АГРЕССИВНЫЕ ФАНТАЗИИ В ДЕТСКОМ И ПОДРОСТКОВОМ ВОЗРАСТЕ

Вопросы психологии, № 5, 1993. С. 43

АГРЕССИВНЫЕ ФАНТАЗИИ В ДЕТСКОМ И ПОДРОСТКОВОМ ВОЗРАСТЕ

С. А. ЗАВРАЖИН

Фантазии — неотъемлемый атрибутивный компонент психической жизни ребенка и подростка. Рассматривая фантазию как синоним воображения, Л. С. Выготский выявил ее особенности, характерные для ребенка и подростка. Если для ребенка воображение практически неотделимо от игры, строится целиком из реальных элементов, почерпнутых из ближайшего окружения, то подростку присущ процесс интеллектуализации воображения, его фантазия становится более абстрактной и творческой. Причем фантазия подростка движется от конкретного наглядного образа через абстрагирование к воображаемому образу. По мнению Л. С. Выготского, именно для подростка характерен переход от пассивного и подражательного фантазирования ребенка к активной и произвольной фантазии. Он полагал, что самой существенной чертой фантазии в переходном возрасте является ее раздвоение на субъективное и объективное воображение. Первое — продукт начавшейся интенсивной гормональной перестройки, второе — использование в качестве строительного материала внешних впечатлений. Таким образом, если ребенок не отграничивает фантазию от вещей, с которыми он играет, то подросток осознает ее как особую субъективную деятельность, дающую личное удовлетворение [1].

Представления Л. С. Выготского о природе детской и подростковой фантазии, особенностях их проявления дали толчок для более глубокого изучения различных аспектов этого феномена (эмоционального, когнитивного, творческого и др.). И все же некоторые из них остались мало исследованными. В частности, представляет значительный интерес для анализа тема насилия в фантазиях современных детей и подростков, ее генезис, содержательный компонент, характер влияния на реальное поведение. Без детального знакомства с этой проблемой говорить о природе подростковой агрессии не представляется возможным.

Современные представления о значении фантазий уходят корнями в гипотезу   3. Фрейда, согласно которой в фантазиях реализуются наши тайные желания, не пропускаемые сознанием ввиду их несоответствия социальной и моральной нормативности, и поэтому вытесняемые в область бессознательного. 3. Фрейд считал, что в основе

44

подобных желаний лежат два генерализующих феномена — агрессии и сексуальности. Если они не удовлетворяются в реальности, то их энергия переносится в мир фантазий, наполняя его агрессивными и сексуальными образами.

Логичное продолжение этих взглядов заключается в выделении двух сторон фантазии. Одна — релаксационная, направленная на снятие сексуального и/или агрессивного напряжения, субъективно управляемая и сублимируемая в реальную просоциальную деятельность. Вторая — регрессивная, замыкающая индивида в рамках фантастического мира, который воспринимается им как особым образом организованная реальность. Настоящая реальность в таких случаях редуцируется ввиду невозможности индивида удовлетворять через нее свои базисные потребности. Подобный уход в суррогатную реальность не снимает сексуального и агрессивного напряжения, а лишь переводит его в деструктивную плоскость (гетеро- и аутоагрессия).

Обе названные стороны фантазии дают о себе знать уже в детском возрасте. Ребенок вплотную сталкивается с проблемой агрессии значительно раньше, чем предполагают взрослые. Его понимание агрессии по-своему специфично и исходит из чувства неудовлетворенности по поводу невозможности реализации элементарных витальных потребностей (в пище, свободе движений и т. д.). С возрастом агрессивная реакция усложняется, приобретая характер действия, основанием которого служит личностный (коммуникативный) компонент, слагающийся из динамичного взаимодействия формирующихся эмоционального и когнитивного полей. Не вдаваясь в детали этого процесса, остановимся на анализе агрессивных фантазий современных детей и подростков.

Фантазии   ребенка   дошкольного возраста   структурируются   вокруг двух сфер: игры как инструментально-деятельностного начала и взаимоотношений в семье как эмоционально-оценочного. Сфера контактирования со сверстниками в этот период оказывает влияние на формирование фантазий лишь косвенно.

Доказано, что формирование агрессивных фантазий ребенка происходит под непосредственным или опосредованным воздействием увиденных в качестве наблюдателя или лично пережитых реальных сцен насилия. Само насилие воспринимается им как любое действие, препятствующее удовлетворению его спонтанно возникающих желаний и побуждений. Отсюда понятно, что к актам насилия ребенок может относить довольно широкий набор действий, в который включаются даже такие, как лишение лакомства, игрушки, вербальные внушения, произнесенные повышенным тоном.

К наиболее сильным травмирующим факторам относятся физические наказания ребенка, а также психогенные ситуации, воспринимаемые им как разрыв (пусть даже кратковременный) с объектом любви. Подобного рода травмирующие переживания требуют своего выхода. Они могут выливаться в качестве ответной агрессивной реакции непосредственно на лицо, совершившее насилие по отношению к ребенку, но это бывает довольно редко, так как субъект агрессии, как правило, табуирован (мать и отец — «неприкосновенные» лица). В таких случаях травмирующие переживания, накапливаясь, переносятся на нетабуированные объекты. Ими могут быть другие члены семьи (например, сиблинги), а также предметы домашнего обихода, одежда, игрушки.

Процесс освобождения от травмирующих переживаний происходит и в игре, которая выступает в таких случаях как ведущее релаксационное средство. В игре ребенок имплицитно воспроизводит пережитые агрессивные сценарии, стремясь рационализировать их и тем самым снять накопившуюся отрицательную энергию. Однако не следует думать, что игра полностью блокирует полученные психогенные удары. Часть из них уходит в область подсознания,

45

готовая сыграть свою роль при соответствующем подкреплении. Именно она образует второй (скрытый) «эшелон» агрессивных фантазий.

Как было сказано выше, фантазии в дошкольном возрасте, принимая форму фантастических игр, продолжают игры реальные. Поэтому пережитые в реальности сцены насилия переносятся не только на игру, но и на фантазию, которая также помогает снять возникшее напряжение. В фантазиях, как и в игре, ребенок старается компенсировать свои агрессивные импульсы, реконструируя ситуацию таким образом, чтобы она не вызывала травмирующего эффекта.

Исследование агрессивных фантазий ребенка значительно затруднено не тем, что он сознательно скрывает их от взрослых, а тем, что ему сложно вычленить конкретные ситуации, которые могли ее вызвать. Реально пережитая сцена насилия и агрессивная фантазия, возникшая на этой почве, воспринимаются ребенком как единое целое. В связи с этим возникает опасность трансляции агрессивных фантастических образов в реальные отношения. Положение еще более усугубится, если родители ребенка или другие объекты его любви негативным образом реагируют на само фантазирование, тем самым порой лишая ребенка единственного пространства для катарсиса. Как следствие этого — ребенок еще более инкапсулируется в фантазиях, причем их катарсический эффект снижается, а агрессивный возрастает, увеличивая при этом и поле реальной агрессии.

Значительно сложнее, на наш взгляд, представляется вопрос о связи и взаимодействии сексуальных и агрессивных мотивов в поведении ребенка дошкольного возраста и соответственно отражении данного взаимодействия в фантазиях.

Согласно фрейдовской концепции, сексуальная жизнь ребенка дошкольного возраста (от трех до шести лет) во многом напоминает сексуальную жизнь взрослого. Это сходство проявляется в доминирующем влиянии гениталий и связанных с ними сексуальных чувств и мыслей. Выступая в качестве «исследователя», ребенок этого возраста сталкивается с рядом сцен «насилия», прямо или косвенно соотносимых им с его собственной сексуальной жизнью или сексуальной жизнью родителей, других взрослых, животных. К примеру, ребенок может оказаться свидетелем коитуса между родителями, который он интерпретирует не иначе как проявление насилия отца к матери. По 3. Фрейду латентная агрессивность ребенка безусловно присутствует в Эдиповом комплексе. Суть его заключается в том, что в стремлении мальчика стать похожим на отца скрывается чувство ненависти по отношению к последнему из-за бессознательного сексуального влечения к матери. В свою очередь у девочек нежная привязанность к отцу сочетается с желанием устранить мать, которую маленькая   девочка   воспринимает как соперницу (комплекс Электры). 3. Фрейд предполагал, что агрессивность подмешена и в другие сексуальные установки ребенка дошкольного возраста. Так, ребенок может болезненно переживать реальные или мнимые угрозы со стороны родителей, связанные с неодобрением его манипуляций с гениталиями (комплекс кастрации). Внутренний протест вызывает у него появление в семье младших сиблингов и сопряженное с этим переключение внимания матери (отца) на них и т. д. Резюмируя, можно сказать, что 3. Фрейд был убежден, что в период инфантильной сексуальности в поведении ребенка присутствует компонент насилия и жестокости. Ученый связывал его с проявлением общей жестокости, которая, на его взгляд, изначально задана детскому характеру. Первые нотки жестокости звучат в прегенитальный период, как выражение стремления к овладеванию. В более старшем возрасте они могут быть подкреплены неправильным воспитанием (телесные наказания, психологическое насилие)

46

и выразиться в конечном итоге в форме активного (садизм) или пассивного (мазохизм) влечения к жестокости.

Несмотря на то, что некоторые мысли 3. Фрейда о взаимодействии сексуального и агрессивного начала в детстве не получили окончательного экспериментального подтверждения, сама связь секса и агрессии у большинства ученых не вызывает сомнения. В детском возрасте эта связь, видимо, только контурно обозначается, что косвенно доказывается характером и содержанием фантазий ребенка. Декодирование их наводит на мысль, что в чистом виде сексуальные образы в воображении детей практически отсутствуют. Точнее было бы сказать, что эти эротические образы имеются, но несут в себе все признаки инфантильной сексуальности, которые не принимаются в расчет большинством взрослых. Эротические образы ребенка бедны только в нашем понимании, для него они самоценны и важны в качестве инструмента освоения сложных межличностных отношений, реалий окружающего мира. В то же время они собирают в «черный ящик» бессознательного те сексуальные переживания, которые впоследствии станут опорной конструкцией психосексуальной организации личности. Что же касается содержания эротических образов детей дошкольного возраста, то они прежде всего отражают саму сексуальную жизнь ребенка, которая по-своему насыщенна и полифонична: участие в полоролевых играх, первые попытки мастурбирования, исследование сексуальных отношений в семейном треугольнике мать — отец — ребенок и т. д.

В эротических фантазиях ребенок стремится компенсировать недостаток своих знаний в этой сфере, пытаясь таким путем решить сакраментальные для него вопросы: тайну деторождения, факт разделения полов, роль и назначение гениталий. Так, в фантазиях мальчиков дошкольного возраста существа женского пола наделены, как правило, такими же гениталиями, что и существа мужского пола. И даже столкнувшись с фактом отсутствия пениса у девочек, мальчик не может адекватно осмыслить это, так как половой член выступает для него в качестве необходимого атрибута любого человеческого существа. В фантазии данный процесс находит отражение в довольно медленном реконструировании эротического образа женщины.

В эротических фантазиях ребенка обнаруживают себя и агрессивные импульсы, зарождающиеся как чувства бессилия, злобы, ревности, тревоги, вызванные перекрытыми каналами получения сексуального удовлетворения. Императивные запреты и наказания за половые игры, мастурбирование, подсматривание за сексуальными проявлениями взрослых — детерминируют перенос агрессивной энергии в фантазию, где она причудливым образом выстраивает сами эротические картины, наполняя их потенциалом насилия. Таким образом, фрейдовский комплекс кастрации воспринимается ребенком как возможная реальность, доведенная в фантазиях до логического завершения. Тотальная фрустрация сексуальных потребностей ребенка может привести и к самозамыканию в эрото-агрессивных фантазиях, в которых отсутствует всякий намек на катарсис. В то же время, по нашему мнению, нельзя однозначно сказать, что агрессивные и сексуальные импульсы в детском возрасте взаимно подкрепляют и усиливают друг друга, так как механизмы, их продуцирующие, не заработали на полную мощность (сексуальность не подкреплена гормонально, а агрессивность — социально-психологически).

Кратко остановимся на анализе фантазий детей, связанных с субстанциональными силами Добра и Зла, воплощенными в сказочных персонажах книг, фильмов, устных рассказов. Эти фантастические образы, как и персонажи, их породившие, предельно поляризованы и выполняют компенсаторные функции сознания, не способного еще к различению оттенков и нюансов.

 47

Притягательность фантастических образов, вызванных столкновением сказочных героев, заключается в том, что они дают возможность решения в воображении тех реальных жизненных проблем, которые тревожат ребенка (ведь он обычно идентифицирует себя с силами Добра, одерживающими в конце концов верх над силами Зла). С одной стороны, идентификация себя с положительными героями облегчает ребенку процесс адаптации с внешним миром, наполненным постоянным противоборством Света и Тьмы. Ребенок как бы заимствует часть неисчерпаемой позитивной энергии у любимых персонажей, без которой ему не справиться с внешним насилием. С другой — идентификация с положительными героями позволяет ребенку легче пережить внутренние агрессивные импульсы при столкновении Добра и Зла, увеличивая тем самым поле позитивного Я личности.

В фантазии ребенок инстинктивно воспроизводит реальное соотношение сил Добра и Зла, которое присутствует в его жизни. Фантазируя, он пытается освободиться от «излишков» Зла, истребить которое он полностью не может, да и не хочет, ввиду потери интереса как стимулирующего познавательного фактора. Но механизм «переплавки» агрессивных чувств и помыслов в фантазии ребенка может давать сбои или вообще выйти из строя. Это происходит в тех случаях, когда наступает подавляющий перевес сил Зла в жизни ребенка, и фантазия не успевает разряжать агрессивные импульсы; более того, сама пропитывается насилием, усиливая в итоге само Зло. Здесь фантазия выступает в качестве детерминирующего фактора агрессивного поведения ребенка.

Обратимся теперь к анализу фантазий в пубертатном возрасте, точнее к тем из них, которые мы идентифицируем как агрессивные.

Как было замечено выше, фантазии у подростка образуют особую сферу его внутренней субъективной деятельности, тщательно оберегаемую и скрываемую от всех, даже самых близких людей. Мир фантазий подростка — это мир тайно вынашиваемых грандиозных планов, пульсирующих сексуальных желаний, амбивалентных чувств и переживаний. Дисбаланс физического, психического и духовного развития накладывает заметный отпечаток на воображение подростка, которое структурируется вокруг новых ценностей — своей возрастной группы и своей Я-концепции. Семья уходит на второй план. Однако освобождение от родительской опеки не проходит безболезненно, порождая разноплановые конфликтные ситуации. Подросток при всей своей нацеленности на независимость все же больше ориентируется на поведенческую эмансипацию, чем на разрыв экономической и эмоциональной связи с родителями. Все это находит отражение в фантазиях подростков. В них встречается значительно больше агрессивных образов, нежели в фантазиях детей. Точнее было бы даже сказать, что в пубертатном возрасте агрессивные образы приобретают новую окраску, новую качественную характеристику. Последняя является слепком новой ментальности подростка, его ускоренного когнитивного развития. Для него агрессия не столько действие, воспринимаемое как таковое им самим, сколько поведение, идентифицируемое как агрессивное группой сверстников. Отсюда становится более понятным феномен рационализации подростком собственных агрессивных действий, если они санкционируются значимой референтной группой.

Следует также иметь в виду, что сама агрессивность в отрочестве выступает в двух аспектах: как универсальное средство самоутверждения и как один из ключевых приемов интроспекции. В репертуаре поведения большей части подростков редко встречаются действия, сознательно направленные на причинение серьезного физического или психологического вреда другим людям. Как показывают многочисленные исследования, в подростковом возрасте нельзя категорично говорить

48

об агрессивной интенциональности личности, можно говорить лишь о факторах, предрасполагающих к ее формированию, в числе которых нужно назвать и агрессивное фантазирование.

«Материалом» для него служат, как и в детстве, психотравмирующие ситуации, только в пубертатной фазе они усложняются гормональной революцией и активным процессом самостроительства личности. Именно в этот временной период подросток наиболее сензитивен к макро- и микросредовым воздействиям, которые воспринимаются далеко не адекватно. Можно с уверенностью сказать, что подросток постоянно находится в состоянии внутренней напряженности, в стрессовых условиях. Уход в фантазию — бегство от стресса, но не только. Это и уникальное средство интроспекции, возможность до беспредельных масштабов расширять пространство для психофизиологического экспериментирования, которое в реальной жизни связано с жесткими ограничителями и запретами. В фантазии эксперимент не наказуем, более того, он позволяет испытывать переживания, связанные с тайными, но страстными желаниями, не включенными в репертуар поведения ввиду их «крамольности».

Каковы эти желания? Желание отомстить (вплоть до физической смерти) родителям за груз предыдущих травм или отказ от удовлетворения сегодняшних потребностей (пусть даже имплицитно осознаваемые самим подростком как квазипотребности). Фантазии на тему «справедливого правосудия» над родителями довольно разнообразны. В качестве обвинителей в них выступает или сам «потерпевший» (подросток) или представители государства (прокурор, директор школы и др.). Подобное желание нередко сопряжено с проигрыванием фантастической картины самоубийства подростка как сверхнаказания за причиненные обиды.

В фантазиях подростка также отражается стремление к устранению (психологическому развенчанию, дискредитации или физическому уничтожению) лидера той референтной группы, которая наиболее значима для него, с целью занятия места прежнего лидера; или же стремление к укреплению своего социального статуса в группе путем приобретения отсутствующих личностных качеств (физической силы, ловкости, хитрости и т. д.) с одновременной местью тем членам группы, которые открыто или скрытно унижали подростка.

Наконец, одной из ведущих тем для погружения в мир фантазий становится в отрочестве эротика и секс. Сексуальное воображение подростка в отличие от эротического фантазирования ребенка имеет активное нейрофизиологическое подкрепление, что делает его интенсивным и направленным на существо противоположного пола. Именно в этом возрасте возникающие сексуальные желания приобретают в воображении агрессивную окраску, связанную с культивируемыми в обществе стереотипами мужского и женского поведения (мужчина — агрессор, насильник; женщина — жертва, но такая, которая желает испытать сексуальное насилие). Садо-мазохистская модель полоролевого поведения закрепляется на сознательном (культурологическом) и подсознательном (архетипическом) уровнях, что делает ее опасной для людей с неразвитыми социальными навыками. У подростка как раз лабильны регуляторы, которые сдерживают перевод садо-мазохистской модели полоролевого поведения в конкретнее действия. Отчасти роль такого регулятора исполняет фантазия, где сексуально-агрессивные порывы гасятся путем проигрывания в воображении разнообразных сцен насилия. Зазор между такой фантазией и ее реализацией у подростков зависит от особой конфигурации внешних и внутренних факторов, образующих сложную мозаику сознания и подсознания. Проведенные исследования дают основание предполагать, что однозначной зависимости между активной

49

бомбардировкой сознания и подсознания подростка сценами агрессии и насилия, проигрыванием их в воображении и реализацией в действительности не существует.

Исходя из вышеизложенного, представляются не совсем верными выводы о прямой причинно-следственной связи между просмотренной подростком видеопродукцией, насыщенной сценами насилия, и действительными актами ауто- и гетероагрессии. Более того, мы не исключаем, что увлечение современных подростков такой видеопродукцией имеет и позитивное значение. Во-первых, процесс сопереживания увиденному сопровождается спонтанной разрядкой накопленной агрессивности, глубинных бессознательных страхов и тревог, сопровождающих реальную жизнь подростка. Во-вторых, желание увидеть на экране и пережить еще раз в фантазии сцены насилия является не чем иным, как одним из современных способов проверки на прочность формирующейся Я-концепции, которая должна «держать удар», вырабатывая сопротивляемость, помогающую подростку соответствовать стандартам подростковой популяции в целом (обряды ритуализации).

И все же сцены насилия в фильмах и  возникающие на этой почве агрессивные фантазии представляют для подростка и общества реальную опасность, заключающуюся не столько в возможности их оперативной реализации, сколько в постепенном формировании у подростка установки на их рациональное использование в качестве универсального инструмента для разрешения собственных проблем и спонтанно возникающих желаний.

Анализ агрессивных фантазий детей и подростков будет незавершенным, если мы хотя бы пунктирно не обозначим некоторые перспективные пути использования имеющейся и полученной информации о данном феномене. В этой связи следует подвергнуть сомнению еще одно стереотипное суждение, согласно которому частое погружение ребенка в мир фантастических образов, особенно если они содержат в себе агрессивный компонент, свидетельствует об определенных отклонениях его психического развития. Поэтому необходимо обязательно принять какие-то медико-педагогические меры.

Если вернуться к проблеме детских фантазий, то занимающимся воспитанием следует понять, что «у ребенка бессознательное является такой же значимой детерминантой поведения, как и у взрослого. Если бессознательное подавляется, а его содержание не может быть осознано, то либо с течением времени сознание частично переполнится производными образованиями этих бессознательных элементов, либо их придется поместить под столь пристальный принудительный контроль, что при этом может серьезно пострадать и сама личность. Если все же появится возможность этот неосознаваемый материал пропускать в определенных рамках в область сознания и перерабатывать его в фантазиях, то опасность причинить вред себе самому или окружающим уменьшится. Тогда некоторая часть душевных сил ребенка может быть отдана служению позитивным целям» [2; 12].

Таким образом, остро встает проблема профессиональной работы с детскими и подростковыми фантазиями, особенно с теми, которые носят агрессивную направленность. Имеющийся опыт западных психоаналитиков и психотерапевтов показывает, что можно достаточно успешно путем разнообразных методик (игр-фантазий и др.) декодировать и идентифицировать детские фантастические образы, используя их в качестве инструмента коррекции деформированных интрапсихических качеств и нарушенных коммуникаций личности (см. [3]).

1. Выготский Л. С. Педология подростка. Собр. соч.: В 6 т. Т. 4. М., 1984.

2. Bettetheim В. Kinder brauchen Marchen. Stuttgart, 1977.

3. Leuner H. Katathymes Bilder leben. Bern, 1982.

Скачано с www.znanio.ru