КОнспект

Российская Грамматика" М. В. Ломоносова

«Российская грамматика» — одно из главных филологических сочинений М.В. Ломоносова и одно из важнейших по значимости в истории русской филологии. Первая печатная (типографски изданная) русская научная грамматика на родном языке. Ломоносов начал работать над «Российской грамматикой» в 1749 г. 20 сентября (по ст. стилю) 1755 г. Ломоносов преподнёс перебеленную рукопись РГ великому князю Павлу Петровичу. Из печати книга (тираж — 1200 экз.) вышла в январе 1757 г. На титульном листе 1-го изд. указан не год выхода «Российской грамматики» 2-е изд.(1765), 3-е (1771), 4-е (1777), 5-е (1784). В 1764 г. в Петербурге «Российская грамматика» вышла в переводе на немецкий язык. Ломоносов с самого начала делает предметом научного описания именно общенародный русский язык, современный ему.

Второе не менее важное для истории русского литературного языка качество «Российской грамматики» определяется тем, что эта грамматика не только описательная, но и нормативно-стилистическая, точно отмечающая, какие именно категории и формы русской речи, какие черты произношения присущи высокому или низкому стилю.

«Российская грамматика» состоит из шести основных разделов, названных «наставлениями», наставления разделены на главы, главы — на параграфы, которым предшествует пространное «Посвящение», выполняющее функцию предисловия, В «Посвящении» читается вдохновенная характеристика величия и мощи русского языка. Сославшись на исторический пример императора «Священной Римской империи» Карла V (XVI в.), который пользовался основными языками подвластных ему европейских народов в различных обстоятельствах своей жизни, разговаривая испанским языком с богом, французским с друзьями, итальянским с женщинами и немецким с врагами, Ломоносов продолжает: «Но если бы он российскому языку был искусен, то конечно к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно. Ибо нашел бы в нем великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».

«Наставление первое» в грамматике Ломоносова посвящено раскрытию общих вопросов языкознания и озаглавлено «О человеческом слове вообще». В этом же разделе дана классификация частей речи, среди которых выделяются в соответствии с давней грамматической традицией следующие «восемь частей знаменательных: имя, местоимение, глагол, причастие, наречие, предлог, союз, междометие».

«Наставление второе»--«О чтении и правописании российском»--рассматривает вопросы фонетики, графики и орфографии. Говоря о различном произношении слов, свойственном различным наречиям русского языка (северному, московскому я украинскому), Ломоносов, будучи сам уроженцем Архангельской области и носителем севернорусского наречия, тем не менее сознательно отдает предпочтение московскому произношению. «Московское наречие, -- пишет он, -- не токмо для важности столичного города, но и для своей отменной красоты прочим справедливо предпочитается; а особливо выговор буквы о без ударения, как а, много приятнее». По указанию Ломоносова, в высоком штиле буква е должна всегда произноситься без перехода в о. Произношение в ряде форм этой буквы как ио (ё) рассматривается им как принадлежность низкого штиля.

В «Наставлении третьем» -- «О имени» -- содержатся «правила склонений». В качестве приметы высокого слога Ломоносов отмечает здесь флексию -а в род. над. ед. числа муж. рода твердого и мягкого склонения. Окончание -у в том же падеже рассматривается как примета низкого стиля. «Русские слова, -- пишет Ломоносов, -- тем больше оное принимают, чем далее от славянского отходят». «Сие различие древности слов и важности знаменуемых вещей, -- продолжает он,-- весьма чувствительно и показывает себя нередко в одном имени, ибо мы говорим: святаго духа, человеческаго долга, ангельскаго гласа, а не святаго духу, человеческаго долгу, ангельскаго гласу. Напротив того, свойственнее говорится: розоваго духу, прошло-годняго долгу, птичья голосу».

Подобное же стилистическое соотношение устанавливается Ломоносовым и между формами предложного падежа (Ломоносов впервые ввел этот грамматический термин для обозначения падежа, ранее называвшегося сказательным) мужского рода на е (ять) и на у.

Формы степеней сравнения на -ейший, -айший, -ший также признаются приметой «важного и высокого слога, особливо в стихах: далечайший, светлейший, пресветлейший, высочайший, превысочайший, обильнейший, преобильнейший». При этом Ломоносов предупреждает: «но здесь должно иметь осторожность, чтобы сего не употребить в прилагательных низкого знаменования или неупотребительных в славянском языке, и не сказать: блеклейший, преблеклейший; прытчайший, препрыт-чайший».

«Наставление четвертое», имеющее заглавие «О глаголе», посвящено образованию и употреблению различных глагольных форм и категорий, и здесь также даны стилистические рекомендации. Наклонений у глагола три: изъявительное (пишу), повелительное (пиши) и «неокончательное» (писать). По Ломоносову, специальных глагольных форм желательного и сослагательного наклонений в русском языке нет («вместо оных употребляют изъявительное с приложением союзов»). Временных форм 10. Настоящее (трясу). 6 прошедших: неопределенное (трясъ), однократное (тряхнулъ), совершенное (написалъ), давнопрошедшее первое (тряхивалъ), давнопрошедшее второе (бывало трясъ), давнопрошедшее третье (бывало трясывалъ). 3 будущих: неопределенное (буду трясти), однократное (тряхну), совершенное (напишу). Глагол имеет 6 залогов: действительный (мою), страдательный (есть прославляемъ), возвратный (моюсь), взаимный (знаюсь), средний (сплю), общий (боюсь). Спряжений два. Причем спряжение Ломоносов трактует одновременно и в узком (изменение по лицам), и в широком смысле (вся система форм глагола, включая причастия и деепричастия). Глаголы разбиваются на личные и безличные; правильные и неправильные (даю, емъ, хочу); полные, неполные («полный глагол имеет все наклонения, времена, лица и числа <…>; неполный глагол чего-нибудь из оных лишен, как: очутился, довелось») и «изобилующие» («имеют два разных окончания в одном знаименовании: колеблю и колебаю»).

В «Наставлении пятом» рассматривается употребление «вспомогательных и служебных частей слова», в том числе и причастий, и содержатся важные стилистические указания. По мнению Ломоносова, причастные формы на -ущий, -ащий могут образовываться лишь от глаголов, «которые от славянских как в произношении, так и в знаменовании никакой разности не имеют, например: венчающий, питающий, пишущий» (§ 440), а также от глаголов на -ся: возносящийся, боящийся. «Весьма не надлежит, -- писал Ломоносов, -- производить причастий от тех глаголов, которые нечто подлое значат и только в простых разговорах употребительны», например: говорящий, чавкающий, трогаемый, качаемый, мараемый, брякнувший, нырнувший. Примечательно также наблюдение Ломоносова о соотношении употребления причастных оборотов и параллельных им придаточных предложений со словом который. Причастные конструкции,-- полагал Ломоносов, -- «употребляются только в письме, а в простых разговорах должно их изображать через возносимые местоимения который, которое, которая».

Наставление шестое («О сочинении» частей слова») посвящено вопросам синтаксической сочетаемости частей речи. Терминов типа «управление», «примыкание» и как таковых еще нет, но техника и особенности синтаксических связей продемонстрированы отчетливо. Анализируя сочетаемость слов, Ломоносов не ограничивается только формальной стороной дела. Он показывает важность смысловой сочетаемости слов. Действительно, синтаксис не есть просто формальное связывание слов. Синтаксис — это связывание («сочинение») смыслов с использованием определенных формальных механизмов. Учения о простом предложении и синтаксических единицах, бóльших, чем простое предложение, в «Российской грамматике» нет (за исключением самых общих и кратких сведений на этот счет в главе 5-ой первого наставления). Однако, согласно грамматическим представлениям того времени, это учение должно было содержаться не в курсе грамматики, а в риторике. Риторика и грамматика составляют одно целое: грамматика объясняет устройство языка, риторика учит, как правильно строить речь.

Ломоносов рекомендовал возродить в русском литературном языке оборот дательного самостоятельного. «Может быть со временем, -- писал он, -- общий слух к тому привыкнет, и сия потерянная краткость и красота в российское слово возвратится».

Таким образом, «в "Российской грамматике" Ломоносова <…> были сформулированы главнейшие аспекты изучения грамматического строя русского языка: формальный, функциональный и стилистический — в их органическом взаимодействии; этим определилось развитие русской грамматической мысли на много десятилетий вперед» (Н. Ю. Шведова). И современные грамматики строятся практически так же, как и «Российская грамматика», обязательно включая три указанные аспекта описания языка.

Выход «Российской грамматики» был встречен русским обществом с чрезвычайным энтузиазмом. «Российская грамматика» принесла Ломоносову вполне заслуженную славу «первейшего» российского грамматиста. Ломоносов стал первым русским автором, выпустившим в свет систематическую грамматику, грамматику, отвечавшую запросам динамично развивавшегося общества.

«Российская грамматика» — это не холодный труд кабинетного ученого. В ней бьется пульс Человека-творца, человеческого разума как отражения разума Божественного. Божественный разум, разум человеческий, красота творения и «красота», «чистота» и великолепие русского языка как части этого творения — вот опорные точки труда, именуемого «Российской грамматикой». «Творец! Покрытому мне тьмою // Простри премудрости лучи // И что угодно пред Тобою // Всегда творити научи <…>» («Утреннее размышление о Божием величестве»; 1743 г.). Познать красоту русского языка, уметь использовать его безграничные возможности, разумом проникая в его устроение, — задача россиянина.