Личные формы глагола.
Личные формы глагола спрягаются по лицам и числам, а также имеют классный показатель. Ряд глаголов имеет две системы спряжения: активное и пассивное: йикIураза / йикIурава (я убиваю / ты убиваешь) и йикIуразу / йикIураву (меня убивают / тебя убивают).
Временная система табасаранского глагола включает 3 будущих, настоящее и 7 прошедших времен; имеются пять наклонений (изъявительное, условное, повелительное, запретительное и вопросительное), две формы деепричастия, три формы причастий.
Отрицание действия обычно образуется с помощью морфемы дар, которая в разных глаголах появляется в разных местах: гъафну (он пришел) — гъафнудар (он не пришел); ипIураза (ем) — ипIурадарза (не ем); апIуб (делать) — дарапIуб (не делать); чIябгъюб (рвать) — дячIрябгъюб (не рвать).
В многосложных глаголах отрицание может формироваться путем повторения второго слога: илипуб (набросить) — илилипуб (не набросить).
Что касается словообразования, то в табасаранском языке шире, чем во многих других дагестанских языках, представлен приставочный способ, хотя распространено и суффиксальное словообразование.
Также построение новых слов возможно путем словосложения: например, паутина хашврахал дословно значит «дом паука», летучая мышь чIаппархил — «тряпки-рука», родители абйир-бабар — «отцы-матери», дети баяр-шубар — «мальчики-девочки», питаться ипIуб-ухуб — «есть-пить».
Порядок слов свободный, но чаще зависимое слово стоит перед главным. Поэтому в табасаранском языке прилагательные предшествуют существительным, используются послелоги вместо предлогов, а глагол-сказумое часто оказывает в конце предложения.
Всего четыре основных падежа
Самая известная черта табасаранского языка — его падежная система. Все падежи делятся на две группы: основные и местные. Сначала следует рассказать об основных, их еще называют абстрактными.
Табасаранский язык, как и многие другие языки Кавказа, обладает эргативным строем. Этим он отличается от русского языка и других индоевропейских языков, относящихся к языкам с номинативным строем.
Разница проявляется во фразах с переходным глаголом, например «птица пьет воду». В русском языке в таком предложении субъект действия (кто/что пьет? — птица) стоит в именительном падеже, а объект действия (вода) — в косвенном, винительном падеже. В языках эргативного строя в именительном падеже будет стоять объект (вода), а субъект (птица) — в косвенном падеже, который обычно называется эргативным.
Вот как это выглядит:
Неудивительно, что первые исследователи табасаранского языка, Петр Услар и Адольф Дирр, называли эргативный падеж творительным!
Именительный падеж, также иногда называемый абсолютив, — основная форма существительного. Есть десяток суффиксов, позволяющих образовать форму эргативного падежа от абсолютива, иногда словоизменение сопровождается чередованием звуков и выпадением гласных в основе.
Вот «птица» ничхир становится ничхри, «голубь» луф превращается в луфру, «дочь» риш в эргативе — вообще шуру, а «лев» аслан имеет форму асланди.
Если последний пример напомнил вам «Хроники Нарнии», то это неспроста. Клайв Льюис взял в качестве имени своего персонажа тюркское слово «aslan» («лев»), и его же заимствовал табасаранский язык.
Строгие правила построения эргатива сложно сформулировать, а первый исследователь табасаранского языка Петр Услар и вовсе жаловался:
...Существует чрезвычайная распущенность; почти в каждом ауле эта форма образуется по-своему. Если эти различные формы записать и пересказать какому-либо местному туземцу, то он заметит, что все они употребительны и понятны, но что такая-то форма кажется ему лучшею, то есть к ней он наиболее привык.
В общем, в словарях форму эргативного падежа обычно просто указывают для каждого существительного.
Другие два основных падежа, родительный и дательный, образуются последовательно. К форме эргативного падежа добавляются суффиксы -н и -з соответственно: уста («мастер», именительный падеж) — устайи (эргативный падеж) — устайин (родительный падеж) — устайиз (дательный падеж).
Родительный падеж похож на свой аналог в русском языке: он передает отношение принадлежности (абайи-н чекмийир — «отцовы сапоги»), отношение целого к части (уьли-н кьацI — «хлебный ломоть»), носителя признака (эскри-н дирбаш’вал — «воинская смелость»), материал предмета (дяхни-н уьл — «пшеничный хлеб») и тому подобное.
По переводам видно, что эта форма часто играет роль прилагательного. Добавив к ней классный показатель, можно получить субстантивированное существительное, примерно как русские «раненый» и «мороженое»: аба («отец», именительный падеж) — абайи (эргативный падеж) — абайин (родительный падеж) — абайинур и абайинуб («некто отцовский» и «нечто отцовское», именительный падеж).
Эти существительные тоже склоняются по падежам: абайинури и абайинуби (эргативный падеж) — абайинурин и абайинубин (родительный падеж) — абайинуриз и абайинубиз (дательный падеж).
Дательный падеж может выражать, как и в русском языке, предмет, на который направлено действие (бали-з йип — «сыну скажи»). Также может обозначать направление действия: шубар шагьри-з гъушну — девушки поехали в город. Этим дательный падеж напоминает местные падежи.
Полчища местных падежей
Местные падежи, они же локативы, позволяют рассказать, где происходило действие. Они разбиты на серии (или локализации), уточняющие место действия относительно объекта.
В южных диалектах табасаранского языка, которые легли в основу литературного языка, различие между сериями -гь «у чего-то, перед чем-то» и -хь «около чего-то» стерлось, поэтому в них выделяют только семь серий падежей.
Интересно, что эти же морфемы, но уже в качестве приставок, могут образовывать глаголы с соответствующим значением: кипуб — накинуть сбоку, ккипуб — подбросить, илипуб — набросить сверху и так далее.
Второй компонент системы местных падежей позволяет указать, как направлено действие относительно этого места:
И к эссивами, и к аблативам, и к лативам можно еще добавить суффикс -ди.
Отмечается, что суффикс -ди со значением «по направлению к» может добавляться также и к дательному падежу, который может выражать значение места: шагьри-з (городу) — шагьри-з-ди (по направлению к городу).
Итак, четыре основных падежа, один дательный падеж с -ди, три локативных падежа, каждый из которых может быть усложнен суффиксом -ди, представленные семью (а в говорах и восемью) сериями. Итого 4 + 1 + 3 × 2 × 7 = 47 или 4 + 1 + 3 × 2 × 8 = 53 падежа!
Так есть ли рекорд?
Несмотря на мировое признание сложности падежной системы табасаранского языка, не стоит относиться к этому достижению серьезно, и причин на то несколько.
Во-первых, в современном табасаранском языке наблюдают тенденцию к уменьшению числа используемых падежей. В литературном языке окончательно пропала разница между сериями падежей «у» и «около». Вместо направительных падежей чаще используют эссивы. Малоупотребимы падежи со значением направления действия, образованные с суффиксом -ди.
Вообще на смену системе локативов приходит родительный падеж с соответствующим послелогом: вместо хула-кк (под домом) встречается конструкция хула-н кIанакк с тем же значением.
Отдельные падежные формы приобретают дополнительные или переносные значения, не имеющие локативного значения. Например, комитатив VII серии может играть роль творительного падежа (карандшиинди — это чаще «карандашом», чем «на карандаше совместно с ним»), а аблатив III серии при глаголах речевой или мыслительной деятельности называет объект (уьмрикан может быть не «из жизни», а «<рассказывать> о жизни»).
В целом наблюдается характерный для дагестанских языков процесс разрушения сложной падежной системы.
Но, во-вторых, даже если не учитывать этих изменений, падежная система табасаранского языка все равно не является самой разветвленной.
В аваро-андо-цезскую ветвь нахско-дагестанской семьи входит небольшой бежтинский язык, число носителей которого — менее 10 тысяч.
Для него характерно богатство локативных форм: девять значений локализации, четыре пространственных падежа и возможность образовать аппроксиматив, который делает указание на место менее точным: do märä-L’a ečenäj — я стою на горе; do märä-L’a-dä ečenäj — я стою где-то неподалеку от вершины горы. Всего получается 9 × 4 × 2 = 72 одних только локативных форм.
В одной публикации языковеды обратили внимание на близкого родственника бежтинского языка — цезский язык. В нем обнаружилось:
Итого получается (7 + 7 × 4 × 2) × 2 = 126 падежей. Авторы исследования иронично отмечают, что число 126 значительно больше, чем 47, 48 или 53, однако найти соответствующую запись в Книге рекордов Гиннесса почему-то не удается.
Падежи ли это вообще?
Можно поспорить о том, являются ли все конструкции цезского языка с суффиксом -це отдельными падежами. Вообще, большая проблема «лингвистических рекордов»: непонятно, что именно считать.
Даже для хорошо изученного русского языка порой заявляют: падежей больше, чем шесть. Местный в лесу, на снегу (отличающийся от предложного о лесе и о снеге), отделительный падеж чаю, сахару (не совпадающий с родительным падежом чая, сахара), звательный падеж мам!, Вась! и тому подобные.
Знаменитый лингвист Александр Потебня отмечал, что в русском языке, например, несколько различных творительных падежей, совпадающих формально, но выражающих разные значения: орудия (сделано карандашом), деятеля (сделано человеком), сравнения (летит стрелой).
Для табасаранского языка и прочих дагестанских языков принципиально, как характеризовать многокомпонентные образования. Современные лингвисты обычно различают пространственный падеж, называющий направление движения (где, откуда, куда и так далее), и грамматическую категорию локализации (внутри, на, под и так далее), которая указывает на точное место в пространстве и падежом не является.
И вот почему. Падежи не только несут некоторый смысл, но и играют важную роль в согласовании предложения. Например, при русском глаголе «дать» можно указать, кто дает (это будет именительный падеж), кому дают (это дательный) и что дают (это винительный). Родительным, творительным и предложным падежом глагол «дать» не управляет.
Уже из этих соображений можно сказать, что уменьшительно-ласкательные формы падежными не являются: везде, где допустим «карандаш», уместен и «карандашик».
В табасаранском языке при глаголе «идти» можно указать не только кто идет, но и откуда, и куда. При глаголе «поместить» — кто помещает, что помещает и куда. Ощущается связь с конкретными падежами: лативом и аблативом. А локализации на синтаксис не влияют: всегда можно направиться и в дом, и за дом, и к дому, и под дом.
При таком подходе падежей в языках оказывается не очень много, а в табасаранском можно насчитать семь: четыре основных и три местных, которые усложнены семью значениями локализации и суффиксом направленности -ди.
© ООО «Знанио»
С вами с 2009 года.