Жизнь в селе Ржевского уезда в начале прошлого века

Муниципальное общеобразовательное учреждение «Гимназия №10» имени учителя В.А. Смирнова города Ржева Тверской области

Жизнь в селе Ржевского уезда в начале  прошлого века

Работу выполнила:

Огулина Ольга Николаевна

Обучающаяся 7 – А класса

МОУ «Гимназия №10»

Руководитель:

 Иванова Марина Алексеевна

Ржев 2017

В газете «Аргументы и Факты - Камчатка» за № 17.08.2012 г, была опубликована интересная статья Натальи Паниной с таким названием: «Рукописные мемуары генерал-майора Макарова нашли на Камчатке».  В этих записках  Фёдор Алексеевич Макаров описывает историю своей жизни и своё детство, прошедшее в деревнях Дубовик, Ажево и Трушково Бурцевской  Жуковской волостях Ржевского уезда Тверской губернии. Дневники обнаружили в заброшенном доме, предназначенном под снос. А дело было так:

Фото из семейного альбома.

Найденные рукописи передали Ирине Витер, историку, главному специалисту краевой библиотеки им. Крашенинникова.  Найденные на Океанской записи - это история, история России, взятая не из официальных документов, а переданная человеком того времени - история с бытовыми подробностями и яркими штрихами тех лет -  рассказала Ирина Витер корреспонденту издания «А и Ф».  Довольно часто мы знаем историю только через учебники, в общих чертах, не вникая в детали повседневной жизни, которые и создают яркие страницы истории России. Такие исторические документы находят, конечно, нечасто. И спасибо тем людям, которые не проходят мимо таких свидетельств истории. Две толстые тетради в коричневой обложке, почти в 200 страниц каждая описывают жизнь будущего генерала с 1906 г. по 1931 г. Автор подробно рассказывает о своём детстве, о жизни своей семьи, о нелёгкой доле русского крестьянства.

Начинаются мемуары генерала рассказом о его семье:  «…Родился я 8 февраля 1901 года в деревне Дубовик Куркинского прихода Бурцевской волости Ржевского уезда Тверской губернии (Калининской области), в семье, видимо, крепкого середняка крестьянина Макара Ивановича Царькова, семья состояла из шести человек. Дедушка Макар Иванович, бабушка Екатерина Дмитриевна, отец мой Алексей Макарыч, мамаша моя Александра Николаевна, дяди Иван Макарыч и Петр Макарыч. Вот в такой семье я и родился. Крестили меня в церкви Куркино, это в 2-5 километрах от деревни Дубовик. Погост Куркино стоит на Торопецком тракте: Ржев - Молодой Туд - Торопец. Крестил меня батюшка очень большого роста, лицо и руки в желваках. Очень сердитый и неприветливый человек. Потом мне с ним пришлось встретиться в Трушковской приходской школе, видимо, она входила в его погост (очевидно, приход)…». О своём селе автор записок оставил нам следующие воспоминания:

«…Деревня Дубовик обычная, небольшая, домов 20-25, расположенная на отшибе от дорог, захолустная, бедная, самобытная, как говорят, лесная русская деревенька. Деревня Дубовик со всех сторон окружена лесом. Лес столетний, дремучий, девственный, в нем даже медведи водились, да и на месте деревни не особенно давно был лес. С отменой крепостного права туда пришли люди и начали его выкорчевывать, расчистили полянку вдоль места, в свое время родникового, а теперь заболоченного, здесь и поселились наши предки, постепенно выкорчевывая лес и расширяя место под посевы хлебов (ржи, овса, редко ячменя и пшеницы) и льна. Однако возможно, что тот ручеек был приличной родниковой речкой, так как ширина заболоченной местности равна 30-40 метрам, но вот постепенно ее затянуло илом и сделало болотистым ручейком.

Местность, окружающая деревню Дубовик, очень красива, особенно в вечернее время, так как на северо-запад идет на подъем, как бы возвышается до самого горизонта километров на 10. Вечером видны огоньки в деревнях, и особенно красив горизонт огней самой дальней большой деревни, а это верст 8, а то и 10, если не больше. Днем кругом за полями виден только лес. Деревня Дубовик расположилась вдоль ручья на два порядка. Через ручей, на котором был невзрачный мостик, весной его всегда сносило, был выезд из деревни в поле и в лес в западном направлении. Весной этот ручеек, принимая талые воды, пыжится, пухнет и является временно на короткое время непроходимым.

Наш порядок, домов 10-12, расположился от ручья на удалении 50-60 метров и больше на отлогом пригорке, почти незаметном возвышении. Примерно, метрах в 50 от ручья шла дорога. От дороги к ручью были небольшие огороды, огороженные тыном, там высаживали лук, репу, морковь, редко огурцы, немного капусты, кое у кого были построены амбары и рабочие сараи. По другой стороне этой дороги, метрах в 10-15, стояли избы. У моего дедушки Макара изба стояла ближе к самой дороге, это, конечно, плоховато, да и не намного лучше, когда изба удалена от дороги, но зато имеется поляночка, где можно посидеть семечки полузгать и поболтать.

   Другой берег ручья был круче и выше, наш порядок был как бы внизу. В том порядке также к ручью были огороды, амбары и сарайчики, потом шла дорога, улица там была широкая, и дальше стояли избы. За дворами были планы, размеры которых зависели от количества наделов в хозяйстве, от 30 соток до 50 и больше. На этих планах за домами-дворами также были огороды, сады, а главное, это 1-2 сарая для сена, эти сараи строили поближе к дому, чтобы ближе было носить сено для скотины зимой и солому для подстилки, чтобы получился навоз. В конце планов строили овины и риги для сушки хлебов и льна при обмолоте и других хозяйственных работ. Хлеб молотили на гумне и овине, лен мяли под крышей овина, риги. Все планы были обнесены загородами. Загороды были высотой до полутора метров. Ставили два кола рядом так, чтобы между ними поместилась жердь из тонкой осины, березы или ели длиной 5-7 метров, такие жерди укладывались на связки между кольями на расстоянии 30 и больше сантиметров так, чтобы внизу не пролезла свинья или овца, а верхние жерди лежат реже. Все это делается для того, чтобы не заходила на план скотина. А вот огороды, где сеялись и сажались овощи, огораживались исключительно тыном в переплет (это тонкие ветки ольхи, березы, ровные и длинные еловые и другие деревья), так, чтобы курица не пролезла и даже не перелетела. Планы использовались для посадки картофеля, но сеяли и рожь, ячмень, пшеницу, часть места у сараев не пахали, оставляя его для сушки сена. Избы в обоих порядках стояли ближе к ручью. В центре деревни у ручья стояла деревенская баня, построенная по-черному, с предбанником (по-черному - это значит нет трубы), а выложен камень-голыш, так что внутри было сделано место для горения дров, они горят хорошо, и жар идет через камни в баню а дым через дверь на улицу.

Топили ее по очереди или, если свободна, кому нужно. Воду брали из ручья. Баня была небольшая, на 6-7 человек одновременно, но жаркая, и за вечер могла пропустить 20 и больше человек, в зависимости от желающих и количества заготовленной воды. Для горячей воды были бочки, вода нагревалась камнями тут же, в бане, холодная вода также здесь, в бане, в бочке, рядом с горячей.

За овинами начинаются поля знаменитой трехполки, изрезанные мысами и полосами и ляками. Даже поговорка была «за его усы давали три полосы и ляк под картошку». Ляк - это коротенькая полоска. Одно поле под озимой рожью, второе поле под яровыми и третье поле под пары, на это поле весной вывозят навоз, перепахивают его, используют под выгон, на него и через него скот выгоняют, и это поле как бы лето отдыхает, потом осенью на нем будет высеяна озимая рожь. Скотины было мало, машин, даже плуга, не было, плуг появился в 1907-1908 годах и железные бороны, а то пахали сохой, бороновали деревянной бороной. Следует заметить, что в это время в нашей местности в основном озимой была только рожь (в настоящее время сеют и пшеницу, и ячмень). Яровыми были овес, картофель, ячмень и лен, очень мало и кто побогаче сеяли жито - ячмень и очень редко кто для себя пшеничку. Немного сеяли горох. Основой ярового посева был лен, так как он давал наибольшую прибыль мужику, но в то же время лен требовал очень и очень много труда, поэтому много его сеяли те, кто имел много земли и кто богаче, на нем они же и хорошо зарабатывали, так как для обработки льна (мять, трепать, сушить и т. д.) пользовались наемным трудом. Из овощей в поле ничего, кроме картофеля, не садили, редко сеяли горох. В огородах сажали: лук, морковку, редьку, свеклу, репу - всего понемногу. Для заготовок на зиму покупали в городе Ржеве на рынке капусту прямо с зеленым листом и огурцы для соленья. С капусты рубили два листа. Весь зеленый лист и полу зеленый шли для приготовления серой капусты, а белую рубили и солили ее с клюквой и яблоками, она шла для еды, а также в пироги, а серая только для щей с грибами и со снетками. Все это использовалось в особенно большом количестве. О помидорах и понятия не имели, их не сажали и не ели, а если кому приходилось попробовать, плевались до рвоты. А теперь помидоры едят все в драку, да и родят они в нашей местности хорошо и в поле и в огороде. Теперь сеют все кабачки, цветную капусту и т. д.

Деревня Дубовик вся построена из дерева, ни одного дома из кирпича нет. В основном четырехстенные избы, даже у дедушки Макара, когда я там жил, была одна старенькая избенка, а когда мы ушли (об этом ниже), пристроили вторую избу, и получился хороший дом с сенями внутри, между избами и клетью, хорошим крыльцом на улицу и большим мезонином. Скотный двор был во весь дом, теплый, с хлевами для свиней и овец, с отдельными выходами в торец дома. Таких домов было в деревне не больше 5-6, остальные обыкновенные русские четырехстенные избенки с боковым входом либо через сени, либо через скотный двор…».  

Большинство крестьян деревни Дубовик жили в простеньких избах:

«…Что из себя представляла русская изба? Размер избы, 5 на 5 или 5 на 7 м, зависел от семьи и достатка. Как войдешь в избу, слева (это про дедушкину избу) у порога большая Русская (так у автора) печь размером 3 на 2 метра, у печи полати шириной 80 см. Эти полати служили и для отдыха, и для входа в подпол, крышка поднималась, и для лаза на печку. По линии печи шла перегородка из досок, образовывая так называемый чулан. Около печи вход в чулан, это фактически деревенская кухня, там все имущество хозяйки. В перегородке, ближе к стенке, делали шкаф для посуды грязной и другой - для чистой. Справа у порога стояла кровать с пологом, вначале там спали дедушка с бабушкой, а женился отец, - спали они, отец с матерью, а дедушка спал у печки, а братья на полу на соломенной подстилке, которую стелили на дерюгу, и дерюгой укрывались. Дерюга - это деревенское одеяло, сшитое из лоскутков, она же подстилка. В переднем правом углу стоял большой обеденный стол, а по стенам стояли широкие толстые лавки и скамейки, шириной 50-60 сантиметров и толщиной тоже 60 миллиметров, а к столу подставлялись скамейки и табуреты. А в углу божница с иконами и лампадками, одна-две. Вот так выглядела в основном внутренность избы. Стены избы оклеивались разными картинками, лубками и семейными фотографиями, и некоторые наклеивали даже бумажки от конфет.

Крыльца домов являлись украшением и парадным входом, как правило, использовались и для того, чтобы посидеть, попеть, на гармошке поиграть, поговорить, поиграть в фанты, особенно когда погода нехорошая. В хорошую погоду гуляли на полянке. На крыльцах и завалинке собирались в праздничные дни полузкать семечки, поговорить о жизни и горькой доле женской, о родных, ушедших на заработки. Вообще, собирались в эти места после обедни в церкви, после обеда. Завалинка использовалась в деревне, как только начиналось тепло, снег стаивал, полянка подсыхала, и вот, еще в валенках и шубе, выходили пожилые посидеть, а молодые поплясать…».

О ведении сельского хозяйства в окрестных деревнях автор писал следующее: «..Земли, окружающие деревню Дубовик, были суглинистые, малоурожайные, требующие много удобрений - навоза или минеральных удобрений, но их почти не было, а если и были, то они использовались зажиточными хозяевами, кроме всего это нужно было хорошо обрабатывать землю, а обрабатывали сохой - ну что это за обработка. Только с 1900 года начали появляться деревянные плуги со стальным лемехом и железные бороны. По типу их делали деревянные - они дешевле, а стальные сохранялись для окучивания картофеля. Тем, кто имел скотину, имел навоз и неплохой урожай - сам 5-10 (100 пудов с десятины) или даже 15, но имеющих скотину было немного, больше малоземельных и безлошадных, такие хозяйства и навоза не имели, а поэтому и урожай был сам 3-4, т. е. 70 пудов с десятины. Кроме всего, многое зависело от надела земли, у иного и земля есть, скотины нет и работать некому, сам и жена, и куча детей, один одного меньше, пока они подрастут, начнут понемногу помогать, живет бедно, перебивается с хлеба на квас. Чаще всего у бедноты своего хлеба до нового не хватает из-за плохого урожая, поэтому бедноте за хлеб насущный приходилось лезть в кабалу к тем, кто получал хорошие урожаи. Бывало, идешь по озимому полю и видишь, какая разница в хлебе: на хорошо удобренной и обработанной рожь стоит стеной - высокая, густая, чистая, стебель толстый, колос длинный, рожь крупная, налитая и в колосе до 50 шт. и больше хороших зерен. Там же, где плохо удобрено и обработано и вспахано сохой, стоит матушка рожь низкая, редкая, грязная, тонкая, стебель тоненький, колос маленький, на 10-20 зернышков, зерно мелкое, тощее и, конечно, урожай будет тощь. Раньше хороший урожай измерялся до 100 пудов с десятины, но это очень редко, а вот 30-40 чаще, а больше 20-30. Это значит, зерно посеял, получил 20. И вот, собрал бедняк урожай - надо долг отдать, на еду оставить, да и на посев. Поскольку сеяли осенью, то на посев хлеб почти всегда был, а все, что осталось, шло на прокормление себя и скотины. Поэтому и голодали до нового урожая, своего хлеба не хватало, вот и лезли в долг. Возникает вопрос, а как же жили, чем питались? Да, этот вопрос в то время беспокоил всю бедноту и батраков. Это была главная забота, как лучше дожить до лета. Летом легче, работы мало и подсобных продуктов больше. Ведь кроме хлеба можно купить что-то к хлебу, тем более, что его мало чем можно дополнить. Основой дополнения хлеба была картошка. В труднейшем положении находился бедняк. Если батрак работает, то он «богач», он сыт, его кормит хозяин.

А семья, конечно, живет впроголодь, а то и голодает, идет нищенствовать, подростки - девочки в няньки и т. п. А бедняк кормит сам себя, поэтому он чаще всего, как только убрался от летних работ, уходит бурлачить на добычу. Сам сыт, кое-какую копейку заработает, если не пропьет, да и хлеб дома не ест. Огромную помощь в жизни деревни оказывали дары природы, дары леса. Лес давал мужику дрова для своего отопления и для продажи, бреду, за которую он получал деньги, так как она шла на дубление кож, но дерет ее в основном беднота.  Бреда - это такая кожа-кожура, которую дерут с дерева, сушат ее, продавать везут в Ржев. Бреда шла в кожевенную промышленность как дубящее средство. Грибы всех видов и сортов, для сушки - белые, серые, черные, всякие разные - для соления, но солили отдельно рыжики и грузди. Ягоды: земляника, черника, малина, брусника, клюква. Все это заготавливалось по возможности, чтобы хватило себе и немного можно было продать и получить деньги для уплаты податей, оброка, да и одеться и обуться надо…».

Жили в селе Ржевского уезда в начале 20-го века в то время в проголодь: «…Питание бедноты было скудным, грубым. Щи с серой капустой (постные щи) со снетками (а те забеленные молоком, если корова есть), а если есть поросеночек, то в скоромные дни эти щи были и со свининой. Кроме скоромных дней в неделе было два дня постных - среда и пятница. В богатой семье эти же щи были всегда или чаще с мясом, а в среду и пятницу и там щи были постные, второе тоже постное - картошка с постным маслом либо с квасом, бывало, и каша разная с постным маслом. Нередко здорово выручал картофель: наварят чугун в мундире и завтракают - картофель с огурцами, белой капустой, солеными грибами, поэтому хлеба идет куда меньше (а все же и с картофелем ели хлеб). А хлеб черный был смолот так, что при просеивании почти ничего из отрубей не остается, все идет в пищу. И такого хлеба просили у матери со слезами, а она говорит: «Жди обеда, тогда и наешься». Собирали рябину, складывали ее на мезонине или чердаке. И она тоже шла в питание. Да что там хлеб, на всем экономили.

Ведь был порядок, что щи или суп горячими на стол не подавать - много хлеба уходит, некоторые хозяева, если хозяйка подает сильно горячими щи, подливали холодной воды, лишь бы хлеба меньше съели. Вот так. А ведь это правильно, с горячими щами хлеба идет больше, чем с теплыми. Все, что бедняк успеет заготовить за лето из даров леса, все является подспорьем в питании и экономии хлеба. Хлеб - основа основ. Вообще, дореволюционная деревня мало ела мяса, яиц, молока и всего того, что можно было продать. Все это шло в город на продажу, чтобы как-нибудь свести концы с концами, т. е. теми нуждами, которые существовали в хозяйстве. Ведь только подумать, в каждой неделе два дня ничего скоромного, т. е. мясного и молочного, не ели, даже детям не давали, а это 104 дня в году, плюс семь недель великого поста - это еще 49 дней, плюс Рождественский пост (сколько дней не помню), а ведь это все экономия скоромной пищи, потом все шло в город или поедалось до обжорства в Пасху и Рождество. Эти безобразия устанавливала Православная Церковь. Как правило, мужик жил на картошке, грибах и капусте.

Большую помощь в нашей местности оказывала березка. Хоть она и чужая, но ею пользовались все, покупали билет на сушняк бурелома, а возили березку, она была в почете на базаре в г. Ржеве. Все березовые дрова были спрятаны, сушняк березовый хоть и был в продаже открыто, но лежал отдельно. Его тоже берегли для продажи, а топили ольхой, осиной и елкой. Березовые дрова, нарезанные длиной в один аршин и наколотые - хорошо ценились, поэтому их воровали. Их прятали в сарае под сеном, во дворе под соломой, а зимой на санях возили в город (тоже под сеном, чтобы не было видно) и за воз получали за 1-1,5 кубический метр до 10 рублей и больше. А это деньги. Возили и сено. Возили все, что только можно было продать и расплатиться за оброк и подати, чтобы не согнали со двора скотину или не описали вещи, имеющие кое-какую ценность. Трудно было, ох, как трудно. И жили, да еще и песни пели, хоть на какое-то время забывали горе и нужду. Песни, как правило, заунывные, слезливые, тяжелые, только в свадьбу и праздники пели веселые песни, этому помогали водка, пиво домашнее с хмелем. Но больше пели жалобные песни, молодежь же меньше знала горя и, конечно, была жизнерадостнее и веселее.

Все это - т. е. капуста, соленые огурцы, соленые грибы - елись с картофелем, он заменял хлеб, очень было плохо в семье, если она по каким-то причинам не заготовила грибов, капустки, огурчиков, тогда частым гостем за столом была тюря, особенно в постные дни. Тюря - это хлеб, вода, соль и, если есть, капля льняного масла. Вот нахлебаешься этой тюри на ужин, а утром поешь картошки, сваренной в мундире, с хлебом в прихлёбку с квасом. Редко был чай с сахаром, с коврижкой. Беднота в большинстве своем перебивалась с хлеба на квас. Да что говорить о других, когда я сам в детстве также пользовался этой тюрей, и какая же она была вкусная. Видел у других и пережил сам, когда мать или тетя Даша ходила в лавку к Сухуну и вместо селедки приносила бутылочку селедочного рассола, и мы его с таким аппетитом ели, макая в него хлебом, теперь это трудно представить, тогда это было роскошь, поели, запили водой или квасом и - спать до утра. Вот вам и ужин. Я вспоминаю разговор: вот, мол, как он живет, селедку покупает, селедку едят, и тому подобное - это уже богач.

Было счастьем, если попадешь за стол, будучи у товарищей, живущих по богаче. Поешь досыта щей с мясом и кашу с маслом постным или топленым, это уже праздник и дома рассказ, как я сегодня пообедал. Интересно вспомнить питание у дедушки Макара, верно, я еще был мал, но помню. Там все были взрослые и жили хорошо. Там все скоромные дни были с мясом. Бабушка варила серые щи со свининой и картофельный суп также со свининой, ели щи, потом суп, после бабушка подавала так называемую яишницу - это толченый с яйцом и молоком картофель, запеченный в глиняной латке, и заедалось все молоком. Наливали молоко в большую глиняную чашку, и все из нее хлебали - таков обычай. Тарелок не было, вилок и ножей тоже, работали руки и ложки…».

В сельском быту приходилось мириться и с такими моментами: «…Избы особой чистотой тоже не отличались. Абсолютное большинство хозяев телят выдерживали в избе, и, конечно, запах в избе был неприятным. Ягнят так же держали в избе, даже поросят держали, а от них сплошная вонь. Все шло по старым обычаям. В некоторых деревнях не было даже бани. Где же мылись? А мылись в русской печке. Печь хорошо топили, хорошо помелом [очищали] от золы и углей, стелили солому, и вечером, начиная с дедушки, лазили в печь парились и выходили во двор, там обмывались с мылом и мочалкой. Я в такой печи парился с мамашей и бабушкой Анной, мне было 7-8 лет. Конечно, мылись редко, а посему имели насекомых, как в белье, так и голове, поэтому частенько на завалинке или на крыльце можно было увидеть, как женщины ищут в голове вшей друг у друга. Продавали для этого деревянные, очень частые гребешки для счесывания вшей из волос головы детей и взрослых. Везде, то есть во всех избах, были спутники - паразиты человека - блохи и клопы, а у некоторых - множество тараканов, и справиться с ними не было сил. Да, жили люди в бедности, при большой нужде, подчас не доедая, но духом русским мужик всегда крепок и силен, и это он показывал свою мощь в борьбе с врагами, посягавшими на его жизнь, хотя и безотрадную, но независимую…».

О церковных праздниках, сватанье и деревенских гулянках в своих воспоминаниях генерал Фёдор Алексеевич Макаров написал следующее:

«…Деревня Дубовик входила в Куркинский приход, в этот приход входило много деревень. При церкви была и сельско - приходская 3-х классная школа. В Куркино было несколько домов и лавка. Куркино разместилось на том же ручье, что и Дубовик, и народ в церковь ходил по тропинке вдоль ручья. При церкви было и приходское кладбище. Хоронить носили туда за несколько километров. Куркинская церковь была небольшая, деревянная, стояла она на Торопецком тракте, в лесу, незаметная. По правилам Синода, каждый приход имел свои престольные праздники, и праздновали их только те деревни, которые входили в этот приход. Видимо, для церкви в этом был какой-то смысл. Пасха и Рождество Христово были общими праздниками, и их праздновали все и везде. В приходские праздники гуляли в приходе здорово 2-3 дня, молодые парни и девушки ходили с гармонями и песнями, подвыпившими для храбрости в другие деревни, приходили погулять и ближние деревни из других приходов. Поскольку деревня Дубовик - небольшая деревушка, да к тому же на отшибе, как бы у самого леса, то в нее из других деревень приходили реже. Чаще дубовские ребята и девчата, одетые по-праздничному, во все лучшее, ходили с гармоникой в другие деревни и там гуляли до утра, выглядывая женихов и невест. Ну, из-за этого ребята сильно дрались. Зимой такие же гуляния совершались пешком и на дровнях-санях. Каков смысл этих культпоходов из деревни в деревню, из прихода в приход? Эти гульбища не прекращались, и этот обычай существовал века. Это хождения людей, обделенных судьбой. Ребята во время этих хождений непрерывно высматривали себе девушек в жены, девушки высматривали себе женихов и при соответствующих обстоятельствах давали согласие на приезд сватов. Дело в том, что в нашей местности деревушки маленькие, в некоторых деревнях нет девок на выданье, значит, ребята идут в другие деревни и подыскивают себе будущих жен, да к тому же как-то не было заведено жениться в своей деревне, если это и происходило, то очень и очень редко.

Вот так, таков обычай. И вот, могут гулять годами, а некоторые быстро подберут девушку и - поехали сватать, вот, сосватают в другом селе и гуляют то там, то там, так как в придачу обязательно надо навестить тестя и тещу.

Сватают обычно по знакомству, сватают по договоренности парня и девушку, а то и так - не ждали, не гадали, а сваты прискакали. Удивительно, как все происходило торжественно и красиво. На одних или на паре саней едут к девушке сваты, вместе с ними и жених, а иной раз и без жениха, вначале поговорить, бутылочку водочки распить, поговорят, что, мол, у вас есть товар - невеста, а у нас покупатель - жених, вот, мол, как вы на это смотрите, конечно, приезжают такие, которых хоть понаслышке, но знают. Если приехал и жених, то к сватам и жениху выходит невеста, и если они друг друга не видели, то увидят и глазами познакомятся, а иной раз жених, если невеста ему понравится, пригласит прокатиться на санях вдоль улицы с бубенцами. Если дело в принципе идет на согласие, жениху нравится невеста, невесте нравится жених, договариваются о встрече родителей и обручении. На такой встрече-обручении договорятся о приданом, что дают с невестой. Некоторые при сватовстве запрашивают, например, 100 рублей денег, одежду, постель и т. д., все оговорят и назначают день свадьбы. До свадьбы жених может наезжать к невесте, покатать ее на санках, привезти ей конфеток, пряников, орешков и т. п. В основе этого обычая женитьбы все же лежала не любовь, а все стремились взять себе в жены богатую, с хорошим приданым, если, конечно, удастся, а главное, хорошую девушку, т. е. здоровую, пусть она даже будет некрасива, но работяга и покорная жена…».

Много доброго автор мемуаров говорит о своём деде - Макаре Ивановиче Царькове:

«…Дедушка - Макар Иванович Царьков, как мне помнится, был хорошим добрым человеком. Выше среднего роста, здоровый, коренастый мужчина, да и на вид был красив и статен, но лысый, а волосы, растущие по низу головы, носил сравнительно длинные, подстриженные под горшок, как раньше называли стрижку церковной, так как он одно время, видимо, был церковным старостой, а поэтому был богомольным, строго выполняющим все церковные обычаи и порядки, и этого требовал от всех членов семьи. Дедушка Макар Иванович был очень трудолюбивый, хозяйственный, расчетливый мужчина, крепкий крестьянин. Он был хорошо образован и, как мне помнится, всегда по вечерам очень часто читал какие-то книги и частенько нараспев читал псалмы. В семье и быту был строг и требователен, мне было лет пять, но я очень хорошо помню, видимо, это детская впечатлительность осталась в памяти до сих пор, как дедушка за нарушения порядка за столом бил сыновей ложкой по лбу. Порядок есть порядок, и нарушать его никто не имел права. Например,  когда садились обедать, никто не садился за стол, пока дедушка и вся семья не помолятся богу, тогда первым садился дедушка, и за ним и рядом с левой руки садили меня, затем садились все тихо, спокойно, не торопясь, рядом со мной папа и дядя Иван, на табуретке, напротив дедушки садился дядя Петр, и на приставной скамейке садились ближе к дедушке - бабушка и рядом с ней моя мамаша, так как ей приходилось подавать на стол. Когда усядутся, начинают не спеша разбирать ложки, каждый берет свою, все ложки мечены, кроме дедушкиной, она была особая и клали ее перед ним. Чаще всего моя мамаша подносила к столу чугун со щами. Миску со свининой ставили перед дедушкой, он доставал мясо, резал его на мелкие кусочки, растирал, и после этого бабушка половником наливала щи в большую, как таз, деревянную чашу, ставили ее так, чтобы все могли достать. Дедушка, перекрестившись первым, опускал ложку за щами, за ним начинали все, ели чинно, тихо, не торопясь, не чавкая и не сопя, дедушка этого не любил. Мне наливали в отдельную глиняную чашку. Щи хлебали без мяса, мясо начинали доставать только после того как дедушка стукнет ложкой о край чашки и, опустив ложку, достанет мяса кусочек, спешить никто не спешил и помногу мяса не брали, а то получишь ложкой по лбу. Хлебали щи очень чинно, капли на стол не падали, так как ложку со щами подносили ко рту, имея в левой руке под ложкой кусок хлеба, и, если капнет, то на хлеб. На четвертое хлебали с хлебом молоко или простоквашу, все елось из общей чаши. Вот, каков был обычай того времени в деревне дедушки Макара. В течение дня ели три раза, не считая так называемой перехватки. Завтрак - это картофель в мундире, грибы, соленая капуста, огурцы и редька, нарезанная мелкими долечками, но сало было только в тяжелые рабочие дни, особенно летом, когда была вывозка навоза, сенокос и т. д. Утром же было молоко или простокваша, либо молоко с творогом, в общем, ели много. Ну, обед я описал. Ужин совмещался с чаепитием. В основе был чай, ели все крутое - сухое, картофель, опять же с капустой и огурцами, и после закуски пили чай, редко, очень даже редко к чаю бабушка давала всем по парочке баранок, а чаще пили один чай, даже без хлеба. Ставился самовар в сенях либо у печки в чулане, на стол ставили чашечки с блюдечками, поднос, когда поспеет самовар, заваривают чай. Самовар ставят мужчины на стол на поднос, чтобы угли, упавшие с самовара, не сожгли стол. Чайник заварной ставился на камфорку самовара, самовар кипит и шумит, и как-то получается торжественно, летом чай пили - было еще светло, а зимой - уже при лампе. Вот в том же порядке, помолясь богу, садятся за стол. Мамаша наливает всем в чашки чай, из самовара доливает кипяток и подает каждому свою чашку, посреди стола стоит сахарница, в ней наколот небольшими кусками сахар-рафинад, раньше его называли «головами», он очень крепок, нужны крепкие зубы, чтобы его кусать, для этого были щипцы, брали кусочек сахара, кололи его на мелкие кусочки и клали кусочек в рот, а дяди - они кусали, и отец тоже. Наливали чай в блюдце, и всегда везде все пили из блюдца, это, конечно, в деревне чай всегда очень горячий, и вот, блюдечко держат в двух или одной руке, дуют в блюдечко, и, держа кусочек сахара во рту, пьют чай.

Пили здорово и много, с полотенцем, особенно после бани, тогда чай пили с клюквой или брусникой. Самовар у дедушки был на 1-1,5 ведра, если не больше, и все выпивали, а то и еще добавляли, т. е. вновь кипятили, ставили самовар, а сами сидели за столом, разговаривали и ждали готовности другого самовара. Если кто вздумает сахаром побаловаться, это, конечно, дядя Иван или Петя, то дедушка обязательно сделает замечание: «что ты грызешь, что лошадь овес» или «как мышь сухарь». Кто заканчивает пить чай, то чашку переворачивает кверху дном, это значит, что он напился, а если останется некусаный кусочек сахара - кладется поверх чашки, ну, а кто кусал, тот с последним блюдечком его съест, перекрестившись и поблагодарив за хлеб - соль или за чай с сахаром, вылезет из-за стола и опять перекрестится перед иконами. Всегда последним заканчивал пить чай дедушка, он его очень любил и много пил с полотенцем на шее, после чая ложился отдохнуть немного на лежаночке около печи. Женщины, чаще мать, моют посуду и убирают со стола. Чай пили, как правило, вечером, после ужина или бани. Зимой мужчины принимались по вечерам за работу, - чинят хомуты либо делают или чинят сбрую, уздечки, шлеи и другую конскую амуницию. Плетут лапти-берестянки - они для женщин очень хороши летом - их женщины носят на босу ногу - легко и ноги не поранят и не наколют.

Дедушка Макар Иванович был заметным в округе и в деревне мужиком и не только потому, что он был церковным старостой, а хорошим, грамотным человеком, умел хорошо, по-хозяйски, рентабельно вести хозяйство, знал, что когда надо посеять и как обработать землю. Работал он сам, своей семьей, сынам лениться не давал. Он был спокойным, никогда без дела не кричал, степенным, никогда матерно не ругался, очень много работал по хозяйству, он с сынами все для дома делали сами. Например - бороны, плуги, сохи, даже полозья для дровней делали сами, телеги, кроме колес и ободьев, на колеса железо возили в кузницу, а ступки для колес покупали, или покупали все колесо. Когда строили новую избу, то нанимали только мастеров-строителей, а все остальное делали и помогали сами. А такие строения, как сарай для сена, овин, амбар, все это делали сами, крышу крыли дранкой из осины сами, доски пилили сами. Поэтому сыны его были в почете, видимо, кроме моего папаши, он здорово любил выпить, и, видимо, до женитьбы дома не жил - бродяжничал. На всю деревню Дубовик дедушка имел 5 штук ульев пчел, улья были из дупла деревьев. Меду собирали много, хорошо, на семью хватало, видимо, и впрок, на продажу. Частенько чай пили с медом, в мед макали хлеб и чаем запивали, но на столе стоял и сахар - кто с чем пил, тот с тем и пил.

Дедушка очень рано начал меня учить молитве «Отче наш». И я ее скоро выучил и всегда перед сном и едой читал. Эта молитва в моей жизни здорово в свое время помогла. В 1921 г. - [в] голодный год. После советизации Грузии нам пришлось стоять на постое в Лорийской долине (Джалалогинский район Армении) в молоканском селе Воронцовка. Хлеба мы тогда получали 100 гр., а 50 гр. отчисляли голодающим, и вот, представьте себе, получили на 8 дней фунт хлеба и все - хоть ешь, хоть смотри, каково было жить, не евши. Молокане набожный до религиозного фанатизма народ, но до некоторой степени и добрый. И вот как-то раз хозяин, где мы стояли, говорит: «Ну что ж, советский, иди щец похлебать, все равно собакам выливать». Но мы были предупреждены комиссаром полка, а я был политруком эскадрона, что если будут приглашать за стол, прежде чем сесть, надо прочесть «Отче наш». Вот тут-то она мне и пригодилась. Когда я ее прочел, они ахнули - как же так, безбожник-большевик, а так хорошо знает молитву. За молитву давали щей и по кусочку хлеба, а это голодному высшее счастье. Веришь - не веришь, а богу молишься. Вот что значит голод.

Дедушка любил петь, но чаще церковные песнопения, а я ему подпевал. Иной раз пели по вечерам песни заунывные о тяжелой доле, жизни, особенно женщины. Деревня Ажево от Дубовика в 6-7 километрах, может, была, но уже Жуковской волости, Троицкого прихода. Троицкая церковь стояла на правом берегу реки Волги, на очень красивом месте, она далеко была видна за Волгой, километров на 15-20…».

О детских развлечениях в деревне Ажево генералу запомнилось следующее: «…Деревня Ажево маленькая, захолустная, в 17 дворов. Принадлежала она раньше двум помещикам. Наша сторона принадлежала барину Чалееву, а противоположная - барину Самарину. Деревня Ажево была веселая деревенька, улица широкая, чистая (после дождя вода стекала в речку и грязь быстро просыхала) и всегда шумная. Днем детвора мотается по улице, играет в шляки, зимой на санях и всяких морозилках катаются от дома Малышева Афанасия до моста, потому что дорога шла под уклон и наморозки хорошо скользили. Под наморозки шли старые лукошки без дна, ящики, старые корыта, тазы и т. д. Делали наморозки так:

Брали старое корыто и на дне его набивали гвоздики, а на гвозди накладывали коровий навоз, смешанный с кострой ото льна или сена или мякиной, и замораживали, поливая его водой, пока не образуется ледовая корка в 3-5 см. И вот на них ребятишки катаются, катались и взрослые ребята. Летом по вечерам собирались около дома Латкиных под березой. Выходил с гармонью Ваня Мурат, он играл припевки и пляски. Зимой собирались у кого-либо дома на посиделки, где пряли лен девушки и молодухи, туда же приходили и ребята из других деревень. Деревня Ажево относилась к Жуковской волости. Церковь Св. Троицы была построена из красного кирпича, большая, стояла на крутом высоком берегу Волги. От деревни до церкви было 6-7 км. В церковь ходили по воскресеньям и праздникам. Выходили из деревни рано утром, чтобы успеть к заутрене. Все шли нарядными, одетыми по-праздничному. Взрослые летом шли босиком, а обувь завязывали в платочек, и только на подходе к церкви, а то и у самой церкви надевали чулки и полусапожки или сапоги. И в церковь входили обутыми, чинно, степенно, не торопясь, крестились, клали низко поклоны, молились. При входе в церковь покупали свечи, одну-две просфорки. Свечи ставили каждый своему святому. Мамаша ставила свечу Николаю Угоднику и со слезами на коленях молилась и просила его помочь ей в ее тяготах, но просьбы оставались гласом вопиющего в пустыне.  Я первый и самый старший, и уже в семь лет пришлось трудиться, нянчить. Хотя самого, казалось бы, надо еще нянчить. Всего у матери было 8-9 детей, в живых осталось трое: я, сестра Нина и брат Иван.

И что же я делал в 7 лет.  Зимой начал ходить в школу, а значит, и готовить уроки дома. Особенно досаждал Закон Божий, его всегда надо было знать наизусть. Хорошо, что у меня мамаша знала все молитвы, так я с ней знал их назубок. Я обязан был наносить дрова к печи. Помогал дергать сено в сарае и носил его во двор скотине, подмести избу и другие мелкие работы, соломы принести и постелить во дворе, ну, конечно, смотреть за малышами, а если есть грудной - то качать люльку, да еще лен подавать под мялку, когда его мнут и треплят, это работа по ночам. Летом с весны, как мало-мало подсохнет, возить навоз свой и на заработках, 10 коп. в день, быть возчиком. Ну, это хоть интересная работа…».

О своей учёбе во время жизни в деревне генерал Фёдор Алексеевич Макаров оставил нам следующие воспоминания:

«…Общее образование (т. е. стал мало-мальски грамотным), я получил в сельской церковно - приходской школе. Школа находилась в деревне Трушково, это 2-3 км от нашей деревни. В школу мы ходили, как правило, компанией, т. к. зимой ходить по одному было опасно, потому что может застать снегопад, метель, да и заблудиться можно, т. к. занятия в школе заканчивались в сумерки, да и могли встретиться волки. Поэтому в ненастную погоду оставались ночевать в школе, спали на партах, на полу, но зато было весело.  В школу я ходил в чунях, материнской старой фуфайке, какой-то чиновничьей фуражке или старой дедовской шапке.  В Трушковскую сельскую церковно - приходскую школу мать меня привела, когда мне шел девятый год. В школу принимала комиссия во главе с батюшкой, священником Куркинского прихода, и когда спросили мать, чей я, она ответила: «Макара Дубовского внук». Вот так меня и записали - Макаров Федя. Так я стал Макаровым Федором Алексеевичем. По другой версии, моей фамилией считалась та, что при крещении. Крестили меня в Куркинском приходе, это около Дубовика. Когда принесли крест, батюшка спросил: «Чей?». Бабушка Екатерина Дмитриевна ответила: «Наш внук, Макара Ивановича», – так и записали «Макаров, раб божий, Федор». Учился я неплохо, любил читать книжки и часто брал их в школьной библиотеке. Читать я стал очень рано, быстро научился читать, много читал вслух бабушке Анне и тете Даше.

Весной 1911 года я закончил 3 класс Трушковской сельской школы, а дальше учиться не было средств…»

Многое пришлось повидать и пережить в деревенском детстве генералу Ф. А. Макарову, но наряду с тяготами остались в его памяти  и светлые, радостные моменты о жизни в деревнях Дубовик, Ажево и Трушково Бурцевской и Жуковской волостях Ржевского уезда Тверской губернии.

Литература:

1.«Аргументы и Факты - Камчатка». № 17.08.2012. Наталья Панина. «Рукописные мемуары генерал-майора Макарова нашли на Камчатке».  

 2. Воспоминания Ф. А. Макарова (рукопись).

3. Воспоминания о жизни в России начала ХХ века / Подгот. Верещага Е.       М. , Витер И. В. // "Всеобщее богатство человеческих познаний": материалы XXX Крашенник. чтений / М-во культуры Камч. края, Камч. краевая науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. - Петропавловск-Камчатский, 2013. - С. 50-64.

Скачано с www.znanio.ru