анализ стихотворения М.И. Цветаевой "Рельсы"

  • Работа в классе
  • docx
  • 31.03.2018
Публикация в СМИ для учителей

Публикация в СМИ для учителей

Бесплатное участие. Свидетельство СМИ сразу.
Мгновенные 10 документов в портфолио.

Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – знаменитая русская поэтесса, прозаик, переводчик, автор биографических эссе и критических статей. которая своим творчеством оставила яркий след в литературе 20 века и считается одной из ключевых фигур в мировой поэзии XX века. Стихотворение «Рельсы» написано в 1923 году, во время эмиграции, которая обернулась для Цветаевой бедой, несчастьем, нищетой, бесконечными мытарствами. Рельсы, уходящие вдаль и символизирующие «даль, уходящую, как боль», - сквозной образ, возникающий в стихотворении.
Иконка файла материала Марина Ивановна Цветаева.docx
Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – знаменитая русская поэтесса, прозаик,  переводчик, автор биографических эссе и критических статей. которая своим творчеством оставила яркий  след в литературе 20 века и  считается одной из ключевых фигур в мировой поэзии XX века. АНАЛИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ «РЕЛЬСЫ». Стихотворение «Рельсы» написано в 1923 году, во время эмиграции, которая  обернулась для Цветаевой бедой, несчастьем, нищетой, бесконечными  мытарствами. Рельсы, уходящие вдаль и символизирующие «даль, уходящую,  как боль», ­ сквозной образ, возникающий в стихотворении. Он становится как бы частью души лирического героя. Ключевые слова первой строфы – «железнодорожные полотна», «простыня»,  «режущий» ­ повторятся и в последующих строфах. Железнодорожное полотно ассоциируется с полотном простынным.  Глагольная форма «нежась» усиливает эту ассоциацию. Рельсы – постель, но  не брачное ложе, а то, что связано с гибельными последствиями: трагической  изменой, роковой любовью. Синий цвет испокон веков считался зловещим. А  здесь ещё и «режущая синь», значит, жестокая, губительная. Нагромождение  дисгармоничных звуков [ж­ р­н] усиливает трагическое ощущение гибельных  страстей. Вторая строфа начинается с цитаты из пушкинских «Бесов». Только у  Пушкина: «Куда их гонят?» А у Цветаевой –     ...куда их Гонит! Безличное восклицательное предложение делает интонацию напряжённой,  увеличивая ёмкость образа рельсов, в которых есть что­то бесовское.  Кажется, что рельсы движутся. «Миновало» ­ опять безличное предложение,  после него тире – излюбленный цветаевский приём. Строфа насыщена глагольными формами, семантически близкими, но  различающими оттенки значений слова: «уезжают­покидают», «остывают­ отстают» (нанизывание синонимов часто встречается в стихах Цветаевой).  Рельсы уходят вдаль, значит, кто­то уезжает, а кто­то остаётся покинутым, а  для кого­то рельсы становятся местом погибели («остывают­отстают»).Следующая строфа состоит из незаконченных фраз. Чувство боли  преобладает над другими чувствами. Дважды повторяется эпитет  «высящаяся». Боль сравнивается с «нотой высящейся», женою Лота, которая  была олицетворением верности, преданности, любви. В четвёртой строфе опять неожиданное сравнение: «отчаяньем, как свахой...»  (абстрактное понятие и человек). Тот же мотив интимности: «простыни  разостланы» и крик в сладостной истоме: «Твоя!». Железнодорожное полотно должно стать для кого­то местом успокоения, потому что постель постлана  «отчаяньем». Неслучайно упоминается древнегреческая поэтесса Сафо,  которая писала о любви и погибла от неразделённого чувства. И вновь  неожиданное сравнение:           ...Сафо Плачет, как последняя швея. Оно рождено сложностью лирического переживания. Следующая строфа построена из безглагольных конструкций, что позволяет  поэту достичь особой экспрессии в передаче чувств лирического героя. Два  слова, на которых сосредоточено внимание: «плач» и «гудок». Если первое  обозначает жалобные нечленораздельные звуки, выражающие сильную  взволнованность, боль, горе, то второе – механический звук со зловещим  скрежетом: Ножницами режущий гудок. Приём контраста использован Цветаевой не только на содержательном, но и  на фонетическом уровне. Звуки [пл­о­л­а­и] повторяются в словах,  передающих плач, стон, вопль, страдание человека. Но их никто не слышит,  поэтому и сравнивается «плач безропотности» с «плачем болотной цапли». С названными звуками диссонируют [г­ж­д­р­жн­ц­щ­д]. Слово «гудок»  рифмуется с весьма выразительным «глубок». Глубок, значит, достигший  полноты своего проявления, высшего предела. Неизбежная пауза в конце  второй строки усиливает значительность эпитета «глубок». В последней строфе появляется цветовой эпитет «красное...пятно».  Произошло ужасное: пролилась кровь. В стихотворении А.Блока «На  железной дороге» происходит подобная драма. Дважды повторяется эпитет  «напрасный»: «напрасною зарёю», «напрасное пятно». Рифмуются ключевые  слова строфы: «зарёю» ­ «порою», «пятно» ­ «полотно». «Режущая синь»  железнодорожного полотна стала «красным, напрасным пятном». Напрасный  – значит ненужный. И снова односоставное предложение без подлежащего: Растекись напрасною зарёю, Красное, напрасное пятно! Повелительная форма глагола и риторическое обращение усиливают  экспрессивность строк. Перед последним предложением многоточие. Как и любой знак препинания у  Цветаевой, оно неслучайно. После восклицательного предложения следуетгорькое молчание, свидетельствующее о переполненности чувствами  лирического героя после страшной трагедии, о невозможности что­то ещё  сказать. В последнем предложении метафора кратка и исчерпывающа. Нечто  интимное звучит в словах: «молодые женщины», «льстятся», «полотно».  Значит, задето самое важное, самые сокровенные чувства. О них и написано  стихотворение Марины Цветаевой, которое, как и любое её произведение,  автобиографично, «кровно» связано с её жизнью. Вспоминают, как плывя в Елабугу, стоя у борта теплохода, Марина сказала:  «Вот так – один шаг, и всё кончено!» Она была готова к смерти, примеряла её  на себя. К 31 августа 1941 года создалась ситуация, когда стало невозможно  понять других, а собственные чувства и инстинкты не поддавались  осмыслению Сильнейшее чувство неуверенности, желание порвать узы,  которые мешают, изменить свою жизнь, выйти из тупиковой ситуации – вот  что заставило поэтессу накинуть петлю на шею. Выход из тупика мог быть  только один – уход из жизни.