Сценарий спектакля "Сократ"

 

Картина 1.

 

На сцене – Сократ.

 

С. Меня не пугают лишения, я просто не думаю о них. Меня волнуют другие вопросы: что есть космос? Зачем рассеяны по небу мириады зеркально сверкающих звёзд? Что они такое, звёзды? Что такое земля, природа? Откуда появилась мысль? Почему олимпийцы-боги, породившие людей, как говорят, по образу и подобию своему, преспокойно дозволяют людям истреблять свое подобие в войнах? Но больше всего меня занимает мысль о солнце. Что оно такое? (обращается к солнцу) Тебя, кто щедро дарит животворящий свет земле и людям, приветствую и славлю!

Эсхин (появляется) Здравствуй, Сократ.

С. Как твоя нога, Эсхин?

Э. После того, как я вывернул ее и потерял сознание, а ты дотащил меня до самого лагеря, я вечный твой должник. Но почему ты не олимпийцам поклоняешься, а бездушному светилу? Над тобой смеются все афинские воины.

С. Я потому славлю солнце, что, хотя и не знаю, что оно такое, есть ли у него душа или оно бездушно, но постоянно его ощущаю и вижу его благие деяния. Богов же я совсем не ощущаю и деяний их не вижу, кроме тех, которые творят природа или смертные, а приписывают богам.

Э. Сократ, как ты можешь утверждать о незнании тобой божественных деяний! Все ведь только и говорят о них, и народ в своих домах, и жрецы в храмах. Да и поэты о том же пишут.

С. Да в том-то и дело, дорогой Эсхин, что говорят о бессмертных те же люди. К тому же я сильно сомневаюсь, чтобы те, кто восхваляет олимпийцев и славит их деяния, ощущали их самих или видели хоть разочек…

Э Что ты говоришь, Сократ? Тебя накажут. Хотя бы ради собственного блага не высказывай на людях подобного святотатства.

С. А не кажется ли тебе, дружище, что пришла нам пора, если только мы хотим истинного знания, положиться на собственный ум, а на веру слов не принимать?

 

(вбегает Критон)

 

К. Сократ, тяжкую весть я тебе принес. В одночасье взял Аид обоих твоих родителей, и тела их уже похоронены. Не грусти, дружище. Оставим поприще воинов и отправимся в Афины, где сейчас находятся главный из десяти афинских стратегов Перикл и красавица Аспасия.

С. Перикл… Не тот ли, кого нарекли достойнейшим из эллинов за благие дела защитника прав народа, победу над персами, а ещё Громовержцем за исключительный риторский дар?

Э. Говорят, что он будто молниями разит своих противников в совете, аристократов, и речами же успокаивает бушующие страсти народа, склоняя большинство на свою сторону.

К. А про Аспасию говорят, что она не только хороша собой, но образована не хуже юношей, окончивших гимнасий, и что она, обладая врожденным даром красноречия, обучает людей риторике. Произносит она речи на заданную тему, состязается в диалектике с друзьями и общается без всякого стеснения с мужчинами.

С. Как бы мне хотелось познакомиться с этой незаурядной женщиной!

К. Нет ничего невозможного. Я вхож в дом Аспасии. Завтра перед закатом летнего солнца пойдем туда вместе.

 

Картина 2.

 В доме Аспасии.

На подушках женщины и мужчины, в плетеном кресле – Аспасия. Звучит музыка.

 

Аспасия. Не самое ли время, друзья мои, перейти теперь к искусству диалектики?

Давайте послушаем рассуждение о разуме.

 

А. Не хочешь ли ты, Анаксагор, принять участие в нашем разговоре, если среди нас найдется, кто осмелится возражать тебе. Сама я заранее отступаюсь от спора с тобой.

Ан. Что ж, я готов вызвать любого, желающего опровергнуть мое утверждение. Всем известно, что УМ – причина всего сущего….

С. Я хотел бы возразить тебе, Учитель, если ты, конечно, позволишь. Говоря, что Ум дает всему порядок и причину, что ты под этим понимаешь?

Ан. Я понимаю под этим мировой порядок, Сократ.

С. Значит ли это, что, наблюдая что-либо на земле или в небе, мы можем объяснить его причину умом?

Ан. Именно так!

С. Cкажи мне, Учитель, в чем причина, что Луна, например, светит не собственным, а отраженным светом Солнца?

Ан. В том, что Луна – холодный камень, а холодные тела светить не могут.

С. А извержения вулканов, землетрясения, чем их можно объяснить?

Ан. Движением подземных вод, Сократ.

С. А лунные затмения, отчего они происходят, Учитель?

Ан. От падения на Луну тени Земли.

С. Я ещё спрошу тебя, Учитель: не скажешь ли ты, что дает начало всему тому, о чем мы говорили? Может быть, причиной этих причин и является ум?

Ан. Причину всего этого надлежит искать в природе небесных тел, воды и газов.

С. Выходит, Ум не имеет к этому никакого отношения?

Ан. Ни малейшего! Ум дает начало и порядок в мире семенам вещей, так или иначе сцепляя их между собой…

С. Как же можно утверждать, что Ум всему в мире дает начало и порядок, если он объясняет лишь причину вещей, а объяснить причину явлений отказывается? Так не разумнее ли будет признать, что Ум не может быть началом всего сущего, раз имеется ещё и другая причина мирового порядка, нам пока неизвестна?

Ан. (Склоняет голову) Я это признаю, Сократ. (Рукоплескания)

 

(Аспасия вынимает из волос веточку лавра, вплетает в волосы Сократа).

 

А. Сократову уму, одержавшему верх над умом Анаксагора, своего учителя

С. Не ум мой одержал сегодня верх, Аспасия, а мои неразрешимые сомнения…

А. Так приходи их разрешать сюда, на состязания в риторике и диалектике!

 

Сократ кланяется. Уходят все, кроме Сократа и Аспасии.

 

Картина 3.

 

С. Уже несколько месяцев я хожу в твой дом, Аспасия, и понимаю, что все твои друзья

воздвигли башню из мира вещей и рассуждений о них и отгородились ею от людей в жизни. Меня это не устраивает. Но я не могу не ходить сюда.

А. Почему, Сократ? Разве наши беседы не радуют тебя?

С. Есть теперь только одна причина, почему я продолжаю мучить себя, прекрасная Аспасия.

А. Почему же, мудрый человек?

С. Одна ты меня влечешь сюда, и твоя красота постепенно одолевает мой ум и сердце.

А. Ты самый умный афинянин, и мне интересно с тобой. Но..

С. Знаю, Аспасия, что несвободно твое сердце. Только Перикла ты любишь…

А. Может быть, ты не будешь лишать меня удовольствия беседовать с тобой и наслаждаться твоим обществом?

С. Нет, Аспасия, я больше не приду. Ты выбрала из нас самого достойного.

А. Но не только ведь это тебя гнетет, Сократ?

С. Да, Аспасия. Хоть и сам народ, с помощью Перикла, правит государством, неравенство в Афинах не исчезло, и добродетелей в Афинах не прибавилось, и неправедности меньше не стало: куда ни глянешь, гнездится всюду эгоизм, обман, мздоимство, властолюбие, черная зависть и распущенные нравы… И уверен я, что вызволить Афины из беды может истина не божественная, а истина житейская, ещё неведомая людям, но которая научит их разумно жить и праведно вести дела.

А. Что же это за истина?

 С. Не знаю, Аспасия. Но буду искать эту истину, где бы она ни была.

А. Удачи тебе, Сократ. Я тебя не забуду.

(Аспасия уходит)

 

Картина 4.

 

Сократ, Критон и Эсхин.

 

К. Не мучь себя больше, Сократ. (Пауза).

С. Собираюсь я, друзья, поехать в другие государства, где, по слухам, живут мудрецы, владевшие познанием истины.

Э. Возьми меня с собой, Сократ!

С. С радостью! Да и забвения любви к Аспасии хочу я найти, в дом которой так и зовет меня сердце.

К. И я бы с вами отбыл, друзья, но занят я делами торговыми. Но я посажу вас на парусник отца, отплывающий в Милет.

 

 

Картина 5.

 

С. Мы с тобой в Дельфах, в храме Аполлона. Как всё необычно здесь. А что это за надпись, Эсхин?

Э. «Познай самого себя!»

С. Вот, что нам нужно, Эсхин! Вот та истина, которую я так долго искал.

Э. Чем же тебя поразили эти слова? Растолкуй мне, Сократ.

С. Скажи, Эсхин, в чем причина того, что одни из людей добродетельны, а  другие злы?

Э. Мне кажется, Сократ, что это происходит от различного сочетания злых и добрых семян в человеке.

С. Не хочешь ли ты сказать, что это различие бывает у человека с рождения?

Э. Ни в коем случае, Сократ. Все ведь знают, что младенцы рождаются добрыми, дурными же их делает жизнь.

С. Ты верно сказал, Эсхин. Но почему она, эта самая жизнь, одних превращает в злых, а других сохраняет добрыми?

Э.Трудно сказать, Сократ.

С. А как ты думаешь, Эсхин,  не можем ли мы сойти за тех людей, в ком добродетельное и дурное легко наблюдать, стоит только погрузиться в самого себя?!

Э. В самом деле! Ведь в нас, как и во многих, намешано всякого, и добродетельного и дурного. Только мы с тобой, мне кажется, чаще бываем добрыми…

С. И дурными тоже бываем, Эсхин. Вот почему и нужно нам, если мы хотим познать природу добродетели, начать с познания её в самом себе. А сделать это можно, пристально себя наблюдая…Всё в мире от невежества: и порок, и зло, и неправда!

Э. Как было бы хорошо, Сократ, исцелить людей от этого источника всех зол, невежества!

С. Кто хочет сдвинуть мир, пусть сдвинет себя!

Э. Сдвигай себя, Сократ, я сдвину себя следом.

 

Картина 6.

 

Эсхин и Критон.

 

Э. Вернулись мы в Афины, и от любви в целом избавился Сократ и поставил он себе целью способствовать просвещению афинян. Поняв, что причиной всего дурного в людях служит их невежество, ибо не знают они, что есть истинное благо и стремятся к ложному, Сократ в беседах с афинянами пытается пробудить в них истину и делает это тщательно продуманными вопросами.

К. Плохо только, что собеседники, уличенные им в невежестве, бросаются на Сократа с кулаками и поколачивают его. А он всё сносит безропотно, а только добродушно посмеивается над гневом невежд.

Э. Я его даже уговаривал судиться с  обидчиками, а он сказал: «Зачем? Ведь на ослов, когда они лягаются, в суд не подают».

 

 (Появляется Критий и Сократ)

 

Кр. Слышал я, что ты внушаешь всем только одно благо – знание и одно только зло – невежество. Так ли это?

С. Именно так, почтенный Критий.

Кр. Значит ли это, что причина всякого зла есть незнание?

С. Точнее было бы сказать, что причина зла кроется в незнании.

Кр. А бывших правителей Афин, которые правили ими семнадцать лет, ты тоже упрекаешь в невежестве?

С. Важно не сколько править, а как править. А правили они, злодействуя.

Кр. Как же ты, Сократ, не понимаешь, что эти злодейства были разумны!

С. Скажи мне, Критий, назовем ли мы правителем того, кто носит скипетр, или того, кто правит умело?

Кр. Того, кто правит умело.

С. А не кажется ли тебе, что править умело – это значит благоденствовать подданным своим, а не себе?

Кр. Именно так.

С. Можем ли мы тогда назвать невеждой того правителя, кто не разумеет этой истины?

Кр. Ты прав, Сократ.

 

Появляется Ксантиппа, несущая горшки.

 

Кс. Горшки! Покупайте горшки! Звонкие, тонкие! И варить годятся, и тушить, и голову постылому разбить! Кому горшки?!

С. Сколько стоят твои горшки, девица?

 

 (Ксантиппа молчит и отворачивается).

 

С. Почем горшки?

Кс. Да на какие шиши ты собрался горшки покупать, оборванец?

С. Покупать горшки я, может быть, и не собирался, а вот завладеть ими вместе с тобой, красавица, я, пожалуй бы, смог.

Кс. Уж не хочешь ли ты ко мне посвататься?

С. А почему бы и нет?

Кс. Вот умора! Да кому ты нужен?

Кр. Так ведь это же Сократ, Ксантиппа!

Кс. А, так ты и есть Сократ. Слышала я, что ты не больно-то красив, но такого урода и представить не могла! Ладно, Сократ, пошутил и будет. Некогда мне с тобой тут лясы точить.

С. Да я вовсе не шучу, Ксантиппа: ты мне и в самом деле приглянулась. Так почему бы нам не пожениться, а?

Кс. Вы поглядите на него, я ему приглянулась! Да ты мне не больно-то! Да и какой из тебя муж!  Гол как сокол!

Кр. Да разве голова Сократа ничего не стоит?

Кс. А толку что с его головы, если мудрость свою он расточает всем бесплатно? Или, может быть, при нужде прикажете сдавать эту голову ростовщику?

С. Напрасно, Ксантиппа, думаешь, что у Сократа ничего больше нет, кроме этой бесполезной головы. У него ещё имеется пара рук, пригодных в хозяйстве.

 

(Приподнимает Ксантиппу и усаживает на один из горшков. Ксантиппа визжит и ударяет Сократа по щеке).

 

С. Вот это женщина! (Поглаживает щеку)

Кр. Нет, Сократ, не пойдет она тебе, уж больно норовиста!

С. Ошибаешься, приятель, тому из наездников большая слава, у кого норовистая лошадь! (Снимает с горшка Ксантиппу).

 

Картина 7.

 

Дом Сократа и Ксантиппы.

 

Кс. Всё у нас хорошо, любимый мой, только нужда глядит из всех углов.

С. Мы едим, чтобы жить, а другие живут, чтобы есть.

Кс. Но у богатых рабы живут лучше, чем мы.

С. А что проку от богатства? Оно лишь развращает человека.

Кс. Но ведь, имея возможность хорошо зарабатывать, беря за свои собеседования какую-либо плату, ты этого не делаешь и делать не хочешь.

С. Какой из божественных даров мы более всего ценим в женщине?

Кс. Её красоту, наверно.

С. А в мужчине?

Кс. Думаю, что разум.

С. А теперь скажи, как мы называем женщину, которая свою красоту продает за деньги?

Кс. Продажной.

С. Так не вправе ли и мужчину, торгующего своим умом, назвать так же?

Кс. Наверно, ты прав, Сократ. Но я вижу, что тебя что-то мучает. У тебя уже много учеников, последователей, не успокоиться ли тебе?

С. А терзает мой ум загадка бытия: зачем разумные существа убивают себе подобных? Что есть алчность человеческая? Для чего она? Затем, что это есть страсть человеческая. Что же они такое, эти страсти? Отчего им дана такая власть над поступками? Не потому ли, что происхождением своим страсти древнее разума?

 

(Вбегает Эсхин)

 

Э. Сократ, военная труба зовет в поход!

С. Я всегда готов, Эсхин. Мудрец превращается в воителя. Прощай, Ксантиппа. Сына береги!

 

Картина 8.

 

Критий, Сократ.

 

Кр. Что бы ты сказал, Сократ, если бы тебя избрали в Совет на какую-нибудь государственную должность? Ведь многие афиняне тебя почитают, и, будучи их избранником, ты бы мог, мне кажется, способствовать общему благу…

С. А чтобы сказал ты сам, Критий, если бы я предложил тебе заняться философией?

Кр. Мой внутренний голос не велит мне заниматься философией, а зовет меня в политику.

С. То же самое скажу и я: мой внутренний голос возбраняет мне искать государственных должностей и какой-либо власти…. К тому же, если бы я начал заниматься государственными делами, то по причине своей открытости и прямоты давно бы угодил в темницу или погиб, не принеся никакой пользы.

Кр. А не кажется ли тебе, Сократ, что, если бы ты ратовал за справедливость в собрании или Совете, польза от этого была бы куда больше, чем от твоих бесед?

С. Как ты полагаешь, Критий, когда я больше бы принес пользы: занимаясь сам политикой или поставляя как можно больше разумных политиков?

Кр. Думаю, что поставляя больше политиков.

С. Так ведь я этим занимаюсь всю жизнь, Критий.

Кр. Пожалуй, ты прав, Сократ. Занимайся своим делом, а я займусь своим (уходит).

С. О боги! Что есть народ? Что превращает разумную массу людей в стадо баранов, в нерассуждающую толпу? Отчего даже самый разумный, угодив в толпу, следует ее слепым страстям, сам заражаясь ими? Но если я не знаю, что такое народ, как могу я указывать людям, образующим народ, дорогу к добродетели?

 

(появляется Эсхин)

 

Э.Сократ, Дельфийская пророчица нарекла тебя мудрейшим.

С. Не путаешь ли ты, Эсхин?

Э. Клянусь Аполлоном, Сократ, таково божественное пророчество!

С. Да какой же я мудрец, скажи на милость, если я знаю только то, что ничего не знаю!

Э. Да разве может ничего не знающий владеть наукой отыскивать истину, как этим ты владеешь?

С. Никакой иной наукой я не владею, Эсхин, кроме одной – наукой противоречия.

Э И всё же, мне думается, боги солгать не могут.

С. Ксантиппа! Подай-ка нам с Эсхином по чаше  вина во славу богов!

 

(Появляется Критон.)

 

К. Беда, Сократ. Критий, став во главе Афин, начал свой путь с убийства предшественника. Это ты знаешь. Но он не хочет останавливаться. Боязнь за свою жизнь и власть толкают его на новые преступления. К тому же устранение врагов выгодно для него обогащением: все, что изъято у них, попадает в его руки. Мало того. Везде его доносчики. Куда ни пойду, они всюду за мной увязываются. Играют простачков, мошенники, и всё это затем, чтобы выудить у меня ненароком какое-нибудь неосторожное слово. Я уж и на улицу боюсь выйти….

С. Я думаю, Критон, что зарятся эти волки на твое немалое богатство. Но разве ты, как добрый хозяин, не вправе заиметь хорошего волкодава для спасения стада от своры волков?

Э. Ты бы поосторожнее высказывался, Сократ. А то Критию уже известно, что ты его назвал свиньей за то, что он вовлекает в свои гульбища юношей, тем самым склоняя их к пороку.

 

(Вбегает Ксантиппа).

 

Кс. Сократ, тебя вызывают на заседание Тридцати! Сам Критий!

 

(Все бросаются к Сократу. Немая сцена.)

 

Картина 9.

 

Заседание тиранов.

 

Критий. Слышал ли ты, Сократ, о только что оглашенном законе, запрещающем беседы философов с молодежью?

С. Слыхать-то я слыхал о таком законе, да только хотел бы уточнить содержание запрета, чтобы правильно его исполнить.

Харикл. Мы готовы дать тебе любые разъяснения. Спрашивай!

С. Запрещает ли этот закон истинные суждения или ложные?

Х. Да как ты не поймешь, что тебе запрещено отныне вести любые беседы с молодыми людьми!

С. Хорошо, в таком случае, чтобы не было у меня и здесь сомнений, то определите, до какого года нужно считать человека молодым?

Х. Пока у человека по зрелости его рассудка нет права выступать в совете. То есть тебе запрещено вести беседы с людьми моложе тридцати лет!

С. Значит ли это, что если человек моложе тридцати продает что-нибудь, то и тогда мне не спрашивать, почем он продает?

Х. Об этом можешь спрашивать….

С. А если юноша спросит меня, и я буду знать, где живет Харикл, отвечать ли мне?

Х. Конечно, отвечать! Но ведь твои расспросы и советы другого рода!

Кр. Короче говоря, Сократ, ты должен отказаться от этих дурацких сравнений государственных мужей с кожевниками, кузнецами, плотниками и прочим ремесленным людом. Я думаю, тебе самому эти сравнения набили оскомину.

С. Но, отказавшись от этого, я должен, выходит, отказаться от сравнения знания с незнанием, истинности с лживостью, доброты с жестокостью?

Х. Именно от этих разговоров с молодежью ты и должен отказаться! И от «свиней» тоже. Ступай.

 

Картина 10

(Сократ дома. Входит Критон).

 

К. Сократ, просится к тебе в ученики юноша Аристокл по прозвищу Платон.

С. Ну что же, я не против.

 

(входит Платон)

 

П. Скажи, мудрец, я прежде думал, что знаю что-то о добродетели. Теперь же я в этом сомневаюсь…

С. Но ведь сомнение, мой дорогой Платон, и есть начало познания.

П. А как сделать всех людей счастливыми?

С. Трудный вопрос ты задаешь, Платон.

П. Я тоже размышлял над этим. И вот к чему пришел: до тех пор, пока в городах не будут править искренние философы либо правители искренне и удовлетворительно философствовать, - до тех пор счастья не жди.

С. Ты хорошо сказал, Платон.

 

(Входит Эсхин)

 

Э. Сократ, я узнал, что на тебя готовится донос.

С. Смешно было бы мне, старику, бояться доносов.

Э. А разве ты не должен думать о детях?

С. Не в чем обвинить меня.

Э. Клевета может быть обвинением. Ну можешь ты хотя бы на время оказаться от своих обличительных споров?

С. Предлагая мне, для которого философствовать значит жить, отказаться от споров, не обрекаешь ли ты меня тем самым на смерть?

Э. Что ты, Сократ! Как ты можешь думать такое!

С. Тогда не предлагай мне невозможного.

К. И всё-таки будь осторожен, Сократ.

Ксантиппа (входит крича). Нам совсем нечего есть! Когда же хоть что-то добудешь в дом!

 

(Ругаясь, уходит)

 

К. А всё-таки, Сократ, твоя Ксантиппа воистину несносная женщина…

С. Я уже давно привык к ее брани, как привыкают к непрестанному шуму мельничного колеса.

 

(Появляется недовольная Ксантиппа и приносит свиток. Подает Сократу).

 

Ксантиппа. Наверно, опять о том, что мы должны всем торговцам. О боги! Образумьте этого человека!

 

(Сократ передает письмо Эсхину).

 

Э. Беда, Сократ. Твои враги, завистники, подали на тебя в суд, обвинив в непочитании богов и порче молодежи. Тебя зовут на суд афинян…

 

 

Картина 11.

Суд.

 

Обвинитель. Нашелся человек, который порождает скверну неверия в душах людей. Я выступаю обвинителем по воле голоса справедливости, дабы вы, афиняне, своим приговором избавили нас от зла, распространяемого этим человеком. Чему учит он нашу молодежь? Как долго он будет не признавать богов? Разве мы не видим, что Сократ преступает закон?  Для тех, кто развращает нашу молодежь, надежду нашу, уготовано одно наказание – смерть!

П. Учитель! Твое слово!

С. Стало быть, афиняне, мне следует опровергнуть клевету, ибо то, в чем меня обвиняют, не более как клевета. Так слушайте...     

Вы знаете, афиняне, что пифия сказала, что никого нет мудрее Сократа.... Долго я искал мудрого человека, чтобы объявить оракулу: «Вот этот мудрее меня, а ты меня назвал самым мудрым», для этого разговаривал и с государственными мужами, и с поэтами, и с людьми ремесла. И везде встречал одно и то же: каждый из них считал себя мудрым  во всем, даже в самых важных государственных вопросах, и это заблуждение заслонило  собой ту мудрость, какая у них была. Я стал доказывать им, что они в чем-то не мудры, и из-за этого-то любознательные люди стали прозывать меня мудрецом, потому что думали, будто сам  я в этом весьма мудр. А другие возненавидели меня за мою науку противоречия. Вот почему накинулись на меня мои враги.

А теперь я постараюсь защитить себя от Мелета. Он обвиняет меня в том, что преступно порчу молодежь, а я, афиняне, утверждаю, что преступно действует Meлет, потому что шутит он серьезными вещами. Встань, Мелет, и скажи: кто делает молодых афинян лучше? Развратителя ты нашел, раз ты вытребовал меня в суд и обвиняешь в этом. А назови-ка теперь того, кто делает их лучше.

Обвинитель. Законы!

С. Да не об этом я спрашиваю, а кто эти люди?

Обвинитель. Все.

С.  Кто все? Судьи, те, кто нас слушает, члены Совета, народное собрание?

Об. Да.

С. Так что же получается? Выходит, все афиняне делают молодежь безупречной и только я один ее порчу? Не глупость ли ты  говоришь, Мелет?

Обвинители меня пугают смертью. Но разве человек о смерти должен печься? Пока он жив, он должен печься об одном: поступает ли он справедливо или несправедливо, достойно или недостойно!

И если бы теперь,    афиняне,    вы    отпустили    меня с условием, чтобы я оставил философию — даже в обмен на мою жизнь, то и тогда бы я сказал: «Я вам предан, афиняне, и люблю вас, но я не перестану  философствовать и убеждать каждого из вас, говоря: «Ты — лучший    из    людей, раз ты афинянин, гражданин  великого  государства,  больше  всех  прославленного мудростью и могуществом, так не стыдно ли тебе заботиться о деньгах,  славе, почестях,  а о  разуме,  об истине и душе своей не тревожиться?» По-моему, боги и послали меня в Афины, чтобы я, целый день носясь повсюду, каждого из горожан будил,  уговаривал,   упрекал   непрестанно,  чтобы люди оглянулись на себя  и захотели сделаться лучше!

Обвинитель. Мы ждали от тебя раскаянья, Сократ, но ты пренебрег такой возможностью! Так пожинай плоды своего безрассудства! Голосуйте, судьи! (пауза) Итак, граждане, за оправдание Сократа голосовало 221 человек, против — 280! А теперь, Сократ, надлежит  тебе  самому  избрать  себе  кару.    Выбирай  же: смерть или изгнание!

С. Признаться, не думал я, афиняне, что перевес голосов  будет  так  мал.  Что  же  касается  наказания, то смерть и изгнание для  меня равносильны.

Обвинитель. Выборные!  Голосуйте за приговор! Итак, за изгнание —  сто сорок один!  За смертный приговор — триста шестьдесят! Последнее слово тебе, Сократ!

С. Я ухожу отсюда, приговоренный вами, афиняне, к смерти, а мои обвинители уходят, уличенные в злодей­стве и несправедливости. Вы думаете, что, умерщвляя людей, вы принудите других таких же, как я, отказаться от порицания невежества  вашей жизни? Заблуждаетесь! Такой способ не вполне надежен и не вполне чист. А вот вам способ самый надежный и легкий: самим стараться быть как можно лучше. а рты другим не затыкать, потому что свобода говорить и  спорить есть величайшее благо для людей! Но уже пора идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а что из этого лучше, никому не ведомо, кроме богов!.. 

Ксантиппа. Ты осужден безвинно, Сократ!

С. А ты бы хотела, чтобы заслуженно?

 

Уходят все.

Картина 12.

 

Тюрьма.

Критон.

 

С. Что это ты пришел в такое время, Критон? Или не так уж рано?

К. Едва светает. Удивляюсь я тебе, Сократ, как сладко ты спишь, невзирая  на беду, постигшую тебя.

С. Но ведь было бы нелепо, Критон, в мои-то годы роптать  на то, что приходится умирать.

 

 (Критон отходит в сторону. Входит Ксантиппа, бросается к ногам мужа).

 

Кс. Да на кого ж ты меня покидаешь, Сократ! Чем тебе не мила была жизнь, что ты связался с этой фило­софией, будь она трижды проклята! Да что ж ты не сло­мил свою гордыню перед судьями, непутящая твоя голова! О, заступники-боги! отвратите Аид от души Сократа, великий Зевс-громовержец! смилуйся над моими сиротками!..

_С.. Уймись, женщина.

 

(Входит Эсхин,)

 

Кс. Ой, Сократ! Да неужто ты по­следний раз видишься с друзьями, а друзья с тобой?! Да неужто ты покинешь нас навсегда!.. (Ксантиппа бьется головой о ложе)

С. Пожалуйста, уведите ее домой...

 

(Ксантиппу уводят)

 

С. А что же Платон не пришел? Уж не случилось ли с ним что-нибудь?

Критон. Он болен, Сократ. К тому же, я думаю, было бы слишком тяжело для него присутствовать при твоей кончине. Ты ведь знаешь, как он любит тебя.

С. Так передайте ему: пусть на время бежит из Афин. Было бы величайшим несчастьем, если бы участь старика Сократа разделил бы еще и Платон. Пусть он продолжит то, что не успел и не сумел его учитель.

Критон. Волю твою исполним, Сократ...

С. Моим врагам  все равно не понять, что тот, кто по­святил себя философии, смерти не боится.

Э. Большинство людей, услыхав тебя, решило бы, что философы на самом  деле желают умереть, а стало быть, и заслуживают этой  участи.  

С. И правильно решили бы, Эсхин.  Ис­тинный  философ может бояться лишь духовной смер­ти и забвения. Но тот, кто всю жизнь стремился к радости познания, может не тревожиться о себе и смело пускаться в Аид тотчас, как позовет судьба.

Э. Но не хочешь ли ты, Сократ, оставить какие-ни­будь распоряжения насчет детей или еще чего?

С. Ничего нового я не скажу,  Эсхин,  кроме того, что говорил всегда: живите праведной жизнью на земле! Изменяйтесь! Изменяйте мир!

Э. Да, Сократ, мы постараемся исполнить все, как ты велишь.

Сократ. Сейчас я пойду за чашей с ядом цикутой и с миром выпью ее.

 

 (Сократ выходит и возвращается с чашей с ядом)

 

С. Необходимо молиться богам, чтобы переселение из этого мира в иной было удачным.

Об этом я и молю, и да будет так! (И спокойно, как вино, выпивает яд)

 

(громко рыдают  друзья Сократа)

 

С. Ну что вы, чудаки такие! Я для того главным об­разом услал отсюда Ксантиппу, чтобы она не
устраивала подобного бесчинства: ведь меня учили, что умирать  должно в благоговейном молчании. Тише же, сдержите себя!

          

(Друзья притихли.  Сократ  мед­ленно прохаживается взад-вперед)

 

С. Что-то ноги, однако, тяжелеют. (Подходит к ложу, ложится на спину. Критон  хватает ему ступню рукой и крепко сжимает).

 

К. Ты чувствуешь, Сократ?

( Сократ качает головой)

 

К. Как только холод подступит к сердцу, он отойдет...

 

(Сократ умирает.  К нему подходит Эсхин,  накрывает его лоб венком из лавра).

 

Э. Спустя месяц афиняне, как водится, опомнились и разобрались в истории с Сократом. Они поймали и приговорили к смертной казни тех, кто обвинял философа, а Сократу воздвигли памятник из бронзы.