Любовная лирика Востока

Арабская любовная лирика

Имруулькайтс (500-540)

* * *

Прохладу уст её, жемчужин светлый ряд

Овеял диких трав и мёда аромат, —

Так ночь осенняя порой благоухает,

Когда на небесах узоры звёзд горят.

(Перевод Н. Стефановича)

Маджнуи (Кайс ибн Алль-Муллавах) (VII в.)

* * *

Та земля, где ты ступала, хоть прошло

немало лет,

С каждым днём благоуханней, и её пышнее

цвет...

Боже, разве ты не слышал, сколько раз

взывал к тебе?

Если б ты хоть раз ответил, если б внял

моей мольбе!

(Перевод С. Липкина)

* * *

Сказали люди мне, когда я приблизился

к её становью,

Когда моя душа пылала неутолённою

любовью:

“Ужели львов ты не боишься, которых

много здесь кругом?”

А я: “Там, где живёт подруга, влюблённый

сам бывает львом!”

(Перевод С. Липкина)

***

Я на песке рисую её изображенье

И, плача, на рисунок смотрю в изнеможенье.

Ей жалуюсь на то, что подруга не со мной, —

Так жаловаться может лишь при смерти больной.

Я жалуюсь на всё, что я вынес в этом крае,

Свою любовь и горе песку я поверяю.

(Перевод С. Липкина)

***

Тяжкое горе познал я. Что со мной стало,

ответствуй, —

О, почему полюбил я ту, что живёт по соседству!

Ты на меня, о соседка, войско направила смело,

В плен захватила мой разум, сердцем моим

овладела.

(Перевод С. Липкина)

Кайс ибн Зарих (ум. в 687 г.)

* * *

Сердце рвётся от вздохов — того и гляди,

Обессилев от мук, убежит из груди,

Затаилась, как зверь, ненасытная страсть,

От неё избавленья вовеки не жди.

(Перевод Б. Шидфар)

* * *

Душа взбунтовалась, а прежде

смиренной казалась,

Ей мир опостылел в разлуке — душа

взбунтовалась!

Я сердце от Лубны гоню каменистой

тропою,

Но рвётся к любимой оно, как верблюд

к водопою.

(Перевод Б. Шидфар)

* * *

Что сохранилось от моей души? Одни

остатки,

Они летят под ветром бед, как тучи

в беспорядке.

Младенец к матери бежит, к её груди

приник,

Так я приник к тебе душой, живой воды

родник.

Тебя по имени назвать — одна моя утеха,

А вздохи, робкие гонцы, вернулись

без успеха.

(Перевод Б. Шидфар)

Джамиль ибн Абдаллах (ум. в 701 г.)

* * *

Друзья, посетите виновницу горьких

томлений,

Чьи губы как мёд и кто вся — словно запах

весенний.

Скажите, что я и дышать без неё не могу, —

Друзья, перед вами навеки останусь в долгу.

...О, если любви нашей прежней волшебная

связь

Ещё существует, не кончилась, не прервалась

И чувство её не остыло, судьбе не сдалось, —

Из глаз её хлыщут потоки безудержных

слёз.

(Перевод Н. Стефановича)

Аль-Валид ибн Акаба (VII в.)

* * *

Мне жёсткой сделалась постель, и безуспешно

плачу я.

И бесконечно длится ночь, и мне наскучили

друзья.

А я рыдаю от того, что рассказали мне они,

Я не вкушаю сладость сна — и не хочу гасить

огни.

Страдаю горько с той поры, когда увидел

я Биджбд!

О, лучше б раньше умер я, чем на неё

упал мой взгляд!

Я душу за неё отдам, и близких мне,

и дом родной,

За девушку, что я люблю, за ту, которой

нет со мной!

“Не гневайся!” — я крикнул ей. Услышит ли

она мой крик?!

Безумно сердце от любви, и обезумел

мой язык!

(Перевод А. Кондратьева)

Омар ибн Абу Рабиа (643-713)

* * *

Она — красавица, лицом светлее, чем луна,

Чьим светом ночь озарена и ночь оттеснена.

Она нежна, её плечам неведом гнёт забот,

И шеи гибкой — посмотри! — как царствен

поворот.

Как кожа у неё гладка, о как она красива,

От пышных бёдер у неё походка чуть ленива...

Клянусь, я от любви своей вовек не откажусь,

И даже если вдруг с другой я рядом окажусь...

Среди подруг или одна — мой чистый свет она,

Она — как зрение и слух — моей душе

нужна...

(Перевод Е. Николаевской)

* * *

Беспокойно метался я на ложе своём,

Всё не мог и не мог я найти себе места...

Я себе говорил: покорись, ведь она

Не уступит ни в чём — спорить с ней

бесполезно...

Но могу ли терпеть, коль души моей часть

Потерялась, — и где отыскать — неизвестно?..

(Перевод Е. Николаевской)

* * *

Тебя одну я вспоминаю,

когда не спится мне.

Когда под утро засыпаю,

приходишь ты во сне.

Минута, словно бесконечность —

когда ты далека.

Когда ты рядом, даже вечность —

быстра и коротка.

* * *

Моё разорванное сердце —

твои разящие глаза!

Твоя походка — так под ветром

с утра качается лоза!

Так плавны, так неторопливы

движенья стана твоего!

Ты улыбнёшься — воскресаю,

ты отвернёшься — всё мертво.

Никто не знал, что мы полюбим,

и нашу встречу не предрёк.

Любовь, разлуку и свиданье —

всё предопределяет рок.

* * *

Говорят, приворожила ты меня в особый час.

Ворожба прекрасна эта — чары губ твоих и глаз...

Говоришь ты: “До свиданья!” — “Но когда оно —

свиданье?”

“Послезавтра!” — отвечаешь и смеёшься

всякий раз.

(Перевод Е. Николаевской)

* * *

...Я увидел из жемчуга пояс,

обвивший её, а на нём

Из кораллов застежку, горевшую

розовым нежным огнём...

С той поры разлюбил я всех женщин —

осталась в душе лишь она...

Что другим говорю иногда я — пустая

насмешка одна.

(Перевод Е. Николаевской)

* * *

...О, ты всегда со мной!.. Судьба тому виною,

Что должен обходить твой дом я стороною...

Любимая, к тебе хоть взором прикасаться

Мне слаще, чем в раю нежданно оказаться.

(Перевод Е. Николаевской)

Башшар ибн Бурд (696-783)

* * *

О всемогущий, за что мне такая беда?

Рядом хожу, но не вижу тебя никогда.

Пусть говорят, что запретны свиданья —

о нет!

Кто на уста и объятья наложит запрет?

Счастлив лишь тот, в ком умолкли

и совесть и стыд,

А добродетель на коврике вытертом спит.

Горькие думы ночная таит тишина.

Копьями страсти душа моя уязвлена.

(Перевод Н. Мальцевой)

* * *

Весь день меня друг упрекал за безумную

страсть,

Пустые упрёки! О, как тут в унынье

не впасть?

Сказал он: “Опомнись!” — Но я отвечал:

“Никогда!”

Сказал он: “Как видно, вы с нею

лишились стыда,

О вас же судачат повсюду!” — “А хоть бы

и так,

От встреч отказался бы только последний

дурак!”

Грешу, не грешу — что за дело другим

до того?

Ведь это касается только меня одного!

Святоши! Злословили б лучше

на собственный счёт!

Дождусь я — и камень, пожалуй,

разинувши рот,

В безумстве любви упрекать меня

тоже начнёт!

Мне хватит того, что сказала моя госпожа,

Чей взор поражает быстрее копья и ножа,

Того, что она, целомудрие строго храня,

Беседу прервав, вдруг сама целовала меня

И так пожимала мне руку, бледнея, как мел,

Что след от пожатья ожогом на коже горел.

Когда же вдвоём оставались мы с ней

взаперти,

Губами касался я шёлка на нежной груди,

И тонкий браслет, зазвенев, тишину разбивал,

Когда я дыханье её в поцелуе впивал,

Когда её руки слабели и на пол она

Садилась без сил, как садится за горы луна,

И, плача, шептала: “Бесстыдник, вставай!

Уходи!

Свидетель Аллах, я пригрела змею на груди!

Откуда узнал ты, что нянюшка нынче уйдёт?

Едва она скрылась, как ты постучал у ворот.

Спаси меня, Господи, сжалься! Любою ценой

Не дай соблазнителю верх одержать

надо мной.

Он трезв, но похож на хмельного,

он смел и силён,

Сломал, как игрушку, браслет мой

серебряный он.

О, горе мне, горе! Как справлюсь я

с этой бедой?

Все щёки уже исцарапал он мне бородой!..

Что сделали б родичи, если б увидели нас!

Тогда и всевышний тебя бы от смерти

не спас.

Смотри, что творится с губами! Что делать

теперь?

Как в этаком виде открою я матери дверь?

Ах, что с нею будет! Разбойник,

что будет тогда?

А люди узнают? Я, верно, сгорю от стыда.

Грабитель! О, как я могла уступить грабежу?

Мать скоро вернётся, и что же я, дерзкий,

скажу?..”

И я отвечал ей: “Не бойся, о радость души!

“Меня укусила пчела с коготками”, — скажи.

Хотя догадается самый последний осёл,

Что больше на свете таких не отыщется пчёл.

(Перевод Н. Мальцевой)

* * *

“Утешь своё сердце весельем!” — твердили мне

с разных сторон,

Но я отвечал им: “Нет воли у тех, кто так пылко

влюблён”.

Когда собираются люди развлечься

беседой в кругу,

Я, как чужеземец, ни слова промолвить

средь них не могу.

(Перевод Н. Мальцевой)

* * *

О виночерпий — я в огне, налей же мне,

налей!

Дай мне напиться влагой губ, что

диких роз алей.

Я болен жаждой, и одно лекарство от неё —

Заветный мёд прохладных уст, целебное

питьё,

Её улыбка — лепесток, сверкающий в траве,

Её беседа — как узор, бегущий по канве.

Глубины сердца моего сокрыты от людей,

Но я ей душу распахнул — о госпожа, владей!

И воцарилась, а затем, улыбкою дразня,

На множество ночей и дней оставила меня.

Состарюсь я от этих мук — разлуке нет конца,

И мог бы вздох мой растопить железные

сердца.

(Перевод Н. Мальцевой)

Исхак, сын Ибрахима из Мосула (767-850)

* * *

Моя подруга мне верна, как я, и потому

Увещевать иль упрекать меня ей ни к чему...

Когда она меня звала к тому, чего желала,

Повиновался я, о том не пожалев нимало.

С тем насладиться, кто постиг

вкус опьянённых уст!

Без друга жизнь теряет смысл, мир

без подруги пуст.

(Перевод Р. Казаковой)

* * *

...Был выпит мною первый кубок, и вот

второй теперь мне дан.

Ушли все пьяные с пирушки, а я пока

ещё не пьян.

Я провожу в мученье ночи, в тревоге

жгучей и шальной.

Во мне болит неутомимо любовь,

утраченная мной.

(Перевод Р. Казаковой)

Абу Нувас (756-813)

* * *

Был слёз ручей из слёз её излит,

Ногтями расцарапан шёлк ланит,

Когда, её оплошность улуча,

Обнять её я вздумал сгоряча.

Тут повелел победоносный шмель,

Чтоб пояс распоясала газель.

Ой, горе мне... Что станется со мной,

Когда она проснётся не хмельной?

Меня убьёт, — подумал, — гневный взгляд!

И наскоро поправил ей наряд.

Но поясок — ведь надо ж быть

ослом! —

Я завязал, увы, не тем узлом.

(Перевод С. Шервинского)

* * *

Когда под чёрным камнем влюблённые

нагнулись,

Невольно их ланиты на миг соприкоснулись.

Безгрешное касанье насытило их пыл,

Как будто час свиданья назначен раньше был.

Когда б их не теснило паломников скопленье,

Они бы так стояли до светопреставленья.

Лицо рукою пряча от посторонних глаз,

Таили, что ланита с ланитою слилась.

(Перевод С. Шервинского)

* * *

Меня знобило, я врача позвал.

И мой недуг он, не леча, назвал.

Не я, сказал он, исцелю тебя,

а та, что вымолвит: “Люблю тебя”.

Ты не врача, а милую зови.

Твоя болезнь — озноб и жар любви.

Абдаллах ибн Аль-Мутазз

* * *

Ночь цвета кос она мне подарила.

Меня вином под цвет ланит своих поила.

Укрыла чернотой волос и мраком ночи.

А утром — кубком и лицом вновь

озарила.

(Перевод Г. Регистана)

* * *

Всю ночь, как росинки, сверкали дождинки

над лугом.

А утром цветным покрывалом окутался луг.

Дождь плакал, как друг, навсегда потерявший

подругу.

А день засиял, как подругу увидевший друг.

На этом лугу, где нарциссы качались спесиво

И где к гиацинтам фиалки склонялись

в тоске,

Нас дивная фея прекрасным вином

обносила.

И чаша была, словно факел зажжённый

в руке.

Я ей говорил: “Чтоб вино не смешал

со слезами,

Смешай с влагой уст своих нежную

влагу вина.

Такое ты в сердце зажгла негасимое пламя,

Что руку к нему поднеси — загорится она!”

(Перевод Г. Регистана)

Аль-Бухтури (820-897)

* * *

Я — словно нищий, в жалобных мольбах

утративший давно и честь и славу,

И у тебя выпрашиваю дар,

который мне принадлежит по праву.

Несчастен я, в мученьях изнемог.

Твои слова губительнее яда.

И только в дальнем трепете зарниц —

моя надежда и моя отрада.

(Перевод В. Гончарова)

* * *

Мой лекарь мне сказал, прощаясь

у дверей,

(А он искуснее всех прочих лекарей):

“Ты волен, жалуйся на всё, кроме любви.

При этой хворости врачей ты не зови.

Тот, кто поддался ей, окажется в беде,

Лекарства ж от неё не сыщет он нигде”.

(Перевод В. Гончарова)

* * *

Сказала мне с усмешкою Нувар:

“Ты весь седой, — и для меня ты стар!..”

Ну да, я сед, но разве ясный день

Нам не отрадней, чем ночная тень?

И разве чернота твоих бровей

Не ярче рядом с сединой моей?

Сверкающий, с отливом синим, меч

Верней в бою врага умеет сечь.

Клянусь, луна бы не была луной,

Когда бы не сияла белизной.

(Перевод В. Гончарова)

* * *

Воздушный поцелуй я ей послал.

И вдруг прочёл в её глазах: “Нахал!”

С презреньем стерла поцелуй рукой,

Но прочь ушла походкою хмельной.

(Перевод В. Гончарова)

Ибн абд Раббихи (860-940)

* * *

Взгляни — какой гранат, какие яблоки,

Что может быть прекрасней и дороже?

Какие розы на щеках заискрились,

Как засверкали на лилейной коже!

Её лицо прекрасное улыбкою

С кораллами и жемчугами схоже.

О том, что страсть бывает безграничною,

Узнает тот, кто с ней взойдёт на ложе.

(Перевод Е. Витковского)

***

Словно стеклянное, сердце разбито моё,

И для меня не найдётся вовеки врача.

Взор её слился с моею покорной душой,

Страсть моя к ней, словно пламя костра,

горяча.

О погребённый в зыбучих барханах кумир!

О стебелёк, о возросшая в скалах арча!

Ты — моё солнце, когда опускается ночь,

Ты — мой светильник, когда угасает свеча.

(Перевод Е. Витковского)

* * *

...Мне имя её повторяют, корят за любовь —

Упрёки такие мне слаще любого вина.

Терпенье моё на исходе — и сердцу шепчу:

“Отвергнув свободу, испей униженье до дна!

Любовным огнём ты по собственной воле

горишь —

Я в том неповинен, — твоя это, сердце, вина!

Ты знало: любовь — это меч, задремавший

в ножнах, —

Ты меч обнажило, и гибель тебе суждена!”

(Перевод Е. Витковского)

* * *

О, дивная дева, рождённая в дальних краях,

Чьи очи оттенком своим повторяют агат!

Высокую шею она повернёт, — и тебе,

Ресницы тяжёлые вскинув, подарит свой

взгляд.

С отчаяньем ты ей заглянешь в глаза —

и тогда

Жемчужины слёз на ресницах твоих заблестят.

(Перевод Е. Витковского)

* * *

Я взываю к тебе — мой призыв не услышан

тобой:

Ты погибель несёшь — и возносишь

в обитель мечты.

Лишь весною на ветках пунцовые розы цветут —

Но прекрасных ланит никогда не увянут цветы.

С черноглазой красавицей как мне

теперь совладать, —

Чьё оружие — взоры, стыдливы всегда и чисты?

Ты словам запретила звучать, но глаза

не молчат

И поведали тайно, что зов мой услышала ты!

(Перевод Е. Витковского)

* * *

Красавица ей на земле ни одна не равна.

Волшебные речи твердит — лишь очами —

она.

Луна на неё посмотрела — и стала бледна.

На родинку глянула — и почернела луна.

(Перевод Е. Витковского)

* * *

Неужели умру на глазах у целителя?

Неужели тобою не буду спасён?

Даже если тобой обещанье нарушено —

Не нарушу я слова, — таков мой закон.

Ты горда и стройна, ты похожа, прекрасная,

На цветок, что в безводной пустыне взращён.

Ты явилась — и друг мой сказал

в восхищении:

“Откажись от неё, ты уже награждён!”

Но не всякий разумный советом поделится,

И не всякий, дающий советы, — умён.

(Перевод Е. Витковского)

* * *

Эти строки написал влюблённый,

Измождённый телом и душой.

Надо мною сжалилась бумага,

И чернила изошли слезой.

Я луне поведал сотни жалоб —

Перед нею тает мрак ночной.

Я безумен — так верни мне разум,

Дерзостно похищенный тобой.

(Перевод Е. Витковского)

* * *

Всё меньше терпенья в моей истомлённой

душе,

Всё больше скорбей и печалей приходит

в мой дом.

В груди моей жаркое пламя тобой зажжено,

Лишь ты совладала бы с этим ужасным огнём.

О, кто и когда мне подскажет, как справиться

с той,

Что кубок надежды наполнила горьким

питьём.

Она не ответила “да” и не молвила “нет”,

Когда я просил, чтоб со мною осталась

вдвоём.

Я ждал и просил, но ответа она не дала —

И горькие слёзы на плащ заструились ручьём.

Полны униженья и горечи строки мои;

Но гордость безмерно великая — в сердце

моём.

(Перевод Е. Витковского)

* * *

...Не считал, сколько раз посылала она обещанья

во взорах —

Исполненью её обещаний едва ли настанет черёд.

Надо мною смеётся она — я роняю слезу

за слезою.

Я отдам свою душу за ту, что усмешки

презрительно шлёт.

(Перевод Е. Витковского)

Абу-Т-Таййиб аль-Мутанабби (905-965)

* * *

Ты очаровала душу, но осталась холодна.

Ты прийти не согласилась, хоть прийти была

должна.

Как в огне, сгорело тело, похудело — не узнать.

Если б ты и захотела — не смогу тебя обнять!

(Перевод Г. Регистана)

* * *

Я озеро б это покинуть не смог,

Когда бы дорога к тебе не звала.

Оно так тепло расплескалось у ног,

Как будто луна средь садов прилегла.

И дочери озера — волны — бегут,

Совсем без костей и прозрачны насквозь.

Хоть чрево они материнское рвут,

Но роды — без криков, без крови и слёз.

(Перевод Г. Регистана)

Ас-Сари ар-Раффа (ум. в 978 г.)

* * *

Я поровну сердце разбил между грустью

и горем.

Слезам и бессоннице поровну отдал глаза.

С твоей красотою в моём отражаются взоре

Луна, и цветущая ветвь, и в кольце бирюза.

И если сверкнёт из очей твоих молния ярко,

Глаза мои тотчас прольются обильным

дождём.

И сердце пылает, зажжённое молнией,

жарко,

И свежесть щеки уж его не остудит потом.

И нет ни слезинки во мне, чтоб огонь

погасила.

Любовь, ты меня и терпенья лишила, и силы.

(Перевод Г. Регистана)

Ибрахим ибн Сахль (ум. в 1260 г.)

* * *

Когда отчаянье твердит два слова — “нет”

и “никогда”,

Надежда тихо говорит, что ты, быть может,

скажешь “да”.

(Перевод А. Кондратьева)

* * *

Очарованный очами милой,

Всю бы жизнь их тешился игрой:

Взглянут на меня, и весь я — рана,

А они — как стрел коварных рой!

Ты брани меня, ругатель гневный,

Всё равно упрёков не приму.

Полюбил я лик её напевный,

Милых губ румяную кайму;

Ах, газель, с тобой, степной царевной,

Должен я расстаться почему?

О газель, пускай твоим приютом

Станет сердца моего покой, —

Жизнью ублажу тебя и кровью,

Чужестранку в толчее людской!

Ярки губы, очи смотрят мило,

Жизнь иль смерть в их ласковом лесу!

Но вода смущенья напоила

Этих щёк румяную красу,

Страсть моя цветы в саду взрастила, —

Их я — лишь в мечтах — домой несу!

(Перевод А. Голембы)

* * *

У газели очи смотрят жаляще,

кружит голову их юный хмель, —

В состязанье с солнцем на ристалище

победила б юная газель.

Ветвь к себе прижала в свежей гибкости,

обернула шелестом венка,

Медленно вдохнула в томной зыбкости

аромат вечернего цветка.

Сердцу мнишься ты гееной огненной,

райским садом — взор пленила мой,

И твою — на щёчке милой — родинку

не спешу сравнить с кромешной тьмой.

Я сравню её с звездой спокойною,

что сияла, словно лунный лик,

И потом, упав на солнце знойное,

загорелось — и исчезла вмиг!

(Перевод А. Голембы)

Из персидской поэзии

Рудаки (859-941)

***

Хотя, с тобою разлучён, познал я горькое страданье,

Страданье — радость, если в нём таится встречи

ожиданье.

Я размышляю по ночам, счастливый, я твержу:

“О боже!

Коль такова разлука с ней, то каково же с ней

свиданье!”

***

Прекрасен день весны — пахучей, голубой,

Но мне милее ночь свидания с тобой.

* * *

Не любишь, а моей любви ты ждёшь.

Ты ищешь правды, а сама ты — ложь.

* * *

Поцелуй любви желанный — он с водой солёной схож:

Тем сильнее жаждешь влаги, чем неистовее пьёшь.

Перевод с фарси С. Липкина

* * *

Аромат и цвет похищен

был тобой у красных роз:

Цвет взяла для щёк румяных,

аромат — для чёрных кос.

Станут розовыми воды,

где омоешь ты лицо,

Пряным мускусом повеет

от распущенных волос.

* * *

... Я сна лишился от тоски по завиткам душистых кос

И от тоски по блеску глаз лишился я навеки сна.

Цветёт ли роза без воды? Взойдёт ли нива без дождя?

Бывает ли без солнца день, без ночи — полная луна?

Целую лалы уст её — и точно сахар на губах,

Вдыхаю гиацинты щёк — и амброй грудь моя полна.

Она то просит: дай рубин — и я рубин ей отдаю,

То словно чашу поднесёт — и я пьянею от вина.

* * *

Если рухну бездыханный, страсти бешенством убит,

И к тебе из губ раскрытых крик любви не излетит,

Дорогая, сядь на коврик и с улыбкою скажи:

“Как печально! Умер бедный, не стерпев моих обид!”

Омар Хайям (1048-1123)

***

Горе сердцу, которое льда холодней,

Не пылает любовью, не знает о ней.

А для сердца влюблённого — день, проведённый

Без возлюбленной, — самый пропащий из дней!

Перевод с фарси Г. Плисецкого

* * *

Шёл я трезвый — веселья искал и вина.

Вижу: мёртвая роза — суха и черна.

“О несчастная! В чём ты была виновата?”

“Я была чересчур весела и пьяна!”

* * *

Горе сердцу, которое льда холодней,

Не пылает любовью, не знает о ней.

А для сердца влюблённого — день, проведённый

Без возлюбленной, — самый пропащий из дней!

Саади (1203-1292)

* * *

Если в рай после смерти меня поведут без тебя, —

Я закрою глаза, чтобы светлого рая не видеть.

Ведь в раю без тебя мне придётся сгорать,

как в аду,

Нет, аллах не захочет меня так жестоко обидеть!

Перевод с фарси В. Державина

* * *

Я к твоим ногам слагаю всё, чем славен и богат.

Жизнь отдам без сожаленья за один твой нежный взгляд.

Счастлив тот, кто облик милый созерцает без конца,

Для кого твоя улыбка выше всех земных наград.

* * *

... Ты подобна бутону белой розы, а нежностью стана —

Кипарису: так дивно ты гибка, и тонка, и стройна.

Нет, любой твоей речи я ни словом не стану перечить.

Без тебя мне нет жизни, без тебя мне и радость

бедна.

* * *

... Сказал я врачу о беде моей. Врач отвечал:

“К устам её нежным устами прильни на мгновенье”.

Я молвил ему, что, наверно, от горя умру,

Что мне недоступно лекарство и нет исцеленья.

* * *

Когда б на площади Шираза ты кисею с лица сняла,

То сотни истых правоверных ты сразу бы во грех

ввела.

Тогда б у тысяч, что решились взглянуть на образ

твой прекрасный,

У них у всех сердца, и разум, и волю ты б отобрала...

* * *

... Ты вчера мне явилась во сне, ты любила меня,

Этот сон мне дороже и выше всей яви земной.

Мои веки в слезах, а душа пылает огнём,

В чистых водах — во сне я, а днём — в беде огневой...

Ты прекрасна, и роскошь одежды лишь портит тебя...

Абдуррахман Джами (1414-1492)

* * *

Желанная моя, могу сказать я смело:

Из вещества души твоё слепили тело.

Душой твоей живой пахнуло на меня

От платья, что лишь раз на плечи ты надела.

Что стало бы со мной при виде плеч твоих?

Я платье увидал — душа оцепенела.

Нежны цветы, но есть их нежности предел,

На свете лишь твоей нет нежности предела...

***

Дом на улице твоей я хочу приобрести,

Чтобы повод был всегда близ дверей твоих пройти.

Сердце б вынул, если б мог, бросил бы на твой порог,

Чтоб для стрел своих мишень рядом ты могла найти...

Хабиби (XVI в.)

***

... О красавица! Страдаю, стеснена душа

С той поры, как я мечтаю о твоих губах.

С той поры, как я увидел кудри и глаза,

Сердце плачет и вздыхает, в нём печаль и страх.

Кудри, брови и ресницы, родники твои

Со стихами из Корана я сравнил в мечтах...

Перевод с фарси К. Симонова

Из индийской поэзии

Видьяпати Тхакур (1352-1448)

* * *

Из объятий её выпускать не спеши,

повредить это нежное тело не бойся:

Хоть и гнётся цветок под тяжёлым шмелём,

всё равно не сломается, не беспокойся.

И не слушай молений пугливых её,

и не верь, если шепчет: “Не надо, не надо!..”

А иначе скорее наступит рассвет,

чем добыта желанная будет награда.

Пусть измучатся губы — целуй без конца,

в ней ответные волны любви пробуждая.

Как чудесно, когда разгорается страсть

постепенно, как в небе луна молодая!

* * *

Когда я шагнула в ложу,

дыханье в груди затая,

В лицо горячо взглянул он,

душа замерла моя.

Почудилось на мгновенье:

весь мир кругом запестрел

От сонма богов, летящих

с пучками летящих стрел.

Нет слов у меня, подруга,

чтоб я описать смогла

Безумства и наслажденья,

что с ним я пережила.

Не ведаю, что случилось:

не слушалось тело меня,

А он от восторга светился,

лицо надо мной склоня.

Пить мёд моих губ он начал,

гирлянду мою сорвал,

Поспешно узлы распутал

цветных моих покрывал.

Над всею моею жизнью

он сети любви простёр,

И страсть порвала границы

и вырвалась на простор.

Одежду с меня он сбросил,

пылая, шепча, смеясь,

И власть над собой теряя,

я дрогнула, я сдалась, —

Сдалась, разгораясь страстью,

счастливейшая из жён,

Не в силах ни дать согласья,

ни ставить ему препон.

* * *

Как меня ненасытно

он любит всю ночь напролёт:

Чаши грудей пугливых

руками горящими мнёт,

Припадает к губам —

и нектар их глотает хмельной,

Будто нищий с жемчужиной,

жадно играет со мной.

О подруга, поверь:

говорю — и горю от стыда,

Я теперь поняла,

что в плену у него навсегда.

Ослабела одежда —

на землю готова упасть,

И над телом моим

я теряю последнюю власть.

Тщетно прячу лицо,

закрываю ладонями грудь, —

Обуздать ли грозу,

если молнию хочет метнуть?

* * *

Вон по этой тропе в тот весенний день

он прошёл, ясноглазый и тёмнотелый.

С той поры вдоль этой тропы мой взор

вслед ему устремляется то и дело.

Растерялась я, грудь не успела прикрыть,

заметалась душа моя, как в ловушке, —

Видел он обнажённые груди мои,

и над этим смеялись мои подружки.

О скажи, — ты мне ближе из всех подруг, —

где его отыскать, как увидеть снова?

Я отправлюсь в путь, чтоб опять взглянуть

на лицо божества моего молодого.

Пусть живёт он немыслимо далеко,

пусть дорога к нему тяжела, опасна, —

Ради встречи с ним, бросив дом родной,

хоть на край земли я идти согласна!

* * *

О нежная, скрой поскорей лицо,

нельзя, чтоб тебя узнали:

Объявлено было по всей стране,

что с неба луну украли.

Всю ночь сегодня из дома в дом

с обыском ходят стражи,

Увидят, как светит твоё лицо,

ещё заподозрят в краже.

Послушай, красавица, мой совет:

набрось на лицо покрывало,

Желаю тебе, чтоб даже во сне

сердце тревог не знало.

Улыбку свою серебристую спрячь,

блистающую нектаром:

Торговец богатый заметит её —

объявит своим товаром.

В устах приоткрытых зубы твои

заманчивей и лукавей,

Чем ряд переливчатых жемчугов

в киноварной оправе.

* * *

Лицо у неё прекрасно,

а смех серебрист, певуч,

Как будто нектар душистый

луна струит из-за туч.

Взглянул я — и восхитился

весенней её красой,

И царственною походкой,

и чёрной, как ночь, косой.

Сурьмой подведённые веки

изогнуты и чутки,

Как будто уселись пчёлы

на нежные лепестки.

А стан, несравненно тонкий,

сломаться вот-вот готов

Под тяжестью спелых грудей —

тугих золотых плодов.

* * *

Он моей красотой

восхищаться так пылко готов,

Что цветёт моё тело

от этих восторженных слов.

А от слёз этой радости,

как под весенним дождём,

Сколько свежих побегов

рождается в сердце моём!

Я властителя Матхуры

встретила ночью во сне.

И стыжусь, вспоминая

о ласках, приснившихся мне.

Край атласного сари

схватил он — меня удержал,

От волненья раздвинулись

складки цветных покрывал.

Я прикрыла верхи

моих грудей, огнём налитых,

Но ведь в лотосах робких

не спрятать холмов золотых!

Амир Хосров Дехлеви (1252-1325)

* * *

... Твой каждый взгляд — источник мук,

внушает каждый локон страсть.

Приди хотя бы для того, чтоб мог

твоею жертвой пасть.

Твои слова — смертельный яд, и всё же боль разлук

страшней.

Твоя любовь ко мне — полынь, и всё же сладость

мёда в ней...

Назрул Ислам (1899-1976)

Моя любовь

Приходи и моей оставайся во имя любви.

Изукрашу созвездьями чёрные косы твои,

подарю золотую серьгу — молодую луну.

Только ты приходи, только милым меня назови.

Только ты приходи, я всегда тебя жду, я готов,

приходи — я забуду безумье прошедших годов,

и слетит с моих пальцев на смуглую шею к тебе

лебединая стая — гирлянда из белых цветов.

Я сандаловый запах и лунного света поток

воедино смешаю, к тебе принесу на порог.

Я у радуги пёстрой пурпурную краску возьму —

пригодится она, чтоб окрасить ступни

твоих ног.

Только ты приходи, оставайся во имя любви.

Приходи! Без тебя задыхаются песни мои.

Только ты приходи! Для тебя — переливы зарниц.

Приходи! Для тебя разольются мои соловьи.

* * *

Плакать не время, а время прощаться.

Тихо скажи, улыбаясь: “Прощай!”

Ни возвращенья, ни прежнего счастья

ты мне из жалости не обещай.

Разве помогут призывные речи,

Если душа не ответит на зов?

Наше прощанье надёжнее встречи.

Наше молчанье правдивее слов.

Жалобной музыкой, песней тоскливой

не провожай. На пороге не стой.

Скоро ты заново станешь счастливой.

Стоит ли плакать, прощаясь со мной?

* * *

Рождается рассвет, безрадостен и горек.

Я снова одинок, я снова пойман горем.

Любимая ушла, растаяла росой,

исчезла на заре, как облако над морем,

как птица унеслась, рассеялась туманом,

бесследно уплыла дымком благоуханным.

Вернёшься ли? Придёшь? Обнимешь, как всегда?

Любимым назовёшь, единственным, желанным?

Молчу, оцепенев от боли и печали.

Давно твои шаги затихли, отзвучали...

Когда-нибудь и ты научишься любить,

и ждать, и тосковать бессонными ночами!

Лесная тропа

Что ты ходишь одна

по лесной одинокой тропе?

Распустились цветы,

и кивают, и машут тебе,

но когда мимо зарослей

медленно движешься ты,

твои волосы пахнут

нежнее, чем эти цветы,

и от зависти

розовый куст потускнел и зачах,

и запутался ветер

в твоих непроглядных очах,

и цветы, что растут

у обочин на самом краю,

уронили свои лепестки

на тропинку твою.

На плечах твоих сумрак лежит —

серебристый венок,

и багрянец заката

раскрасил ступни твоих ног,

и луна молодая плывёт,

улыбаясь тебе.

Что ты ходишь одна

по лесной одинокой тропе?

Наири Зарьян

* * *

Я хотел бы, чтоб имя твоё звёздой

Озарило новую песнь мою,

Чтоб весь мир грохотал, повторяя за мной,

Как тебя я люблю.

Но в безмолвье любовь я таить обречён,

Словно мною украденный клад.

Сохраню её зной, пока вечный сон

Не погасит взгляд.

И, сгорая, твой образ звёздных высот

Унесу навеки с собой.

Ведь страданья поэтов всегда народ

Мудрой поймёт душой.

* * *

По жёсткому закону бытия

Кремнистым нашим не сойтись дорогам.

К чему ж твой зов, к чему тоска моя

И столько силы отдано тревогам?

Живу я бурно, в звонкий рог трубя,

Мне радость блещет радугой сквозь тучи.

Зачем же, только назовут тебя,

Я хмурю брови облаком над кручей?

Люблю в весёлом дружеском кругу

Пересыпать живых острот каменья.

Зачем же при тебе я не могу

Преодолеть невольного смущенья?

Смеётся полдень юный, золотой

Вокруг меня, не ведая печали.

Зачем же ненасытною мечтой

Я рвусь к твоей недостижимой дали?

Гийом Кольте

* * *

Вы брали прелести во всех углах вселенной,

Природа и Олимп рассщедрились для вас.

У солнца взяли вы свет ваших чудных глаз,

У розы вами взят румянец щёк бесценный.

Камило Песанья

* * *

Моё сердце — окованный медью ларец.

Как мне скинуть проклятую ношу?

Моё сердце — окованный медью ларец.

Отвезу его в море — и сброшу.

Я пойду на корабль и матросом наймусь.

Я родимую гавань покину.

Пусть ларец и свинцовую скорбь, его груз,

Похоронит морская пучина.

Я на два оборота закрою замок,

Чтоб надёжнее бездна хранила

То письмо твоё, краткое, в несколько строк,

Что о свадьбе твоей возвестило.

Только знай, что с собой я платок твой увёз,

Тот заветный, с каймою зелёной.

А когда у меня не останется слёз,

Я швырну его в омут солёный.

Филип Сидни

* * *

Одно лишь имя я твердить готов.

Когда его я вслух произношу,

Оно, как музыка, владеет мной,

И мне не надо музыки иной.

Скачано с www.znanio.ru