The Grim Run to Russia , перевод на русский язык главы 13 сборника воспоминаний Trawlers go to war: The story of 'Harry Tate's Navy', Hardcover – January 1, 1971

Contents.

Introduction

1. The death of ‘Cocker’

2. A nest of sailors

3. Thje Fighting Fishermen

4. Where’s Namsos?

5. ‘Gracie Fields is making Water’

6. The Silver Badge Fleet

7, The Nothern Patrol

8. The Terror of Tobermory

9. The Triumph of ‘Lady Shirley’

10. ‘Don’t hang your Bloody Heads’

11. From Tobruk to the U.S.A.

12. “Tally-Ho, Drive On!”

13. The Grim Run to Russia

14. One of our ships is Missing

15. “Sir, the wheels come Off”

16. “Take my U-Boat”

        No Grave but the Sea

       Acknowledgements

Содержание.

Введение

1. Смерть «Кокера»

2. Гнездо моряков

3. Боевые рыбаки

4. Где Намсос?

5. «Грейси Филдс» делает воду'.

6. Флот серебряных значков

7. Северный патруль

8. Ужас «Тобермори»

9. Триумф «Леди Ширли»

10. 'Не вешайте свои чертовы головы'.

11. От Тобрука до США.

12. "Tally-Ho, Drive On!"

13. Мрачный бег в Россию

14. Один из наших кораблей пропал без вести

15. "Сэр, колеса отваливаются".

16. "Возьмите мой U-Boat".

        Нет могилы кроме моря

       Благодарности

…

…

The Grim Run to Russia

 Of all the jobs given to the trawlers the most dreaded was the Russian run, helping to escort allied supply convoys to North Russia.

There was a special horror about working up there on the icy roof of the world, which struck at a man's heart. It was an emotion compounded of the sick fear of those dark, desolate waters, which froze a man as he fell into them ‑ fear of the treacherous weathers; fear of the enemy sea and air raiders; and last but not least, a nagging distrust of the almost unknown Russians themselves.

The Russian run undoubtedly was one of the toughest jobs afloat. The slow moving convoys had to fight, besides the enemy, ice‑strewn seas and black fogs, and sub‑zero weathers unequalled for their gale‑torn ferocity. If anything showed the superb seaworthiness of the converted fishing boats it was the Arctic convoys, when ships cleaving their way through the grim Barents Sea in mid‑winter threatened to capsize under the weight of quick‑frozen ice, listing at 30 degrees and more with their signal halyards thickened like stovepipes.

The trawlers' exposed steam pipes on deck constantly froze up and had to be thawed out with burning paraffin rags. Their guns, winches, and all exposed deck gear also became sheeted with ice and had to be thawed in the same way, or by blow‑lamp, or by having boiling water poured over them. Their bows had not been strengthened to resist the constant heavy blows from the floating ice, and they were still in the black‑and‑tan garb of the Northern Patrol, while all other escorts wore Arctic camouflage. They lacked effective anti‑aircraft armament, and their slow speed was a bar to U‑boat chasing. Even in their additional role of rescue ships they were greatly handicapped, having limited accommodation, no doctor nor sick bay attendants, and no spare crew to look after injured survivors.

Yet in spite of it all, the trawlers earned considerable honours in this, one of the strangest theatres of war.

The convoys to Russia sailed from Hvalfiord, near Reykjavik, and steamed north up the west coast of Iceland, turning eastwards into the Barents Sea, travelling as close as possible to the polar icefield in order to keep the greatest distance between the enemy planes which flew out in droves from the North Cape of Norway. The majority of convoys steamed supplies to Murmansk, the only North Russian port which remained ice free all the year round; other convoys, or sections of them, sailed 400 miles farther in to Archangel, which was clear of ice during the summer.

The famous 'PQ series of convoys began in late 1941 and carried on all through the black hell of the Arctic winter, when every day was darkness except for a brief period of twilight at noon. Despite increased resistance by the Germans, more than half the battle was fought with the shocking weathers, and by the time PQ 12 sailed, only six merchantmen had been lost through enemy action, though there had been losses among the escorts. Where possible, four trawlers were employed on a convoy, helping both as anti‑submarine vessels and rescue ships. Among the first trawlers to join the Russian run was, the Lord Middleton. She saw her first enemy action off the North Cape on PQ 14 which sailed at the tail‑end of the Arctic winter in April, 1942. Lord Middleton was steaming close to the Empire Howard, the Commodore ship (leader of the merchantmen), when Empire Howard was struck by two torpedoes from a U‑boat.

Engineman Douglas Finney:

'As I looked across I heard three explosions, saw her shudder, and in three minutes she had gone, taking the Commodore an many others down with her. We managed to pick up fourteen survivors. Among these was a young lad no more than fourteen years old and in a state of shock. He had probably lied about his age to make the voyage. He recovered, but four others died. The night before entering Murmansk we stopped ship in a howling gale to hold a burial service and put them overboard. During the service we heard enemy aircraft overhead, but luckily the storm screened us and we steamed into Murmansk safely next day.'

In Murmansk Lord Middleton was used to ferry some badly frost bitten British airmen to the cruiser Edinburgh, which wall to take them back to the UK. To the Edinburgh, too, went the survivors of Empire Howard, relieved at the thought of safety in a big ship. The transfer was not made without incident. An enemy plane dived on the Edinburgh and let loose its bombs narrowly missing both the cruiser and Lord Middleton as she lay alongside.

'We left in convoy again to return to Iceland, and were six days out when a Russian ship lying 13th in line was suddenly torpedoed by a U‑boat. We started to pick up survivors immediately. It was intensely cold; I had never encountered anything like it‑‑‑our hands were so numb that it took four of us to lift one man out of the water. Hearing shouts from starboard I ran across to see a young Russian girl, probably a stewardess, desperately hanging on to a rope in waters that could stop your heart in a minute. I called to our wireless operator to help me drag her in, but our hands were so numb that try as we would, we couldn't do it quickly enough. I'll never forget how she gave one last cry and lost her hold, and we could do nothing as she slipped away. Just then I realised that shells were exploding around us. Three German destroyers were steaming on the convoy. The Edinburgh stopped one of these, but was then hit by torpedoes, and the order came to us to get to hell after the rest of the convoy.'

Edinburgh struggled on in tow but was hit again by a torpedo, which almost cut her in half so all aboard her were taken off and a British destroyer sank her with a final torpedo. The Empire Howard men saved by Lord Middleton were among those taken off Edinburgh by minesweepers, shocked men who, aboard the cruiser, had felt themselves to be safe,

Lord Austin, also making her first Russian run should have gone through to Murmansk with Lord Middleton on PQ 14. But hers was a woeful tale. Through frequent snowstorms she steamed with the convoy steadily north around the snowbound Icelandic coast, fog and icy winds making it difficult for her crew even to keep their eyes open, and frozen snow having to be scraped regularly from the bridge windows. Iceland behind her she forged on, but on the third morning, daylight broke after a night of particularly vile visibility to reveal she and six large merchantment alone in a waste of grey sea. The rest of the convoy had vanished.

The convoy's Vice‑Commodore was aboard one of the merchantmen and he signalled all ships to turn about and return to Iceland. So Lord Austin took them back, out of stormy seas into a placid fiord in the north of Iceland, at the naval base of Akureyri. She quickly received a 'rocket' from the NOIC Reykjavik. He demanded: 'Why have you become detached? Sail forthwith and rendezvous convoy at position X.'

Austin's captain, Lieutenant E. Leslie Wathen, RNR, saw that this would entail him taking a more northerly route than the rest of the convoy, in an effort to catch up. Two of the merchant ships conveniently developed 'engine trouble', but the other four sailed out with the trawler, and out into drifting ice, with grey masses of snowstorms bearing down on them across the water and blanketing them in a swirling whiteness.

Two more merchantmen returning from the convoy were sighted. One with a gaping hole in her bows where she had run into ice. The undamaged ship turned round and tagged on to Austin, flashing the warning signal’ Bad ice ahead'. Later another straggler passed, homeward bound and so disgruntled that she refused even to answer Austin's signals.

It was a filthy night. Austin made a violent entry into some ice ‑floes and in the process her asdic dome was sheered clean off. Rough repairs were made and she pushed on, through intense cold and fog, into a huge field of ice‑floes stretching as far as the eye could see. The merchant ships had vanished and she found herself alone in a weird and desolate sea of ice where the only sign of life was the occasional seal scrambling on to an ice block or bobbing in the water, but she struggled on.

The chief engineer gave the captain high warning not to run, the engines in thick ice or they would lose the propeller, 'If Austin took to drifting through the ice‑floes, only using her engines in clear patches. Ice blocks banged against the hull day and night, and if a swell had sprung up the trawler would have been crushed like a matchbox, but fortunately the sea remained calm. Lieutenant Wathen was on the bridge for almost every minute of five days, his hair visibly greying under the strain,

At last they reached position X, only to find no trace of the convoy. They steamed on in thin fog in the hopes of finding it but still no ships were seen, even though a lookout was sent up the crow's nest, a move which added to the tension for it was the first time the nest had been used, and there were fears the ratlines would break. The fog thickened, and suddenly from the hollow depths of it was heard the siren of one of the corvette escorts, giving her pennant numbers. Lord Austin urgently replied on her whistle, but because of the dense fog the two ships were unable to make firm contact. The sound of the corvette's siren grew weaker, and was lost.

As a consequence of her battering in the ice, and of being so far north, Austin's magnetic compass was now nearly 40 degrees out. She was eventually forced to turn in the dangerous ice and make for home, frozen up even in the engine room, having a near miss with the cliffs of Iceland on her return.

Lord Austin was defeated, but not disgraced. The Admiralty had placed the edge of the polar ice field, in which she had spent six frustrating days, a hundred miles farther north than it actually was. When Lieutenant Wathen made his report they were 'most surprised' and said they had based their calculations on information received from the weathermen. In fact they were calculations that not only led Lord Austin astray, but which resulted in no fewer than sixteen of' PQ 14's twenty‑four merchantmen, and two of the escort ship, having to turn back because of the ice. With the loss of the Empire Howard only seven merchantmen had reached Murmansk.

Such Admiralty errors, and the old, outdated and inadequate charts, with which they had to work, were by no means the only sufferances of the trawler commanders on the Russian run. For the remoter outposts of war like the Arctic were unfortunately riddled with gin‑soaked recalled naval officers who appeared to care nothing for the trawlers' welfare but only for their own comfort and pleasures. When Lord Austin called at Seydisfiord to make reports and carry out various duties, her first lieutenant went ashore to see the senior naval officer and ask for shore leave for the crew. He found a doddering old man, recalled from retirement, pacing up and down his 'quarter‑deck' ‑ a space on a wooden jetty marked out by two white lines.

'What the hell do you want barked the SNO.

'Permission for shore leave for the crew, sir,' replied Austin's number one.

'Certainly not. I'm not letting any more trawler crews ashore here after the way the last lot behaved. They can stay aboard!'

But Austin's captain and his lieutenant resorted to playing by the book and put in a request for the crew to go ashore for, necessary exercise and recreation'. This time the request went through.

A high‑ranking officer afloat at Reykjavik was a classic example of the worst type of senior officer to be found in such circumstances ‑ hard drinking, womanising, and bullying his inferiors. He gave Austin's first lieutenant a severe reprimand in front of a bevy of Icelandic girls in his cabin, and bullied a rating into confessing to a crime he had not committed. He was constantly under the influence of alcohol, but his watchful first lieutenant kept him out of trouble. At last some of the disgusted trawler officers caught him drunk without the protection of his watchdog, put him under arrest and took him ashore, where he was finally court‑martialled. All this and Russia too.

PQ 15, which sailed early in May, saw Cape Palliser join the Arctic run, still in her black‑and‑tan of the Atlantic patrol, which made her stick out like a sore thumb in the white wilderness. During the night hours the convoy was steaming along in hazy half‑light when six enemy torpedo‑bombers streaked in low and dropped their 'tinfish'. Three planes were shot down but three merchantmen received fatal direct hits.

Young leading‑Seaman Raymond Smith was aboard Cape Palliser.

'Horrified, we saw one of the merchant ships go straight up and disappear in a purple flash. All that was left of her afterwards was a mass of floating debris of deck cargo; all else had gone to the bottom.

'Our four‑inch was practically useless as the low‑flying planes, were on us before we knew it, and it was impossible to bring the gun to bear. As I was strongly built my action‑station was on the stripped Lewis gun, a contraption that could be fired from the shoulder, like a rifle, instead of from the usual tripod. Only someone with a bit of weight could fire the monstrosity ‑ if you didn't hold on tight you spun round with it.

'I was on the starboard side of the bridge near the wheel ‑house when a low‑level bomber swept over us from the port beam. Its rear‑gunner was 'hosepipe firing' and I could see him as clear as day working the gun in a figure of eight ‑ and not to bad with his gunnery, either. I was told later that his shot fell just short of the starboard waterline ‑ I don't think I'd time to look. I managed to get off somewhere near a pan‑full, gradually spinning round and trying to keep the Lewis somewhere near the target; it was a hell of a thing to use. Our point~fives also got close to the target, but the two twin Hotchkiss, one each side of the bridge, proved useless.

'The survivors we picked up were mostly lascars, but among them was one’ Nigerian, whom they seemed to resent and wouldn't have in their presence, until after much trouble we told them they were all in the, same boat ‑ and lucky to be in it, too!'

At Murmansk all hands, set to and painted the black and brown Cape Palliser in Arctic camouflage in double quick time. On her return journey she also brought back some of the crew of the luckless cruiser Edinburgh.

The next convoy, PQ16, sailed in the round‑the‑clock daylight of the Arctic summer. With nothing but intermittent fog to hide it from the enemy, it suffered the heavy losses of seven merchantmen; and the trawlers St Elstan and Lady Madeleine were loaded to the gunwales with survivors, some of whom later died from their injuries and were buried at sea. It was on this trip that a third trawler, Northern Spray, was given the task of towing back to Reykjavik a damaged American merchantman, the Carlton, crippled when an enemy bomber shot down by the escorts crashed in the sea and blew up right beside her. Northern Spray hitched herself to the 5,000‑ton vessel and successfully brought her home, fighting off another plane, which attacked them both. A shell from Spray's four‑inch exploded under the German's tail and sent him packing.

Ironically the Carlton was saved only to be torpedoed on the next convoy, the disastrous PQ17. She was the first ship to die when the Admiralty ordered the convoy to 'Scatter' because of a believed threat from the immensely powerful battleship Tirpitz. Lord Middleton, Lord Austin, Northern Gem and Ayrshire were the four escort trawlers and narrowly escaped in that dreadful holocaust which sent twenty‑four ships to the bottom.

Again, on PQ18, four trawlers were with the escorts, and prominent among them was the Hull trawler St Kenan, and the German‑built Daneman, a reparation ship. After the bitter lesson of PQ17, this convoy of forty merchant ships had a formidable escort of eighteen destroyers, a cruiser, an aircraft carrier, two anti‑aircraft ships and the four trawlers, but still in devastating attacks by the Germans, thirteen vessels were lost. On September 13 two ships were sunk by U‑boats, the Russian Stalingrad and the American Northern Spray. St Kenan rescued the master and three other survivors of the Oliver Esworth from a raft. Later that same day there was a mass attack on the convoy by ninety torpedo‑bombers, which produced the fantastic sight of more than one hundred torpedoes racing for the convoy. Eight ships were hit. Daneman, steaming at the rear of the convoy, picked up four survivors from one of the stricken ships, the British Empire Stevenson.

Seaman Gunner G. R. Lunn:

'One of these four seamen couldn't swim, and we put it down to his threshing madly about in the sea which kept him afloat and warm enough to survive. Another older man was about to be rescued when the planes attacked again and we had to get under way and leave him to drown. I can still see him, cold in the water, trying to reach one of our sailor's hands to get a grip so that he could be pulled aboard to safety, but we were being attacked by a torpedo‑bomber and the skipper rang full‑ahead. We had to leave him and watch his bald head and red football jersey vanish behind us; as we were the last ship in the convoy he would never be picked up.'

St Kenan rescued 64 survivors during and after the mass torpedo‑bomber attack. These included the entire ship's company of the Panamanian ss Macbeth, all picked up from boats and rafts, and survivors from the American ss Oregonian. Ten of these were grabbed from the sea in a shocking state from their icy exposure and the oil and water they had swallowed. When rejoining the convoy with her mercy load St Kenan was attacked by a twin‑engine bomber, which hurtled in on a shallow dive, but the trawler's pumping Oerlikon forced the German to release his bombs prematurely and harmlessly, and smoke was seen to break from the plane as it made oil. St Kenan's crew then set to caring for their passengers, and in the words of her captain, Lieutenant J. Mackay, RNR: 'Though exhausted by prolonged action‑stations many gave up their bunks and hammocks to survivors, and the hardships of feeding and sleeping so many men in cramped quarters was cheerfully accepted. The behaviour of the ship's company as a whole was excellent.'

Still the attack on the convoy by planes and U‑boats went on, The American Mary Luchenbach went up in a flash and a bang she was said to be carrying H.E. ammunition and gelignite fuses.

 Gunner Lunn: 'There was a tremendous explosion and debris showered down on us on Daneman like hail. Nothing and no one was left when the smoke cleared.'

For four more days convoy PQ-18 fought off its attackers, and then the weather took a hand. As the ships neared the River Dvina leading to Archangel they ran into a fierce gale. Several merchantmen ran aground. St Kenan was dangerously unstable and had to heave‑to. When caught in the trough of the sea she took an exceptionally heavy roll, which carried away her lifeboat and badly bent the davits, but she righted herself and rode out the storm. For Daneman, however, the luck ran out.

Gunner Lunn:

'When the big gale blew up in the Dvina we were entirely without coal and having to chop up all the woodwork to get some steam on. The skipper ordered a run for everyone, but it was found that the rum jar had already been broken open and many of the crew were quite drunk. We had a terrible night; tossing about like a cork, no fuel for the engines, and just burning anything that would burn to try to keep the engines going but we still finished up by running aground on a sandbank.  Next morning we abandoned ship, but then went back as she lay on her side. And there we were marooned for days. We made rafts and pulled wood from the shore to get a bit of power up so that we could charge the batteries to listen to the six o'clock news; and that's just about all the listening time we did get, for all our day's toil.'

It was hoped the Russians would pull Daneman off the sandbank, but they could not be prevailed upon to do so until two weeks later, by which time Daneman had completely run out of food. She then limped home to Belfast with a return convoy, for her damaged plates to be repaired.

PQ18 was the last of the 'PQ' convoys, for the code letters were then changed. It was on the first of the new convoys, which pushed on now in the pitch-blackness of the Arctic winter, that the veteran «Northern Gem» played a strong mercy role in the fateful last voyage of the destroyer Achates.

In December 1942 convoy JW51 sailed for Russia in two sections. The first, sailing in mid‑December, successfully reached the Kola Inlet, leading to Murmansk, on Christmas Day. But the second section, JW51B, which sailed on December 22, was destined to have a more eventful passage,

JW51B consisted of fourteen merchant ships escorted by seven destroyers, two corvettes, a minesweeper and the trawlers Northern Gem and Vizalma. Other cover was to be provided later by the two cruisers returning from Russia after escorting the first section.

The troubles of convoy SW51B began six days out, when a destroyer had a compass failure and lost the convoy. The same night a severe gale overtook the ships and the Vizalna and five merchantmen lost contact. Three of these ships found the convoy again next day, but Vizalma and two others never returned, making their own way to Russia miraculously unscathed.

The dark morning of New Year's Eve saw the storm abated and the ice‑covered ship of the now depleted convoy pressing on under constant snow squalls. Elsewhere in the darkness, unknown to them, the enemy cruiser Hipper and pocket battleship Lutzow, together with six destroyers, had sailed out from Norway to the attack. Aboard Northern Gem, rear escort on the convoy's starboard quarter, they saw the first gun‑flashes in the blackness astern as the enemy destroyers moved in; it was 9.3o a.m. At fast speed the destroyer Achates steamed across the convoy laying a protective black smoke screen, but within minutes she was hit, partially flooded and ablaze with several fires. The fires were quickly brought under control and she carried on laying smoke as the escort's senior officer, Captain R. St V. Sherbrooke, in Onslow, took the remainder of his destroyer flotilla to meet the enemy.

From Northern Gem they could see the faint outlines of the British destroyers and the repeated gun‑flashes as they harried the Hipper. But the German cruiser scored several hits on Onslow, causing considerable damage and casualties and severely wounding Captain Sherbrooke, blinding him in one eye (for this action he was awarded the VC).

The blizzard came down again, but the one‑sided battle went on. The minesweeper Bramble was sunk then it was again the turn of Achates. Hipper's guns blasted and damaged her severely, a direct hit on the bridge killing her captain. The coxswain and signalman, the only survivors on the bridge, carried on until the ship's second in command, Lieutenant Loftus E. P. Jones, DSC, who had been controlling work against the floodings, returned and took, over. He steered the crippled Achates on a zig‑zag course, still valiantly making smoke to protect the merchantmen. For four hours the battle went on, until the returning British cruisers finally drove off the raiders, sinking one German destroyer.

Achates was now nearing her end. Hit again on the port side, which was like a pepper pot from shrapnel holes, and with more men killed and the boiler room flooded, still she tried to protect the convoy, reducing speed to keep afloat. But her engineer reported that they could not keep speed on her one remaining boiler, so she stopped engines and her wounded signalman flashed to Northern Gem to stand by.

But when Gem closed the Achates it was already too late for many of the destroyer's crew, including some thirty‑five badly wounded men gathered in the captain's day‑cabin, and cared for by two volunteers who elected to stay to help them when the order was given to abandon ship.

Acting‑Coxswain Sid Kerslake of Gem:

'Suddenly Achates rolled over on to her port side. In the darkness we could see the red lights on the lifebelts of the men and the red‑tipped cigarettes of some ratings who were even smoking as they clambered over the rail and on to the ship's starboard side, which in a few seconds had become the "deck". Seconds later the ship's bottom started to rise out of the water as the superstructure vanished from view on the side away from us.

'The men began to slide into the water off the ship's bottom, laughing and joking as they did, then to our astonishment someone started singing 'Roll Out The Barrel' and soon, even above the noise of the wind and the sea, we heard them all singing as they fought their way over to us. Some men still smoked, or tried to, as they swam in the icy waters, others held up wounded shipmates or dragged them along. Gem acted as a kind of lee for them in the heavy sea and our skipper Skipper (Lieutenant H. C. Aisthorpe, RNR), taking over the wheel, kept giving a touch ahead or astern if he spotted anyone in danger of floating past. In spite of this a few men did drift past, but they must have been dead, either from wounds or from the killing cold of the water; our main concern was for those who were now struggling for their lives.'

Achates sank in three minutes, taking all the wounded in the captain's cabin down with her.

Coxswain Kerslake:

'We had dropped our rescue nets over the side. We had no boats to lower, our port boat had been washed away in the gales, while as for our starboard boat, none of its running gear would work.  We hadn't been able to get to it to clear it of ice, and everything was frozen solid. In the waist of the ship some of us dropped over the side and hung on to the rescue nets with one hand, pulling and pushing the frozen survivors up to where other willing hands could lift them on deck. As we clung on to the nets we would first be lifted right out of the water as the trawler rolled to starboard, then when she carne back we would be plunged up to the neck in the freezing sea, but we managed to come up again each time clinging to a man and pushing him up the ship's side to those above.

'Every member of the crew was at Gem's side. Those not busy in the waist or on the rescue nets stood throwing out heaving lines to men still struggling in the sea. I left the nets and ran to the port quarter to help throw out these lines, and tow in the men who caught hold of them, One very young sailor, scarcely more than a boy, began drifting past the stern. We threw him a line, which he caught, but as we pulled at the rope it slid through his frozen hands. Again we threw the line, but as he grasped it he panicked and started to cry "Mother, Mother!' It was heartrending. We yelled to him to hold his hand up so that we could get a turn or two of the line rounds his wrist, but he slid out of sight forever with the rope still slipping through his fingers and still crying for his mother.

'Our rescue work, reached a point where we seemed to have saved all but a number of bodies floating by with no ‑sign of life. At this moment there was a huge underwater explosion as the Achates' depth‑charges went off; certainly killing anyone still left alive and lifting Gem almost out of the water. So great was the blast that we thought at first that we had caught an enemy torpedo on our starboard side; pots were smashed to piece cupboards blown open, clocks stopped; but. she didn't take any water and luckily escaped damage to the hull, so we turned again to helping our survivors. Except for a few who had got over to us in liferafts they were so frozen they could not stand or help themselves in any way; we had to carry them below, strip them and rub them down as dry as possible to help get their blood circulating again. We had to do this very quickly, and possibly did not spend as much time with each man as we should have done, but there were eighty of them, nearly twice as many as us, and some of us had to carry on with the duties of the ship as well as doing battle with the ice rapidly freezing all over the superstructure and threatening Gem's stability. About half an hour after being rubbed down the circulation would come back again to the survivors' shocked and maimed bodies, it was agonising for them and their screams had to be heard to be believed.

'The wounded sat or lay down as they could, shocked and staring into nothing, or groaning with pain; others were sea sick, some vomiting fuel oil, which covered them from head to foot. Being only an escort trawler we were not rigged out for dealing with severe casualties. Our crew gave up their bunks and spare clothing and did all they could, but we had no doctor on board and our medical resources were practically nil.

'One lad I helped to strip kept looking over his shoulder; though due possibly to shock or cold he never said a word. 'Yet as we pulled his jersey over his head almost the whole of his right shoulder carne away with the jersey, and we had to separate the wool from the flesh. All we could do for him was to put antiseptic lotion over the wound and bandage the loose flesh back in place. Fortunately one of our crew, Seaman Edward Mayer, a former bank cashier from Rotherham, was able to give some treatment to the wounded; he had learned quite a bit from his wife, who was a nurse.

'I went the rounds with the rum jar both for the survivors and our own men, for we all badly needed a tot, and in the galley I came upon a lad of about twenty sitting on the cook's seat locker, He was shivering with cold even though the galley stove was, glowing red and someone had given him their duffel coat to wear. I gave him a tot and asked if he was okay, and he said his ear hurt. I examined it and saw that sticking out of the bone behind the ear was a piece of shrapnel an inch long. When the surgeon who eventually got aboard us saw it he could do nothing, but when the shrapnel was removed in hospital at Murmansk. it was the length of a cigarette packet; it was remarkable that the lad recovered.

'One very young sub‑lieutenant who had swum over to us with the strength of an ox rapidly showed signs of weakening. We couldn't make out what was wrong, for there was no sign of a wound, so we put his quietness and pallor down to shock, and tried to make him comfortable, in a bunk on the messdeck. When the surgeon examined him later he too, could do nothing, the unfortunate man had taken the full blast of a shell explosion in the stomach and was smashed up internally. We gave him everything he asked for, but he died soon afterwards and was buried at sea.

'With the Gem crowded with the sick and wounded it was a ghastly night. Everything was blacked out, no lights at all allowed on deck. It was like living, or rather existing, in a howling, raging and totally black hell on some‑ other planet; black, that is, except for the snow blizzards and the ice. Not until late morning did the wind and sea drop slightly, and it was then, despite a heavy swell, we managed to get the surgeon aboard from one of the destroyers. During the brief lull in the weather and the slight greying of the darkness at noon, the destroyer went head‑on into the wind and sea at a speed just fast enough to give her steerage way and slow enough for us to come up astem of her and place our starboard well‑deck alongside her port quarter. With a heavy sea running this was no mean feat by our skipper. As the two vessels closed, our starboard rail was bent inwards when the destroyer's quarter dropped on to us, and as she lifted up again her depth‑charges came up smack. under our remaining lifeboat. But the eyes of everyone was fixed on the surgeon, who stood poised, waiting his chance, and when the destroyer reared up again and looked dangerously like coming aboard the Gem, which was now in the trough of the sea, he jumped feet first and bag in hand, landing safely by the grace of God on to our heaving, pitching, roller‑coaster deck and being caught in the waiting arms of some of our crew. It was a fantastic leap under any conditions.

'As the weather rose again there began the grim business of performing what operations we could on the badly wounded. All the time the surgeon was busy Gem was blown by gale force winds and tossed by mountainous seas that swept over the entire ship. Everything was frozen, the rigging swollen to four times in, normal size and our lifeboat, boatfalls and boatdeck just solid blocks of ice. It was treacherous to move about the deck anywhere. Below, meantime, no fewer than twelve emergency operations were performed on the messdeck table, one after the other. Each time, so that he wouldn't be flung off by the pitching ship, the patient had to be held down on the table by two  three of the crew or the fittest survivors, anaesthetic being administered by Lieutenant Jones of the Achates.

'No words of mine can describe the courage and skill of that. surgeon. We all thought he deserved a medal. Whether he received one or not I don't know, but I do know that he lost his life a year later on another Russian convoy. On that occasion he was passed to a merchant ship to look after a sick. member of the crew, and in the early hours of the next morning the merchantman was torpedoed. His first thought was to get his patient into a lifeboat, and he only just succeeded in doing this before the ship sank with him still on board. A very gallant man.

'For the rest of Gem's voyage through the dark to Murmansk everyone helped each other, sharing sleeping quarters, clothing and cigarettes, and the only moan to be heard was: "When's this bloody wind going to drop!" '

Gem's Skipper‑Lieutenant Aisthorpe received the DSC for his trawler's heroic rescue work.

And so the work of the trawlers in the Arctic went on. Northern Spray, towing home a second, and bigger crippled ship, the 12,000‑ton Empire Unity, after she was torpedoed. This mammoth tow was being made at a painfully slow two knots when U‑boat was sighted on the surface, It dived to the attack, but Spray, having quickly slipped her tow, steamed hard for the U-boat and rammed it, smashing up, her asdic dome as evidence of her bold assault. With the U‑boat claimed as a 'possible' she re‑engaged the tow and pulled her huge charge home.

And on the trawler Paynter, there was a poignant rescue involving none other than that terror of the Nest, Ted the Bastard ‑ Chief’ Petty Officer Edward Pugh, When a merchantman carrying passengers was torpedoed he dived overboard to save women and children struggling in the icy water. Among those he saved was a child who later died without anyone ever knowing her name; he gave her the same name as his own daughter, and stood by her grave as she was buried at Seydisfiord.

He received the DSM. And lost his nickname for good.

Мрачный рейс в Россию

 Из всех заданий, которые давали траулерам, самым страшным был Русский рейс, когда они помогали сопровождать конвои снабжения союзников на Север России.

Работа там, на ледяной крыше мира, вызывала особый ужас, который поражал человека в самое сердце. Это была эмоция, смешанная с болезненным страхом перед этими темными, пустынными водами, которые замораживали человека, когда он падал в них, ‑ страх перед коварной погодой; страх перед вражескими морскими и воздушными рейдерами; и последнее, но не менее важное: ноющее недоверие к самим почти неизвестным русским.

Переход в Россию, несомненно, был одной из самых сложных работ на плаву. Тихоходным  конвоям приходилось бороться, помимо противника, с покрытыми льдом морями, черными туманами и минусовой погодой, не имеющей себе равных по своей свирепости. Если что и продемонстрировало превосходные мореходные качества переоборудованных рыболовецких судов, так это арктические конвои, когда суда, прокладывающие себе путь через суровое Баренцево море в середине зимы, грозили перевернуться под тяжестью быстронамерзающего льда, кренясь на 30 и более градусов, а их сигнальные фалы были утолщены, как печные трубы.

Открытые паровые трубы траулеров на палубе постоянно замерзали, и их приходилось оттаивать горящими парафиновыми тряпками. Их орудия, лебедки и все незащищенное палубное оборудование также покрылись льдом, и их приходилось размораживать таким же образом, или паяльной лампой, или обдавая кипятком. Их форштевни  не были укреплены, чтобы противостоять постоянным сильным ударам плавучего льда, и они все еще были одеты в черно‑коричневую форму Северного патруля, в то время как все остальные сопровождающие носили арктический камуфляж. Им не хватало эффективного зенитного вооружения, а их низкая скорость была препятствием для преследования подводных лодок. Даже выполняя свою дополнительную роль спасательных судов, они были сильно ограничены в средствах размещения, у них не было ни врача, ни санитаров в лазарете, а также запасной команды для ухода за выжившими ранеными.

И все же, несмотря на все это, траулеры заслужили значительные почести на этом, одном из самых странных театров военных действий.

Конвои в Россию отплывали из Хвальфьорда, недалеко от Рейкьявика, и направились на север вдоль западного побережья Исландии, повернув на восток в Баренцево море, двигаясь как можно ближе к полярному ледяному полю, чтобы сохранять максимальную дистанцию между вражескими самолетами, которые массово вылетали с Нордкапа (Северного мыса) в Норвегии. Большинство конвоев доставляли грузы в Мурманск, единственный порт на Севере России, который оставался незамерзающим круглый год; другие конвои или их части проплывали на 400 миль дальше, в Архангельск, который летом был свободен ото льда.

Знаменитая серия конвоев PQ началась в конце 1941 года и продолжалась на протяжении всего черного ада арктической зимы, когда каждый день было темно, за исключением короткого периода сумерек в полдень. Несмотря на возросшее сопротивление немцев, более половины сражения проходило в ужасающих погодных условиях, и к тому времени, когда PQ-12 вышел в море, в результате действий противника было потеряно только шесть торговых судов, хотя были потери и среди эскорта. Там, где это было возможно, в составе конвоя были задействованы четыре траулера, которые помогали как в качестве противолодочных судов, так и в качестве спасательных судов. Одним из первых траулеров, присоединившихся к русской экспедиции, был " Lord Middleton ". Он впервые увидел  действия противника у мыса Нордкап на PQ-14, который вышел в море в конце арктической зимы в апреле 1942 года. " Lord Middleton " шел на сближении с " Empire Howard ", флагманским судном  (лидером торговых судов), когда "Эмпайр Ховард" был поражен двумя торпедами с подводной лодки.

Инженер-механик  Дуглас Финни:

"Когда я посмотрел в ту сторону, я услышал три взрыва, увидел, как судно содрогнулось, и через три минуты оно исчезло, забрав с собой коммодора и многих других. Нам удалось подобрать четырнадцать выживших. Среди них был молодой парень не старше четырнадцати лет, который находился в состоянии шока. Вероятно, он солгал о своем возрасте, чтобы совершить это путешествие. Он выздоровел, но четверо других умерли. В ночь перед заходом в Мурманск мы остановили судно во время сильного шторма, чтобы провести погребальную службу, и выбросили их за борт. Во время службы мы услышали над головой вражеские самолеты, но, к счастью, шторм заслонил нас, и на следующий день мы благополучно добрались до Мурманска.

В Мурманске «Lord Middleton»  переправил нескольких сильно обмороженных британских летчиков на крейсер «Edinburgh» ("Эдинбург"), который должен был доставить их обратно в Великобританию. На "Эдинбург" также отправились выжившие с "Empire Howard", испытавшие облегчение при мысли о безопасности на большом корабле. Переход не обошелся без инцидентов. Вражеский самолет спикировал на "Эдинбург" и сбросил бомбы, едва не задев крейсер и "Lord Middleton", стоявшего рядом.

"Мы снова вышли в составе конвоя, чтобы вернуться в Исландию, и были в пути шесть дней, когда русское судно, стоявшее 13‑м в линии, внезапно было торпедировано подводной лодкой. Мы немедленно начали подбирать выживших. Было очень холодно; я никогда не сталкивался ни с чем подобным - наши руки настолько онемели, что потребовалось четверо из нас, чтобы поднять одного человека из воды. Услышав крики с правого борта, я подбежал и увидел молодую русскую девушку, вероятно, стюардессу, отчаянно цепляющуюся за веревку в воде, которая может остановить ваше сердце в любую минуту. Я позвал нашего радиста, чтобы он помог мне затащить ее внутрь, но наши руки так онемели, что, как мы ни старались, мы не смогли сделать это достаточно быстро. Я никогда не забуду, как она издала последний крик и ослабила хватку, и мы ничего не могли сделать, когда она ускользнула. Только тогда я понял, что вокруг нас рвутся снаряды. *  Три немецких эсминца атаковали конвой. "Эдинбург" остановил один из них, но затем был поражен торпедами, и нам поступил приказ убираться к черту вслед за остальным конвоем.'

"Эдинбург" с трудом держался на буксире, но снова был поражен торпедой, которая почти разрубила его пополам, так что все находившиеся на борту были сняты, а британский эсминец потопил его последней торпедой. Люди из " Empire Howard ", спасенные «Lord Middleton», были среди тех, кого тральщики вывезли из «Эдинбурга», потрясенные люди, которые на борту крейсера чувствовали себя в безопасности,

«Lord Austin»  (« Лорд Остин»), также совершающий свой первый рейс в Россию, должен был отправиться в Мурманск с «Lord Middleton»  в составе  PQ 14. Но

его история была печальной. Несмотря на частые снежные бури, он неуклонно двигался с конвоем на север, огибая заснеженное исландское побережье, из-за тумана и ледяного ветра его экипажу было трудно даже держать глаза открытыми, а замерзший снег приходилось регулярно счищать с иллюминаторов мостика. Исландия осталась позади, но на третье утро после ночи с особенно плохой видимостью забрезжил дневной свет, и стало видно, что он и шесть крупных торговых судов остались одни в пустынном сером море. Остальная часть конвоя исчезла.

Вице‑коммодор конвоя находился на борту одного из торговых судов, и он дал сигнал всем кораблям развернуться и вернуться в Исландию. Итак, «Лорд Остин» забрал их обратно из штормовых морей в спокойный фиорд на севере Исландии, на военно-морскую базу Акурейри. Она быстро получила "ракету" (вид срочности  телеграммы)  от NOIC Рейкьявика. Он потребовал: "Почему  вы вышли из строя? Отплываем немедленно и встречаемся с конвоем в позиции X.'

Капитан "Остина" лейтенант Э. Лесли Уотен, RNR, понял, что это приведет к тому, что он выберет более северный маршрут, чем остальная часть конвоя, в попытке догнать их. У двух торговых судов, к счастью, возникли "неполадки в двигателях", но остальные четыре отплыли вместе с траулером и попали в дрейфующие льды, а серые массы снежных бурь надвигались на них по воде и окутывали их клубящейся белизной.

Были замечены еще два торговых судна, возвращавшихся из конвоя. У одного из них зияла пробоина в носу, где оно столкнулось со льдом. Неповрежденное судно развернулось и направилось в «Остин», включив предупредительный сигнал "Впереди сильный лед". Позже мимо прошла еще одна отставшая, направлявшаяся домой и настолько недовольная, что отказалась даже отвечать на сигналы «Остина».

Это была отвратительная ночь. «Остин» сильно врезался  в какие‑то льдины, и в процессе у нее начисто оторвался купол «asdic». Был произведен грубый ремонт, и судно двинулось дальше, сквозь сильный холод и туман, к огромному полю льдин, простиравшемуся насколько хватало глаз. Торговые суда исчезли, и он оказалось  одно в странном и пустынном ледяном море, где единственным признаком жизни были случайные тюлени, карабкающиеся на ледяную глыбу или покачивающиеся в воде, но он боролся дальше.

Старший механик  строго предупредил капитана, чтобы он не запускал двигатели в толстом льду, иначе они потеряют винт, если "Остин" начнет дрейфовать среди льдин, используя свои двигатели только в ясных местах. Ледяные глыбы день и ночь бились о корпус, и если бы поднялась волна, траулер был бы раздавлен, как спичечный коробок, но, к счастью, море оставалось спокойным. Лейтенант Уотен находился на мостике почти каждую минуту в течение пяти дней, его волосы заметно поседели от напряжения.

Наконец они достигли позиции X, но не обнаружили никаких следов конвоя. Они плыли дальше в слабом тумане в надежде найти его, но кораблей по-прежнему не было видно, хотя на "воронье гнездо" был послан дозорный, что усилило напряженность, поскольку это был первый раз, когда "гнездо" использовалось, и были опасения, что тросы порвутся. Туман сгустился, и внезапно из его глухих глубин послышалась сирена одного из корветов сопровождения, сообщающая номера его вымпелов. «Лорд Остин» срочно ответил на ее свисток, но из-за густого тумана два корабля не смогли установить четкий контакт. Звук сирены корвета  становился все слабее и пропал.

Из-за того, что судно врезалось в лед и находилось так далеко на севере, магнитный компас "Остина" теперь отклонялся от меридиана почти на 40 градусов. В конце концов   был вынужден повернуть среди опасных льдов и возвратиться  домой, промерзая  даже в машинном отделении, едва не столкнувшись по возвращении со скалами Исландии.

«Лорд Остин»  потерпел поражение, но не был опозорен. Адмиралтейство поместило край полярного ледяного поля, в котором она провела шесть разочаровывающих дней, на сто миль севернее, чем это было на самом деле. Когда лейтенант Уотен сделал свой доклад, они были "очень удивлены" и сказали, что основывали свои расчеты на информации, полученной от метеорологов. На самом деле это были расчеты, которые не только ввели «Лорда Остина»  в заблуждение, но и привели к тому, что не менее шестнадцати из двадцати четырех торговых судов PQ 14 и двум кораблям сопровождения пришлось повернуть назад из‑за льда. С потерей «Empire Howard» только семь торговых судов добрались до Мурманска.

Подобные ошибки Адмиралтейства и старые, устаревшие и неадекватные карты, с которыми им приходилось работать, были отнюдь не единственными страданиями командиров траулеров в Русском рейсе. Ибо отдаленные аванпосты войны, такие как Арктика, к сожалению, были наводнены пропитанными джином отозванными морскими офицерами, которые, казалось, совершенно не заботились о благополучии траулеров, а только о собственном комфорте и удовольствиях. Когда "Лорд Остин" зашел в Сейдисфиорд, чтобы отчитаться и выполнить различные обязанности, ее первый лейтенант отправился на берег, чтобы встретиться со старшим военно-морским офицером и попросить отпуск на берег для экипажа. Он обнаружил дряхлого старика, отозванного с пенсии, расхаживающего взад‑вперед по своему  "квартердеку" ‑ месту на деревянном причале, обозначенному двумя белыми линиями.

"Какого черта тебе нужно, рявкнул SNO (senior naval officer – старший военно-морской офицер).

"Разрешение на увольнение на берег для экипажа, сэр", - ответил номер один (первый лейтенант) «Остина».

"Конечно, нет. Я больше не позволю экипажам траулеров сойти здесь на берег после того, как вела себя последняя партия. Они могут оставаться на борту!"

Но капитан "Остина" и его лейтенант решили действовать по правилам и направили по команде просьбу сойти на берег для необходимых физических упражнений и отдыха. На этот раз просьба была удовлетворена.

Высокопоставленный офицер, находившийся на плаву в Рейкьявике, был классическим примером наихудшего типа старшего офицера, которого можно встретить в подобных обстоятельствах: он сильно пил, распутничал и издевался над подчиненными. Он сделал первому лейтенанту Остина строгий выговор перед стайкой исландских девушек в своей каюте и вынудил рядового признаться в нарушениях, которого тот не совершал. Он постоянно находился в состоянии алкогольного опьянения, но его бдительный первый лейтенант оберегал  от неприятностей. В конце концов кто‑то из возмущенных офицеров траулера поймал его пьяным без охраны сторожевого пса, посадил под арест и доставил на берег, где он в конце концов предстал перед военным трибуналом.

Все это и Россия тоже.

PQ 15, вышедший в море в начале мая, увидел, как «Cape Palliser»  присоединился к арктическому рейсу, все еще в своей черно‑подпалой форме атлантического патруля, из‑за чего он выделялся, как больной палец в белой пустыне. В ночные часы конвой двигался в туманном полумраке, когда шесть вражеских торпедоносцев пронеслись низко и сбросили свои "жестянки". Три самолета были сбиты, но три торговых судна получили смертельные прямые попадания.

Матрос 2 класса Рэймонд Смит находился на борту

"Cape Palliser ".

"В ужасе мы увидели, как одно из торговых судов поднялось вертикально вверх и исчезло в фиолетовой вспышке. Все, что от него осталось после этого, - это масса плавающих обломков палубного груза; все остальное пошло ко дну.

"Наша четырехдюймовка была практически бесполезна, так как низколетящие самолеты были над нами прежде, чем мы успели опомниться, и было невозможно пустить орудие в ход. Поскольку я был крепкого телосложения, моим боевым постом был разобранный пулемёт Льюиса, хитроумное приспособление, из которого можно было стрелять с плеча, как из винтовки, а не с обычной треноги. Только кто‑то с небольшим весом мог выстрелить из этого чудовища - если ты не держался крепко, то вращался вместе с ним.

‑ Я был на мостике по правому борту, рядом с рулевой рубкой, когда бомбардировщик на низкой высоте пронесся над нами с левого борта. Его задний наводчик "стрелял из шланга", и я ясно, как божий день, видел, как он выстраивает орудие в восьмерку ‑ и к тому же неплохо управляется со стрельбой. Позже мне сказали, что его выстрел пришелся чуть ниже ватерлинии правого борта ‑ не думаю, что у меня было время смотреть. Мне удалось оторваться где‑то около полной скорости, постепенно разворачиваясь и стараясь держать "Льюис" где-то рядом с целью; использовать его было чертовски сложно. Наши пятерки также приблизились к цели, но два спаренных  Хотчкиса, по одному с каждой стороны моста, оказались бесполезными.

"Выжившие, которых мы подобрали, были в основном ласкарами, но среди них был один нигериец, которого они, казалось, ненавидели и не хотели видеть в своем присутствии, пока после долгих хлопот мы не сказали им, что они все в одной лодке ‑ и им тоже повезло оказаться в ней!"

В Мурманске команда в два раза быстрее установила и покрасила черно-коричневый «Cape Palliser» ( «Мыс Паллисер») в арктический камуфляж. На обратном пути она также привезла с собой часть экипажа несчастного крейсера "Эдинбург".

Следующий конвой, PQ16, вышел в море при круглосуточном дневном свете арктического лета. Из-за того, что от врага его скрывал только периодический туман, он понес тяжелые потери в виде семи торговых судов; а траулеры " St Elstan " и " Lady Madeleine " были загружены до бортов выжившими, некоторые из которых позже умерли от полученных травм и были похоронены в море. Именно во время этого рейса третьему траулеру «Northern Spray»  ("Нортерн Спрей" – «Северный Ветер») было поручено отбуксировать обратно в Рейкьявик поврежденное американское торговое судно " Carlton ", получившее повреждения, когда вражеский бомбардировщик, сбитый сопровождающими, упал в море и взорвался прямо рядом с ним. «Northern Spray» пристыковался к 5000‑тонному судну и успешно доставил его домой, отбиваясь от другого самолета, который атаковал их обоих. Четырехдюймовый снаряд "Спрея" разорвался под хвостом немца и отправил его восвояси.

По иронии судьбы " Carlton" был спасен только для того, чтобы быть торпедированным в следующем конвое, потерпевшим катастрофу PQ17. Он был первым кораблем, погибшим, когда Адмиралтейство приказало конвою "рассеяться" из-за предполагаемой угрозы со стороны невероятно мощного линкора "Тирпиц". "Лорд Миддлтон", "Лорд Остин", "Северная жемчужина" и " Ayrshire " были четырьмя эскортными траулерами и чудом спаслись во время этого ужасного холокоста, который отправил на дно двадцать четыре судна.

Опять же, на PQ18 в составе эскорта были четыре траулера, и заметным среди них был корпусной траулер «St Kenan» и немецкое репарационное судно «Daneman». После горького урока PQ17 этот конвой из сорока торговых судов имел грозный эскорт из восемнадцати эсминцев, крейсера, авианосца, двух кораблей ПВО и четырех траулеров, но все равно в результате разрушительных атак немцев было потеряно тринадцать судов. 13 сентября подводными лодками были потоплены два корабля ‑ русский "Сталинград" и американский " Northern Spray ".**

«St Kenan» спас капитана и трех других выживших с "Oliver Esworth " с плота. Позже в тот же день произошла массированная атака на конвой девяноста торпедоносцев, в результате которой было создано фантастическое зрелище: более ста торпед устремились к конвою. Восемь кораблей были подбиты. " Daneman ", шедший в хвосте конвоя, подобрал четырех выживших с одного из потерпевших крушение кораблей " British Empire Stevenson ".

 Матрос-артиллерист Г.Р. Ланн:

"Один из этих четырех моряков не умел плавать, и мы объяснили это тем, что он бешено барахтался в море, что удерживало его на плаву и в достаточном тепле, чтобы выжить. Другого пожилого мужчину собирались спасти, когда самолеты снова атаковали, и нам пришлось тронуться в путь и оставить его тонуть. Я все еще вижу, как он, замерзший в воде, пытается дотянуться до руки одного из наших матросов, чтобы ухватиться за нее, чтобы его можно было вытащить на борт в безопасное место, но нас атаковал торпедоносец, и шкипер дал полный вперед. Нам пришлось оставить его и смотреть, как его лысая голова и красная футбольная майка исчезают позади нас; поскольку мы были последним кораблем в конвое, его бы никогда не подобрали.'

«St Kenan»  спас 64 выживших во время и после массовой атаки торпедоносцев. В их число входила вся корабельная команда панамского судна "Macbeth", подобранная с шлюпок и плотов, и выжившие с американского судна "Oregonian ". Десять из них были извлечены из моря в шоковом состоянии из-за воздействия льда и масла и воды, которые они проглотили. При присоединении к конвою  сухогруз   "St Kenan" был атакован двухмоторным бомбардировщиком, который ворвался на неглубоком пикировании, но обстрел "эрликонами"  с траулера вынудил немца сбросить свои бомбы преждевременно и безвредно, и было видно, как из самолета повалил дым, поскольку из него выделялось масло. Затем экипаж "St Kenan " приступил к заботе о своих пассажирах, и, по словам его капитана, лейтенанта Дж. Маккей, RNR: "Несмотря на то, что многие были измучены длительными тревогами, многие уступили свои койки и гамаки выжившим, и трудности, связанные с кормлением и ночлегом такого количества людей в тесных помещениях, были восприняты с радостью. Поведение команды корабля в целом было превосходным".

Тем не менее атака на конвой самолетами и подводными лодками продолжалась, американское судно  «Mary Luchenbach» ( «Мэри Люшенбах») взлетело на воздух во вспышке и грохоте взрыва, на ней, как говорили, были фугасные (H.E.) боеприпасы и менилитовые взрыватели.

 Артиллерист Ланн: "Произошел мощный взрыв, и обломки посыпались на нас и на «Daneman», как град. Когда дым рассеялся, там не осталось ничего и никого.'

Еще четыре дня конвой PQ-18 отбивался от нападавших, а затем вмешалась погода. Когда суда приблизились к реке Двина, ведущей в Архангельск, они попали в сильный шторм. Несколько торговых судов сели на мель. " St Kenan " был опасно неустойчив, и ему пришлось  выбросится  на мель. Оказавшись в морской пучине, он получил исключительно сильный крен, который унес его спасательную шлюпку и сильно погнул шлюпбалки, но он выправился и пережил шторм. Однако  от «Daneman»   удача отвернулась.

Артиллерист Ланн:

"Когда на Двине разыгрался сильный шторм, у нас совсем не было угля, и нам пришлось рубить всю древесину, чтобы выдать немного пара. Шкипер приказал всем разойтись, но оказалось, что банка с ромом уже была разбита, а многие члены команды были совершенно пьяны. У нас была ужасная ночь; нас мотало, как пробку, топлива для двигателей не было, и мы просто сжигали все, что могло гореть, чтобы попытаться заставить двигатели работать, но в итоге мы все равно сели на мель на песчаной отмели.  На следующее утро мы покинули корабль, но затем вернулись, так как он лежал на боку. И там мы были заброшены на несколько дней. Мы соорудили плоты и натаскали дров с берега, чтобы немного подзарядить аккумуляторы и послушать шестичасовые новости; и это почти все время прослушивания, которое мы получили за весь наш дневной труд.'

Была надежда, что русские вытащат  «Daneman»  с песчаной отмели, но уговорить их сделать это удалось только через две недели, к тому времени у «Daneman»  полностью закончились запасы продовольствия. Затем он, прихрамывая, отправился домой в Белфаст с обратным конвоем, чтобы починить свои повреждения.

PQ18 был последним из конвоев "PQ", поскольку затем кодовые буквы были изменены. Именно в составе первого из новых конвоев, которые теперь продвигались вперед в кромешной тьме арктической зимы, ветеран «Northern Gem»сыграл важную роль в судьбоносном последнем рейсе эсминца "Achates ".

В декабре 1942 года конвой JW51 отправился в Россию двумя частями. Первая часть, отправившаяся в середине декабря, успешно достигла Кольского залива, ведущего в Мурманск, на Рождество. Но второй секции, JW51B, которая вышла в море 22 декабря, было суждено пройти более насыщенный событиями путь,

JW51B состоял из четырнадцати торговых судов в сопровождении семи эсминцев, двух корветов, тральщика и траулеров Northern Gem и Vizalma. Другое прикрытие должны были обеспечить позже два крейсера, вернувшиеся из России после сопровождения первой группы.

Неприятности с конвоем SW51B начались шесть дней спустя, когда у эсминца отказал компас, и он потерял конвой. В ту же ночь сильный шторм настиг корабли, и «Vizalna»  и пять торговых судов потеряли связь. Три из этих кораблей снова обнаружили конвой на следующий день, но " Vizalma " и два других так и не вернулись, чудом добравшись до России невредимыми.

Темным утром в канун Нового года шторм утих, и покрытое льдом судно теперь уже поредевшего конвоя продолжало движение под постоянными снежными шквалами. Где-то в темноте, неизвестные им, вражеский крейсер "Хиппер" и карманный линкор "Лютцов" вместе с шестью эсминцами вышли из Норвегии в атаку. На борту " Northern Gem ", замыкающего эскорт по правому борту конвоя, они увидели первые орудийные вспышки в темноте за кормой, когда вражеские эсминцы приблизились; было 9.3 утра. На большой скорости эсминец "Achates"  прошел наперерез конвою, установив защитную черную дымовую завесу, но через несколько минут он был подбит, частично затоплен и охвачен несколькими пожарами. Пожары были быстро взяты под контроль, и он продолжал задымлять, в то время как старший офицер эскорта капитан Р. Сент-В. Шербрук в Онслоу повел оставшуюся часть своей флотилии эсминцев навстречу врагу.

С " Northern Gem " они могли видеть слабые очертания британских эсминцев и повторяющиеся орудийные вспышки, когда они преследовали "Хиппер". Но немецкий крейсер нанес несколько попаданий по "Onslow ", причинив значительный ущерб и жертвы, а также тяжело ранив капитана Шербрука, ослепив его на один глаз (за это действие он был награжден VC).  The Victoria Cross (VC)- «Крест Виктории»

Снова налетела метель, но односторонний бой продолжался. Тральщик " Bramble " был потоплен, затем снова настала очередь " Achates ". Орудия "Хиппера"  серьезно повредили его, прямое попадание в мостик убило его капитана. Рулевой и сигнальщик, единственные выжившие на мостике, продолжали работать до тех пор, пока помощник командира корабля, лейтенант Лофтус Э. П. Джонс, старший лейтенант, который контролировал работы по ликвидации последствий затопления, не вернулся и не взял их на себя. Он вел искалеченный "Achates " зигзагообразным курсом, все еще доблестно выпуская дымзавесу, чтобы защитить торговые суда. Сражение продолжалось четыре часа, пока вернувшиеся британские крейсера, наконец, не отогнали рейдеров, потопив один немецкий эсминец.

"Achates" приближался к своему концу. Еще одно попадание в левый борт, который был похож на перечницу из-за пробоин от шрапнели, и, несмотря на то, что погибло еще больше людей и затоплено котельное отделение, он все же пытался защитить конвой, снижая скорость, чтобы удержаться на плаву. Но механик  доложил, что они не могут поддерживать скорость на  единственном оставшемся котле, поэтому он остановил двигатели, а его раненый связист убыл на «Northern Gem», чтобы быть наготове.

Но когда «Gem» закрыл «Achates», было уже слишком поздно для многих членов экипажа эсминца, включая около тридцати пяти тяжелораненых, собравшихся в капитанской каюте, за которыми ухаживали два добровольца, которые решили остаться, чтобы помочь им, когда был отдан приказ покинуть корабль.

Вахтенный рулевой Сид Керслейк из Gem:

Внезапно " Achates " перевернулся  на левый борт. В темноте мы могли видеть красные огоньки на спасательных поясах матросов и сигареты с красными кончиками у некоторых матросов, которые даже курили, перелезая через поручни на правый борт корабля, который через несколько секунд превратился в "палубу". Секундой позже днище корабля начало подниматься из воды, а надстройка исчезла из виду с противоположной от нас стороны.

"Мужчины начали соскальзывать в воду со дна корабля, смеясь и шутя при этом, затем, к нашему удивлению, кто-то начал петь "Выкатывай бочку", и вскоре, даже сквозь шум ветра и моря, мы услышали, как они все поют, пробиваясь через воду. для нас. Некоторые мужчины все еще курили или пытались это делать, плавая в ледяной воде, другие поддерживали раненых товарищей по кораблю или тащили их за собой. «Gem»  служил для них своего рода защитой в штормовом море, а наш шкипер Шкипер (лейтенант Х.С. Aisthorpe, RNR), взявший штурвал на себя, продолжал подруливать вперед или за корму, если замечал, что кто-то может проплыть мимо. Несмотря на это, несколько человек все же проплыли мимо, но они, должно быть, были мертвы либо от ран, либо от убийственного холода воды; нашей главной заботой были те, кто сейчас боролся за свою жизнь.'

" Achates " затонул за три минуты, забрав с собой всех раненых в капитанской каюте.

Рулевой Керслейк:

"Мы сбросили наши спасательные сети за борт. У нас не было лодок, которые можно было бы спустить, нашу лодку с левого борта смыло штормом, в то время как у нашей лодки с правого борта не работало ни одно ходовое устройство.  Мы не смогли добраться до него, чтобы очистить ото льда, и все было намертво заморожено. В середине корабля некоторые из нас спрыгнули за борт и одной рукой ухватились за спасательные сети, подтягивая и подталкивая замерзших выживших наверх, где другие желающие руки могли поднять их на палубу. Когда мы цеплялись за сети, нас сначала поднимало прямо из воды, когда траулер кренился на правый борт, затем, когда он поворачивал назад, мы погружались по шею в ледяное море, но каждый раз нам удавалось выныривать снова, цепляясь за человека и толкая его вверх по течению. со стороны корабля к тем, что наверху.

"Каждый член экипажа был рядом с «Gem». Те, кто не был занят на поясе или на спасательных сетях, стояли и бросали тросы людям, все еще борющимся в море. Я оставил сети и побежал к левому борту, чтобы помочь забросить эти лини и отбуксировать людей, которые ухватились за них, один очень молодой матрос, едва ли больше мальчика, начал дрейфовать мимо кормы. Мы бросили ему леску, которую он поймал, но когда мы потянули за веревку, она выскользнула из его замерзших рук. Мы снова бросили леску, но когда он схватил ее, он запаниковал и начал кричать: "Мама, мама!" Это было душераздирающе. Мы закричали ему, чтобы он поднял руку, чтобы мы могли обмотать пару витков веревки вокруг его запястья, но он навсегда скрылся из виду, а веревка все еще проскальзывала у него между пальцами, и он все еще звал свою маму.

"Наша спасательная работа достигла точки, когда мы, казалось, спасли всех, кроме нескольких тел, проплывающих мимо без признаков жизни. В этот момент произошел мощный подводный взрыв, когда сработали глубинные бомбы " Achates "; несомненно, погибли все, кто еще остался в живых, и «Gem» почти вынырнула из воды. Взрыв был настолько силен, что сначала мы подумали, что в наш правый борт попала вражеская торпеда; кастрюли разлетелись вдребезги, шкафы распахнулись, часы остановились; но  судно не получило воды и, к счастью, избежало повреждений корпуса, поэтому мы снова обратились к помощи нашим выжившим. За исключением нескольких человек, которые добрались до нас на спасательных плотах, они были настолько замерзшими, что не могли стоять или как-либо помочь себе; нам пришлось отнести их вниз, раздеть и вытереть насухо, насколько это было возможно, чтобы восстановить циркуляцию крови. Нам пришлось сделать это очень быстро, и, возможно, мы потратили на каждого человека не так много времени, как следовало бы, но их было восемьдесят, почти вдвое больше, чем нас, и некоторым из нас приходилось выполнять обязанности на корабле, а также сражаться с противником. лед быстро замерзает по всей надстройке и угрожает устойчивости Gem. Примерно через полчаса после того, как их растирали, кровообращение снова возвращалось к потрясенным и изувеченным телам выживших, для них это было мучительно, и нужно было услышать их крики, чтобы поверить.

"Раненые сидели или лежали, как могли, потрясенные, уставившись в никуда, или стонали от боли; у других была морская болезнь, некоторых рвало мазутом, который покрывал их с головы до ног. Будучи всего лишь эскортным траулером, мы не были приспособлены для работы с тяжелыми пострадавшими. Наш экипаж отказался от своих коек и запасной одежды и сделал все, что мог, но у нас на борту не было врача, и наши медицинские ресурсы были практически равны нулю.

"Один парень, которому я помогал раздеваться, все время оглядывался через плечо; хотя, возможно, из-за шока или холода он не сказал ни слова. "Тем не менее, когда мы стягивали его майку через голову, почти все его правое плечо оторвалось вместе с майкой, и нам пришлось отделять шерсть от плоти. Все, что мы могли для него сделать, это смазать рану антисептическим лосьоном и забинтовать отслоившуюся плоть на место. К счастью, один из членов нашей команды, матрос Эдвард Майер, бывший банковский кассир из Ротерхэма, смог оказать некоторую помощь раненым; он многому научился у своей жены, которая была медсестрой.

"Я обошел всех с банкой рома как для выживших, так и для наших людей, потому что мы все остро нуждались в выпивке, и на камбузе я наткнулся на парня лет двадцати, сидевшего на шкафчике для коков, он дрожал от холода, хотя плита на камбузе горела красным и кто-то дал ему надеть свое спортивное пальто. Я дал ему понюхать и спросил, все ли с ним в порядке, и он сказал, что у него болит ухо. Я осмотрел его и увидел, что из кости за ухом торчит осколок длиной в дюйм. Когда хирург, который в конце концов поднялся к нам на борт, увидел это, он ничего не смог сделать, но когда осколок извлекли в больнице в Мурманске. он был длиной с сигаретную пачку; было замечательно, что парень выздоровел.

"У одного очень молодого младшего лейтенанта, который подплыл к нам с силой быка, быстро появились признаки ослабления. Мы не могли понять, в чем дело, потому что не было никаких признаков ранения, поэтому мы списали его спокойствие и бледность на шок и попытались устроить его поудобнее на койке в кают-компании. Когда хирург осмотрел его позже, он тоже ничего не смог сделать, несчастный получил полную мощность взрыва снаряда в живот и был раздроблен изнутри. Мы дали ему все, что он просил, но вскоре после этого он умер и был похоронен в море.

"Поскольку   "Gem " был переполнен больными и ранеными, это была ужасная ночь. Все было затемнено, на палубе вообще не разрешалось зажигать свет. Это было все равно что жить, или, скорее, существовать, в воющем, бушующем и абсолютно черном аду на какой‑то другой планете; то есть черном, если не считать снежных бурь и льда. Только поздним утром ветер и волнение на море немного стихли, и именно тогда, несмотря на сильную зыбь, нам удалось доставить хирурга на борт с одного из эсминцев. Во время краткого затишья в погоде и легкого поседения темноты в полдень эсминец шел навстречу ветру и морю со скоростью, достаточной для того, чтобы уступить ему место в кормовой части, и достаточно медленной, чтобы мы могли подойти к нему вплотную и расположить нашу палубу правого борта рядом с его палубой левого борта четверть. При сильном волнении на море это было непростым подвигом для нашего шкипера. Когда два судна сблизились, наш правый бортовой поручень был отогнут внутрь, когда на нас рухнул квартердек эсминца, и когда он снова поднялся, его глубинные бомбы ударили в цель. под нашей оставшейся спасательной шлюпкой. Но взгляды всех были прикованы к хирургу, который стоял наготове, ожидая своего шанса, и когда эсминец снова встал на дыбы и выглядел так, словно опасно приближался к борту "Gem", который теперь находился в морской пучине, он прыгнул ногами вперед с сумкой в руке, благополучно приземлившись по милости Поднимаемся на нашу вздымающуюся палубу "американских горок" и попадаем в ожидающие объятия кого‑нибудь из нашей команды. Это был фантастический прыжок при любых условиях.

"Когда погода снова улучшилась, мы занялись мрачным делом - выполнением всех возможных операций тяжелораненым. Все время, пока хирург был занят, "Gem" обдувало штормовыми ветрами и швыряло по гористым волнам, которые захлестывали весь корабль. Все замерзло, такелаж увеличился в четыре раза по сравнению с нормальными размерами, а наша спасательная шлюпка, шлюпбалки и шлюпочная палуба превратились в сплошные глыбы льда. Передвигаться по палубе где бы то ни было было опасно. Тем временем внизу на столе в столовой было выполнено не менее двенадцати экстренных операций, одна за другой. Каждый раз, чтобы его не сбросило с качающегося корабля, пациента приходилось удерживать на столе двум-трем членам экипажа или наиболее приспособленным выжившим, а анестезию вводил лейтенант Джонс с " Achates ".

- Никакие мои слова не могут описать этого мужества и мастерства. хирург. Мы все думали, что он заслужил медаль. Получил ли он ее или нет, я не знаю, но я точно знаю, что год спустя он погиб во время другого русского конвоя. В тот раз его перевели на торговое судно, чтобы ухаживать за больным. член экипажа, и ранним утром следующего дня торговое судно было торпедировано. Его первой мыслью было перенести своего пациента в спасательную шлюпку, и ему едва удалось это сделать, прежде чем корабль затонул, а он все еще был на борту. Очень галантный человек.

"До конца путешествия «Gem» в темноте до Мурманска все помогали друг другу, делились спальнями, одеждой и сигаретами, и единственным стоном, который можно было услышать, был: "Когда же этот чертов ветер утихнет!"'

Шкипер «Gem» лейтенант Эйсторп получил Крест «За выдающиеся заслуги» (Distinguished Service Cross, DSC) за героическую спасательную работу своего траулера.

Итак, работа траулеров в Арктике продолжалась. «Northern Spray» отбуксировал  домой второе, более крупное поврежденное судно, " Empire Unity " водоизмещением 12 000 тонн, после того как оно было торпедировано. Этот гигантский буксир двигался с мучительно медленной скоростью в два узла, когда на поверхности была замечена подводная лодка, она нырнула в атаку, но " Northern Spray ", быстро сбросив буксир, устремился к подводной лодке и протаранил ее, разбив ее прочный корпус в качестве доказательства ее смелой атаки. Поскольку подводная лодка была заявлена как "возможная", она снова взялась за буксир и потащила свой огромный груз домой.

А на траулере " Paynter " произошло трогательное спасение, в котором участвовал не кто иной, как этот ужас Гнезда, Тед Бастард ‑ главный старшина Эдвард Пью, когда торговое судно с пассажирами было торпедировано, он нырнул за борт, чтобы спасти женщин и детей, барахтающихся в ледяной воде. Среди тех, кого он спас, была девочка, которая позже умерла, и никто так и не узнал ее имени; он дал ей то же имя, что и своей дочери, и стоял у ее могилы, когда ее хоронили в Сейдисфьорде.

Он получил DSM. И навсегда потерял свое прозвище.

Distinguished Service Medal (DSM) - Медаль «За выдающиеся заслуги» (Великобритания)

*

"Мы снова вышли в составе конвоя, чтобы вернуться в Исландию, и были в пути шесть дней, когда русское судно, стоявшее 13‑м в линии, внезапно было торпедировано подводной лодкой. Мы немедленно начали подбирать выживших. Было очень холодно; я никогда не сталкивался ни с чем подобным - наши руки настолько онемели, что потребовалось четверо из нас, чтобы поднять одного человека из воды. Услышав крики с правого борта, я подбежал и увидел молодую русскую девушку, вероятно, стюардессу, отчаянно цепляющуюся за веревку в воде, которая может остановить ваше сердце в любую минуту. Я позвал нашего радиста, чтобы он помог мне затащить ее внутрь, но наши руки так онемели, что, как мы ни старались, мы не смогли сделать это достаточно быстро. Я никогда не забуду, как она издала последний крик и ослабила хватку, и мы ничего не могли сделать, когда она ускользнула. Только тогда я понял, что вокруг нас рвутся снаряды.

На  советских судах северных конвоев девушки и женщины входили в состав постов ПВО (противовоздушной обороны)  и зенитных расчётов.

**

13 сентября подводными лодками были потоплены два корабля ‑ русский "Сталинград" и американский " Northern Spray ".*

"Сталинград" – судно постройки  Балтийский судостроительный завод в Ленинграде в 1929—1932 годах. Всего было построено десять судов этой серии.

Водоизмещение: порожнем — 3125,. в полном грузу — 6140 т, наибольшая длина 100,49 (между перпендикулярами — 96,53), наибольшая ширина 14,05, средняя осадка порожнем — 3,33, в полном грузу — 6,04 м, дедвейт 3015, чистая грузоподъемность 1473 т, пассажире вместимость 226 чел., мощность энергетической установки (паровой машины трехкратного расширения пара) 1500 по проекту и 1605 л. с.- фактически, скорость 10,5 уз, дальность плавания 3690 миль, экипаж 73 чел.

Гибель "Сталинграда" в конвое PQ-18.

"Утром 13 сентября 1942 года при довольно ясной погоде, слабом ветре и при видимости 6-7 миль конвой продолжал двигаться в порт назначения в установленном порядке.

В крайней колонне справа следовал грузо-пассажирский пароход «Сталинград» под командованием капитана А. Н. Сахарова. Эта крайняя колонна считалась самой опасной и уязвимой. Не без основания моряки называли эту колонну «убойной». Она располагалась ближе всех остальных к фронту вероятного нападения, первой могла подвергнуться атакам противника.

Около 8 часов 30 минут в 120 милях от острова Медвежьего неожиданно раздавшийся взрыв потряс пароход «Сталинград». Торпеда, выпущенная с подводной лодки, попала в среднюю часть судна — в угольный бункер, а не в трюмы, где находилось 500 тонн аммонала и другого взрывоопасного груза. Это уберегло пароход от взрывов и пожара. Все, кто находился в машине и кочегарке, сразу же погибли.

Капитан А. Н. Сахаров только успел отдать команду: «Всем покинуть борт судна». Спасательные шлюпки правого борта были уничтожены. Команда и пассажиры кинулись к шлюпкам левого борта.

На «Сталинграде» вместе с экипажем было, по уточненным данным, 87 человек, спаслось около трети. Некоторые погибли при попытке спуститься по штормтрапу в шлюпки, когда, еще имея ход, судно стремительно уходило кормой в воду. Одна из шлюпок, как только коснулась воды, перевернулась и всей массой начала давить и калечить людей о борт парохода. Другую зацепило концом шлюпбалки и потащило вслед за судном в гигантскую воронку. Многие не успели покинуть жилые и служебные помещения. В числе погибших были женщины с детьми, сотрудники посольства — дипломатические курьеры с почтой Н. Д. Шмаков и И. И. Хромов, первый помощник капитана А. С. Федоров, третий механик танкера «Азербайджан» Н. Ф. Ивянский, моряки с парохода «Родина», подорвавшегося на минах вблизи Исландии, и другие.

В район гибели «Сталинграда» поспешили английские охотники за подводными лодками. Не менее часа окоченевших, в полусознательном состоянии подбирали моряков спасательные суда и сразу же переправляли на английское госпитальное судно «Капленд», где собралось уже несколько сот моряков с потопленных судов разных национальностей.

Капитана А. Н. Сахарова подобрал из воды английский эсминец, на котором он до конца рейса добровольно, вместе с другими советскими моряками нес службу наблюдения. Отлично зная воды северных морей, А. Н. Сахаров многим помог английским морякам, за что был награжден английским орденом — крестом «За боевые заслуги».

Пароход «Сталинград» остался там, где пересекаются параллель 76 градусов северной широты и меридиан 7 градусов восточной долготы."