Сценарий литературной гостиной

Как разглядеть за днями след нечёткий? Хочу приблизить к сердцу этот след... На батарее были сплошь девчонки, а старшей было­18 лет Лихая чёлка под прищуром хитрым, бравурное презрение к войне... В то утро танки вышли прямо к Химкам, те самые. С крестами на броне И старшая, действительно старея, как от кошмара заслонясь рукой Скомандовала тонко:­ Батарея­а­а ( Ой, мамочка !) Огонь ! И залп! И тут они заголосили, девчонки, запричитали всласть. Как будто бы вся бабья боль России В девчонках этих вдруг отозвалась!.. Кружилось небо снежное, рябое, был ветер обжигающе горяч.  Былинный плач висел над полем боя, он был слышней разрывов этот плач!.. Ему ­протяжному, земля внимала, остановясь на смертном рубеже.  ­Ой, мамочка!..­Ой страшно мне!..­Ой мама!.. И снова:­ Батарея­а­а!..  И уже Пред ними посреди земного шара, левее безымянного бугра  Горели неправдоподобно жарко четыре чёрных танковых костра. Раскатывалось эхо над полями, бой медленно кровью истекал.  Зенитчицы кричали и стреляли, размазывая слезы по щекам!  И падали, и поднимались снова. Впервые защищая наяву и честь свою ( в буквальном смысле слова)  И родину  И мамуИ Москву !   Эпизод из фильма у обелиска ( в зале приглушен свет, девушки садятся у костра) Женька – Ну что , девчонки, определило нас командование к Васкову, давайте хоть познакомимся?! Рита: ­ Конечно, давайте знакомиться. Я­  Маргарита Осянина – младший сержант,  меня назначили командиром отделения девчонок ­  зенитчиц. Мне 20 лет. . я была замужем. Мой муж погиб в первые дни войны . У меня есть маленький сын и  мама.   Лиза: ­ А я ­ Лиза Бричкина – рядовой боец, выросла в  простой семьи. Отец мой – лесник.  Я с ним все лесные тропки прошла. С 14 лет ухаживала за больной мамой, которая умерла  спустя 5 лет. Сама вела хозяйство и помогала отцу. Я собиралась учиться в техникуме, но  началась война…  Женька: А я ­­Евгения Комелькова – мне 19 лет., приехала из города. Я ­ дочь офицера.  Всю семью мою расстреляли немцы, был расстрел семей комсостава, сестренка последней  упала, а меня эстонка спрятала в доме напротив… Галя: ­Меня зовут  Галя Четвертак. А семьи у меня нет, я сирота, «подкидыш», выросла в  детдоме. До войны я училась в библиотечном техникуме.  Соня: ­ А я  ­ студентка Московского Университета. Зовут меня Соня Гурвич, училась на  "отлично". Мне нравится читать, люблю стихи и театр. Мой отец служит участковым  врачом в Минске. У меня большая и дружная семья.. На фронт меня взяли переводчиком.  Рита: _ Ой, девочки, Уже домой так  хочется! Соня: Да когда же войне­то конец?! Лиз: Да, давно мы дома не были… ( Песня «Давно мы дома не были) Женька: ­ Девчата, кончай грустить! А давайте устроим танцы? Галя: А, что, и в самом деле – танцы. (заводят патефон, звучит мелодия) Лиза: Ой, Женька, какая ты красавица! (танцуют) Вдруг взрывы ( кадр из фильма налет истребителя) Девушки разбегаются в стороны и застывают.­Лиза Бричкина: Я  погибла первой, утонула в болоте. Старшина отправил  меня назад с приказом доложить обстановку начальству. Васков рассчитывал  на подкрепление к вечеру. Я очень­очень торопилась, я понимала, что им,  моим девчонкам, оставшимся в лесу будет очень тяжело. Я бежала, но ноги не слушались меня, я несколько раз споткнулась… А когда подбежала к  переправе через болото, не успела даже подумать, что где­то у приметной  сосны остались пять вырубленных старшиной слег. Мне надо было взять одну  и проверять тропку в болоте ей. Я спешила…очень…Мне хотелось всех  спасти…Я полезла в топь эту, трижды клятую, без опоры... Я почти уже  добралась до земли, но оступилась и почувствовала, как болото  поглощает меня. Хрипя, выплевывая грязь, я тянулась к  восходящему солнцу и до последнего мгновения верила, что  счастливое завтра будет и для меня…  ­Соня Гурвич: Мою жизнь  оборвали два удара немецкого ножа, я только и  успела негромко вскрикнуть.   Я побежала за махоркой Федоту Евгафовичу. «Я принесу! Я знаю, где  он лежит!..» Бежала без опаски по дважды пройденному пути, торопясь  притащить ему, старшине Васкову, махорку ту, трижды клятую. Бежала,  радовалась и понять не успела, откуда свалилась на хрупкие плечи потная  тяжесть, почему пронзительной, яркой болью рванулось вдруг сердце. Нет,  успела. И понять успела и крикнуть, потому что не достал нож до сердца с  первого удара: грудь помешала. Высокая грудь была, тугая. Я упала в  расщелину и лежала там скорчившись. Мои грубые кирзовые сапоги косо  торчали из­под прожженной юбки. Васков потянул меня за ремень,  приподнял чуть, чтоб подмышки подхватить, оттащил и положил на спину.  Я тускло смотрела в небо полузакрытыми глазами, и гимнастерка на грудибыла густо залита кровью. Федот Евграфыч осторожно расстегнул ее,  приник ухом. Слушал, долго слушал, а Женька беззвучно тряслась сзади,  кусая кулаки. Потом он выпрямился и бережно расправил на моей груди  липкую от крови рубашку; две узких дырочки виднелись на ней. Одна в грудь  шла, в левую грудь. Вторая — пониже — в сердце ­Галка Четвертак: А я, увидев немцев, испугалась и побежала вперёд, не  разбирая дороги,  скосила пулемётная очередь.   Когда начался бой, я настолько испугалась, что и выстрелить­то ни разу не  смогла. Лежала, спрятав лицо за камнем и уши руками зажав; винтовка в  стороне валялась. А Женька быстро опомнилась:  била в белый свет, как в копейку. Попала — не попала: это ведь не на  стрельбище, целиться некогда. . Выгнувшись, заломив руки за голову,  метнулась я через поляну наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не  соображая. Коротко ударил автомат. С десятка шагов ударил в тонкую,  напряженную в беге спину, и я с разлету сунулась лицом в землю, так и не  сняв с головы заломленных в ужасе рук. Последний крик затерялся в  булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками  Сониных сапог. Замерло все на поляне. На секунду какую­то замерло…  ­  Камелькова Женя: Я отстреливалась, уводя фрицев подальше от Риты и  Васкова. Я верила в себя и сейчас, уводя немцев от Осяниной, ни на  мгновение не сомневалась, что все окончится благополучно.  И даже когда первая пуля ударила в бок, я просто удивилась. Ведь так  глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет.  А немцы стреляли вслепую, сквозь листву, а я ведь могла бы затаиться,  переждать и, может быть, уйти. Но нет, стреляла, пока были патроны.  Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровьюуходили и силы. И немцы добили меня в упор Рита Осянина :­ Когда меня смертельно ранили, я поняла, что жизнь  потихоньку уходит. Я попрощалась тихо со всеми…и, оставшись одна,  выстрелила себе в висок.  Я знала, что рана смертельна и что придётся  умирать долго и трудно. Пока боли почти не было, только все сильнее пекло в животе и хотелось пить. Но пить было нельзя, и я просто мочила в лужице  тряпочку и прикладывала к губам. Васков спрятал м меня под еловым  выворотнем, забросал ветками и ушел. По тому времени еще стреляли, но  вскоре все вдруг затихло, и я заплакала. Плакала беззвучно, без вздохов,  просто по лицу текли слезы: я поняла, что Женьки больше нет... А потом и  слезы пропали. . Я не жалела себя, своей жизни и молодости, потому что все  время думала о том, что было куда важнее, чем я сама. Одно было жалко: сын оставался сиротой, оставался совсем один на руках у болезненной матери… Звучит песня «Помните…», на экране кадры из фильма о гибели девчонок. Во время проигрыша выходят со свечами 8 А класс. Кадр из фильма «Пять девчат всего было…» Песня «А зори здесь тихие, тихие…»