания. Отцы и матери говорят, что детей нечем кормить, что на Сахалине ничему 8 хорошему   они   не   научатся,   и   "самое   лучшее,   если   бы   господь   милосердный   прибрал   их поскорее"». Именно Чехов построил невдалеке от Москвы одну за другой три школы для крес­ тьянских детей. И позже, поселившись в Крыму, строит там четвертую школу. В   произведениях   Чехова   образы   детей   появились   очень   рано.   В   ранней   юмореске «Моя семья» с подзаголовком «бесплатное приложение к прошению о воспомоществовании», наряду со смешными характеристиками всех членов семьи есть и детские. Все написанное Чеховым о детях и для детей как бы подводило итог достижениям русской   детской   литературы   19   века.   И   в   то   же   время     чеховское   «детское»   творчество определяло уровень требований к писателям следующих поколений. 9