Лешек Бальцерович Навстречу ограниченному государству
Лешек
Бальцерович
Навстречу ограниченному государству
Институт Катона / Cato.Ru НОВОЕиздательство
УДК 330.101.541
ББК 65.012.2
Б21
Издание осуществлено в рамках cовместного проекта
«Нового издательства» и Cato.Ru «Библиотека свободы» Перевод с английского Максим Коробочкин
Редакторы Анна Красинская, Андрей Курилкин
Дизайн Анатолий Гусев
Бальцерович Л.
Б21 Навстречу ограниченному государству / Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2007. — 92 с.
ISBN 978)5)98379)083)4
Книга архитектора польской либерализации 1990)х годов и одного из крупнейших либеральных политиков XX века Лешека Бальцеровича обосновывает радикальное ограничение государственных функций в качестве оптимальной модели государства, самым эффективным образом обеспечивающей защиту прав и свобод личности и в наибольшей степени способствующей экономическому росту и процветанию.
УДК 330.101.541
ББК 65.012.2
ISBN 978)5)98379)083)4 © Сato.Ru, 2007
© Новое издательство, 2007
Содержание
Предисловие [7]
Навстречу ограниченному государству
1 Институциональные системы и государство [13] 2 Существует ли единая для всех модель оптимального государства? [15]
3 Критерии, определяющие оптимальное государство [17]
4 Вернемся к основам [20]
5 «Ограниченное» и «расширенное» государство: последствия деятельности [25]
6 К чему ведет «расширение» государства? [35]
7 Заключение [41]
Переходный период в посткоммунистических странах:
некоторые уроки
1 Введение [47]
2 Посткоммунистические преобразованияв сравнительно)исторической перспективе [50] 3 Коммунистическая институциональная система: краткое описание [59]
4 Стартовые условия, масштаб реформ, экономические результаты [63]
5 О политэкономических проблемах переходного периода [76] 6 Заключение [83]
Литература [84]
Предисловие
Последовавшие за крушением коммунистического строя со) бытия, которые часто называют посткоммунистической трансформацией, стали определяющими в современной ис) тории каждой из вовлеченных в них стран. Впрочем, даже в сравнении с другими историческими периодами преобра) зований эти реформы носят уникальный характер. Во)пер) вых, они отличаются своими гигантскими масштабами. Ведь речь в данном случае идет об изменении политического строя (демократизации, утверждении верховенства закона), эко) номической системы (переходе от административно)ко) мандной экономики к рыночной), радикальном расширении гражданского общества и либерализации средств массовой информации. Ключевым звеном этих реформ стал демонтаж и переустройство коммунистического «партийного государ) ства» — структуры, самым систематическим и жестким обра) зом подавлявшей любые индивидуальные свободы, как экономического, так и внеэкономического характера. Во) вторых, реформы по всем этим направлениям осуществля) лись одновременно, в отличие от ряда западных стран, где в свое время наблюдалась совсем иная последовательность аналогичных перемен: там формирование капитализма и утверждение верховенства закона предшествовали пере) ходу к массовой демократии. В)третьих, и за это, учитывая величайшую глубину происходящих изменений, следует бла) годарить Бога, посткоммунистическая трансформация про) изошла относительно мирным путем. Это действительно бы) ла бескровная революция.
[ П Р Е Д И С Л О В И Е ]7
Перемены исторического масштаба никогда не про) исходят по некоему единому плану. Как правило, они стано) вятся результатом борьбы конкурирующих концепций, груп) повых интересов, содержат немалую долю случайности и непредвиденных последствий. Все это, однако, не отменяет необходимости и желательности иметь в качестве ориентира общую концепцию — «системную цель», или институцио) нальную модель, которая должна возникнуть в результате преобразований. Об этом я пишу в статье «Навстречу ограни) ченному государству». В ней я показываю, что традиционные концепции экономической теории — понятия «обществен) ных благ» и экстерналий — не дают четкого ответа на важней) ший вопрос: каков оптимальный масштаб государства? Эти концепции несостоятельны применительно к реальной обста) новке и имеют тенденцию преувеличивать оптимальные «размеры» государства. То же самое можно сказать и о боль) шинстве теорий современной политической философии, в том числе знаменитых трудах Джона Ролза. В попытке опре) делить оптимальные масштабы государства следует скорее полагаться на самоценность индивидуальных свобод, особен) но экономической свободы и ее основы — права частной соб) ственности. Другим ориентиром в интеллектуальном поиске оптимальных масштабов государства служит функциональ) ная ценность экономической свободы. В статье я показываю, что государство, гарантирующее и активно отстаивающее максимальный уровень такой свободы — ограниченное госу) дарство, — обеспечивает лучшее функционирование обще) ства по сравнению с другими моделями государственного устройства, для которых характерно широкое понимание го) сударственных полномочий, в том числе и теми, что преобла) дают сегодня на Западе. Посткоммунистическим странам, если они хотят быстро догнать экономически развитые обще) ства, следует не имитировать модели, существующие сегодня на Западе, а стремиться к построению куда более ограничен) ного государства. И они должны использовать любую возмож) ность, чтобы укоренить именно этот тип государства — как за счет его закрепления в конституции, так и за счет различных международных обязательств, ограничивающих государ) ственный произвол.
В другой моей статье, включенной в этот сборник, «Пе) реходный период в посткоммунистических странах: некото)
8 [ П Р Е Д И С Л О В И Е ]
рые уроки», делается попытка обобщить опыт реформ в государствах бывшего советского блока после крушения коммунизма. Обширный массив эмпирических данных сви) детельствует о резком расхождении экономических и вне) экономических показателей уровня жизни в различных посткоммунистических странах. Более того, государства, до) бившиеся более высоких темпов экономического роста, как правило, демонстрируют и лучшие результаты в области здравоохранения, охраны окружающей среды и др. В связи с упомянутыми фактами возникает фундаментальный во) прос: в чем причина столь существенных различий в эконо) мических показателях, особенно в отношении роста? Данные эмпирических исследований явно указывают на то, что глав) ное здесь — разный накопленный объем рыночных реформ, или — если сформулировать это иначе — разница в дистан) ции, пройденной на пути к ограниченному государству. Чем больше та или иная страна приблизилась к этой модели, тем выше — в среднем — достигнутые ею результаты с точки зре) ния экономического роста.
В связи с вышеупомянутой темой возникает и другой вопрос: почему более высокие экономические достижения сопровождаются лучшими результатами и в других сферах? Чтобы ответить на него, необходимы новые эмпирические исследования. Однако уже имеющаяся у нас информация по) зволяет выдвинуть гипотезу о том, что некоторые важнейшие реформы способствуют не только экономическому росту, но и, скажем, улучшению экологической ситуации. К примеру, создание рыночной конкурентной среды и связанные с этим жесткие бюджетные ограничения побуждают предприятия экономить на производственных затратах, в том числе свя) занных с экологически вредными технологическими процес) сами. А утверждение, хотя бы частичное, принципа верховен) ства закона повышает шансы на то, что экологическое законодательство будет реально выполняться.
Я очень рад тому, что благодаря Институту Катона россий) ский читатель сможет познакомиться с этими двумя статья) ми. Надеюсь, они внесут свой, пусть и скромный, вклад в дис) куссию о дальнейших реформах в России.
Навстречу ограниченному государству
1
Институциональные системы и государство
Опыт истории показывает, что любая многочисленная груп) па людей, постоянно проживающая на определенной тер) ритории, имеет свод коллективных правил, а в обществах более современного типа существует и система институтов, отвечающих за взаимодействие между его членами, урегу) лирование конфликтов и вопросы обороны. Некоторые из подобных институциональных систем называются «го) сударствами». Ответ на вопрос о том, какая группа созда) ла собственно государство, а какая — «безгосударствен) ную» институциональную систему, естественно, зависит от того, что мы подразумеваем под государством. Наиболее широкое распространение получило определение Макса Ве) бера: государство существует там, где есть специальный ап) парат, обладающий монопольным правом применять силу на данной территории (Weber 1922: 29–30)*. Структуры, не отвечающие этим условиям, государствами не призна) ются. Скажем, благотворительный фонд — это не государ) ство, а вот «государство всеобщего благосостояния» под эту категорию подпадает. В соответствии с определением Вебера, структуры, где правящая группа совершает престу)
Автор выражает благодарность Симеону Джанкову, Якубу Карновскому, Ричарду Мессику, Яцеку Ростовскому, Анджею Ржонке и Андрею Шлейферу за ценные за) мечания и предложения по содержанию статьи. Статья представляет собой доработанный вариант текста лекции, опубликованного Всемирным банком (Balcerowicz 2003). Впервые: Balcerowicz L. Toward a Limited State // Cato Journal.
2004. Vol. 24. № 3.
* Кревельд несколько сужает определение Вебера, добавляя еще один критерий: государство должно иметь собственную правовую идентичность (Creveld 1999: 1).
[ И Н С Т И Т У Ц И О Н А Л Ь Н Ы Е С И С Т Е М Ы И Г О С У Д А Р С Т В О
пления против других людей, населяющих ту же террито) рию, все равно являются государством, хотя и «хищниче) ским» (как, например, Республика Заир под властью Мобу) ту Сесе Секо).
За отправную точку дискуссии об оптимальных мас) штабах
деятельности государства можно взять концепцию «минимального государства»,
принадлежащую Роберту Но) зику, — это государство, чьи полномочия
ограничиваются «функциями защиты всех граждан от насилия, воровства и
мошенничества, а также надзора за соблюдением кон) трактных обязательств»
(Nozick 1974: 26).
2
Существует ли единая для всех модель оптимального государства?
Зависит ли форма оптимального государства от характери) стик существующих государств или обществ, в которых они сформировались? К примеру, должно ли государство в бед) ных странах иметь больше (или меньше) функций, чем в бо) гатых? Влияет ли на оптимальный масштаб деятельности го) сударства этнический состав населения и связанный с этим уровень напряженности в обществе?
Другой вопрос звучит так: является ли оптимизация функций государства следствием демократического процес) са? Если это так, то можно предположить, что в некоторых об) ществах для оптимального функционирования государства необходим больший упор на перераспределение богатств, пусть даже и в ущерб экономическому росту, а в других рост, наоборот, имеет приоритетное значение. Однако оценивать действия государства по принципу «большинство всегда пра) во» — дело рискованное, поскольку это подразумевает необходимость соглашаться с любым решением большин) ства — в том числе о репрессиях против меньшинств, экспро) приации богатств или конфискационной системе налогооб) ложения. Таким образом, принцип власти большинства должен действовать с оговорками, а следовательно, возника) ет необходимость выработки других критериев, определяю) щих масштаб действий государства.
Ответ на вопрос, различается ли модель оптимального государства для разных обществ, во многом зависит от того, существуют ли фундаментальные различия между людьми, принадлежащими к разным сообществам. На мой взгляд, са)
[ СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ЕДИНАЯ МОДЕЛЬ ОПТИМАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА?
ма человеческая природа предопределяет сходные варианты мотивации и познания мира, а потому и модель оптимально) го государства для всех обществ в основном одинакова. По) литика, построенная на противоположной точке зрения — к примеру, на тезисе о том, что в бедных странах государство должно больше вмешиваться в экономику, поскольку бедные крестьяне слабо реагируют на стандартные экономические стимулы, — стала одной из главных причин неспособности стран третьего мира выбраться из нищеты (Bauer 1976; Schultz 1980). Еще более серьезную ошибку совершили марк) систы, полагавшие, что ликвидация частной собственности позволит создать более совершенного «нового человека».
Из последних заблуждений этатистов следует упомя) нуть концепцию, согласно которой необходимость усиления государственного регулирования в бедных странах обосно) вывается информационными дефектами их рынков (т.е. не) достаточной образованностью населения). Подобные реко) мендации вызывают недоумение, ведь в развивающихся странах государственное регулирование уже намного превы) шает уровень, который можно было бы оправдать необходи) мостью повышения эффективности функционирования эко) номики (Djankov et al. 2002). К тому же следует учитывать возможность того, что некоторые элементы оптимального «набора» функций государства могут делегироваться внеш) ним структурам, например, международным организациям. Тогда возникает вопрос об оптимальном распределении это) го набора государственных функций, а вместе с ним и вопрос об изменении роли независимого государства как такового. Именно эти проблемы лежат в основе дебатов о конституции Европейского союза (Creveld 1999: 402–421; Mathews 1997:
50–65).
3
Критерии, определяющие оптимальное государство
Общепринятый в экономической науке подход к определе) нию оптимального набора функций государства следует признать неудовлетворительным*. В частности, экономисты, например Джозеф Стиглиц, утверждают, что «первостепен) ная задача государства» состоит в обеспечении правовой ос) новы, «в рамках которой происходят любые экономические трансакции» (Stiglitz 1988: 24), но при этом фактически не упоминают о том, каким должно быть содержание такого ро) да законов и каким образом государство может повлиять на желательность или эффективность их применения. Бросает) ся в глаза и полное отсутствие упоминаний о негосударствен) ных механизмах соблюдения законов и их взаимосвязях с механизмами государства. Создается впечатление, что уре) гулирование всех конфликтов в экономической жизни обще) ства является исключительной прерогативой государства. Однако подобное впечатление не соответствует данным эм) пирических исследований (см., например: Greif 1997; Gow, Swinnen 2001; Waldmeir 2001).
Подобная неразбериха связана с использованием кон) цепции «общественного блага», общего для всех и потребляе) мого на неконкурентной основе (Samuelson 1954: 387–389). Ради самого обеспечения общества подобными «благами» необходимо налогообложение, а следовательно, и принуж)
* Я подвергаю критическому анализу в первую очередь книгу Стиглица (Stiglitz 1988), поскольку среди работ сторонников подобного подхода она отличается наиболее высоким научным уровнем. Труды других ученых вызвали бы еще больше замечаний.
[ К Р И Т Е Р И И , О П Р Е Д Е Л Я Ю Щ И Е О П Т И М А Л Ь Н О Е Г О С У Д А Р С Т В О
дение со стороны государства. Но какие блага можно назвать «общественными» в полном смысле слова? Является ли систе) ма правосудия прерогативой государства потому, что ее ус) луги представляют собой «общественное благо»? Но ведь не) которые юридические услуги к этой категории явно не относятся. Тогда какие «услуги правосудия» следует считать «общественным благом», а какие нет? А маяк — этот хресто) матийный пример «общественного блага» — является ли на самом деле таковым? Рональд Коуз в своей работе продемон) стрировал, что в XIX веке маяки в Британии управлялись и финансировались частными фирмами (Coase 1974). Не) смотря на эти данные, маяк во многих учебниках по)прежне) му приводится как наглядный пример «общественного това) ра» (см., например: Stiglitz 1988: 75).
В реальной жизни, возможно, присутствует куда мень) ше «общественных благ», чем это принято считать. Таким об) разом, необходимые (или желательные) рамки деятельности государства, вероятно, также следует сузить. Некоторые бла) га, которые называют «общественными», на деле, вероятно, являются частными, и в ведении государства они оказались из)за вмешательства последнего в экономику, ликвидировав) шего или подорвавшего возможности для их добровольного частного финансирования. Другими словами, некоторые ин) терпретации понятия «общественное благо» неизбежно представляют собой оправдание задним числом уже свер) шившегося факта — расширения функций государства.
Такими же недочетами страдает и восприятие теории «внешних эффектов» («экстерналий», externalities). Проще всего предположить, что социальные выгоды превосходят выгоды частные (положительные внешние эффекты), а со) циальные издержки, в свою очередь, также превосходят част) ные (отрицательные внешние эффекты), и поэтому в обоих случаях необходимо вмешательство государства. Однако нау) ка установила, что по крайней мере часть экстерналий, ско) рее всего, является результатом институционального не) совершенства, т.е. плохо проработанного определения прав собственности (Mises 1949: 654–663). В таком случае реше) ние состоит не в усилении государственного вмешательства, а в устранении препятствий, мешающих развитию прав част) ной собственности. Для этого может потребоваться ликвида) ция некоторых последствий уже свершившегося государ) ственного вмешательства. А «теорема Коуза» (Coase 1960: 45–56) указывает на возможность ликвидации некоторых экстерналий путем прямых переговоров между заинтересо) ванными сторонами.
В общем, неудивительно, что Чарльз Вулф)младший, экономист
из аналитической организации RAND Corporation, заключает свой всеобъемлющий
анализ трактовки вопроса о недостатках рынка в экономической литературе следую)
щим утверждением: «Формулы, позволяющей определить важнейший показатель —
минимальный масштаб необходи) мой деятельности и отдачи государства, — попросту
не суще) ствует» (Wolf 1988: 153). Этот скептический вывод следует признать
справедливой оценкой имеющихся в научной ли) тературе представлений об
оптимальных масштабах деятель) ности государства.
4
Вернемся к основам
Амартия Сен указывает главную причину, по которой эконо) мическая наука столь невразумительно высказывается по во) просу о желательных масштабах деятельности государства: «Экономика как дисциплина переключила внимание со зна) чения свобод на значение общественных служб, доходов и материального богатства. Подобное сужение предмета ис) следования приводит к недооценке роли рыночного механиз) ма во всей ее полноте» (Sen 1999: 27)*. Подобно Ф.А. Хайеку (Hayek 1960), Сен полагает, что экономическая наука делает слишком большой упор на оценку деятельности государства в свете ее ожидаемых последствий, ослабляя тем самым интеллектуальное обоснование того факта, что именно осно) вополагающие индивидуальные свободы должны служить критериями определения допустимого и желательного мас) штаба этой деятельности.
Экономическая свобода определяется как «отсутствие государственного принуждения или ограничений в области производства, распределения и потребления товаров и услуг за пределами уровня, необходимого гражданам для защиты и сохранения самой свободы» (Beach, O’Driscoll 2003). Глав) ными элементами экономической свободы являются гаран) тированные права на законно приобретенную собствен) ность, право свободно заключать добровольные сделки как
* Понятие «свобода» Сен в данном случае употребляет в его классическом значе)нии, т.е. как «основополагающие права личности». В других разделах книги он видоизменяет это понятие, включая в него и иные блага. Подобное расширенное толкование затушевывает подлинный смысл понятия «свобода».
в пределах, так и за пределами границ данного государства, свобода от государственного контроля над условиями транзакций, совершаемых отдельными людьми, а также га) рантии от экспроприации прав собственности в пользу госу) дарства (Rabushka 1991; Hanke, Walters 1997). Существуют две основные разновидности ограничений экономической свободы: ограничительное административное регулирова) ние и налогообложение, превышающее уровень, необходи) мый для финансирования деятельности государства в преде) лах, которые отвечают задачам защиты классических экономических (и иных) свобод*.
В XX веке на Западе произошло серьезное ослабление позиций экономической свободы — как в научном, так и в правовом плане. Приведу два конкретных примера, ил) люстрирующих эту общую тенденцию. Вот первый пример: в своей постоянно цитируемой и весьма популярной книге Джон Ролз приводит сильные аргументы в пользу «принципа свободы» в качестве важнейшего критерия, определяющего общественную жизнь и функции государства (Rawls 1971). Однако из списка свобод, имеющих приоритетное значение, он исключает некоторые основополагающие элементы эко) номической свободы (например, свободу предприниматель) ства). Неудивительно, что Ролз приходит к следующему вы) воду: идеальной институциональной системой, вероятно, следует считать рыночный социализм. Однако рыночный со) циализм может существовать лишь до тех пор, пока люди ли) шены прав частной собственности, а значит, и права свобод) но создавать частные фирмы. Капиталистическая система не предусматривает юридического запрета на существование предприятий, находящихся не в частном владении (скажем, некоммерческих организаций или кооперативов). Происхо) дит нечто другое: когда у людей есть выбор, куда вложить свои деньги, время и энергию — в частную фирму или ко) оперативное предприятие, — подавляющее большинство отдает предпочтение первому. Таким образом, сущность капитализма — это свобода выбора, а для существования
* В данном случае речь идет об общем определении ограничений экономическойсвободы, а не о конкретных «указаниях» о том, какие именно ограничения можно считать оправданными (если оправданные ограничения вообще существуют). Подробнее о том, что можно считать ограничениями или вмешательством со сто) роны государства, см.: Hayek 1960: 220–223.
[ В Е Р Н Е М С Я К О С Н О В А М
рыночного социализма необходим запрет на частное пред) принимательство (Balcerowicz 1995b: 104–110). Но как в та) ком случае можно считать обе эти системы одинаково совме) стимыми с «приоритетом свободы»?
Другой пример ослабления позиций экономической свободы на Западе связан с изменением толкования Консти) туции Соединенных Штатов — страны с самой мощной тра) дицией ограниченного государства.
С 1930)х годов Верховный суд США придает приори) тетное значение не экономическим, а иным свободам, хотя это и противоречит изначальному смыслу американской конституции (Dorn 1988: 77–83). Ослабив конституционные инструменты защиты экономической свободы, подобная по) литика открыла путь для расширения государственного ре) гулирования экономики. Много лет спустя последствия этого регулирования подверглись критическому анализу в эконо) мической литературе, но мало кому из ученых удалось вы) явить причинно)следственную связь между ослаблением конституционных гарантий экономической свободы и уси) лением государственного вмешательства в экономику*. Да) же Джордж Сиглер в своей классической работе о проблеме регулирования экономики не упоминает о подобной связи (Sigler 1971).
Как показывают приведенные примеры, если эконо) мическая свобода исключается из списка основополагающих
* Глейзер и Шлейфер утверждают, что усиление регулирования деловой активно)сти в Соединенных Штатах в начале XX века стало «эффективным ответом» госу) дарства на подрыв деятельности судебной системы недавно возникшими крупны) ми корпорациями (Glaeser, Shleifer 2003). Однако вопрос о том, чью деятельность проще «саботировать» — судов, законодателей или самих регулирующих орга) нов, — весьма неоднозначен, и ответ на него может быть получен только эмпири) ческим путем. Даже если в какой)то период суды действительно попадают под кон) троль «большого бизнеса», это еще не означает, что наилучшая стратегия борьбы с подобным явлением — введение конкретных законодательных мер регулирова) ния и создание специальных органов регулирования, а не укрепление самой судеб) ной системы в рамках уже существующего законодательства. На мой взгляд, с уче) том исторического опыта — ведь после периода популярности государственного вмешательства произошло дерегулирование экономики — даже сторонники борь) бы со злоупотреблениями с помощью регулирования согласятся, что конститу) ционные инструменты по защите экономической свободы следовало бы усилить. В общем же плане я хотел бы подчеркнуть, что проблема судебных злоупотребле) ний и регулирования имеет второстепенное значение по сравнению с вопросом о том, каковы должны быть пределы экономической свободы или какие факторы могут превалировать над правами собственности (см.: Mises 1949: 654–661; Nozick 1974: 178–182).
прав или ей придается второстепенное значение, фило) софская концепция «приоритета свободы» оказывается чрез) вычайно слабым идеологическим «средством защиты» от рас) ширения роли государства. В результате исчезают любые препятствия на пути регулирования экономики.
Ситуация усугубляется в том случае, если концепция прав личности подвергается радикальному пересмотру и в нее включаются «социальные» права или принцип «все) общего благосостояния». В результате классическое понима) ние свободы — как сферы жизни человека, защищенной от вмешательства других, — смешивается с идеей о праве каж) дого пользоваться деньгами других людей, конфискуемыми государством за счет роста налогообложения*. В результате между этими абсолютно разными категориями прав воз) никает противоречие, а вместе с ним — и опасность дальней) шего ослабления экономической свободы за счет роста на) логообложения, обусловленного расширением системы социального перераспределения богатств.
Наилучшим инструментом сдерживания государства является эффективная конституция, где четко прописаны ос) новополагающие свободы граждан**. Именно в этом состоит главный аргумент теории «конституционной экономики» (Buchanan 1988). Отказ от этого принципа или его ослаб) ления будет негативно воспринят всеми, кто считает, что сво) бода, в том числе свобода экономическая, имеет непреходя) щую ценность, а потому деятельность государства необ)
* Холмс и Санстайн указывают, что обе эти разновидности индивидуальных правстоят обществу денег, а потому различия между индивидуальными свободами и правами на соцобеспечение не носят фундаментального характера (Holmes, Sunstein 1999). Впрочем, первый их тезис вряд ли можно считать потрясающим открытием: никто не отрицает, что защита индивидуальных свобод требует опре) деленных расходов на содержание полиции и судебной системы. Главное различие между индивидуальными свободами и принципом «всеобщего благосостояния» состоит в другом: в первом случае деньги налогоплательщиков используются для защиты отдельных людей от насилия и вмешательства других в их частную жизнь, а во втором — для перераспределения благ. Кроме того, каждая из этих разновид) ностей прав личности совершенно по)разному влияет на поведение людей, а зна) чит — и на экономическое развитие. О других различиях между индивидуальными свободами и «социальными» правами см.: Lomasky 1987: 84–110.
** Хайек подчеркивает, что с учетом технического прогресса «ни один список за) щищенных законодательством прав нельзя считать исчерпывающим». Поэтому для «преобладания свободы» необходимой предпосылкой является тот факт, что «сфера свободы личности должна включать любые действия, не ограниченные об) щим законодательством» (Hayek 1960: 216).
[ В Е Р Н Е М С Я К О С Н О В А М
ходимо ограничивать, невзирая на последствия. Однако для некоторых других именно последствия, возможно, предста) вляют собой главный критерий оценки альтернативных ин) ституциональных систем, в том числе альтернативных форм государства*. Есть и такие, кто не верит ни в непреходящую, ни в прагматическую ценность индивидуальной свободы в экономике. Они считают непреходящей ценностью власть государства (или однозначно вредным явлением — экономи) ческую свободу, причем опять же невзирая на последствия**.
* Пожалуй, самым знаменитым из современных проявлений подобного «утилитар) ного», или прагматического, подхода к формированию институциональной струк) туры общества стал афоризм Дэн Сяопина: «Неважно, какого цвета кошка, важно, чтобы она ловила мышей».
** Подобные идеи в частности пользовались чрезвычайной популярностью в кру) гах западной интеллигенции. Объяснение этого интересного феномена см.: Schumpeter 1950; Mises 1956; Nozick 1997.
5
«Ограниченное» и «расширенное» государство: последствия деятельности
Как влияет экономическая свобода на такие факторы, как экономический рост, связанное с ним искоренение бедности, а также степень распространения явлений, которые мы на) зываем преступностью и коррупцией? Необходимо ли огра) ничение экономической свободы государством, чтобы уси) лить воздействие перечисленных позитивных факторов или снизить уровень негативных явлений?
Возьмем за образец ограниченное государство, дея) тельность которого сосредотачивается на защите основопо) лагающих свобод, в том числе в экономике. Если подобное го) сударство является демократическим, то эти свободы играют роль ограничителя для принципа «большинство всегда пра) во», что требует эффективного закрепления данных свобод в тексте конституции. Системообразующий критерий, в со) ответствии с которым государство должно сосредоточиваться на защите основополагающих свобод, предполагает, что оно не может расширять свою деятельность в тех формах и напра) влениях, которые ведут к ограничению этих свобод, т.е. такое государство остается ограниченным*. Но при этом ограни)
* Соответствие этому определяющему критерию — т.е. формирование и сохране) ние ограниченного государства — требует особых институциональных мер, в частности, создания эффективной системы сдержек и противовесов, контроля за репрессивным аппаратом государства (полицией, прокуратурой, налоговыми органами), наличия независимой и эффективной судебной ветви власти, свободы печати и конституционного суда. Создать и поддерживать эти институты — дело непростое. На деле «расширять» государство куда легче, чем сохранять его в «огра) ниченном» виде. При этом, если государство «расширилось», вернуть его деятель) ность в прежние пределы зачастую довольно трудно.
ченное государство весьма активно выполняет свою формо) образующую функцию — защищает основополагающие ин) дивидуальные свободы от покушений третьих сторон.
Существует немало форм государственного устрой) ства, представляющих собой более или менее радикальное отклонение от этой модели. Сосредоточим внимание на трех основных категориях государств: (1) расширенном квазили) беральном, (2) расширенном нелиберальном и (3) расши) ренном антилиберальном (коммунистическом).
В первом случае чрезмерные полномочия государства выражаются в различных сочетаниях экономического регу) лирования и перераспределения благ, приводящих к опреде) ленному ущербу для экономической свободы, но не подры) вающих ее полностью. Поэтому)то я и называю эту модель квазилиберальным государством. В пределах установленных ограничений экономическая свобода в этом случае находит) ся под относительно надежной защитой судебной системы.
В рамках расширенного нелиберального государства частное предпринимательство как таковое не находится под запретом, но по сравнению с предыдущей категорией эконо) мическая свобода намного сильнее ограничена нормами ре) гулирования. Степень защиты государством сохраняющих) ся элементов экономической свободы здесь куда меньше, чем в квазилиберальном государстве.
Наконец, при коммунистическом строе частное пред) принимательство запрещено, и этот запрет действует доста) точно эффективно из)за жесткой реализации государством своих функций принуждения. Эффективный запрет частно) го бизнеса создает вакуум, который заполняется государ) ственной командной экономикой. Таким образом, коммуни) стическое антилиберальное государство является и наиболее широким — для него это функциональная необходимость (Balcerowicz 1995b: 51–54). При этом такому государству не) зачем создавать особую систему для масштабного социаль) ного перераспределения благ. К примеру, в маоистской раз) новидности подобного государства социальные выплаты были весьма ограниченны.
Теперь на основе данной типологии попытаемся сде) лать некоторые выводы о влиянии различных ограничений экономической свободы на устойчивый экономический рост и обусловленное им искоренение бедности.
В современную эпоху мы не находим многочисленных примеров ограниченного государства (в эмпирическом пла) не больше всего к этой модели приближается Гонконг). Опыт истории, однако, позволяет обоснованно предположить, что рыночно)либеральное устройство, в рамках которого полно) мочия властей ограничивались законом, демонстрировало весьма высокие показатели роста (Rabushka 1985).
Все экономически развитые страны подпадают под ка) тегорию большого квазилиберального государства, однако в них представлены различные сочетания систем регулирова) ния и перераспределения богатств. Кроме того, они различа) ются по степени воздействия различных негативных факто) ров. Возьмем, скажем, хроническую безработицу и зададимся главным вопросом: можно ли связать это явление с функцио) нированием рынка, или, напротив, оно является результатом государственного вмешательства, типичного для большого квазилиберального государства? Сторонники мнения о том, что причины устойчивой безработицы кроются в несовершен) стве рынка, аргументируют это следующим образом: рабо) тодатели, дескать, устанавливают ставки зарплат, превы) шающие уровень, который обеспечивает равенство спроса и предложения на рынке труда, в результате чего создается из) быток рабочей силы (Akerloff 1982). Однако эта теория не по) зволяет объяснить громадные различия в уровне хронической безработицы в странах — членах Организации экономическо) го сотрудничества и развития (ОЭСР). Противоположная точ) ка зрения, согласно которой это явление стало результатом вмешательства государства в экономику (т.е. неудачных дей) ствий властей), выглядит куда убедительнее. В литературе приводится масса эмпирических данных, указывающих на прямую связь между хронической безработицей (и уровнем занятости) и такими отличительными чертами расширенно) го государства, как щедрые пособия по безработице, высокие налоги (обусловленные значительным объемом социальных выплат), негибкость зарплат из)за внедрения, не без помощи государства, системы коллективных договоров и юридиче) ские ограничения, затрудняющие создание новых фирм, а также функционирование рынков труда, жилья и товаров*.
* ОЭСР провела большую работу по изучению причин структурной безработицы.
Результаты этих исследований подытоживаются в: Keese, Martin 2002; см. также: Nickel 1997; Lindbeck 1994.
Люди, долгое время не имеющие работы, принадле) жат к категории самых обездоленных граждан, чьим инте) ресам, по мнению Ролза, должно уделяться приоритетное внимание (Rawls 1971). Однако парадокс такой ситуации за) ключается в том, что именно вмешательство в экономику, характерное для расширенного квазилиберального «государ) ства всеобщего благосостояния», приводит к росту безрабо) тицы. Этим я не утверждаю, что любые возможные вариан) ты такого государства неизбежно порождают хроническую безработицу. Подобное происходит далеко не всегда: свиде) тельство тому — показатели в этой области, которые демон) стрируют в последние годы Великобритания, Соединенные Штаты и Ирландия. Однако можно утверждать, что отклоне) ние от модели ограниченного государства (т.е. ослабление или демонтаж механизмов, сдерживающих его расширение) создает риск государственного вмешательства в экономику, чреватого целым рядом нежелательных последствий* и при этом не достигающего заявленных целей**.
В большинстве развивающихся стран существует ква) зилиберальное или нелиберальное государственное устрой) ство, а уровень экономической свободы и степень ее защиты государством в них существенно различаются. Дискуссия о причинах различия в показателях роста, которые демон) стрируют эти страны, еще далека от завершения, но, на мой взгляд, вряд ли стоит сомневаться, что более широкое и луч) ше защищенное пространство экономической свободы спо) собствует росту, а масштабное ограничение этой свободы го) сударством приводит к катастрофическим последствиям
* Мизес и Хайек тщательно проанализировали эти опасности (Mises 1949:716–858; Hayek 1960: 253–376). Однако мейнстримовская экономическая наука, по крайней мере до недавних пор, не придавала их работам должного значения. ** Танци и Шукнехт на фактическом материале показывают, что, по общеприня) тым показателям материального достатка, уровень благосостояния в государ) ствах, проводящих жесткую финансовую политику, как правило выше, чем в «государствах)транжирах» (Tanzi, Schuknecht 1997). Фельдштейн убедительно доказывает, что общий ущерб от повышения налогов значительно превышает прежние оценки на этот счет (Feldstein 1997). Гвартни, Холкомб и Лоусон связыва) ют сокращение темпов экономического роста с увеличением доли государствен) ных расходов по отношению к объему ВВП (Gwartney, Holcombe, Lawson 1998). Кроме того, многочисленные данные показывают, что государственной системой перераспределения благ в первую очередь пользуются зажиточные слои, а бедня) ки от нее мало что выигрывают (Tanzi 1998b). Доказано, что регулирование товар) ного рынка и рынка труда приводит к снижению объемов производства и темпов экономического роста (Scarpetta et al. 2002).
(см.: Scully 1992; Hanke, Walters 1997; Keefer, Knack 1997; Dol) lar, Kray 2000). Развивающаяся страна не может жертвовать экономической свободой ради социального благосостоя) ния — отказавшись от свободы, она закрывает себе путь к бла) госостоянию. Как показывает опыт, тот же принцип действу) ет и для стран с переходной экономикой (Balcerowicz 2002).
Небольшую группу развивающихся стран Восточной Азии, демонстрирующих чрезвычайно высокие темпы эконо) мического роста, можно рассматривать как своеобразную «лабораторию» для проверки различных гипотез о соотноше) нии роли государства и рынка. Можно ли объяснить это «эко) номическое чудо» некими особыми формами вмешательства со стороны нелиберального государства (например, целевым кредитованием или индустриализацией под руководством властей)? Подобную гипотезу легко опровергнуть. Правящие режимы в странах, где произошло это «чудо», в разной степе) ни вмешивались в экономику, но в их действиях просле) живается одна общая черта — наличие фундаментальных элементов экономической политики, характерных для огра) ниченного государства: относительная открытость экономи) ки, низкий уровень налогообложения и поощрение частного предпринимательства (Balcerowicz 1995a: 26–27; фактиче) ские данные см.: Quibria 2002).
Что же касается мнения марксистов о том, что частная собственность и свободный рынок препятствуют экономиче) скому развитию, то опыт истории показал его полную не) состоятельность. Не было ни одного случая, когда страна с нерыночным, этатистским экономическим устройством до) бивалась бы экономического успеха. Самый радикальный от) каз от свободы в истории обернулся гигантским ущербом с точки зрения благосостояния. Остается лишь удивляться, почему такое количество ученых поддерживало утверждение об экономической дееспособности и даже превосходстве со) циализма, игнорируя предостережения Мизеса и Хайека*.
Итак, мы рассмотрели вопрос о влиянии ограничения экономической свободы на некоторые аспекты экономиче) ского развития. Однако существуют и другие важные показа)
* Должен сказать, что я, как человек не понаслышке знакомый с «реальным социа) лизмом», был просто поражен нереалистичностью точки зрения экономистов мейнстрима в ходе дискуссии об экономической эффективности социалистическо) го строя. Эту дискуссию я проанализировал в работе: Balcerowicz 1995b: 35–50.
тели — например, уровень преступности, коррупции и укло) нения от налогов, а также размеры теневой экономики. Насколько они зависят от того, к какой категории относится государство?
Существует понятие «первичных преступлений» — т.е. действий, которые считаются преступлениями в любом со) временном обществе (убийства, разбойные нападения, гра) бежи, изнасилования). Что же касается расширения функций государства, то оно порождает целый набор «вторичных преступлений» (Friedman, Friedman 1984: 136). Впрочем, ограничения, перекрывающие доступ на рынок товарам, пользующимся большим спросом, приводят не только к «вто) ричным» преступлениям, но и в какой)то степени способ) ствуют росту преступлений «первичных» (например, убий) ству людей в бандитских «разборках» и перестрелках с полицией). Наглядным примером в этой связи служит «су) хой закон», введенный в США в 1920)х годах. Рост социаль) ных выплат — главная причина резкого увеличения государ) ственных расходов в европейских странах после Второй мировой войны — привел не только к повышению налогов, но и к расширению масштабов преступности в налоговой сфере, а также породил теневую экономику.
В коммунистическом государстве в разряд «кримина) ла» попадает беспрецедентное количество видов человече) ской деятельности: любое частное предпринимательство счи) талось тяжким уголовным преступлением, да и независимая политическая активность была запрещена законом*. Этот пример нагляднейшим образом показывает, почему право) охранительную функцию государства нельзя считать само) ценной. Все зависит от того, что именно государство «охра) няет» — экономическую свободу или ограничения таковой.
Помимо этического вопроса о содержании законода) тельства и последствий его применения возникает и пробле) ма функционального порядка — судебная система, чрезмер) но загруженная надзором за соблюдением многочисленных
* Запрет на экономическую свободу по определению приводил и к запрету на сво)боду политическую. В условиях свободной конкуренции на политической арене неизбежно возникла бы партия, выступающая против запрета на частное пред) принимательство; более того, учитывая неэффективность командной экономики, у такой партии были бы все шансы прийти к власти, а это обернулось бы легали) зацией хотя бы некоторых элементов экономической свободы (Balcerowicz 1995b: 131–133).
ограничений хозяйственной деятельности, будет просто не в состоянии предотвратить дальнейшего размывания эконо) мических свобод. Ограниченное государство не только обес) печивает гражданам наивысший уровень экономической свободы, но и защищает ее лучше, чем государство, перегру) женное регулирующими функциями.
Обратимся теперь к проблеме коррупции. Авторы многочисленных эмпирических исследований делают вывод о том, что уровень коррупции в обществе зависит от конкрет) ного сочетания факторов, характерных по крайней мере для некоторых разновидностей большого государства: ограни) чительного регулирования и связанных с ним широких пол) номочий политиков и государственной бюрократии, высо) кого номинального налогового бремени, а также больших объемов государственных закупок (см.: Rose)Ackerman 1999; Tanzi 1998a; Djankov et al. 2000). Важнейшим из перечислен) ных факторов, пожалуй, является масштаб ограничительно) го регулирования и бюрократизации процесса принятия ре) шений, которые в этом случае порой становятся результатом деятельности коррупционеров или популистов и сопровож) даются произволом государственного аппарата. Все меры, максимально ограничивающие экономическую свободу и тем самым препятствующие росту, в наибольшей степени способствуют и процветанию коррупции*.
Взаимосвязь между уровнем налогообложения и кор) рупцией носит менее однозначный характер. Высокое номи) нальное и фактическое налоговое бремя может сочетаться с низким уровнем коррупции, если масштаб государственно) го регулирования невелик, а произвол бюрократии ограни) чивается. Самым наглядным примером подобной ситуации являются скандинавские страны. Однако в условиях и без то) го тяжелого налогового бремени дальнейшее повышение на)
* К антилиберальным мерам регулирования относятся, в частности, запрет илиограничение рыночной деятельности в сферах здравоохранения и образования за счет создания здесь государственного сектора — монополиста или полумонополи) ста, — предоставляющего соответствующие услуги «бесплатно»: закон запрещает таким государственным учреждениям устанавливать расценки за эти услуги и взи) мать за них плату с потребителей. В некоторых обществах это приводит к возни) кновению «скрытых» платежей со стороны потребителей некоторым работникам государственного сектора в упомянутых сферах, причем официально такие плате) жи считаются «взятками». Вероятность появления такой системы в условиях дефи) цита подобных услуг из)за недостаточного бюджетного финансирования или не) компетентности госаппарата особенно велика в сфере здравоохранения.
логов чревато в долгосрочной перспективе опасностью воз) никновения коррупционного сговора между некоторыми чиновниками налоговых органов и отдельными налогопла) тельщиками. Кроме того, высокое номинальное налогообло) жение зачастую порождает массовое уклонение от налогов, отчасти выражающееся в незарегистрированной хозяйствен) ной деятельности в рамках «теневой» экономики (Schneider, Ernste 2000: 77–114). Наконец, масштабные социальные вы) платы, которые и обусловливают высокий уровень налого) обложения, как правило порождают — сами по себе или в сочетании с высокими налогами — целый ряд негативных явлений, таких как дефицит рабочей силы, снижение объемов индивидуальных сбережений, злоупотребление го) сударственными средствами со стороны тех, кто их получа) ет, и выработку у людей зависимости от государственной по) мощи (Niskanen 1996; Hanson 1997; Arcia 2000).
Если высокий уровень номинального и фактического налогообложения может сочетаться с низким уровнем кор) рупции, то возникновение «ножниц» между номинальным налогообложением и фактической собираемостью налогов несомненно связано с массовой коррупцией. Причина этого проста: налоговые поступления в казну невелики, потому что налоговые платежи отчасти заменяют взятки чиновникам налоговых служб (а возможно, и их начальникам). Кроме то) го, чиновники, «отвечающие» за государственное регулиро) вание, тоже берут взятки. Поэтому в государстве с высоким уровнем регулирования и административного произвола фактические налоговые поступления, как правило, невели) ки, а масштабы взяточничества огромны*. Следовательно, небольшой объем налоговых поступлений не всегда следует рассматривать как фактор, способствующий мощному эко) номическому росту. На его темпы влияет не только объем на) логовых поступлений, но и общая сумма налоговых отчисле)
* Можно представить себе и такой вариант — государство, в котором собирае)мость налогов высока, но коррупция, тем не менее, процветает. Это может про) изойти, если уровень налогообложения высок, налоговый аппарат эффективен и не подвержен коррупции, однако чиновники других государственных органов используют свои полномочия в области регулирования экономики для получения крупных взяток. Однако подобная ситуация не может сохраняться долго: рано или поздно коррупция неизбежно проникает и в налоговые органы. Кроме того, под двойным бременем высоких налогов и чиновничьих поборов экономика, скорее всего, просто рухнет.
ний и средств, выплачиваемых в виде взяток. Доля каждой из составляющих этой суммы сильно варьируется в зависимо) сти от типа государственного устройства и может рассматри) ваться как один из индикаторов, свидетельствующих о его характере.
Позвольте завершить этот раздел следующими те) зисами:
> Идея о том, что ограничение индивидуальной сво) боды в экономике ведет к улучшению экономических показателей, не подтверждается фактами. Похоже, ис) тина заключается как раз в обратном: чем радикаль) нее «расширение» деятельности государства, тем боль) ше ущерба оно наносит экономике. Масштабные ограничения экономической свободы приводят к су) щественному снижению благосостояния людей. Это, несомненно, относится не только к коммунистиче) ским государствам, но и к «нелиберальным» режимам, существующим во многих развивающихся странах. Одной из главных черт этих режимов является чрез) мерное, хищническое по природе, регулирование эко) номики (Djankov et al. 2002). Так что реальный вопрос заключается в следующем: какие структурные рефор) мы необходимы таким государствам, чтобы их дея) тельность не оборачивалась ростом нищеты, неравен) ства и коррупции? Даже в условиях квазилиберальной системы, характерной для стран Запада, вмешатель) ство государства в экономику приводит к серьезной социальной патологии — хронической безработице. > Расширение масштабов деятельности государства в различных формах чревато и иными последствия) ми — объявлением вне закона многих видов деятель) ности людей, распространением коррупции, уклоне) ния от налогов и возникновением теневой экономики. > Ограничительное регулирование — явление более вредное, чем перераспределение богатств. Масштаб) ное регулирование неизбежно приводит к параличу экономики и всепроникающей коррупции. Кроме то) го, оно может ослабить функции государства по защи) те сохранившихся экономических свобод. Не касаясь этической стороны дела, можно утверждать: рацио)
нальные пределы перераспределения богатств
опре) деляются критериями сбалансированной финансовой политики и тем фактом,
что социальные выплаты го) сударства могут привести к сокращению предложения на
рынке труда. Из последнего постулата, в частности, вытекает, что деньги
целесообразнее потратить не на пособия по безработице, а на начальное
образование. > Многие отклонения от модели ограниченного го) сударства
приводят к увеличению количества обездо) ленных, поскольку чрезмерно широкие
полномочия государства оборачиваются ростом нищеты и хрони) ческой
безработицей. Поэтому сторонникам концеп) ции Ролза о том, что интересы
обездоленных должны иметь для общества приоритетный характер, следует очень
настороженно относиться к расширению госу) дарства.
6
К чему ведет
«расширение» государства?
Приведенные выше критические замечания относительно расширения масштабов деятельности государства оппонен) ты обычно пытаются опровергнуть, используя два взаимосвя) занных аргумента:
1) «Расширение» государства стало реакцией навозникшую в обществе потребность, а потому оно в какой)то мере оправданно. Так, Ричард Масгрейв утверждает: из)за «ослабления семейных уз, непред) сказуемости циклов деловой активности и изменений на рынке» возникла «растущая потребность в новых институтах для оказания поддержки нуждающимся», а потому «возникновение государственного сектора следует рассматривать как следствие, а не первопри) чину» (Musgrave 2000: 231).
2) Без государственного вмешательства в обществевозник бы вакуум: удовлетворить определенные потребности было бы невозможно, что привело бы к ухудшению материального положения людей.
Первый аргумент касается причин расширения масштабов деятельности государства, а второй — его последствий. Пер) вый тезис проблематичен по следующей причине: даже столь расплывчатым понятием, как «потребность», невозможно обосновать необходимость наиболее радикальных форм рас) ширения полномочий государства, например коммунистиче) ского строя или диктаторского режима Мобуту. Впрочем, тео) рия о том, что расширение государства отвечает возника) ющим в обществе потребностям, вызывает сомнения и в тех случаях, когда речь идет о переходе от ограниченного государ) ства к квазилиберальному. Чьи потребности обусловливают подобный переход и как определить их остроту? Как увязать с этими потребностями неравномерность, характерную как для усиления регулирования, так и для роста социальных вы) плат? Удивительно, но факт: социальные выплаты в развитых странах увеличивались не постепенно, а резкими «всплеска) ми», в определенные краткие периоды времени (Tanzi, Schuk) necht 1997). Подобный «взрывной» рост характерен и для не) которых форм регулирования, особенно в финансовой сфере (Allen, Gale 2000). Вряд ли «скачкообразное» усиление регули) рования и увеличение социальных выплат можно правдопо) добно объяснить «теорией потребностей». Гипотеза о том, что расширение роли государства становится реакцией на возник) шую в обществе потребность, — лишь неубедительная попыт) ка объяснить его с использованием псевдопсихологических и псевдорыночных концепций. В худшем же случае она грани) чит с апологией «расширенного» государства.
Второй тезис — о том, что без государственного вмешательства возникает «пустота» и от этого страдают люди, — следует считать одним из вариантов подхода эконо) мистов — теоретиков «всеобщего благосостояния» к вопро) су об оптимальных масштабах деятельности государства. Я уже останавливался на проблемах, возникающих при попытке применить к реальной действительности теорети) ческие концепции «общественного блага» и «внешних эффек) тов». Добавлю еще два замечания. Во)первых, негосудар) ственную деятельность нельзя сводить лишь к рыночным транзакциям, направленным на получение прибыли. Она включает в себя и различные действия, связанные с самопо) мощью и взаимопомощью. Оба этих вида деятельности — рыночная, ориентированная на прибыль самопомощь и вза) имопомощь — предусматривают добровольное сотрудниче) ство между людьми. Следовательно, даже если и существуют доказательства, что рынок не способен выполнять ту или иную полезную функцию, это еще не означает, что подобную функцию следует перепоручить государству.
Во)вторых, расширение масштабов деятельности го) сударства ограничивает простор для институциональных
36 [ Н А В С Т Р Е Ч У О Г Р А Н И Ч Е Н Н О М У Г О С У Д А Р С Т В У ]
экспериментов (Hayek 1960). Ученые)экономисты едино) душны в том, что расширение масштабов деятельности государства — даже в его наименее радикальных формах, не говоря уже о государстве «нелиберальном» и «антилибераль) ном», — приводит к вытеснению негосударственных игро) ков. Возьмем хотя бы регулирование цен, результатом кото) рого становятся дефицит товаров и введение карточной системы. Такую меру можно назвать «первоначальным» го) сударственным вмешательством. Если вызванное ею падение доходности деловых операций окажется неприемлемым для частных инвесторов, образовавшийся вакуум придется за) полнять государственными капиталовложениями. Подобная ситуация представляет собой «вторичное» вмешательство. До вмешательства государства вакуума не существовало, именно оно его и создало. Типичный пример в этой связи — ситуация, возникающая в жилищном секторе, когда введен) ный властями контроль над квартплатой приводит к необхо) димости строительства «социального» жилья.
В двух словах, такое развитие событий соответствует простейшей модели «саморасширяющейся» деятельности го) сударства. Все начинается с первоначального вмешательства, обусловленного различными сочетаниями политических требований, связанных с воздействием этатистской идеоло) гии и групп интересов. В дальнейшем этот первый акт вме) шательства часто влечет за собой вмешательство вторичное, вызванное уже функциональной необходимостью — т.е. фак) торами, действующими независимо от первоначальных на) мерений политического руководства. Скажем, если в резуль) тате первоначального вмешательства частные инвестиции в жилищное строительство становятся невыгодными, а по) требность в жилье существует, ее придется удовлетворять за счет государственных средств.
Эта простая схема позволяет объяснить причины вы) теснения частных «игроков» в тех областях, где традицион) ная экономическая наука воспринимает государственное вмешательство как должное из)за «несовершенства рыноч) ных механизмов». Возьмем сферу образования. До введения «бесплатного» и обязательного обучения в государственных школах в Англии, Уэльсе и Соединенных Штатах существова) ла обширная сеть платных начальных школ: деньги вноси) лись родителями учеников или церковью. В 1833 году доля совокупного национального дохода, тратившаяся на школь) ное образование детей всех возрастов, составляла в Англии 1%. К 1920 году, когда обучение стало «бесплатным» и обяза) тельным, она сократилась до 0,7% (West 1991). «Бесплатные» (т.е. финансируемые за счет налогоплательщиков) государ) ственные школы монополизировали спрос на обучение, и в результате система негосударственных платных образо) вательных услуг просто рухнула. Эдвин Вест подчеркивает в этой связи: «Специалисты в области политэкономии, за ис) ключением Маркса и Энгельса, вплоть до середины XIX века отдавали предпочтение частному школьному образованию, основанному на принципах свободного рынка», поскольку рассматривали плату за обучение «как единственный инстру) мент, с помощью которого родители могли поддерживать та) кое позитивное явление, как конкуренция между учителями и школами» (Ibid.). В частности, Джон Стюарт Милль реко) мендовал ввести обязательные экзамены, но был против обя) зательного государственного школьного обучения.
Рассмотрим теперь вопрос об индивидуальных рис) ках, связанных, к примеру, с потерей работы. Именно без) работицу часто преподносят в качестве обоснования не) обходимости государственного «социального» обеспечения. Подобные аргументы часто подкрепляются ссылками на несовершенство рынков капитала. Однако здесь начинать следует, очевидно, с сокращения всех масштабных индиви) дуальных рисков, вызванных факторами, не относящимися к действию рыночных сил. Такие риски приобретают широ) кие масштабы из)за политики расширенного государства, приводящей к фискальным или финансовым кризисам, вы) сокой инфляции и массовой безработице. Исключение самой возможности для проведения подобной политики за счет пе) рехода от большого государства к ограниченному и следует считать наилучшей, незаменимой формой социального обес) печения*.
* Стиглиц подчеркивает: «Характерные черты „сильного“ государства — тот факт, что его деятельность охватывает всех граждан, а также обязательный характер его решений — одновременно являются и его главными недостатками», поскольку «ошибки, допущенные в условиях централизованной власти приводят к куда более катастрофическим последствиям, чем те же ошибки в обществе, где процесс при) нятия решений децентрализован». Несомненно, это убедительный аргумент про) тив расширенного (т.е. «сильного») государства и в пользу государства ограничен) ного (Stiglitz 1988).
38 [ Н А В С Т Р Е Ч У О Г Р А Н И Ч Е Н Н О М У Г О С У Д А Р С Т В У ]
Более того, подобная реформа приведет к ускорению роста индивидуальных доходов и сбережений, а значит, уси) лит способность людей противостоять различным рискам. Кроме того, по данным эмпирических исследований, в бед) ных странах действует ряд неформальных методов «борьбы с рисками» (например, люди помогают друг другу деньгами или получают переводы от родственников, работающих за границей). К тому же в любом обществе существует на удив) ление мощный потенциал для введения более современных институциональных негосударственных схем, поощряющих индивидуальные сбережения и предоставляющих услуги в области страхования и «микрокредита» (Morduch 1999). Так, в западных странах до введения обязательного социаль) ного страхования активно распространялись добровольные страховые общества. К примеру, в Британии количество членов таких ассоциаций взаимопомощи в 1877 году соста) вляло 2,8 миллиона, в 1897)м — 4,8 миллиона, а к 1910)му возросло до 6,6 миллиона человек (Green 1985). Ученые от) мечают, что «для программ, осуществляемых непосредствен) но государством, как правило, характерны большие трудно) сти с обеспечением соблюдения их условий реципиентами», что «привело к катастрофическим последствиям с точки зре) ния долгосрочной финансовой устойчивости программ госу) дарственного кредита» (Morduch 1999: 201).
Распространение финансируемого государством со) циального страхования может привести к вытеснению тра) диционных структур взаимного кредита и блокировать развитие его более современных форм. Об этой опасности недвусмысленно упоминается в одном из недавних докладов Всемирного банка: «В области социального обеспечения кон) куренция со стороны государства может привести к вытесне) нию частных институциональных схем… которые оказыва) ют адресную помощь именно тем, кто в ней нуждается, эффективнее, чем более удаленные от конкретного человека государственные программы социальной помощи» (World Bank 2002а: 24). Именно это и произошло на Западе из)за воз) никновения «государства всеобщего благосостояния».
Государственные социальные выплаты могут частич) но направляться не самым нуждающимся, а более обеспечен) ным людям; кроме того, они часто приводят к вытеснению добровольных схем страхования, помогающих именно бед) някам. В результате можно предположить, что в бедных стра) нах государственное социальное обеспечение может приве) сти только к ухудшению положения обездоленных слоев об) щества. В подобной ситуации «государство всеобщего благосостояния» вытесняет «общество всеобщего благосо) стояния». Не стоит забывать и о том, что рост налогообложе) ния, необходимый для финансирования социальных расхо) дов, скорее всего будет препятствовать экономическому росту, а значит, и созданию новых рабочих мест*.
Наконец, результаты усиления регулирования в фи) нансовой сфере четко иллюстрируют, каким образом неко) торые формы первоначального вмешательства влекут за со) бой вмешательство вторичное, приводя к значительному расширению роли государства в этом секторе, причем не всегда оптимальному. Роль первоначального вмешательства в данном случае играет масштабное страхование вкладов, приводящее к резкому снижению рыночной дисциплины (т.е. стимулов, побуждающих вкладчиков отслеживать дея) тельность банков с точки зрения размеров их основного ка) питала и требовать полной прозрачности их отчетности). Чтобы закрыть образовавшуюся брешь, необходима волна вторичного вмешательства, в частности, введение «нормати) вов достаточности» основного капитала для снижения рисков, ограничений портфеля инвестиций для банков, а так) же использование субординированных долговых обяза) тельств в качестве инструмента мониторинга (Bhattacharya et al. 1998; Dowd 1996; Benston, Kaufman 1996). Подобное «нормативное регулирование» в принципе представляет со) бой рациональную реакцию на последствия первоначально) го вмешательства.
* В этой связи стоит напомнить предупреждение Хайека относительно «государ) ства всеобщего благосостояния»: «Если в прошлом социальные язвы постепенно исчезали вместе с ростом богатства, то меры, которые мы сегодня применяем для их исцеления, начинают угрожать дальнейшему росту богатства, от которого пол) ностью зависит будущее улучшение положения людей» (Hayek 1960).
7
Заключение
Экономическая наука не дает четкого ответа на вопрос о том, в чем именно должны заключаться функции государства. Не) посредственной причиной этого являются трудности, связан) ные с применением ее основополагающих теоретических по) стулатов — концепций «общественного блага» и «внешних эффектов» — к реальной действительности. Глубинная же причина состоит в пренебрежении использованием осново) полагающих экономических свобод в качестве критериев определения пределов деятельности государства. Даже на За) паде в XX веке произошло — как в научном, так и в правовом плане — существенное ослабление влияния концепции эко) номических свобод, что расчистило путь для расширения масштабов деятельности государства.
Идея о том, что расширение масштабов деятельности государства — т.е. все большее ограничение властями свобо) ды в экономике — якобы ведет к улучшению экономических показателей, не подтверждается фактами. Похоже, истина за) ключается как раз в обратном: чем радикальнее расширение деятельности государства, тем больше ущерба оно наносит экономике. Расширение функций государства в различных формах чревато и иными последствиями: распространением коррупции, уклонения от налогов, возникновением теневой экономики и ослаблением функции государства по защите сохранившихся экономических свобод. Многие отклонения от модели ограниченного государства приводят к росту чи) сла обездоленных — например, людей, хронически не имею) щих работы.
[ З А К Л Ю Ч Е Н И Е
Нельзя воспринимать как аксиому и тезис о том, что ограниченное государство (т.е. государство, чья деятель) ность сосредоточена на защите основополагающих свобод) не способно обеспечить гражданам определенные услуги, что ведет к ухудшению их положения. Нельзя недооценивать по) тенциал добровольного сотрудничества между людьми, как в форме рыночных операций, нацеленных на получение при) были, так и в форме различных схем взаимопомощи. Кроме того, существует ряд методов преодоления рисков на уровне индивида. Более того, именно большое государство, возмож) но, приводит к вытеснению многих видов негосударственной деятельности и блокирует формирование ее новых, потен) циально благотворных форм. Поэтому существует множе) ство оснований рассматривать тип ограниченного государ) ства как оптимальный.
В последние 20 лет в мире наблюдается тенденция к переходу от большого государства к более ограниченному. Это явление свидетельствует о том, что задача ограничения масштабов деятельности государства, ограничения, позво) ляющего высвободить потенциал добровольного сотрудни) чества и индивидуальной инициативы, вполне осуществима даже несмотря на то, что такой переход еще далеко не завер) шен и сопровождается немалыми трудностями. Всегда най) дутся люди, готовые ограничить свободу других ради соб) ственной выгоды — политической или экономической. Всегда найдутся и идеологи, эмоционально приверженные идее «сильного» государства или не верящие в потенциал доб) ровольного сотрудничества между людьми.
Необходимо при каждом удобном случае утверждать в умах людей концепцию государства, чья деятельность огра) ничивается системой реально гарантированных законода) тельством основополагающих индивидуальных свобод. Есть и другие методы сдерживания государственного произво) ла — так называемые «суррогатные» формы защиты свободы личности. Институциализованные фискальные ограничения способствуют предотвращению роста государственных рас) ходов, а значит, и налогообложения. Наличие независимого Центрального банка не позволяет прибегать к инфляционно) му финансированию бюджетного дефицита, защищая тем са) мым людей от «инфляционного налога» (т.е. снижения дохо) дов из)за обесценивания денег. — Примеч. пер.). Членство во
42 [ Н А В С Т Р Е Ч У О Г Р А Н И Ч Е Н Н О М У Г О С У Д А Р С Т В У ]
Всемирной торговой организации ограничивает возможно) сти введения странами)участницами протекционистских мер друг против друга, что способствует защите отечествен) ных производителей и потребителей. Эти и другие элементы, составляющие «вторую линию обороны», также необходимо вводить или укреплять.
Переходный период в посткоммуни) стических странах:
некоторые уроки
1
Введение
«Переходным» обычно называют период частичного или пол) ного изменения институциональной системы страны, т.е. на) бора ее внутренних институтов и механизмов человеческого взаимодействия, к которым относятся, в частности, рыноч) ная (или плановая) экономика и выборы.
Институциональная система по определению вклю) чает в себя, среди прочего, политическую и экономическую системы (подробнее об этом см.: Balcerowicz 1995b). Таким образом, можно выделить «политический» и «экономиче) ский» переход («политические» и «экономические» преоб) разования). В большинстве стран Центральной и Восточной Европы, а также в большинстве постсоветских стран преоб) разования в обеих сферах имеют четкую направленность. Политические преобразования направлены на изменение роли и структуры государства, а также его демократизацию.
Я искренне благодарен совету Фонда Уинкота за приглашение выступить с Уинко) товской лекцией в 2001 году. Особо хотел бы поблагодарить председателя совета сэра Джеффри Оуэна. Текст, следующий ниже, основан на моей лекции, однако существенно дополнен за счет на сегодняшний день уже весьма значительного массива литературы по проблемам посткоммунистического переходного периода. Учитывая ограниченность объема настоящей статьи, мне пришлось подходить к этой гигантской теме весьма выборочно и сосредоточиться на ее наиболее об) щих и, надеюсь, фундаментальных аспектах. Моя жена, Эва Бальцерович, сделала весьма полезные замечания к первому варианту этой работы. Я благодарен также Ремигушу Наврату за помощь в составлении обзора эмпирической литературы по проблемам перехода к рыночной экономике в посткоммунистических государ) ствах и Малгожате Клоц)Конколович за участие в редактировании текста. Впервые: Balcerowicz L. Post)Communist Transition: Some Lessons: Thirty)first Wincott lecture, 8 october 2001. London: The Institute of Economic Affairs, 2002.
[ В В Е Д Е Н И Е ]47
Под экономическими преобразованиями подразумевается переход от социалистической экономики (особой разновид) ности нерыночной системы) к рынку, сопровождающийся увеличением доли частного сектора в народном хозяйстве. Кроме того, в переходный период при необходимости осуществляется макроэкономическая стабилизация. Если к моменту преобразований в стране наблюдается серьез) ный макроэкономический дисбаланс, подобная стаби) лизация требует, по крайней мере в долгосрочной перспек) тиве, проведения институциональных (структурных) реформ в промышленном секторе и в сфере государствен) ных финансов.
Посткоммунистический переходный период в Европе и постсоветских странах, несомненно, стоит в одном ряду с другими важнейшими преобразованиями новой и новей) шей истории. Его начало и основные события, особенно на первом этапе, были совершенной неожиданностью. Никто не мог предугадать, что КПСС будет распущена собственным генеральным секретарем, а президенты России, Украины и Беларуси мирным путем «упразднят» СССР. Среди других сюрпризов следует назвать объединение Германии и распад Чехословакии. Все это подтверждает общий тезис о том, что радикальные изменения в истории чаще всего отличаются непредсказуемостью.
В общем и целом посткоммунистический переход, на мой взгляд, представляет собой весьма позитивный процесс. Это осознаешь, сравнив изменения в благосостоянии людей в странах, различающихся по масштабам проведенных реформ. Следует также учитывать, что отсутствие таких пре) образований обернулось бы не консервацией положения, сло) жившегося в 1989 или 1991 году, а его неизбежным постепен) ным ухудшением. Самым наглядным примером в этом смысле является ситуация в Беларуси при Александре Лукашенко.
Недовольство, которое реформы вызывают в обще) стве, не может служить критерием оценки посткоммунисти) ческих преобразований и уж тем более поводом для их осуж) дения. Как я собираюсь показать в настоящей статье, даже самые успешные экономические реформы неизбежно вызы) вают значительное недовольство, однако половинчатость ре) форм или их отсутствие рано или поздно обернутся еще боль) шим разочарованием и отчаянием в обществе. Кроме того, многие зачастую винят «реформы» в социальных проблемах, возникающих как раз из)за их отсутствия. Хорошим приме) ром в этом отношении служит рост безработицы, порождае) мый негибкостью рынка труда. Многие представители интеллигенции и простые люди ассоциируют все, что проис) ходило после крушения коммунизма, с «переходом к рынку». Из)за подобного ошибочного взгляда ответственность за са) мые серьезные проблемы, вызванные блокировкой реформ, возлагается на сами реформы.
Посткоммунистические преобразования — тема огромная и многоплановая. Ее анализ в рамках настоящей работы по понятным причинам носит весьма выборочный характер. В главе 2 эти преобразования рассматриваются в сравнительно)исторической перспективе. В главе 3 дается краткое описание коммунистической институциональной системы. Главная тема главы 4 — различия в экономических результатах, достигнутых посткоммунистическими государ) ствами, а также связь этих различий со стартовыми эконо) мическими условиями и масштабом структурных реформ. В главе 5 приводится ряд наблюдений относительно по) литэкономических особенностей посткоммунистического переходного периода.
2
Посткоммунистические преобразования в сравнительно) исторической перспективе
Посткоммунистический переходный период в странах Цен) тральной и Восточной Европы и СНГ имеет ряд важных спе) цифических характеристик: это становится очевидно при его сравнении с другими аналогичными преобразования) ми*. Речь идет о: 1) «классическом» переходе, т.е. распро) странении демократии в развитых капиталистических стра) нах в 1860–1920 годах; 2) «неоклассическом» переходе — демократизации капиталистических — в основе — стран после Второй мировой войны (Германии, Италии и Японии в 1940)х годах, Испании и Португалии — в 1970)х, некото) рых латиноамериканских государств — в 1970–1980)х го) дах, Южной Кореи и Тайваня — в 1980)х); 3) рыночных реформахв некоммунистических странах (Западной Герма) нии и других странах Запада после Второй мировой войны, Южной Корее и Тайване в начале 1960)х, Чили в 1970)х, Турции и Мексике в 1980)х, Аргентине в 1990)х); и 4) пост коммунистическом переходе в Азии (в Китае начиная с 1970)х и Вьетнаме начиная с конца 1980)х). Естественно, в рамках каждой из выделенных категорий, особенно пер) вых двух, наблюдаются значительные вариации. Однако в данном случае мы оставим их без внимания и сосредото) чимся на фундаментальных различиях между соответ) ствующими категориями преобразований, а не внутрикаж) дой из них.
* Основные положения настоящей главы основываются на работе: Balcero) wicz 1995.
Как видно из таблицы 1, посткоммунистические пре) образования в постсоветских странах имеют ряд отличитель) ных особенностей.
Во)первых, масштаб реформ был исключительно ши) рок. Перемены затронули как политическую, так и эконо) мическую систему и к тому же усиливались изменениями в социальной структуре общества. Все эти внутренние изме) нения в соответствующих странах были вызваны и прохо) дили в рамках распада советской империи. Большинство постсоветских государств столкнулось с дополнительными проблемами переходного периода, связанными с определе) нием их территориальных, а также социокультурных границ и строительством институционального аппарата.
В большинстве других случаев радикальных преобра) зований внимание сосредоточивалось либо на политической системе (а экономическая оставалась практически без изме) нений), либо на экономике, не затрагивая политического ре) жима (как правило, недемократического). Беспрецедент) ность масштаба перемен в странах бывшего советского блока оборачивалась, среди прочего, чрезвычайной информацион) ной перегрузкой для политического руководства. Допуска) лись ошибки и затяжка реформ, чему не следует удивляться, особенно если учесть, что государственный аппарат, с кото) рым приходилось работать политическому руководству, был в основном унаследован от старого режима. Массовые кадро) вые перестановки стали возможны лишь в бывшей ГДР после объединения Германии; для других посткоммунистических государств этот путь, по понятным причинам, был закрыт.
Во)вторых, хотя изменения в политической и экономиче) ской системе повсюду началисьпримерно в одно и то же время, говорить о синхронности преобразований в посткоммунисти) ческой Европе было бы неверно. Приватизация в условиях ого) сударствления экономики занимает больше времени, чем орга) низация свободных выборов и создание политических партий хотя бы в зачаточной форме. С учетом примерно одновремен) ного начала политических и экономических реформ, подобное несовпадение в их темпах порождает новую последователь ность событий: массовая демократия (или по крайней мере по) литический плюрализм, т.е. определенная степень законода) тельно зафиксированной соревновательности в политической жизни) формируется первой, а капитализм идет следом за ней.
В)третьих, подобная последовательность событий обусловли) вала необходимость осуществления рыночных реформ — необычайно масштабных из)за наследия социалистической экономики — в условиях демократического или, по крайней мере, плюралистического политического устройства. В боль) шинстве других случаев подобные реформы осуществлялись недемократическими режимами (преобразования типа 3 и 4). В странах, подпадающих под эти категории, трудно най) ти хотя бы один пример перехода к рынку, сравнимого по масштабам с реформами в посткоммунистических странах Европы и к тому же осуществлявшегося в рамках демократи) ческого строя. Все радикальные экономические реформы в других государствах осуществлялись несомненно автори) тарными и довольно репрессивными режимами (Чили в 1970)х, Китай начиная с конца этого же десятилетия). В 1980)х годах отдельные экономические реформы проводи) лись в условиях политической демократии: среди них — про) граммы приватизации в некоторых развитых странах Запада, а также стабилизация и структурная адаптация в развиваю) щихся странах. В ходе этих преобразований также возника) ли проблемы, связанные с демократическим политическим устройством, которые, возможно, могли бы послужить пре) дупреждением об аналогичных рисках при проведении куда более масштабных и сложных реформ в странах Центральной и Восточной Европы.
Сам факт этих затруднений, естественно, не следует считать аргументом в пользу авторитарной модели преобра) зований. И дело здесь не только в неоценимом значении де) мократии с точки зрения человеческого достоинства, но и в том, что авторитарный режим далеко не всегда способ) ствует ускоренному экономическому развитию, как это слу) чилось в Южной Корее и на Тайване. Во многих случаях он (как, например, режим Хуана Перона в Аргентине или ком) мунистические диктаторские режимы) оказывает катастро) фическое воздействие на экономику.
Четвертой особенностью посткоммунистической транс) формации в странах Центральной и Восточной Европы и СНГ стал ее сравнительно мирный характер. Конечно, в некоторых регионах бывшего коммунистического блока — в особенно) сти в Югославии, на Кавказе и в некоторых бывших республи) ках советской Средней Азии — дело дошло до чудовищного кровопролития. Однако его причиной стали латентные меж) этнические конфликты и/или использование «националисти) ческой карты» в целях сохранения диктаторских режимов, а не рыночные реформы и демократизация. В странах Централь) ной и Восточной Европы произошли мирные революции, а ра) дикальное изменение политических и экономических инсти) тутов инициировалось в ходе переговоров между уходящей коммунистической элитой и оппозицией. (Единственным слу) чаем, когда переходный период в этом регионе сопровождал) ся насилием, стали события в Румынии, где смена власти произошла без предварительных переговоров.) Мирные пере) говоры были бы невозможны (а если бы и произошли, то не принесли бы результатов), если бы советская угроза постепен) но не сошла на нет благодаря горбачевской перестройке и гласности. Подобные «перемены по договоренности» не всегда основывались на четком политическом соглашении и несли в себе немалый элемент непредсказуемости для всех главных действующих лиц. Однако их вообще бы не было, если бы представители старой элиты чувствовали угрозу своей лич) ной безопасности или даже не были уверены, что получат воз) можность добиваться влиятельных постов в рамках новой системы. В этом смысле можно говорить о наличии нефор) мальных политических договоренностей.
Ненасильственный характер перехода к новому строю в странах бывшего советского блока, связанный с подобны) ми политическими договоренностями, оказывал существен) ное влияние на другие аспекты преобразований. Во)первых, прежняя правящая элита осталась в неприкосновенности и всегда была готова воспользоваться недовольством части населения (подобное недовольство, как это ни парадоксаль) но, заглушает воспоминания об экономической разрухе, ко) торой обернулась деятельность этих элит, когда они стояли у руля), чтобы добиться успехов на выборах. Во)вторых, в со) став нарождающегося класса капиталистов, как правило, вхо) дят и некоторые представители прежних элит, что негатив) но сказывается на легитимности всего процесса перехода к капитализму и может привести к нападкам одной части прежней антикоммунистической оппозиции на другую — ту, что оказалась у власти. Подобные конфликты в рядах бывших оппозиционеров, несомненно, только на руку силам, пред) ставляющим старый режим.
Я уже упоминал о разграничении, которое обычно проводится между политическими и экономическими пре) образованиями. Тем не менее на практике они во многом «накладываются» друг на друга. С одной стороны, некоторые реформы, которые обычно называют «экономическими», представляют собой и один из важных элементов трансфор) мации политической системы. Так, приватизация экономики обеспечивает рост производительности труда, соответствие спроса и предложения и эффективность рыночных механиз) мов. Но одновременно она сужает возможности для полити) ческого патронажа и, наряду с либерализацией экономики, представляет собой необходимое условие для сохранения де) мократического строя*.
Экономическая либерализация в узком смысле этого понятия — т.е. устранение барьеров на пути передвижения людей и товаров, ликвидация ценовых, валютных ограниче) ний и др. — высвобождает рыночные силы и способствует увеличению производительности, но в то же время она уменьшает зависимость индивида от государства. Многие интеллектуалы, выступающие за демократию, но против ра) дикальных рыночных реформ, игнорируют эту важную взаи) мосвязь.
С другой стороны, некоторые реформы, которые обыч) но определяются как «политические», влияют как на полити) ку, так и на экономику. К примеру, эффективность и беспри) страстность судебной системы имеет основополагающее значение как для обуздания государственного произвола, так и для обеспечения прав собственности и нерушимости кон) трактов, т.е. долгосрочных перспектив экономического развития.
Имея в виду эти оговорки, рассмотрим сначала эконо) мические, а затем социально)политические аспекты переход) ного периода. Однако начать я хотел бы с краткой оценки унаследованной от прошлого коммунистической институ) циональной системы, поскольку именно ее характер, воз) можно, определяет основные направления посткоммунисти) ческих преобразований.
* Подробнее об этом см.: Balcerowicz 1995.
3
Коммунистическая институциональная система: краткое описание
Для целей нашего анализа характер этой системы можно све) сти к особенностям коммунистического «партийного государ) ства». Это была особая форма диктатуры. Как и в рамках других недемократических режимов, где смена высшего политическо) го руководства обеспечивается механизмами, не предусматри) вающими свободных выборов, лидеры коммунистической си) стемы приходили к власти в результате политической борьбы и торга внутри элиты единственной правящей партии.
Особенность коммунистического «партийного государ) ства» состояла в его попытках осуществлять тотальный кон троль за деятельностью граждан— другими словами, в ради) кальном ограничении индивидуальных свобод. Особенно это относилось к свободам экономическим, что прежде всего бро) сается в глаза при сравнении коммунистического «партийно) го государства» с режимами личной власти в странах Восточ) ной Азии, до того как в последних произошла демократизация.
Коммунистическое государство имело в своем распо) ряжении необычайно мощные рычаги контроля:
> частное предпринимательство было запрещено, что, в сочетании с национализацией, осуществленной на первоначальном этапе возникновения коммунистиче) ского государства, привело к монополии госсектора*;
* В бывшей Югославии этой монополией пользовались управляемые трудовыми коллективами фирмы, подчинявшиеся партийной номенклатуре, но имевшие больше экономической свободы, чем государственные предприятия, которые были характерны для советской системы.
[ К О М М У Н И С Т И Ч Е С К А Я И Н С Т И Т У Ц И О Н А Л Ь Н А Я С И С Т Е М А
> деятельность государственных предприятий опре) делялась системой централизованного планирования, регламентировавшей объемы производства, затраты и валютные «лимиты», цены и внешнюю торговлю; > объем денежных средств, находившихся в распоря) жении предприятий и граждан, резко ограничивался, поскольку финансовая система рыночного типа была бы несовместима с централизованным планированием; > создание и деятельность организаций внеэкономи) ческого профиля также жестко контролировались, т.е. гражданское общество подавлялось, а оппозиционные политические партии были запрещены; > поездки граждан за рубеж ограничивались;
> СМИ подвергались официальной цензуре и пар) тийному контролю — как напрямую, так и за счет ка) дровой политики. В результате средства массовой информациив основном служили инструментом пар) тийно)государственной пропаганды;
> правовая система была подчинена нуждам админи) стративно)командной экономики и подавления поли) тической активности людей — важная роль принадле) жала политической полиции.
Этот всеобъемлющий контроль сочетался с непомерно раз дутой системой социальных гарантий коммунистического типа. Она включала довольно значительные трансферы «в натуре» (бесплатное образование, здравоохранение) и социальную защиту, осуществлявшуюся через государ) ственные предприятия, искусственно заниженные цены на продукты питания и электроэнергию, а также низкую кварт) плату. Социальная «страховочная сеть», характерная для не) которых стран с рыночной экономикой, в данном случае от) сутствовала, поскольку потребность в ней резко снижалась за счет ограничения возможностей и рисков индивида. Та) ким образом, сущность коммунистического государства со) стояла в крайнем ограничении индивидуальных свобод (особенно в экономике) при наличии значительных со) циальных льгот.
При наличии всеобъемлющего контроля и непомерно разросшейся системы «всеобщего благосостояния» ресурсы коммунистического государства, естественно, были чрезвы)
60 [ П Е Р Е Х О Д Н Ы Й П Е Р И О Д В П О С Т К О М М У Н И С Т И Ч Е С К И Х С Т Р А Н А Х ]
чайно перенапряжены. Одним из немногих позитивных яв) лений, доставшихся от него в наследство, является относи) тельно высокий уровень всеобщего образования.
Притом, что ресурсы коммунистического государства были перенапряжены, в отношении предоставления «обще ственных благ» оно также демонстрировало ряд парадок) сальных особенностей. Так, его расходы на оборону были яв) но чрезмерны: это диктовалось имперскими амбициями высшего руководства КПСС. Закон и порядок поддержива) лись на приемлемом уровне, однако это достигалось метода) ми, характерными для полицейского государства. Правовая и судебная система предусматривала уголовные наказания за частную экономическую и независимую политическую деятельность; она явно не соответствовала условиям рыноч) ной экономики, верховенства закона и демократического общества.
Краткое описание коммунистической институцио) нальной системы показывает, что для успешного перехода к новому строю необходима была ее радикальная реструкту) ризация, которую, в свою очередь, можно разделить на два главных направления структурных реформ:
1. Либерализация в широком смысле слова, т.е. ради) кальное расширение гражданских, экономических и политических свобод за счет упразднения различ) ных рычагов государственного контроля, таких как запрет на деятельность независимых организаций, цензура в СМИ, система централизованного планиро) вания и др. К либерализации можно отнести и сокра) щение чрезмерного налогового бремени.
2. Строительство или реструктуризация соответствую) щих институтов в целях формирования свободного общества и стабильной, динамичной рыночной эко) номики.
Либерализация создает условия для частного предпринима) тельства, функционирования рыночных сил и демократи) зации политической системы. Институциональное строи) тельство относится в первую очередь к тем элементам государственной системы, которые обеспечивают предоста) вление «общественных товаров», таких как защита расши)
[ К О М М У Н И С Т И Ч Е С К А Я И Н С Т И Т У Ц И О Н А Л Ь Н А Я С И С Т Е М А
ренных прав личности (свобод), обеспечение законности и порядка, а также экономической стабильности. Это напра) вление включает также создание институтов, необходимых для развития финансовой системы рыночного типа. Среди важных элементов институционального строительства сле) дует упомянуть также реформу налоговой системы, пере) стройку унаследованного от коммунистического строя адми) нистративного аппарата и создание базовой «страховочной сети» соцобеспечения, не связанной ни с предприятиями, ни с ценообразованием.
Приватизацию государственных предприятий — ос) новополагающую экономическую реформу с важнейшими политическими последствиями — можно отнести как к либе) рализации, так и к институциональному строительству. Она устраняет систематическое и мелочное государственное вме) шательство в экономику и тем самым обеспечивает создание институтов, более способствующих функционированию ры) ночной экономики и экономическому развитию.
4
Стартовые условия, масштаб реформ, экономические результаты
Любые процессы переходного характера можно оценить с по) мощью простой аналитической схемы, состоящей из четырех переменных величин:
1. Стартовые (унаследованные от прошлого) условия; 2. События, не связанные с самим процессом перехо) да, но влияющие на его результаты;
3. Поведение соответствующих «действующих лиц»;когда речь идет о преобразованиях в масштабе целой страны, это относится в первую очередь к политике го) сударства;
4. Итоги (результаты).
К стартовым экономическим условиямотносятся макроэко) номическая сбалансированность (или дисбаланс), структу) ра экономики, «запасы» физического и человеческого капи) тала, объем ВВП, географическое расположение страны, демографическая структура населения и др. Эти условия можно разделить на постоянно действующие (например, гео) графические факторы) и краткосрочные (большинство остальных условий). С точки зрения рыночных реформ стар) товые экономические условия можно также подразделить на «скрытые сокровища» и «скрытые помехи» (см.: Balcerowicz 1995b). Слово «скрытые» обозначает тот факт, что и те и дру) гие факторы в основном подавлялись в условиях централизо) ванного планирования, но их воздействие непременно про) явится за счет либерализации экономики и крушения создан) ной СССР торговой системы (СЭВ).
«Скрытые сокровища» — это унаследованные от про) шлого условия, которые при проведении правильной поли) тики способствуют экономическому росту. Примерами та) ких факторов могут служить наличие в народном хозяйстве обширных секторов, легко поддающихся приватизации*, вы) сокообразованное население или благоприятное географи) ческое расположение страны — скажем, по соседству с запад) ными государствами.
К «скрытым помехам» относятся стартовые условия, оказывающие, по крайней мере в краткосрочной перспекти) ве, негативное воздействие на рост, даже несмотря на пра) вильную экономическую политику. Среди них следует наз) вать прежде всего сильную зависимость внешней торговли от советского рынка, чрезмерную индустриализацию и не) благоприятное географическое расположение.
Некоторые унаследованные от прошлого условия по сво) ему характеру неоднозначны: в условиях правильной экономи) ческой политики они превращаются в преимущества, а при ошибочном курсе — в негативные факторы. Кроме того, они могут оказывать воздействие и на саму экономическую поли) тику (Sachs, Warner 1995). К этой категории относится в пер) вую очередь наличие сырьевых ресурсов, особенно нефти и га) за. При правильном использовании доходы от этих ресурсов могут обеспечить финансирование развития инфраструктуры и перестройки других секторов экономики. Если же они стано) вятся источником накопления личных состояний на первона) чальном этапе реформ, то способны выполнять эту функцию лишь в ограниченных масштабах. Кроме того, появление нуво) ришей и резкий рост социального неравенства после крушения коммунизма отравляет атмосферу в обществе. Очевидным при) мером такого развития событий является ситуация в России.
К независимым условиям, влияющим на результаты ре) форм, относятся в первую очередь внешнеэкономические фак) торы. Степень их воздействия определяется величиной страны и открытостью ее экономики. На первом этапе после падения
* Одним из нагляднейших примеров в этой связи является аграрный сектор Китая в конце 1970)х годов. В российской экономике в начале 1990)х доля сельского хозяйства была гораздо меньше, и к тому же оно гораздо труднее поддавалось при) ватизации.
коммунизма внешнеэкономическая деятельность во многом зависела от традиционных торговых связей, т.е. от стартовых условий. Со временем характер этих — и иных — экономиче) ских связей меняется в зависимости от проводимого курса.
Стартовые условия предопределяются историей, а внешнеэкономические факторы — силами, не зависящими от стран, осуществляющих преобразования. Таким образом, единственным инструментом, позволяющим тому или ино) му обществу добиться хороших результатов, остается эконо мическая политика. Она, в свою очередь, зависит от целого ряда взаимосвязанных факторов, изучением которых зани) мается политэкономическая наука, в том числе и то ее напра) вление, что специализируется на анализе реформ (подроб) нее об этом см.: Balcerowicz 1997). Решающее воздействие на направленность и эффективность экономического курса ока) зывают внутриполитические события. Можно утверждать, что в посткоммунистический переходный период эти собы) тия обладали собственной динамикой, в основном не завися) щей от экономического курса, однако, как уже отмечалось, они оказывали на него влияние (Balcerowicz 1995b; EBRD 2001). Поэтому не только внешнеэкономические, но и вну) триполитические события следует отнести к категории неза) висимых факторов, влияющих на результаты реформ.
Наконец, понятие «результаты» обозначает измене) ние за рассматриваемый период тех переменных величин, что определяют благосостояние общества. Типичным крите) рием для оценки перехода к рыночной экономике считается рост ВВП после крушения коммунизма. Другие показатели могут включать рост производительности труда, объем пря) мых иностранных инвестиций, уровень инфляции, ситуацию со здоровьем населения и экологией.
Главная задача настоящего анализа — объяснить не) совпадения в достигнутых результатах за счет их привязки к различиям в экономическом курсе и других факторах (стар) товых условиях и отчасти связанных с ними внешнеэкономи) ческих событиях).
Анализируя результаты, достигнутые странами бывшего со) ветского блока, сразу замечаешь, что уже через пару лет после падения коммунизма экономическая ситуация в них сильно различалась. Другими словами, разница в уровне жизни меж) ду различными странами этой группы сегодня куда больше, чем в относительно недавнем прошлом.
По официальным данным, реальный объем ВВП в стра) нах Центальной и Восточной Европы и Балтии на 2000 год со) ставил в среднем 107% от уровня 1989 года, в то время как по странам СНГ этот же показатель равнялся 61% (EBRD 2001).
По отдельным странам мы наблюдаем еще большее рас) хождение.
Таблица 2. Динамика ВВП в странах бывшего советского блока, % от уровня 1989 года*
Польша |
127 |
Словения |
114 |
Венгрия |
104 |
Словакия |
103 |
Чешская Республика |
98 |
Эстония |
83 |
Румыния |
77 |
Болгария |
71 |
Киргизия |
66 |
Литва |
65 |
Латвия |
64 |
Россия |
63 |
Армения |
63 |
Украина |
42 |
Молдова |
33 |
Андерс Ослунд всесторонне проанализировал вопрос о по) грешностях официальной статистики (см.: Åslund 2001). Он указывает, что объем ВВП при коммунистическом строе сильно завышался из)за расточительных капиталовложений, чрезмерных запасов, больших военных расходов и нерента) бельных производств: при исчислении ВВП все это заноси) лось в разряд позитивных факторов. В результате реальная ситуация в сфере производства после крушения коммунизма выглядела благоприятнее, чем можно предположить на ос)
* Я исключил из списка страны, где снижение ВВП было обусловлено граждански) ми войнами (Грузия, Таджикистан), а также государства, чья официальная стати) стика вызывает большие подозрения в связи с тем, что у власти там находятся дик) таторские режимы (Беларусь, Узбекистан).
нове официальной статистики. Другая причина ненадежно) сти статистических данных связана с развитием «неформаль) ной» экономики, доля которой в разных странах к тому же варьировалась. Ослунд также подчеркивает, что переход от советской системы международной торговли к рыночной со) провождался отказом от искусственно заниженных цен на нефть и газ, по которым Россия прежде поставляла это сырье странам советского блока. Таким образом, зафиксированное снижение ВВП в странах — импортерах энергоносителей в немалой степени связано с ликвидацией этих косвенных субсидий. Они пережили внешнеторговую «шоковую тера) пию», которая стала платой за политическую независимость. Соответственно, реальное сокращение ВВП России также бы) ло меньше, чем следует из статистики. Однако эти весьма ра) зумные оговорки не меняют общей тенденции, которая вы) рисовывается на основе официальных данных. Они скорее лишь подкрепляют выводы относительно динамики ВВП применительно к малым странам — импортерам энергоно) сителей, таким как прибалтийские государства, Киргизия или Армения.
Приток прямых иностранных инвестиций также мож) но рассматривать как показатель достигнутых результатов, поскольку он обычно становится следствием успешного раз) вития экономики (и в дальнейшем подкрепляет экономиче) ский рост). В этом отношении страны бывшего советского блока также добились весьма различных результатов. Ситуа) ция с совокупным объемом прямых иностранных инвести) ций на душу населения в долларах США выглядит следующим образом (см. табл. 3).
В абсолютных цифрах больше всего прямых иностран) ных инвестиций в 1989–2000 годах привлекла Польша (29 млрд. долларов); за ней следуют Чешская Республика (21,7 млрд.) и Венгрия (19,7 млрд.). России досталось 10 млрд. долларов, Румынии — 6,7 млрд., Украине и Болга) рии — по 3,3 млрд. Таким образом, Польша, по размерам эко) номики к началу переходного периода сравнимая с Украи) ной, сумела привлечь в 9 раз больше прямых иностранных инвестиций.
Страны, добившиеся хороших результатов с точки зре) ния экономического роста, демонстрируют и высокие темпы увеличения производительности труда в промышленности.
За 1996–2000 годы в Польше этот показатель составил 53%, в Чешской Республике — 38,9%, в Литве — 31,8%, в Слова) кии — 28,3%, в Венгрии — 24,1% (EBRD 2001). По другим странам с переходной экономикой аналогичных данных не имеется, но вряд ли стоит сомневаться, что «отстающие» в плане экономического роста и на этом направлении не до) бились особых результатов.
Таблица 3. Прямые иностранные инвестиции в странах бывшего советского блока, 2001, USD на душу населения
Чешская Республика 2102
Венгрия 1964
Эстония 1400 Латвия 1056
Республика Словакия 772
Словения 756 Польша 751 Литва 646
Болгария 404 Румыния 301
Армения 145
Молдова 102 Киргизия 93
Россия 69
Украина 68
Источник: EBRD 2001.
С точки зрения борьбы с инфляцией результаты по стра) нам с переходной экономикой также варьируются. В целом лучшие показатели роста сопровождаются и более высоким уровнем макроэкономической стабилизации. На 2000 год уровень инфляции в странах Центральной и Восточной Евро) пы и Балтии в среднем составил 5,7%, тогда как в Румынии цены выросли на 45%, в России — на 32,9%, в Молдове — на 31,3%, а на Украине — на 28,2% (EBRD 2001). Это под) тверждает тезис о том, что в странах, унаследовавших от про) шлого высокий уровень инфляции, ее успешное обуздание ведет к более устойчивому экономическому росту.
Экономика советского типа была не только чрезвы) чайно расточительной, но и оборачивалась большим ущер) бом для окружающей среды. Одной из главных причин этого
являлся высокий уровень энергопотребления по отношению к объему ВВП (высокая энергоемкость экономики). Динами) ка этого показателя — т.е. воздействие экономики на эколо) гию — в странах, осуществляющих переход к рыночному хозяйству, также различается. В странах Центральной и Вос) точной Европы и Балтии энергоемкость экономики за 1992–1998 годы снизилась на 21%, а в странах СНГ — увели) чилась на 5% (EBRD 2001). В среднем, как выяснилось, эко) номика государств, занимающих первые места с точки зре) ния роста, становится более экологичной, чем у отстающих.
Ситуация со здоровьем населения в посткоммунисти) ческих государствах также развивалась по)разному. В стра) нах Центральной и Восточной Европы средняя продолжи) тельность жизни увеличилась, в России и на Украине — снизилась, а в Болгарии и Румынии — осталась на прежнем уровне. Такие же различия наблюдаются и в отношении дет) ской смертности (EBRD 2001). Таким образом, более высо) кие результаты с точки зрения экономического роста сопро) вождаются и улучшением здоровья населения.
Хотя оптимальное распределение доходов для каждой страны имеет свою специфику, резкий рост имущественно) го неравенства (или высокий уровень такого неравенства) часто рассматривается как негативное явление. Следователь) но, интересно было бы сравнить, на базе коэффициента Джи) ни, тенденции в этой области в тех странах с переходной эко) номикой, по которым имеются соответствующие данные:
Таблица 4. Уровень неравенства в странах
бывшего советского блока, 1990)е годы, коэффициент Джини
Болгария |
26,2 (1991) — 29,1 (1996) |
Чешская Республика |
21,2 (1991) — 25,9 (1997) |
Венгрия |
30,5 (1992) — 34,8 (1997) |
Латвия |
24,7 (1991) — 33,6 (1997) |
Литва |
37,2 (1992) — 34,5 (1997) |
Польша |
23,9 (1991) — 30,0 (1997) |
Румыния |
20,4 (1991) — 42,2 (1997) |
Россия |
32,5 (1991) — 48,3 (1996) |
Словения |
27,3 (1991) — 30,7 (1997) |
Украина |
25,1 (1991) — 41,3 (1996) |
Источник: EBRD 2001.
[
Как мы видим, наибольшее усиление и самый высокий уро) вень неравенства доходов наблюдается в России, Румынии и на Украине — странах, демонстрирующих относительно слабый экономический рост. В то же время в странах с более высокими темпами роста (Чешской Республике, Венгрии, Польше, Словении) увеличение коэффициента Джини и об) щий уровень неравенства не столь велики.
В связи с вышеописанной чрезвычайной дифференциацией результатов, достигнутых посткоммунистическими страна) ми, возникает очевидный вопрос: в чем ее причины? По дан) ной теме уже имеется значительный массив научной лите) ратуры. Авторы этих трудов в первую очередь стараются объяснить причины тех или иных тенденций в области эко) номического роста; куда меньше внимания уделяется разли) чиям в других аспектах благосостояния общества. Тем не менее мы можем продемонстрировать, что некоторые важ) нейшие факторы, ведущие к устойчивому экономическому росту, способствуют также улучшению ситуации со здоро) вьем населения и экологией. Кроме того, эти переменные величины в какой)то степени взаимосвязаны. Для стран, унаследовавших от прошлого расточительную экономиче) скую модель коммунистического типа, повышение эконо) мической эффективности, особенно с точки зрения произ) водства и потребления энергии и сырья, стало одним из основополагающих факторов роста, который к тому же, по очевидным причинам, влияет и на экологию. Таким обра) зом, разница в показателях этой эффективности приводит и к различиям в темпах роста и экологической ситуации. Тенденции в области здоровья населения также можно свя) зать с воздействием экономических механизмов (к приме) ру, либерализация экономики изменила ситуацию с доступ) ностью и соотношением цен на полезные (и вредные) для здоровья продукты питания), что также воздействует на рост (Balcerowicz 1998). Наконец, условия для создания новых фирм влияют как на экономический рост, так и на ситуацию с неравенством доходов.
Анализируя причины различных результатов с точки зрения роста в посткоммунистических государствах, мы не) избежно возвращаемся к вопросу о роли унаследованных от прошлого экономических факторов (и отчасти — внешне) экономических событий), а также того или иного экономи) ческого курса.
Стартовые условия для данной группы стран были в среднем весьма сложными и в то же время сильно варьи) ровались (подробнее об этом см.: World Bank 2002). Ситуа) ция со «скрытыми сокровищами» и «скрытыми помехами», влияющими на перспективы экономического роста, в раз) ных посткоммунистических странах различалась очень сильно.
Небольшим странам — бывшим республикам СССР, чье народное хозяйство сильно зависело от экспорта в Рос) сию (прибалтийским государствам, Киргизии, Грузии, Мол) дове, Армении), суждено было пережить сильнейший внешнеэкономический шок, вызванный распадом СССР и советской торговой системы. Для некоторых из них (на) пример, Киргизии) переориентация внешней торговли за) труднялась и географической удаленностью от Запада. На первоначальном этапе они были обречены на самое значи) тельное снижение объема ВВП. В странах Центральной и Восточной Европы, не столь зависевших от советской тор) говой системы, падение ВВП по этой причине было менее значительным. В самой выгодной ситуации с этой точки зрения оказалась Россия: благодаря своим размерам она меньше всех остальных зависела от экспорта в другие соц) страны. Из)за больших объемов экспорта нефти и газа в бывшие страны)сателлиты она должна была сильно вы) играть от изменения условий торговли после распада СЭВ и перехода на мировые цены на это сырье. Таким образом, резкое снижение ВВП России (по данным официальной ста) тистики) в 1992–1996 годах нельзя объяснить неблагопри) ятными внешними факторами.
Среди других важных различий в стартовых эконо) мических условиях следует назвать долю тяжелой и добы) вающей промышленности в народном хозяйстве, масштаб макроэкономических дисбалансов и уровень внешней задол) женности.
Судя по всему, наилучшие стартовые условия — т.е. обеспечивавшие максимум преимуществ при минимуме не) достатков — сложились в Чешской Республике, имевшей от) носительно рациональную структуру экономики, весьма бла)
[
гоприятное географическое положение, самую стабильную макроэкономическую ситуацию и незначительную внеш) нюю задолженность. На противоположном краю шкалы, как уже отмечалось, следует расположить небольшие бывшие республики СССР, унаследовавшие от прошлого крайне не) стабильную экономику и сильную структурную зависимость от советского рынка. К промежуточной категории относи) лись, например, Болгария (из всех стран Центральной и Вос) точной Европы она больше всего зависела от экспорта на со) ветский рынок), Польша (страдавшая от гиперинфляции, наличия в экономике большого и неэффективного угледобы) вающего сектора и большой внешней задолженности) и Ру) мыния (на состоянии ее экономики крайне негативно отра) зилась политика Чаушеску).
Как бы ни были велики различия в стартовых эконо) мических условиях, этим можно лишь отчасти — и только на первом этапе после крушения коммунизма — объяснить не) совпадающие результаты с точки зрения роста, достигнутые странами с переходной экономикой. Различия в долгосроч) ных показателях роста связаны в основном с проводившейся в этих странах политикой, т.е. масштабом рыночных реформ, в особенности либерализации экономики. Здесь можно сде) лать вывод: чем больше масштаб реформ, тем лучше средние показатели роста. Таковы основные результаты эмпириче) ских исследований по проблемам перехода к рыночной эко) номике. В эмпирической литературе мне ни разу не встречал) ся вывод о том, что менее радикальные реформы, при прочих равных, ведут к более высоким темпам роста.
Основные выводы трех последних по времени работ о детерминантах роста в странах с переходной экономикой приводятся в таблице 5.
В статистических исследованиях глубина рыночных реформ измеряется с помощью «индекса либерализации», разработанного де Мело, Деницером и Гельбом (de Melo, De) nizer, Gelb 1996) и критериями перехода к рынку, используе) мыми Европейским банком реконструкции и развития. Дан) ные методики измерения учитывают в первую очередь экономические аспекты либеральных реформ, которые мы изложили в главе 3. Несомненная связь между статистиче) скими измерениями по этим критериям и показателями рос) та свидетельствует о том, до какой степени различные инструменты государственного контроля препятствуют рос) ту в бывших соцстранах и насколько важно их устранить, дав возможность развернуться частному предпринимательству и рыночным силам. Меньше внимания в этих методиках уде) ляется институциональному строительству — второму на) правлению постсоциалистических реформ, о котором мы также упоминали в главе 3.
Таблица 5. Масштаб реформ и показатели роста
в странах с переходной экономикой
Авторы 1 Berg, Borensztein, Sahay, Zettelmeyer 1999 |
Выборка 2 26 стран в переходный период (10 — Центральная и Восточная Европа), 1991–1996 |
Результаты 3 > «Динамика производства в виде „перевернутой дуги“ (U) объясняется (1) стартовыми условиями в посткомму) нистических странах, которые сами по себе порождают сокращение ВВП, и (2) структурными реформами, кото) рые служат движущей силой оживления в экономике»; > «Даже несмотря на то, что структур) ные реформы часто воздействуют на частный и государственный сектор диа) метрально противоположным путем, со) вокупный эффект структурных реформ, похоже, с самого начала носит позитив) ный характер, т.е. мы не находим особых признаков того, что реформы на первом этапе существенно усугубляют падение производства»; > «Воздействие макроэкономических переменных, пусть и существенное, значительно уступает по масштабу влия) нию стартовых условий и структурных реформ»; > «Роль стартовых условий в качестве причины вариаций роста на удивление незначительна; различие в результатах стран Центральной и Восточной Евро) пы, Прибалтики, России и СНГ объясня) ется прежде всего различиями в струк) турных реформах (даже на начальном этапе), а не стартовыми условиями» (p. 9) |
[
Продолжение таблицы 5
1 Fischer, Sahay 2000 Havrylyshyn, Wolf 2001 |
2 25 стран в переходный период, 1989–1998 25 стран в переходный период (по 1997 год) |
3 > «Все три результата [регрессионного анализа, предпринятого Фишером и Сахеем] подтверждают, что антиин) фляционная политика и структурные ре) формы способствуют росту»; > «Опыт, накопленный за последнее десятилетие, независимо от того, анали) зируется он неформально или с помощью цифр, графиков и регрессионных уравне) ний, подкрепляет мнение, что наиболь) ших успехов добились те страны с пере) ходной экономикой, что осуществили как стабилизационные меры, так и всеобъем) лющие реформы, и что более радикаль) ные и ускоренные реформы лучше, чем менее радикальные и медленные» (p. 17) > «Неблагоприятные стартовые усло) вия не должны служить оправданием без) действия. Стартовые условия, такие как высокая степень индустриализации или недостаточные традиционные контакты с рыночной экономикой, могут затруд) нить оздоровление, но их нельзя считать непреодолимыми препятствиями — по нескольким причинам. Во)первых, со временем их негативное воздействие слабеет. Во)вторых, данные эмпириче) ских исследований явно указывают на то, что это воздействие можно скомпенсиро) вать некоторым ускорением темпов реформ. Наконец, в)третьих, их главный эффект, вероятно, носит косвенный характер: неблагоприятные стартовые условия снижают политическую волю и способность к реформам, а менее радикальные реформы оборачиваются меньшими темпами роста» (p. 115) |
Впрочем, даже не столь глубокий анализ ситуации в разных посткоммунистических странах позволяет предположить, что государства, добившиеся большей либерализации эко) номики, в среднем продвинулись дальше других и в сфере
институционального строительства (и
макроэкономиче) ской стабилизации, которая связана как с либерализацией, так и
с институциональным строительством). Таким обра) зом, можно сделать вывод: чем
больше масштаб структур) ных реформ по переходу от коммунистической институцио)
нальной системы к ограниченному (в разумных пределах) государству и рыночной
экономике, тем лучше показатели роста. Другими словами, более радикальные
реформы вле) кут за собой более высокие темпы роста и улучшение эконо) мических
показателей в целом.
5
О политэкономических проблемах переходного периода
Цель настоящей главы — осветить отдельные политэконо) мические вопросы переходного периода. Это, я надеюсь, по) зволит нам получить некоторое представление о факторах, определяющих масштаб структурных реформ, с которым связана основная причина различий в экономических результатах, достигнутых посткоммунистическими госу) дарствами (см. главу 4). Учитывая ограниченность объема статьи, этот анализ ни в коей мере нельзя считать исчерпы) вающим.
Политический аспект посткоммунистического переходного периода имел собственную динамику — все началось с «по) литического прорыва», ставшего прологом короткого перио) да «чрезвычайной» политической ситуации, который, в свою очередь, сменился «нормальным» политическим процессом на основе многопартийности, а в некоторых странах (напри) мер, Узбекистане и Беларуси) — возвращением к диктатуре. Первый период характеризовался двумя особенностями пе) реходного характера — «эйфорией освобождения» и особой ситуацией в политической сфере (политические силы, пред) ставлявшие старый режим, были все еще дискредитированы в глазах общественности, а бывшая антикоммунистическая оппозиция еще оставалась сплоченной). В результате в нача) ле этого этапа политическая система и общество в целом про) являли большую готовность смириться с непростыми мера) ми в экономике (Balcerowicz 1995b).
В разных странах политический прорыв не совпадал по времени и глубине. Первые такие события (в Польше в первой половине 1989 года), в сочетании с резким ослабле) нием угрозы вмешательства со стороны СССР («фактором Горбачева»), способствовали прорыву в других странах Цен) тральной и Восточной Европы — произошла своего рода «цепная реакция». Что же касается СССР, то решающим со) бытием в этом смысле стал неудачный путч в августе 1991 го) да, спровоцировавший распад Советского Союза и начало по) литических и экономических преобразований в бывших советских республиках. Поскольку здесь этот процесс начал) ся на два года позже, чем в Центральной и Восточной Европе, бывшие республики СССР могли воспользоваться опытом уже осуществлявшихся реформ переходного периода.
Кроме того, политический прорыв в посткоммунисти) ческих странах различался по глубине, а значит, и по психоло) гическим последствиям. В этом смысле можно провести водо) раздел между Россией и другими бывшими республиками СССР с одной стороны (там национальное самосознание было наи) менее развито) и остальными посткоммунистическими госу) дарствами — с другой. Освобождение советских республик, ко) торое произошло «извне», многие россияне, должно быть, восприняли как событие, негативное с точки зрения престижа и собственного восприятия истории. Для народов с наименее развитыми национальными устремлениями обретение неза) висимости, по всей вероятности, значило куда меньше, чем для населения стран Центральной и Восточной Европы и Балтии.
Различия в глубине политического прорыва привели к тому, что длительность и интенсивность «чрезвычайного» периода, а также его политический климат в разных странах были тоже неодинаковы. Однако первый период после поли) тического прорыва в каждой из этих стран имел некоторые об) щие характеристики, способствующие радикальным эконо) мическим реформам. Таким образом, быстрый «запуск» этих реформ можно считать свидетельством правильного исполь) зования скудного «политического капитала», подаренного им историей, а задержку с ними — как признак того, что эти воз) можности были упущены. Однако лишь в некоторых странах «чрезвычайный» политический период стал моментом начала радикальных реформ: первопроходцем в этом отношении ста) ла Польша. Судя по всему, такие реформы произошли только в тех государствах, где к власти пришли новые политические силы и к тому же экономические преобразования проводила команда реформаторов, имевшая явного лидера.
Однако за короткий «чрезвычайный» период довести до конца некоторые фундаментальные преобразования — приватизацию, создание зрелой финансовой системы, пенси) онную реформу — было, конечно, невозможно. В результате даже те страны, которые воспользовались этим первым эта) пом, чтобы начать радикальные реформы, сталкиваются с проблемой их завершения на следующей стадии — в рамках «нормального» политического процесса. Тем не менее, веро) ятнее всего, решить эту проблему было бы еще труднее, если бы указанные реформы не были запущены в «чрезвычайный» период. Демократия в посткоммунистических странах наде) лила властью избирателей, а электорат в своих предпочтениях исходит не из преимуществ той или иной отдельной позиции (одного «товара»): он может выбирать лишь между «пакета) ми» позиций, составленных политическими партиями. Это обстоятельство, по всей вероятности, обернулось серьезны) ми последствиями в отношении шансов радикальных эконо) мических реформ и препятствий для их реализации. Поддерж) ки подобных реформ можно добиться за счет их «привязки» к пользующейся популярностью в обществе позиции по дру) гому вопросу (например, о вступлении в ЕС в противовес сохранению полной национальной независимости). Подоб) ную ситуацию можно назвать позитивной привязкой. С дру) гой стороны, негативного отношения к реформам также мож) но добиться за счет привязки к популярной позиции по другому вопросу (например, в российской политической жиз) ни — к критике властей в связи с распадом империи). В этом случае можно говорить о «негативной привязке».
Возможности для создания подобных позитивных и негативных привязок в разных посткоммунистических го) сударствах варьировались, и эти различия, судя по всему, свя) заны с глубиной радикальных реформ. Более «радикально) реформаторские» страны добивались лучшего соотношения между этими привязками, чем менее радикальные. Так, в странах Центральной и Восточной Европы и Балтии перс) пектива вступления в ЕС сыграла роль важной движущей силы в поддержку реформ. Кроме того, избиратели в этих странах, особенно в прибалтийских государствах, которых отличает высокий уровень национального самосознания, могли под) держать программы радикальных экономических реформ, предложенные силами, выступавшими за независимость, по) тому что они доверяли этим силам и считали подобные пре) образования необходимыми для укрепления экономики, а значит, и вновь обретенного суверенитета своих стран.
В странах, где проводились менее радикальные рефор) мы, создать такие позитивные привязки не удалось. Перспек) тива вступления в ЕС была для них исключена, а националь) ное самосознание в этих странах было в среднем ниже, чем в обществах, проводивших радикальные реформы (достаточ) но сравнить Прибалтику и Беларусь). Россия в этом отноше) нии представляет собой особый случай. Здесь, в отличие от бывших стран)сателлитов, распад СССР, как уже упомина) лось, породил не столько эйфорию, связанную с обретением независимости, сколько разочарование, дезориентацию и недовольство. В результате у оппонентов радикальных эко) номических реформ — коммунистов — появилась возмож) ность использовать эти негативные ощущения.
Однако одними ситуационными факторами — разными стар) товыми условиями и сочетанием позитивных и негативных привязок — не объяснить различия в масштабе рыночных ре) форм, а значит, и в экономических показателях. Каждый, кто знаком с историей посткоммунистических реформ, не мог не заметить, что важную роль в ней играли компетентные и ре) шительные реформаторы в составе правительства, наличие или отсутствие которых в руководстве страны является, несомненно, случайным фактором. Однако роль личности в истории не следует недооценивать. Благоприятные шансы для радикальных реформ, обусловленные ситуационными факторами, могли быть упущены, если бы таких людей не было, а сопротивление реформам — следствие неблагопри) ятных ситуационных факторов — можно, по крайней мере частично, преодолеть, если подобные реформаторы оказы) ваются у власти. Примером первого варианта, на мой взгляд, может служить начальный этап преобразований в Венгрии, а второго — радикальные реформы в Киргизии, которые вы) делил в качестве приоритетной стратегической задачи пре) зидент)реформатор Акаев.
Политическая либерализация позволяет СМИ обрести неза) висимость. В коммунистические времена подконтрольная пресса не могла регулярно освещать и критиковать реалии тогдашнего строя. Находясь под политическим контролем, она занималась «лакировкой действительности». Обретя свободу, СМИ, напротив, сосредоточили внимание на нега) тивных аспектах новой посткоммунистической реальности, поскольку плохие новости обычно вызывают больше инте) реса у аудитории, чем хорошие. Таким образом, освещая со) бытия в поскоммунистический период, они «сгущали кра) ски». Подобный переход от лакировки действительности к сгущению красок, который в основном представлял собой естественный побочный результат политической либерали) зации и принципов функционирования свободных СМИ, не мог не оказать существенного воздействия на политические взгляды и предпочтения избирателей. Он должен был омра) чить их представления о новой формирующейся реальности в сравнении с коммунистическим прошлым. Одним из ис) точников негативного отношения к посткоммунистической действительности стали унаследованные от прежнего режи) ма статистические методы, неспособные отразить новые яв) ления в экономике, преуменьшавшие последствия реформ и преувеличивавшие их цену*. В результате изменение ре) жима деятельности СМИ — важный и позитивный элемент посткоммунистических преобразований — парадоксаль) ным образом усиливало ностальгию по прежним временам и укрепляло политические позиции антиреформаторских и неокоммунистических сил (зачастую эти силы во многом совпадали).
Впрочем, степень «сгущения красок» в освещении посткоммунистической действительности в разных странах, вероятно, варьировалась в зависимости от качества журна) листики и, особенно, способности СМИ отличать унасле) дованные факторы от последствий самих реформ. Таким образом, эти различия также могли влиять на глубину преоб) разований за счет воздействия на результаты выборов.
* Так, в Польше результаты последних подсчетов, согласно которым сокращение ВВП в 1990–1991 годах составило 5–10%, а не 18–20%, как следовало из первона) чальных оценок, вообще не были опубликованы, тогда как прежние данные полу) чили широкую известность.
С учетом тяжелых стартовых условий и неблагоприятных внешних факторов (в особенности распада СЭВ), с которыми столкнулись все страны Центральной и Восточной Европы в начале посткоммунистического переходного периода, лю) бая проводимая ими экономическая политика неизбежно вызвала бы недовольство тех или иных слоев общества. По) мимо превращения скрытой безработицы в открытую недо) вольство усиливалось и тем, что радикальные реформы в це) лом расширили рамки экономической свободы. Поскольку далеко не все могут напрямую воспользоваться новыми воз) можностями, у остальных это может вызвать возмущение, особенно если они считают, что «победители» получили пре) имущества незаслуженно. По мере того как на смену социа) листической плановой экономике приходит рынок, список престижных и высокооплачиваемых профессий быстро ме) няется. Шахтеры, работники тяжелой промышленности и другие категории трудящихся, считающие, что они «про) играли» от реформ — пусть даже относительно, — скорее все) го испытывают недовольство. Более того, расширение воз) можностей неизбежно сопровождается ослаблением социальной защищенности. Этот непреложный факт порой недостаточно осознается и вызывает крайне отрицательное отношение, особенно у тех, кто считает, что это ослабление защищенности никак не компенсируется новыми потен) циальными возможностями.
Однако при тех же трудных стартовых и внешних усло) виях затягивание реформ или их отсутствие также должны породить недовольство, хотя и в других формах. Если исход) ная макроэкономическая ситуация отличается высокой не) стабильностью, половинчатые экономические реформы немедленно порождают высокую и постоянно растущую ин) фляцию, которая также оборачивается крайней экономиче) ской незащищенностью людей. Это происходит оттого, что в рамках половинчатых реформ предпочтение отдается не явной, а скрытой безработице. Подобная безработица психо) логически не столь болезненна для тех, кого она затрагивает, однако ее необходимо финансировать за счет денежных или квазиденежных государственных субсидий, что в свою очередь подстегивает инфляцию. Результатом становятся порожденные инфляцией незащищенность и недовольство.
Более того, следует учитывать, что при любых будущих по) пытках макроэкономической стабилизации проблема скры) той безработицы выплеснется наружу.
Реформы нерадикального типа, характерной чертой которых, как правило, является меньший масштаб либерали) зации и, соответственно, больший упор на государственное вмешательство, порождают также новые формы экономиче) ского неравенства, в рамках которых выигрывают те, кто способен успешно лоббировать свои интересы в государ) ственных структурах. На практике таковыми становятся представители прежней коммунистической элиты, более опытные, лучше организованные и обладающие более ши) рокими связями, чем остальные. Неравенство, порождаемое их лоббистской деятельностью, в меньшей степени оправда) но экономическими результатами, чем то, что становится следствием радикальных реформ и вызывает у «проиграв) ших» еще большее отчаяние. Наконец, половинчатые рефор) мы, не сопровождающиеся либерализацией, нацеливают энергию предпринимателей и менеджеров на «погоню за рентой» и коррупцию, а не на повышение эффективности своей деятельности, что лишает страну возможностей эконо) мического развития. Таким образом, каждый, кто мыслит на перспективу, должен понимать, что недовольство и недостат) ки, связанные с половинчатыми реформами, будут куда серьезнее, чем проблемы, возникающие в ходе последова) тельных и радикальных мер, направленных на всеобъемлю) щую либерализацию, стабилизацию и институциональное строительство.
6
Заключение
Страны, унаследовавшие коммунистическую институцио) нальную систему, должны были запустить и воплотить в жизнь структурные реформы двух основных типов: все) объемлющую либерализацию и чрезвычайно масштабную программу по строительству или реструктуризации соот) ветствующих институтов в целях формирования свободно) го общества и стабильной, динамичной рыночной экономи) ки. Эти посткоммунистические реформы представляют собой особенно яркое проявление более широкой тенден) ции по обузданию эксцессов этатизма и движению к свобод) ному рынку, наблюдающейся на Западе и во многих разви) вающихся странах.
Опыт посткоммунистических государств явно указы) вает на то, что более масштабные структурные реформы при) водят к лучшим результатам с точки зрения роста и обузда) ния инфляции, более благоприятной ситуации в сферах экологии и здоровья населения и не столь резкому усилению неравенства доходов.
Даже самые успешные реформы неизбежно порож) дают серьезное недовольство. Однако затягивание реформ или их отсутствие чревато еще большим возмущением в об) ществе.
Литература
Akerlof 1982
Akerlof G.A.Labor Contracts as Partial Gift Exchange // Quar) terly Journal of Economics. 1982. Vol. 97 (4). P.543–569.
Allen, Gale 2000
Allen F., Gale D.Comparing
Financial Systems. Cambridge, Mass.: MIT Press, 2000.
Arcia 2000
Arcia G. Macroeconomic Impacts of Social Safety Nets // CAER II Discussion Papers. 2000. №82.
Åslund 2001
Åslund A.Building Capitalism: The Transformation of the Former Soviet Bloc. Cambridge: Cambridge University Press, 2001 [рус. пер.: Ослунд А.
Строительство капитализма: Рыночная трансформация стран бывшего советского блока. М.: Логос, 2003]. Balcerowicz 1995a
Balcerowicz L.Freedom and Development. Krakуw: Znak, 1995.
Balcerowicz 1995b Balcerowicz L.Socialism, Capitalism, Transformation. Budapest: Central European University Press, 1995 [рус. пер.: Бальцерович Л. Социализм, капитализм, трансформация: Очерки на рубеже веков. М.: Наука, 1999].
Balcerowicz 1997 Balcerowicz L.The Interplay between Economic and Political Transition // Lessons from the
Economic Transition: Central and
Eastern Europe in the 1990’s /
Ed. by S.Zecchini. Norwell, Mass.: Kluwer Academic Publishers, 1997.
Balcerowicz 1998 Balcerowicz L.Economic Forces and Health // Dialogue and Universalism. 1998. №8.
Balcerowicz 2002 Balcerowicz L.Post)Communist Transformation: Some Lessons. London: Institute of Economic Affairs, 2002.
Balcerowicz 2003
Balcerowicz L.Toward a Limited
State: Distinguished Lecture,
World Bank Group Private Sector Development Vice
Presidency. Washington:
The World Bank Group, 2003.
Bauer 1976
Bauer P.T. Dissent on Development / Rev. ed. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1976.
Beach, O’Driscoll 2003 Beach W.W., O’Driscoll G.P., jr.
Explaining the Factors of the
Index of Economic Freedom //
O’Driscoll G.P., jr., Feulner E.J., O’Grady M.A. 2003 Index of Economic Freedom.
Washington; New York: Heritage Foundation; The Wall Street Journal, 2003. P. 49–69.
Benston, Kaufman 1996 Benston G.J., Kaufman G.G.
The Appropriate Role of Bank Regulation // Economic Jour) nal. 1996. Vol. 106. P.668–697.
Berg, Borensztein, Sahay,
Zettelmayer 1999
Berg A., Borensztein E., Sahay R., Zettelmayer J. The Evolution of Output in Transition Economies: Explaining the
Differences. Washington, DC,
1999 (= IMF Working Paper № 73).
Bhattacharya et al. 1998 Bhattacharya S., Boot A.W.A., Thakor A.V.The Economics of Bank Regulation // Journal of Money, Credit, and Banking.
1998. Vol. 30 (4). P.745–770.
Buchanan 1998 Buchanan J.M.The Constitution of Economic Policy // Public Choice and Constitutional Economics / Ed. by J.A.Gwart) ney, R.E.Wagner. Greenwich, Conn.: JAI Press, 1998.
Charap, Harm 1999
Charap J., Harm C. Institutiona) lized Corruption and the Klepto) cratic State // International Monetary Fund Working Paper.
1999. № 91.
Coase 1960
Coase R.H.The Problem of Social
Cost // Journal of Law and
Economics. 1960. Vol.3. P.1–44 [рус. пер.: Коуз Р.Проблема социальных издержек // Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993].
Coase 1974
Coase R.H.The Lighthouse in Economics // Journal of Law and Economics. Vol. 17 (2). P.357–376 [рус. пер.: Коуз Р. Маяк в экономической теории // Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Дело, 1993].
Creveld 1999 Creveld M. van. The Rise and Decline of the State. Cambridge: Cambridge University Press,
1999 [рус. пер.: Кревельд М. ван.
Расцвет и упадок государства. М.: ИРИСЭН, 2006].
De Melo, Denizer, Gelb 1996 De Melo M., Denizer E., Gelb А. From Plan to Market: Pattern of Transition // World Bank Economic Review. 1996. Vol.15.
№ 1.
Djankov еt al. 2002
Djankov S., La Porta R., Lopezde Silanes F., Shleifer A.The Regula) tion of Entry // Quarterly Jour) nal of Economics. 2002.
Vol. 117. P. 1–37.
Dollar, Kray 2002
Dollar D., Kray A. Growth is
Good for the Poor. Washington:
World Bank, 2002 (mimeo).
Dorn 1988
Dorn J.A.Public Choice and the
Constitution: A Madisonian
Perspective // Public Choice and Constitutional Economics / Ed. by J.D.Gwartney, R.E.Wagner. Greenwich, Conn.: JAI Press, 1988. P.57–102.
[ Л И Т Е Р А Т У Р А ]85
Dowd 1996
Dowd K.The Case for Financial Laissez)Faire // Economic Jour) nal. 1996. Vol.106. P.679–687.
EBRD 2001
Transition Report, 2001.
London: European Bank for Reconstruction and Develop) ment, 2001.
Feldstein 1997
Feldstein M.How Big Should
Government Be? // National Tax Journal. 1997. Vol. 50 (2). P. 197–213.
Fischer, Sahay 2000 Fischer S., Sahay R.Transition Economies after Ten Years. Washington, 2000 (= IMF Working Paper № 30).
Friedman, Friedman 1984 Friedman M., Friedman R.
The Tyranny of Status Quo. San Diego: Harcourt Brace Jovanovich, 1984.
Glaeser, Shleifer 2003 Glaeser E.L., Shleifer A.The Rise of the Regulatory State // Jour) nal of Economic Literature.
2003. Vol. 41 (2). P. 401–425.
Gow, Swinnen 2001
Gow H.R., Swinnen J.F.M. Private Enforcement Capital and Cont) ract Enforcement in Transition Economies // American Journal of Agricultural Economies. 2001. Vol. 83 (3). P. 686–690.
Greif 1997
Greif A.Contracting, Enforcement, and Efficiency:
Economics beyond the Law // Annual World Bank Conference on Development Economics / Ed. by M.Bruno, B. Pleskovic.
Washington: World Bank, 1997. P. 236–266.
Gwartney, Holcombe, Lawson 1998 Gwartney J., Holcombe R.,
Lawson R.The Scope of Govern)
ment and the Wealth of Nations // Cato Journal. 1998. Vol. 18 (2). P.163–190 [рус. пер.:
Гвартни Дж., Холкомб Р., Лаусон Р.Размер государства и богатство народов // Cato.Ru (http://www.cato.ru/pages/69 ?idcat=26&parent_id=2)].
Hanke, Walters 1997 Hanke S., Walters S.J.K. Economic Freedom, Prosperity, and Equality: A Survey // Cato Journal. 1997. Vol. 17 (2). P.117–146.
Hanson 1997 Hanson F.A.How Poverty Lost Its Meaning // Cato Journal.
1997. №17 (2). P.189–210.
Havrylyshyn, Wolf 2001 Havrylyshyn O., Wolf T. Growth in Transition Countries, 1990–1998: The Main Les) sons // A Decade of Transi) tion: Achievements and Challen) ges / Ed. by O.Havrylyshyn, S.Nsouli. Washington: IMF, 2001.
Hayek 1960
Hayek F.A.The Constitution of Liberty. Chicago: University of Chicago Press, 1960.
Holmes, Sunstein 1999 Holmes S., Sunstein C.R.The Cost of Rights: Why Liberty Depends on Taxes. New York: W.W.
Norton, 1999.
Keefer, Knack 1997
Keefer P., Knack S.Why Don’t
Poor Countries Catch Up? A
Cross)National Test of An Institutional Explanation // Economic Inquiry. 1997. Vol. 35. P.590–602.
Keese, Martin 2002 Keese M., Martin J.P.Improving Labour Market Performance: Lessons from OECD Countries’ Experiences. 2002 (mimeo).
Lindbeck 1994 Lindbeck A.The Welfare State and the Employment Problem // American Economic Review.
1994. Vol.84 (2). P.71–75.
Lomasky 1987
Lomasky L.E. Persons, Rights and the Moral Community. Oxford:
Oxford University Press, 1987.
Mathews 1997 Mathews J.T. Power Shift // Foreign Affairs. 1997. Vol.76. P.50–66.
Mises 1949 Mises L. von.Human Action.
New Haven, Conn.: Yale
University Press, 1949
[рус. пер.: Мизес Л. фон.
Человеческая деятельность. М.: Экономика, 2000].
Mises 1956 Mises L. von.The Anti) Capitalistic Mentality.
Princeton, N.J.: van Nostrand, 1956 [рус. пер.: Мизес Л. фон. Бюрократия. Запланирован) ный хаос. Антикапиталистиче) ская ментальность. М.: Catal) laxy, 1993].
Morduch 1999
Morduch J.Between the State and the Market: Can Informal Insurance Patch the Safety
Net? // World Bank Research Observer. 1999. №2. P.187–202.
Musgrave 2000
Musgrave R.A.// Buchanan J.M., Musgrave R.A. Public Finance and Public Choice: Two Contrasting Visions of the State. Cambridge Mass:
MIT Press, 2000.
Nickel 1997
Nickel S.C.Unemployment and
Labor Markets: Europe versus North America // Journal of Economic Perspectives. 1997.
Vol.12 (3). P.55–74.
Niskanen 1996
Niskanen W.Welfare and the Culture of Poverty // Cato Journal. 1996. Vol.16(1). P.1–16.
Nozick 1974
Nozick R. Anarchy, State, and Utopia. New York: Basic Books, 1974.
Nozick 1997
Nozick R. Why Do Intellectuals
Oppose Capitalism? // Socratic Puzzles. Cambridge, Mass.:
Harvard University Press, 1997.
Phelps 1987
Phelps E.S.Distributive Justice //
Social Economics, The New
Palgrave / Ed. by J. Eatwell, M. Milgate, P.Newman. Lon) don: Macmillan Press, 1987. Quibria 2002
Quibria M.G.Growth and
Poverty: Lessons from the East
Asian Miracle Revisited. Tokyo, 2002 (= AOB Research Paper.
№33).
Rabushka 1985 Rabushka A.From Adam Smith to the Wealth of America. New Brunswick, N.J.: Transactions Books, 1985.
Rawls 1971 Rawls J. A Theory of Justice.
Cambridge, Mass.: Harvard
University Press, 1971 [рус. пер.: Ролз Дж.Теория справедливости. Новоси) бирск: Изд)во Новосибирского университета, 1995]. Rose)Ackerman 1999 RoseAckerman S.C.Corruption and Government. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
Rothbard 1970
Rothbard M.C.Power and
Market. Kansas City: Sheed Andrews and McMeel, 1970
[ Л И Т Е Р А Т У Р А ]87
[рус. пер.: Ротбард М.Власть и рынок. Государство и эко) номика. М.: Социум, 2002]. Sachs, Warner 1995
Sachs J., Warner A.Economic
Reform and the Process of Global Integration // Brookings Papers on Economic Activity. 1995.
№1.
Samuelson 1954 Samuelson P.A.The Pure Theory of Public Expenditure // Review of Economics and Statistics.
1954. Vol.36. P.387–389. Scarpetta et al. 2002
Scarpetta S., Hemmings P., Tressel T., Woo J.The Role of Policy and Institutions for Productivity and Firm Dynamics: Evidence from Micro and Industry Data. Paris: OECD, 2002 (= OECD Working Paper.
№329).
Schneider, Enste 2000
Schneider F., Enste D.H. Shadow
Economies: Size, Causes and Consequences // Journal of Economic Literature. 2000. Vol.
38. P.77–114.
Schultz 1980 Schultz T.W.Nobel Lecture: The Economics of Being Poor // Journal of Political Economy.
1980. Vol.88 (4). P.639–651.
Schumpeter 1950
Schumpeter J.A. Capitalism,
Socialism, and Democracy. New York: Harper Torchbook, 1950 [рус. пер.: Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995].
Scully 1992
Scully G.W.Constitutional
Environments and Economic Growth. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1992.
Sen 1999
Sen A. Development as Freedom. Oxford: Oxford University Press, 1999 [рус. пер.: Сен А. Свобода как развитие. М.: Новое издательство, 2004]. Stigler 1971
Stigler G.J. The Theory of
Economic Regulation // Bell Journal of Economics. 1971.
Vol. 1. P.1–21.
Stiglitz 1988 Stiglitz J.E. Economics of the Public Sector. New York:
W.W.Norton, 1988 [рус. пер.: Стиглиц Дж.Экономика государственного сектора. М.:
МГУ; Инфра)М, 1997].
Tanzi, Schuknecht 1997 Tanzi V.Schuknecht L. Reconsidering the Fiscal Role of Government: The
International Perspective //
American Economic Review.
1997. Vol. 87 (2). P.164–168.
Tanzi 1998a Tanzi V.Corruption Around the World // IMF Staff Papers.
1998. Vol.45 (4). P.559–594.
Tanzi 1998b
Tanzi V.Fundamental Determinants of Inequality and the Role of Government. Washington: International
Monetary Fund, 1998 (= IMF Working Paper. №178).
Waldmeir 2001 Waldmeir P.Justice for the Hired Hand // Financial Times. 2001.
17 May.
Weber 1922
Weber M. Wirtschaft und Gesellschaft. Tubingen, 1922.
West 1991
West E.G.The Rise of the State in Education // Policy: A Journal of Public Policy and Ideas. 1991.
Vol.7 (Autumn and Winter).
Wolf 1988
Wolf C., jr.Markets or Govern) ments: Choosing between Imperfect Alternatives. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1988.
World Bank 2002а
Building Institutions for
Markets. World Development Report 2002. Washington:
World Bank, 2002 [рус. пер.:
Доклад о мировом развитии 2002: Создание институцио) нальных основ рыночной экономики. М.: Весь мир, 2002].
World Bank 2002b Transition: The First Ten Years:
Analysis and Lessons for Eastern
Europe and the Former Soviet Union. Washington: World Bank, 2002.
Институт Катона
Cato.Ru
Cato.Ru — проект Института Катона (Cato Institute), призван) ный способствовать распространению идей классического либерализма в русскоязычной аудитории. Основные напра) вления деятельности проекта — постоянно обновляемый сайт и электронная библиотека, издание книг и брошюр, раз) мещение материалов либеральных экспертов в средствах массовой информации, организация публичных лекций, се) минаров и конференций и проведение ежегодного конкурса студенческих исследований.
http://www.cato.ru e)mail cato@cato.ru
Юхан Норберг В защиту глобального капитализма
Cato.Ru и «Новое издательство» представляют книгу извест) ного шведского экономиста Юхана Норберга «В защиту гло) бального капитализма», ставшую мировым бестселлером в области популярной экономической литературы и уже пе) реведенyю на 14 языков. Книга Норберга посвящена обосно) ванию преимуществ глобального рынка перед экономиче) ским изоляционизмом и убедительно опровергает расхожее мнение о глобализации как причине разрыва между богаты) ми и бедными странами.
Лешек Бальцерович
Навстречу ограниченному государству
Выпускающий редактор Андрей Романович
Корректор Мария Смирнова
Верстка Тамара Донскова
Производство Семен Дымант
Новое издательство
103009, Москва
Брюсов переулок 8/10, строение 2 Телефон/факс (495) 629 64 93 e)mail info@novizdat.ru http://www.novizdat.ru
Подписано в печать 1 марта 2007 года Формат 84×108 1/32
Гарнитура Charter
Объем 4,83 условных печатных листа
Бумага офсетная
Печать офсетная Заказ №
Отпечатано с готовых диапозитивов в ООО «Типография Момент» 141406, Московская область
Химки, улица Библиотечная 11
© ООО «Знанио»
С вами с 2009 года.