О пребывании Язова Д.Т. и членов ГКЧП в Кашинском СИЗО - 2 «Калининской (Тверской) области.
Бывший министр обороны СССР, маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов родился 8 ноября 1924 года в селе Язово Омской области в крестьянской семье.
В 1942 году окончил Московское военное училище имени Верховного Совета РСФСР, в 1956 году - Военную академию имени М. В. Фрунзе, в 1967 году - Военную академию Генерального штаба.
В ноябре 1941 года был призван на военную службу, участник Великой Отечественной войны. С июля 1942 года по май 1945 года командовал взводом на Волховском и Ленинградском фронтах.
После окончания Великой Отечественной войны Язов прошёл путь от слушателя курсов усовершенствования офицеров пехоты Ленинградского военного округа до старшего офицера управления боевой подготовки Ленинградского военного округа, а в 1961 году был назначен командиром мотострелкового полка.
С сентября 1962 по октябрь 1963 года выполнял задачи особой важности на Кубе в ходе операции "Анадырь" во время Карибского кризиса, затем был назначен начальником отдела планирования управления боевой подготовки военного округа.
В 1973 году стал командующим армией, а через год - начальником управления Главного управления кадров Министерства обороны. В 1976 - 1979 годах являлся первым заместителем командующего войсками Дальневосточного военного округа.
В 1979 году стал уполномоченным правительства СССР по делам пребывания советских войск в Чехословацкой Социалистической Республике, через год назначен командующим войсками Среднеазиатского округа, ещё через четыре года - командующим войсками Дальневосточного военного округа.
С мая 1987 года по август 1991 года Дмитрий Язов занимал пост министра обороны СССР. В этот период под его руководством был осуществлен организованный вывод советских войск с территории Афганистана.
В 1990 году Язову присвоено звание маршала Советского Союза.
В ночь с 18 на 19 августа 1991 года Язов
поддержал ГКЧП и стал одним из его членов. 22 августа 1991 года после роспуска
ГКЧП Язов был арестован по обвинению в измене Родине. В тот же день он был
освобожден от должности министра. Содержался сначала в СИЗО, затем в тюрьме
"Матросская тишина".
26 января 1993 года Язов был освобождён, а 23 февраля 1994 года - амнистирован,
в этом же месяце был уволен в отставку из рядов Вооруженных сил.
С июля 1998 года являлся главным военным советником Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны РФ, после чего ушел на пенсию, занимался общественной работой.
Выпустил ряд книг, опубликовал мемуары "Удары судьбы".
Последний маршал Советского союза, экс-министр обороны СССР Дмитрий Язов так рассказывал о своем участии в ГКЧП. По его словам, он не понимал смысла Перестройки, затеянной президентом СССР Михаилом Горбачевым. Встать на сторону ГКЧП, по словам Язова, его заставило чувство долга. «Угроза развала страны, которую я защищал на фронте. И потом эти игрища между Горбачевым и Ельциным. Надо было страну спасать, а они встревали в свары. К августу 1991-го уже нечем было платить армии. Я не мог смотреть на это и услужливо щелкать каблуками. Меня бы армия не поняла», - заявил он.
Не буду вдаваться в политические оценки событий «августовского путча» - это дело историков и политологов. Очевидно одно: убежденный консерватор, державник Язов, прямодушный и честный, осознанно примкнул к группе противников подписания договора, разрушающего Союз. В поисках последнего шанса помочь стране, сохранить распадающийся на куски СССР. Веря, что посчитаются с мнением граждан, единодушно высказавшихся на мартовском референдуме 1991 года за сохранение Союза. Веря, что их поддержит президент, что он отложит подписание проекта союзного договора. Для поддержания режима чрезвычайного положения согласился ввести в Москву танки - только для блокирования улицы, без боекомплектов и со строжайшим запретом на использование боевых средств против жителей. Его просили разогнать толпу у Белого дома, где в большом количестве выдается спиртное - в ответ услышали твердое: «Я пацанов против пьяной толпы посылать не буду». Ужаснувшись гибелью трех молодых людей в беспорядках, когда разгоряченная призывами оппозиции молодежь забрасывала танки «коктейлями Молотова», министр обороны Язов немедленно объявил, что выходит из ГКЧП и выводит войска из столицы. Выход Язова и военных из ГКЧП был ключевым моментом для начала его развала.
Маршал стойко выдержал все последствия своего участия в ГКЧП: и оскорбительное для фронтовика клеймо «изменника Родины»; полтора года заключения в «Матросской тишине»; глумление демократической прессы над «тронутым стариканом в спортивном костюме, сочиняющим в камере стихи». Вины в инкриминируемом ему участии в государственном перевороте Язов не признал, как и самого его факта. Не нашло его и следствие, хотя очень старалось. Через год, в январе 1993-го, по решению руководителя следственной группы уголовное дело по обвинению в госперевороте и измене Родине было прекращено, а еще через год всем участникам ГКЧП была объявлена амнистия. Выйдя на свободу уже в совершенно другой стране, Дмитрий Тимофеевич продолжал жить достойно: ничего не просил, не жаловался, окунулся с головой в общественную деятельность, писал воспоминания. Ничего не боялся: без обиняков высказывался о российской армии образца 90-х, о великом переделе нравственности, о фальсификации истории. От своих убеждений не отказался: партийный билет не сдал, все публикации и интервью размашисто подписывал - «Дмитрий Язов. Маршал Советского Союза».
Когда увидел, что армией занялись профессионально и всерьез, принял предложение стать военным советником Минобороны, а также главным советником-консультантом начальника Военной академии Генштаба. В 2008 году, после воссоздания службы генеральных инспекторов Минобороны России, стал генеральным инспектором. Заслуги Маршала Язова, его вклад в укрепление российской армии были отмечены тремя высшими государственными наградами Российской Федерации, которые ему вручили в разное время Президенты Путин и Медведев.
О своей богатой событиями жизни, своем видении исторических процессов, о людях, с кем довелось воевать и трудиться, Дмитрий Тимофеевич рассказал в нескольких книгах воспоминаний - с предельно честным содержанием и, как говорят литераторы, «фактурным» изложением.
Всплеск в последнее десятилетие интереса к своей персоне, к превратностям своей судьбы воспринял спокойно. Но имея характер независимый и сильный, предупредил, что не нуждается ни в похвалах, ни в порицаниях, ни в оценках: «более объективной оценки, нежели та, которую я поставил своим прожитым годам и делам, мне не сможет дать никто из живущих на этом свете. А вообще, все эти разговоры и чьи-то предположения такая мелочь, поверьте мне. Сегодня какие-то детали может быть кому-то еще и интересны, завтра о них даже не вспомнят. А вот день, когда началась война и особенно День Великой Победы будут помнить всегда. Готов поклониться каждому, кто отстоял тогда Родину».
В сентябре 1991 года в «Коммерсанте» появилась заметка о первых днях членов ГКЧП в СИЗО: сидевшие с Олегом Баклановым и Юрием Плехановым в одной камере «московские кооператоры» рассказали, как бывшие партийные руководители осваиваются в тюрьме, и какие перемены произошли в изоляторе с их появлением. «По сведениям сокамерников, 23 августа в СИЗО №4 на ул. Матросская тишина стали поступать члены ГКЧП. Они не были готовы к тюремным порядкам - например, к гнилому рыбному супу. Олег Бакланов, в частности, не знал, что в таком супе можно есть только рыбу, а остальное надо выливать», - говорилось в материале.
Через три дня после ареста путчистов в СИЗО сменили охрану, часть арестантов вывезли в другие изоляторы, а вновь прибывших подселили в небольшие камеры (на три-четыре человека) к «старожилам». Оставшиеся в «Матросской тишине» арестованные заметили, что питание улучшилось: к привычным порциям добавили масло, сахар и мясо.
«Сокамерники рассказали, что сначала гэкачеписты откровенно нервничали, плохо спали и с опаской поглядывали на соседей. Но увидев, что сидят только с советскими деловыми людьми, успокоились. Однако Олег Бакланов - известный идеолог оборонного сознания в СССР и непререкаемый авторитет среди генералов ВПК - рассказал кооператорам в камере, что ГКЧП хотел дать свободу предпринимательству. Бывшие зэки объяснили, что в СИЗО не доверяют ни одному слову бывших членов правительства, потому что уверены: в случае победы путча их бы просто расстреляли. Однако великодушные зэки утешали путчистов тем, что всех их выпустят года через 2-3 после политической амнистии», - писал «Коммерсант».
Экс-председатель Верховного Совета СССР Лукьянов, как рассказывал в интервью «Русской жизни» он сам, сидел в одиночной камере: «Но заключенные меня уважали, потому что я феню знаю. Нас же учили фене, я даже экзамен по ней сдавал, оказалось, помню».
И Лукьянов, и Бакланов, и другие обвиняемые по делу ГКЧП помещались в 4-м следственном изоляторе «Матросской тишины». Другие СИЗО на территории этого тюремного комплекса заметно отличались от него. Вот, например, как описывал в 1994 году изолятор №1 сидевший там за разглашение гостайны ученый-химик Вил Мирзоянов: «Этот изолятор хуже, чем концентрационный гитлеровский лагерь: грязь, разрушения, антисанитария. Я не мог представить, что такое возможно - пьяные тюремщики на глазах людей избивают заключенных». В 20-местных камерах СИЗО-1 сидело до сотни человек.
Арест Дмитрия Тимофеевича Язова произошёл в аэропорту, как это было рассказывает в одном из интервью он сам. Во "Внуково" уже подошли ко мне два крепыша. Пригласили в зал. Там сидит Степанков, генпрокурор РСФСР: "Вы арестованы по подозрению в измене Родине". Ну здорово. Кому я изменил? "Это потом разберемся". Пригласили в машину. Два охранника справа и слева сели. Впереди машина - там уже Крючков. Следующие - еще трое арестованных...
- Вас сразу повезли в "Матросскую Тишину"?
- Нет. Повезли по Ленинградскому шоссе, повернули к озеру Сенеж. Я там оканчивал училище в 1942 году и оттуда на фронт уходил.
Арестованных Язова, Крючкова и Тизякова сначала поместили в санаторий МВД «Сенеж» в Солнечногорском районе Подмосковья, там же прошли первые допросы.
Привезли. Там были финские домики. Завели каждого в отдельный домик. Прибывает дознаватель Ликанов, такая пышная мордочка, прищурился. "Поговорим?" Начали обыскивать. Понятыми пригласили двух солдатиков. И вот Ликанов выворачивает мне карманы. А эти ребятишки стоят, думают: черт, какой позор.
- В чем вас в итоге обвинили?
- "Измену Родине" так и не доказали. Заменили на "захват власти". И это не доказали. Потому что Горбачев сказал: я не чувствовал, что у меня отняли власть.
В итоге ничего не смогли предъявить. Только замерили расстояние, которое шли танки по Москве. И насчитали вреда для дорог на 70 миллионов рублей. Это и предъявили.
- А что было потом?
- В час ночи положил мне на тумбочку яблоко один майор из МВД. "Берите яблоко, сейчас выезжаем".
Затем, не вполне понимая, куда отправить столь высокопоставленных обвиняемых, члены следственной группы (ее в итоге возглавил замгенпрокурора России Лисов) перевели их в специально подготовленный изолятор в городе Кашин Калининской (сейчас - Тверская) области.
Проехали Тверь, повернули. Уже светало. А я еду в кителе. Остановились. Подходит один, предлагает плащ-накидку, закрыть погоны. Я: а зачем? Пусть видят, министр едет арестованный.
В конце концов мы оказались в Кашине - старинном городке. Там в монастыре сделали тюрьму. И нас там спрятали.
Но она находилась в 200 километрах от места проведения расследования. Тогда выбор прокуратуры остановился на одном из изоляторов «Матросской тишины» - и путчисты снова оказались в Москве.
Об этом переезде так вспоминал один из его участников - Василий Стародубцев (в 1991 г. - народный депутат СССР и глава аграрного союза). Арестовали меня одновременно с Павловым. Ночью вывезли в Тверскую область, потом опять же ночью вернули в Москву. Позже мне рассказывали, что, якобы, рассматривался план нашей ликвидации: во время перевозки на охрану нападают «наши сторонники» и во время перестрелки мы погибаем… В «Матросской тишине» членов ГКЧП разместили по отдельным камерам. Правда, в них находились ещё один-два человека - «подсадные утки». Изоляцию от внешнего мира устроили невероятную. Свет в камерах горел ночью и днем - то ли чтобы «давить на психику», то ли чтобы облегчить за нами наблюдение. Кормили так, что Язов потерял 26 кг веса.
У Язова на допросах выпытывали, кто в ГКЧП был "паровозом". Кто какую роль играл. Я говорю: вы обратите внимание, кто в ГКЧП. Зам Горбачева, глава правительства, все министры, секретари ЦК. Все изменники, что ли?
А потом нас перевезли в "Матросскую Тишину". Форму с меня сняли. Одели в тюремную. Дали такие штаны, что надо было держать все время в руках. Подвязал бинтом, чтобы не спадали.
- Вы, после того как вышли на свободу, встречались с Горбачевым?
- Единственный раз, когда был суд над Варенниковым. Все члены ГКЧП согласились с амнистией, а генерал Варенников не согласился. И правильно сделал. Но мне, например, так поступить нельзя было.
- Почему?
- Меня бы осудили. Нашли же вот предлог - дороги в Москве попортил. А Варенников ссылался на Язова. Язов приказал. И я ничего не отрицаю.
- И что вам Горбачев тогда, на суде, сказал?
- Мимоходом: мне тебя жаль и Ахромеева (экс-начальник Генштаба, покончивший с собой после провала ГКЧП). А остальные - черт с ними.
- А вы?
- Я ему ответил: а мне жаль, что Родину потеряли. Он махнул рукой и ушел. И больше мы с ним не встречались.
В журнале «Информационное Обозрение» сотрудники УФСИН России - С.Н. Курицын, заместитель начальника ФКУ СИЗО-2 УФСИН России по Тверской области, майор внутренней службы и М.П. Мороз, старший инспектор пресс-службы УФСИН России по Тверской области, капитан внутренней службы в своей публикации «Горячий август 91-го (о пребывании в СИЗО-2 УФСБН России по Тверской области членов ГКЧП)» рассказали, как участники ГКЧП оказались в Тверской области.
Следственный изолятор № 2 УФСИН России по Тверской области - Кашинский Тюремный замок был построен в 1855 году и с тех пор не менял своего назначения.
Долгие годы учреждение жило своей обособленной жизнью. Однако громкие события в России в августе 91-го года, известные как путч, сделали изолятор знаменитым на всю страну. Именно здесь содержались члены ГКЧП после ареста.
О полных драматизма августовских днях вспоминают начальник УФСИН России по Тверской области с 1993 по 2011 год Александр Михайлович Савихин, начальник СИЗО-2 Юрий Анатольевич Кутузов, ветеран учреждения Виталий Алексеевич Родионов.
О днях, проведенных в СИЗО-2, пишет в своих мемуарах и один из членов ГКЧП маршал Д. Т. Язов. Человек, занимавший один из руководящих постов в огромном государстве, в одночасье ставший узником, передает до мелочей наиболее впечатлившие его обстоятельства и разговоры. Маршал подробно описывает дорогу в Кашин, обстановку в камере. Ценность этих воспоминаний велика, пусть даже в некоторых случаях маршал и ошибается. К примеру, Дмитрий Тимофеевич решил, что тюрьма находится в бывшем монастыре. Вот что он пишет:
«Часам к девяти утра мы подъехали к Кашину. Перед въездом в город поставлен не то обелиск, не то просто бетонный громадный столб или стела, на которой написано в псевдославянском стиле «1287 год». Проехали через город. На высоком берегу незнакомой мне речушки стоит церковь, а слева от нее - монастырь. В нем и располагается тюрьма.
Машины загнали в грязный тюремный двор и расставили по разным углам так, чтобы мы, арестованные, не видели друг друга. Около 10 часов мне предложили пройти в одноэтажное здание, по-видимому «приемный пункт», где меня обыскали, ощупали. Внимательно осмотрели все: фуражку, китель, брюки, рубашку, даже трусы. Мне оставили только носки и ботинки, остальное все описали, выдали квитанцию на форму и отдельно на часы и заколку от галстука. Взамен дали широченные «зэковские» брюки и куртку - она же рубашка с нашивкой на рукаве «ЗМИ», не знаю, что это обозначает, но было ясно, что «заключенный».
Д. Язов.
По тропке, с обеих сторон огороженной колючей проволокой, подвели меня к старому монастырскому двухэтажному дому, выстроенному в форме буквы «П». Провели через несколько металлических дверей в довольно длинный коридор, и вот - со скрипом открывают тяжелую дверь и я вхожу в камеру.
СИЗО-2. Архивное фото.
Две металлические кровати, металлический же стол, в углу - чаша «генуя», вот и все удобства. Охранник занес в камеру тощий матрац, две рваные застиранные простыни, подушку, набитую скатавшейся ватой, тонкое дерюжное одеяло, небрежно все это бросил на кровать и молча вышел. Окно было разбито, снаружи - толстая металлическая решетка, стены камеры исписаны.
«Иуда» (глазок в двери) постоянно открыт - охранник непрерывно ведет наблюдение за мной. Закрывается этот глазок только тогда, когда кого-то ведут мимо камеры по коридору.
Вновь зашел охранник, молча поставил на стол алюминиевую миску с перловой кашей, хлеб на целый день, чайник с кипятком, кружку и сахар в свернутом из газетной бумаги кулечке.
Хотел умыться. Ни мыла, ни зубной щетки, ни бритвы - ничего!
Часа через два навестил меня капитан, по-видимому, начальник тюрьмы. Я рассказал ему, как и где меня арестовали, что у меня нет самого необходимого, даже нет листка бумаги и ручки - написать заявление.
Капитан с пониманием выслушал меня и минут через десять сам принес мне бумагу, карандаш, мыло, щетку и зубной порошок.
Я сразу же написал заявление на имя Генерального прокурора Российской Федерации В.Г. Степанкова о предоставлении мне адвоката и о возможности встретиться с ним.
Коридор СИЗО-2. Архивное фото.
Капитан взял заявление, пообещал передать. Охранник принес ведро, тряпки:
- Хотите, чтобы было чисто, - мойте сами.
Есть не хотелось, пропал не только аппетит, но и сон. Еще не сидел, а уже начала давить тоска.
Первая ночь в Кашинской тюрьме показалась вечностью. Тяжелы и беспросветны мысли. Все прошлое, благополучное, счастливое, рушится, и грудой обломков оседает в душе сплошная горечь. <...>
Утром 24 августа в камеру завели человека с большим черным мешком, наголо остриженного, средних лет. Он представился: «Юрий» - и очень подробно стал рассказывать о мучительной ночи, проведенной в полуподвальной камере этой же тюрьмы. Затем начал раскладывать свои вещи на кровати, на столе, на полу. И при этом говорил, говорил не умолкая. Говорил, что он инженер-механик из Минска, что его обвиняют в плохом монтаже технологического оборудования на предприятиях, перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию. Он уже провел в тюрьмах тех городов, где устанавливал оборудование, больше года. По его словам, привезли его в Кашин на черном «вороне» из пересыльной тюрьмы на Красной Пресне, что в Москве.
Он достал кипятильник, налил из крана воду, нашел розетку, включил. Курил сигарету за сигаретой и жадно пил чай, рассказывая о себе.
Вдруг сказал, что он зять Машерова Петра Мироновича - Героя Советского Союза, активного партизана на белорусской земле в годы Великой Отечественной войны. У меня возникло подсознательное чувство - не подсадная ли он утка?
Теперь, после опубликования книги В. Степанкова и Е. Лисова «Кремлевский заговор», стало ясно, что человек, с которым я слушал радио, обсуждал каждое выступление, был «подсадной уткой», хотя не исключено, что и работники тюрьмы могли записывать на магнитофон или стенографировать наши разговоры. Где-то во второй половине дня нас вывели на прогулку. Прогулочные дворики размещаются как бы на третьем этаже - на крыше двухэтажного здания. Это та же камера, с зарешеченным верхом - потолком, покрытым колючей проволокой. Над всеми проволочными двориками - настил, по которому ходят охранники с собаками овчарками. Спрашиваю у опытного в тюремной жизни Юрия:
- А зачем там собаки?
- Давить, унижать, чтобы ты был ниже этого четвероногого! Собака, находясь на посту, лучше человека видит, слышит, чует.
Действительно, овчарка занимала такое положение, какое позволяло ей видеть два-три прогулочных дворика, во время прогулки зорко следила за движением заключенных.
Юрий меня спросил, что я знаю о Кашине. «Я, - говорит, - здесь работал, но практически ничего не знаю об историческом прошлом этого города».
Я ответил, что в Кашине впервые, но, судя по стеле, где значится дата основания или начала строительства города - 1287 год, это совпадает с периодом княжения в Твери Михаила Святого.
Говорили мы с Юрием долго. Пора бы и спать. Цепь на двери вдруг заскрежетала, защелкал ключ в огромном дверном замке, со скрипом полуотворилась тяжелая дверь:
- Язов, на выход с вещами!
Стела при въезде в г. Кашин.
Только в этот момент я понял, почему перед отбоем, около 22 часов, заходил начальник тюрьмы. Он был очень вежлив, положил на стол сигареты «Астра», спички. «Это Вам», - сказал с улыбкой. Теперь-то я понял, что опять куда-то повезут.
Небольшой анализ ситуации - и я пришел к выводу, что поедем в Москву. События развертывались там, там и будет идти следствие.
Выходим, лают овчарки, стоят БТР, кругом охрана, «Волги». Подошли к машинам - что ж, опять в путь ночной».
А вот как описал в разговоре эти же события ветеран учреждения, ранее работавший старшим контролером, прапорщик внутренней службы в отставке Виталий Алексеевич Родионов:
«Не каждый день встречаешься с членами правительства чуть ли не в полном составе, да еще в роли «гостей» нашего учреждения.
День 23 августа 1991 года начался как обычно. Между делом обсуждали последние события в столице, а обсуждать было что, хотя, как правило, периферию это касается мало.
В 16:00 от дежурного помощника начальника следственного изолятора поступила команда выдать вещи, числящиеся по квитанциям на тот момент, всем заключенным. На удивление расторопно, уже к 18:00, задание было выполнено. В это время стали прибывать спецмашины из ГОВД и РОВД близлежащих районов для перевозки «контингента». К 19:00 таких машин набралось семь. Версий было немного, в том числе и со стороны заключенных. При погрузке в машины один из них спросил: «Ну что, начальник, путчистов везут?» О тюремной почте ходят легенды, но и сообразительности заключенных нужно отдать должное, благо радио в камерах режимного корпуса работало исправно.
До 22:00 «зэки» находились в машинах. Заместитель начальника по режиму и оперативной работе назначил по два контролера на каждую машину, предприняв дополнительные меры предосторожности: закрыли двери машин на два замка (люки задраены - «удовольствие» в летнее время не из приятных).
В 22:30 колонна из семи машин направилась в Тверь. По дороге в районе села Горицы навстречу промчались два БТР тверского ОМОНа, с одним из которых чуть было не произошло столкновение. Каждый спешил выполнить свою задачу. Передача заключенных в первый изолятор Твери напоминала процедуру возвращения Янтарной комнаты в Шереметьевской таможне: настолько все было скрупулезно, тщательно и с несвойственной педантичностью. После этого получили в управлении дополнительные спецсредства и направились домой. Прибыли в изолятор в 5:30.
За время нашего отсутствия произошли значительные перемены. На территории изолятора и за его пределами сконцентрировалось около 600 сотрудников спецподразделений всего центрального региона России.
Всего за одни сутки были осуществлены такие меры охраны в части усиления «обороноспособности», какие не предпринимались в учреждении на протяжении последних 15-20 лет.
По уровню организации работы во всем чувствовался «государственный» подход. Впервые воздух был насыщен запахом адреналина. И это не просто слова.
Полковник из управления по-деловому четко и конкретно поставил задачу. Он произвел на всех благоприятное впечатление, мы прониклись к нему доверием и приняли его версию происходящего.
Непосредственно на сотрудников изолятора возлагалась задача по выполнению чисто профессиональных функций: обыск, соблюдение режима секретности и изоляции для спецконтингента. Особое внимание было обращено на действия при попытке совершения суицида.
Каждому сотруднику понятно и знакомо трепетное отношение к сильным мира сего, к генеральским, тем более к маршальским, погонам. Начальник изолятора предложил добровольцам провести обыск вновь прибывших. Короткое замешательство и затишье - и после некоторых сомнений определились, кто кого будет «обслуживать», ибо подсознательно отдавали себе отчет в том, с кем придется общаться.
Ожидали прибывших в помещении для обыска. И вдруг... заходит «живой» маршал Советского Союза, министр обороны СССР Дмитрий Тимофеевич Язов. Все мгновенно встали, вытянулись по стойке. Реакция маршала была адекватной - с каждым поздоровался. До сих пор этот факт вызывает у всех присутствовавших тогда сотрудников чувство искреннего уважения и огромной симпатии к маршалу. Приступили к обыску. Бросилось в глаза, что он прибыл без каких-либо вещей, в военной форме - добротно сшитом кителе с орденскими планками. Возникла заминка: в камеру заглянул заместитель начальника и попросил потянуть время - не было одежды подходящего размера. Обыск прошел по полной программе, тщательно осмотрели одежду: проверяли каждую складку, каждый шов - в нашем деле мелочей не бывает. При досмотре у маршала были изъяты часы Seiko и заколка для галстука. Как только она оказалась у меня в руках, Дмитрий Тимофеевич, наверное, впервые болезненно отреагировал на происходящее. Кажется, судьба заколки волновала его больше собственной. Обратили внимание на гравировку: «Я. Д. Т. от жены». (Дмитрий Язов своё волнение в данный момент объяснял так: У меня было другое напряженное обстоятельство. 19 мая мы попали в аварию - ехали из Завидово, где дачи сейчас. Путин или Медведев - не знаю, кто там сейчас находится. А тогда там было охотхозяйство, за которое я отвечал, финансировал… У нас там было примерно 200 уток с подрезанными крыльями - и больше 3 или 4 тыс. цыплят. Мне позвонил начальник, говорит, среди них несколько беленьких оказалось. Я взял жену посмотреть. А на обратном пути мигалка - она впереди шла, оторвалась. Я выезжаю, и молоковоз ударил в зад. Мы полетели в кювет на скорости 100 км/ч. Бронированный ЗИЛ согнулся… Я стукнулся хорошо, а Эмма Евгеньевна одной ногой попала туда, где коленчатый вал проходит: в трех местах ногу поломала, и руку ей оторвало. У меня всегда было две машины: вторая - связная, на случай войны, там, где чемоданчик. Никакой там кнопки нет, машина оборудована для того, чтобы дать команду. Мы пересели в эту машину, там места много. И я по телефону через дежурного сказал, чтобы была бригада в госпитале для операции. В августе супруга была вся в гипсе - нога и рука, возили на коляске. Вот это меня беспокоило, и домой я не поехал, когда ввели войска, остался в кабинете. И дежурил там, и спал…)
Как вы уже догадываетесь, процедура обыска закончилась в тот момент, когда привезли спецодежду - рабочий хлопчатобумажный костюм 64-го размера. Буквы «ЗМИ» на рукаве понятны всем жителям Тверской области: завод механизированного инструмента, город Конаково. (Вот и раскрылась тайна «зэковского» костюма для маршала!)
Увозили Язова, Крючкова, Янаева, Павлова, Тизякова и Стародубцева более торжественно. Впереди БТР с водруженным российским флагом. Кортеж из «Волг» с соответствующим сопровождением, на огромной скорости проследовав через весь город, направился в сторону Москвы».
С 2000 года следственным изолятором руководит полковник внутренней службы Юрий Анатольевич Кутузов. В 1991 году он занимал должность дежурного помощника начальника следственного изолятора. На сегодняшний
день он единственный работающий в учреждении очевидец пребывания членов ГКЧП в СИЗО-2.
Ю. Кутузов.
Наибольшее впечатление на молодого сотрудника произвело появление маршала:
«Пробыли они у нас недолго - несколько дней. Всех подследственных тогда вывезли в другие СИЗО, а к нам привезли шестерых, в том числе министра обороны Язова. Конечно, к таким людям невольно проникаешься уважением. И надо сказать, что и они к нам относились очень спокойно, достойно себя вели: принимали пищу, мыли полы в камере, режим не нарушали, лишнего не требовали.
Когда вошел маршал Язов, все встали. Он прибыл в маршальском кителе с золотой булавкой и якобы золотыми пуговицами. Шли разговоры, будто одна из них потерялась во время досмотра. Вскоре после отъезда членов ГКЧП в Москву ее нашли где-то за половицей, и она оказалась обыкновенной. Было понятно, что люди к нам пожаловали непростые, неординарные. Принимались повышенные меры безопасности. Ожидали чего угодно, в том числе и попытки отбить. На вышках тогда стояли майоры и подполковники, спецназ. На территорию загнали бронетранспортер. Но все прошло спокойно, ничего экстраординарного не случилось».
Наиболее подробно о тревожных днях рассказал полковник внутренней службы в отставке Александр Михайлович Савихин, возглавлявший УФСИН России по Тверской области с 1993 по 2011 год, а в августе 1991-го - заместитель начальника УИД УВД Калининского облисполкома.
А. Савихин.
Ему и слово:
«19 августа (это был понедельник) утро началось с того, что вместо обычной передачи по радио стали передавать «Лебединое озеро». Стало ясно: что-то случилось в стране. Я тогда был заместителем начальника управления по режиму и оперативной работе. Мы с Борисом Георгиевичем Фроловым, начальником управления, терялись в догадках. Через некоторое время пришел приказ о переходе на усиленный вариант несения службы. Звоним в ГУИН, нам говорят: «Готовьтесь к любым неожиданностям. Возможно, к вам привезут интернированных». Мы решили, что это будут иностранцы, которых закроют от общения со всеми. В ночь на четверг начальник УВД Виктор Федорович Гусаков дал команду отправляться в Ржев - в СИЗО-3. Туда привезут людей, которых надо будет разместить.
Ржев - СИЗО-3.
В третьем следственном изоляторе все было спокойно. Вдруг часов в 11 подъехала машина ГАИ. Вышел из нее Леонид Иосифович Оборский, тогдашний начальник ГАИ: «Я привел сюда колонну автозаков из второго следственного изолятора. Они стоят за городом. Сколько народу - не знаю, но достаточно много. Женщин мы оставили в первом следственном изоляторе, а всех мужчин везем к тебе. Готовься!»
В СИЗО-3 был большущий перелимит, почти в два раза. Осужденных было под 400 человек. И сколько еще привезут - неизвестно. В СИЗО-2 на то время было порядка 300 подследственных. Как разместить 700 человек? Приехало человек 250. Милицейские автозаки нужно было срочно отпускать. Людей заводили в следственные кабинеты, а их там - четыре маленьких комнаты. Все стояли. Духота. Двери открыли настежь. Поставили пулемет в коридор и показали осужденным. Предупредили: если кто-то попробует выйти, будет применяться оружие. Никто не выходил, дисциплина была железная. Когда кому-то становилось плохо, его выносили и клали на пол в коридоре.
В это время сотрудники спецотдела быстро занимались формированием. Надо же было развести осужденных по категориям! Первыми в отдельные камеры поместили туберкулезных больных. Следующими развели по разным камерам подельников. Затем несовершеннолетних отделили от взрослых, а дальше и прочих. Всех сначала разместили без различия вида и режима по камерам, а потом уже началась работа по перемещению осужденных из камеры в камеру.
СИЗО-2. Запретка, восточная сторона.
Закончили мы ее примерно в 16 часов. Я поехал к себе в управление - в Тверь.
В пятницу около 10 часов позвонил Б. Г. Фролов и распорядился прибыть во второй следственный изолятор города Кашина - мол, у них сложное положение, и мне необходимо там быть за главного.
Примерно тогда же позвонил Валерий Никодимович Панчук, который работал в управлении СИЗО и тюрем ГУИН. Он попросил привезти белье, бритвенные принадлежности для тех, кого подняли по тревоге в Кашине. Я купил все необходимое, собрал чемодан и поехал. По телефону прямо ничего не говорили, поэтому я не знал, на сколько уезжаю.
В субботу утром подъезжаю к СИЗО-2, звоню - открывается «глазок» ворот, кто-то смотрит, а дверь на КПП закрыта, ворота не открывают. Ну, меня все знали, потому что я регулярно объезжал все подразделения, тем более во втором следственном изоляторе был совсем недавно. Я говорю: «Открывай давай!» - и «покритиковал» тех, кто там стоял. Мне был ответ: «Александр Михалыч, постой! Сам поймешь, почему мы тебе не открываем». Прошло немного времени - ворота открылись, мы заехали. Оказалось, ворота КПП были подперты бронетранспортером, который был не на ходу. Он доехал туда и сломался. А в ворота его ставили вручную, чтобы в случае нападения на СИЗО ворота не вышибли другим бронетранспортером или танком. А тот, кого я «критиковал», оказался Юрием Ивановичем Калининым.
Там же были начальник УВД Виктор Федорович Гусаков и начальник Рязанской высшей школы МВД России, а теперь Академии ФСИН России, Сергей Николаевич Пономарев. Службу несли 30 преподавателей из Рязани, которые еще меня учили, и три отряда спецназа: наш (19 человек), из Нижнего Тагила и из Тюмени. Кроме них работники управления СИЗО и тюрем. Старшим там был Сергей Михайлович Тараканов, а с ним Панчук, Лукоминский и еще два человека.
Когда принимали решение, куда отправить членов ГКЧП, в пользу СИЗО-2 города Кашина было несколько аргументов, в том числе то, что это один из ближайших маленьких изоляторов, расположенных не в Московской области. Во-вторых, в управлении СИЗО и тюрем наш регион был на хорошем счету. Все происходило в обстановке строгой секретности. Ничего не знали ни простые горожане, ни городские власти. Преподаватели института жили в городской гостинице, их увозили и привозили на автобусе.
В. Ф. Гусаков и Ю. И. Калинин рассказали, какие работы провели к тому времени. Меня оставили в СИЗО-2 старшим.
В кашинском следственном изоляторе, как и везде, вышки сориентированы так, чтобы препятствовать побегу изнутри. А теперь возможно было нападение снаружи. Пришлось в вышках пропиливать бойницы. Как в фильме «Чапаев», занесли мешки с песком, поставили пулеметы под крышу.
В то время было известно, что московская «Альфа» на месте, а вот питерская - нет, и мы все боялись нападения. Кстати, как-то позже я спросил у Александра Ивановича Мирошниченко - заместителя командира группы «А», как долго мы, учитывая все принятые меры, смогли бы продержаться. Он сказал: «Две - три минуты».
А почему боялись нападения? Потому что Ю. И. Калинин привез шесть высших руководителей нашей страны. Это были вице-президент Г. И. Янаев, тогда он исполнял обязанности президента СССР; председатель Совета министров В. С. Павлов; начальник КГБ В. А. Крючков; министр обороны Д. Т. Язов; председатель Союза сельхозпроизводителей В. А. Стародубцев и председатель Объединения предпринимателей А. И. Тизяков.
Они были разведены на два этажа, на каждом этаже по три человека. И конечно, их разместили далеко друг от друга.
Было понятно, что в случае серьезного нападения нас ничто не спасет. Мы решили позаботиться о предупреждении. Людей с рациями, настроенными на одну волну, выставили на дорогу, которая шла из Кесовой Горы, из Кашина. И вокруг домов были расставлены по 2-3 человека. Их цель - при обнаружении продвижения к нам каких-то сил сразу нас предупредить. По телефону мы почти не общались, потому что боялись перехватов сведений.
Но хочу сказать, что все обошлось для нас хорошо. Тем не менее, мы каждый день ложились спать часа в два ночи. В шесть был подъем. Спали с автоматами. Я и начальник СИЗО-2 Владимир Николаевич Хренков спали в кабинете у оперативных работников, туда были занесены кровати. Мылись мы в бане для осужденных. Нам, как и лицам, находящимся у нас на содержании, готовили обычную пищу, разносолов и изысков не было.
Три раза в день я обходил камеры, каждую из которых непрерывно охраняли два человека. Один смотрел в глазок, второй сидел на табуретке. Смена была по восемь часов, а затем ребят меняли. Также на каждом этаже была группа подмены.
Наши подследственные вели себя по-разному, но довольно спокойно. Со всеми мы беседовали на обычные темы.
На верхнем этаже находился В. А. Крючков. Вел он себя спокойно. Это был самый подготовившийся человек из тех, кого к нам привезли. С двумя чемоданчиками с вещами, в спортивной форме. Когда Крючков стал меня «пробивать», где он находится и кто еще с ним, я ему говорил, что не знаю. А он мне: «Язова везли передо мной на машине - его фуражка лежала у заднего стекла. Въехали мы в город Кашин». Он увидел название на стеле при въезде и, будучи человеком очень хорошего ума, вспомнил, что в Кашине есть следственный изолятор, человек на 300. То есть он попал практически один в один.
Д. Т. Язов «сидел» в середине второго этажа. Маршал, министр обороны СССР - это настоящий солдат, привыкший к дисциплине. Каждое утро подъем был в шесть часов. Язов вставал, просил ведро, тряпку и сам протирал камеру. Он сожалел, что дал команду ввести войска в Москву. Боялся за сына, который тогда учился в Академии Генштаба, что его могут уволить. И еще переживал за жену, которая тогда сломала ногу».
Рассказал Александр Михайлович и о сокамернике Язова: «Согласно нашим нормативным документам подследственный не должен находиться в камере один. Только у Крючкова не было сокамерника, у остальных всех были. Сокамерника Язова привлекли за мелкое хулиганство: он разбил витрину в Кашине, пытаясь что-то украсть. Его привез начальник кашинского РОВД. Вот этот подследственный лежал на спальном месте, а маршал наводил порядок. Я когда опять это увидел, сказал ему: «Если еще раз маршал возьмет тряпку в руки, ты у меня будешь постоянно сидеть в карцере». Эта угроза возымела действие. В дальнейшем Язов стучал в дверь, а мыл полы уже тот, второй.
На том же этаже был Г. И. Янаев. Это был нервный человек, все боялся, что его отравят. Я помню, как однажды во время обеда заглянул к ним посмотреть, как они принимают пищу. Он спросил: «Вы пробовали?» Я сказал: «Могу попробовать» - и взял ложку. Тогда и он начал есть.
На первом этаже у нас помещался В. С. Павлов - как раз под Д. Т. Язовым. Нормальный человек такой, достаточно полный. Никогда не забуду: он сначала обувал ботинки, а потом надевал брюки, именно из-за своей полноты. Мы беседовали с ним о положении дел в стране. Он рассказывал о тяжелом финансовом состоянии, о сложном продовольственном вопросе.
С А. И. Тизяковым однажды был такой случай. Докладывают мне постовые, что он таблетки берет (а по состоянию здоровья почти все принимали таблетки), но не пьет, а складывает под матрас. Во время прогулки, на которую путчистов выводили по одному, провели обыск в камере и действительно нашли под матрасом несколько таблеток. Тизяков сказал, что почувствовал себя хуже и, видимо, от них. С нами был врач, утверждавший, что эти таблетки ему необходимы. Тогда мы стали толочь их в порошок и следили, чтобы он принимал лекарства при нас.
В. А. Стародубцев вел себя отлично, никаких вопросов не было.
Прошло несколько дней, когда мне сообщили, что в ночь со вторника на среду их будут забирать. Примерно около 11 часов вечера приехала колонна новых «Волг», прямо с конвейера, госномера им поменяли в следственном изоляторе. Во главе был Ю. И. Калинин. С 12 ночи мы стали отправлять подследственных в Москву. До этого Юрий Иванович побывал в московском СИЗО-1, на территории которого был размещен СИЗО-4 для особых государственных преступников. Этот изолятор освободили от содержавшихся в нем людей, провели необходимые оперативно-поисковые мероприятия, потому что раньше он обслуживался КГБ СССР. Начальником туда назначили В. Н. Панчука, который с Ю. И. Калининым готовил изолятор к приему членов ГКЧП.
Перед отправкой я заходил в камеры и объявлял, что их будут переводить в другой следственный изолятор, но куда именно - не говорил. Когда мы с заместителем по режимно-оперативной работе пришли к Крючкову, тот сразу все понял: «Везете в Москву. Следователю сюда ездить слишком накладно, поэтому перевозите в столичный изолятор».
Машины на Москву убывали с интервалом в 20 минут. Первым отправили Стародубцева, затем Тизякова, Янаева, Павлова, Язова, а последним - Крючкова. Машина сопровождения шла впереди, в ней водитель - аттестованный сотрудник плюс четыре человека, все вооружены автоматами. Во вторую «Волгу» садился человек, которого перевозили, по бокам - люди с пистолетами, а впереди - с автоматом. Замыкающим начальником караула был Ю. И. Калинин, он вез Крючкова. Одна пара «Волг» уходила - перерыв 20 минут, затем следующие. У сотрудников были радиостанции, которые могли обмениваться сигналами только между собой. Крючкова увезли без двадцати два ночи. Следом направились отряды спецназа - наша «Рысь», нижнетагильский и тюменский, которые потом охраняли следственный изолятор № 4 в Москве».
После отправки высокопоставленных подследственных в столицу жизнь в учреждениях уголовно-исполнительной системы Тверской области, и СИЗО-2 в частности, вернулась в привычную колею. И только легенда о пропавшей золотой пуговице с маршальского кителя до сих пор жива среди сотрудников.
Источники:
1. Язов Д. Т. Воспоминания // Наш современник. 1998. № 8.
2. Информационное обозрение vedomosti.fsin@list.ru www.orfsin.ru Ведомости уголовно-исполнительной системы № 8/2015 vedomosti.fsin@list.ru www.orfsin.ru
3. Д.Т. Язов «Удары судьбы: воспоминания солдата и маршала» 2014.
4. Скачано с www.znanio.ru
© ООО «Знанио»
С вами с 2009 года.