Сценарий спектакля для внеклассной работы "Детство Лобачевского"

Елена Сапрыкина

Русский мальчик

                                                             Действующие лица:

Прасковья, вдова землемера, мать Николая Лобачевского

Николай Лобачевский, 12 лет, будущий великий математик

Саша Лобачевский, 14 лет, старший брат Николая

Алёша Лобачевский, 9 лет, младший брат Николая

Илья Фёдорович Яковкин – инспектор Императорской гимназии

Григорий Иванович Карташевский – учитель математики Императорской гимназии

Гилярий Яковлевич – учитель латинского языка Императорской гимназии

Серёжа Аксаков, гимназист, будущий известный писатель

Маша, девочка 11 лет, дочка пасечника

Фрол, крестьянин

Гимназисты

 

 

Сцена 1

На сцене повозка, крытая рогожей. Рядом возница Фрол, мужичок в картузе, укладывает на повозку вещи. Появляется Прасковья с большой корзиной.

Прасковья: Фрол, вот это не забыть бы. Тут кое-что из еды детям на дорогу.

Фрол: Не забудем, матушка. Чай, не слепые. Вот она, корзина-то. (берёт корзину, ставит на повозку). А где ж робята?

Прасковья: Саша, Николай! Зовите Алёшу-то. И где он запропастился? (Фролу) Младшенький-то, Алёша, девяти лет. А тоже в гимназию везу. Куда ж деваться-то!

Фрол: Дело ваше. Не знаю, зачем ты их везёшь? В деревне-то вон школа есть.

Прасковья: Ну, ты хватил! Школа! И в сравненье никакое не идёт. В Казани-то (дай, Бог, добраться) – Императорская гимназия.

Фрол:  Поди ж ты! Во как! Неужто и простых принимают?

Прасковья: Принимают, батенька, принимают. Только испытания там сложные. Для казённокоштных особливо. Николай! Александр! Да где ж вы, поехали уж!

Прибегают Александр и Николай. Николай ведёт за руку заплаканного Алёшу.

Алёша (со слезами бросается к матери): А чего они мне сказали, что я не поеду-у-у!

Прасковья: Что ты, Алёшенька! Ты ж учился у Василь Василича вместе с ними, готовился. Кто ж тебя дома оставит. А ну, быстро все садитесь. Николай, считай тюки.

Николай: Один, два, три… Все шесть.

Фрол: Считать научился – в дело сгодился! Послала бы тебя мамка в люди, к мастеру, в ученье какое, плотничать али чего ещё… Эх, баба глупая.

Прасковья (обиженно): Это ты кому, мне? Да я одна детей поднимала! Отец-то их, Иван, чай, слышал, землемером в конторе справлялся, да заболел, да помер. А нам что, тоже помирать али по миру идти? Нынче век девятнадцатый пошёл. Второй уж годок новому веку-то. А ты всё старыми мерками – в лю-ю-юди. Учиться надо. Вот и учитель Василь Василич говорил – робята способные, вези их в Казань. Пусть попытают счастья-то.

Фрол: А я что, я ничего. Пускай уж. Ну, все уселись. С Богом!

Прасковья: Трогай, милок! Во имя Отца и сына и Святого Духа! (крестит дорогу)

Фрол: Но, весёлая! Но! Эх-ма! Где наша не пропадала! Поехали.

 

  

 Сцена 2.

Лесная дорога вблизи Макарьева. Повозка резко тормозит, клонится на сторону. Колесо попало в большую придорожную яму.

Фрол: Ах ты, чтоб тебя! Слезайте все. В яму угодили!

Ребята быстро соскакивают, слезает и Прасковья.

Прасковья: Подымать будешь али ещё что?

Фрол: Надо покумекать. Ты погуляй пока да ночлег поищи, в Макарьеве, там вон, за горкой. Видишь, большой монастырь?

Прасковья(поднимаясь на цыпочки): Иде ж это? За кустами не увидать.

Фрол: Поди по дорожке, поди – и увидишь. Село там большое. Ярмарка Макарьевская.

Прасковья (обиженно): Да уж знаю Ярмарку-то, не глупая. Найду. А ты за детями-то пригляди.

В это время Саша и Алексей отошли уже довольно далеко.

Саша: Бежим за стрекозами. Вон огромная какая.

Алёша: Бежим! (Убегают)

Прасковья: Далеко не бегайте. Леший в лесу-то! Утащит.

Саша (кричит издали): Да мы вон до того пригорочка…

Прасковья: Ну, я скоро вернусь, гляну, как там, в Макарьеве, есть ли где ночевать и приду. А вы уж тут разбирайтися.

Фрол: И то правда, ночлега с собой не возят.

Николай: Снять пожитки-то, дядя Фрол?

Фрол: Точно. А то как же подымать?

Николай помогает освободить телегу от поклажи.

Фрол: Таперича сюда иди, ближе ко мне. Раз-два, взяли! Раз-два, сама пойдёт!

Уф, не выходит… Что делать-то будем, голова два уха?

Николай: Дядя Фрол, возьмите палку, вот эту ту, большую.(Приносит палку) Под телегу подставим, нажмём. И все дела!

Фрол: Экий ты, смышлёный какой! Давай попытаем эдак. Гляди-ка, пошла, пошла!

И чего тебя Прасковья в Казань тащит? Ты уж работник готовый. Гляди, какой сообразительный!

Николай: Это я про Архимеда в книжке читал.

Фрол (передразнивает): В книжке, в книжке… Я вот от купцов заморских слыхивал в Макарьеве. Знаешь что?

Николай: Что?

Фрол: А вот то-то и оно, что! Мы вот недели две по ухабам да по кочкам трястись до Казани будем. А знаешь, что придумали грамотеи англицкие! На воду ставят такие лодки – и паром ходят.

Николай: Как это паром?

Фрол: Ну, пар её гонит, махину этакую, под вид лодки большой. Но не на вёслах, нет! Колёса у ей огромные!

Николай: Как у телеги?

Фрол: Что ты? Больше намного. Вот как дерево (взмахивает руками). По реке плывёт он, большо-о-ой, страшный. Из трубы дым валит чёрный-пречёрный. И гудит на всю округу, окаянный.

Николай: Врёшь, дядя Фрол. Это сказка.

Фрол: А вот и не вру! Купцы своими глазами видали. В Англицком царстве-государстве.

Гляди, кто идёт-то!

Из зарослей появляется девочка с корзинкой.

Фрол: Ты откудова такая?

Девочка: Я с пасеки. У моего отца и борти есть, и пасека.

Фрол: А как зовут тебя?

Девочка: Маша.

Николай: А папа твой, знать, улейщик?

Маша: А ты сам-то кто? Пойду я, некогда мне!

Николай: Погоди, а пчельник твой в лесу что ли?

Маша: Да что ты всё выспрашиваешь? Хочешь яблочка? У моего отца вона какие яблоки! (Достаёт из сумки огромное яблоко)

Николай: Ух, ты! Давай. (Ест яблоко) Вкусное!

Маша: Ешь, у нас их много!

Николай: Сколько?

Маша (озадачено): Ну, сколько звёзд на небе.

Николай: А сосчитать можешь?

Маша: Я только до десятка могу. Сколько звёзд – только Бог знает.

Николай: А я вот вырасту, обязательно все звёзды сочту. Я знаешь, куда еду?

Маша: Куда?

Николай: В гимназию, Императорскую.

Маша: Подумаешь… А книжки есть у тебя?

Николай: Хочешь, покажу? Только скажи, а пасека твоя близко отсюда?

Маша: Вот заладил – пасека, пасека. Да в двух шагах, за ёлками.

Николай: А ночевать пустит нас отец твой?

Маша: Почём знаю, побегу спрошу. Не забудь, ты книжку показать обещал.

 

 Прибегают Саша и Алеша.

Алеша: Коля, Коля, это я поймал стрекозу, а он говорит, что он поймал.

Саша: Не верь ему, я поймал и точка.

Николай: Какая большая стрекоза! Отпустили бы вы её.

Саша: Нет, засушу, в гимназии всем показывать стану. Мне все завидовать будут.

Алёша: Отда-а-ай! Моя стрекоза!

Саша: Дядя Фрол, мы с Алёшей видели у дороги большущие ворота с верёвками. Что это?

Фрол: Эх, милок! Здесь по всей дороге до Казани таких полно. Виселицы это.

Николай: Неужто виселицы? Для кого?

Фрол: А про Пугачёва слыхивали? Двадцать лет уж минуло, как сцапали разбойника, а товарищей его по всем дорогам для устрашения крестьян повесили. Вот виселицы до сих пор и остались, ломать запрещено.

Алексей: А с самим разбойником что сталось?

Фрол: А самого Емельку в Москву отвезли и там на площади казнили. А жён его обеих, Софью да Устинью с детками, навсегда в крепость на север сослали, под охрану.

Николай: Что ж, у него две жены было? Как это?

Фрол: Не знаю, стало быть. Так купцы сказывают московские… Да не наше это дело, а господское.

Дети (наперебой): Дядя Фрол, дядя Фрол! Расскажите. Интересно! А за что его схватили? Что он натворил?

Возвращается Прасковья.

Прасковья: Чего шумите, пострелята? Я вот вам гостинчик несу! ( Даёт по пирожку детям) Фрол, иди-ка пирожок с ярмарки возьми.

Фрол: Благодарствую. (Берёт пирожок)

Прасковья: Вот с ночлегом пока не вышло. Куда ни сунусь, на постой не берут. А где и дорого очень, нам не по карману. Видать, в телеге ночевать придётся. Авось, разместимся. А, Фрол?

Фрол: Я-то у костерка тады ляжу!

Прибегает Маша.

Маша (громко): Мальчик, мальчик! Мой отец сказал – пустит вас, идёмте, идёмте.

Прасковья: Что за чудо из чудес? Такая звонкая, как колокольчик!

Маша: Ну, что же вы стоите, отец вас мёдом угостит!

Николай: Молодец, Маша. А звёзды я всё-таки сочту. Вот увидишь!

 

 

Сцена 3

Большое белое здание с колоннами. Перед входом толпятся будущие гимназисты, ожидая начала экзаменов. На краю сцены Прасковья с детьми.

Прасковья: Гляди, какой дворец-то! Колонны что сосны вековые. Одолеть ли вам, ребятушки?

Александр: Одолеем.

Прасковья: Вона, сколько их, ребят-то, на казённый кошт просятся, не нам чита. Всех перещеголять надобно. Страшно сказать – екзамен держать!

Николай: Не бойся, мама, мы готовы.

Прасковья: Я вот что думаю. Раз уж мы здесь – учиться вы всё равно будете!

Алексей: Да как же, коль не поступим?

Прасковья: На казённый кошт не возьмут – я платить буду, своекоштными станете учиться.

Александр: Мама, ну что ты говоришь. Нам и без учения есть было нечего. Где ж ты возьмёшь такие деньги?

Прасковья (решительно): Мать знает, что говорит. Яйца курицу не учат. То-то! А знаете, сколько дом наш в Нижнем стоит? На учёбу хватит, коли продам.

Николай: Что ты, мама? А жить-то где?

Прасковья: Я ради вашего учения на всё готова. Приеду в Казань, наймусь куда-нибудь в услужение. Чай, не стара ещё. Возьмут прачкой али сиделкой какой.

Алексей: Мама, мамочка! Не продавай домик наш! Там шалашик мой, в кустах, у речки.

Прасковья (вытирая слёзы): Алёшенька, голубчик ты мой, ты ещё маленький, ничего не смыслишь. Я ради вас и не на такое готова. (Решительно, перекрестившись) Ну, с Богом! Пойду, прошение подам. А вы стойте, никуда не ходите. Скоро екзамен.

Прасковья уходит.

Николай: Ну, что, братья, поднажмём? Покажем нашенских!

Александр: Да уж, точно! Дом спасать надо. Нельзя его продавать. Я всё-всё помню – и как на рыбалку с отцом ходили, и пса нашего Трезорку помню. Жалко…

Николай: Только ты, Алёшка, не подведи. Помнишь, что Василь Василич сказывал – главное, арифметику не провалить!

Алёша: Да уж, помню, помню. Только я боюсь очень.

Александр: А ты вспомни, что мать твоя из-за тебя по городу скитаться, бездомная, станет – сразу задачку и решишь.

Николай: Гляди, кажись, зовут всех – екзамен начинается. Где мамка-то?

Прасковья (бежит): В последнюю минуту успела. Всё отдала, всё сказала. На единовременное пособие, мол, денег не имею. В гимназию ничего денежного подать не могу. Всех троих, мол, на казённый кошт принимайте. Ну, Господь с вами.(Благословляет сыновей) Ступайте, дальше без меня. Я здесь дождусь вас. Авось, справитесь.

Дети убегают.

 

Сцена 4

Большой гимназический зал. За столом сидят преподаватели Григорий Иванович Карташевский и Илья Фёдорович Яковкин. Идёт экзамен.

Карташевский: Пожалуйте, кто следующий.

Входит Николай.

Николай: Здравствуйте, господин учитель. Здравствуйте, господин инспектор.

Карташевский: Ваша фамилия, молодой человек.

Николай: Лобачевский, Николай… Иванович.

Карташевский: Вот как! Иванович. А ведь я тоже Иванович. А? Известно тебе? Ну что же… (Смотрит в бумаги) Вы неплохо справились с вопросами по истории и русской грамматике.

Посмотрим, как вы подготовлены по арифметике. Илья Николаевич, приготовьте задачу.

Яковкин: Молодой человек, возьмите грифель и аспидную доску. Вон там, в углу. Хорошо. А теперь слушайте задачу. Бассейн получает воду из четырёх труб; первая наполняет его в день, вторая – в два дня, третья – в три, а четвёртая – в четыре; требуется узнать, за сколько времени наполнится бассейн, если все четыре трубы открыть одновременно?

Карташевский: Вы задали весьма сложную задачу. Быть может, пока юноша думает, мы пригласим ещё кого-нибудь?

Яковкин: Да, но он претендует на казённый кошт. Задача серьёзная, согласен. Кто там дальше по списку?

Николай: Не надо никого приглашать, господин учитель. Я готов дать ответ.

Карташевский: Но вы даже не притронулись к аспидной доске! Здесь надо вычислять. Это арифметика.

Николай: Я считал в уме. Для того, чтобы наполнить бассейн, потребуется приблизительно полдня, а точнее двенадцать двадцать пятых частей дня.

Карташевский: Браво, юноша! (подходит к Николаю, разглядывая его) Вы быстро справились с задачей. А теперь объясните, как вы её решили.

Николай: Весь день удобно поделить на 12 частей. Пока первая труба наполнит все 12 частей, вторая – только 6, третья – 4, а четвёртая три. Всего они наполнят (12+6+3+4) 25 таких двенадцатых частей, если будут работать вместе. А весь бассейн наполнится за двенадцать двадцать пятых дня. Я просто «перевернул» дробь.

Яковкин: Молодец! Быстро догадался.

Карташевский: Ваш подход мне понравился, Николай Лобачевский. Думаю, вы будете моим учеником. И неплохим учеником, я надеюсь. Скажите, кто же ваш отец? Вы, кажется, издалека?

Николай: Я из Нижнего Новгорода, господин учитель. Мой отец был землемером.

Яковкин: Почему же – был?

Николай: Он заболел и умер, когда я был ещё маленьким.

Карташевский: Что ж – землемер так землемер. В конце концов, геометрия вышла из землемерия. Эта наука возникла при измерении и разделе земли, как пишет ученик Аристотеля Евдем Родосский. Твой отец на практике занимался тем, чем занимались египтяне, его далёкие предшественники. Разливы нашей Волги не уступают разливам Нила. Тебе ещё предстоит изучать эту занимательную науку – геометрию. Слышал о ней?

Николай: Я очень любил читать расчётные тетради отца, пособия всякие по землемерию…

Карташевский: Ну, это не совсем геометрия…

Яковкин: В гимназии тебя ждут и другие дисциплины: иностранные языки (включая татарский язык), русская грамматика, алгебра, тригонометрия, механика, химия, гидравлика, история, словесность, логика, практическая философия и гражданская архитектура, военное дело – артиллерия, фортификация, тактика, юридическое законодательство. Гимназисты должны научиться также рисовать, фехтовать, танцевать и разбираться в музыке. И всё это за три года.

Николай: Меня это совсем не пугает. Мне ужасно интересно!

Яковкин: Я как инспектор гимназии вынужден напомнить также о наших порядках для казённокоштных гимназистов. Подъём в шесть часов, зимой в спальных комнатах выдерживаем температуру не выше 12 градусов. Каждому полагается железная кровать. Завтрак, обед из трёх блюд и небольшой ужин. Отлучки из гимназии строго запрещаются. Взятый на казённый кошт мальчик в полном распоряжении начальства. Вам не придётся жаловаться вашей матери.

Николай: Что же тут жаловаться? Завтрак, обед, ужин. Своя кровать!

Яковкин: Ступайте и ждите нашего решения.

Николай: Благодарю вас, учитель!

(Бежит к двери)

Карташевский: Николай… (усмехается) Иванович.

 

 

Сцена 5

На сцене классная комната (парты, доска). Урок ещё не начался. Ребята собираются возле класса. На краю сцены братья Лобачевские оживлённо разговаривают. У Николая в руках огромная книга.

Алексей: Что это у тебя? Где взял?

Николай: В библиотеке. Читай, что написано.

Алексей (читает): «Аталиба, или Покорение Перу», трагедия Державина.

Николай: А ты слышал, что знаменитый Державин учился в нашей гимназии?

Алексей: Да ну? Когда же?

Саша: Когда-когда! В старинные года, когда лягушки были господа! Понял?

 Подходит Серёжа Аксаков.

Серёжа: Я слышу, вы, мальчики, о Державине? Гавриил Романович родился в Казани. Я могу прочесть стихи, которые он посвятил городу:

 

 

О колыбель моих первоначальных дней!

Невинности моей и юности обитель.

Когда я освещусь опять твоей зарей

И твой по-прежнему всегдашний буду житель?

 

Саша: Ты что все его стихи наизусть знаешь?

Серёжа: Да нет, это я так, к слову… Державин теперь в Петербурге, сам царь его принимает. Вряд ли он когда-нибудь вернётся в Казань.

Николай: А вот я навсегда здесь останусь. Мне очень нравится наша гимназия, наш город: и Сюмбекина башня, озеро Кабан, татарская слободка…

Алексей: А что же ты книжки-то не про Казань читаешь?

Саша: Да и сам-то что сочинял давеча, не про Казань ли?

Николай: Это вон пусть Серёжка Аксаков про саманные домики да купчишек пишет. А я мечтаю написать что-то вроде трагедии. Только представьте: действие происходит в Александрии. Мудрый старец Евклид рисует на песке бамбуковыми палочками свои геометрические фигуры… Ну, и так далее.

Алексей: А дальше-то, дальше про что?

Николай: Вот послушайте, что я написал вчера ночью. Я глядел на звёзды. Серёжа, постой, не уходи, послушай.

 

О, мирозданье! Мыслям не подвластно.

Я человек – я твой случайный житель.

Ты сеешь свет, и тьмою не напрасно

Окутываешь древнюю обитель.

 

И вся земля – подобье колыбели.

Я в ней возрос, я как росток на пашне.

О, если б мы свободы не имели,

Чего б тогда желали души наши?

 

Серёжа: Хорошо, как у Державина. Только, скажи, какая уж тут, в гимназии свобода. Пять надзирателей над нами!

Алексей: Неужто пять?

Саша: А ты посчитай (загибает пальцы) – главный надзиратель, старший, классный, комнатный, да ещё ночью дежурный! Того гляди – на хлеб и воду посадят.

Николай: Согласен. Но, кажется, латынь начинается. Бежим, вон надзиратель идёт.

 

Сцена 6

Классная комната. Входит пожилой учитель латинского языка Гилярий Яковлевич. На пороге спотыкается, вызывая сдерживаемые смешки. Гимназисты, стоя, приветствуют учителя.

Гилярий Яковлевич: Salve! Resideamus.

 

Гимназисты садятся.

Гилярий Яковлевич: Ну-с, начнём! Повторим правило, изученное на прошлом занятии. Аксаков, пожалуйте первым.

Аксаков (вставая): В латинском языке основа глагола меняется сообразно времени (настоящему или прошедшему), суффиксы меняются сообразно времени и наклонению, окончания - сообразно лицу, числу и залогу (активному или пассивному).

Гилярий Яковлевич: Bene, bene. Лобачевский старший, пожалуйте вы.

Саша: Основа глагола… основа глагола…

Гилярий Яковлевич: Ну-с, что – основа глагола?

Саша: Меняется… меняется…

Николай пытается подсказать. Гилярий Яковлевич стучит кондуитным журналом по столу.

Гилярий Яковлевич (строго): Лобачевский второй, что с вами? Молчать. Не подсказывать.

(Обращаясь к Александру) Ну-с, господин хороший, что ещё вы произнесёте?

Саша молчит.

Гилярий Яковлевич (открывая журнал): Male! Ставлю «плохо». Из-за вас, Лобачевский старший, все дети сию минуту хором будут повторять правило десять раз. Repetere!

Дети (хором): Основа глагола меняется сообразно времени (настоящему или прошедшему), суффиксы меняются сообразно времени и наклонению, окончания - сообразно лицу, числу и залогу (активному или пассивному).(несколько раз)

Гилярий Яковлевич машет в такт правилу головой, размахивая кондуитным журналом, и, постепенно склоняя голову, засыпает.

Николай выскакивает из-за стола и, убедившись, что латинист уснул, берёт кондуитный журнал.

Николай (шёпотом обращается к гимназистам): У кого есть гвоздь?

Алексей роется в карманах и протягивает брату большой гвоздь. Дети продолжают читать правило. Николай снимает ботинок и с его помощью прибивает кондуитный журнал гвоздём к учительскому столу. Гилярий Яковлевич просыпается. Николай бежит на своё место.

Гилярий Яковлевич (пытаясь схватить журнал): Что? Кто? Кто посмел? Нomo perniciosus!

Лобачевский! Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?

Николай: Просто я подумал, что журнал нужно закрепить на столе, чтобы он не упал, пока вы отдыхали.

Гилярий Яковлевич (восклицает, указывая на Николая): Ты, Лобачевский, будешь разбойником!

Николай: А я и есть разбойник.

Гилярий Яковлевич: Что-о-о?

Николай: Я Пугачёв, слышали?

Дети смеются.

Гилярий Яковлевич (зажимая уши): И слышать не хочу. И это говорит лучший ученик! Все, все будете наказаны. Все будете лишены послеобеденной прогулки, а там посмотрим. Урок окончен.

Гилярий Яковлевич, оторвав от стола журнал, уходит с журналом.

Саша: Что он теперь с тобой сделает?

Серёжа Аксаков: Не иначе выгонит из гимназии.

Алексей: На хлеб и воду посадит.

Николай: Ничего он мне не сделает.

Дети: Почему? Как так?

Николай: Ведь все тогда узнают, что он спал на уроке, когда я журнал прибивал! Он на это не пойдёт

Саша: И то верно.

Серёжа: Ай, да Лобачевский! Всё предусмотрел.

 

Сцена 7

Классная комната. Входит преподаватель математики Григорий Иванович Карташевский. Дети встают. Григорий Иванович бросает журнал на стол и начинает важно расхаживать по классу.

Григорий Иванович: Садитесь, друзья мои… Сегодня мы не будем решать сложные задачи и делать трудные вычисления. Я расскажу вам одну историю. Однажды царь Птолемей призвал Евклида и спросил: «Есть ли путь к геометрии короче того, что проложен в твоих «Началах»? Как ты думаешь, Аксаков, что ответил ему Евклид?

Серёжа Аксаков: Ну, не знаю. Наверное, он попытался как-то уйти от ответа, ведь перед ним был сам царь.

Григорий Иванович: Что ж, в этом есть своя логика. (Торжественно) Но не таков был Евклид! Он ответил прямо и честно: В геометрии царских путей нет!» Нет их и для вас, мои дорогие. Каждый из вас должен день и ночь трудиться, думать, решать задачи. Только так можно добиться даже первоначальных знаний в этой науке.

Саша (поднимает руку): Григорий Иванович! А зачем вообще изучать геометрию?

Григорий Иванович: Ну что ж, Лобачевский старший, ты задал хороший и смелый вопрос. Один юноша, пришедший к Евклиду учиться, вот также спросил его однажды: «Какую, собственно, выгоду он получит от изучения геометрии?»  Вот ты, Лобачевский второй, что бы на месте Евклида ответил?

Николай: Я бы ответил, что без геометрии и шагу не ступишь – провалишься…

(В классе шёпот, смех)

Григорий Иванович: А ты, Лобачевский младший, что бы ответил?

Алексей: Геометрия помогает построить дом, измерить поле.

Григорий Иванович: Всё это так. Правильно. Но Евклид – гений. И ответ его был гениален.

Он повернулся к стоящему рядом рабу и произнёс: «Дай этому юноше три обола, он ищет не знаний, а выгоды…»

Гениальность словно звезда вспыхивает внезапно, и невозможно предсказать, где она зародится вновь. В Германии объявился новый великий математик Карл Фридрих Гаусс – сын фонтанных дел мастера. Он ещё в юности дал построение правильного 17-угольника при помощи циркуля и линейки!

(строго) Аксаков! Не вертись! Тебе не интересно?

А в прошлом году Гаусс проделал (за несколько часов) сложнейшие вычисления, и, так сказать, «кончиком карандаша» с большой точностью указал место, где искать в небе новую планету Церера.

Николай: Что же такое - гений?

Григорий Иванович: Я думаю, гений есть терпение.

Николай: Но посмотрите, сколько у нас в гимназии учителей! Все они терпеливые добросовестные люди. Что же, они все гении? Чем же от них отличается, например, Ломоносов?

Григорий Иванович ( в недоумении прохаживаясь по комнате): Господа гимназисты. Урок окончен. Время перемены… Лобачевского… Николая… прошу задержаться.

Все выходят из класса. На сцене Карташевский и Николай.

Григорий Иванович: Для тебя я открою некоторые секреты. Как лучший ученик, ты достоин подробностей. Гений должен перевернуть науку. Понимаешь, пе-ре-вер-нуть?

Николай: Да, понимаю, как песочные часы. (переворачивает часы, стоящие на столе)

Григорий Иванович: Молодец! Только так наука снова потечёт вперёд в своём развитии. Ты знаешь, что сделал Даламбер совсем недавно? Он поднял руку на главное творение Евклида «Начала».

Николай: И он не испугался?

Григорий Иванович: Ничего не боится гений, ибо он уверен в своей правоте. Даламбер считает, что не следует книгу по геометрии делить на учение о прямой, о плоскости и о пространстве. Он предложил другие три составляющие. Как ты думаешь, какие?

Николай: Не знаю, надо подумать!

Григорий Иванович: Тебе ли, сыну землемера, сомневаться?

Николай (задумчиво): Быть может, площади…

Григорий Иванович: Молодец! У Даламбера три части: измерение длин, площадей и объёмов. На этом строится вся геометрия.

Николай (изумлённо): Значит, книга Евклида не есть штука незыблемая… А если… если мне (или ещё кому-нибудь) придёт в голову создать свою, совсем свою геометрию?

Григорий Иванович: Надо дерзать… Надо пробовать. Но сперва изучи Евклидову книгу, Евклидов подход. Это необходимо.

(В класс заглядывает Саша)

Смотри, вот и друзья твои прибежали. Хватит научных споров. Опоздаешь на обед!

Николай: Григорий Иванович! Я всё понял. Сначала – Евклид. Потом – Лобачевский.

 (Уходит)